Митька наморщил лоб. Это было похоже на правду, но такая правда звучала не совсем приятно.
      — Верно? — повторил Волшебник.
      Митька неопределенно качнул головой.
      — Н-наверное, все-таки, нет, — сказал он. — Тогда уж, скорее, Вы появились у меня в награду за пространственные переходы.
      Волшебник кивнул.
      — И это не совсем так, но ближе к истине.
      — Все-таки, с места на место — это уже не детское волшебство! — приободрился Митька.
      Учитель слегка подтолкнул его, и они двинулись вниз по склону холма. В чащу деревьев и мудрых мыслей.
      — А вот и нет, — возразил Учитель. — Ты думаешь, самое ценное там было то, что ты переносился в пространстве?
      — Ну, да… А что еще?
      — Гораздо лучше было бы, если бы ты сумел сделать такой же переход, оставаясь при этом на месте.
      — Как это?! — опешил Митька, остановившись.
      — Иди, иди потихонечку. Не стой на месте. Ты переходишь в другой мир. Переходишь, не сходя с места. В мир, очень похожий внешне. Поначалу похожий. Но другой. И со временем это начинает проявляться. Уловил?
      — Да, — сказал Митька.
      Вот это было — да. Это была находка. Такие мысли Митька понимал и любил. Он знал по опыту, что любые серьезные перемены наступают исподволь, неприметно. Кто этого не понимает — как овладеет волшебством? Хочешь сильных эффектов — начинай с малого, едва заметного. Это Митька умел. Он знал, как дорого стоят, как сильно действуют и как мало ценятся такие идеи!
      — Да, — сказал Митька. — Значит, я сижу на месте. И перехожу. Оставаясь на месте. В новый мир.
      — И переходишь. А пространственный перенос — это просто внешний эффект для укрепления в вере. Чтобы ты заметил, что ПЕРЕШЕЛ. Это необязательно. Самое ценное там былољ вовсе не то, что ты улетел на Заречную. А то, что ты, совершив переход, так и остался ТАМ, в новом мире. Так и не вывалился назад, — сказал Волшебник и слегка подтолкнул остановившегося Митьку вперед.
      Волшебник опять выразил словами то, что Митька лишь смутно чувствовал. В новом мире жил Юрка, а в старом он… неизвестно где был.
      Митька как мог объяснил Волшебнику свои чувства.
      — Н-нет… — Волшебник покачал головой, — Юрка запомнился тебе как знак нового мира, но по сути с него началось твое возвращение к старому. С него ведь?
      Митька пожал плечами и кивнул.
      — Не знаю. Наверное. Вам виднее. Я ведь так и не понял толком, что значит "новый мир", "старый мир". Вот Синее Море — ясное дело, другой мир. А Вы в каком смысле?
      — Самое простое объяснение: я называю «миром» твое виденье мира. Изменение мира — изменение сознания.
      — А-а… А я думал правда мир меняется.
      — Правда меняется. Другое сознание — другая вера. А вера — это сила.
      — Ладно. Понял.
      — Еще не понял. В новом мире новые законы. То, что было важно в старом, теряет важность. Оно становится простым случаем. Одним из многих. А то, что было неважным, случайным — становится закономерным. В этом суть любой перемены.
      — Например. Приведите пример.
      — Два человека живут на одном этаже. Разбойник и ученый. Они не просто по-разному видят мир. С ними случаются разные события. Они действительно живут в разных мирах. И у каждого есть свои неопровержимие доказательства того, что мир на самом деле именно такой… Доказательства одного — не имеют смысла для другого. То, что для одного — маловажная случайность, для другого — существенный закон жизни. Подтверждаемый опытом! Превратить ученого в разбойника, или наоборот — это магия. Белая или черная. Понятно?
      — Вроде, да. А про меня?
      — Пример про тебя. Для тебя важен я. Я — знак нового мира. Сам ты пока в старом. Для тебя важно мое присутствие. А когда мир изменится, когда ты перейдешь, это станет неважным. Случаем. Со мной или без меня — у тебя будет получаться. Понял?
