2

Монтроз потер глаза костяшками пальцев и подавил зевок, угрожавший вывихнуть ему челюсть. Со своего места за пультом Локри он слышал легкий шорох лент келли и ощущал резкий химический запах, в котором уже узнавал келлийский эквивалент зевоты.

Он посмотрел на них и улыбнулся. Келли стояли за навигационным пультом, который занимал Ивард. Дартинус и Атос, склонившись к Портус, связующей тройки, переплели узлом свои головные отростки. Ивард обмяк в кресле с бескостной грацией юности, прислонившись к Портус головой, — его ярко-рыжие волосы представляли разительный контраст с глубокой зеленью ее кожи. Парень крепко спал.

Портус повернула шейный отросток на пару градусов и глянула на Монтроза одним глазом, который у келли, похоже, заменял подмигивание, а после кивнула на Себастьяна Омилова, целиком ушедшего в какую-то сложную задачу у пульта связи.

— Усыпил бы ты его чем-нибудь, пока он всех нас не уморил, — тихо прогудела она Монтрозу.

Омилов этого как будто не заметил, и Монтроз посмотрел на капитана. Вийя почти не проявляла признаков усталости, которую наверняка испытывала, — только под глазами легла темная тень, и чувствовалось напряжение в линии плеча и руки, перебирающей клавиши. Позади совершенно неподвижно стояли эйя, устремив на нее свои многогранные голубые глазищи.

Монтроз оглянулся назад, где несла караул соларх Эмрас шо-Ретвен — эту раскованную позу десантники могли держать часами. Она тоже зевнула и улыбнулась ему, словно извиняясь. Интересно, что поделывает Марим в машинном отделении. Дрыхнет, наверно, настроив коммуникатор на тревожный сигнал.

— Вы уверены, что курс правильный, капитан? — спросил Омилов.

— Об этом надо спрашивать Иварда.

Монтроз уловил должарианскую жесткость согласных, которая у Вийи служила признаком раздражения. Интересно, слышит ли это гностор и понимает ли, что это означает?

Омилов посмотрел на спящего парня и качнул головой.

— Думаю, нет необходимости. Пеленг совпадает с другими показателями.

Он нажал несколько клавиш, и на главном экране показалась тусклая красная звезда, а внизу — полосы ее спектра.

Монтроз поморгал, пытаясь уяснить себе то, что видит. Все линии были размазаны, а кое-какие смещены.

— Бинарий черной дыры, — сказал он наконец. Каждый, владеющий хотя бы азами навигации, способен распознать спектр бинария черной дыры — его особенности объясняются вращением системы и ускорением материи, падающей в аномалию. Подход к такому явлению в режиме скачка может иметь катастрофические последствия. Но что-то еще в картине этого спектра беспокоило Монтроза, казалось неправильным.

— И да, и нет, — ответил Омилов. — Расположение фаз и расширение спектральных линий соответствуют бинарию, но здесь имеют место странные пробелы. — Он кивнул в сторону кормы, где техники «Грозного» устанавливали мощный компьютерный банк, снабженный дубликатом базы научных данных крейсера. — Компьютер утверждает, что это фрактальный спектр размерности 1,7 — возможно, этим объясняется его наиболее аномальный аспект.

Тут Монтроза осенило.

— Здесь нет рентгеновских лучей!

— Вот именно. Эта система выдает только коротковолновый конец спектра излучения, которого следует ожидать от сращенного диска. Более того, ее смещение в главной последовательности не коррелирует с другими звездами в этом регионе, а ее химический состав не соответствует высокочастотной части спектра.

Портус издала вопросительный звук, и Ивард осведомился:

— Что это значит?

Как будто и не думал спать.

Может, он и правда не спал. Монтроз уже перестал понимать, как работает сознание этого парня.

— Ни один известный процесс не носит такой спектральной метки, — с усталой улыбкой сказал Омилов. — Я думаю, это значит, что мы нашли Пожиратель Солнц.

Монтроз так устал, что не почувствовал при этих словах ничего, кроме легкого удовольствия. Омилов посмотрел на Вийю:

— Не могли бы вы подвести нас примерно на тридцать световых минут к северу от системы, чтобы лучше рассмотреть?

— Стоп, — подобралась шо-Ретвен. — Разве вы забыли приказ, гностор? Не ближе световых суток. Мы не знаем, насколько густо расставлены мониторы вокруг системы, но враг, по нашим сведениям, опустошил три флотские базы, поэтому густота должна быть приличная.

