Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник 2007 #3

Пьянству никто не препятствует, потому как управлять дураками легче. Земельная лихорадка помутила умы многих чиновников. Понятно, особо не афишируют свои приобретения. Сельское хозяйство их не интересует, весь расчет на выгодные сделки с землей, выжидают подходящую цену. Строптивых руководителей хозяйств отодвинули на второй, а то и третий план; делами вершат приказчики с асфальта, мало что понимающие в сельском хозяйстве. Что им законы? Оказывается, уже переведено из категории “пашня” в неудобья 36 миллионов гектаров! После этого хоть под дачи их продавай, хоть под гольф-клубы…
      Особенно наглядно видны “прелести” земельного передела в Подмосковье. Из 400 сельхозпредприятий две трети уже под чьей-то “крышей”, а роста производства сельхозпродукции что-то не заметно! Поголовье коров в хозяйствах с 500 тысяч сократилось до 150 тысяч. Соответственно поубавилось и молочка, по сути, загублено и свиноводство. Было свыше 700 тысяч хрюшек, осталось в десять раз меньше. Если раньше мясо птицы и яйцо вывозили за пределы области, то сейчас ввозят из других регионов. Только за 2004 год численность работающих в подмосковных хозяйствах снизилась на 10 тысяч человек. Да и самих сельхозпредприятий поубавилось на три десятка, половина хозяйств — убыточные. Сумма убытка за прошлый год составила 21 миллиард рублей, а выручка от продажи сельхозпродукции — около 17 миллиардов. Это рядом с Кремлем. А что в глубинке? Там ветер свистит в сусеках да воют в голос забытые Богом и властью несчастные старики… Местные чиновники самоустранились от решения производственных и социальных проблем. Никто с них за это не спрашивает. Упразднены многие райсельхозуправления. На бывших колхозных землях воцарились удельные князьки, подмяв под себя все, что только можно было подмять. Еще десять-пятнадцать лет назад на должность председателя сельсовета не могли подыскать человека: 100 рублей оклад, никто не шел. Ныне — драки за место. А почему? Получили право распоряжаться землей, вмиг некоторые сказочно разбогатели. Разве непонятно — с чего? Число собственников земельных наделов только среди граждан перевалило за 42 миллиона. Вместо того чтобы работать, что-то создавать, толпы “инициативных” осаждают регистрационные палаты, бюро технической инвентаризации, земельные комитеты, нотариальные конторы, переводя земельные наделы то на жен, то на детей, то на родственников. Жуткие очереди. Говорят, в этом “бизнесе” крутится до 20 миллиардов долларов. И на этом будет стоять Русь?
      Великое заблуждение: мол, стоит направить на село материально-технические ресурсы, дать хозяйствам деньги на технику, племенной скот, оборудование — и сельское хозяйство воспрянет. А кому работать? Кадров-то в деревне почти не осталось. Уже сейчас трудно с механизаторами, доярками, скотниками, нанимают доить коров таджиков, узбеков, киргизов… Живут мигранты тут же при фермах в скотских условиях. В то же время сельскохозяйственные вузы (а их около сотни) продолжают выпускать десятки тысяч инженеров, зоотехников, ветеринаров, агрономов. Лишь единицы из них попадают в хозяйства, то есть вхолостую “пашут” профессора… За волосы к земле никого не притянешь. Раньше, бывало, отец вбивал кол на пустоши и говорил старшему сыну: “Вот тут и прививайся!”, помогал построиться, обзавестись лошадью, коровой, инвентарем. А кому нынче вбивать колышки в одичавших деревнях? Согнали людей в бетонные хрущобы, которым по 30-40 лет, и бросили. Того и гляди дома завалятся. Разве крестьянину по силам построиться? Зарплата у большинства всего две-три тысячи рублей, а многие вообще денег не видят. Надо возрождать тысячи строительных ПМК, чтобы осилить минимальные объемы ввода жилья. А это из разряда фантастики.Пятнадцать лет не занимались повышением квалификации механизаторов и доярок. Они не знают новой техники, не умеют обращаться с компьютерами, современными механизмами и оказались не нужными. Получается, завели мужика в тупик и чего-то ждем от него? Да он себя-то, свою семью не в состоянии прокормить — не то что огромную страну.