      — Понял. Давайте еще пример.
      — Заречный. Для тебя это знак нового мира. Юрка — с Заречного. В этом его ценность. И мой театр — на Заречном. И твой первый перенос был — с Туневки, где ты вырос, на Заречный. Но с тех пор как ты познакомился со мной, для тебя везде стал Заречный. Так?
      Митька опять стал как вкопаный. "Для тебя везде стал Заречный," — это точно! Именно так и чувствовал себя Митька с тех пор, как появилась Шапочка. Но. Что ценность Юрки в том, что он — с Заречного, это звучало как приговор. Неужели это — правда? Да ведь и Заречный начался раньше Юрки, с Монаха. На Заречный Митьку привел Папа. Правда, потом увел…
      Волшебник понял митькино молчанье.
      — Не вообще ценность юркиной жизни, а ценность для тебя, для тебя лично. Почему ты его выделил среди других ребят.
      Митька кивнул.
      — Но в принципе — в принципе! в конце концов! — љ знак нового мира — он как мост, который надо сжечь, чтобы перейти окончательно. Когда ты перешел, мост теряет значение. То, что в старом мире необычно, что — знак нового, в новом вполне обыденно. Пока переходишь — теряет значение. Шаг за шагом.
      Они спустились в лощину и стали подниматься на соседний холм. Идти стало труднее.
      — По-моему, Юрка не потерял, — сказал Митька. — Хотя я с Вами познакомился, но он — не потерял. Почему-то. Меньше стал, но все равно важен. Притом, на Заречном я и раньше бывал. Только не на Перекатной.
      Волшебник кивнул одобрительно.
      — И хорошо. Значит, я чего-то не учитываю. Значит, ты еще не совсем перешел куда-то. И дело тут не во мне. Не только во мне.
      — А в чем?
      — А не знаю. Я же не Бог. Если бы я все знал, то зачем тогда жить? Это только Бог знает — как можно все знать, и все-таки жить. Это уже нечеловеческое. Нам не понять этого. Для нас интересно узнавать. Это — наша жизнь. Постепенно узнавать.
      — А Бог как? Как можно все знать — и не скучать?
      — Не знаю. Может, это мы тоже постепенно узнаем?
 
      В другом сне они сидели на крыше какого-то высотного здания, откуда открывался величественный вид на огромный Город.
      — Суть не в том, чтобы сбежать из своей реальности, а в том, чтобы увидеть ее другими глазами. Это и значит «переселиться». Что толку в переходах? Это как грезы — они рассеялись, и будто не бывало.
      Митька вроде бы понимал.
      — А почему Вы тогда появились? — напомнил он Волшебнику вопрос из другого сна.
      — Я появился потому, что у тебя была уверенность, что мир НА САМОМ ДЕЛЕ не такой, каким он тебе представляется. Что ты ищешь не другого мира, а своего собственного. Кстати, какой он, твой мир, который ты ищешь?
      — Добрый, — сказал Митька, не задумываясь. — Там нет зла.
      Волшебник кивнул.
      — А что там делать?
      Митька пожал плечами.
      — Просто жить. Узнавать мир. Жизнь узнавать.
      — А когда узнаешь?
      — Мне кажется, никогда до конца не узнаешь.
      — А приключения ты не любишь?
      — Только если хорошо кончаются… если наверняка хорошо кончаются.
      — Бывает туго, но в конце концов всегда хорошо. Так?
      Митька кивнул. Хорошо бы.
      — Вот так и устроен мир идеального белого мага. Хочешь туда?
      — Конечно. А Вы можете меня туда провести?
      — Суть в том, что ты уже там.
      Митька вскочил и начал озираться по сторонам. Город, видно, спал. Был рассвет.
      — Нет, ты не понял. Я говорю не про этот сон. Настоящий маг так видит тот мир, в котором родился. Мир своих родителей. Свой родной мир видит так: для него нет там зла, а есть только приключения, но они наверняка хорошо кончаются.
      Это было снова непонятно для Митьки. Мир его родителей ведь и был тем, от чего он бежал. Митька сел.
