Для тех, кто следил за хроникой "Под крестом и полумесяцем" - приложение.
      Казалось, что все динозавры и мамонты вымерли. Кого раздавило льдом, кого разорвали на хобот и бивни. Не тут-то было.
      Давным-давно в моей больнице была одна такая главная врач. Потом ее выпихали, но эту песню не задушишь и не убьешь. Престарелая леди, инвалид первой группы, продолжала трудиться в отделении физиотерапии. Я застал ее. И даже в десятый, по-моему, раз уложил в неврологию: картинный обморок с угрозой незамедлительного умирания. Это у нее было обычным делом.
      В приемном покое она до недавних пор, поступая, оповещала давнюю работницу, которую знала лет сорок:
      - Я бывшая главный врач!
      Чтобы наверняка. А то молодые сестры ее на хер посылали.
      Вопрос о выживании встал остро. Не в смысле, чтобы она выжила, а в смысле, чтобы ее выжить. Начмед-академик не смел на это пойти. Он пристроил ее в отборочную комиссию. Там она, руководя процессом, ухитрялась испортить жизнь шести человекам одновременно: трем докторам и трем просителям. Пока одна заведующая не потеряла терпение и не пошла к руководству с требованием прекратить.
      Пока дело решалось, бывшая первая леди творила всякие ужасы.
      Положила своего 80-летнего мужа. Тот, страдая диабетом и склерозом, давно превратился в овощную культуру с умеренной биологической активностью. Лежал себе тихо, да только заботливая жена вдруг подумала, что у него рак прямой кишки.
      Собственно говоря, будь оно так, это ничего не меняло бы. Ан нет, извольте засунуть трубу по самые миндалины. И посмотреть, что там и как. Интересно же.
      Лечащая докторша затряслась. Наконец, она набила карманы халата преднизолоном и прочей гадостью на случай шока, перекрестилась и повезла деда в проктологию. Потом рассказывала:
      "Как вставили трубу, он замер. Ну, думаю, все".
      Спрашивает: "Как себя чувствуете? Иван, например, Иваныч".
      А он ей жалобно: "Очень какать хочется".
      Тем все и кончилось.
      К тому времени административное решение созрело и тоже оформилось в привычную каловую массу. Почтенную леди попросили выметаться.
      "Я не уйду", - твердо сказала та.
      И тогда, впервые за всю отечественную историю, главный врач елейным голосом молвил:
      "Мы просто будем возить вам зарплату на дом".
      Все раньше думали, что он идиот, а вон как гениально повернулось.
      Нет, люди все-таки меняются. Пусть очень медленно, пусть со скрипом, но что-то разумное и вечное одолевает их.

      И вот она, главная врач в отставке, улеглась на кардиологию. Ничего особенного, просто легла. Надо же полежать. И еще одну докторшу-хирурга положили туда же, пока только с сердечными жалобами.
      Ветеранша поинтересовалась:
      - Нас что же - будут кормить или мне самой тут готовить?
      Вопрос ошибочно расценили как метафорический, как саркастическое замечание в адрес кухонных услуг.
      На следующий день докторшу-хирурга перевели в неврологию. Из этой самой палаты, где она лежала с главврачом. Инсульт.