      Надо сказать, в последнее время “подули” другие ветры. Удалось отвернуть деревню от пропасти. Худо-бедно, но налажен лизинг техники, хозяйства получают субсидированные кредиты, возмещается часть затрат на покупку удобрений, средств защиты растений. Разработана государственная программа по социальному переустройству села. И всё же поводов для беспокойства немало. Скажем, почему вдруг в хозяйствах многих областей отказались выращивать картофель? “Второй хлеб”, как говорят о нем в народе, не раз спасал Россию, в том числе и во время Великой Отечественной войны 1941-1945 годов. Еще недавно площади под этой культурой составляли почти 2 миллиона гектаров, ныне — 160 тысяч. Особенно обширные плантации были в Брянской, Рязанской, Московской, Нижегородской, Пермской, некоторых других областях: по 90-100 тысяч гектаров. Скатились до 3-10 тысяч гектаров. 95 процентов картофеля дает частник, сажающий клубни под лопату. Семена десятилетиями не обновляются. Качество продукции низкое, хозяйки ругаются: половину клубней приходится выбрасывать в мусоропроводы, хранятся плохо. На что надеемся? Опять на импорт? Вполне может случиться так, что напрочь выведем и картофель.
      О мясе во многих семьях давно уже и не помышляют, говядина — 250-300 рублей за килограмм, да и куриные окорочка все накладней и накладней. В начале 2005 года в Министерство сельского хозяйства России поступила, скажем так, неофициальная информация о предполагаемом натиске американских птицеводческих фирм на российский рынок. Дело в том, что за последние три-четыре года птицеводство в России пошло в гору: производство мяса птицы увеличилось с 700 тысяч до 1,2 миллиона тонн. (До “реформ” имели 1,8 миллиона тонн.) Это, видимо, кое-кого испугало. Впрочем, приведу письмо дословно:
      “Федеральной службой безопасности получена информация о намерении крупных американских производителей мяса домашней птицы провести торговую интервенцию и установить контроль над российским мясным рынком.
      Так, по имеющимся данным, министерством сельского хозяйства США был проведен экономический анализ, в котором констатировано резкое сокращение в 2004 году импорта американского мяса домашней птицы на российский рынок. В качестве основной причины падения американского импорта аналитиками указывалось введение с 2003 года Правительством Российской Федерации квотирования мясных поставок на внутренний рынок и, как следствие этого, укрепление позиций отечественных производителей.
      По прогнозу американской стороны, выявленная тенденция может привести в перспективе, через пять — десять лет, к полному отказу России от поставок американского куриного мяса и потере для производителей США крупнейшего рынка сбыта своей продукции, ежегодный оборот которого оценивается в 1 млрд долларов США.
      В этой связи, под давлением крупных американских компаний, обладающих влиятельным лобби в американской администрации и пользующихся личной поддержкой Д. Буша, правительством США в настоящее время предпринимается ряд мер политического и экономического характера, направленных на сохранение собственных торговых позиций на российском рынке.
      В первую очередь американская сторона намерена добиться передачи под свой контроль всех полномочий по вопросам выделения и оформления мясных квот на поставки в Россию.
      По замыслу американцев, контролируя распределение квот и выступая согласованно, производители США смогут обеспечить поставки в нашу страну товара в необходимых объемах и по демпинговым ценам, что вызовет серьезные проблемы в реализации продукции российских птицефабрик и в перспективе поставит их в зависимое положение от американского импорта.
