Змей-искуситель

— Эдди считает, что следует зову своего сердца Права она или нет, но вы с Алом нужны ей, чтобы под-держать ее выбор.

— Нет. Она должна приехать к нам. Я долго молчал, потом сказал:

— Она твоя дочь, и она беременна.

Эдвина вцепилась в спинку кресла. Ее глаза увлаж-нились, но губы были крепко сжаты.

— Моя мать не разговаривала со мной в течение двух лет после нашей свадьбы с Алом. Это было ужасно. Мне нелегко и сейчас.

— Тогда почему ты ведешь себя так же по отноше-нию к Эдди?

— Потому что моя мать была права! В свое время. Она была права, утверждая, что я сделала глупый выбор, вышла замуж за человека ниже меня по положению, по-ставила под угрозу мою репутацию и мое будущее. Слава богу, что она ошиблась насчет Ала. Ты думаешь, в то время я понимала ее мудрость? Вовсе нет. Я любила Ала, но мало знала его. Я выходила за него из-за сенти-ментальной романтичности, идеалистических мечта-ний и, честно говоря, из-за радостей секса. Мне просто повезло, что Ал оказался не только добрым человеком и хорошим любовником.

— Эдди твоя дочь, — повторил я. — Ребенку необхо-дима поддержка матери.

— А ты думаешь, я этого не знаю? — Эдвина спрята-ла лицо в ладонях. — Господи, что мне делать? Сказать ей, что она поступает правильно, разрушая свою жизнь?

— Может быть, она ничего не разрушает. Вполне ве-роятно, Дэвис Тэкери стоит того.

— Да неужели? Пока что он продемонстрировал только способность уложить в постель самую рассуди-тельную молодую женщину планеты и сделать ей ребен-ка. И она ему это позволила. Моя дочь, с которой я го-ворила о контроле над рождаемостью с того самого мо-мента, как она достаточно подросла, чтобы понять все! Я водила ее в клинику, где ей все показали на анатоми-чески идентичных куклах. Моя дочь, которая в двенад-цать лет искренне пришла к философскому выводу о том, что девственность и целомудрие можно и нужно защищать. Какой-то юнец оказался настолько ловким и хитрым, что сумел заставить ее отказаться от основных ценностей нашей семьи, наших друзей, окружающих нас людей. Какой-то выскочка с фермы смог сбить с толку мою… — ее голос задрожал, — мою девочку, такую благоразумную, и разрушить ее будущее, которое так много для нее значило…

— Оно много значило для тебя, — поправил я. — Если ты сейчас перестанешь общаться с Эдди, ты об этом пожалеешь. Ты будешь не права.

— Нет. Она вернется домой. Ты увидишь. На моих условиях.

— А что собирается делать Ал?

— Мы это обсуждаем. Я уже сказала тебе, что он до-верил мне разбираться с этой ситуацией.

Я подумал: «И это человек, нашедший меня в мек-сиканской больнице, когда мне было четырнадцать? И это человек, который привез меня к себе домой и сде-лал все, чтобы я почувствовал себя своим? Эдвина лжет. Он никогда не оставит дочь в беде».

— То есть ты хочешь сказать, что Ал зол на тебя, как черт?

Эдвина выбросила вперед палец с длинным наманикюренным ногтем, напоминающим коготь хищной птицы.

— Он не был в тот день в парке, когда мы едва не… Когда ты… Эдди — моя дочь, и я не могу забыть… — голос Эдвины прервался, и ей пришлось несколько раз глотнуть, чтобы взять себя в руки. — Черт побери, Ни-колас, она же согласилась с тем, что ее жизнь не должна пройти впустую! Мы договорились о том, что она подо-ждет с браком и детьми, пока не займет место в отделе по связям с общественностью. Что она будет делать с ребенком на руках в ее возрасте? И каким-то пустым местом вместо мужа? Николас, их брак даже не являет-ся законным! Если бы только она пришла ко мне в тот момент, когда поняла, что беременна, я бы помогла ей справиться с трудностями.

— Если ты имеешь в виду, что заставила бы ее сде-лать аборт, — медленно сказал я, — то, вероятно, как раз поэтому Эдди к тебе и не приехала. И вероятно, как раз поэтому она не хочет говорить с тобой сейчас.

