Над площадью стайками кружили яркие бабочки умиления, а птички радости расселись на памятнике Эмобою, испуская победные эмо-трели. Праздник победы над страшными чудищами, затерроризировавшими местный народ, был в самом разгаре. Клоуну и неожиданно пришедшему ему на помощь коту в очках с трудом удалось вернуть Эгора на землю, убедив ликующую толпу, что герою нужно отдохнуть после тяжелой битвы. И теперь Эгор сидел спиной к постаменту памятника и ревел в три ручья. Ему опять не удавалось справиться с бешеной слезной железой, по иронии судьбы оказавшейся сильнее жутких монстров. От гулявшей толпы его отгораживала массивная фигура Тик-Така. Клоун, достав из своего бездонного кармана носовой платок неимоверных размеров, умильно копировал Эгора, стараясь его рассмешить. Хрюкал, пускал фонтанчики слез и громко сморкался. Кот, который стоял между ними, стоически наблюдал эту сцену и то и дело поправлял очки, съезжавшие с плоского прохладно-влажного розового носа. На площади меж тем кипела жизнь не в самых красивых своих проявлениях. Позабыв на время об Эгоре, куклы и мишки с радостным чавканьем жадно поглощали останки поверженных титанов. Но Эгор ничего этого не видел. Он тер глаз тыльной стороной ладони, злился на клоуна и испытывал стыд перед интеллигентного вида котом. Гибриды злости и стыда разбегались от памятника забавными недодракончиками – оранжевыми крокодильчиками с недоразвитыми пунцовыми крылышками.
      – Воистину возможности ваши безграничны, сир. Животных такого цвета и вида я отродясь здесь не видывал. Хвала Создателю, что наконец-то вы снизошли к нам, сир.
      Кот низко поклонился Эгору и элегантно выхватил из своей сумки красивый надушенный розовый кружевной платок и подал его юноше. Затем достал черную записную книжку и черную чернильную ручку, что-то быстро накорябал и продекламировал:
      – Там, где упали героя слезы, повырастали из камня розы!
      И действительно, из площадной кладки вокруг Эгора пробивались кусты карликовых роз, которые на глазах поднялись, покрылись листьями и бутонами, полопавшимися изумительными цветками. Эгор перестал плакать и спросил у кота:
      – Кто вы?
      – Я Кот. Эмо-кот, придворный ученый!
      Клоун хмыкнул:
      – Эмо-гот, притворный моченый? Что-то ты не похож на эмо-гота. Коты бывают уличные и домашние, а придворных не бывает. Ну а насчет ученого, это может быть. На ботана ты похож.
      Кот презрительно фыркнул:
      – Сир, этот шут с вами? – Шут с вами. А я адъютант его плакучества, – парировал клоун.
      Эгор улыбнулся:
      – Да вроде со мной. Это он меня сюда привел.
      – Хотел, чтобы парень поработал фонтаном на площади, у него это отлично получается. Но тут, как на грех, невежественные твари пришли выяснять отношения и все испортили.
      – Фонтаны «Эмобой» установлены на десяти из пятидесяти площадей Эмотауна, а это площадь Разбитого сердца, – важно сказал Кот. – Именно здесь, согласно Великой книге, должно было пройти боевое крещение спасителя Эмомира – Эгора Эмобоя Бесстрашного. Так все и произошло, хвала Создателю! А вот про толстого красного клоуна в Великой книге нет ни слова.
      – Ой, умоляю, кот ученый! Великая книга – самодельный комикс в тетрадке в клеточку, тоже мне, источник знаний. Меня там нет, потому что я из более позднего периода творчества Создателя. Ферштейн, котик?
      – Понятно, но это не разрешает тебе, пес, смеяться над Великой книгой и перебивать меня, посланника самой королевы Маргит.
      – Ладно, хватит вам. – Эгор встал, посмотрел вокруг и присвистнул. Вид сказочного пиршества производил гнетущее впечатление. – У меня куча вопросов. Я вижу, Кот, ты серьезный малый и сможешь ответить мне на них без кривляний и издевательств. Не то что некоторые…
      – Ой-ой-ой… – обиделся клоун.
      – Конечно, сир, – поклонился Кот.
      – Тогда, может быть, ты отведешь нас в более тихое место, где мы спокойно пообщаемся?