      После устранения местных конкурентов, с учетом закрепления за США 75 процентов поставок от общей квоты, производители США получат возможность формировать цены на российском внутреннем мясном рынке и тем самым диктовать свои условия. В настоящее время наиболее активную роль в реализации плана правительства США по передаче механизма распределения мясных квот под контроль американских производителей осуществляет глава сельскохозяйственного экономического офиса переговоров Торгового представительства США Алан Джонсон (Alan Johnson). В этих целях он оказывает давление на представителей Минэкономразвития России…
      Также, по имеющейся в Федеральной службе безопасности информации, для достижения своих целей по установлению контроля над российским рынком мясопродуктов крупные американские производители мяса домашней птицы могут осуществить давление на представителей российского ветеринарного надзора, проводящих очередную инспекцию на территории Соединенных Штатов, в том числе путем провокационных действий”.
      Повторяю: это неофициальный документ. Нет ни подписи, ни даты. Насколько достоверна информация? Трудно сказать. Но бумага наделала много шума, тем более что вскоре стало известно о поручении Минэкономразвития подготовить к подписанию новое соглашение между правительствами Российской Федерации и США о торговле некоторыми видами мяса птицы, говядины и свинины. Предусматривалось к 2009 году нарастить ввоз птичьего мяса еще аж на 202 тысячи тонн. Осуществление этой аферы поставило бы крест на дальнейшем развитии отечественного птицеводства. Естественно, в Росптицепроме всполошились! А тут еще куриный грипп… Поневоле призадумаешься.
      И все-таки в большей степени виной многих наших бед в сельском хозяйстве неразбериха в собственных головах. Хвалимся: намолотили 80 миллионов тонн зерна. Много это или мало? Давно известно: на душу населения полагалось бы иметь по тонне зерна. То есть 140-145 миллионов тонн. С учетом того, что сами обеспечивали бы себя мясом, молоком, маслом, другой продукцией. А ведь может случиться и неурожай, тогда что будем есть? В 1913 году на долю России приходилась треть мирового экспорта зерна. Сибирское масло мазали на хлеб и в Берлине, и в Риме, и в Париже. Эшелонами отправляли в Европу. Правда, большевики упрекали царское правительство: мол, при этом народ в деревнях голодал. Но откуда же тогда семьи были по 12-15 человек? По темпам прироста населения в начале XX века Россия занимала первое место в мире. Значит, питались не лебедой! Согласно демографическому прогнозу Дмитрия Ивановича Менделеева, ныне на территории империи должно было бы проживать 800 миллионов человек. Увы, имеем лишь 143 миллиона — меньше, чем до Октябрьской революции. Выходит, век протоптались на месте?
      Предвижу возражение: дескать, экспорт зерна и сегодня составляет 10 миллионов тонн, а потенциально способны поставлять ежегодно до 25 миллионов. Согласен, на продовольственные цели нам необходимо всего 20 миллионов тонн зерна. А куда девать остальное? Скот перерезали. Конечно, продавать, искать покупателей на стороне. Но изменит ли это ситуацию на внутреннем продовольственном рынке? Вряд ли. Нынче после завершения жатвы в хозяйствах прослезились: закупочная цена на пшеницу и ячмень оказалась ниже, чем год назад. Это при том, что стоимость солярки и бензина выросла вдвое!