Эдвина окаменела.

— Я не уверена в том, что именно посоветовала бы ей. — Ее голос звучал ровно, почти равнодушно. — Но я не заслуживаю того, чтобы выслушивать твои инсинуа-ции. Я всегда за свободный выбор, Николас. Не за аборт, а за возможность выбора.

— У моей матери в свое время не было выбора. Ее отец ей его не оставил.

— Ты не можешь сравнивать…

— Нет, могу, — очень тихо ответил я.

Я встал, а они сели. Эдвина и ее советники — мафия родственниц с фамилией Хэбершем, умные подруги, помощники с красивыми прическами и полированными ногтями. Двадцать человек расселись вокруг неболь-шого овального стола в маленьком конференц-зале в западном крыле Белого дома.

Тема заседания: Хаш Тэкери и ее сын. За и против.

— Полковник, скажите, она выглядит как белая женщина или можно сразу сказать, что ее бабушка была индианкой? С этим надо как-то работать или мы можем использовать это с выгодой для нас? — спросила черно-кожая помощница без тени иронии.

— У нее рыжие волосы и зеленые глаза, — сказал я. — Она курит индейскую трубку, получила степень ба-калавра по бизнесу в вечернем университете, воспитала сына, который готов перегрызть глотку любому ради Эдди.

— Она курит! — одна из советниц записала инфор-мацию и нахмурилась.

— А как насчет религии? — спросила другая, глядя в свои записи. — Насколько мне известно, Дэвис Тэкери посещал нечто под названием евангелистская церковь Урожая с песней. Его мать все время делает внушитель-ные Пожертвования. Эта церковь объединяет все рели-гии. Пастор — женщина.

— И что же они делают? Укрощают змей? — дро-жащим голосом поинтересовалась сухощавая блондин-ка, нервно вертя в руках двухсотдолларовую золотую ручку. — Заговаривают болезни? Лечат верой?

— Поют, — уточнил я. — Вчера преподобная Бетти и ее хор были на ярмарке. Они пели «Пусть не разорвет-ся круг», Хаш Тэкери пела вместе с ними. И играла на бас-корыте.

— На чем?!

— Это перевернутое металлическое корыто. В днище делают дырку, протягивают сквозь него толстую струну и привязывают ее к шесту. Одной ногой надо упереться в корыто, левой рукой держат шест, правой играют на струне. Напоминает басовое звучание виолончели, если вы умеете играть. Хаш Тэкери умеет.

— Это все индейские штучки, — заметила брюнетка в очках и сделала запись в блокноте. — Нам нужна фо-тография. Мы должны сфотографировать вас и прези-дента с новыми родственниками, миссис Джекобс.

Эдвина кивнула:

— Хорошо. Но сначала я хочу сама встретиться с ней. Потрясти ее клетку. Показать, с кем она имеет дело.

— Думаю, ей все равно, с кем она имеет дело, — за-метил я.

— Николас, не тебе судить о женщинах! Пойми, эту даму спасать не нужно! Она не похожа на Золушку!

Я отвернулся от окна, за которым подстригал траву садовник, и посмотрел на Эдвину.

— А ты неплохо осведомлена.

— Разумеется. Ну, чего же ты ждешь, Николас? На-падай, атакуй, скажи, что я настоящая сука, что я нару-шила какой-нибудь кодекс чести, раз собрала о ней всю имеющуюся информацию. Но не забывай, что о нашей семье каждый может узнать все. Кстати, почему ты ее защищаешь?

— Потому что она не давала тебе повода нападать. Хорошо это или плохо, но Эдди теперь член ее семьи. Так что ты нападаешь на свекровь Эдди. Это плохо для твоей дочери. А еще я делаю это потому, что Хаш Тэкери — не обычная женщина. Потому что я хочу в нее ве-рить.

Эдвина встала.

— Ну, вот что. Я не позволю, чтобы мою дочь одура-чили недостойные родственники ее мужа. Я заключу с тобой сделку, Николас. Ты уговоришь Хаш Тэкери встре-титься с Алом и со мной, и мы посмотрим, выстоит ли ее репутация во время небольшого допроса. Если она так безупречна, как ты говоришь, то Хаш с честью вы-держит испытание.

