Военные тайны XX века - Оккупация. Правда и мифы

Если уже погибло 5 миллионов человек, наш долг – спасти сильных и молодых, молодых не только годами, но и духом, и не поддаваться сентиментальности… Я не знаю, все ли поймут и оправдают наши действия, – оправдают, когда мы уже покинем гетто, – но позиция нашей полиции такова: спаси все, что можешь, не считайся с тем, что твое доброе имя будет запятнано, или с тем, что тебе придется пережить».

Однако покинуть гетто почти всем его узникам суждено было только через печь крематория, и тем, кто «запачкал руки» вынужденным коллаборационизмом и даже соучастием в казни, и тем, кто остался чист. В сущности, таков удел не одних только евреев. И коллаборационисты, и патриоты (а нередко люди были и теми, и другими одновременно, например в Прибалтике) имели немного шансов уцелеть. Не один, так другой преступный режим рано или поздно стирал их в порошок.

Вырвавшийся из минского гетто Рафаэль Моисеевич Бромберг, со слов одного украинского полицейского, также оставил описание погрома 2 марта 1942 года:

«В 12 часов дня по Танковой улице гнали колонну евреев. Одна мать прижимала к груди крошечного ребенка, завернутого в пеленки. Идя по скользкой улице, она споткнулась, ребенок упал в снег. Мать хотела поднять ребенка, но офицер ударил ее и погнал дальше. Пеленка развернулась, ребенок лежал посиневшим от холода.

Проходившие мимо русские женщины подняли крик: «Убейте лучше ребенка, зачем мучить». После выражения бурного протеста со стороны женщин офицер подошел и выстрелил в ребенка три раза…

В колонию (6-ю колонию НКВД, находившуюся на Танковой улице за железнодорожным переездом; здесь производились массовые расстрелы. – Б.С.) привезли евреев из гетто на машинах, держали сутки во дворе под навесом. Затем приказали снять с себя всю одежду и привели к краю вырытых ям. Выстроили в шеренгу 1-ю роту украинского батальона, и приказали солдатам открыть огонь. После первой команды не было ни одного выстрела. Подали вторую команду «огонь» – раздалось 2—3 выстрела в воздух.

После этого немцы отвели украинцев, привезли две бочки спирта и напоили их, затем вторично построили украинцев, за их спинами встали немецкие автоматчики. Тогда украинцы открыли огонь.

Многие, стоявшие у ямы, просили: «Окажи услугу, бей в голову, чтобы не мучиться».

Детей раздевали. Финны (финских батальонов в немецкой полиции безопасности не было; под финнами, возможно, имеются в виду эстонцы или финноязычное население Ленинградской области – ингерманландцы. – Б.С.), литовцы и немцы ломали детям хребет и бросали в яму. Многих бросали живыми… Одна девушка-еврейка, студентка медицинского института, не ожидая своей очереди, повесилась. Немцы очень удивлялись и говорили, что это единственный человек с такой силой воли, а остальные стадо баранов.

Не все брошенные в ямы были добиты. В город начали стекаться тяжелораненые женщины с детьми, обезумевшие матери несли на руках маленьких мертвых детей».

Сохранился рассказ белоруски Анны Андреевны Езубчик о том, как относились к евреям остальные жители Минска:

«Русское и белорусское население приютить у себя евреев боится… Русские были недовольны. Они говорили, что расправятся с евреями, потом начнут с ними расправляться».

А вот как жизнь в гетто запомнилась Хане Рубинчик:

«Каждую ночь пьяные бандиты, полицейские и немцы, врывались в дома, издевались над жителями; женщин насиловали, вырезали грудь, вырывали волосы, и, вдоволь насытившись кровью, бандиты убивали свои жертвы и уходили, награбив все, что попадалось. Бывали случаи, когда ночью немцы приходили специально насиловать женщин, и, когда женщин подходящего возраста в квартире не было, озлобленные, они детям делали различные уколы, внося инфекцию венерических болезней…»

В последнее верится с трудом. Вряд ли немцы, направляясь для удовлетворения своей похоти, специально захватывали с собой шприцы, да еще с какими-то таинственными сыворотками возбудителей венерических болезней. Скорее всего, это слухи, которые распространялись в гетто и его окрестностях. Точно так же рассказывали, будто немцы шприцами высасывали кровь у еврейских младенцев и переливали своим раненым солдатам. Но никакие немецкие документы или показания факты такого рода не подтверждают. Однако и без легендарных ужасов подлинного кошмара в гетто хватало с избытком.