      — Родной мир? Так я ж от него бегу.
      — Тебя сбивают с толку.
      — Кто?
      — Наши враги, бесы. Это они учат тебя бежать от реальности. Твой родной мир — совсем не такой, как тебе кажется. Если бы он и правда был таким — все, конец. Тут ничего не попишешь.
      — Почему?
      — Потому что вывалишься. Любой путешественник рано или поздно вываливается в мир своих родителей. Пока он жив, пока он в теле. Тело-то — от родителей. Окончательно потерять мир родителей — это и есть смерть. Смерть — принципиальная штука. Это окончательный переход. Пока ты жив, пока ты в теле — ты возвращаешься туда, где родился. В мир родителей. После смерти туда нет возврата. Путешествие без конца.
      — Мне он не нравится, — пожаловался Митька. — Я там все равно умру. Заберите меня к себе.
      — Пойми, пойми. Суть в том, что ты уже там. Ты уже здесь, в моем мире. И родители твои, и вообще все. Тебя просто ввели в заблуждение.
      Митька подумал и осторожно спросил:
      — А почему в Вашем мире меня ввели в заблуждение? Как Вы допустили?
      Вопрос был дурацкий. Но, общаясь с Волшебником, Митька постепенно убедился, что в разговоре с мудрецом главное — не бояться дурацких вопросов. В этом вся суть. На то он и мудрец. Вывалить на него — и пусть сам разбирается. Опыт, опыт подсказывал Митьке: чем глупее вопрос, тем мудрее будет ответ.
      И Волшебник, конечно, ничуть не смутился, что Митька его обвиняет, а даже будто обрадовался. Но сказал несколько виновато:
      — Прости Митька. Это приключение. Я люблю приключения. Главное приключение человека — это духовная война. Когда его дурят. А ты не давай себя обдурить. А если обдурили — не смущайся! На войне как на войне. Смысл в том, что ты встретился со мной, и теперь дело пойдет на поправку. Главное — верь, что все хорошо кончится. Нам, белым магам, все идет на пользу.
      — А зачем нам вообще война?
      — На пользу. Война — приключение. Но приключение серьезное. Если ты сохранишь веру в то, что оно наверняка хорошо кончится, то так и будет, и вера твоя укрепится.
      — А если не сохранишь?
      — Тогда окажется, что ты — черный маг.
      Это звучало неприятно. Митька почесал затылок. Риск, понимаешь.
      — А нельзя без приключений?…
      — Не знаю, — сказал Волшебник. — Может быть, тут все дело в конституции? Помнишь — про камень, который нельзя поднять?
 
      Третий сон был как будто в подвале того же высотного здания. Были какие-то дети. Похоже, беспризорники. Но они были поглощены разговором между собой и совсем не обращали внимания на Митьку и Волшебника. А может, имела место невидимость.
      — Настоящих белых магов мало, — говорил Волшебник. — Зато они гораздо могущественнее. Стать одним из них очень трудно. А стать черным легко. Есть множество черных магов, которые искренне верят, что они — добрые волшебники. Они действительно стараются делать добро, помогать людям и животным. Мне нетрудно научить тебя творить чудеса и прочее. Но наша с тобой задача сложнее. Я должен попробовать обнаружить в тебе настоящего белого мага. Он где-то уже сидит в тебе, только пока трудно открыть.
      — Вы уж постарайтесь, — попросил Митька.
      — Постараюсь, — серьезно сказал Волшебник. — Но в худшем случае, уж не обессудь, выйдет из тебя добрый, но черный маг. Непросветленный. Черный, но добрый. Добрый, но черный. Таких много. Окружающие считают их добрыми волшебниками. А на самом деле они — черные маги.
      — Не хочу, — сказал Митька.
      — Я тоже не хочу. Но склонности такие у тебя — есть.
 
      Теперь Митька карабкался по крутому голому склону. Волшебник, даром что старый на вид, ничуть не отставал.
      — А как отличить настоящего белого от черного, но доброго?