      У нас больнице бывало всякое. Случалось и не очень веселое. А бывало, что черт его знает, как поступить. Вот история, с которой за давностью лет можно сорвать секретный гриф.
      Лежала у меня одна тетка. Хорошая. Радикулит у нее был.
      Прихожу однажды в палату и вижу, что она вся хмурая. "Что, - спрашиваю, - такое?" "Да так, - отвечает, - сон плохой приснился". И соседки ее кивают, соглашаются. Видимо, в курсе.
      Ну ладно - сон, так сон.
      На другой день приходит ее муж. Мы с хирургом-урологом К. сидели в ординаторской и резались в "Цивилизацию".
      Муж этот весь трясся и содрогался, лицо белее белого. Вынул из-за пазухи пачку зеленых, тысяч десять там было, наверное.
      "Ничего не пожалею".
      Оказалось, что он, гуляя по командировкам, обзавелся сифилисом. И успел перепихнуться с супругой. А потом кое-что обнаружил у себя. И вот теперь ему нужно, чтобы мы профилактически прокололи его дорогую жену, ни слова ей не говоря. Дескать, обычное лечение радикулита по мудрому плану.
      Как быть?
      Просьба немыслимая. Я ведь лично никаких уколов не делал, только сестры, которые каждый день новые. Значит, надо договариваться, брать в долю. Просто так, с дуба, не назначишь же бициллин или что другое. Даже если бы я колол ее под видом новокаиновой блокады - все равно бы не вышло, сестра всегда ассистирует.
      Ну, допустим, что сумел бы. Не это главное. Во-первых, неизвестно, заразилась ли она. Можно ведь и не заразиться. А во-вторых, и это уже главное, как узнать, вылечилась она или нет? Тут же специальные анализы нужны, их просто так вообще никто не делает. Без них этот чертов сифилис запросто получится приглушенным и тайным. Потом, через несколько лет, нос провалится - и привет, да еще уйма людей пострадает.
      В общем, надо отказывать.
      С другой стороны, заполучив такую информацию, я не имею права не отреагировать на сифилис в отделении. Это чревато. И тетке сказать нельзя. То есть можно, но свиньей быть не хочется.
      "Безвыходная ситуация", - говорит уролог-хирург.
      Я выбрал самый безопасный вариант. Велел мужику идти к заведующей отделением. Я буду чист, если поставлю в известность формальное руководство. Я надеялся на ее слабоумие. И не напрасно, как оказалось.
      О чем они беседовали, не знаю. Видел только, как они прощались. Заведующая с ответственным, тупым и серьезным видом пожимала ему руку:
      "Лечитесь! - сказала она тоном взволнованной княгини Марьи Алексевны. - Я никому не скажу".
      И он ушел. А она назначила тетке кровь на RW. И результат никак еще не мог быть положительным, даже если та заразилась. Он и не был положительным. И заведующая успокоилась.
      Я-то, конечно, не успокоился.
      Нарисовал на истории болезни черный треугольничек, знак гепатита. На свой страх и риск. Чтобы ей все отдельно делали. И хватит.
      А дальше пусть облонские разбираются сами.

      Бывает, что за мельчайшим движением лицевых мускулов скрывается целая бездна.
      Собственно говоря, никакой истории не будет. Так, мимолетное впечатление, которое врезалось.
      Мускулами двигал мой коллега С., очень хороший доктор. Исключительный добряк, флегматичный и мудрый циник. Это он, как я рассказывал, умел отличить бомжа сестрорецкого от бомжа зеленогорского. Он не мог объяснить, как это получается, потому что тут мастерство.
      И вот однажды залез я в больничный автобус, чтобы домой ехать. Сижу. Сослуживцы подтягиваются: уролог, заведующая отделением - в общем, все хрестоматийные фигуры. А шофер включил радио, и там песню передают.
      Я эту песню потом долго и безуспешно искал. В ней говорилось о двух синяках, которым не хватало на пищевую парфюмерию.
      Под эту-то песню и вошел доктор С.
      "У нас было два рубля и три копейки", - пожаловалось радио, разворачивая повествование.
      И доктор С. изогнул бровь.
      Мне, наверное, не удастся показать, какая пропасть раскрылась за этим движением. Это было магическое, алхимическое, универсальное знание на уровне Джона Ди и Николы Фламеля.
      Все это мне вспомнилось почему-то в связи с космонавтикой. Затейливая ассоциация, согласен. Натянутая.
      В общем, какой там Марс.

      Скорей, скорей!
      Пока не восьмое марта.
      Сколько же дур на свете, Господи-прости.
      Прислали одну к отчиму на осмотр, неврологический. Явилась. Сама любовь. Станом стройна, поступью величава, волосом и длинна, и черна.
      Челка у нее. До кончика носа.
      Отчим:
      - Челку-то отведите!
      - Да ладно...
      - Да отведите, покажите глаза-то!...
      Величавое движение, исполненное неохоты. Как будто снимает чадру. Под челкой - бланш фиолетовый, циклопический абсолютно. По спектру близкий к ультрафиолету.
      Наверное, кавалер тоже спешил до восьмого марта.
      И я теперь догадываюсь: "час между волком и собакой" - это не те сумерки, о которых думали Пушкин и Саша Соколов. Это промежуток, "просак", между 23 февраля и 8 марта.