Согласно коммунистической доктрине, населению следовало всеми силами бороться с оккупантами. То, что многие евреи безропотно шли на смерть, вызывало потрясающее по своей бесчеловечности возмущение партийных функционеров. Казалось бы, ну чего можно требовать от обреченных на гибель людей, не видевших никаких путей к спасению? Однако заместитель начальника 2-го отдела Белорусского штаба партизанского движения Кравченко в специальной записке от 27 января 1943 года выразил недовольство:

«Само еврейское население было запугано и не оказывало должного отпора насильникам и убийцам. Тов. Рубинчик Хана Израилевна, побывавшая сама в минском гетто, в своей докладной отмечает: «Нужно отметить, что евреи так покорились своей судьбе, что покорно, как овцы, шли, когда их вели на расстрел, а остальные также покорно дожидались своей очереди, в том числе молодежь и девушки».

Немногим, более активным людям еврейской части населения удалось вырваться из гетто и уйти в партизанские отряды…»

Евреев заставляли заниматься тяжелой и бессмысленной работой, чтобы ускорить их гибель от непосильного труда. Иной раз обитатели гетто восставали, предпочитая ужасный конец ужасу без конца. Я расскажу только об одном таком выступлении – в белорусском местечке Глубокое.

Командование партизанской бригады имени Суворова, действовавшей в Вилейской области в Белоруссии, сообщало:

«Немцы к ноябрю 1941 года согнали еврейские семьи из местечка Глубокое и окружающих деревень и местечек Вилейской области в концентрационный лагерь в м. Глубокое. Число согнанных евреев, стариков, женщин и детей, достигало 5800 человек. По состоянию на 19 августа 1943 года там находилось 9800 человек. Находившимся в концлагерях были созданы невыносимые условия жизни: изнуренные непосильными условиями работы по 14—16 часов в сутки, доставка бревен на ногах на расстояние до 3 км, подноска камня и кирпича до 30—50 кг на рабочего, выпиливание кусков льда босыми, раздетыми и доставка его на берег без всяких средств перевозки, размол зерна вручную, откачка воды при помощи привода, куда должны были запрягаться лошади, подноска песка и гравия для починки дорог, создание специальных упряжек для перевозки бревен из жилых домов, вынос неразорвавшихся авиабомб за город, очистка уборных и сбор мусора руками без всяких инструментов и другие издевательства.

За малейшее невыполнение умышленно повышенных нормативов работ неминуемо применялись разного рода наказания (удары плетьми, резиновыми дубинками, от 80 до 120 ударов, вырывание пучками волос, удары палкой по голове).

Непосильный труд, нечеловеческое обращение были рассчитаны на постепенное уничтожение находившихся в концлагере.

Все эти перечисленные факты вызывали ненависть и злобу к немецким оккупантам. По инициативе молодежи концлагеря на 19.8.43 г. находящимися в концентрационном лагере готовилось восстание под руководством Либермана с задачей организации массового выхода из гетто. Имеющееся оружие и боеприпасы было 18 августа в 5.00 распределено всем умеющим с ним обращаться.

19 августа немцам удалось узнать о готовящемся восстании в концентрационном лагере. К этому времени гетто было окружено в три кольца, обставлено танками и орудиями. Восстание началось 19 августа 1943 года. Условным сигналом было вызвано общее действие. Все ринулись на прорыв проволочных заграждений и забора, завязав бой с немцами и полицией. В первую очередь восставшими были брошены гранаты в пулеметные гнезда, был зажжен полицейский постарунок (караульное помещение. – Б.С.), войлочные фабрики и дома артелей, в которых выделывались мыло, кожа, шерстяные изделия, швейные и сапожные мастерские.

Немцы были ошеломлены подобными действиями восставших. По последним был открыт артиллерийский огонь, были пущены в ход танки. По показаниям очевидца и участника этого восстания т. Пинтова и агентурным данным бригады, было убито и ранено около 100 гитлеровцев. Возглавлявший восстание Либерман лично убил 4-х немцев.

