ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Капон и Моргунов завершали бумажную волокиту, не забыв обеспечить Майке плавающий пай в своей фирме. Леонид Александрович честно предупредил компаньонов — дел у него выше крыши, которую получило очередное гиппократовское сообщество. Так что, ребята, бросил на прощание Боцман, считайте меня тяжелой артиллерией. А все текущие вопросы будет решать мой зам Пряник. Дергайте его сколько вам хочется, и пусть он только попробует плохо решить ваших проблем.

Проблемы возникли не у Капона с Моргуновым, а у Майки.

— Мальчики, — обратилась она к старшим компаньонам, — мне надо несколько хороших ребят.

Моргунов бросил взгляд в сторону Капона.

— Слава, позвоните сами, — чуть раздраженно сказал старик. — У меня еще столько забот… Я уже молчу за входить в образ, но вы до сих пор не сделали нам заведующего этим… Короче, ваш Борщ — это, конечно… Но нам нужно своего человека в конторе. Который умеет не добиваться справедливостей, а работать. И работать хорошо.

— Капон, мы еще не начали вкалывать, а уже идет торговля за обязанности. Вы же знаете, я сейчас всю дорогу занимаюсь рекламой. Вы хоть догоняете: сегодня без рекламы наши усилия будут стоить ровно ничего. Так что, я дико извиняюсь…

— Хорошо, — согласился Капон. — Я найду человека. Значит, Слава, вы делаете рекламу, всякую презентухис… Только чтобы там никто у фраеров по карманам не шмыргал… Маечка, что ты говоришь?

— Мне надо несколько ребят, — повторила Майка. — И мы получаем рабочую силу.

— А, что, мальчики силой будут заставлять людей приносить нам доходы? — ужаснулся Моргунов. — Майка, ты нарвешься у меня на комплименты…

— Да, Маечка, никакой уголовщины, — поддержал подельника Капон. — Мы теперь работаем почти что честно… Нет, просто-таки честно, потому как станем… Господи, Слава… Во что мы превращаемся? Подумать только, мы будем взносить этой мелихе налоги…

— Но пониженные, — слегка успокоил старика Моргунов. — Потому что мы теперь благотворительность. И вообще, Капон, успокойтесь. Будем башлять, как другие. Разве это деньги? Это слезы…

— Но всё равно, — сверкнул вставным глазом Капон. — Давать им хоть копейку… Анализ мочи с-под моих больных — и то жалко. Кстати, когда надо будет лечить людей?

— Как войдете в образ… — начал Слава, но Майка опять напомнила за свое существование:

— Мальчики, у меня срывается ваше задание.

Моргунов обиженно посмотрел на Майку.

— Или ты не видишь, какой уровень нам приходится решать? На тебе визитную карточку Пряникина, встреться с ним, и всё будет в ажуре.

Моргунов не обманул ожиданий Майки. Господин Пряник сходу проникся поставленной задачей и даже попытался выяснить руками что-то насчет Майкиного телосложения. Пилипчук дала господину Прянику по морде не так, как другие бабы, а как она умеет. Уважение до Майки выросло у Пряника еще раньше, чем фонарь под глазом. Он вызвал к себе изнывающего от безделия Гнуса и обрадовал его новым назначением. С этого дня бригада Гнуса поступала в распоряжение мадам Пилипчук.

Гнус сомнительно посмотрел в сторону Майки, а потом внимательно на морду своего непосредственного руководителя и выдавил из себя: он счастлив оказывать услуги такой очаровательной даме.

Майке пока было гораздо интереснее озадачить не Гнуса, а того, кто родился под созвездием Скорпиона.

— Скорпиончик, — ласково промурлыкала ему Майка, — тебе пора перестать обращать внимание на попки исключительно состоятельных бабушек. Так что кончай эту дискриминацию. Другие девушки тоже хотят своей порции доброты и ласки. Причем не всегда в таком виде, который тебе тоже почему-то нравится.

Скорпион заморгал глазами на морде. Он не понимал, чего от него требуется в этой жизни, кроме жалить в зад всех, кто за это платит.

— Значит так, Скорпиончик, — продолжила Пилипчук. — Ты теперь — состоятельный бизнесмен.Ищешь ласковую подругу за наличный расчет. С твоей стороны.