— Да, верно, я позабыл. — Омилов промолчал и произнес желанные всем слова: — Тогда мы, пожалуй, прервемся на одну вахту и отдохнем. — Он заботливо выключил пульт. — В следующий раз мы остановимся, чтобы запустить ВСР, временный...

— ...сенсорный ряд, — закончила Вийя. Она вывела на свой экран сложную геометрическую диаграмму, а заодно схему «Телварны» с обозначенными на корпусе сенсорами.

— Ага, — моргнул Омилов. — Очевидно, у вас с ними больше опыта, чем у меня. — Он встал и поклонился Вийе совершенно искренне, без тени иронии. — Простите меня, капитан. Многолетние предрассудки трудно преодолеть.

Вийя кивнула, и чуть заметная улыбка прошла по ее каменному лицу.

— Принимается, гностор. — Монтроз догадывался, что она должна хорошо чувствовать раскаяние Омилова благодаря своей подкрепленной присутствием эйя темпатии. Она провела рукой по пульту, и экран погас. — Всем спать, — объявила Вийя и добавила, метнув черный взгляд в заднюю часть мостика: — Пусть десантники бдят, если им охота.

— Пятнадцатый отрезок завершен, — доложил Ивард. — Готов к скачку на шестнадцатый.

Звезды пронеслись по экрану — это капитан развернула корабль. Соларх шо-Ретвен ощутила легкий крен, когда корабль вошел в скачок. Приборы показывали повышенную нагрузку от частых прыжков, необходимых для развертывания сенсорного ряда, достаточно обширного, чтобы дать четкую картину происходящего на расстоянии световых суток — крейсер со своей огромной базовой линией справился бы с этим намного проще.

Рыжий навигатор посмотрел на десантницу с застенчивой улыбкой, и она улыбнулась в ответ. Интерес Иварда к ней был очевиден. Мальчик, правда, молод для нее, но занятен, особенно если учесть его тесную взаимосвязь с келли. Шо-Ретвен еще ни разу не встречала келлийскую троицу, которая была бы ей несимпатична.

Долг, конечно, прежде всего, но эти рифтеры — ничего ребята, за исключением их твердокаменного капитана. Ей шо-Ретвен не доверяла ни на грош, и тот факт, что Вийя темпатка, а может, и телепатка, еще более усугублял ситуацию.

С должарианки взгляд соларха перешел на эйя. Одна из них тихо зачирикала и сделала жест, означающий «мы тебя видим». Другая повторила знак, добавив к нему прозвище, которое они присвоили шо-Ретвен: «та, что ждет, чтобы убить». Как ни странно, в их отношении к ней не чувствовалось угрозы. Казалось, что они принимают ее роль как должное, но шо-Ретвен не питала иллюзий относительно того, что будет, если долг вынудит ее выступить против Вийи. Она надеялась только, что успеет справиться со своим делом, прежде чем эйя прикончат ее.

Она подавила в себе память о детонаторах, вживленных и в нее, и в соларха Зедонга. Если один из них сработает, она об этом уже не узнает — и не стоит задерживаться на такой перспективе, особенно если талант должарианки действительно граничит с телепатией.

Корабль содрогнулся, выйдя из скачка.

— Вийя, на этом лучше пока остановиться, — прозвучал из машинного отделения звонкий голосок техника контроля повреждений. — Скачковые здорово перегрелись.

Сказывалась густота установки сенсоров, необходимая для обеспечения точности их показаний.

— Шестнадцатая позиция установлена, — доложил Ивард.

— Больше нам не нужно, — сказал гностор, выпрямляясь. Его пульт несколько секунд спустя просигналил. — Так и есть. Теперь ими займется компьютер, а мы сможем увидеть то, что так долго искали.

На экране расплывалось пятно, медленно обретающее резкость, — это огромный компьютерный блок сводил воедино информацию с шестнадцати сенсоров, расставленных через широкие промежутки вокруг предположительного местонахождения Пожирателя Солнц.

Наконец изображение установилось, показав бинарий черной дыры во всей его дикой красе. В центре экрана возник красный супергигант, сплющиваемый по мере того, как его объем Роха перетекал в черную дыру. Огромный плюмаж газов, вырываясь из вздутия на его поверхности, погружался в сращенный диск вокруг аномалий. Спираль уничтожаемой материи переливалась всеми цветами спектра — от красного до синевато-белого полыхания дезинтеграции в центре, где она, падая за горизонт превращения черной дыры, исчезала из Вселенной.