      – С удовольствием, сир. Королева попросила меня ответить на все ваши вопросы по дороге во дворец. А вот про клоунов она ничего не говорила. В Эмомире вообще не место толстым клоунам. Возможно, это какой-нибудь шпион, сир. Может, лучше оставим его здесь, вместе с этим эмо-мусором?
      Эгор посмотрел в добрые щенячьи глазки Тик-Така, которые наполнились слезами обиды.
      – Ну уж нет, этот клоун мой друг, и он пойдет с нами. Вперед и с песней!
      Ученый кот, который воспринял это как буквальную команду, тут же двинулся вперед, замурлыкав песню «Сиге», и не абы какую, а любимую Егором «Lovecats».
      «Спасибо, что не „Boys don't cry“», – подумал Эгор, идя вслед за котом. За ним, обиженно сопя, поплелся клоун. Троица тут же столкнулась с невозможностью быстро покинуть площадь. Увидев Эгора, к нему одновременно кинулись десятки эмо-кукол – мальчиков и девочек. Многие из них держали в руках куски плоти монстров, некоторые судорожно дожевывали и глотали, но все кричали наперебой:
      – Эмобой, ты наш герой!
      – Эмобой, возьми нас с собой!
      – В Эмомир пришла любовь!
      Все эти истеричные куклы были словно близнецы с конвейера: одинакового роста, около полутора метров, с одинаково непропорционально большими головами и коротенькими ручками и ножками, одинаково одетые и одинаково накрашенные. Отличались они друг от друга только мелкими деталями: значками, полосатыми гетрами на руках и ногах, надписями на майках, пряжками на ремнях и рисунками на кедах, размерами сумок-почтальонок или рюкзачков. Мальчиков от девочек отличало еще большее количество косметики и нарочитая манерность. «Смешные куклы, – подумал Эгор, – но только что-то слишком много их». Их действительно было пугающе много и становилось все больше и больше. Под ногами у кукол болтались плюшевые медведи, которые тоже пытались прорваться к Эгору.
      – Именем королевы приказываю разойтись! – завопил кот и притопнул ногой в черной узкой джинсине и кеде.
      – Нет, мерзкий ботаник! Ты не уведешь у нас Эмобоя! Он наш! Мы так ждали его! – наперебой заверещали куклы, продолжая обступать Эгора со всех сторон.
      Тут из толпы в сужающийся круг выпрыгнула одна из кукол с розовыми волосами и черно-белой челкой, упала перед Эгором на колени и в экстазе рванула на груди футболку с надписью «Tokio Hotel». Футболка с треском разорвалась, и Эгор испытал странное неудобство, увидев две симпатичные аккуратные розовые грудки, на одной из которых красовалось выколотое готической чернильной вязью имя «Эгор», а на другой – такое же разбитое пополам сердце, как и на тыльных сторонах его ладоней. Кукла трагически захлопнула глаза с длиннющими ресницами и прокричала:
      – Эгор-Эмобой, возьми меня с собой или просто возьми меня, мой герой.
      Толпа негодующе заголосила, кот зашипел, клоун с любопытством поглядывал на кукольные прелести, а Эгор, к своему стыду, почувствовал знакомую тяжесть пониже пряжки ремня.
      «Этого еще не хватало. Хотя… Хоть что-то осталось от прежнего Трушина. Только, похоже, великовато наследство».
      – Фу-у! – ревела толпа. – Паззерка несчастная.
      – А сами-то кто? – огрызнулась кукла, устроившая стриптиз. – Возьми мое сердце, герой!
      Она резко воткнула свою правую руку под левую грудь и с розовым фонтанчиком выдернула свое идеальное кукольное сердечко и протянула отпрянувшему Эгору.
      – Мы – трупозеры, а ты попозерка, тусовщица дешевая.
      Кукла в майке с Губкой Бобом и с проколотым гвоздиком носом схватила стоящую на коленях выскочку за челку и оттащила в толпу. Однако, как известно, дурной пример заразителен, и сразу несколько кукол, в первых рядах осаждавших, с экстатическими стонами оголили свои бесстыжие кукольные бюсты перед Эгором. Правда, сердца свои вырывать не стали.
      – А мне здесь начинает нравиться, – причмокнул Тик-Так, любуясь обнаженными кукольными телами.