Часть евреев ушла в леса, но большая часть была расстреляна и замучена. Смертью храбрых погиб и организатор восстания тов. Либерман, которого немцы забрали раненым и учинили над ним зверскую расправу. Детей, стариков, больных, всех тех, кто не мог идти, постигла та же участь, им выкалывали глаза, отрубали конечности, бросали живыми в огонь. В бункера, которые находились под домами, где пряталось население, немцами был пущен газ. После расправы над евреями было мобилизовано население окружающих деревень, а также население города для уборки трупов. Евреев всех раздевали догола и крючками бросали на повозки. Все эти злодеяния фотографировались специальным фотографом, особенно такие моменты, как погрузка трупов на подводы, выкалывание глаз, таскание за ноги и т.д.».

Тысячи, десятки тысяч уцелевших, вылезших после расстрела из рвов и ям, пересидевших облавы в тайных бункерах, скрывших свое еврейство, пробравшихся через линию фронта или к партизанам, оставили воспоминания о пережитой трагедии. Вот что писал, например, партизан Файн-Дебольский своим родным в Москву:

«В большом сарае заставляют ложиться людей в ряд, после чего покрывают их соломой, затем на эту солому ложат еще ряд живых людей, а потом все это поджигают».

Есть и свидетельства тех, кому удалось выжить после расстрела. Бронислава Абрамовна Кацнельсон, школьница, писала из партизанского края своему брату Годлу в Томск:

«Вопреки всем врагам я еще живу… 6 октября 1941 года я вместе с родителями лежала в яме, где поджигали евреев (подробнее технология такой «казни огнем» описана в следующей главе – ее использовали для уничтожения не только евреев, но и людей других национальностей. – Б.С.). Но нет! Я не могла лежать в этой яме и ждать смерти, мне было совестно погибнуть, не оправдав то драгоценное звание, которое я носила, – комсомолка. Я встала из ямы и бежала. По мне стреляли, но мне удалось бежать. Семья погибла. Миша погиб на моих глазах, его подняли на кинжал и распороли весь живот. Как мама погибла, я не видела.

Я скрывалась семь месяцев у девочек нашего класса. Конечно, можно понять, как мне приходилось. Во-первых, три раза я бежала из полиции. Большей частью зимой находилась на улице. Приходилось по 10 дней не кушать. А если кушала, то кушала вороньи яички и траву. 15 июля 1942 года я поступила в партизанский отряд 537… Годул, я нахожусь сейчас в партизанском отряде. Командир отряда у нас тов. Свирид. Мне здесь очень хорошо. Отрядов у нас очень много. Немцы боятся партизан. Партизаны подрывают их дорогу, пускают поезда под откос. По могилевской шоссейной дороге движения никакого нет. Если появляются машины, партизаны их уничтожают.

Несмотря на то что живем в лесу, живем культурно, радостно. У нас есть патефон. Ребята все веселые, бодрые. На врага идут с песнями, веселые, бодрые, со словами: «За Сталина, за Родину, вперед!» Раньше я тоже с винтовкой ходила на боевые операции, стреляла много раз, но сейчас у нас винтовки забрали и отдали ребятам, а мы работаем на кухне».

В конце войны и первые послевоенные годы Илья Эренбург и Василий Гроссман из подобных очерков и писем составили «Черную книгу» о злодейском убийстве евреев на оккупированной территории Советского Союза. Однако гонения на «безродных космополитов» воспрепятствовали появлению этого труда в СССР. Книга была издана в 1980 году в Израиле.

Следует признать, что, несмотря на интернациональную пропаганду большевиков, в Советском Союзе еще перед войной ощущалась неприязнь к евреям. Уже упоминавшийся К. Ю. Мэттэ свидетельствует:

«В первые месяцы оккупации немцы физически уничтожили всех евреев. Этот факт вызвал много различных рассуждений. Самая реакционная часть населения, сравнительно небольшая, полностью оправдывала это зверство и содействовала им в этом. Основная обывательская часть не соглашалась с такой жестокой расправой, но утверждала, что евреи сами виноваты в том, что их все ненавидят, однако было бы достаточно их ограничить экономически и политически, а расстрелять только некоторых, занимавших ответственные должности. Остальная часть населения, советски настроенная, сочувствовала и помогала евреям во многом, но очень возмущалась пассивностью евреев, так как они отдавали себя на убой, ни сделав ни одной, хотя бы стихийной попытки выступления против немцев в городе или массового ухода в партизаны. Кроме того, и просоветски настроенные люди отмечали, что очень многие евреи до войны старались устроиться на более доходные и хорошие служебные места (будто русские или белорусы не стремились к тому же самому! – Б.С.), установили круговую поруку между собой, часто позволяли нетактичное отношение к русским, запугивая привлечением к ответственности за малейшее выступление против еврея и т.д. «И вот теперь евреи тоже ожидают помощи от русских Иванов, а сами ничего не делают», – говорили они.