      — Бывает очень трудно отличить, даже мне. Если человек хотя бы чем-то недоволен, хотя бы с чем-то в жизни, в собственном прошлом не согласен, то он — служитель тьмы, хотя и считает себя добрым, и старается бороться со злом.
      — А что плохого? Борется — и хорошо. Почему он злой-то?
      — Он не злой. Пойми, он добрый. Просто — черный. Понимаешь, бороться со злом — это дело воина… врача… пожарника, наконец. Черный маг может быть хорошим врачем, воином… просто добрым человеком. Но как МАГ — он уже побежден злом. Он ПОВЕРИЛ в зло, что зло действительно имеет ВЛАСТЬ. Как маг — он уже никогда не сможет победить зло до конца, В ПРИНЦИПЕ. Потому что он ВЕРИТ в зло. Зло имеет корень в нем самом. Скажем так, один корешок из многих. Потому для бесов он неопасен. Они всегда найдут подход. Ему остается только без конца бороться со злом. Это — путь воина.
      Митька подумал. Вообще-то, с одной стороны, путь воина — тоже интересный. А с другой стороны…
      — А если я со всем согласен, если для меня нету зла, зачем мне вообще что-то делать?
      — Но есть же дела, которые не являются борьбой со злом. Главное из них — упорно верить в иллюзорность зла. Что все, что кажется победой зла — это только приключение. Этим не кончается. Будет какое-то продолжение, будет непредсказуемый поворот — и все будет хорошо!
 
      Так Митька провел эту ночь.
      Проснувшись наутро, он где-то в груди и в животе чувствовал, что помудрел. Он почти не сердился на Папу. К тому же, Мама взяла Митьку на беседу со своим наставником. Вначале они отстояли службу, а после службы подошли к батюшке.
      Мамин духовник, благочинный протоиерей отец Глеб, не был ни зилотом, ни ригористом.
      — Папу надо слушаться, — сказал он, похлопав Митьку по плечу. А потом они стали говорить с Мамой. Подслушивать было неудобно, и Митька отошел в сторону.
      Но все же кое-что он расслышал. Отец Глеб сказал это громко, быть может, специально, чтобы Митька расслышал.
      — Мы призваны служить Господу в Сказочной Епархии. И мы не должны замыкать наших детей в православное гетто. Да это и невозможно…
      И Митька совсем повеселел.
 
      Когда они вышли из храма, Митьке показалось, что Мама спросила его: "Ты куда?" Митька удивленно обернулся, но не успел ответить. Видно было, что Мама ничего не говорила, она думает о чем-то своем. Наверное, о Папе и о Митькином волшебнике. Митька осекся на полуслове и стал вслушиваться в свои мысли. Это явно была депеша.
      И точно: в голову лезла назойливая мысль, и вслушиваться не надо.
      — Ты куда пропал, Митек?
      Ясно было, что это — Юрка.
      Митька наскоро отпросился у Мамы погулять.
      — Но к Волшебнику — ни-ни, — строго повторила Мама.
      — Ясно, о чем речь!.. Я к Юрке.
      — Чтоб к пяти часам был дома.
      Отойдя в сторонку, Митька нацарапал на песке: "В храме был."љ Потом сосредоточился и резко стер надпись. Это была обычная техника депеши. Можно было делать и по-другому, но сейчас, после храма, лучше было применить самое простое средство.
      В голову назойливо полезла мысль, притворяющаяся юркиной депешей.
      — Срочно приезжай.
      Потом еще обманка:
      — Давай вечером встретимся на Перекатной.
      Митька хладнокровно проигнорировал это искушение. Способность к такого типа волшебству во многом как раз и определялась тем, можешь ли ты не клюнуть на эту бесовскую удочку.
      — Я тебя жду у клуба, — продолжал бес.
      Митька не поверил.
      — Сообщи, в каком храме? Я подъеду.
      Митька — ноль внимания.
      Наконец, пришла настоящая депеша:
      — Я тебя потерял, все утро шлю депеши.
      — Сейчас приеду к тебе, — ответил Митька. — Жди дома.
