Полина - Подруга мента

Надо же, восемь лет не задумывалась о том походе. Неужели надо мной снова распласталось недоброжелательство Славиного накала? Я боюсь? Нет. Тогда в чем дело? Откуда ощущение незаконченности чего-то важного? Я обязана вспомнить нечто, мысли об Архызе посланы в помощь, но не получается. Я собрала вещи, в основном спортивные, написала Севе смешное письмо, приволокла кота в квартиру Измайлова, расставила на столе свечи и фрукты. А освободиться от зудящей тревоги так и не смогла.

Вик, накануне блистательно изобразивший ту самую батарейку, которая заменяет семь обычных, провожал меня сдержанно. Усадил в машину Балкова без напутствий и благословил долгим взглядом. С Крайневым нам предстояло «познакомиться» в санатории, так что он добирался отдельно. Сергей выспрашивал мое просвещенное мнение о женщинах, рожденных под знаком Скорпиона и верящих в талисманы.

— Опять сменил зазнобу, Казакова?

— Она меня сменила. На выпускника юрфака.

— Так ты тоже юрфак кончил.

— Я мент, а он в адвокаты метит.

— Ну и Бог с ней.

— Полин, у меня лысины нет? — склонил он голову.

— Нет, — констатировала я, всмотревшись.

— Это доказательство, что волосы я на себе не рвал.

— И что не любил.

— Получается по-твоему. Но выяснилось это только после встречи с Юлькой. А до этого страдал. И готов был кем и чем угодно клясться, что люблю.

— Итак, Сергей и Юлия. Красиво.

— Дано же тебе слова произносить. Действительно, звучит.

— А смотрится?

— Надеюсь. С тобой легко на личные темы разговаривать.

— Сейчас. Когда поняла, что человеку надо поделиться чувством или впечатлением, не более. А раньше интересовалась подробностями и лезла с выводами и предсказаниями. Могла вмешаться в отношения. До скандалов.

— Не верится.

— Зря. Ты убийц останавливаешь на скаку, меняешь мир по мере возможностей. И ищешь девушку, которая обомрет от тебя такого, какой ты есть. А мне дано себя менять. И я намерена преуспеть хоть во внутреннем, собственном. С общественно-полезной деятельностью у меня не ладится.

— Моя говорит, если дома все будет нормально, то я за двоих на работе пахать буду.

— Ай да Юлька. Женись.

— Погожу, погляжу еще, как на адвокатов станет реагировать.

Да, привести в порядок мужское самолюбие катастрофически тяжело. Самое грустное, что женщина, потянувшая эту ношу, после кажется свидетельницей слабости. Бросит Балков свою непритязательную Юлю и снова кинется к некой парящей над бытом орлице. Снова его поклюют, подерут когтистыми лапами, побьют крыльями. И дождись Юленька милиционера с израненной душой, получится прекрасная жизнеутверждающая история. Но я и впрямь стала старше. И не сказала Сергею ничего больше. Все равно сделает по-своему. Ведь не только орлиц, но и голубок предостаточно на свете. Найдет не одну.

До «Березовой рощи» было минут сорок езды на машине или немного больше часа автобусом. Адаптации к отдыху, обеспечиваемой сменой пейзажей и вокзалов за окном поезда и облачными залежами за иллюминатором самолета, не предвиделось. Зато всегда можно дешево и без предупреждений удрать домой. Воистину, не бывает худа без добра. И добра без худа, к сожалению. Верно, я затосковала. Потому что, зарегистрировавшись, поднялась в комнату.

— Мне бы тут оберложиться хоть на недельку, — завистливо протянул Сергей, бросая на кровать мою сумку.

— Райские условия, — подтвердила я, стараясь скрыть раздражение.

— Ну, отдыхай. Полковник приказал поспешить с докладом, как ты устроилась.

— Спасибо, Сережа. Передай, что я в восторге.