      Почему возник перекос в сторону зернового производства? Объясняется сие просто — новые землевладельцы быстро смекнули, на чем можно сэкономить. Первым делом позакрывали животноводческие фермы: зачем круглый год тратиться на зарплату доярок и скотников? С зерном мороки куда меньше, весной посеял, осенью убрал. Всех работников — в неоплачиваемый шестимесячный отпуск. И никаких проблем! Этих “аграриев” никакими дотациями на молоко и мясо не заинтересуешь. У них своя арифметика. Вот почему, несмотря на призывы Минсельхоза не сокращать поголовье коров, их становится с каждый годом все меньше и меньше. Не исключение и 2005 год: еще минус 405 тысяч голов. В коллективных хозяйствах осталось всего 4,3 миллиона буренок (из 17 миллионов по состоянию на 1990 год). У населения и то больше — 5,3 миллиона коров. А вот картина по областям: в хозяйствах Калужской — 51 тысяча, Тамбовской — 27, Костромской — 33, Калининградской — 21, Ивановской — 36, Архангельской — 17, Новгородской — 19, в Ставропольском крае — 40, Приморском и Хабаровском краях — по 11 тысяч коров. Валовое производство молока сократилось с 56 миллионов тонн до 31 миллиона, мяса с 10,1 миллиона тонн — до 4,9 миллиона. Раскинем объемы на число жителей в этих областях, и станет ясно, насколько удручающая ситуация с продовольствием в стране. Того же молока импортируем 6,2 миллиона тонн. Мяса в 1990 году на душу населения приходилось 68 килограммов, в 2004-м — всего 34 килограмма. В Москве, Санкт-Петербурге редко увидишь цельномолочную продукцию, “живого” молока и по стакану на ребенка не наберется, творожки, сметана, кефир, ряженка — все из так называемого “нормализованного”, а проще — из порошка. Стоматологи бьют тревогу: у малышей — сплошь кариес. Родители в панике! Их спрашивают: “Чем кормите?” — “Растишками”, йогуртами”, — отвечают. Полугодовой срок реализации продукции никого не настораживает. А зря. Массовые отравления детей запеканками, тортами, пирожными в Сочи, подмосковном Монино, других городах лишний раз свидетельствуют о том, что различные химические добавки, консерванты не на пользу здоровью. Поневоле вспомнишь русскую народную сказку про “живую” и “мертвую” воду. Испить парного молочка только-только из вымени — и впрямь омолодиться. Да где ж его сейчас найдешь? Жаль, но мы все чаще и чаще черпаем водицу из затхлых колодцев.
      Почему у крестьян опускаются руки?
 
      Дорога в ООО “Колхоз имени Циолковского”, что на древней калужской земле, проходит через Боровск. Тихая Протва, Пафнутьев монастырь, осиянные кресты на маковках церквей, старые улочки с купеческими домами на подклетях, редкие прохожие. Город основан в 1356 году и, как ни странно, не утерял самобытности. Копни в любом месте, и повеет историей Руси. Остановил машину на площади перед зданием администрации, по левую сторону — взвоз с уходящими под гору избами, садами, огородиками, справа, меж деревьев, часовенка на холме. Едва заметна с улицы. Не поленился и прошел к ней. Рядом вкопанный в землю большой деревянный крест. Часовенка, по всей видимости, была поставлена совсем недавно: свежая побелка, мощеные ступеньки, проолифленные двери. В притворе возился с раствором рабочий в заляпанной бетоном куртке.
      — Можно заглянуть внутрь? — спросил у него.
      — Отчего ж нельзя? — распрямился он, сторонясь. — Проходите.
      Через узкие оконца едва пробивался дневной свет, и поначалу глаза совершенно ничего не различали. Тут еще не было ни росписей, ни икон, ни лампадок, даже строительные леса не успели убрать. В углу виднелась винтовая лестница, ведущая вниз.
      — Там мощи боярыни Морозовой, — опередил мой вопрос рабочий. — Слыхали, наверное, о ней?
      — Ну как же! Ревнительница старой веры, ярая сторонница протокола Аввакума. “Kтo не крестится двумя перстами, как Христос, — да будет проклят”.
      Подумал про себя: “А ведь она и впрямь в 1675 году умерла вместе с княгиней Евдокией Урусовой в земляной тюрьме в Боровске, как же это я упустил?’’
      Сразу вспомнилась картина великого русского художника Василия Ивановича Сурикова: Москва XVII века, заваленные сугробами улицы, неистовствующая толпа, розвальни с опальной Федосьей Прокопьевной Морозовой, простертое к небесам двуперстие.
      Виду не показал, но в душе стало неловко за свое невежество. Осторожно спускаюсь по лестнице в склеп. На небольшом возвышении — белая каменная плита со следам надписи старославянской вязью. Сумрачно, тревожно, зябко.
      — Надгробие нашли недавно, где ныне крест, — пояснил незнакомец. — Слава Богу, не разрушили!