      К отчиму пришел на прием человек с облегченным доступом в альтернативную реальность.
      - Доктор, вы не подумайте, что я дурак. Я просто хочу проконсультироваться. За мной постоянно ходит собака. Она, конечно, не просто собака, а наполовину волк, помесь. Все время роет землю, выкапывает крысу и кормит ее. Да вот она и сейчас тут!

      У медиков никакого цинизма нет. Цинизм есть у пациентов.
      Одна вот лечилась селедкой. Привязала ее к голове и говорила, что помогает. А лежала в гинекологии.
      Не один день лежала.
      С бессменной селедкой.
      Доктор: - А почему это пахнет так невозможно?
      А потому.
      Помогает потому что.

      Мои рассказы про родную больницу, поликлинику и хорошо знакомую Скорую Помощь могут создать впечатление, что больше нигде ничего такого не бывает.
      Отчего же. В роддоме бывает.
      Ну, про Леопольда я писал. Напомню: это был такой эксгибиционист, который постоянно появлялся в разломе окна дома, поставленного на капремонт - как раз напротив послеродовой палаты. И женщины все очень возмущались этим капризом природы, потому что прямо после родов им это, якобы, не слишком интересно, и прозвали его Леопольдом. На что моя матушка, там работающая, резонно возражала: зачем же вы смотрите?
      Но были и другие.
      Однажды ночью, например, явился человек в железной маске, ластах и с трубкой в зубах. Не курительной, разумеется. Пришел в приемное отделение.
      А еще это приемное отделение много дней и недель донимал некий печальный юноша. Он звонил и умолял:
      - Запеленайте меня! Запеленайте меня, пожалуйста!
      Страдания молодого Вертера были неимоверны, и его, наконец, пригласили зайти.
      Он тут же пришел.
      Его положили на кушетку и сделали над ним пеленальные пассы. Запеленавшись, он удалился и больше не приходил, и не звонил.

      Хотите верьте - хотите нет.
      У меня есть знакомая, моя ровесница, гинеколог. Хорошая (ий). А у нее есть 20-летняя дочка. И вот эта дочка подцепила где-то пиелонефрит.
      Мама ей говорит сдать анализ мочи.
      Дочка хлопает глазами: у меня месячные!
      Мама: ну, заткнешь там - и ничего.
      Дочка уже не хлопает глазами. Она их таращит в полном непонимании. Она впервые слышит о существовании влагалища.
      Ей все видится в розовом свете, то есть сплошной клоакой, как у Курочки Рябы, которая несет золотые яйца от и для Золотого Петушка.
      Последний, между прочим, похаживает вокруг. Ему 40 лет. Мне кажется, он должен быть в курсе.
      Мама не возражает.

      Скорая Помощь прикатила на несчастный случай.
      Дедуля 89 лет упал с балкона 2 этажа.
      На балконе он пел. Репетировал фронтовые песни перед выступлением в училище Фрунзе. Как это произошло, никто не знает.
      Живой.
      Доктор отреагировал предсказуемо, тривиально и лаконично:
      - Ему пора в анатомическом театре выступать, а не во Фрунзе, там заждались уже.