Шо-Ретвен эта картина была знакома по научно-популярным чипам, но она впервые увидела муаровую рябь, бегущую по внутренней части сращенного диска. Быть может, это компьютерный эффект?

Кадр переместился, показав расплывчатую фигуру. Орбитальный масштаб в другом окне указывал, что она находится в семнадцати световых минутах от центра масс системы.

— Это еще что за Харубанова фиговина? — произнес по коммуникатору голос Марим, когда изображение приобрело четкость.

— Нашим инженерам такое и не снилось, — после долгого молчания сказал Омилов. — Это построено расой, о которой мы не знаем практически ничего. Удивляюсь, как люди могут вообще там жить.

— Лучше бы не могли, — пробасил Монтроз. — Хлопот было бы меньше.

Шо-Ретвен не могла оторвать глаз от Пожирателя Солнц, от сплетения красноватых трубок и конусов, напоминающего спаянные вместе духовые инструменты. Только эта штука не из меди, а из чего-то... Из чего-то вроде десен. Пятнышко рядом медленно обрело очертания небольшого корабля.

Марим предложила скатологическое сравнение, а Ивард, посмеиваясь, поспешил развить ее мысль.

— Вам нужно что-нибудь еще, гностор? — Холодный тон Вийи разом пресек вольную болтовню.

— Нет — все уже в компьютере.

— Хорошо, — сказала она и встала. — Ивард, берись за руль и ложись на обратный курс. Скачок рассчитаешь сам.

Она прошла мимо шо-Ретвен, даже не поглядев на нее, и скрылась в коридоре.

Несколько часов спустя Монтроз опять пришел на мостик. Он с удовлетворением отметил, что капитан уже сидит в своем кресле и работает, а последовавшее за этим ироническое чувство вызвало у него улыбку.

Неужели он так легко привык к тому, что Маркхема больше нет? Не прошло и года, как тот сидел, долговязый, в капитанском кресле, и его белокурая голова, склоненная над пультом, вселяла в команду уверенность, что все идет как надо: Капитан работает.

Вийя бросила на него испытующий взгляд. Монтроз смекнул, что она во многом угадывает его чувства, если не его мысли, и сказал:

— Не странно ли, как охотно мы убаюкиваем себя чувством мнимой безопасности?

Она дернула головой — не поймешь, утвердительно или отрицательно. Видимо, это типично должарианский жест — Мандериан тоже так делает. Но это движение при всей своей небрежности не раздражало Монтроза так, как раздражали изящные, отработанные жесты Дулу высшего круга. От них всегда веяло снисхождением, ласковым терпением, и этому сопутствовала куча других нюансов, еще более язвительных для того, кто способен их разгадать.

— Нашей жизни в данный момент ничего не угрожает. — Она кивнула на переборку, за которой помещались двое бойцов Аркадского Десанта. — Их по крайней мере ничего не беспокоит. — Ее акцент от иронии усилился.

Монтроз уселся в кресло Локри, переплел пальцы и спросил:

— Ну и что же дальше?

— Возвращаемся на Арес, — пожала плечами она. — И там останемся, пока правосудие не свершится.

Локри. Монтроз сознавал, что у десантников есть уши на мостике — и как бы мило и предупредительно ни вели себя эти чистюли во время их странного рейса, стоит Вийе разделаться с их жучками, как они мигом примчатся сюда с оружием наготове. А босуэллов на таком маленьком корабле никто не носит: это попахивало бы заговором. Монтроз даже знать не желал, какая еще пакость может быть на вооружении у десантников.

Поэтому вслух он спросил что-то о новых сенсорах, которые Панархисты поставили на «Телварне» по просьбе Омилова, а сам набрал на своем пульте текстовое сообщение и перевел его на капитанский экран.

Ты по-прежнему намерена освободить Локри перед отлетом с Ареса?

Да, — появилось у него на экране. Вслух Вийя сказала, что часть оборудования оказалась ненужной, но когда-нибудь на Рифтхавене за нее можно будет выручить немалую сумму.

Тогда надо действовать быстро, — напечатал Монтроз. — Жаим сказал мне перед стартом, что Архон Торигана жмет на все педали, чтобы ускорить процесс.

Глаза Вийи стали еще темнее, рука напряженно повисла над пультом, и она ответила:

Тогда мы нажмем на свои педали, чтобы его оттянуть.

Монтроз кивнул. Брендон Аркад, ныне Панарх Тысячи Солнц. Если уж он не сможет отложить суд, то и никто не сможет. Но захочет ли он?