Скорпион взвился в воздух.

— Майя, ты в своем уме? Как это? Мало того, что я… Нет, я что, не просто должен трахать их бесплатно? Как это? Вдобавок ты предлагаешь еще и платить? При таком подходе к делу у меня может вообще ничего не получиться…

— Скорпион, — в голосе Майки появились железные нотки. — За тридцать долларов ты готов жалить даже супоросую свинью. Так что не строй из себя великого пурица! У него не получится… Получится! Еще как должно получиться.

— Ни за что! — твердо ответил Скорпион.

— А за штуку зелени? — полюбопытствовала Майка.

Скорпион чистосердечно признался:

— За штуку у меня получится даже с гориллой любого пола.

— Вот и хорошо. Слушай меня внимательно. Вот тебе кучка девушек, ищущих богатого спонсора. Раскрути их всех.

— За мою штуку?

— Нет. Это отдельно. В общем, ты должен сделать подробный доклад о них. Если надо, давай подарки за мой счет и даже окажи им внимание…

— Штука сюда не считается! — попробовал торговаться Скорпион.

— Еще как считается, — отрезала Майка. — Или ты думаешь, я плачу бабки за твой путь по газетным вырезкам? Кстати, не вздумай крутить динамо. Выгляни в окошко. Видишь двух мальчиков приятной наружности? Хватай аванс и хорошо врубись: начнешь только думать не то, они тебе устроят место в жизни без дальнейших жалящих заскоков. Но, если я останусь довольна, так и в дальнейшем дам тебе возможность зарабатывать без затрат на газетную рекламу.

Пока Скорпион со своим жалом наперевес оправдывал высокое доверие Майки, а Моргунов осматривал потенциальное здание офиса, Капон тоже не считал тараканов на кухне.

Будущий академик поднялся по крутой старинной лестнице, три раза постучал в двери, сделал паузу и громыхнул кулаком чуть сильнее.

Через пару минут дверь открыла старушка при таком жалобном виде, с понтом она задержалась на этом свете лишь из большого одолжения матери-природы. Увидев перед собой Капона, старушка преобразилась до такой степени, что сразу перестала напоминать своим видом живую мумию с платком на куполе.

— Сколько лет, Капоша, — ласково выдохнула она. — Боже, вот увидела тебя и только сейчас поняла окончательно, как сама изменилась.

Старички сидели в небольшом, модно обставленном кабинете, и Капон удивлялся тому, что здесь бабушка как бы сбросила еще добрых лет двадцать со своих уже несгорбленных плеч.

— Да, Соня, были когда-то и мы рысаками… — почему-то с грустью сказал Капон.

— Это точно. Мне говорили, ты долго лежал на дне, Капоша…

— Соня, только тебе могу признаться — боялся из хаты нос выкинуть, Чернышевского хватал, но фасон додавил. Зато ты, как всегда, при деле?

— Капоша, при деле в наше время? Я вот квартирку через опекунство над собой разыгрываю. Тут еще одна комната при нужном параде… Слушай, как ты меня нашел?

— Через горсправку. Спросил: где мне найти Софью Николаевну Левицкую?

— А Аллу Петровну Рябенко ты не искал? — улыбнулась Соня, наливая коньяк в крохотные рюмочки. — Капоша, как давление?

— Позволяет, Соня. Нет, Аллу Петровну я не искал. И Нюрку Свист, и Марию Гендр… тьфу… я тогда не мог выговорить этого отчества, мадам Лазаренко, она же Роза Шпильберг… Ну, как моя память, старый конь может ходить среди борозды?

— И даже брать на понт, — выпила коньяк старушка. — Ты кому баки заливаешь, Капоша? Он искал Соню Левицкую через справку… Мент бы не отважился вешать мне такую полову на уши…

— Ладно, мадамчик, не кипяти свои нервы. Я понимаю, эта хата записана на Аньку Люкс. Вы же с ней в паре работаете. Как когда-то, пока ты не схлестнулась со мной… Сорок лет. Боже, я плохо себе заметил, как не стало этих лет из жизни. Соня, что же она с нами вытворила, Соня?

Капон рывком опрокинул в себя коньяк. Старушка покачала головой.