Дверь за Балковым закрылась, и я скорчила рожу в стиле «лимона напробовавшись». Двадцать один день здесь? Прямо из коридора — попадание в тесное квадратное помещение со шкафом, кроватью, составленной из двух односпальных, тумбочкой, кухонным столом и парой стульев. Душевые кабинки, четыре штуки, действующих две. Шесть унитазов, действующих три. Все в противоположном от моего обиталища тупике с жутковатым названием «Дамский блок». Второй этаж. На первом — столовая, процедурный, массажный и врачебный кабинеты. В подвале — сауна, тренажерный зал и биллиардная для избранных. На третьем — многоместные номера. Или палаты? Господи, белье-то хоть стираное? О, даже глаженое. Поля, не выпендривайся, человек ко всему привыкает. Какое право они имеют драть такие деньги за такую жуть? Было бы великолепно, если бы путевки в такие тараканники и клоповники не раскупались в знак протеста, в знак отказа от звания скота, которому безразлично, где накачиваться денатуратом и, прошу прощения, лечиться. Но ведь они недоступны по цене людям, согласным мириться с обстановкой. Потешались над Эллочкой-людоедкой? И у меня нынче одно слово на языке: «Мрак, мрак, мрак». Надо мою портативную машинку-выручалочку на стол водрузить, может, поуютней будет? Я рванула «молнию» на сумке уже в истерике. Сверху вызывающе возлежали букет черных роз и две бутылки прекрасного легчайшего вина, обмотанные запиской Измайлова. «Детка, за что боролась, на то и напоролась. Да скрасят скудость меблировки и удобств виноградные изыски. Держись. Люблю».

Вик, и надолго тебя хватит? Или ты по долгу службы проверил эту конуру? Пожалуйста, не сдавайся, пожалуйста, люби меня. Не знаю, полезны ли желудочникам перебродившие ягоды, но я махнула стакан сухого белого, выкурила сигарету и утешилась. Может, наши пьют так много, чтобы им везде было комфортно? Чтобы залить пожар унижения и безысходности и философски воспринять пепелище? Чтобы поверить в возможность строить на нем? Когда-нибудь, с кем-нибудь, протрезвев. И наворовав стройматериалов.

Меня предупредили, что Крайнев прибудет к вечеру, поэтому я выползла из норы только ужинать, пропустив обед. Узрев тарелку с манной кашей, я утвердилась в худших предположениях о диетическом питании. Ем я мало, но предпочитаю, чтобы единственный проглоченный мной кусок был вкусным. Избавь, Создатель, от заболеваний. Я малодушна, я и не выдержу самоограничений, диктуемых организмом. И к манной каше я не притронусь.

— Девушка, это блюдо фаворит?

— Есть перловка с молочным соусом, — добросердечно откликнулась густо накрашенная официантка.

Вик, ты мерзавец! Не мог колбаски и овощей положить вместо цветов и вина? Или вместе с ними, все равно Балков багаж таскал. Как же надо болеть, чтобы прельститься этим? Нет в здоровом теле здорового духа. Таковой обитает лишь в немощи. Терпеть муки, слегка приструняемые лекарствами с диетой, и еще на работу ходить, семьей заниматься, улыбаться чему-то? Не знаем мы своих героев.

Тут в проходе показался Валерий Крайнев. Осмотрел пустую столовую, в которой, кроме меня, стоически питались несколько пожилых людей, и направился на маяк моей зовущей физиономии.

— Вы из какой комнаты? — преградила ему дорогу белохалатница бальзаковского возраста.

— Неважно. Я хочу за стол вон к той девушке.

— Молодец, — одобрила женщина и переправила что-то в своем списке.

Мне нормальности не грех подзанять. Я вдруг вспомнила вахтершу из редакции, завтракавшую на моих глазах, и внутри засвербило. От голода или предчувствий?

— Здорово, Поля, — вполне по-братски приветствовал меня Крайнев.

— Добрый вечер, напарник. Приятного аппетита.

Я пошутила. Но Валера без обиняков налег на кашу. Я схватилась за посудину с компотом и незаметно подвинула ему свою тарелку. Он и ее опустошил. Что-то мне его жена все меньше нравится. Мужчин надо кормить не только перед сексом, но и в промежутках. Иначе они гибнут как личности.