      Юрка был неспособен к самостоятельным переходам, зато с депешами у него было все в порядке. Он смог бы даже и в храм пробиться, только самому Митьке было сегодня не до того. Чтобы достучаться до Митьки, гонцу даже пришлось сымитировать мамин голос.
      В автобусе Митька принял еще одно послание:
      — Иди на Перекатную, на наше место.
      Они встретились там же, где началось их знакомство.
      — Ты куда пропал, Митек, — повторил Юрка, — уже неделю тебя не видно, не слышно. Вы ведь уезжаете?
      — Не неделю. В среду же разговаривали, забыл?
      — Забыл.
      — У меня такие дела…
      — Рассказывай, что за дела. Двинули на Море!
      Оказавшись на раскаленном пляже, они немедленно разделись и влезли в воду.
      Берег был на удивление пустынным, только вдали играли какие-то девчонки.
      — Я нашел себе мага, Юрка, — сказал Митька.
      — Ну?!
      Вода что-то была холодной. Они улеглись на песок.
      — Нашел. Но отец мне запретил встречаться с ним.
      — Во-он оно что…
      Странно. Не хотел Митька рассказывать Юрке о повороте в своей судьбе — но стоило им встретиться — и само все рассказалось.
      — Давай одеваться, — сказал Митька, — а то вывалимся полуголыми.
      Юрка как всегда выпал первым. Остался только след на песке, а на море и следа не осталось.
 
      Этим же вечером Митька с родителями уехал за город.
      Начались отпуска. Митька поехал к бабушке, жить в деревне и ходить с Песом за грибами.
      Еще Митька собирался навестить соседкину корову Зорьку. Зорька была в своем роде достопримечательностью. Митька ее очень жалел — с детства. Корова была ненормальная. Она бредила Индией, бредила в буквальном смысле слова. Индия была для нее раем на земле, землей мечты.
      Зорька воображала себя ни много, ни мало — воплощением какого-то божества. Но это полбеды. Индийские мотивы переплетались в ее рогатой голове с христианскими, и она воображала, что страдает в этом хлеву, в полной безвестности, за грехи человечества. Она ждала избавления: то ли смерти на бойне, то ли какого-то скорого конца света, но ждала с таким терпением, терпела с такой искренней самоотверженностью, что невозможно было слушать ее без слез.
      Даже Папа, при всей его суровости, только качал головой, не находя комментариев. Потом все же нашел где-то в Библии подходящую цитату, что вся тварь страдает за грех человека, и чает избавления через человека же. Так что даже Папа
      усматривал в зорькиной теории некую каплю здравого смысла. Ну, а Митька — тот вообще был от Зорьки без ума.
      И Зорька отвечала ему взаимностью, ощущая его искреннее сочувствие. И терпеливо ждала каждого Митькиного прихода.
      В ее воображении Митька выходил чем-то вроде представителя или посланника целой организации людей, понимавших миссию Зорьки и благодарно ждавших завершения ее страданий.
      Зорька охотно беседовала с Митькой, посылая кому-то через него какие-то слова утешения, какие-то наставления и даже пророчества, которые не сбывались, а просто забывались и заменялись новыми. И так она отдавала себя людям, которые считали ее просто коровой. Кормили, поили, доили, убирали навоз. И корова кротко принимала это малое ответное служение человечества.
 
      На следующую ночь Волшебник переговорил с Митькой очень кратко. Он обещал открыть ему секрет Истинного языка и дал базовые упражнения.
      — Начинать необходимо с этого. Иначе при всем желании ничего не поймешь. Есть вещи, которые познаются только на практике.
      — Давайте, — сказал Митька.
      — Секрет Истинного языка прост, как все самое важное в жизни. Но самое простое труднее всего принять. Чтобы подготовиться, поразмысли вот над чем: Бог никогда не лжет, потому что все слова Его сбываются…
      — Кстати, — сказал Митька, — я никогда не мог понять, почему говорят, что Бог не может согрешить. Если Он ВСЕ может, то почему этого не может.
      — Вот-вот, — сказал Волшебник, — ты меня понял. Я именно про это и говорю. Опять про тот же камень, который нельзя поднять.