— Лучше б на тебя напал склероз, Капон. Ты помнишь, как давал мне слово… Тебя бы на толковище с ним!

— На любом сходняке отмажусь, — поднял руку Капон, — сукой буду, из кичи даже маляву хотел тебе бросить, а потом подумал: зачем такой фее одноглазый урод со вставной челюстью. Если б ты знала, как менты меня трюмили, но я… Никого не сдал, Соня. А ты говоришь — толковище… Люкс что делает?

— Отдыхает пока. Говорит, фраера голодные так на наши дела уцепились, что работать нет никакой возможности. Возраст опять же… Помнишь, как из-за Аньки на ножах дрались? А теперь… Что нам остается — только воспоминания за те времена.

— Соня, — заметил Капон. — Я же знаю, что ты вытворяла в новые времена…

— Перестань, Капоша. Какие дела? Я спокойно беру на пропитание у шести лохов, которые хотят оформить опекунство вместе с хазой. Откидываю Аньке доляну. На что мы еще способны в таком возрасте? Если дождешься моего сегодняшнего опекуна, поймешь, на что только и способны. За три секунды на двадцать лет старше стану, а хотя бы на год моложе — этого не получится и с большим трудом.

Капон нагло ухмыльнулся.

— Соня, мы давно не виделись. И ты забыла, что я… Ну кто тебя знает, как я? Или я поверю, что ты только на это способна? Соня, думаешь мне неизвестно, кто занимался бомбежкой деловых? Ну кто, кроме тебя, способен увести деньги не у лохов, а накалывать приблатненных? И как накалывать, Соня! Уходить вместе с их бабками на глазах всей бригады! Если бы на мне была шляпа, я бы ее уже давно снял.

Соня вместе со своей старой подружкой Аней Люкс действительно сотворила такое, на что не были способны даже менты. Когда бригады наперсточников оккупировали улицы чересчур плотно, менты стали разоряться во все стороны: мы против них можем бороться только штрафами. Это всё равно что ничего не можем. Смотрите, граждане, как они вас дурят: мастырят шарик из поролона и ныкают его между пальцами. И под какой наперсток не тыкайте свои ставки, шарика там в упор нет.

Наперсточники, понятное дело, взвыли. Ах, менты поганые, волчары позорные, чтобы мы за свое слово не ответили?! В чем обвиняете, суки? Мы же честно всех предупреждаем: ловкость рук — и никакого мошенства. А вы, менты, батоны гнусные, бекасы дешевые и прочие эпитеты, нас оскорбляете такими мерзкими подозрениями. Ничего у вас не выйдет! Люди всё равно хотят играть, когда у них нет бабок на роскошное казино.

Наперсточники принялись доказывать свою честность одновременно по всему городу. Вместо крохотных наперстков они стали использовать чуть ли не ведра размерами с помойные баки, шарик из поролона заменил мяч, немножко уступающий по величине футбольному. Ну, что, менты, как теперь этот шарик между пальцами ныкать, если ты не Гулливер? Граждане, начинаем игры доброй воли. Только отгадайте, под каким ведром лежит мяч, и наши бабки уже ваши.

Несмотря на габариты такого подобия рулетки, лохи всё равно попадали на хорошие суммы, потому что главное в этой игре не точный расчет, а элементарное внимание. Бригада разными способами отвлекала взгляд лоха в сторону, пока крупье дергал пародиями на ведра. Больше того, если лох имел хоть малейший шанс на успех, его тут же опережал кто-то из подставных бригады, делая понт: он среди всех такая же посторонняя личность, как остальные фраера.

И вот, представьте себе, наперсточники устраивают очередную дешевую мансу: крупье с понтом отвлекается, и один из его бригады, делающий на себе поголовный вид фраера, поднимает стаканчик. Под ним лежит этот самый мячик. Лох ныряет на туфтовую наживу, ставит бабки, тара поднимается, а мяча под ней уже нет. При этом бригада поднимает рекламный вой за свою честность, потому как такой здоровый мячик между пальцев не заныкаешь, и в рот он тоже не поместится. Игра идет дальше, лохи нерестятся на всю катушку, бабки спокойно себе перемещаются в заданном фраерской глупостью направлении.