      Однако в толпе разыгрывалась настоящая заваруха. Куклы поприличнее, а особенно куклы-юноши, которым, видимо, нечего было показать, стали хватать за волосы и пинать раздевающихся, которых становилось все больше. Те, в свою очередь, стали отвечать. Мишки Тедди активно принимали участие в драке, кусая за ноги всех подряд. В воздух полетели клочья маек и челок, значки и гетры, а вскоре и оторванные кукольные ноги и руки. Над площадью гремело нескончаемым громом:
      – Паззер! Паззерка! Трупоззерка!
      Быстро поняв, что грех не воспользоваться такой суматохой, кот, клоун и Эмобой стали энергично пробиваться вперед. Под их ногами хрустели россыпи значков, а может, и кукольных сердец. Они шли, стараясь не смотреть под ноги, осторожно обходя драчунов. Безобразия на площади сопровождались жестким саундтреком: плач, стоны, визг, рыки, шепот, срывающийся на крик, вопли, переходящие в вой, – вся эта какофония до боли напомнила Эгору концерт группы «Underoath», до дыр засмотренный на DVD его любимой Кити. Словно услышав его мысли, клоун сказал:
      – Жестокое рубилово. Реальный эмо-сейшн.
      Тем временем драка переросла в настоящее побоище. В руках у кукол заблестели опасные бритвы, полетели розовые брызги.
      – Кровь? – поразился Эгор.
      – Нет, – не оглядываясь и ускоряя шаг, сказал кот, – эмо-заменитель.
      Хотя троица старалась аккуратно лавировать в толпе, Эгору все-таки пару раз перепало, и довольно чувствительно, сумкой по спине и один раз прилетело по колену круглой тяжелой пряжкой ремня с надписью «АС/DC». Клоуну повезло меньше. Какой-то мишка, весь заплатанный и в кожаных трусах, впился зубами в его коротенькую ножку. Тик-Так, не останавливаясь, а только тихо подвывая, протащил его пару шагов, потом двумя ловкими движениями оторвал незадачливому мишке сначала тело от головы, а потом мордочку от своей ноги и со вздохом раскидал их в разные стороны.
      – Надеюсь, им не больно? – спросил кота Эгор, когда они наконец-то выбрались из толпы, которая уже ни на что, кроме выяснения отношений, не обращала внимания.
      – Больно. Но так им и надо, позерам, – ответил ученый кот, резко заворачивая на одну из тихих улиц, отходивших от площади.
      От толпы дерущихся отделилась стройная фигурка и быстро догнала героя со свитой.
      – Я с вами. Котик, ты не против?
      – Я не против. Королева же сказала, что ты всегда можешь вернуться, Мания, – сказал кот.
      Эгор с интересом, а клоун – с двойным интересом рассматривали новую спутницу. Она разительно отличалась от тех кукол на площади. На ней были только простые черные кеды и кожаные черные трусы. И все. Стройное тело, тоннели в ушах, в которых звякали плаги, черные волосы, заплетенные в африканские косички… А еще у нее отсутствовали глаза, на их месте зияли черные дырки. Над неразвитым кукольным бюстом во всю грудь чернела тату «Saosin». На спине Мании висел розовый рюкзачок, весь в значках, из кармана которого выглядывал тряпичный пупсик с зашитым ртом. Отсутствие одежды искупалось отсутствием грудей, они только слегка наметились и не вызывали непристойного интереса, как силиконовые дыньки позерок с нежно-розовыми сосками. Но несмотря на это, Мания была воплощением трогательной женственности, от нее так и веяло феромонами любви и кружило голову от подсознательного желания. – Бедная девочка! – заголосил клоун. – Как же ей досталось! И раздели, и глаза повылавливали.
      Кукла саркастически хмыкнула.
      – Ну конечно. Где уж им. Я такая, сколько себя помню. А глаза мне ни к чему, я все вижу получше вас.
      – Знакомьтесь, это Мания. Старожил нашего мира. Она не настоящая эмо-кид, на самом деле она барбикенка-отступница. Когда-то служила со мной во дворце, а потом решила пойти просвещать позеров, нести им свет разума. Хотела стать им гранд-мазером, а стала эмо-кидом. Болезнь уж больно заразная.
      – Да ладно тебе, кот. Я просто ищу любовь и пока не сдалась. Хочу сходить с вами во дворец. Ты же знаешь, Мания любит компанию.
      Эгор сказал:
      – А мы пока во дворец не идем, у меня есть дела поважнее.
