Похищение Данаи

      - А как насчет укрывательства? Даже если лично вы не замешаны.
      - Укрывательство? Откуда мне знать, что мое знание может привести к поимке преступника? Есть, наконец, интимное знание - как, скажем, мое о Галине Матвеевне. Или Галины Матвеевны - обо мне. И здесь уже дело вкуса - делиться им с посторонними либо нет. Галина Матвеевна, я знаю, однажды обнародовала свое знание. У меня на подобные вещи иная точка зрения. Положим, Никита доверил мне секрет - я не обязан пересказывать его первому встречному. Не по-дружески. Да и какого рожна? По мне, чем меньше вы знаете, тем лучше! У нас противоположные цели. Вы ждете, чтоб я обмишурился, а я - чтоб вы.
      - В любом случае общие контуры убийства уже известны. Постепенно они обрастут деталями. Продолжаю думать, с вашей помощью. Но и без вашей тоже. Сейчас ведутся интенсивные поиски улик и свидетелей. И как я уже говорил, вы должны были, не могли не совершить еще парочку таких ошибок, как с мостами, из-за долголетнего отрыва от питерской жизни, либо с очками - ввиду дефицита времени. Невозможно совершить преступление, не наследив, - убежден, мы еще обнаружим следы убийцы на месте преступления.
      - А искусство их заметать? Это не я, а вы недооцениваете противника. Кто бы им ни был, - добавил я.
      - А сыскное искусство на что? Не говоря уж о том, что нас много, а преступник - один.
      - Где уж вам на равных - вот и надеетесь взять числом. Как же! Куча мала.
      Мельком глянул на моих сараевских дружков: оба внимательно следили за нашей перепалкой, особенно Саша - тот прямо окосел от удивления. А я совсем успокоился - рассказ приобретал все более фантастические черты. Угол отклонения - градусов на девяносто. А что, если раскланяться - задержит или отпустит? А если нам с ним выйти вместе, как три дня назад с Никитой? По проторенной дорожке, так сказать. Телосложения он крепкого, мускулы натренированы, но я зато ростом выше. Плюс эффект неожиданности. Почему не помериться? Заметано. Не выдержал и расхохотался.
      - Чему вы? - спросил Борис Павлович.
      - Возможностям, которые таятся в вашем рассказе для его героев. Его сюжетный, так сказать, потенциал.
      - Один из героев - мертв.
      - Зато другие живы. Вы, например. Мяу, как говорил в таких случаях покойник. Ведь не только я - вы тоже герой этой пока не законченной истории.
      - Почти законченной, хоть в ней еще есть белые пятна.
      - Вся ваша история - сплошное белое пятно, плод вашей убогой фантазии, игра ума, простите, не очень далекого. Вы говорите об ошибках, которые мог совершить я. А ошибки, которые совершили вы, восстанавливая ход событий? Ваша нулевая версия не выдерживает критики. Нужны факты и доказательства - у вас их нет. Все, что вам остается, - это сочинять и блефовать. Вы и работаете не как криминалист, а как писатель, но писатель из вас тоже никакой. Куда ни кинь кругом бездарны.
      Это я заметил собственными глазами - Борис Павлович покраснел. Выходит, не такой он твердокаменный, как представляется. Какое все-таки счастье говорить врагу в глаза что думаешь. И даже хуже, чем думаешь. Или совсем не то, что думаешь, но так, чтоб задеть за живое. Испытывал острое удовольствие, на которое не решился девять лет назад, а так хотелось. Это не он, а я брал реванш. Если знать силу слов и умело ими пользоваться, то и убивать никого не надо. Только в крайнем случае.
      Вот именно: в крайнем случае.
      - А зачем мне было его убивать? - поинтересовался я в очередной раз.
      - Затем, что вы ушли из мастерской не с пустыми руками. Не отказал себе в удовольствии еще раз глянуть на последнего русского романтика - тот и вовсе оцепенел, переводя взгляд с меня на Бориса Павловича.
      - Понятно, - протянул я. - С "Данаей" под мышкой.
      - Вот именно, - подтвердил Борис Павлович. - С "Данаей" под мышкой.