И тут неожиданно, после очередной подсказки доброго человека, поднимающего стакан, до катки нарывается старушка. Непонятно, в чем душа держится у этой бабушки в лохмотьях; наперсточникам даже как-то неудобно с ней катать. Некоторые из подставных сердобольно пытаются ее отпихнуть от такого азарта. Но бабанька, зажав в руке ставку, громко бормочет во все стороны: это ее последний шанс в жизни. И при том она охотно отвлекается на привычные действия бригады, пока крупье незаметно меняет стаканчики местами.

Бобанька даже орет вокруг себя: она прожила жизнь и понимает, какие перед ней честные ребята. Умные люди сразу бы врубились: бригада обязана заплатить старухе только за такую рекламу. Но сами наперсточники знают — старуха явно не из их компании, а потому один из мужиков чуть ли не тычет ей в нос пустым стаканом, а потом накрывает им мячик. Дальше старуху отвлекают советами, крупье делает всё, как обычно, и тут начинается самое интересное… Бабка, видать только от сильного склероза, перепутывает стаканчики и ставит на явно пустой. Тем не менее, мячик почему-то оказывается именно под ним.

Бригада начинает рассматривать на крупье, словно он успел оформиться по совместительству на работу в РОВД. Будь на месте трухлявой бабаньки кто-то помоложе и здоровее — тут возможны варианты. Но толпа при виде выигрыша нищей старухи невольно за кого-то радуется, а бригада догоняет: если мгновенно не отдать выигрыш, так вокруг все озвереют до иди знай какой зоопарковской степени.

Крупье исполняет вид радости на лице, отдает свой проигрыш, а бабка, прижимая его к заплатам на груди, радостно орет: теперь ей точно хватит денег на банку краски, чтобы подновить могильную оградку единственного сына. После такого заявления она уходит, совершенно не опасаясь преступных посягательств на свои бабки в виде погони блатных или фраерского налета, а крупье, скрипя сердцем и зубами, хоть как-то использует ситуацию. Видите, граждане, несет он, у нас даже бабушки выкатывают, несмотря на явную ментовскую клевету. Кто еще хочет стать таким богатым, как эта пенсионерка? Делай ставки — и вам тоже будет чем рассчитаться с кладбищем. Только не пихайтесь, я пока никуда не бегу, мне еще есть чего вам продувать.

Через две недели бригады наперсточников, работающие по всему городу, стали сильно опасаться азартной старушки. За то, чтобы выкатать у нее, не могло быть и речи. Старуху отвлекали любыми достойными способами, разве что не били по голове кувалдой, а она всё равно выигрывала. За бабки, что откатала бабанька у наперсточников, она уже могла не только сменить свой наряд сомнительного качества, но и купить завод по производству белил для тех самых оградок. Или место директора кладбища, что не хуже завода. Но вместо этого старуха продолжала разорять наперсточников своим невиданным фартом. Дело дошло до того, что стоило азартной бабушке появиться в зоне работы наперсточников, как раздавался свист шухерного. Бригада пешком разлеталась в разные стороны на четвертой скорости, с понтом с ней не старушка хотела поиграть, а менты устраивали очередную массовую облаву, чтобы через пару часов отпустить крупье на все четыре стороны.

Чересчур фартовая бабонька со своей маниакальной страстью до игры в наперстки стала предметом одного из сходняков. Приблатненные совещались, откуда у пенсионерки появилась такая таска постоянно выкатывать, если образная колода находится в чужих руках? И только когда сделалось известно: против наперсточников выступает мадам Левицкая, все как-то более-менее стало понятно.

Блатные со стажем снисходительно кивали в сторону подрастающей смены; ну что, молодняк, как вам нравится игра с нашим поколением, фуфлогоны? Вам еще расти в мастерстве, чересчур рано себя зихерниками почувствовали. Молодые матюкались, как найдут управу на бабкин фарт вместе с банкой краски за той самой оградкой, на которую она никак не навыигрывает денег. При таких намеках старые воры зверели: ах, вы, гниды, мы вам покажем, ничего святого за душой не осталось. Можно подумать, что у каждого из вас шестьдесят четыре зуба в хавале, раз такое несете. Так за таких речей мы вам их на первый-второй рассчитаем. Мочить других людей из-за дешевых бабок — чем вы лучше фраеров? С Соней Левицкой тягаться вздумали, да против нее даже сталинизма кровавая киксовала. Левицкая скорее будет исповедоваться ментам, чем договариваться с такими дешевками, как вы…

Наперсточники поняли обреченность своего бизнеса и по-быстрому свернули дела. Они стали открывать бары и шопы, а также совместные предприятия, вместо того, чтобы катать мячики среди города.