      – Я все равно пойду с вами, – не сдавалась кукла.
      – Пускай идет, сир, так нужно. Терпеть не могу кукол, но так написано в Великой книге.
      – Я не против, – сказал Эгор и неожиданно для себя сорвался на крик: – Но для начала я хотел бы послушать, что еще написано в этой чертовой книге, куда мы идем и что это вообще за эмо-королевство на мою одноглазую голову!

      Улица до боли напоминала ту, по которой они с клоуном прибежали на площадь. Такая же бесконечная, пыльная и пустая. Может быть, это она же и была. Эгор совсем не ориентировался в этом розово-черном чужом, безумном и навязчивом мире. Да и ориентироваться стало крайне сложно – солнце ушло, на черное небо вышел розовый месяц и высыпали розовые звезды. В Эмомире наступили короткие сумерки.
      – Что-то быстро день пролетел, – пожаловался Эгор.
      – Сир, у нас не бывает дня. Вам придется привыкнуть. И ночи у нас тоже не бывает.
      – А что же бывает?
      – Черно-розовые закаты, угольные сумерки, немножко розовощекого утра, пепельный вечер и романтический рассвет. В Эмомире время очень чувственное.
      – А как же «время – деньги»?
      – В Эмомире нет денег, сир. Да и покупать здесь нечего.
      – Когда нет денег, то нет любви! – пропел довольный возможностью ввязаться в разговор клоун. – О-о! Вот этого добра здесь предостаточно, – гордо сказал кот, помахивая черно-розовым хвостом.
      – А вот и нет, – встряла гордая Мания. – Достаточно для кастрированных ученых котов. Найти настоящую любовь в наше время очень трудно, почти как счастье. Она так редко попадает к нам из Реала. Ну, если только какой-нибудь ротозей потерял или от какого-нибудь хама ушла. Ею ведь нужно еще уметь распорядиться.
      – Кукольный эмо-кидский бред. Во дворце у нас целые склады любви. Тебе что, мало?
      – Это все заменители, интенсивно обработанные суррогаты. Я предпочитаю натуральную любовь из реального мира, пусть даже и адаптированную эмо-тронами.
      – Чем? – удивился новому слову Эгор.
      – Что ж, сир, будем считать, что моя лекция о природе Эмомира, по-нашему – Эмокора, спонтанно началась.
      – Профессор, итить твою мать, нельзя ли попроще и без понтов? – буркнул клоун.
      – Без понтов-мостов нам не обойтись. Мне придется перекинуть мостик из грубого реального мира в легкую материю бессознательного эмо. Так вот, Эмомир соседствует с Реалом, соприкасается, находится буквально в нем и остается при этом невидим, но ощутим на метафизическом уровне. Все в Эмомире соткано из эмотронов: и это небо, и дома, и вы. Эмотроны – частицы, из которых состоит живая материя, принимающая любые формы по желанию Создателя. Создатель сделал этот мир таким, какой он есть, и никто не вправе его изменять. Кроме Королевы и вас, о бесстрашный Эмобой.
      – Кот, ведь так тебя зовут? Давай на ты?
      – Я не могу, сир!
      – Я тебе приказываю! И перестань меня постоянно обсирать: сир, сир. Или ты намекаешь, что я сир и убог?
      Тик-Так заржал, а Кот только развел лапами.
      – Есть вопросы?
      – Куда мы премся? Я устал, – сказал Тик. Мания, показывая свое отношение к лекции, демонстративно достала плеер и надела наушники.
      – Есть миллион вопросов, – сказал Эгор. – Этот плеер тоже из эмотронов?
      – И плеер, и музыка, которую слушает сейчас Мания, которая когда-то звалась просто куклой Машей, и ее трусы, и она сама, и ты, Эгор, – все из эмотронов. То, что попадает к нам из Реала, рассыпается на эмотроны и обретает новые формы благодаря Создателю. Все, кроме бабочек, гвардейцев и меня, но это тема для отдельного доклада…
      Коту явно с трудом давался переход на амикошонство с Эгором.
      – А сколько лет Эмомиру?
      – Эмомир существовал всегда. Я как ученый подозреваю, что он гораздо древнее мира реального. Первобытный страх, который ты поверг на площади, древнее любого из созданий Реала. А вот эмо-королевству пять лет с хвостиком – по меркам реального мира, конечно, поскольку здесь понятие времени отсутствует. Пять лет назад Создатель призвал в этот бесхозный мир великую королеву Маргит, чтобы она навела порядок и правила здесь до прихода Эмобоя. А что будет дальше, знает только Королева – хранительница Великой книги.