      - Но если он дрых, набравшись, я мог преспокойно вынести "Данаю", не убивая его.
      - Он бы хватился, проснувшись, -и вас, и "Данаи".
      - Ну хватился бы - что с того? Вам бы не настучал - все равно что донести на самого себя. Или погнался бы за самолетом?
      - Галина Матвеевна сообщила, что он мгновенно засы--пал, но потом метался по постели и через полчаса обычно просыпался и вставал, чтоб опохмелиться.
      - В отличие от Галины Матвеевны я не осведомлен о его ночных привычках.
      Подстилка общая - через минжу к культуре приобщалась, всех троих обслужила! Чем не групповуха: один ее е... , другого она е... , а метила в третьего. Не исключено, что и Борис Павлович разок-другой ей вставил. Галина Матвеевна! От стука до секса - один шаг. Еще неизвестно, кто из нас ей целку сломал! Считал же я столько лет, что она в меня втюрилась, а был просто запасным игроком, заместителем Саши, ей все равно с кем. А теперь вот меня закладывает - только чтоб отвести подозрения от Саши. Может, и сговорились, хоть он и прикидывается дурачком. Сговор? Трое на одного? Что ж, померимся!
      Борис Павлович продолжал на меня наступать:
      - Вы знали, сами говорили о его страхе, о его кошмарах. А теперь вам пришлось лично убедиться - спал он беспокойно, метался, бредил во сне. Вот вы и решили действовать наверняка. Потому что если б он проснулся среди ночи, ему не пришлось бы догонять самолет. Он бы застал вас в номере гостиницы.
      - Можно подумать, вы лично присутствовали при его убийстве. А что, если он пал очередной жертвой разгулявшейся у вас преступности?
      - Слишком много жертв криминогена для одного довольно ограниченного круга людей. Закон войны: снаряд не падает в воронку от предыдущего.
      - В любом случае ваши фантазии не подтверждены фактами. Сами признали рабочие гипотезы. Нулевая версия, версия No 1, версия No 2, версия No 3 - до бесконечности. Чем больше версий, тем дальше от реальности. А реальность не вариативна: одна-единственная. Мы расстались с Никитой через десять минут после того, как вышли от Саши, - сказал я, как было в действительности. - На прощание он обещал подарить мне любую из "Данай" - на выбор. Так что красть, а тем более убивать не было никакого резона. Побродил в районе Стрелки, напитерился и вернулся в гостиницу. Вот и весь сказ. Все остальное - выдумки или умозаключения. Вы шьете мне похищение "Данаи" плюс убийство Никиты, но исходите не из логики фактов, а сугубо из ваших подозрений. Те, в свою очередь, полностью зависят от ваших симпатий и антипатий. Вот вы и хотите, чтоб злоумышленником оказался я. Исходя из своих предубеждений желаемое выдаете за действительное. Зуб на меня давно точите. С тех пор как я вас тогда надул, - не отказал себе в удовольствии напомнить ему еще раз о том, что он и так помнил слишком хорошо.
      Зазвонил телефон. Так странно среди ночи. Сам видел, как Галя вздрогнула. Уж не покойничек ли решил побеспокоить на сон грядущий? Мелькнуло: не розыгрыш ли все это - и звонок, и наше ночное бдение, и смерть Никиты? Что, если он снова разыграл своего убийцу, притворившись мертвым?
      Саша снял трубку и тут же передал ее Борису Павловичу:
      - Вас.
      - Да... Превосходно! Вы его задержали? Рядом с вами? Я бы хотел, чтоб он повторил свои показания мне. Прямо сейчас, это важно. Дайте ему трубку.
      Затаив дыхание, смотрели мы на Бориса Павловича, пока он слушал рассказ неведомого свидетеля. Впрочем, почему неведомого? Разве что Саше и Гале. Я-то уже догадался. Весь вопрос - который из них? От этого много зависело. Пытался понять по односложным репликам и вопросам Бориса Павловича.