Вийя, должно быть, подумала о том же.

Надо узнать у Локри, как там все было на самом деле четырнадцать лет назад.

Я уже заставил его рассказать все, что он помнит.

Вийя кивнула, и на этом их разговор закончился.

Монтроз выключил пульт и встал. С рассказом можно подождать: путь им предстоит еще долгий, а десантники не могут быть повсюду и слышать все. Выходя, он прикинул, чем бы их отвлечь, — и улыбнулся, вспомнив о келли и эйя. Уж они точно придумают нечто незаурядное.

Мандериан проснулся от ослепительного света, пронзившего его сны, и нашарил в темноте пульт рядом с кроватью. Миг спустя светящиеся цифры показали время: 3.55.

Мандериан сел на краю койки, но не стал одеваться. Для последователей святого Лледдина в снах заключается истина, которую должно разгадать с помощью интуиции, открыв себя токам Единосущия. Он узнал разбудивший его свет — это были эйя, находящиеся совсем близко от него. Остальное содержание сна почти не требовало раздумий — это было предупреждение.

В крошечной ванной он пустил холодный душ под сильным напором, чтобы оживить кровообращение и стимулировать работу мысли, а уж потом оделся.

Выйдя из каюты, он чуть не столкнулся с Ивардом. Мальчик был в одних брюках, с какой-то ладанкой на длинной цепочке вокруг шеи. Ярко-зеленая полоска, навеки въевшаяся в его запястье, представляла резкий контраст с теплой смуглотой его кожи и рыжиной волос. Он подавил зевок и сказал:

— Вы не спите? Может, тогда покажете эйя Пожиратель Солнц? Они с чего-то психуют и не дают мне спать.

Мандериан поклонился в знак согласия, и Ивард, зевая во весь рот, поплелся в свою каюту, которую делил с келли. По пути он махнул рукой десантникам, выглянувшим из кают-компании. Спрашивая себя, как они могут жить вчетвером в помещении, предназначенном для двоих, Мандериан пошел на мостик.

Эйя ждали, мерцая фасеточными глазами. Действуя, как всегда, в унисон, они показали своими тонкими пальчиками: «Мы тебя видим» — и добавили: «Нивийя» (Еще Один, Который Слышит) — так они называли Мандериана. «Термин, а не имя», — подумал он, вспомнив недавнюю беседу с Вийей. Он очень мало говорил с ней после отлета с Ареса, но здесь она гораздо охотнее, чем на станции, делилась тем, что узнала от эйя. «Они различают нас, как отдельные существа, но никогда не поймут такой условности, как имена. Насколько я могу объяснить, они отличают одного от другого по заложенным в памяти образам, но и это не совсем точно. Помните, что в каком-то смысле они поддерживают постоянный контакт со своим ульем».

Мандериан прошел к пульту Иварда и отыскал изображение Пожирателя Солнц. Миг спустя он вывел его на экран — загадочный, зловещий, но по-своему прекрасный.

Эйя запрокинули головы назад под углом, невозможным для человека, и заверещали на высокой, режущей ухо ноте. Мандериан почувствовал, что они разочарованы. Их быстрых жестов он не узнавал. Еще миг — и они с поразительной быстротой покинули мостик, шурша тонкими ножками по обшарпанной палубе.

Мандериан снова выключил пульт. Что это были за жесты? Не те ли, что они разработали вместе с келли? Но что бы они ни говорили, они, похоже, так и не научились отличать изображение в реальном времени от записи. Они хотят вернуться к Пожирателю Солнц.

Он нахмурился, оглядывая мостик. Эйя — такие странные существа, и люди так мало о них знают. Их техника, в отличие от келлийской, не имеет никакого сходства с человеческой — это скорее искусство. Значит, творчество, по крайней мере в одной форме, им доступно. Что они, собственно, делают здесь, так далеко от своего мира?

Мандериан вышел. Корабль был невелик, и за углом он увидел эйя вместе с келли. Эйя семафорили что-то быстро-быстро — с людьми они такой скорости никогда не развивали. При этом присутствовал один из вездесущих десантников. Келли протрубили что-то в лад чириканью эйя, и Мандериан почувствовал, что воздух изменился — запахло чем-то вроде корицы и жженой пробки.

Дверь в лазарет открылась. Себастьян Омилов, стоя на пороге, наблюдал за этой сценой, озадаченно сдвинув тяжелые брови.

Эйя внезапно умолкли и устремились в каюту Вийи. Келли продудели нечто скорбное, как показалось Мандериану, и связующая сказала:

— Они говорят, их мыслемир хочет, чтобы они отправились к Пожирателю Солнц.

