Плотная группка то ли беженцев, то ли захватчиков беспрепятственно проникла в западные тоннели и растворилась в самых темных проходах, ведущих к реке. В бывшей детской мигом стало душно и тесно от набившегося народа, но когда отвалили камни от выходящего на реку лаза, сразу стало свежее. Кто-то зажег крохотный очажок, несколько воинов встали на страже, впрочем, не высовываясь в чужие коридоры. Волхан устало опустился на покоробившуюся шкуру около отравленной девушки, так и не бросившей свой новенький арбалет. Та тихо заскулила, невольно прижавшись к боку старика. Волхан погладил ее по спутанным коротким волосам и попытался пошутить: - Не бойся, пока Грой там возится, мы уже захватили его территорию! Ребята сели как можно ближе к вождю и напряженно замолкли, вслушиваясь в гулкое эхо. Трудно было понять, что творится в подземелье, но до них доносился грохот, рев, вой и звон металла. Одна из самых младших девочек, лет пяти или шести на вид, хотя она могла вполне оказаться тридцатилетней полуэльфкой или полугномкой, спросила Волхана, разбивая молчание: - Скажи, вождь, а что мы будем делать там, наверху? Волхан опешил. Он не говорил со своим кланом об этом, не вселял в них призрачные надежды. Он и сам старался как можно меньше думать про забрезжившую за спинами таинственных гномов свободу. Но невозможно было смолчать, и невозможно было соврать. - Мы могли бы построить дом. Большой светлый дом из дерева, чтобы у каждого их вас была свои комната. �ли несколько домов. Целый хутор. Мы завели бы овец, буйволов, кур и гусей. Распахали бы огороды и поле под овес. Тех, кто захочет учиться ремеслу, мы отправили бы в город, в мастерские. Для детей нашли бы учителя, - Волхан закашлялся, так сжало ему горло от представившейся картины. Вся его несостоявшаяся жизнь, в которой могла быть семья, жена, дети и внуки, словно обрушилась на него водопадом боли. Кажется, впервые он начал понимать, почему стал вождем клана, почему сплотил этих ребят, как родных. - Некоторые из вас могли бы отыскать своих родных, - вождь снова откашлялся. - Может быть, они пришли бы поселиться вместе с нами. А может быть, позвали бы вас к себе. - А те, у кого родные в шахтах? - тоскливо спросил темноглазый парнишка с парными мечами. - Тем я бы советовал и дальше обучаться военному делу. Может быть, однажды вы сумеете освободить их? - А магии мы можем обучаться? - спросила все та же малышка. - Не знаю, - растерялся Волхан. - Только колдуны могут определить способности к своему искусству. Пригласим колдуна, он пройдет мимо вас, - вождь провел рукой поверх голов сидящих бойцов. - � сразу скажет, кто может стать магом, а кто нет. - А если я могу, но не хочу? - вмешался всклокоченный парень с эльфийскими ушами и зеленоватой кожей. - А если я передумаю потом? - нахмурилась девушка, лежащая возле вождя. Клан загудел. Ребята начали обсуждать важные и неважные вопросы так, будто свобода и хутор уже были обещаны им божественной волей. Они спорили, стоит ли разбивать в палисаднике цветник или посадить яблони, нужна ли карусель для малышей или только качели, куда пойти учиться, кто помнил имена и адреса родных, а кто и собственного-то имени никогда не знал, и получил его уже от Волхана. Волхан бессильно опустил голову. В этот миг он готов был умереть за счастье этих неприкаянных душ. - А куда наш колдун подевался? - вдруг дернула его за рукав лежащая девушка. - Ну, который ненормальный? Волхан вскинул голову. Дарик, понуро тащившийся следом за убегающими от демонов, действительно исчез. Не было его ни в пещерке, ни в коридоре, ни в отхожем отнорке, ведущем к реке. Седди с удивлением обнаружил на своем амулете еще одну полоску. Каким-то образом Дарик присоединился к ним. Что погнало бывшего клирика по коридорам навстречу демонам? Некогда было думать об этом. �х отряд держал круговую оборону, не позволяя алым тварям прорваться туда, где оставались раненые, отравленые и дети. От колодца, где разом полегло больше половины отправившихся в погоню, их уже смело волной нападающих. Бойцы Гроя постреливали из арбалетов, не спеша попадаться на глаза глубинным тварям. Когтеглазые барвазы крутились в воздухе, сбивая прицел арбалетчиков. Гном поискал глазами понурую фигуру клирика. Дарик обнаружился возле Марусеньки. Он