— Тебе какой диагноз нарисовали? — спросил Валерий.

— Гастрит с какой-то там кислотностью.

— И мне. Прошвырнемся после еды? Ну, если это еда, то…

— Конечно, Валера.

Рано или поздно наступит момент, когда я смету все, что они приготовят. И, возможно, громко попрошу добавки. А не проще сгонять завтра в город за съестным? Это шанс сохранить собственное достоинство. Или нужно выдержать все, что выдерживают остальные? Искупить чего-нибудь? Пострадать?

— Валер, когда жуешь то, что не выносишь, духовно очищаешься?

— Поль, тут за оградой продуктовый магазин, вполне сносный.

Я застонала. Крайнев рассмеялся:

— Шопинг с девяти утра. А на сон грядущий устроим пикник — бутерброды и вино.

— Молись на супругу, Валера.

— Уговорила.

И Крайнев выпил свой и мой компот. Старшая медсестра догадывалась, почему он рвался именно за десятый столик.

Оказалось, я счастливица. Валерию достали комнату с соседом.

— Еще не заезжал, — отчитался Крайнев и долгим взглядом на меня посмотрел.

— Выспишься спокойно.

— О другом я сначала думал, а теперь и не помышляю.

— Давай не будем подначивать друг друга. Мы оба заняты.

— Ангажированы. Давай не будем.

После такой освежающей честностью договоренности нам приспичило веселиться. Мы загорали под мелочью осенних звезд, ели батон с маслом и сыром, потягивали его и мое вино. Болтали без умолку. Так болтали, что я прозрела: Крайнев что-то таил, скрывал, прятал. Он дорвался до этого пригорка, чтобы быть самому по себе. А я? Не заигрывайся в ковбоя, парень. Чай, не на Диком Западе, а на стремительно дичающем с голодухи и сивухи Востоке.

— Смотри, Поля, как это делается.

За воротами санатория разгружался автобус. Атлетичные мальчики в адидасовской форме двигались к центральному входу.

— Команда какая-то.

— Боевиков.

— Валера, ты не слишком мнительный?

При последнем слове Крайнев оскалился.

— Вообще-то смахивают на персонажей американских фильмов, — сделала пируэт я.

— У тебя видак давно?

— Года полтора. Сын настоял. Я не фанатка кинематографа, некогда. Пялюсь в то, что порекомендуют.

— Я тебе потом список составлю, чтобы американские фильмы всуе не упоминала.

Мы с Игорем друг друга стоим. Не отличаем уравновешенного от сумасшедшего. «Упоминать американские фильмы всуе»… Я этого не переварю.

— Благодарствую. Беспорядочные просмотры меня угнетают.

— Пойдем по халупам, Поля. Труба зовет.

Слуховые галлюцинации? Только этого не хватало.

— Пойдем, Валера. Я устала.

Мы стремительно рассосались по укрытиям. Крайнев обеспокоил меня до острого приступа бессонницы, который, впрочем, скоро отступил.

Глава 15

Завтрак начинался в девять. До него я успела пробежаться и посетить доктора. Вчерашние спортсмены выкладывались на поляне под рык тренера, оснащенного по всем правилам свистком и секундомером.

— Девушка, присоединяйтесь, — крикнули мне, трусящей мимо.

— Нет, ребята, я от таких нагрузок загнусь. А вы кто по виду исповедуемого спорта?

— Шахматисты, — заржали они.

— Заткнитесь, кобели, — прекратил нашу беседу их редковласый наставник. И мне: — Гуляй, милочка, не мешай мальчикам ползти к медалям.

— Вашим тракторам помешаешь, — обиделась я.

— Они у меня бэтээры, — тоненько хихикнул физкультурный гуру и объявил такое упражнение, что я ускорилась и не оглянулась. Задатков гестаповки во мне не было.

К врачу я ворвалась последней, минут за десять до конца приема. Вернее, по случаю заезда приему предстояло длиться целый день, но с перерывами на «покушать — покурить». Заявленная в табличке на двери кабинета терапевт Серова Ольга Михайловна предстала передо мной в виде молодого бородача с маленькими аккуратными кистями ленивых рук.