      Постояли с минуту в молчании и поднялись наверх. Яркие солнечные блики путались в молодой листве, как и мысли в голове. Хотелось поскорей дохнуть свежестью весеннего поля, ощутить благодатное дуновение майского ветра, стряхнуть с себя накипь повседневной суеты. Нутро знобило: “А ведь Раскол и поныне разделяет Русь. Как и тогда — споры о вере, земле, святынях”.
      До колхоза добрался скоро. Местные крестьяне, наперекор Кремлю (после августовского переворота 1991 года оттуда пришла директива упразднить прежнюю организационную форму хозяйствования), отказались выполнять грозное предписание: “От века пахали гуртом и дальше также будем робить”. К названию хозяйства добавили лишь три буквы “о”: общество с ограниченной ответственностью. А поля, фермы, скот — как были общими, так и остались, хотя землю все-таки поделили на паи. Кто знает: может, эта дележка в конце концов обернется… гибелью хозяйства.
      Стоим у кромки поля с директором Дмитрием Семеновичем Каплиным. Мужик толковый, сметливый, неравнодушный. Семнадцать лет руководит колхозом, в разных переделках бывал. Хозяйство не завалилось набок, как другие. Пускай выручка от молока и мяса невелика (при существующих ценах на технику, запчасти, горючее выжить очень трудно), но сотня-то человек при деле. Зарплата в среднем — четыре с половиной тысячи рублей. Мало. И все-таки нет нужды подаваться в отходничество. Четыреста коров, бычки. Намолотили по осени 800 тонн зерна — вроде бы не так уж и плохо, а настроение, чувствую, неважное.
      — Молоко сдаем по шесть рублей за литр, — вздыхает Каплин. — Разве это мыслимо? Бутылка минералки втрое дороже.
      — А поднять цену?
      — Ну и сиди на этом молоке! — взрывается он. — Кто возьмет? Переработчики связаны меж собой, свое не упустят, да и торговле надо “наварить”. А цена не оглобля, высоко не задерешь, кошельки у покупателей, сами знаете, тощие, получается, мы крайние. Замкнутый круг. Иной раз хочется плюнуть на все: к чему эти муки? Ночью поворочаешься от бессонницы, а с рассветом бежишь опять в контору.
      — Неужели совсем никакой помощи нет? В Госдуме депутаты каждый год до хрипоты спорят о деньгах. Что-то выделяется селу.
      Каплин поморщился:
      — Мы этих денег не видим. Хотя бы не мешали, и то полегчало бы.
      — В смысле? — не понял я. — Кто мешает?
      — Такой пример, — продолжил директор. — Прошлый год посеяли у деревни Ищеино сто пятьдесят гектаров пшеницы. Выросла колос к колосу. Думали, соберем неплохой урожай. Но тут из соседнего охотхозяйства на поле повадилось стадо кабанов, все носами перерыли! Утерлись с зерном. Так же и с картошкой. Раньше сажали до ста гектаров, сейчас вообще отказались от нее. Напрасный труд! Даже у частников в огородах пусто. Какой смысл?
      — Пожаловались бы районным властям, — вырвалось у меня. — В конце концов, подали бы в суд на охотхозяйство.
      — Бесполезно. Сыпят в ответ: “Ночуйте, сторожите свои посевы!” Вот и весь сказ! Охотхозяйство-то — элитное…
      — А застраховать урожай?
      — Не знаю таких, кому заплатили бы за ущерб.
      Такой был разговор. Побывал я и в соседнем хозяйстве — ООО “Борисово”. Та же история: безденежье, убогость, долги. 21 миллион рублей надо возвращать. А за счет чего? Обнищали деревни до крайности. В Боровском районе лишь колхоз “Москва” работает с прибылью, ну еще десятка три таких крепких хозяйств наберется на всю область. В остальных — вся надежда на то, что кто-то скупит земли и что-то даст. Кто скажет, где черта, которую переступать нельзя? Из многочисленных поездок по России я понял, что вернуть веру людей в государство теперь будет весьма и весьма непросто. На памяти случай со страхованием урожая картофеля в акционерном обществе “Русское поле”, что в Каширском районе Московской области. Здесь под “вторым” хлебом шестьсот гектаров. Таких хозяйств — единицы по стране. Внедрили голландскую технологию, обзавелись современным хранилищем на 5 тысяч тонн, наладили связи с наукой. В 2002 году застраховали в компании “Росно” плантации на 20 миллионов рублей, как будто предчувствовали беду! Подошла пора уборки, а техника встала: земля словно камень. А потом, в сентябре-октябре проливные дожди. В итоге 230 гектаров ушло под снег. Оценили ущерб в 14 миллионов рублей. Однако страховщики напрочь отказались возмещать убытки.