Общий же вывод у населения получился таков: как бы немец не рассчитался со всеми так, как с евреями. Это заставило многих призадуматься, внесло недоверие к немцам».

Хорошенький интернационализм, если даже просоветски настроенные могилевцы помогали несчастным, обреченным на смерть евреям только с чувством презрительной жалости, убежденные, что сыны Израиля так и норовят спрятаться за спины русских Иванов и переложить на них всю тяжесть борьбы с захватчиками-фрицами.

Партизанам и подпольщикам приходилось учитывать в своей пропаганде антисемитизм подавляющего большинства населения. Мэттэ подчеркивал:

«При составлении листовок основным принципом был взят патриотизм народов Советского Союза без подразделения его на советский или просто русский патриотизм и т.д. Листовки составлялись так, чтобы они привлекали к борьбе и советских патриотов, и просто русских честных людей, любящих свою родину, хотя и несогласных с коммунистами по тем или другим вопросам…

Учитывая настроение населения, невозможно было в агитационной работе открыто и прямо защищать евреев… так как это, безусловно, могло вызвать отрицательное отношение к нашим листовкам даже со стороны наших, советски настроенных людей или людей, близких нам. Приходилось затрагивать этот вопрос косвенно, указывая на зверскую ненависть фашизма к другим нациям и стремление к уничтожению этих наций, на натравливание фашистами одной нации на другую, на то, что под лозунгом борьбы с евреями и коммунистами хотят уничтожить нашу Родину и т.д.».

После войны Сталин учел народные настроения и развернул кампанию «борьбы с космополитизмом» под флагом «русского советского патриотизма» и провозглашения «русского приоритета» во всех отраслях знаний и культуры.

Истребление евреев вряд ли проходило бы столь успешно, если бы не встречало сочувствия и поддержки у значительной части населения Восточной Европы, включая СССР. Пусть «активистов» было меньшинство, но меньшинство, вполне достаточное для нужд Гиммлера и Эйхмана.

Параллельно с «окончательным решением еврейского вопроса» на оккупированных территориях развертывалась мощная антисемитская пропагандистская кампания. В этом отношении немцам было легче, чем партизанам. Семена антисемитизма падали на благодатную почву давней, еще со времен «хмельничины» (так назывался первый геноцид в ходе восстания гетмана Богдана Хмельницкого на Украине в 1648—1654 годах, когда украинские казаки уничтожили десятки тысяч евреев) и «черты оседлости» нелюбви к евреям, свойственной части славянского г и балтийского населения Российской империи. Пропаганда нацистов способствовала вербовке добровольцев в зондеркоманды смерти. Евреи представлялись самыми худшими из большевиков, замыслившими погубить род человеческий.

Хочу познакомить читателей с образчиком юдофобской стряпни, выходившей на оккупированных территориях СССР. В брошюре В. Лужского «Еврейский вопрос», изданной в Смоленске в 1943 году, утверждалось:

«Антисемитизм, т. е. ненависть к еврейству, противоядие против разлагающего влияния еврейства, живет инстинктивно в каждой здоровой арийской нации. Антисемитизм – явление не книжное, а глубоко народное: это самооборона народного духа против еврейского засилья.

Сами евреи, и только они, повинны в том, что ариец питает к ним ненависть и презрение. Основной чертой каждого еврея, будь то капиталист, или мелкий торгаш, или служащий, является то, что он считает себя принадлежащим к избранному племени, а всех остальных людей – отбросами, «гоями» (иноверцами), обязанными ему повиноваться. Недаром еврейский ученый Иегуда Галеви сказал: «Израиль – сердце народов». В душе евреев живет уверенность, что настанет время, когда евреи достигнут мирового господства, скуют «гоев» одной цепью и заставят их работать на себя.