— Доброе утро, Ольга Михайловна.

— Иван Витальевич, с вашего позволения.

— Охотно позволяю.

Иван Витальевич измерил мне давление и истыкал стетоскопом. Видимо, последователем Гиппократа овладело пресловутое чувство глубокого удовлетворения под пульсацию сердца пациентки, поэтому он расслабленно спросил, на что я жалуюсь.

Надо было оправдывать Измайловские выдумки.

— Тошнит иногда.

— Перед месячными?

— После коньяка.

— А кто вам поставил «гастрит»?

«Один милицейский полковник», — чуть не призналась я, но по размышлении решила Измайлова так бездарно не закладывать.

— Участковый врач. Я ей сказала, что могу есть гвозди, а она мне: «Это гастрит».

— Сглазить пыталась, — улыбнулся Иван Витальевич. — Но «Боржоми» вам не повредит.

Измайлов мне «Нарзан» обещал. Все-таки он не специалист.

— Нельзя ли еще душ Шарко, какие-нибудь успокаивающие ванны, массаж и фитококтейль?

— Разумеется, можно.

— Иван Витальевич, вроде санаторий профильный, а тут и потенциальные чемпионы, и я, и кто угодно.

— В нынешние времена о профиле мы и не заикаемся. Заполняемость — наш Бог. Ведь удобно, удобно же, пригород, на дорогу тратиться не надо, медицинские услуги высокопрофессиональные, питание калорийное.

— Кстати, док, в смысле последнего, — пригорюнилась я.

— Назначу общий стол, как в ресторане. Доводить здравоохранение до подобного состояния преступно. Мы спим и видим, чтобы нас кто-нибудь купил под частную лечебницу. Сделал бы ремонт, поставил современную мебель. Тут физиотерапия мощнейшая. И персонал золотой.

Усомниться я не осмелилась.

В столовой, продемонстрировав санаторную книжку золотнику из персонала, я подсела к ерзавшему в одиночестве Крайневу. Когда мне принесли морковно-яблочный салат, яйца и молоко, Валерий углубился в созерцание сечки-размазни и жидкого чая перед собой. Потом ожил от возмущения:

— Расистское учреждение? Или по какому признаку они делят нас на достойных определенной пиши?

— Ты у врача был?

— Зачем?

— Чтобы кормили. Плюс процедуры, хоть общеукрепляющие. Нужно пользоваться моментом. Кстати, я с вечера сыта бутербродами. Ешь все.

Уговаривать его не пришлось. Просторный светлый зал постепенно заполнялся. Спортсмены заняли пять столиков в углу, дедушки и бабушки — восемь поближе к раздаче.

— Поль, — облупливая яйцо, полюбопытствовал Крайнев, — что такое УВОВ и ИВОВ?

— О чем ты?

— О картонках.

А, к вазам с астрами на столах стариков были прикреплены листы с аббревиатурой.

— Участники и инвалиды Великой Отечественной войны.

— Понял. Это что, клеймо?

— Наверное, путевки льготные в межсезонье. Бывает ведь, спонсоры покупают. И знаешь, по-моему, они гордятся своими четырьмя буквами.

Валерий не успел ответить. Напротив него возникла плотная рыжая девица с хорошенькой, но сердитой мордочкой. А визави со мной — приятный розовощекий парень лет двадцати восьми.

— Здравствуйте, я Инна.

— Салют, я Паша.

Пришлось и нам с Крайневым представиться.

— Простите, вы вместе? — проявила нескромность Инна.

— По отдельности. А вы? — не уступила я.

— Тоже.

Мой вариант Инну взволновал и взбодрил. Типичная охотница за мужчинами. Такие признают лишь одиноких женщин и стремятся подружиться с сестрой по тусклой доле во что бы то ни стало. Вик, забери меня отсюда, я погорячилась, когда рвалась в эту юдоль слез.

— Как славно, что ты есть, Поля, — задушевно звякнула голоском Инна. — Мы ровесницы, а кругом пенсы.