На это Мандериану нечего было ответить — да келли и не ждали ответа. Они удалились в свою каюту, и Омилов вздохнул.

— Выспались, называется. Разве это возможно, когда на уме столько вопросов?

— Может быть, воспользуемся щедростью нового Панарха и выпьем чашечку кофе? — предложил Мандериан.

Омилов ответил одним из расплывчато-вежливых жестов, которые у Дулу казались врожденными. Мандериан, не совсем уловив его значение, прошел в кают-компанию. Там было пусто. «Он знает, что я темпат, — подумал Мандериан, заказывая на пульте кофе. — Возможно, таким образом он дает мне разрешение слушать не только слова, но и чувства, которые скрываются за ними». Должарианец молча отнес чашки к паре кресел, выбранных Омиловым.

Некоторое время оба молчали, прихлебывая ароматный напиток, затем Омилов произнес:

— Когда я думаю об эйя, все наши определения интеллекта кажутся мне сомнительными.

— Да. У них нет письменности, нет политики, речью они пользуются в редких случаях, а к ремеслам можно отнести разве что это их макраме.

— Которое, однако, мы могли бы воспроизвести только с помощью сложнейшей техники. И они, кажется, разработали с келли общий язык — Ивард, по-видимому, тоже его понимает.

— Как и Вийя.

В гносторе пока не чувствовалось никаких сильных эмоций, и Мандериан не до конца понимал его дулускую мимику, однако сохранял терпение.

Омилов иронически изогнул густую бровь:

— Как и Вийя.

В кофе не было горечи — он представлял собой смесь нескольких сортов, которые уже тысячу лет выращивались одним и тем же способом, и был горяч как раз в меру. Мандериан в случае необходимости мог бы назвать его химический состав и объяснить, как человеческий организм на него реагирует. Но лишь немногие вещества способны вселять в человека чувство почти мистического довольства с помощью своего запаха, вкуса и температуры, и кофе — одно из них.

— Итак, теперь, когда вы нашли Пожиратель Солнц, ваша работа завершена? — спросил Мандериан. — Или, точнее, — считают ли власти ее завершенной?

— В этом-то и заключается моя дилемма, — улыбнулся Омилов. — Теперь я должен передать его координаты Найбергу, после чего Флот незамедлительно выступит против Эсабиана. Я не спорю — это действительно необходимо, — мягко добавил он.

Мандериана в детстве мучили кошмары, в которых материнский пеш мас'хадни подвергал его пыткам. Омилов испытал это должарианское искусство на себе — и произошло это в месте, которое еще недавно было цитаделью его сюзерена и друга.

— Какой же доклад вы представите Брендону, нашему новому Панарху?

Омилов, точно во власти печальных воспоминаний, потер щеку и вздохнул.

— Это необходимо, — повторил он и поднял глаза. — Но эта работа теперь не только моя, и я должен думать не только о настоящем, но и о будущем. Эсабиан как-нибудь да испортит это урианское сооружение — тут уж ничего не поделаешь. Но я пущу в ход все свое влияние, чтобы добиться хотя бы от своих обещания не уничтожать станцию. Насколько нам известно, это единственная урианская конструкция, функционирующая до сих пор. Хотя Эсабиан извлек оттуда энергетические реле, делающие его гиперснаряды столь смертоносными, я не могу поверить, чтобы все тамошние артефакты имели отношение к военному делу. Взять хотя бы гиперрацию. Об этом я и доложу Брендону: мы обязаны сохранить Пожиратель Солнц для науки. — Он хлопнул ладонью по столу. — Это больше чем долг — это священная миссия.

И он хочет, чтобы Мандериан стал его союзником, иначе даже этого бы не сказал. Мандериан поставил чашку и кивнул.

— Возможно, наши цели совпадают. Элоатри, руководимая своим видением, попросила меня следовать за полиментальным единством, представленным эйя, келли, Вийей и мальчиком.

Видение. Омилов не произнес этого слова вслух, но глаза его сузились, и Мандериан ощутил прилив эмоций. Закоренелый скептик, Себастьян Омилов сам подвергся власти Сновидения перед отлетом с Ареса, и то, что он испытал, до сих пор не отпускало его.

— Если кто-то из них и понимает, что ищут здесь эйя, то посторонним не говорит.

— Со мной уж точно никто не откровенничал.

Мандериан помолчал, подыскивая слова.