      — Да я ничего не понял, — признался Митька, — я просто спрашиваю.
      — Твой вопрос показывает, что ты понял, зачем я это говорю. Ответ прост: Бог не может согрешить по определению. То, что делает Бог — это и есть праведность. Праведность — это делать дела Божии.
      — Не понял, — сказал Митька. — Не может? По определению? Он же все может. По определению.
      — Конечно, конечно. Мы же про это говорили. Может, но не хочет. Можешь ты сделать то, чего не хочешь?
      — Могу. Но не хочу.
      — И Бог. Может — все. А делает только то, что хочет. А грех — это то, что Бог не хочет делать. Может. Но не хочет.
      — А как тогда делается? Если Сам Бог не хочет.
      — Бог и не делает. Он только допускает. Смотри: Бог не лжет, потому что все, что Он скажет, сбывается. Ложь бывает, когда Бог молчит.
      — А зачем допускает? Зачем молчит? — спросил Митька.
      — Он допускает, когда предвидит, что все равно, и так все пойдет как надо. А если нет — не допускает.
      — Тогда почему бы нам и не грешить? Если все и так пойдет как надо. Тогда все равно.
      — Чтобы избежать неприятных приключений. Потому что там есть реальная опасность потерять веру в хороший конец. Когда ты делаешь то, что Бог не хочет делать, это тебя удаляет от Бога. А кто далеко от Бога — легко теряет веру в добро. Грех портит твой мир.
      — А Ваш мир? Не портит?
      — Я стараюсь не грешить. А чужой грех не портит мой мир. Это тоже приключение, но с рискомљ потерять веру для меня оно не связано. Я уверен, что все будет хорошо. Для меня.
      — А для меня?
      — Для тебя — всяко может обернуться. Потому я и предлагаю: переезжай жить ко мне.
      — А как?
      — Я это и объясняю тебе. Бог не может солгать, потому что все Его слова сбываются. И ты никогда не лги, чтобы все твои слова сбывались. Не порти свой мир.
      — Ага, — сказал Митька.
      — Это первое правило Белой Магии: никогда не говори неправды. Бойся даже маленькой неточности. Если не знаешь точно, то лучше промолчи. Никогда не преувеличивай. Не говори ерунды даже в шутку. Каждое твое слово должно быть правдивым и точным. Чтобы все, что ты скажешь, можно было перевести на Истинный язык. Не говори, чего не знаешь. Особенно осторожно говори о будущем. Не говори "будет то-то и то-то", говори "мне кажется, мне хочется". Это первое.
      — Хорошо. Попробую.
      — Во-вторых, что бы ни случилось, принимай все как должное. Представь, что все, что происходит, происходит по твоей воле. Как будто это ты сам так захотел. Никогда не позволяй себе недовольства, никогда не ворчи и не ругайся. Вспомни каждый случай, когда ты бывал чем-то недоволен, попроси прощения у Бога за свое недовольство. Это второе.
      Митька подумал и заметил:
      — Это очень трудно. Может быть, я даже не смогу.
      — Постарайся. Без этого ничего у нас не выйдет. Самое главное, не ври даже в мелочах. Тот, кто позволяет себе врать, тот никогда не овладеет языком Истины. Язык просто не дастся ему.
      — Это можно. Наверное. А вот как быть всем довольным?
      — Пойми, если ты недоволен, то ты уже проиграл битву. Ну, война есть война. Одна битва — это еще не вся война. Но в конце концов не должно остаться ни малейшего недовольства. Чтобы все было в твоих глазах хорошо, как в прошлом, так и в предполагаемом будущем.
      — Я попробую.
      — Давай. Действуй. Разговоры разговорами, а надо и делать кое-что. Ну, все на сегодня!..
 
      Утром Митька случайно подслушал разговор родителей.
      — В обычном театре сколько народу работает? И всем надо платить, — сказал Папа. — А этот Волшебник платит только за помещение. Он же все делает один. У него даже сторожа нет.
      — Это все так, — возражала Мама. — И все-таки он очень много жертвует на храмы. Отец Глеб не стал бы так говорить, если бы речь шла о ерунде.