      – А что, Книга и правда – комикс? – улыбнулся Эгор.
      – Да. Но это великий комикс предсказаний Создателя.
      – И что за порядок навела эта Маргит?
      – Когда Королева прибыла сюда со своей верной гвардией, Эмомир являлся взору безобразно многоцветным, наивным и неискушенным. Но вместе с добротой, наивностью и прочими невинными и слабыми тварями типа радости, умиления и вдохновения здесь разрослись и стали активно их поедать различные чудовища – грусть, презрение, отвращение, страх и стыд. Королеве удалось разогнать монстров и запереть их в темных подвалах.
      – В Эмомире есть диссиденты? – вклинился в разговор Тик-Так.
      – Скорее уж маньяки-убийцы, которые, хвала Создателю, сидят теперь за решеткой.
      – И чем вы их кормите? Эмо-кидами? – не унимался клоун.
      – Зачем эмо-кидами? Астеническими эмоциями, которые попадают к нам из реального мира. Их в нем так много, что проблем нет вовсе. Как известно, отрицательные, астенические эмоции тормозят все процессы в организме, вот чудовища и спят почти все время.
      – Ага, особенно сонными оказались эти два добряка, которые чуть не слопали меня на площади, – язвительно сказал Эгор.
      – Нет, это совсем не то. Эмомир безграничен. Эти монстры – пришельцы, появившиеся только вчера, и они реально страшнее всех, виданных доселе. Королевская гвардия с ними не справилась бы.
      – Банда ленивых алкоублюдков, – вставила свое слово Мания, которая вытащила из уха один наушник и прислушивалась к разговору.
      Кот бросил на нее неодобрительный взгляд.
      – Кстати, эти твари сожрали кучу невинных паззеров, – сказала кукла.
      – Шиздить эмо – это круто! – пропел Тик-Так и осекся, взлянув на остановившихся Кота и Манию. – Извините, вырвалось. Слава Эмобою, спасителю славных паззеров! – ерничал клоун.
      – И правда. Спасибо тебе, Эгор, от всех кукол эмо-кидов, – просто сказала Мания.
      Эгор смутился.
      Впереди показалось какое-то пустое пространство очередной площади, тускло освещенной розовыми фонарями.
      – А зачем вообще спасать этих кукол? – не унимался клоун. – Для них, по-моему, поуничтожаться – одно удовольствие! Вон какую они бойню устроили на площади. Ужас! А эта чертова кукла, которая себе сердце вырвала? Ведь помрет же, ДУРа.
      Мания обиделась.
      – Сам дурак. Нельзя ругать кого-то за искреннее проявление чувств. Кукла не помрет, куклы от этого не умирают. Они умирают, когда о них забывают. Подлатают ее, и будет она вечно страдать от неразделенной любви к Эмобою с полным на то основанием. Но в этом и есть смысл ее кукольного существования. Ясно? – Как божий свет. Все позеры – идиоты, что в Эмомире, что в Реале, – констатировал клоун.
      – Судя по безобразной драке – да, можно так сказать. Но только заваруха эта – всего лишь спектакль в честь Эгора, – сказала кукла.
      – Фига себе, хеппенинг с отрыванием конечностей, – присвистнул клоун.
      – Ну, может, ребята чуть перестарались, зато от души. Весело же получилось?
      – Да уж, – сказал Эгор. – У нас эмо-киды не такие веселые.
      – Так ведь это Эмомир, здесь все по-другому.
      – Если ты закончила, Мания, я продолжу свой рассказ, – вкрадчиво сказал Кот, злобно щурясь из-под очков. – Тем более что я тоже хотел поговорить про кукол эмо-кидов.
      – Без проблем. – Мания демонстративно вставила наушник обратно в ухо и затрясла головой в такт песне.
      – Итак, куклы эмо-киды, – с интонацией заправского лектора произнес Кот. – Мир стал розово-черным, и в нем, как тараканы, завелись позеры, или трупозеры, – куклы эмо-киды, как вам будет угодно.
      – Ближе к телу, – сказал клоун.