— То, как члены полиментального сообщества понимают друг друга, — это один вопрос. Их общение с посторонними — другой.

Омилов сложил пальцы вместе, опершись подбородком на указательные.

— Что именно вас беспокоит? — подчеркнуто объективным тоном спросил он.

От его внимания не ушло, что я ввел в разговор их имена; напрасно было бы отрицать, что я обеспокоен.

— Вийя наблюдала бой с «Самеди» и гибель Панарха Геласаара глазами Брендона.

Омилов тяжело перевел дыхание:

— Это они вам сказали?

— Никто из них не сказал мне ни слова. Но признаки достаточно красноречивы. Когда мы вошли в выделенную для нас комнату с экраном, Панарх дал понять, что знает о присутствии Вийи. — Мандериан изобразил легкое движение Брендона. — Как он мог знать? Босуэлла на нем не было, и стоял он за капитанским креслом, в стороне от всех остальных.

— Рядом со мной, — тихо произнес Омилов. — А я, разумеется, ничего не знал. Итак... — Омилов уставился в пространство перед собой, поразмыслил и, взглянув в глаза Мандериану, повторил: — Итак! Вы спрашиваете меня не о том, какое значение имеет эта связь для политики или для войны. С этим вопросом вы обратились бы к другим. Вы хотите знать, что это означает в личном плане.

— Должарианку я могу понять, но тонкости мышления Дулу — нет, — признался Мандериан.

— По дулусским понятиям их связь не значит ничего. Возможно, она уже отошла в область воспоминаний. Это упрощает вопрос о политике и о войне. Если их отношения будут продолжаться, вероятность того, что они проявят это публично хотя бы намеком, очень мала. А то, что не существует, не может быть использовано другими.

Мандериан снова пригубил кофе, вспомнив свой сон — и видение, о котором рассказала ему Элоатри.

— И все же их связывают некие узы, которых нам пока понять не дано. Их и еще одного, неизвестного пока человека.

— Если их связывает интерес к Пожирателю Солнц, — улыбнулся Омилов, — будем надеяться, что таинственный незнакомец Верховной Фанессы окажется лицом влиятельным. Боюсь, что мне это понадобится.

3

Седри Тетрис вышла из переполненного транстуба и спустилась по лестнице на травянистую дорожку у озера, где многочисленные прохожие успели протоптать грязную колею. Она втянула в легкие свежий воздух, стараясь избавиться от клаустрофобии, вызванной поездкой в тесном пространстве среди скопища тел. Тианьги, хотя и работало с шумом в усиленном режиме, не могло разогнать духоту в капсуле.

Седри снова вздохнула полной грудью, глядя на далекую заводь, постепенно переходящую в туман на дальней стороне онейла. Здесь она могла отрешиться от чувства тяжести. Тяжесть! Абсурдное понятие для высокожителей, на чьих поселениях, в отличие от планет, гравитация — всего лишь вопрос высоты. Седри, кроме этого, привыкла и к более обширному жизненному пространству, на Аресе же это пространство сокращалось с каждым днем. Станция до того переполнилась, что Седри снилось, как Арес падает с неба под грузом набившейся в него агрессивной, сварливой орды беженцев.

«Возможно, мне даже хочется, чтобы это случилось», — с горьким юмором подумала она. Дважды предательница, пока еще не разоблаченная теми, кому служила теперь, она считала себя смертницей. Она не позволяла себе думать о будущем — по крайней мере о своей роли в нем: ее жизненные планы ограничивались тем, сколько врагов она сумеет захватить с собой, когда ее все-таки поймают.

«И одним из них будешь ты, Тау Шривашти», — поклялась она, сворачивая на узкую, мощенную гравием тропку, ведущую к озеру сквозь рощицу цветущих чимов. С нижних ветвей все цветы были обобраны.

К ней вернулся образ, преследующий ее во сне и наяву: девятый круг ада, где, навеки вмерзшие в лед, содержатся предатели.

У нее даже тридцати сребреников нет, чтобы швырнуть их Шривашти в лицо. Не деньги ей были нужны, а равенство для Шеланийской общины высокожителей. Она слишком поздно обнаружила, что агенты Должара просочились в их революционный комитет и использовали их движение, чтобы вредить Панархии.

Второе предательство она совершила уже здесь, на Аресе. Всех флотских офицеров обязали клятвой и кодексом Военного Положения не разглашать тайну гиперрации, столь страшной ценой захваченной капитаном Нг у врага. Однако Седри, шантажируемая Шривашти, записала для него одну из передач.