Чего я и опасалась. Во-первых, тебе лет тридцать, не примазывайся. Во-вторых, вошедших последними двух дам слегка за сорок и пятерых ребят-кабанчиков цветущего возраста равнять с пенсионерами не стоило.

— Публика разношерстная, — заметила я.

— Держу пари, что компания мужчин сбежала от жен попить и покартежничать, — подхватила Инна.

Крайнев с Пашей скривились, испытав взаимопонимание.

— Поля, тебя врач осматривал? — не отставала Инна.

Липучка, как от такой отделаться?

— Да. Симпатичный парень, обходительный.

Инна втянула живот и опустила глаза. Пошли Бог очередь к дипломированному знахарю после завтрака. Похоже, Паша пересядет от нас.

— Ты в какой комнате обосновался, Валера?

— В пятнадцатой.

— Сосед!

Нет, не пересядет.

— Девочки, — продемонстрировал правильность моей трактовки происходящего Паша, — мы вам в обед пришлем тех мадамочек, а? Тянет в мужской коллектив.

— Они не согласятся, — остудила я его пыл. — Им суп вкуснее покажется рядом с парнишкой.

— Я попробую, — самодовольно заявил строптивец. — Не может быть, чтобы не уговорил.

— Да ради Бога, мы за вас не держимся.

Ничего себе! Инна лягнула меня под столом так, что я ойкнула. Надо спасаться. И, простившись до следующей трапезы, я пулей вылетела из столовой.

Массажист в «Березовой роще» относился к категории суперкласс. Ради его рук, вправляющих позвонки, месящих застойную плоть и более всего напоминающих обтянутые бархатом тугие пружины, можно было вытерпеть продавленный матрас моей лежанки и удобства в конце коридора. Вик не стал бы беспечнее от того, что я договорилась о дополнительном двухнедельном курсе за свой счет. В виртуозе присутствовали решительность и жестокость скульптора.

— Здесь уберем, а сюда добавьте нагрузки. И получите такие спину и бедра, что всего остального для достижения самых смелых целей вам не понадобится.

Это была речь ваятеля. Пятидесятилетнего циника со своеобразным юмором. Мужчины типа Измайлова, только в гораздо более грубом варианте. Постоянно, а не эпизодически злого. Притягательная личность, да, Полина? Нет, слишком резок. Слишком «со стороны» смотрит, оценивает, говорит, живет. Разминание чужих жиров, верно, способствует. Однако после его массажа я провалялась пластом полчаса. А потом почувствовала потребность и способность парить. Талант. Гений. Стоило сюда притащиться, стоило.

До обеда я свою комнату не покидала, читала. Оказывается, книги мне заменил телевизор, а я и не заметила. Ладно, здесь оторвусь. Не спускаться же в холл к общему для всех экрану. Мама мне рассказывала, что ее посиделки такого рода не смущают. Она помнит, как собирались у друзей, первыми приобретших ящик, наслаждаться фигурным катанием.

— Тебе дико?

— Отнюдь. Мы так же к видеомагнитофону подтягивались.

— Есть точки соприкосновения у поколений, — заключила мама и приникла к зеркалу в тщательных поисках морщин.

Вечером Вик встретит их в аэропорту. Что, собственно, я делаю в санатории? Разбираюсь, кто и зачем приехал? Но в горизонтальном положении с романом на подушке это вряд ли удастся. Не хочу в разведку. Позже. После. Потом.

Обедали мы в прежнем составе.

— Ты права, Полина, бабенки вцепились в стулья возле мужичка намертво, — признал свое поражение Паша.

— Разве мы с Полей нарушаем ваше пищеварение? — ломанулась в кокетство принарядившаяся Инна.

— Нет, как можно, — покорился Паша с видом «была не была».

Всем четверым подали одинаковые блюда, что делало размашистый реверанс нашему здоровью. Обещанного врачом ресторана не получилось, но если употреблять произведения здешней поварихи осторожно и по чуть-чуть, то надежда на жизнь сохранялась. Впрочем, дурью маялась только я, остальные уминали за обе щеки. Приятель моей юности, учась в МИМО, имел завидную летнюю практику — переводил на международном конгрессе. За десять дней работы он и его сокурсники безобразно растолстели.