      Вот еще про одного доктора.
      Осенью 2003 года мой ребенок неприятно и непонятно захворал. Кто-то, может быть, помнит, как я утратил всякое самообладание и учинил сетевое безумие по этому поводу. Все, слава Богу, позади. Платный скорый доктор сработал оперативно, мы угодили в больницу, и там во всем разобрались. И вот уже полтора года я никак не мог нащупать причину, по которой мне этот доктор решительно не понравился.
      Наконец, нащупал.
      Это был, конечно, специалист, не отнимешь. Я не могу придраться ни к чему, что он делал. Дочка, когда не в духе, совсем не подарок; даже когда она здорова, мало кто может это стерпеть. Я не преувеличиваю, я точно знаю. Но доктор был отменно выдержан и добивался всего, чего хотел.
      Это был пожилой лев с печальным взором. Печаль эта мне пришлась не по нутру.
      Я отрекомендовался бывшим коллегой и перечислил все, чем лечил дитё.
      Печальный доктор вежливо улыбнулся и тихо разгромил меня наголову. Кривя губы в почтительной, но ядовитой улыбке, он уличил меня в незнании фармокодинамики разных веществ - ну, что поделать, я многое забыл. Что ж теперь отрицать. Но это ладно, пускай.
      Вкрадчивое змеюжество сохранялось в нем на протяжении всего визита.
      Прощаясь, он посоветовал хорошенько запереть за ним дверь. Мы сказали, что ничего, не боимся, дверь прочная. Он, стоя на пороге, опять улыбнулся и столь же вежливо объяснил, что нашу дверь можно вынести в три минуты вместе с косяком.
      За что ему великое спасибо.
      Но нет, меня не это рассердило. Тогда что же? - думал я. А вот что.
      Он, как обещал, отзвонился в первом часу ночи и сообщил результаты анализов. Что скажет обычный доктор клиенту с медицинским образованием? В нашем случае было бы естественно сказать: послушайте, у ребенка сильнейший лейкоцитоз; я не пойму, в чем дело, надо в больницу. Неприятно, но здраво и просто. Спасибо, поняли, едем.
      Этот же начал с подробного перечисления нормы. Зачитывал нормальные показатели несколько минут, пока я пританцовывал с трубкой. А самую гадость оставил на сладкое. Возвысил голос и врезал. И помолчал, дожидаясь моей реакции. Зная прекрасно, о чем в таких случаях думает медик, пусть и бывший.
      Сука такая.

      Таких предателей, как я, на самом деле немало.
      Позвонил старый знакомый. Мы с ним учились в одной школе, он был на пару классов младше, а потом вместе работали в петергофской поликлинике. Я был невропатологом, а он - окулистом. Так и развлекались, посылая друг другу клиентов с умеренно юмористическими примечаниями.
      "Чем, - спрашиваю, - занимаешься?"
      Развозит по области молоко с йогуртами.
      Он, как и большая часть моих сослуживцев, был не без странностей.
      Вступил, помнится, в ЛДПР. Во всяком случае, активно ей помогал.
      Имел обыкновение в самый поганый сезон выходить в поход: сойти с одной железнодорожной ветки и через лес, болота, чащи переть до другой. Просто так.
      Вот и давеча предложил мне прогуляться от станции Дибуны до Горской.
      Может, оно и к лучшему, пусть молоко возит.

      В школе и в институте я много рисовал. На лекциях и на всем остальном.
      А маменька любила листать мои конспекты.
      И вот однажды смотрит и не может понять, что за подпись такая к рисунку: ОКСИЕНИЕ.
      Она-то привыкла, что я все по-латыни подписывал. Или подавал материал графически. Если писал, например, про какую-нибудь смертельную болезнь, то рисовал стрелочку и гроб.
      А здесь я нарисовал интерьер пивного бара. Два понурых пениса вместо кранов, над ними - надписи: "гор" и "хол". Рядом - закусочный наборчик: бутылка водки.
      И подпись. Икс, игрек в середине - так ей прекраснодушно почудилось.
      Потом у них в роддоме все дохтура и сестры говорили: "ну, сегодня у нас просто оксиение".

      Одна гинеколог замораживала больничную кашу в холодильнике и носила домой, брикетами. Мужа кормить.
      - А что? - удивлялась она. - Хорошо!
      Однажды она нашла на улице пакет. Другая бы пнула и пошла дальше, а этой захотелось посмотреть. В пакете оказался муляж влагалища из секс-шопа и крем.
      Знаковое событие для человека ее специальности.
      Она, между прочим, не сразу и поняла, что это такое.
      А когда поняла, принесла на работу, всем показала.
      - Мужу снесу, - привычно решила она. - Пусть играет и ко мне не лезет.