— Договорились, — кивнул я.

— Я уверена, что на самом деле Эдди Джекобс не хочет здесь оставаться, — сказала я Мэри Мэй. Мы сто-яли на заднем дворе и смотрели вверх на окно спальни Дэвиса. — Она не из тех, кто будет выращивать яблоки. И потом, у нее есть дом, деньги… В конце концов, ее родители руководят нашей страной.

Мэри Мэй нагнулась ко мне и прошептала:

— Но подумай о той рекламе, которую получит наша ферма, если она здесь задержится.

— Прекрати!

Мы услышали шорох кустов за углом дома. Агент секретной службы пробрался через заднюю веранду, за-ставленную плетеной мебелью, и заглядывал в большие глиняные горшки с желтыми хризантемами, раздвигал ветки крупных гортензий, скрывавших большинство окон.

— Они похожи на енотов, — тихонько сказала я Мэри Мэй. — Стоит только отвернуться, как они уже у твоей двери.

Агент помахал нам.

— Это всего лишь обычная проверка, мэм, — объяс-нил он, двигаясь вдоль задней части дома и продолжая осматривать окна.

— Наверное, ему не нравится, что окна не запира-ются, — с тревогой заметила Мэри Мэй. — Смотри, он Делает записи в своем карманном компьютере. У них открыт файл на тебя и на твой дом! Тебе нужны замки.

— Мне замки ни к чему. У меня есть охотничьи Ружья, и я готова убивать.

Одни разговоры! Я вытерла рот рукой. Весь день я ощущала страх, словно кислый привкус на губах. Как много захотят узнать эти люди? Сколько им уже извест-но? Что они расскажут, если узнают? Что будет делать Якобек?

Мэри Мэй, которую мучили обычные страхи, схва-тила меня за руку.

— Хаш! Ведь все ружья заперты в шкафу Дэви, прав-да? Секретная служба обязательно спросит! И они захо-тят взглянуть на лицензию!

Я закусила губу.

— Пусть посмотрят. Мне плевать.

Как и большинство респектабельных жителей округа Чочино, Дэви был яростным противником лицензий на ношение оружия. Его арсенал был приобретен на мест-ных оружейных ярмарках, где коротко остриженные мужчины с крутыми наколками продавали ружья из-под стола в обмен на наличные и не задавали никаких вопросов. Я мрачно посмотрела на Мэри Мэй.

— Полагаю, мне лучше спрятать «узи» и противо-воздушную ракету.

— Не шути!

— Эдди Джекобе пробудет здесь недолго, так что у этих людей не будет времени сцапать меня согласно второй поправке.

— Повторяю тебе…

— Тс-с! Ты только посмотри на него!

Агент обнаружил двери в погреб. Он стоял и хмуро разглядывал потемневшие от времени дубовые створки. Он даже ткнул в них ногой и постучал пальцем по тем-ному железу. Мэри Мэй вздохнула.

— Ему не нравятся погреба, подвалы и вообще все пустые места под старыми фермерскими домами.

— Тогда он может катиться ко всем чертям! Этот дом построила Лиза Хаш больше ста лет тому назад из орехового дерева, камней и дубовых досок. Я обновила крышу, сменила проводку и трубы, и даже обивку на дверях погреба. Этот дом надежен.

— Хаш, у тебя устаревшие представления о безопас-ности. — Мэри Мэй сцепила пальцы покрепче. — Секретной службе нужны пуленепробиваемые стекла, инфракрасные датчики, усиленные титановые двери, спутниковые системы наблюдения, встроенные иден-тификационные чипы и антибактериальная защита…

Агент открыл двери погреба, потом оглянулся на меня:

— Вы не возражаете, если я загляну, мэм?

— Ради бога. Но держите пистолет наготове, на тот случай, если на вас набросятся гигантские пауки. Будь-те осторожны с падающими на голову банками с кон-сервированным яблочным соусом, потому что полки забиты до отказа. Не думаю, что вы найдете что-нибудь страшное, но должна предупредить, что двоюродный брат моего прапрадедушки пропал в тридцатых годах. Люди поговаривают, что жена убила его за то, что он ей изменял. Утверждают, что она зарыла тело где-то в До-лине. Так что, если наткнетесь на череп, кричите.