— Вы там из принципа обжираетесь, псевдоаристократы? — допытывалась я.

— Именно. Вылизываем посуду, чтобы официантам не доставалось. Видела бы ты их ряхи!

Против здешних официанток я камня за пазухой не держала, но гуляш предпочла бы скормить Валере. Только как это воспримут остальные?

— Мы со вчерашнего дня привыкли перераспределять кухонные блага, не удивляйтесь, — сказала я и метнула Крайневу второе.

Паша завистливо вздохнул. Инна наклонилась ко мне: «Потрясающе задумано. Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок». Валерий замялся, но сосед его выручил:

— Ешь. Не ты, так эти жирнозадые по домам растащат.

Все дающие чаевые недолюбливают берущих, даже теоретически берущих. Поветрие.

— Чем ты сейчас займешься? — бесповоротно расположилась ко мне Инна.

— Сном, — отрезала я. — Хронически не высыпаюсь. Наверное, через недельку пройдет. Надремлюсь за все одиннадцать месяцев без отпуска.

— А мы с мужиками пульку распишем, — сообщил Паша.

— Поль, ты спи, а я у тебя тихонечко посижу, можно? — заканючила Инна. — Со мной в комнате две такие вредные бабули обитают.

Лучше смерть.

— Ребята уже отчитываются перед нами про преферанс, а ты ушами хлопаешь. Иди с ними до своей комнаты, не упускай случая, — влепила я ей шепотком по мозгам.

Подлым шепотком, но как иначе от нее отбрыкаться?

— Я буду вязать, решено, — воскликнула Инна. — Я неплохо этим подрабатываю. Наша трикотажка открылась недавно, а клиенток уже полно.

— «Снежинка»? — дернул меня черт за язык.

— Мы встречались? — просияла Инна.

Нет, труженица. У меня в машинку вставлена бумага с рекламой крохотной фирмы. Насколько я раскусила вашу руководительницу, ты там не обогатишься. Ей на себя слишком много нужно. А на «того парня», который все организовал, еще больше.

— Вряд ли. Вывеска попадалась.

— Тебе на заказ вещь не требуется?

Это выход. Я заплачу, Инна. Твори и отвяжись.

— Джемпер. Нет, платье. Обтягивающее, до пола. Знаешь сказку — Элиза и ее братья-лебеди…

— С картинкой?

Смерть в два раза лучше.

— Никаких картинок. Она плела из крапивы. Строго, отчаянно и благородно. Любовь цвета жгучей подзаборной поросли. Справишься ?

— Завтра же поеду за шерстью в город. И надо шефиню предупредить.

— Ты что, дура? Тебе индивидуально поручают. Неужели делиться собралась, довольствоваться процентом? — накинулся на Инну Паша.

А я и забыла, что мы еще в столовой и ребята с нами. Инна восторженно благодарила Пашу за дельный совет.

— Утром облазим местные торговые точки, — обреченно пообещала я. — Куплю пряжу и вперед рассчитаюсь за работу. Конечно, если ты берешь, а не дерешь.

— Поля, перестань. Лицевыми петлями, ни узора, ни рисунка… Примерки в любое время… За неделю тебя одену.

За неделю?! Если повезет с нитками, то цена бросовая. Но зачем мне три платья?

— Ты не спеши, Инна. Мы сюда отдохнуть и поразвлечься заглянули. Не к сроку же обнова.

— Я очень обязательная, — взыграла в Инне профессиональная гордость.

— Обязуйся по-дружески — медленно, но с душой, — пожалел меня Крайнев. — Девочки, нас скоро тряпкой сметут, мы задерживаемся и людей задерживаем. Пошли отсюда.

Пошли… Я, например, побежала.

— Если лежать на холодной земле, легко застудить почки.