      Кардиологическая бригада получила вызов: мужик зачем-то все крушит, ломает стены. Не профильный вызов, но ладно. Как-то так получилось, что поехали.
      Приехали - действительно: разгром. Мужик бушует. Жалуется на соседей сверху, которые облучают его микроволновкой.
      Ну, что ж.
      Дежурный по городу психиатр доброжелательно разрешил буяна забрать.
      - Дело житейское, - согласился он понимающе.
      Мужик рассвирепел:
      - Никто мне не верит! - убивался он.
      И доктор притормозил. Доктор и сам не знал, что его смутило. Наверное, случай, когда клиент писал жалобы на скотный двор этажом выше - дескать, свиньи там, куры, а ему тоже никто не верил. Но потом обвалилась проссанная свиньей штукатурка, и все удостоверились.
      Короче говоря, доктор отправился наверх разобраться, что и как. Позвонил, вошел.
      И увидел десять микроволновок. Все они были наведены на нижнюю квартиру.
      Батарею обслуживала вся семья, три человека.
      - Чем это вы тут занимаетесь? - озаботился доктор.
      Ему объяснили, что воюют с соседом, который напускает на них радиацию.
      Пришлось перезвонить дежурному.
      - Тут бригада нужна, - уточнил доктор.

      Любопытства ради занялся ревизией своих студенческих познаний.
      Грустные результаты.
      Физика - 0, химия всех разновидностей - 0, оперативная хирургия - 0, акушерство и гинекология - кол, история партии - четверочка, история медицины - 0, и так далее.
      Почему-то отрывочно вспоминается паразитология, хотя на кой черт она мне сдалась?
      Помню африканских червяков, живущих в глазу. Необходимость их изучения я, как уже говорил, объяснял тем, что Леонид Ильич подцепил, не иначе, какую-то херню во время засоса в аэропорту. Еще помню, как нам рассказывали про каких-то гадов вроде клещей.
      Рассказывала очень добрая, домашняя бабушка, похожая на старушку-сказочницу из передачи "В гостях у сказки". Она округляла глаза и понижала голос, делясь с нами страшными сведениями:
      - Правильно! Они живут... в лесу! на ёжиках... хомячках... зайчиках!...
      А про пауков наш грузин Каха, спеша добить улепетывающую мысль, написал очень быстро, без запятых:
      "После полового акта самка поедает самца и откладывает яйцо в кокон которого она носит собой".
      Палочки должны быть попендикулярны.
      Еще у меня был альбом для изготовления порнографии. Дело в том, что я подолгу срисовывал с микроскопа какие-то личинки. Под микроскопом они выглядели вполне целомудренно. Зато на бумаге все казались одинаковыми пенисами, многократно пораженными сифилисом.
      И где этот альбом?