      - В котором, вы говорите, часу? - переспросил он. - И сколько длилось ваше путешествие?.. Вы уверены?.. Не можете ли точно вспомнить, что он ответил?.. Нет, больше никаких вопросов. Спасибо. - И положил трубку. - Вы оказались правы, - обернулся он ко мне. - Вы действительно расстались с Никитой минут через десять после того, как вышли от Саши. Только, расставшись, вы не стали бродить по городу. Вам удалось поймать машину. Я только что говорил с шофером.
      Я вздохнул с облегчением.
      - Мы исходили из того, что человек, который вас подвез три дня назад, совершает ночные рейсы более и менее регулярно. Так и оказалось, хотя мы искали другого шофера. И продолжаем искать, останавливая все машины, которые разъезжают этой ночью на Васильевском острове. Вот и набрели на этого левака, нам повезло. Назовем его условно шофер No 1. Теперь хорошо бы найти еще шофера No 2, который привез вас в гостиницу в пять часов ночи, и шофера No 3, который спустя час отвез вас из гостиницы в аэропорт.
      - Вы хотите возвести случайную удачу в некую систему, - усмехнулся я. Так не бывает. По закону вероятности шофера No 2 вам не найти. А шофер No 3, которого найти значительно легче, ничего не сообщит в добавление к тому, что вы уже знаете от портье, которому, уходя, я дал пять долларов за то, что он вызвал такси: футляра с картиной у меня в руках не было.
      - Потому что футляр находился у вас в чемодане, а чемодан у вас необычных размеров. Лично убедился, когда утром был вашим носильщиком. Потому вы и заказали не просто такси, а лимузин. Туда не то что картину - человека вашего роста можно запрятать.
      - По спецзаказу сварганили. А в чем бы я еще свои закупки для Метрополитен возил?
      - Вы правы - от шофера No 3 толку мало, а разыскать шофера No 2 маловероятно, - согласился Борис Павлович. - Хотя кто знает. А пока что шофер No 1 довольно точно описал вас обоих. Никаких сомнений - вы и Никита. Более того, он запомнил и воспроизвел разговор, которому был свидетелем, хоть и не понял смысла. То есть понял, но неверно. Провожаюший. по его словам, предлагал вам "взять любую" - шофер решил, что речь о девках. Так и есть, только девки нарисованные. Откуда ему знать? Выходит, и здесь ваши показания верны - Никита действительно предлагал вам одну из своих "Данаи".
      - Что я и говорил - убивать его из-за "Данаи" у меня не было резона, а иных причин и вовсе не сыщешь.
      - Я еще не закончил, - сказал Борис Павлович. - Шофер вспомнил то, что вы опустили, - провожающий ограничил ваш выбор: "Кроме той, которая мне не принадлежит". Вы переспросили, какой именно. Никита предложил вам отгадать самому. И тогда вы сказали: "Я и так знаю". Это полностью соответствует моей реконструкции: Никита не собирался отдавать вам оригинал "Данаи", который прятал среди копий и имитаций. Вероятно, у него уже был заказчик, на которого он работал. Не исключено, тот самый иракский еврей, который однажды уже приценивался к картине.
      - Так, может, этот заказчик его и кокнул? - предположил последний на земле романтик.
      - Ему-то зачем, коли он и так должен был получить картину? - ввязалась сучка, которая, похоже, поставила своей задачей упрятать меня за решетку, действуя в паре с Борисом Павловичем.
      - И что дальше? - поинтересовался я, хотя и так знал.
      - Дальше вы дали шоферу адрес на Среднем проспекте, но потом передумали и попросили подвезти к Гавани, где отпустили машину, щедро расплатившись с шофером - в долларах. Возможно, у двери мастерской вы оказались даже раньше Никиты.
      - Или позже, - сказал я. - Гадание на кофейной гуще. Уверен, вы сами не верите всему, что наговорили.
      - Или позже, - согласился Борис Павлович. - Я уже говорил, что точную картину убийства восстановить пока не можем. Однако рано или поздно надеемся это сделать. - И добавил: - С помощью убийцы.
      - Для этого вам нужно сначала найти убийцу.
      - Мы его уже нашли.
      - Может, и Лену я задушил?
      Саша вскинул голову и посмотрел на меня с такой мукой, что мне почему-то стало стыдно.
      - Нет, Лену убили не вы, - успокоил меня Борис Павлович.