      — Этот отец Глеб!.. Может ли вообще Церковь принимать пожертвования от волшебника?!
      Вот так вот.
      Целое утро потом, копаясь в огороде, Митька дулся на Папу. Даже пожертвования не принимать! Значит, что? Все, ложись и помирай! Если ты волшебник, то — не человек. Как можно быть этим довольным? Митька был недоволен. Значит, проиграл битву со злом.
 
      А днем Митька узнал ужасную новость: Зорьку забили. У нее обнаружилась какая-то коровья болезнь, и зорькина жизнь завершилась.
      Митька ушел в лес и плакал полдня. Он даже тайно помолился за упокой Зорькиной души, хотя она и некрещеная. Хотя и язычница.
 
      Ночью Митька жаловался Волшебнику, стоя на носу катера, который шел по довольно бурному морю, обдавая их мелкими брызгами. Митьке приходилось говорить громко, собственно, орать, заглушая рев дизеля. Интересно, что Волшебник говорил вроде негромко, но его было отлично слышно.
      — Не врать вроде получается! А вот без недовольства никак не выходит!
      — Ну, чем ты, например, недоволен?
      — Зорьку забили! На мясо! По-моему, это ужасно!
      — Не верь, — сказал Волшебник. — Это не конец.
      — Это?! Не конец?! А что тогда "конец"?!
      — Будет воскресение мертвых.
      — Она же корова! — проорал Митька. — Она ж некрещеная!
      — Ну, и что же. Она же сказочная корова, говорящая. Ну и что, что некрещеная. Все, кто имеет разум, воскреснут.
      — Все равно ужасно! — орал Митька. — Это еще когда будет!
      — Ты просто травмирован, — сказал Волшебник. — Хочешь, мы с тобой воскресим эту корову?
      — Хочу!
      — Хочешь, чтобы я сделал ее бессмертной? Или пусть ее забьют еще раз?
      — Пусть вообще не забивают!
      — Тогда не будет мяса, — заметил Волшебник. — Хочешь, чтобы она сдохла и ее похоронили?
      — Пусть будет бессмертной!
      — Только она одна? Или все коровы?
      — Пусть вообще не будет смерти! — крикнул Митька.
      — Не сможем, — сказал Волшебник. — Не справимся. Это древнее проклятье: "Ты — земля, и пойдешь в землю," — сказал Бог. Это наказание за грех!
      Митька замолчал.
      — Не получается быть довольным! — закричал он. — Я боюсь смерти!
      — Это приключение, — сказал Волшебник. — Страшное, захватывающее дух, самое опасное из всех приключений. Но это — не зло. Если ты будешь верить, что это — зло, то они тебя сожрут.
      — Кто?!
      — Бесы. Это они научили нас грешить, страдать за грехи, а потом обвинять Бога.
      — Так ведь проклятье же!
      — Бог проклинает не со зла. Это — во благо, поверь мне. Не мне, Богу поверь!
      Митька попробовал. Не очень получалось, но стало чуть легче.
      — Чем ты еще недоволен? — спросил Волшебник.
      — Папа против Вас очень настроен! Он вообще против волшебников!
      — Ну, что же. Большинство волшебников вольно или невольно служат злу. Как волшебники. По видимости борятся со злом, а по сути — укрепляют его тем, что верят в него. Ты ведь уже начал понимать это?
      Митька неуверенно кивнул.
      — Волшебник должен бороться со злом ВЕРОЙ. Верой в то, что это — никакое не зло, а просто приключение, которое непременно хорошо кончится.
      Митька кивнул.
      — Маг, который позволил себя втянуть в войну со злом, уже пленник зла… как маг. Хотя он, может быть, хороший воин, но он уже — не белый маг. Для белого — зла просто нет. Большинство из нас, увы, пленники.
      — Но не Вы! — прокричал Митька.
      — Надеюсь, — сказал Волшебник серьезно.
      — А я?! — прокричал Митька.
      — А ты пока — пленник. Стань ты сейчас магом, ты был бы черным.