Агент кивнул без тени улыбки и начал спускаться по тяжелым дубовым ступеням, а Мэри Мэй побледнела.

— Не говори с ними так! Это же все равно что про-верка в аэропорту. С этими людьми нельзя шутить!

— Как я могу принимать этих ребят всерьез, если они полагают, что террористы прячутся среди хризан-тем, а маньяки-убийцы облюбовали мой погреб? — Я по-качала головой. — Господи, спаси нас от правительства!

— Если бы ты читала триллеры, как это делаю я, ты бы знала, чтб пытаются сделать с семьей президента злоумышленники. Кто-нибудь может пробраться сюда и спрятать бомбу на твоей клумбе. Или расстрелять нас всех через окна первого этажа. Или спрятаться в погребе и схватить Эдди, когда та выйдет на задний двор, чтобы полюбоваться рассветом над Аталуком. Хаш, мир за пре-делами округа Чочино полон сумасшедших, которым может прийти в голову что угодно. Излишняя осторож-ность никогда не может помешать! — Голубые глаза Мэри Мэй — семейное достояние всех Тэкери — наполни-лись слезами. Она смотрела на меня совершенно се-рьезно. — Я столько сил потратила, придумывая, как бы заманить покупателей на нашу ферму, я организовала самую лучшую маркетинговую кампанию и не хочу, чтобы все разрушили террористы! Я обняла ее.

— Послушай меня. Мы пережили ранние замороз-ки, сумели продать поздние урожаи, справились со спа-дом спроса, с пожарами на кухне, заменили сломанные грузовики. Бывали годы, когда мы работали за спасибо, не имея ни гроша в банке. Мы выжили, хотя все кругом говорили, что нам никогда не удастся заманить сюда людей из Атланты, что они не станут приезжать к нам с сентября по декабрь, чтобы купить яблоки. Мы пережи-вем и Эдди Джекобс. Обещаю тебе, мы не станем жер-твами террористов и не наживем неприятностей с сек-ретной службой.

— Ты забыла самое плохое, — Мэри Мэй вытерла глаза и вздохнула. — Мы пережили потерю Дэви.

Я замерла, но потом быстро пришла в себя и кивнула:

— Это само собой разумеется.

Мэри Мэй снова вздохнула.

— Как бы мне хотелось, чтобы у меня был муж! Он бы сказал мне: «Детка, не забивай свою хорошенькую головку ерундой».

— Нет, это не помогает.

Она устало кивнула. Маленькая, пухленькая, кудря-вая, Мэри Мэй в свои тридцать шесть лет все еще отча-янно желала выйти замуж, но при этом отвергала всех мужчин, которые хотели на ней жениться. В каком-то смысле это была моя вина. Как и все остальные, Мэри Мэй считала мой брак с ее братом идеальным — из тех, что совершаются на небесах. Она говорила, что мы вну-шили ей слишком высокие стандарты. Я виновато сжала ее плечо.

— Мы из тех, кто выживает. И у нас столько работы, что мы не можем тратить время на слезливую болтовню.

Моя золовка взяла себя в руки.

— Ты права.

Она вошла в дом и тут же вернулась, прижимая к себе портативный компьютер, за которым тянулся провод.

— Я собрала кое-какую информацию об Эдди.

Я застонала, а Мэри Мэй села на садовую скамью с вырезанными на спинке яблоками и нагнулась над кла-виатурой, напоминая пуделя над косточкой. В ее ушах сверкали золотые крестики с поддельными бриллианта-ми; поздняя бабочка села на одну из многочисленных цепочек, которые Мэри Мэй носила на шее. Она выгля-дела как хозяйка магазинчика дешевых товаров, но на самом деле она была компьютерным гением и волшеб-ницей управления.

— Эдди Джекобс — пример для подражания, — за-говорщическим шепотом сообщила Мэри Мэй. — Ее всегда так называли. Посмотри сюда. — Она указала на экран компьютера. — Читатели электронного журнала «Независимая девушка» назвали ее самой популярной студенткой года. А когда ее отец баллотировался в Белый дом, «Нью-Йорк тайме» писала: «Отдайте свой голос Эдди!» Умеет говорить, умна, серьезна. Настоящий при-мер для подражания… Опять этот «пример»!