      - И на том спасибо. Значит ли это, что я арестован? - спросил я, зная заранее ответ.
      - Нет, не значит, - удивил меня Борис Павлович. - Вы свободны. Пока что. Куда вы от нас теперь денетесь!
      Телефон зазвонил снова, но хозяин квартиры не двинулся с места, да и кто мог Саше в такую позднь звонить, если только уже была не рань. Трубку взял Борис Павлович. На этот раз он слушал молча.
      Еще один шоферюга? Чего гадать! Я Старался не выдать Ни любопытства, ни волнения.
      - Версия No 2, - подсказал я Борису Павловичу, когда тот положил наконец трубку.
      - Версия No 2, - согласился он. - Резиновые перчатки оказались ни при чем. Найдены в мусорной корзине между этажами, отпечатки пальцев - как извне, так и изнутри - только покойного. Судя по обнаруженным на шее ворсинкам, жертва была задушена поясом от халата. Того самого, в котором он изобразил себя в фантастическом автопортрете внутри граната. Пояса в мастерской обнаружить не удалось, а халат на месте. Материал - вискозный шелк - достаточно плотный, чтоб использовать в качестве орудия убийства. Надо только туго затянуть, и шелк становится жестким, как веревка. Кровоизлияние на слизистой оболочке гортани подтверждает, что он был убит именно этим способом. Смерть наступила в результате кислородной недостаточности в мозгу. Таковы окончательные результаты вскрытия. Особой силы при этом не потребовалось, поэтому ваши физические данные, Глеб Алексеевич, не обязательны. Таким способом его могла задушить даже женщина - при условии, если б зашла к нему сзади. Да хоть вы, Галина Матвеевна, - сказал Борис Павлович, гадко при этом лыбясь.
      Я тоже усмехнулся, глядя на клушу, которая сделала большие глаза:
      - Дичь!
      - Почему дичь? - возразил Борис Павлович. - Или вы полагаете, что прерогатива убийства принадлежит мужчинам? В судебной практике немало примеров...
      - Леди Макбет, к примеру, - снова подсказал я.
      - Зачем мне его убивать?
      - А мне зачем? - спросил я.
      - В том-то и дело, что у каждого из вас были причины от него избавиться. Саша - из ревности, Глеб Алексеевич - чтоб завладеть подлинником "Данаи", а вам, Галина Матвеевна, - чтобы избавиться от свидетеля вашего предыдущего преступления.
      - Нет! - крикнул Саша.
      - Может, и нет. Пока что - еще одна рабочая гипотеза. Слишком уж странно выглядят оба ваших взаимных алиби - сначала с Никитой, теперь с Сашей.
      - Версия No 3, - сказал я. - Если один убийца на обе жертвы, кто бы из вас им ни был, я - сбоку припека: во время первого убийства я был в Нью-Йорке. Версия No 3 мне подходит.
      - По-вашему, чем больше версий, тем лучше, - подытожил Борис Павлович. - Расширение списка подозреваемых вам на руку. Надеетесь, так мы скорее запутаемся?
      - Надеюсь? Надежда не распространяется на прошлое. За неимением точных фактов и улик вы полагаетесь единственно на собственные гипотезы, которые, множась, удаляют вас от невнятной реальности.
      - Что касается убийств - может быть. Но не в отношении "Данаи" - у вас единственного с ней особые отношения. И наконец о реальности, коли вы так ею озабочены, Глеб Алексеевич. Достаточно двух минут, чтоб, сжав горло, перекрыть кислородное питание мозга. Лишенный этой подпитки, мозг прекращает свою деятельность. Научный термин для такого рода удушья - странгуляционная асфиксия. Практически смерть наступает мгновенно. Остановке сердца предшествуют нарушение легочной вентиляции, судороги, резкий цианоз лица, потеря сознания, а также непроизвольные мочеиспускание и дефекация. А учитывая индивидуальную конституцию покойного - короткую толстую шею и апоплексическую предрасположенность, - справиться с ним было относительно легко, особенно с учетом нападения во время сна. Замочить его мог любой из вас. Вот почему, хоть ваше грузинское алиби и не надежно, - обратился Борис Павлович ко мне лично, вы не единственный, кто может оказаться замешанным в этом деле. Вместо того чтоб постепенно, путем исключения, сужать круг подозреваемых, мы вынуждены, наоборот, расширить его за счет остальных присутствующих, чье алиби, будучи взаимным, также может быть подвергнуто сомнению. Мы прорабатываем любую версию, которая могла бы приблизить нас к разгадке. У нас на дисплее компьютера...