      — Судились два года, — рассказывал генеральный директор ЗАО “Русское поле” Виктор Михайлович Завьялов. — Каких только экспертов ни приглашали! Все напрасно: не отсудили ни рубля. Зареклись обращаться в страховые компании. Надувательство, да и только. А государству наплевать на возню внизу.
      Вскоре Завьялов ушёл из хозяйства. Сколько таких обиженных по стране! В Воронежской, Тамбовской, Липецкой, Тульской, других областях. А в серединной России на суглинках и супесях от веку жили в нужде. Здесь вообще страховать нечего. Еще в 1990 году, побывав на Вологодчине в Тотемском районе, содрогнулся от вида разрушенных деревень — будто враг прошел! Представляю, что там теперь деется. Целый век лупили в крестьянские ворота (эксперимент за экспериментом), мужик ухитрялся отбивать удары, ныне, бедный, свалился с ног от изнеможения, ворота настежь, пустые. Бей! А что толку? Считай, добили крестьянство.
      В начале 90-х уповали на рынок. Дескать, он расставит все на свои места, но на деле произошел тотальный обвал. Впрочем, неудивительно. В пору СССР координацией работы министерств и ведомств, завязанных на АПК (сельхозмашиностроение, химическая промышленность, стройиндустрия, переработка и так далее), занимались ЦК КПСС, два правительства (союзное и республиканское), два Госплана, два министерства сельского хозяйства, десятки тысяч специалистов, и тем не менее так и не удалось устранить диспропорции на стыке отраслей. А кто сегодня управляет процессами в АПК? Да никто! Задумывались ли в высоких кабинетах над тем, почему нынче, при безденежье, руководители хозяйств предпочитают закупать импортную технику: “Джондиры”, “Катерпиллеры”, комбайны “Класс”? Выгоднее. Как известно, в пик страды на кон ставится вся прибыль. Зерно необходимо убрать за две-три недели, иначе начнет осыпаться и будут большие потери. Импортные комбайны молотят без остановки, а наши — частенько встают на обочину из-за поломок. Вот почему и идут на кабальные затраты, однако выигрывают в объемах и качестве зерна. Хотя диспаритет цен на промышленную и сельхозпродукцию сводит на нет все усилия крестьян выбраться из долговой ямы. Кредиторская задолженность хозяйств превышает 400 миллиардов рублей. “Зубы на полке” и у отечественных сельхозмашиностроителей: мощности заводов загружены на 5-10 процентов. Рынок техники отдан на откуп зарубежным фирмам. Кто же соединит интересы партнеров? Пока еще есть что соединять. Действуют “Ростсельмаш”, “Кировский завод”, “Агромашхолдинг”, ЗАО “Евротехника”, “Новое содружество”, другие крупные корпорации. Только не стоит уговаривать селян покупать отечественные тракторы и комбайны из чувства патриотизма. Это не аргумент. Надежная и по приемлемой цене техника сама найдет себе дорогу. Необходим технологический прорыв. Аграрной России не обойтись без своего сельхозмашиностроения, тем более что две трети парка машин в хозяйствах с полностью выработанным ресурсом.
      Беседую с председателем комитета Госдумы по аграрным вопросам, бывшим министром сельского хозяйства Геннадием Ивановичем Куликом. Спрашиваю его:
      — Есть ли у России шанс уйти от импортной зависимости?