— Может, хватит? Я уже представляю общую картину.

— Подожди! Когда ей было восемнадцать, она напи-сала книгу! То есть на самом деле написала, не просто поставила свое имя на обложке. «Власть курочек», так она называлась. «Эссе для молодых женщин о достоин-ствах целомудрия, независимости и образования». Це-ломудрие! Подумать только! А ведь ее родители завзятые либералы и все такое. Господи, Хаш, эта книга продер-жалась среди бестселлеров целый год! Она была самым читаемым автором. И это в восемнадцать лет!

— Некоторым идеям грош цена в базарный день, Мэри Мэй, пусть даже о них и написано в книгах.

— Но она пример для подражания! — настаивала Мэри Мэй. — Ты только представь такой заголовок: «Сын знаменитой Хаш Тэкери спасает президентскую дочь от жизни в аквариуме. Читайте подробности на нашем сайте».

Я смотрела на нее до тех пор, пока моя золовка не покраснела.

— Это моя работа рекламировать наши яблоки, — пробормотала она, опустив глаза. — Все, что помогает продавать яблоки, меня устраивает. Больше я ничего не скажу.

— Ловлю тебя на слове.

Я вошла в дом. Часы моего деда тикали в гостиной на стене между литографиями старых сортов яблок. Коты пили воду из лакированнных ярко-красных кера-мических мисок на отполированном дубовом полу в кухне. Мои бумаги и расчеты так и лежали на столе оре-хового дерева с резными ножками у двери на заднее крыльцо, где я их оставила, прежде чем пойти плакать к Большой Леди.

Зазвонил телефон.

— Номер семь, — сказала Мэри Мэй, вошедшая следом за мной.

Она отслеживала звонки последний час. Звонили советники президента. Звонили помощники первой леди. Все они были вежливы, но говорили так медленно, словно я была Форестом Гампом, и называли меня по имени, будто имели на это право. Все они повторяли одно и то же: «Давайте сохраним все в тайне, пока пре-зидент и первая леди не решат проблему с самой Эдди». Я была с ними более чем согласна.

— «Ферма Хаш», — мрачно сказала я в трубку.

— Попросите, пожалуйста, Раш.

— Меня зовут Хаш. Хаш Тэкери. Я у телефона.

— Хаш, это миссис Хэбершем-Лонгли. Я руковожу домашним офисом миссис Джекобе в Чикаго. Я ее младшая сестра.

— Рада познакомиться.

Значит, Эдвина нанимает своих родственников — так же, как и я. Кстати, мой домашний офис находился по другую сторону пруда с золотыми рыбками, в доме, построенном первой Хаш. Маленькая собачка и четыре кошки спали на осенних листьях возле его крыльца.

— Давайте просто поболтаем, Раш…

— Прошу прощения, но меня зовут Хаш.

— Простите. Хаш, конечно, Хаш. У меня ошибка в записях.

— И у вас есть записи обо мне? Где вы, интересно, собирали информацию?

— Спроси, не хочет ли она, чтобы мы прислали ей подарочные золотые серьги из нашего магазина сувени-ров! — прошептала Мэри Мэй.

Я только отмахнулась.

— Хаш, ничего страшного не происходит, — про-должала моя собеседница. — Я хотела лишь получить подтверждение некоторой информации о вас. Ведь вы в некотором смысле местная знаменитость, и мы это по-нимаем. Вы член торговой палаты округа, член Ассо-циации представителей мелкого бизнеса штата, член Ассоциации садоводов…

— Вы что, проводите расследование?

— Нет, это не совсем так. Хотя, разумеется, сущест-вуют вопросы безопасности, когда речь идет о члене семьи президента.

— Позвольте мне сказать вам кое-что. Вам необхо-димо знать только одно: Эдди в моем доме, в спальне моего сына, который не спускает с нее глаз. Она в такой же безопасности, как пчела в яблочном меду. Никто на этой ферме не тронет даже волоса на ее голове, и мы не подпустим никого чужого ближе, чем на десять футов. И больше я на ваши телефонные звонки отвечать не буду.