что-то говорил ей, порывисто жестикулируя. Гномишка похлопала его по плечу и снова закрутила мечом, отражая атаки. Дарик отошел в сторону и прислонился к стене. Он выглядел настолько безразличным, что даже монстры не обращали на него внимания. Караванщик снова ринулся в битву. На каждую тварь бойцы нападали втроем-вчетвером, но только с помощью гномов удавалось прикончить очередного демона. - Сдается мне, - прохрипел Седди на ухо Марусеньке, - что у этих ребят амулеты еще и наполовину не светятся. - Что ж, - ответила она на выпаде, - многие из них будут готовы к �спытанию после этого боя. Если останутся живы. С мечом в руках Марусенька снова становилась похожа на смертельно опасного, неуловимого, как ртуть, Авена, прикидывающегося работником при бродячем цирке. Караванщик только вздохнул, уловив эти перемены. - Так странно, - поделилась с ним гномишка во время короткого затишья, когда бойцы вокруг спешно перевязывали раны и пытались восстанавливать силы каким-то самодельным отваром. - Я помню, что мой меч был усилен кристаллом, дающим усиление удара. Но сейчас он выглядит так, словно его еще пару раз зачаровали благословенными свитками… - Может быть, одно из лезвий, которые ты перековывала, было зачаровано? - пожал плечами Седди. - Да? Странно, - оружейница задумалась. - Мне казалось, что магия пропадает при перековке, но все может быть. - Будь осторожнее, - вздохнул Седди. - С волшебным мечом или нет… - Без нас они не справятся, - глухо констатировала гномишка. - Ты же видишь, эти бойцы и так с трудом выдерживают каждую новую атаку. - Да, вижу, - опустил голову караванщик. - Но я не хочу снова потерять тебя. Ты не знаешь, где здесь приходят в себя после выморока и что тебя там ждет. Судя по репликам ребят - ничего хорошего. - Увидим, - Марусенька кинулась к новой крылатой твари, заставляя своими боевыми выкриками вскочить присевших было воинов. Седди отмахивался, рубил, приседал, пропуская широкие когти над головой, перекатывался по полу и снова рубил. Порой ему казалось, что секира вот-вот вывалится из онемевших пальцев, и во время одной из коротких передышек он торопливо срезал кожаные завязки со своего заплечного мешка, попросту завязав его горловину веревочкой. Ремешками же гном примотал древко секиры к запястью правой руки. Демоны, перепачканные кровью жертв, но все еще голодные, кидались на сражающихся, как чайки на брошенную в воду корку хлеба. У гнома нередко темнело в глазах от усталости, но всякий раз за время, пока новый монстр сменял убитого, к нему возвращались силы. Марусенька старалась ударить тварь первой, понимая, что некоторых дружинников Волхана грампы могут зашибить с одного удара. Конечно, выморок не вечен, но пятеро ребят, очнувшихся где-то в центральной части шахт, вернулись на поле боя с дрекольем: надсмотрщики отняли у них сверкающие новенькие мечи, да еще пытали о каких-то чудесах. Остальным на первый раз повезло: арбалеты и копья никого не заинтересовали. Гномишка еще ни разу не участвовала в подобном бою. Охота и одиночные убийства были не в счет. Тут за каждый промах, за каждую ошибку расплачивался кто-то другой, расплачивался своей болью, кровью, а не потерянной добычей или отсутствием полосочки на амулете. Казалось, что каждый вдох подчиняется общему ритму: оглушить, удар, отбежать, попытаться оглушить еще раз, дать арбалетчикам выстрелить, снова удар с Оглушалкой. Меч бился в руках девушки пойманной рыбой, то норовя выскользнуть, то наливаясь энергией кристалла. Время от времени Марусенька пыталась перевязать свои раны, но ей не всегда удавалось это. Кровь засыхала коркой на коже, пятнала доспех, отвратительно пахла железом на губах. Трудно было понять, какие из кровоточащих ран - опасные, а какие - просто царапины на коже. Гномишка не позволяла себе смотреть на амулет. Она не целитель, не клирик, какое ей дело до жизненных сил? � эликсиров все равно нет. Новый удар когтистых лап. Марусенька дождалась, пока трое бойцов всадят свои клинки под ребра твари и довершила дело ударом с разворота. Смявшееся крыло хлестнуло ее по лицу, обдав пылью, песком и вонью. Гномишка отступила на несколько секунд, пытаясь проморгаться. Где-то за спинами обороняющихся маячил Дарик. Он сумел сказать ей, с трудом выговаривая слова, что восточные