      — Веками же кормились со своего стола, — отвечает он не задумываясь. — Сникли, потому что расслабились. Выручают нефть и газ. А что завтра? В развитых странах не скупятся на поддержку крестьян, понимая, что без этого АПК не выжить. Недавно был в США. Там дотации фермерам в 2004 году составили 38 миллиардов долларов. При этом создана трехуровневая защита: средняя залоговая цена на продукцию, прямые фиксированные платежи и страховка. Работай не оглядываясь! Или вот Канада: дотации АПК — 5 миллиардов 600 миллионов долларов. В Турции — 9,5 миллиарда, Швейцарии — 5,5 миллиарда, Норвегии — 3 миллиарда, Мексике — 6 миллиардов, Корее — 17 миллиардов, Японии — 44 миллиарда долларов. Сравним с Россией: дотации — 0,6 миллиарда долларов. Везде, где думают о будущих поколениях, вкладывают деньги в землю, сельскохозяйственное производство. Так следует поступать и нам.
      — Опять волевые решения типа хрущевской кукурузной кампании?
      Кулик сдвинул брови:
      — А разве идея плохой была? Другое дело, во что ее превратили. Без кукурузы, высокобелковых кормов не решить проблему увеличения производства животноводческой продукции. Например, США производят до 300 миллионов тонн (41 процент от мирового уровня). 50 миллионов тонн поставляют на экспорт. У нас же объем производства кукурузы не превышает 3 миллионов тонн. Сейчас созданы хорошие гибриды, и мы могли бы значительно расширить ареал “королевы полей”. А что касается промахов, они, конечно, были. В частности, в отношении личных подсобных хозяйств: нельзя было трогать крестьянские подворья. Вековой уклад, народный опыт собирались по крупиночке, и вдруг раз: сдавай корову на мясо! Сколько было слез, переживаний!.. Тяжело вспоминать об этой кампании. Но жизнь не стоит на месте, надо думать о будущем. Какую Россию мы оставим потомкам? Хотелось бы сильную, богатую, процветающую. А всему головой — хлеб…
      На словах вроде бы все за поддержку крестьян, но почему до сих пор нет лада в деревне? Может, оттого, что слишком часто меняем правила “игры”? Веками не нарушаются фермерские традиции в Германии, Англии, Франции, других западных странах, а у нас что ни новый руководитель, то своя “стратегия”. Бросаемся из крайности в крайность. Отсюда и результаты. Взять тот же лизинг. Задумка хорошая. Государство выделило первоначально на создание агролизинговой компании 5 миллиардов рублей. Помнится, на заседании агропромышленной группы Государственной Думы, обсуждавшей первые итоги ее работы, депутаты поинтересовались: а какая зарплата у генерального директора “Росагролизинга”? Ответ обескуражил: 100 тысяч рублей! А ведь денежки-то крестьянские. Процентики за приобретенную по лизингу технику порой тянут на треть ее стоимости, каково, а? Не слишком ли кабальной получается “помощь”? Руководители хозяйств скрежещут зубами, но выхода-то иного нет — покупают и тракторы, и комбайны, и сеялки, правда, в единичном количестве. На чем же пахать и сеять?
      Давно подмывало посмотреть — в каких условиях трудятся фермеры на Западе. Нынче побывал во Франции. Удивительно талантливый народ! Научились делать деньги на воде (то бишь шампанском) и воздухе (всемирно известной парфюмерии), нефти и газа нет, рудные месторождения выработаны, на чем еще заработать? Сделали упор на сельское хозяйство, производят четверть всей сельхозпродукции в Евросоюзе! Фермер во Франции — фигура символическая, поднимутся фермеры — поднимется вся страна. В обществе есть понимание того, насколько важна государственная поддержка АПК. Это — основа основ. В 2004 году из городов переселились в деревню 400 тысяч человек.
      Еду в Бургундию, где хорошо развито скотоводство. В стране — 4 миллиона мясных коров: лимузинской, шаролезской, абондасской, обракской, нормандской, других пород. Ферма Пьера Гроена. Хозяин — коренастый, неторопливый, рассудительный. Лицо открытое, добродушное. Охотно показывает свои владения: 260 гектаров земли, скотный двор, комбикормовый цех, зернохранилище, на откорме 300 бычков.