— Это несерьезно! Послушайте, Хаш…

— А у вас есть имя?

— Я… Реджина. Реджина Хэбершем-Лонгли. Реджина и Эдвина? Интересно, как зовут третью се-стру. Вагина?

— Хэбершем-Лонгли? С дефисом?

— Да. А почему вы спрашиваете?

— Я веду записи.

— Это сарказм, Хаш?

— У нас это называется зуб за зуб. Реджина помолчала.

— Видите ли, Хаш, нам не хотелось бы, чтобы дочь президента эксплуатировали. Нам не хотелось бы, чтобы о ее поступке заговорили. Нам не хотелось бы, чтобы на вашу ферму слетелись репортеры и начали задавать во-просы. Потому что, скажу вам откровенно, мы не знаем, насколько серьезен этот брак. Вполне возможно, что все можно решить между своими, чтобы никто даже не узнал, что возникала проблема.

— Реджина, я не знаю, что именно в ваших словах оскорбило меня больше всего, но разрешите мне просто и откровенно выразить свою точку зрения. Мой сын го-ворит, что они с Эдди женаты. Пусть мне это не слиш-ком нравится, но мой сын не лжец. У нас здесь среди обычных людей принято, чтобы родители сбежавшей девушки звонили родителям парня, с которым она сбе-жала. Можно даже приехать в гости. Я дала Джекобсам некоторый запас времени, потому что их не было в стра-не, когда это все случилось. Но теперь, полагаю, нам пора поговорить. Надеюсь, вы дадите мне их номер те-лефона, и мы с ними поболтаем.

— Но это не так просто! Вы не можете просто взять и позвонить…

— О нет, могу. Я исправно плачу налоги.

— Послушайте, мне жаль. Я посмотрю, что можно сделать…

— Что ж, отлично. Мне пора бежать, у меня больше нет времени на пустые разговоры. Передайте родителям Эдди, чтобы они позвонили мне. Это семейное дело, и я не стану ни с кем разговаривать, кроме них.

— Вы шутите?

— На вашем месте, Реджина, я бы не стала делать на это ставку. Желаю вам приятного дня. И кстати, если я выясню, что ваши люди собирают конфиденциальную информацию — например, пытаются узнать о состоя-нии моего банковского счета или заглянуть в семейные медицинские карты, — я найму самого известного и крик-ливого адвоката по защите гражданских свобод, и от ва-шего лицемерия по поводу тайны не останется и мокро-го места. Всего наилучшего.

Я бросила телефон в раковину. Когда город Далиримпл выделил землю для постройки передатчика, я была первой в округе Чочино, кто купил сотовый теле-фон. Все, что могло быстрее связать меня с покупателя-ми яблок, немедленно оказывалось в моем распоряже-нии. Сотовая связь, Интернет, высокоскоростные ком-пьютеры для обработки счетов, круглосуточная поставка товара — я не упустила ничего. Я готова была сказать всем: «Мир придвинулся к нашему крыльцу. Нам остается только открыть дверь и поздороваться». Но теперь мне хотелось спрятаться самой, спрятать сына и мою Долину. Как я жалела о старых временах! Я хотела, чтобы мир убрался ко всем чертям.

Мэри Мэй вынула телефон из раковины.

— Держу пари, нас попросят дать интервью для шоу «Доброе утро, Америка».

— Нет.

— Господи, Хаш, подумай, наконец, о светлой сто-роне. Я буду тетей! А ты станешь бабушкой. Бабуля Хаш. Бабушка Тэкери… И ты теперь свекровь дочери прези-дента Соединенных Штатов! Господи ты боже мой! По-думай только, какая реклама для фермы! Представь, сколько мы на этом заработаем! Большой Дэви мог бы нами гордиться. Он всегда говорил, что Дэвис унасле-довал умение Тэкери обращаться с женщинами и дело-вую хватку Макгилленов. Но чтобы жениться на дочери президента… О, Хаш!

Я посмотрела на нее так сурово, что Мэри Мэй сжала губы, поправила золотые цепочки на шее и убрала кар-манный компьютер.