      - Будем теперь ждать версию No 4, а заодно и шоферов под соответствующими номерами, - перебил я, поднимаясь. Как-то не улыбалось мне слушать всю эту фигню о методах работы бывших чекистов.
      Обнял Сашу, а на Курицу даже не глянул. Борис Павлович догнал меня на лестнице. На улице его ждала тачка - к сожалению, с шофером. Борис Павлович предложил меня подбросить.
      - А как же мосты? - спросил я.
      - По Дворцовому, - сказал он шоферу. И, обернувшись ко мне, пояснил: Его разводят дважды. А в промежутке на двадцать минут сводят снова. Если успеем проскочить в дырку...
      Успели. После всех треволнений заснул как убитый. Покойничек не являлся, совесть чиста, хотя, боюсь, Борис Павлович слукавил и на этот раз я вдряпался по уши. Круг сужается, обложен со всех сторон, дело дрянь. Но доказательств пока никаких, а за "Данаю" спокоен. Или я в самом деле допустил еще одну промашку? Какую?
      11. МНЕ ХОЧЕТСЯ БЕЖАТЬ ОТ МОЕГО ПОРОГА, НО КУДА?
      На следующее утро узнал о первом аресте по "нашему" делу. Через несколько часов после того, как мы с Борисом
      Павловичем ушли от Саши, их с Галей разбудил звонок в дверь,
      Как ни странно, арестован был Саша, а не Галя. От нее я и узнал обо всем: позвонила мне сразу после его ареста, вся в мандраже. Какое именно предъявлено обвинение, она не знала.
      С тем же вопросом обратился к Борису Павловичу, хоть и понимал, что засвечиваюсь. Первый раз я ему звонил сам, а не он мне.
      - Пока никакого. А вы что волнуетесь? Уж кто-кто, а вы должны бы точно знать, почему мы его арестовали... Одно могу сказать со всей определенностью не по обвинению в краже "Данаи". (Смех в трубке.) Задержан для допроса. У нас есть право на сорокавосьмичасовое задержание без предъявления обвинения. Но я так полагаю, что оно будет предъявлено значительно раньше.
      Вот именно! Времени в моем распоряжении было всего ничего, шанс ничтожный, но я просто обязан использовать его до конца. Ладно там очки или разведенные мосты, но попасться на великодушном жесте - никогда себе не прощу! Каким надо быть идиотом, чтоб самолично вручить им против себя улику! Перед глазами стоял Саша, засовывающий письмо Лены себе в карман. Боюсь, "Даная" от меня теперь дальше, чем когда бы то ни было. Проклятие!
      Единственное, на что у меня оставалось время, так это на звонок, хотя я и не знал точно куда - в Тбилиси, в Стамбул или в Грецию. Только не из гостиницы - телефон наверняка прослушивается. Решил наскоро позавтракать и пойти на Почтамт.
      Не тут-то было!
      Буфет на пятом этаже открывался только через час, а на третьем, как назло, - закрылся перед моим носом, хотя должен был работать еще двадцать минут. Взлетел на седьмой - переучет. Спустился в ресторан - наглая девка объявляет, что индивидуумов они временно не обслуживают, вот-вот нагрянет важная делегация. Ничего не оставалось, как подняться к себе и упросить коридорную наскоро мне что-нибудь сварганить. Что делать! Так уж устроен, что без стакана сока с чашкой кофе и последующей дефекации я не человек. Во время последней - стук в дверь. Терпеть не могу, когда прерывают мой утренний моцион, да еще на самом интересном месте. Не говоря уж о том, что именно там мне приходят в голову самые значительные мысли.
      - К вам пришли!