Я запрокинула голову и увидела в ближайших кустах русую бороду доктора. Пришлось срочно ощутить себя великой Гретой Гарбо, произнесшей: «Я хочу быть одна». Затем стимульнуться строками Евтушенко: «А мы не умерли от скромности и умирать не собираемся». И, наконец, встать и приветливо улыбнуться:

— Будете ругать за игнорирование тихого часа, док?

— Нет. Но сиеста в некоторых странах…

— Там жарко. С полудня до заката разумнее не шляться по улицам.

— Курите?

Он протянул мне пачку «Мальборо».

— Спасибо, у меня свои почти такие же.

— Облегченные?

— Хрен редьки не слаще, полагаете? Иван Витальевич, табак и впрямь так страшен, как его малюют?

— Страшнее гораздо. Правда, правда. Я задымил в четырнадцать, а в восемнадцать, перед армией, бросил. Отслужил, поступил в медицинский, поучился пару лет и однажды на занятиях по социальной гигиене был посвящен в то, что горожанин ежесуточно пылесосит легкими количество мерзости, тождественное четырнадцати пачкам сигарет. А разрастись город еще на квартал с заводом, и было бы пятнадцать. Я траванулся вновь, но уже с почти чистой совестью.

— Как мы нынче именуемся, доктор? Легальными токсикоманами?

— Да. Но поневоле токсикоманят все, от младенца до старца.

— А здоровый образ жизни существует?

— Где-нибудь в тайге, в горах. Сейчас можно говорить только о том, вводил ли ты в организм яд добровольно. Ни о чем другом.

— Мы вводили.

— Вводим. Перестаем вводить. Побродим?

— Я слышала, у вас тут экологически чистую водицу добывают?

— На планете с экологически чистым напряженка. Но забор покажу.

— Какой забор?

— Мы принимались за второй корпус. Не удалось. И тут нашлись какие-то люди, сделали анализ воды из ключа, она оказалась питьевой. Завезли оборудование, качают, очищают, обогащают, разливают, продают. Конечно, построили здание, конечно, отгородились. Но без того, что они нам платят, мы бы давно закрылись.

Гидом Иван Витальевич был никудышным. Впрочем, и вести меня было некуда. Запущенный, переполненный валежником лес, растрескавшиеся бетонные плиты дорожек, обломки бордюров клумб. Разорение. Советская усадьба после буржуазной революции.

— Здесь когда-то была прачечная, тут — зеленый театр, там — склад. А позади санатория металлическую сетку натянули недавно, года три назад. Некогда наша территория смыкалась с детским оздоровительным лагерем. Мы и не ведали, где. И вдруг новоявленные господа отрезали кусок землицы впритык. У них тоже все по-разному. Коммерсанты, которые водой занимаются, просили, договаривались, горы подписей собрали. Эти же оттяпали, и жаловаться не моги. Клуб какой-то образовали. В гольф играют, денди притворяются. И нам, как подачку-услугу, которая их самих и обогащает… Видите два коттеджа сразу за калиткой? С восьми до восьми она не заперта, чтобы наши отдыхающие могли сгонять в бакалею и галантерею. Но дальше по асфальту не пустят, частное владение. А ведь домики-то принадлежали санаторию. Для сановных пациентов, чего теперь скрывать. Отошли вместе с землей. И нет управы.

— Массажист у вас уникальный, — попробовала я отвлечь его.

— Обработал? Когда-то политиков на четвереньки из положения лежа за сеанс ставил. Потом то ли спился, то ли притомился. Он сейчас замещает тетю Машу, она в отпуске. Ваш маэстро по сравнению с ней — школяр. Серьезно. Мария Львовна владеет экстрасенсорикой. Прикоснется без нажима, и больной лишается недугов и комплексов.

— Она, наверное, не молода, сил на контакт не хватает.

— Не молода, угадали. Но весьма мускулиста.

Молодчина, Мария Львовна. Превратила свою репутацию в розгу, которой долго будут сечь любого чужака, претендующего на ее место. Но на массажном столе я предпочитаю прикосновения с нажимом. А комплексы вообще сродни невинности: лишать и лишаться их следует по взаимной любви, хорошо подумав. Иван Витальевич поблагодарил за прогулку и запросился на обед. Я отпустила его без сожаления, побаиваюсь голодных врачей.