Беспощадность, с которой за счет прочего населения евреи выдвигают вперед своих соплеменников и проводят их к власти, – это также одна из причин того, что врожденный, но не всегда осознаваемый инстинкт самосохранения арийского населения против еврейства вырастает в сознательный антисемитизм.

Еврей не любит заниматься производительным трудом. Ему свойственно стремление к паразитическому существованию за счет других народов.

Из среды евреев выходят самые жестокие эксплуататоры. Очень редко можно встретить еврея-землепашца, еврея-углекопа, еврея-столяра: физический труд евреи оставляют для «гоев». Сами дни занимаются исключительно торгашескими и спекулятивными махинациями. В советской России евреи устроились на самых лучших, «тепленьких» местечках – в Москве и других городах, вытеснив русских людей».

Помимо повтора расхожих антисемитских штампов, эта брошюра знаменательна тем, что русские здесь уже причислены к «арийским народам». Читатели должны были поверить, будто немцы считают русских равными себе, хотя на самом деле, повторю, расовая доктрина национал-социализма относила славянские народы к «недочеловекам». Однако в 1943-м, когда, напомню, спрос на коллаборационизм уже явно превышал предложение, оккупационным властям пришлось признать право считаться «арийцами» практически за всеми народами Советского Союза.

Главным «демоном» России Лужский вслед за нацистской пропагандой представлял Лазаря Кагановича, даже принижая ради этой цели роль Сталина: «Группа Кагановича захватила -все руководящие посты в партии, и прежде всего Политбюро, Оргбюро и генеральный секретариат партии, а также все важнейшие посты в Центральном Комитете партии…

Каганович – типичный интриган и закулисных дел мастер. Наряду с его организаторскими талантами нужно отметить его необыкновенную хитрость, ловкость, большую работоспособность, хорошую память. Он, несомненно, умнее Сталина. Если грубый грузин – сердце клики Кагановича, то сам Каганович – ее мозг…

Каганович, как вождь победившей группы, беспощадно уничтожал тех своих соотечественников, которые не захотели отказаться от безуспешной, а потому вредной для всего советского еврейства троцкистской оппозиции…»

Здесь Лужский сознательно передергивает. В первые послереволюционные годы в составе большевистской партии был повышенный процент евреев и поляков – народов, особенно притесняемых царизмом, а потому охотнее других вступавших в ряды революционных организаций. Однако с разгромом троцкистско-зиновьевской оппозиции и последующим оттеснением от власти и уничтожением многих старых большевиков доля евреев в руководстве партии и страны резко упала. На высоких постах из евреев остался только Лазарь Каганович, да еще Лев Мехлис. Лужский также приписывал большую роль брату Лазаря – Михаилу Моисеевичу Кагановичу, наркому авиационной промышленности, не зная, что 1 июля 1941 года тот застрелился после обвинения в участии в «право-фашистском заговоре».

Особый упор Лужский делал на «засилье» евреев в советских карательных органах:

«В 1934 году старый чекист еврей Гершель Ягода становится во главе ГПУ. Его ближайшие помощники-евреи: Агранов-Сорензон, Гай, Слуцкий, Шанин, Бельский, Могильский, Берман, Фирин и др. (ни один из них, кроме мифического Могильского, – возможно, имелся в виду Молчанов, – не пережил «ежовщины»; Шанин же, кстати сказать, был не евреем, а русским. – Б.С.). ГПУ получает в рамках пятилетнего плана еще одну задачу: провести ряд строительных работ – каналов, автострад, железных дорог, имеющих большое стратегическое значение.

Строительство каналов: Беломорского, Москва – Волга и других сооружений, где использовался труд миллионов заключенных, повлекло за собой колоссальные жертвы (от холода, голода и истощения) среди рабочих, а их еврейские руководители (Берман, Коган, Фирин) получили за такое смертоубийственное строительство ордена.

В сентябре 1936 года кончилась эра всемогущего Ягоды, запутавшегося в закулисной борьбе. Сменил его Ежов (русский, женат на еврейке), один из раболепствующих карьеристов клики Кагановича, вскоре сам впавший в немилость. В настоящее время НКВД находится в руках кавказского еврея Берия (в действительности – грузин, мингрел. – Б.С.), сохранившего все традиции этого органа еврейско-большевистского террора, вплоть до «евреизации» его аппарата.