      "Ко мне или за мной?" - крикнул я из гальюна, но не вслух, а вслух просил подождать, пока приведу себя в порядок. Помню, в прежней жизни пошел однажды на свиданку к Борису Павловичу, а ширинку застегнуть забыл дополнительное унижение. А сейчас вот прерывают важнейший физиологический акт. Ничего, потерпят, а нет - пусть взламывают дверь.
      Нет, в это утро мне решительно не удается следовать завету Горация и ничему не удивляться. Пять минут спустя впустил в номер Галю. Ее только не хватало.
      Вид потерянный, лицо опухшее. Что-то она зачастила с этим делом, хоть слезы ей явно не к лицу. Нет, никто из живых не дождется больше от меня сочувствия, коли я не поддаюсь жалости даже к самому себе. Только мертвым! Мне б самому отметелиться, остальные - по х... . Напомнил ей о женах декабристов и поинтересовался, собирается ли последовать за Сашей в Сибирь или дождется собственного приговора. У меня на языке вертелось еще много шуток на эту тему от "скованных одной цепью" до "с милым рай и в шалаше", но решил не расходовать попусту ни серое вещество, ни адреналин.
      - Сашу взяли с письмом? - спросил без никакой надежды.
      - Отдельно. Письмо лежало на столе. Если бы не Борис Павлович, никто бы не заметил. Трое ввалились, но шмона не было. Да и он не сразу обратил внимание.
      - Ушлый, однако. Это улика против Саши.
      - Против Саши?
      - Сама посуди. Откуда у него письмо Лены, адресованное Никите?
      - Но ты ж ему и дал!
      - Не думаю, что он меня заложит. Разве что проговорится. Сексотом никогда не был. - И добавил: - Не в пример другим.
      - Тогда я сама скажу.
      - Вряд ли тебе поверят. Решат, ты выгораживаешь дружка. Ты и так дала ему фальшивое алиби. На самом деле он отправился в ту ночь в мастерскую, прикончил из ревности Никиту, а письмо забрал.
      - А кто забрал "Данаю"?
      - "Данаю" забрал я. Как мы с Никитой и договорились. Он обещал. Вот я и вернулся за ней в мастерскую, пока он не передумал. Дверь открыта, на пороге труп, а моя "Даная" висит как ни в чем не бывало. Настоящая, не фальшак! Свернул в рулон, засунул в футляр - и был таков. Доказательств никаких, но тебе, как бывшему другу сердечному, доверительно сообщаю. Можешь настучать на меня Борису Павловичу - скажу, что ты это все загнула. Даже если здесь спрятан микрофон - навесил тебе лапшу на уши, и все тут. Могу добавить, что готовлю и другие диверсии - взрыв Дворцового моста, убийство Патриарха всея Руси и изнасилование вашей Первой леди. Что еще? А Никиту мне незачем было убивать, коли он и так обещал любую. Кроме одной: Лены-Данаи. А ты не нужна была никому - ни мне, ни Никите. Ни во плоти, ни в образе Данаи. И Саше не нужна, зря домогаешься. Два убийства, а тебе все равно ни х... не обломилось. А я получил мою "Данаю", которую взял под мышку, перешагнул через труп - и был таков. Зачем убивать убитого? Это вы здесь специалисты по убийствам: друг с дружкой решили покончить и начали еще до моего приезда. Сначала Лену: интриговала, ненавидела...
      - Ненавидеть - еще не значит убить.
      - У тебя - значит.
      - Всерьез считаешь меня убийцей?
      - Сама признала, что ненавидела ее! Сводня! Думаешь, не догадываюсь? Это ты свела се с Никитой, а потом Саше наговаривала на обоих! Вот и подзавела его. На месте Бориса Павловича я б уже давно понял, что ключ к убийству Никиты - в убийстве Лены, Нет, не прямое тождество - что обоих задушил один и тот же. Здесь связь посложнее: убивает один, но убеждает другого, что убил третий, который мстит таким образом второму, - вот концы и в воду. Сашу убедить можно в чем угодно - так капитально ошизел с тех пор. А что ты делала в тот день у них дома? Лясы точила с покойницей? Хватит мозги вкручивать. Кому это выгодно, черт побери! Саша Никиту прикончил из мести и ревности, что тоже понятно. У каждого из вас своя причина. Насквозь вижу все ваши фигли-мигли. А может, и Борис Павлович замешан каким-то образом - ты с ним в паре! Вам теперь не остановиться - вошли во вкус. Где два убийства, жди третьего. Пора сматываться, а то и мне, боюсь, несдобровать.