      Оглядываясь на мою докторскую жизнь, я постоянно задаюсь вопросом: когда за мной начали увиваться бесы?
      В них никогда не было недостатка, и я постоянно попадал под влияние какого-нибудь Ноздрева. Видимо, именно к этой мертвой душе у меня есть внутреннее сродство.
      Но поначалу, когда я работал в поликлинике, все шло прилично, и я был вполне респектабелен. Ну, приду, бывало, не вполне свежий, но это как-то легко переносилось и не давало резонанса. А дальше я вижу себя уже в моей знаменитой больнице, и все идет совершенно неприлично. Меня давно интересовал переход: когда же эти бесы обозначились явно и стали на меня притязать?
      Мне кажется, что все началось в последние недели петергофской поликлиники.
      Тогда наметились знаки.
      Сперва ко мне в кабинет явилась какая-то рослая медсестра, которую я прежде не видел. Карточки принесла или что-то еще. И что-то сказала, несусветное. Я поднял голову и машинально спросил: "Что вы имеете в виду?" И она ответила предсказуемо: что имею, то и введу. Старо, как мир, но я не давал повода. Это было нечто новое. Я внимательно к ней присмотрелся, но она уже ушла, а я все смотрел.
      И тут же мне дали нового шофера.
      Не то чтобы я ездил на вызовы с персональным шофером, они менялись, но этого раньше тоже не было, а когда он стал, меня почему-то стали исправно к нему сажать.
      Это был молодой человек, мой ровесник, очень веселый и словоохотливый, крайне покладистый.
      - Их всех надо трахнуть! - говорил он дружески, крутя баранку. - Я всех трахнул.
      Я молчал, изумляясь придворным парамедицинским тайнам.
      - Что же, - спрашивал я после паузы, - и начмеда можно трахнуть?
      Меня это почему-то живо интересовало. Меня терзали неясные, опасливые желания, которые я не решался сформулировать. В начмедах у нас ходила симпатичная, но очень строгая дама немногим старше меня.
      - И начмеда трахнем! - убежденно отвечал шофер.
      - Я ее почти трахнул, - признавался он чуть позже.
      Вот оттуда пошло все дальнейшее, с этого "трахнем" во множественном числе, будто все уже было решено и неизбежно.
      - Спиртику! - позвал меня шофер в гараж.
      Я не хотел спиртику, но власть шофера надо мной была неимоверной.
      Мы выпили спиртику, и тут в гараж пошла та самая медсестра. Я поспешил на выход и услышал ее слова: "Почему ты не сказал мне, что здесь Смирнов?"
      Я до сих пор не знаю, к добру или к худу было ее незнание.
      Дело так и закончилось ничем, но это была увертюра. Мне все еще казалось неправильным пить с шофером и медсестрой в гараже.
      Вскоре я уволился.
      Но демоны уже поджидали меня; они заранее разделились для верности на многие, многие персоны, и караулили.

      Болеть неприлично.
      Потому что любая болезнь - откровенная ксенофобия.
      Даже убежденные либералы не свободны от первобытного греха иммунных реакций. Любое проникновение извне немедленно объявляется враждебным. Тупые антитела ведут себя настолько агрессивно и неразборчиво, что даже стыдно как-то находиться в культурном обществе.
      Попытки примирения с возбудителями сифилиса, туберкулеза и проказы, давнишними соседями по планете, выглядят неуклюжими и лицемерными.
      Все это оправдывается наглым изоляционизмом и бредовыми представлениями о видовом превосходстве, естественно приводящими к бытовому расизму, воинствующему половому натурализму и прочей необоснованной спеси.
      Цивилизованный человек должен быть выше пещерных биологических реакций.
      Стыдно, господа. Давайте научимся жить в гармонии с миром и не раскачивать лодку.

      Приятель-доктор читал мне книжку: "Основы судебной медицины", Медгиз, 1938 год, под ред. проф. Попова.
      Первичные признаки смерти:
      "Проба Жоза: кожу схватывают клещами.
      Проба Дегранжа: инъекция кипящего масла в сосок.
      Проба Розе: удары по пяткам.
      Стальная игла, воткнутая в тело, у живого через полчаса теряет блеск.
      Введение в вену флюоресцина вызывает у живого окрашивание кожи в желтый цвет. Проба опасна для живых ввиду развития гемолиза.
      Стальная или платиновая игла, вколотая в сердце, у живого будет в движении".
      Раздел "Огнестрельные ранения":
      "Французские авторы так характеризуют выстрел в упор: "ничего снаружи, все внутри". Это не совсем так. При наших многочисленных опытах со стрельбой из нагана в упор даже при сильном надавливании ствола вокруг пулевого отверстия получалось кольцо копоти".

      Кардиологическая бригада любит психиатров.
      С ними всегда отдыхаешь душой.
      Сидит дежурный психиатр на телефоне, перебирает карточки:
      - Девяносто девять! Сейчас сотый будет.
      Звонит телефон.
      Доктор, голосом автоответчика:
      - Здравствуйте. Вы - сотый клиент, обратившийся за психиатрической помощью. Вы выиграли приз. Теперь вы можете по желанию лечиться в любом психиатрическом стационаре города.
      ...Стоит как-то кардиологическая "скорая" возле приемного покоя 3-й больницы, мается, тоскует. Бригада курит и наблюдает, как психиатры грузят в рафик троих крикунов.
      Доктор-кардиолог тычет в дверной проем:
      - Эй, четвертого возьмите - вон он раком стоит, пол лижет.
      Психиатры:
      - Может, он чистоту любит. Нет, этого пока не отдают.