Скудные недра магазинчиков содержали пряжу, апельсиновый сок и абрикосы. На прочие товары я внимания не обратила. Вернулась в комнату, потом с четырех до пяти тешилась процедурами под предводительством смуглой неразговорчивой жрицы водолечебницы, посочиняла, привела себя в цивилизованный вид и спустилась к ужину. Инна расстроилась из-за того, что я посетила магазины без нее, но тут же увязалась за Пашей и Валерием, которые, услышав мой отчет о наличии спиртного на прилавке, размечтались во что бы то ни стало успеть до закрытия и отметить свое знакомство. Все, кроме пенсионеров и спортсменов, поели изумительно быстро. Потом возникла обычная неприятность. Молодежь потребовала ключи от подвала, чтобы погонять шары по сукну, а дежурная медичка отказала:

— Они у сестры-хозяйки. Внизу материальные ценности — белье, посуда. Завтра общее собрание, с главврачом и обсудите.

Перспектива тягучего, склеивающего желания запретами вечера народ рассердила. Женщины включили телевизор в холле и заявили, что предпочитают сериалы футболу. Мужчины возроптали, но под натиском бабушек отступили к лестнице. Где их и окликнула веселая официантка:

— Эй, мальчики, помогите котел снять.

Пять мальчиков выступили на подмогу и больше с футболом не приставали.

Глава 16

Неделя проклячилась, и я вынуждена была спросить у Крайнева:

— Валера, если мы ничего не раскопаем, должны будем вернуть благотворительной организации деньги за путевки?

Он испросил разрешения поухаживать за мной, иначе под бдительным оком Инны нам и словом перемолвиться не удалось бы.

— Шиш этой организации. Но хоть что-нибудь мы раскопали, Поля?

— Угу. Частный клуб превратил ближайшую деревушку в резервацию. Чтобы добраться до автобуса, местным теперь приходится делать полуторакилометровый крюк по бездорожью. Но они не бунтуют. Потому что у всех есть работа в санатории, на заводике по розливу воды и, конечно, у бар. Сволочи богатые, да? Никакой жалости к людям.

— Сволочи. Ты зачем развелась с мужем? — вручил мне неправдоподобно багряную ветку Крайнев.

— Это относится к делу? — попыталась пресечь его фамильярность я.

— Так его земелька за сеткой, напарница. Кстати, я с Игорем общался. Твой поправляется.

— Дай Бог, — пробормотала я.

Обходит ФСБ Измайлова. Он со мной связи не поддерживает, отдал все на откуп Игорю и Валерию. И Крайнев служит верой и правдой.

— У меня кухонные девушки сигареты стреляли. Мы помянули расстрел бизнесменов. Видишь сосну, одна в березняк затесалась? Это сейчас она на стороне господ. Возле нее единственного вырвавшегося парня убили.

— Положим, левее гораздо, — буркнул Крайнев. И уже в полный голос возвестил: — Ты — натура романтическая. Хочешь, чтобы хоть кто-нибудь спасся. Хеппи-энд предпочитаешь.

— Валера, откуда тебе доподлинно известно про «левее»? — не стала темнить я. — Даже не по себе как-то.

— Почему доподлинно?

— Потому.

— А я думал, ты спрячешь глаза, перестанешь мне доверять и начнешь за мной следить, — рассмеялся Крайнев. — Массовое убийство — здешняя легенда, Поля. Сотрудники санатория сами ищут повод поведать ее и показать достопримечательные места. Шофер грузовика раскурочил мою пачку сигарет, да еще и заложил по одной табачной дозе за каждое ухо, пока леденил кровь воспоминаниями. А вообще-то жизнь отдыхающих кипит возле забора шевелевской фирмы. Не замечала?

— Излюбленное место променада, согласна. Только старики там не отмечаются. Может, я запуталась во временах, Валера, но меня поражает праведность обитателей этой лечебницы.