Не миновала тяжелая рука клики Кагановича и сельское хозяйство. Эпоха Сталина – Кагановича принесла с собой принудительную коллективизацию, т. е. уничтожение хозяйственной самостоятельности и собственности крестьян…

Нет никакого сомнения в том, что советское еврейство держит в своих цепких руках и печать. Евреи-редакторы, журналисты, критики заполнили редакции советских газет, журналов, агентств (ТАСС), отделы печати и издательства. Не всегда можно определить степень еврейского засилья в прессе, так как в советской прессе широко распространен метод псевдонимов… Мало кто знает, например, что под русской фамилией Кольцов скрывается еврей Фридлянд, один из известных советских журналистов (благополучно расстрелянный в 1940 году. – Б.С.), под Бородиным – еврей Мандельштам (на самом деле – еврей Грузенберг, один из руководителей Совинформбюро, разделивший судьбу Кольцова уже после войны. – Б.С.) и т.д.

Не менее успешны для евреев их «завоевания» в области культурной жизни и искусства Советского Союза. Евреи Бродский и Кацман увековечивают на полотне лики еврейско-большевистских сановников, еврей-архитектор Иофан воздвигает Дворец Советов – символ еврейско-большевистского режима (так и не построенный из-за войны. – Б.С.), Гольдштейн, Ойстрах и другие виртуозы представляют музыкальное искусство в Советском Союзе.

В области науки влияние еврейства оказывается также весьма губительным… Во главе пресловутого союза воинствующих безбожников стоит еврей Ярославский – Губельман…

Общеизвестно, каким преследованиям большевики подвергли Русскую церковь. За время господства еврейского большевизма «ликвидировано» свыше 40 000 священников, разрушено и разорено свыше 14 000 церквей… Из 900 монастырей старой России лишь один еще функционирует. В то время как православные церкви в СССР закрыты или превращены в антирелигиозные музеи, клубы, гаражи и т.д., евреи в своих синагогах беспрепятственно совершают служение своему богу. Может ли быть более убедительное доказательство еврейского господства в церковно-религиозной жизни в СССР?»

Лужский внушал своим читателям, что

«после крушения либеральных иллюзий основным еврейским орудием для завоевания мирового господства остался большевизм. То, что не удалось с помощью финансового капитала и Лиги Наций, должно было удасться с помощью большевизма и войны. В сентябре 1939 года мировое иудейство попыталось приступить к исполнению своего чудовищного плана и объявило национал-социалистической Германии, а в ее лице и всем молодым свободным народам Европы, войну. Однако железная рука вождя германского народа остановила иудейский меч, занесенный над народами Европы…

Мы видим, что Провидение даст силы германскому народу в содружестве со всеми народами Европы уничтожить навсегда на земле кровавый еврейский кошмар и освободить мир от власти «золотого тельца», провозгласив единственной ценностью человечества – труд».

Не знаю, читал ли Сталин опус Лужского или не читал. Во всяком случае, уже во время войны Иосиф Виссарионович начал действовать по нехитрым рецептам этой брошюры. В 1942 году озаботился национальным составом деятелей искусства и заменил руководство Московской и Ленинградской консерваторий и Большого театра на представителей «коренной национальности». А после 1945 года разобрался с сомнительными по пятому пункту работниками средств массовой информации, учеными и театральными критиками, утвердив «русский приоритет» во всех отраслях знания.

Немцы издали на русском языке и бессмертный бестселлер антисемитской литературы – «Протоколы сионских мудрецов». Этот памфлет, выдаваемый за подлинный план всемирного еврейского заговора, открывался цитатой из «Майн кампф», где утверждалось, что «Протоколы» – очень нужная и актуальная книга:

«Протоколы сионских мудрецов», столь ненавистные евреям, несравненным образом показывают, насколько все существование этого народа построено на непрерывной лжи. То, что многие евреи, может быть, делают бессознательно, здесь излагается с полным сознанием. В этом вся суть. Совершенно безразлично, в какой еврейской голове родились эти откровения. Важно то, что они с ужасающей точностью вскрывают сущность и деятельность еврейского народа в связи с его конечными целеустремлениями. Кто просмотрит исторические события последних 100 лет в свете этой книги, тому сразу станет понятно, почему еврейская пресса подняла такой гвалт. Ибо в День, когда эта книга станет достоянием народов, еврейская опасность может считаться преодоленной».