      - Тебе есть куда, - тихо сказала Галя. Меня поразило, что она даже не попыталась опровергнуть мои обвинения.
      - Взял бы тебя с собой, да нельзя: кто ему передачи будет носить?
      Тут она и влепила мне оплеуху, которая больше напоминала боксерский удар. Сила в ней не женская, еле устоял. Понятно, тут же дал ей сдачи. Только вместо того чтоб смазать по физии, повалил на кровать и сдавил шею - у каждого своя метода. Она что-то пыталась сказать, но слов было уже не разобрать, шип вместо голоса, задыхалась, хрипела, - а каково Лене?! Отмщение, и аз воздам! Слишком ты что-то сегодня раскудахталась, Курва Матвеевна! Сучка течная! Фифа! Змея подколодная!
      Как я ее ненавидел! Мой слух уже улавливал хруст шейных позвонков, который вот-вот раздастся. И я бы задушил ее, если б не почувствовал вдруг сильнейшее желание. Расслабил железную хватку, слизнул слюну, что текла у нее по подбородку, и стал целовать, ласкать-раздевать, а потом всадил ей свой двадцатидвухсантиметровый. И почти сразу же кончил. Никогда не испытывал такого острого наслаждения.
      Она лежала подо мной как труп, недвижно, лицо побагровело, остановившийся взгляд, глаза как при базедовой болезни. И ни звука, как в немом кино, хотя из всех девок, каких знал, самая озвученная в сексе: орет благим матом. Внутри у меня похолодело - этого еще не хватало! Выходит, я даже не садист, а труполюб? Вспомнил вдруг, как боялась она щекотки, но то было еще в ее девичий период, а щекотливость, говорят, после дефлорации проходит. Попробовал все-таки - слава Богу, открыла глаза, но смотрела на меня не узнавая. Похлопал ее по щеке, возвращая пощечину. Тут она окончательно пришла в себя и быстро задвигала бедрами, освобождаясь от меня.
      - Зверюга, - сказала, оправляясь.
      Кажется, она не совсем понимала, что чуть было не последовала за Леной и Никитой, принимая то, что произошло, за дикий секс.
      - А помнишь, как мы первый раз, в Дубровнике... - сказал я, когда она вышла из ванной.
      - Ты был тогда другим.
      - Ты тоже.
      Она заплакала, но я снова не допустил себя до жалости, вспомнив, как именно по этой причине дал Саше улику против себя.
      - Не дури - глаза даны нам не для слез, - нравоучительно сказал я. Ну, мне пора. - Что действительно было так. - Зачем ты пришла?
      - Я видела Бориса Павловича той ночью.
      - Той ночью?
      - Ну да. Когда убили Никиту. Встретила около мастерской.
      - Это когда ты прибежала за нами?
      - Нет, после. Когда вы с Никитой ушли.
      - Ты была у него в мастерской? Зачем?
      - Испугалась. Потому что у него ключ от нашей квартиры. - И тут же поправилась: - От Сашиной. Вот я и пришла забрать. Как бы чего не вышло.
      - А как там оказался Борис Павлович?
      - Откуда мне знать? Он садился в машину. Там были еще трое. Я успела заметить.
      - А они тебя?
      - Не знаю.
      - Ты видела Никиту?
      - В том-то и дело, что нет. Никак не ожидала застать там Бориса Павловича. Вот и потопала назад. Решила, что с ключом - это мои страхи. Тем более можно закрыться на крюк. Что мы и сделали той ночью. И все последующие.
      - И сразу же домой?
      - Не сразу. Побродила с полчаса по Гавани, подышала морским воздухом, юность вспомнила, всплакнула. Вернулась - было около пяти. Саша уже спал.
      - В таком случае ни у тебя, ни у Саши нет алиби на эти три часа.
      - Ни у Бориса Павловича.