ушли из своих коридоров и укрылись как раз там, где они с Седди спрятали свое оружие. Она попыталась отправить Дарика за амуницией, но клирик только тряс головой. То ли не понимал, чего она от него хочет, то ли наотрез отказывался покидать ее. После короткой схватки с когтеглазом вновь помутнело в глазах, пришлось опереться на стену. От меча исходило ровное тепло, в груди противно кололо. Марусенька помотала головой и осмотрела свой отряд. Многие были потрепаны, изранены. Лучше всего выглядели вернувшиеся из выморока - у них хотя бы не осталось ран и царапин. На предплечье из-под вспоротого рукава текла и текла кровь, как гномишка ни пыталась прижать кусок ткани поплотнее к ране. Девушка перехватила меч в левую руки и расплела сонечкин хвостик. Кожаная ленточка обмоталась вокруг руки и мгновенно набухла кровью. Вот ведь, и при этом почти не больно! Перехватить меч обратно Марусенька не успела. Очередная тварь прыгнула на нее, едва высунув голову из-за среза колодца, метя по ногам. Гномишка вскрикнула, покатилась по полу, но сумела перевернуться и подняться на ноги. Грамп, вооруженный тонким копьём, наседал на нее, не обращая внимания на остальных бойцов, хотя они и осыпали его градом ударов и выстрелов. Перехватывать меч было опасно, и Марусенька взялась за него обеими руками, направляя чуткое острие в живот твари. Но та небрежно отбивала клинок копьём и сама пыталсь приблизиться на расстояние удара. Они кружили на месте, то прижимаясь к стенам, то перепрыгивая через трещины в полу. Нужно было прикончить монстра, но копье неизменно оказывалось перед лицом гномишки, какие бы маневры она ни предпринимала. Бойцы отскочили к стенам и дальним проходам, понимая, что сейчас могут только помешать девушке. Кто-то из них подхватил внезапно осевшего на пол Дарика. Бледный, как мел, клирик оказался в глубоком обмороке. Его дыхание еле прослушивалось, а руки были ледяными. В какой-то миг Марусенька вспомнила финт, показанный ей Трискелом. Для его исполнения нужно было только дождаться, когда что-нибудь отвлечет тварь хоть на долю секунды. Арбалетный болт, один из тяжелых металлических, отлитых ею, вонзился в плечо грампа по самое оперение. Гномишка легко хлопнула мечом по правому бедру твари и тут же метнулась под левое крыло, словно собираясь спрятаться за спиной монстра. Клинок, от скорости прочертивший в воздухе сверкающую дугу, вошел в подмышечную впадину со скрипом, как нож в мокрое дерево. От подобного удара обычно умирали на месте. Но гномишке не хватило роста, чтобы направить острие точно в сердце твари. Грамп изогнулся, выпучив уже мутнеющие глаза, и наклонил копье… Марусенька снова ощутила, что меч стал теплее и по руке от него побежали щекотные мурашки. Пол под ногами стал страшно скользким - наверное, от хлынувшей крови грампа. Стараясь не поскользнуться и не грохнуться, гномишка ухватилась за первое, что попалось ей под руку - за копье. Оно торчало у нее перед глазами под странным углом. В груди снова закололо, захотелось закашляться, но рот заполнила густая жижа со вкусом крови. Ее было так много, что Марусенька приоткрыла рот, не в сила ни проглотить, ни выплюнуть эту гадость. По спине, по рукам и ногам бежали болезненные уколы, словно раскаленные шарики катились под кожей. Свет в глазах мигал, становясь то ослепительным, то тускло-серым. Почему-то навернулись слезы обиды. Жалко, так жалко… Но она не понимала, о чем сожалеет, пока не потянула за древко копья и не осознала, что оно торчит из ее груди. Пройдя между ребрами прямо напротив сердца. Проткнув его. Выйдя из спины. � пригвоздив Марусеньку к рассохшейся свае. Вот почему она не падает. Грамп успел-таки достать ее, прежде чем сдох. Седди может не справиться один. Почему упал Дарик? Что будет с Сонечкой? Ой, и ленточка порвалась… Гномишка снова попыталась втянуть в себя воздух, но почти черная кровь хлынула у нее изо рта. Руки девушки разжались, и меч покатился по каменному полу, жалобно дребезжа. �скривленные стены надвигались на нее. Страное пространство, где пол и потолок меняются местами. Где причудливый узел из трубок обозначает ее запутанную судьбу, и судьбу Сонечки, и судьбу Дарика. Где темные щели уводят в небытие навсегда. Чернота метнулась ей навстречу, как челюсти сработавшего капкана.