      Они уже почти подошли к странной площади с фонарями. Стало видно, что она чем-то заставлена, но очертания предметов были размытыми в рассеянном розовом свете.
      – Самые бессмысленные и вредные обитатели Эмомира, его позор и крест – позеры, эмо-киды. Не понимаю, почему Королева так благоволит к ним и всячески их культивирует. Эх, моя бы воля… – Кот вздохнул.
      – Чем же они так плохи? – спросил Эгор.
      – Пустые бесполезные кривляки, возвели в культ собственные чувства, собственно говоря, их у них не так и много: любовь и страдания. И устраивают из них постоянные спектакли. Для наших с Королевой целей вполне хватило бы трудолюбивых барбикенов, а еще эмо-киды считают, что созданы по образу и подобию Создателя.
      – Неплохо, – вставил клоун. – А ты небось считаешь, что Создатель – это Кот с большими усами? О, майн Кот!
      – Бред, – обиделся Кот. – Я просто не люблю трупозеров и бездельников. Счастья они приносят королевству с гулькин нос. А любви расходуют немерено.
      – Меня в наших эмо-кидах больше всего бесили их показушные суицидальные попытки. Вещь отвратительная и заразная. Пошкрябают запястья, заляпаются кровью и гордо выставляют фотки в Интернет: вот какие мы крутые. Бе-е… Гадость. В Эмомире тоже так? – спросил Эгор.
      – Ну у нас ни фоток, ни Интернета нет. Да и красоваться не перед кем. Но конечности свои целлулоидные эмо-куклы все равно периодически режут. Зачем? Спросите у Мании.
      Мания скривила рот.
      – Я все слышу, но объяснять ничего не буду. Все равно не поймете. Вы не знаете, что такое быть живой куклой…
      – Да все мы знаем, – вмешался клоун. – Вы просто беситесь с жиру, а вернее, от его отсутствия. Вам ужасно скучно – жизнь не оказывает вам достаточного сопротивления, вам не нужно выживать, бороться с голодом и холодом. Вот вы и придумываете себе искусственную опасность, бросаете вызов толпе. Но здесь, в Эмомире, вы сами толпа и поэтому полностью деградировали. В Реале девяносто процентов эмо – тусовщики, тринадцати-, шестнадцатилетние подростки, девочки, которым нравятся розовые тряпки и плюшевые мишки. Эмо-кор они не слушают, слишком страшно и громко. То ли дело смазливая музычка от милашек из «Tokio Hotel». А все эти резаные вены – ритуал выпендрежников. Взять бритву, пару раз чиркнуть по руке, заснять это и гордиться собой – гораздо проще, чем быть личностью и что-то создавать, сопротивляться лжи и пытаться изменить этот мир, пусть хотя бы проявлениями личных чувств.
      – Так, отлично! – не вытерпела Мания. – Все, что ты сейчас сказал, не имеет никакого отношения к Эмомиру. Это у вас в Реале происходит вся эта чушь. Это у вас эмо – субкультура, а у нас – это единственная культура. Мы здесь единственные разумные создания, не считая продажных отщепенцев барбикенов, этого говорящего животного, ну и Королевы, естественно. Для нас «паззер» – это звучит гордо! А вены мы режем, чтобы убедиться, что мы живые, чтобы не забыть, что есть другая боль, кроме душевного страдания.
      – Звездострадальцы! – буркнул клоун.
      – А хоть бы и так, – согласилась Мания. – В нашей жизни нет ничего важнее любви, мы ищем ее, верим, влюбляемся, любим. Теряем ее – страдаем, находим – радуемся.
      – А между делом демонстрируете друг другу нелепые эмо-наряды. Жертвы пубертатной моды, навязанной вам из другого мира. Где ваша внутренняя свобода? – не успокаивался Тик-Так.
      – Ты опять сбиваешься на реальный мир, клоун. Это у вас эмо-субкультура – разделение на два лагеря. Один считает, что эмо – это музыка с корнями в вашингтонском хардкоре и стиль жизни, наполненный искренними эмоциями. А второму наплевать на музыку, для него эмо – это мода, одежда и эпатаж. Ради моды эти вторые готовы зарабатывать анорексию и резать вены. У нас же все не так, мы – органичные эмо, мы сотканы из эмотронов, и в каждой нашей клетке звучит эмо-кор, мы – эмо-куклы, созданные для любви и страданий, и нам не нужна никакая философия.