Вслед за изречениями Гитлера шли антисемитские высказывания Вольтера и Гёте, Виктора Гюго и Наполеона. Вольтер, например, утверждал:

«Эта маленькая нация не скрывает своей непримиримой ненависти ко всем остальным народам. Ее представители всегда жадны к чужому добру, подлы при неудаче и наглы при удаче».

Издание «Протоколов» на русском языке сопровождалось комментариями неизвестного автора, где события в России после 1917 года рассматривались как осуществление тайных замыслов «еврейских мудрецов»:

«Расположив к себе народные симпатии лживыми и несбыточными обещаниями, пресекши все попытки народа к самоуправлению (Учредительное собрание), партия ВКП(б) под флагом диктатуры пролетариата учредила свою собственную диктатуру.

С первых же дней установления нового режима началось истребление внутреннего врага. Сперва были уничтожены все привилегии так называемой аристократии, затем сама аристократия и интеллигенция вообще и, наконец, все выдающиеся над уровнем толпы лица.

Террор как государственная система вступил в силу… Одновременно было приступлено к заполнению образовавшихся пустот: новая – еврейская – аристократия жадно хлынула на освободившиеся высокопоставленные места, создавая кадры той незримой власти, про которую «Протоколы» говорят, что «однажды закрепившаяся, она не сможет быть подточена никакой хитростью».

Началась эра «доброго непоколебимого правления» и осуществления того плана, от которого евреям отступать нельзя, без риска увидеть разрушение своих многовековых работ…

Заменив в душе гоя Бога духовного – богом материалистическим (учением Маркса – Энгельса – Ленина – Сталина), святые чувства к родине и религии – интернациональными убеждениями, творческую личную инициативу – инициативой своей власти, евреи приступили к урегулированию политической жизни своих подданных путем издания все более и более суровых законов…

Уставшие от непрестанного пустословия люди, не имевшие ни времени, ни возможности, ни воли свободно и критически осмыслить содержание пропаганды, поневоле принимали слово за дело, тем более что власть не скупилась на рекламу своей, якобы направленной на благо народа, деятельности (жилищное строительство, индустриализация, парки культуры и отдыха, коллективизация и просоветские движения)».

Здесь же в обоснование «окончательного решения еврейского вопроса» цитировалась статья «Еврейский вопрос» из «Дневника писателя за 1877 год» Ф. М. Достоевского:

«Что если бы не евреев было в России три миллиона, а русских, и евреев было бы 160 миллионов (в оригинале у Достоевского – 80 миллионов, но численность населения страны увеличили вдвое – для придания цитате большей актуальности. – Б.С.) – ну, во что обратились бы у них русские и как бы они их третировали? Дали бы они им сравняться с собою в правах? Дали бы им молиться среди них свободно? Не обратили бы их прямо в рабов? Хуже того: не содрали бы кожу совсем, не избили бы дотла, до окончательного истребления, как делывали с чужими народами в старину?»

Слова Достоевского вполне годились в качестве памятки для русских бойцов зондеркоманд. Достоевский и многие его последователи, вроде Василия Шульгина, утешали себя мыслью: хотя евреи такие плохие, но мы не будем уподобляться им и уничтожать их (Шульгин гордился тем, как однажды в революцию 1905 года предотвратил погром в Киеве), мы даже готовы принять их во всемирное братство народов. Многие читатели «Дневника писателя» не были, однако, столь щепетильны.

Статья Достоевского «Еврейский вопрос» в годы оккупации пользовалась необыкновенной популярностью и неоднократно перепечатывалась в русскоязычных изданиях. Ее публикацию в рижском журнале «Новый путь» в апреле 1942 года предваряла следующая врезка:

«Гениальный провидец и сердцевед Федор Михайлович Достоевский семьдесят лет тому назад пророчески писал: «Еврейская революция начнется в России, ибо нет у нас для неё надлежащего отпора ни в управлении (правительстве), ни в обществе. Интернационалка распорядилась, чтобы еврейская революция началась в России». Двадцать пять лет та же интернационалка уничтожает русский народ, а сейчас шлет на неминуемую смерть цвет русского народа во имя господства мирового жидовства.

Нечистая сила, эти «бесы», правящие страной, ненавидят великого писателя, произведения его не переиздавались, сами большевики старались изгнать из памяти нашего народа этого пламенного патриота и разоблачителя жидов и жидовства».