      - Ты хочешь сказать?..
      - Ничего я не хочу сказать! Но ты же понимаешь - они там в гэбухе не только поездками за рубеж занимались. Мокрые дела - тоже в их ведомстве.
      - Тебе виднее, - не удержался я. - Только зачем им было Никиту мочить?
      - Чтоб забрать картину.
      - Они могли это сделать и легальным способом, - сказал я и на какое-то мгновение задумался. - Но не сделали. Не успели.
      - Или для того, чтоб приписать потом убийство кому-нибудь из нас. Тебе или Саше. Или мне.
      - Слишком сложно для них.
      - Ты недооцениваешь Бориса Павловича. Он неинтеллигентный, но умный.
      - Тебе виднее, - повторил я, но Галя никак не отреагировала.
      - Это к тому, что ни у кого из нас нет алиби на эту ночь. Выходит, нельзя шить это убийство кому-нибудь одному, если и у других рыльце в пуху.
      - Об этом я как-то не подумал. Ты готова подтвердить это при свидетелях?
      -Да.
      - Спасибо.
      - Не ради тебя - ради Саши. Мне кажется, они меня ночью засекли. Выходит, у Саши нет алиби. Но и у них тоже нет! Что им стоило вчетвером одного? Никиту мне совсем не жалко. Нисколько! Кто б его ни убил.
      - А мне жалко. Кто б ни убил. Даже если я. Все равно жалко. Какой ни был, хоть мешок с дерьмом, но теперь он - жертва.
      Жалко или не жалко? Жалость - самое противоестественное из человеческих чувств: жалея других, предаешь себя. Вот почему я придавил в себе сочувствие: нельзя встать на сторону всех сразу, а кто встанет на мою? Если я не за себя, то кто же за меня?
      С трудом открутился от Гали - вышли из гостиницы вместе, но тут же разошлись. Успел заметить растерянное лицо сидевшего у нас на хвосте следопыта, который выбрал, понятно, меня. Мог бы, конечно, потерять его в одном из проходных дворов, которые помнил здесь во множестве, но остановился на некрополях Александро-Невской лавры, по которым студентом водил экскурсии, выслушивая идиотские вопросы провинциалов. Двухсотлетняя русская история взывала ко мне с могильных эпитафий, но я остался глух и слеп. Забыв о "хвосте", предался меж мраморных надгробий воспоминаниям о невозвратной юности, похороненной где-то здесь, почему и показалось мне кладбище живым по сравнению с городом мертвых, Санкт-Петербургом. Живые и мертвые поменялись местами, и не было меня ни среди тех, ни среди других. Остро вдруг ощутил свою непричастность ко всему. Выпал из времени, как птенец из гнезда.
      Похоже, мой "хвост" тоже увлекся мрамором, тем более был здесь скорее всего впервые. Пока он обалдело разглядывал многофигурную композицию на могиле Турчанинова, я перебрался тайным лазом с одного некрополя на другой, с Лазаревского кладбища на Тихвинское, а оттуда уже прямым ходом обратно на площадь - и был таков. Оглянулся по сторонам, пытаясь в случайном прохожем угадать филера. А то, что под колпаком, - теперь уж никаких сомнений. Не мота-путь ли прямиком в американское консульство и попросить там политическое убежище, пока не поздно? Или двинуть сперва на Почтамт? Там и начались мои телефонные муки. Час я ждал Тбилиси и полтора - Стамбула. Из столицы Грузии мой друг уже отбыл, в столицу Турции еще не прибыл. В конце концов вышли через Афины на Остров, и когда я услышал голос Наджи, у моих ног заиграли эгейские волны, немые лягушки с античных монет нарушили многовековое молчание и устроили концерт в мою честь, я спустился на скоростном лифте в заброшенную шахту, в мои будущие владения и, ликуя, полетел на крыльях любви к моей красавице, а потому не сразу усек некоторую напряженность в телефонной трубке, но отнес ее на счет несоответствия между моим восторгом и его деловитостью. Плюс мнительность как результат моих питерских злоключений, которые подходят к концу. А то, что Наджи отдал картину на экспертизу, - было б странно, если б он того не сделал.