      Они помолчали. Катер постепенно приближался к берегу.
      — А ты представь, что ты сам так захотел, чтобы Папа был недоволен.
      — Не понимаю, зачем это мне! — прокричал Митька. — љ Чтобы он был недоволен!
      — Для упражнения в борьбе. Добрый волшебник похож на укротителя. Он укрощает сказку, заставляет ее слушаться. Естественно, если ты решил стать укротителем, сказка восстает против тебя. Ты должен научиться сражаться.
      — Не пойму, как сражаться, с кем?!
      — Со сказкой. Сказка хочет убедить тебя, что она тебе непослушна, что она живет вопреки тебе, против тебя. Что зло имеет власть.
      — А я что хочу?!
      — А ты хочешь убедить сказку, что она не может сделать с тобой ничего такого, что бы заставило тебя сердиться. Что бы она ни выкинула, ты будто этого и ждал. Понимаешь?
      — Будто?! Будто?! — кричал Митька. — Притворяться, что ли?!
      — Вначале хотя бы притворяйся. А потом ты правда поверишь и полюбишь. Полюбишь сказку, поверишь Богу.
      — Я верю!
      — Ты веришь В Бога. А ты поверь Богу, доверься Ему Самому. Он же знает, как надо. Если Папа недоволен, стало быть, так надо. Ты веришь в воскресение мертвых?
      — Верю! — прокричал Митька.
      — Ты понимаешь, что это означает не просто, что все люди оживут, но что все зло будет исправлено, все будет восстановлено, все обретет изначальный смысл?
      — Н-не понимаю… — сказал Митька тихо. — Не думал про это.
      Но Волшебник почему-то все равно услыхал.
      — Думай. Эта вера — основа для белой магии. Зло не имеет никакого значения. Это просто приключение. Проверка для всех нас, во что мы хотим верить. Хотим ли мы верить в победу добра? Что зло — одна видимость, ночной призрак, исчезающий с рассветом? Или нам нравится верить, что Бог действительно создал зло?
      — Но это долго! — прокричал Митька. — До Воскресения еще далеко!
      — А ты начинай жить Воскресением. Прямо сейчас начинай!
      Митька начал понимать, но все равно плохо получалось. Очень скверная была погода над этим сонным морем.
 
      Теперь они ходили на службу в монастырский храм, где служил папин духовник отец Феодор. Отец Феодор последние годы прослыл как старец, в монастырь повалил народ, и попасть к нему было уже не так легко как раньше, когда Митька мог запросто подойти и о чем-нибудь спросить. Теперь Митька ждал решающего разговора папы с отцом Феодором и молился, чтобы случилось чудо.
      И случилось чудо. Папа имел долгий разговор о Митьке с отцом Феодором и, вернувшись домой поздно вечером, объявил:
      — Я разрешаю тебе встречаться с твоим волшебником. Но я против того, чтобы ты сам учился колдовать.
      Митька хлопал глазами.
      — А почему разрешаешь?
      — За послушание, — сказал Папа кратко. И ушел к себе в кабинет.
 
      Ночью Митька поспешил обрадовать Волшебника. Он бежал во сне по какой-то лесной дороге, там был каменный дом, где его ждал Волшебник. Митька сбивчиво стал рассказывать про чудо, про отца Федора…
      — Вот, как? — удивился Волшебник. — Оказывается, отец Феодор — духовник твоего Папы! А мы-то волновались.
      — Это я волновался, — сказал Митька. — А Вы-то не волновались.
      — Точно, — сказал Волшебник. — Я ни капли не волновался. Я даже ничего не предпринимал, чтобы как-то помочь делу.
      Теперь Митька удивился. Он-то думал, что Волшебник старается как-то склонить Митькиных родителей в свою пользу, колдует как-нибудь.
      — Ты разочарован? — спросил Волшебник, внимательно наблюдавший за Митькиным лицом.
      Митька пожал плечами.
      — Нет, почему разочарован. Просто мне казалось, что Папа никогда ни за что не согласится. Я думал, Вы заколдовали отца Феодора.