— Я пойду на ярмарку, проверю новый дизайн эти-кеток яблочных пирогов. Вероятно, я напрасно трачу время, пытаясь тебя понять. Твой сын женился на пре-зидентской дочери. Большинство матерей обрадова-лись бы этому. — Она замолчала, обиженно посмотрела на меня, пожевала губами и наконец выпалила, словно эта мысль обожгла ей язык: — Ты ведешь себя очень странно, и я знаю, почему. Этот проклятый Якобек ото-гнал от тебя ос! И ты ему позволила!

Я перестала мерить кухню шагами.

— Что это должно значить?

— Это просто… Он… Хаш, я знаю, ты не следишь за политическими событиями и слухами. Но, ради всего святого, неужели ты никогда не слышала Хейвуда Кении по радио?

Ток-шоу Хейвуда Кении передавали от одного побе-режья до другого каждый день в течение трех часов. По-литический комментатор-самоучка, он писал книги, появлялся на телеэкране, собирал толпы на свои вы-ступления. Хейвуд Кении ненавидел Ала Джекобса, Эд-вину Джекобс и все действия администрации Джекобса с первого дня. Я считала его пустобрехом и позером в дорогих костюмах. А прическа его напоминала корич-неватый пух на яйцах самца-шимпанзе.

— Нет, я его не слушаю, — ответила я Мэри Мэй. — Да и что такого может знать этот шарлатан? Все его слова — либо полуложь, либо чистое вранье.

— Кении знает абсолютно все о семье Джекобс! И об их прошлом тоже. Ему было двадцать с неболь-шим, когда он работал в Чикаго. В то время Джекобсы тоже жили там, и племянник Ала, вот это самый Яко-бек, убил человека голыми руками. Хаш, это известная история. Кении освещал ее в прессе. Он писал, что Яко-бек безжалостно убил того парня, и с тех пор называет его сумасшедшим племянником-убийцей. Он говорит, что Ал Джекобс тогда потянул за все ниточки, чтобы ар-мейские чиновники перевели Якобека из страны и чтобы его не осудили за убийство. Кении говорит, что полковник выполнял секретные поручения по всему миру. То есть Якобек мало чем отличается от наемника. Правительство посылает его убивать людей и все такое прочее. Вот что говорит Кении.

У меня мурашки побежали по спине, но я нетерпе-ливо отмахнулась:

— Но какое это имеет отношение к моему избавле-нию от ос, Мэри Мэй?

— Ты не должна была позволять чужаку прогонять с тебя ос, только и всего. Этот человек недостоин… памя-ти Дэви.

Я изумленно посмотрела на нее, потом нахмурилась, давая понять, что она переступила запретную черту. Это касалось уже только меня.

— Если ты полагаешь, что за прошедшие годы я ос-корбила память твоего брата, то выкладывай это прямо сейчас.

Мэри Мэй смотрела на меня широко открытыми глазами, полными слез.

— Ты же знаешь, что я считаю тебя замечательной женой! Я сама всегда говорила, что ты должна больше выходить, чтобы встретить достойного мужчину. Но… ты же знала, что Якобек явился сюда, чтобы разлучить Дэвиса с Эдди. Почему же ты так приветливо к нему от-неслась?

— Приветливо? Я пригрозила выпотрошить его пе-рочинным ножом!

— Ты позволила ему прогнать с тебя ос.

— А у меня был выбор?

— Тебе надо было только подождать, чтобы Дедуля принес дымарь. И ты ведь не боишься ос. Не следовало тебе принимать помощь Якобека. Он наш враг, Хаш! Не поощряй его!

— Пока что он был честен с нами, и нам все равно придется работать вместе…

— Так, значит, ты тоже хотела бы разлучить Дэвиса и Эдди?

Выражение моего лица было ответом на ее вопрос. Она вылетела из дома. Я рухнула на ближайший стул.

Неужели я этого хотела? Чтобы Якобек разрушил их брак?

Трясущимися руками я достала из заднего кармана джинсов белую трубку с длинным чубуком, набила вы-ращенным на нашей ферме табаком, который носила в маленьком кожаном кисете, зажгла табак бутановой за-жигалкой с логотипом нашей компании и затянулась. Два агента секретной службы, стоявшие в кустах, уста-вились на меня.