      — Мое дело произвести продукцию, — говорит Пьер, — забой скота, реализация мяса, ветеринарное обслуживание входят в компетенцию кооператива “APIFAT”. Особых проблем не возникает, действует отлаженный конвейер…
      — Много таких ферм в округе?
      — Семнадцать мясных и шесть молочных. Две бойни, молокозавод. Все компактно, удобно.
      — Дотации на продукцию устраивают?
      — При малейших колебаниях конъюнктуры рынка в условия поставок вносятся коррективы. Кто станет работать себе в убыток?..
      Чувствовалось, человек при деле. Никто на него не давит, не требует мзды за те или иные услуги. Не дай Бог, какой-либо супермаркет не расплатится в срок за поставленную продукцию! Тут же банк снимет со счета причитающуюся сумму и перечислит сельхозтоваропроизводителю, да еще оштрафует должника, чтобы впредь неповадно было нарушать условия контракта.
      Побывал также на племенной ферме в местечке Риотте. Масштабы — аналогичные: 250 гектаров сельхозугодий, 110 коров, хозяева — Жан Луи и Жан Батист. Ни конторы, ни бухгалтера, ни секретаря… сами со всем управляются.
      — Дорого стоят племенные телочки? — интересуюсь у Жана Батиста.
      — В зависимости от возраста, — отвечает фермер. — От 1000 до 5000 евро.
      — Кто покупает?
      — Немцы, австрийцы, итальянцы…
      — А русские?
      — Бывает, заезжают. Но больше прицениваются…
      Какова же картина с мясным скотоводством в России? Увы, похвастаться нечем. Заглянул в статистический справочник 1985 года. Казалось бы, была плановая система, вроде бы вплотную занимались решением этой проблемы. Тем не менее скот мясных пород (калмыцкой, казахской белоголовой, герефордской, абердинангусской и других) составлял лишь 3 процента от всего породного стада КРС: около миллиона голов. К 2005 году мясных коров осталось 350 тысяч. Хотя имеем 24 специализированных племенных завода и 65 репродукторов. Это крохи. Для сравнения: удельный вес мясных коров во Франции — 50 процентов, Испании — 61, Ирландии — 48, Великобритании — 43 процента. В США из 12 миллионов тонн производимой говядины 85 процентов приходится на долю мясного скотоводства. Общая численность мясных пород в мире увеличилась до 522 миллионов голов. А в России, к сожалению, — обратный процесс. Потому и ввозим мясо из-за рубежа в огромных объемах, кстати, говядину, подобную нашей (от измученных бескормицей коров), на Западе используют только в производстве кормов для кошек и собак, в магазины такое мясо не попадает. Выходит, и в этом деле нам придется опять начинать с чистого листа. Как в пословице: куда ни кинь — везде клин.
      …Еще царь Алексей Михайлович предостерегал своих сыновей — Ивана и Петра — от поголовного закрепощения крестьян. Значит, предчувствовал что-то недоброе? Оно так и вышло. Реальное, земное содержание Раскола отнюдь не заключалось только в религиозном споре, а имело куда более глубокую социальную основу. Хорошо сказал об этом критик Владимир Васильевич Стасов, осмысливая значение картины Сурикова “Боярыня Морозова”: “…Пускай Аввакум говорил, что около Морозовой были все только “овцы”, мы ныне этому не верим. Пускай твердых, железных характеров в самом деле тут мало, пускай их почти даже вовсе не было. Но все-таки в такую страшную минуту угнетения, позора любимого существа нельзя себе представить, чтобы даже у самых кротких людей не двинулось что-то грозное в сердце, чтобы они не посмотрели с негодованием, с ненавистью на своих врагов, чтобы хоть на единую секунду не блеснуло у кого-нибудь в глазах чувство злобы, мести, отчаяния…” Призывы боярыни Морозовой падали на почву, раскаленную крестьянской войной под предводительством Степана Разина. Потому и взбунтовалась Русь. А разве нынче эта почва не раскалена?