Соня Левицкая вовсе не была фармазонщицей в таких азартных катках и даже не умела колдовать. Просто в далеком детстве она выучила железное блатное правило: «На каждую хитрую жопу есть хер с винтом». И потому смело, а главное — честно вступала в борьбу с бригадой наперсточников за дополнительные жизненные блага. Причем, приятнее денег для Сони в этом деле было то, что она снимала бабки с ребят, считавших себя самыми хитрожопыми на заданном куске квартала, превращенного в барбут под открытым небом.

Когда у крупье крутился в руках мячик, а несколько человек — на подхвате, так старушка тоже играла не сама по себе. Еще до того, как Левицкая начинала сгорать от азарта, беспечно стреляя шнифтами в разные стороны на призывы подставных, Аня Люкс занимала свое место среди толпы лохов.

Старушка Соня могла себе позволить всякие расслабоны во время катки, потому что Люкс в это время держалась зорче пограничника Карацупы и бдительнее собаки Индуса, вместе взятых. Она следила исключительно за руками крупье куда пристальнее, чем КГБ за всякими отщепенцами по эту сторону кордона. Перед тем, как сделать ставку, Соня Левицкая, охотно отвлекающаяся в разные стороны, бросала беглый взгляд на Аню Люкс. Если напарница моргала левым глазом, Соня ставила на левый от себя стаканчик. Когда Люкс дергалась правым глазом — это на все сто процентов означало, что мячик находится под правым полуведром. Ну, а если Аня вообще не хотела моргать, так Левицкая безошибочно ставила на золотую середину.

Самое смешное, что до сих пор мадам Левицкая иногда жалела своего сильного фарта во время игры с наперсточниками. Она справедливо считала: нужно было порой давать пропуля для затравки и тогда, быть может, шарики до сих пор крутились по всему городу, а менты не лупили себя в грудь, как они доблестно разогнали этих аферистов.

Но наперсточники нашли в жизни новых мест и похоже не сильно жалеют за оставшимся в прошлом бизнесе, сделавшимся прямо-таки классическим прообразом некоторых современных банков и прочих трастов, с которыми не рисковала играть даже мадам Левицкая, в отличие от лохов. Однако, несмотря на возраст, безделье было явно не для характера старушки. Тем более в связи с известными обстоятельствами, при которых жрать всё равно требуется, к активной трудовой деятельности были вынуждены вернуться те, кто завязали по причине преклонного возраста или прорезавшейся совести. Но и в преклонном возрасте всё равно хочется подохнуть вовсе не от голода. А когда зубы целятся на полку по поводу шикарной пенсии, так даже святой может скомандовать своей совести: «Замри и не рыпайся!».

Капон знал — Соня не откажет в его просьбе, потому что никогда не была против крупно заработать.

— Слушай, Сонечка, — сказал разомлевший среди воспоминаний Капон. — Ты не против завязать со своими дешевыми опекунами? И поработать пару часов в день без понтов, а как бы сказать… Короче, это даже не афера, а вполне официальная манса. Будешь получать долю… То есть, зарплату…

— Ты что, Капоша, поехал от старости? — совсем не с прежней лаской посмотрела на него Левицкая. — О чем ты мелешь? Какая такая официально? Вот как это?

Соня ткнула пальцем в сторону телевизора, который всю дорогу работал, хотя Капон и Соня не обращали до него внимания.

В телевизоре сидели два мужика у стола, заваленного продуктами, от каких пенсионеры стали сильно отвыкать после проклятого застоя.

Один из мужиков, смачно чавкая, сказал:

— Хорошее сало!

— Сытые будем, — ответил его собутыльник, наливая водку в стаканы.

— Добрая горилка! — отметил качество продукта дегустатор.

— Пьяные будем! — обрадовался второй.

— А «Украинский дом селенга» вклады принимает! — вроде бы ни к селу, где всё это с понтом происходит, а тем более — городу, брякнул собутыльник.