— Вы не ошиблись! — крикнула я им. — Свекровь Эдди Джекобс, простая женщина гор, курит трубку!

Они вежливо кашлянули и отвернулись.

Итак, кроме всего прочего, моя золовка не доверяет зловещему двоюродному брату моей невестки, а Дедуля явился ко мне, чтобы доложить, что никто в семье Якобеку тоже не доверяет.

— Мы знаем, что он флиртовал с тобой и избил Дэ-виса.

— Ничего подобного не было.

— Но говорят именно об этом. Ты заступаешься за этого парня?

— Я просто сообщаю факты.

— Он явился сюда, чтобы разрушить брак Дэвиса. Как можно доверять такому человеку?

— Якобек говорит, что приехал проверить, в без-опасности ли Эдди. Я тоже волнуюсь о Дэвисе. Я прошу всех сохранять спокойствие и ни о чем не судить по-спешно. Посмотрим, что будет дальше.

Дедуля проницательно посмотрел на меня.

— Не стоит молчать слишком долго. Мы ввязались в неприятную историю. Если твой сын узнает, что ты за-одно с Якобеком и хочешь разлучить его с женой, он тебя никогда не простит.

Я промолчала, но в душе содрогнулась.

— Так вы поедете? — снова спросил Якобек. Была ночь. Я стояла в нижнем коридоре, недавно оклеенном модными обоями, у дверей в нашу с Дэви золотисто-красную спальню. После его смерти я сделала ремонт и поменяла обстановку. Я куталась в белый халат из шенили, надетый поверх голубой хлопковой пижамы. А человек, которого я едва знала, возвышался передо мной в старых брюках цвета хаки, ношеной фла-нелевой рубашке и старых ботинках. В глазах его засты-ло суровое хищное выражение. Он спрашивал, готова ли я сию секунду, немедленно ехать вместе с ним на встречу с президентом и первой леди. Якобек только что вернулся из Вашингтона. Он стоял так близко, что я невольно вдохнула его тепло и занервничала от его при-сутствия.

— Как же мы поедем? — растерянно спросила я. — Куда?

Прежде чем Якобек успел ответить, из-за гор донес-ся шум вертолета. Якобек посмотрел вверх, словно ответ был написан на кремовом потолке.

— Вертолет морской пехоты, — объяснил он. — Они отвезут нас в Северную Каролину. Там, в Хайлендсе, находится поместье друзей Эдвины. Это абсолютно без-опасное место.

— В Хайлендсе? Богатые у нее друзья.

Дэвис и Эдди спустились вниз и остановились у меня за спиной, заспанные, помятые, в одинаковых зеленых халатах поверх футболок с эмблемой Гарварда.

— Я не жду, чтобы вы мчались к моей матери по ее первому зову, — заметила Эдди.

Якобек нахмурился и открыл было рот, но замялся и ничего не сказал. Я-то знала, о чем он думает.

Я была матерью зятя Джекобсов. Я, Хаш Макгиллен Тэкери, всегда следовала традициям и старалась соблю-дать все правила поведения. И, к несчастью, Якобек знал обо мне достаточно, чтобы манипулировать мной.

Я плотнее запахнулась в белую шениль, словно это были доспехи.

— Я буду готова через десять минут.

Якобек улыбнулся.

Глава 11

Воздух в Хайлендсе пах прохладой и зеленью, словно только что отпечатанные банкноты. Роскошный маленький городок располагался на плато так высоко в горах к северовостоку от округа Чочино, что с тем же успехом он мог находиться гденибудь в Канаде. Здесь были поля для гольфа и художественные галереи, яркосиние озера для рыбалки, высоченные ели и домики стоимостью не меньше миллиона долларов, обустроенные не хуже поместий в Адирондаке. В местном реестре налогоплательщиков числились фамилии самых богатых семей Америки. Как только открывались магазины, вдоль тротуаров выстраивались шеренги «Ягуаров» и «Мерседесов».

Городок мирно спал в свете уличных фонарей, когда наш кортеж промчался через него. Да, вы правильно поняли. Именно кортеж. Мы с Якобеком в черном седане, за рулем которого сидел агент секретной службы, а впереди и позади нас еще по паре таких же черных седанов.