      Доктор со скорой в десятый раз мне рассказывает:
      - Приехали мужики в парк Сосновка. У них там год назад товарищ повесился. И вот они решили помянуть, под тем же деревом. Явились, а там уже занято: висит кто-то.
      Не понимаю, чему он удивляется. Повешенные, против ожидания, выглядят довольно мирно и не возбуждают никаких сильных чувств.
      Помню, я увидел двух повешенных еще курсе на первом, до перестройки. Иду в институт и краем глаза отмечаю нездоровое любопытство редких граждан. Никакой толпы, только милиционер прогуливается.
      Пригляделся: висят две тетки на одном дереве, ногами почти касаются земли. По виду - бомжихи.
      Совершенно заурядная обстановка, птицы поют, троллейбусы ездят.
      Потом ходили разные слухи: дескать, это мать с дочкой, неблагополучные. Кто-то им угрожал, и они всюду писали письма, и даже в Смольный обращались, но там эти жалобы, видимо, причислили к злополучным нападкам на дистанционное облучение.
      Хорошо волкам среди многоголосого хора об их галлюцинаторном приближении.
      Я и сам пробовал вешаться лет в пять, но меня отловили и наказали.

      Нет ничего хуже, чем простудиться в жаркую погоду.
      Помню, такое случилось со мной в Калининграде, после четвертого курса, когда я проходил там дохтурскую практику. Ничего прохладительного я не ел, только горячительное. И все же меня разобрал такой кашель, что всем соседям по номеру пришлось плохо. Ничто мне не помогало - даже таблетки от астмы. Приходилось глушить это дело водкой. Тем более, что спирт - хороший пеногаситель, снимает отек и так далее, я это сразу усвоил на уроках терапии.
      Так что я ходил в винный отдел, как на работу. Потом лежал в общежитии и слышал сквозь забытье шаги друзей. Голос за дверью:
      - Тело лежало здесь?
      Дверь отворяется, и все видят, что тело действительно на месте.
      Кашель совпал с хирургической практикой. Ею заведовал молодой, фанатичный доктор по фамилии Шор, сын главного хирурга области. Приказал мне идти на операцию, крючки держать.
      - Я кашляю, - прохрипел я озабоченно. И стал кашлять.
      - Ничего не знаю, - отрезал Шор.
      В операционной я зашелся в приступе раз, другой, третий. Марлевая маска судорожно втягивалась и выпячивалась. Я тупо смотрел в разрезанное мясо и кашлял.
      Шор не выдержал. Он сделал мне замечание:
      - Когда кашляют, надо сидеть в ординаторской, а не тащиться в операционную.

      Однажды я поехал в Москву.
      Для меня было бы странно побывать в Москве и не познакомиться с московской медициной, хотя бы поверхностно. Так что я посетил Первую Градскую больницу. Там лежал, конечно, мой дядя, долеживал уже. Он попал в травматологию, будучи травмирован при загадочных обстоятельствах, которых не помнил.
      В больнице я с облегчением увидел знакомую публику. Одна ультрамариновая бомжиха, выдававшая себя за учительницу английского языка, сидела, свесив ноги, на каталке и скромно рассказывала всем, кто проходил мимо, что ее в тот день проверили на весь учебник венерических болезней и ничего не нашли, примите к сведению. Потупив глаза рассказывала, якобы просто так.
      Еще был бомж, к которому боялись подходить даже ему подобные, и мы тоже ушли с лестницы, где курили. Он был весь в мелких проплешинах, с корочками, а лицо - как подушка-думочка, задумчивое.
      А третий бомж ограбил дядю, когда того выписывали, украл у него часы, хотя у самого были сломаны ноги и позвоночник.
      Дядя, сколько я помню, постоянно соприкасался с больницами.
      Отчим, помню, повел его на экскурсию в свою больницу, под Питером, показал морг. Дядя бродил среди трупов и кричал:
      - Вставайте, бляди! На работу пора!

      Место действия: подстанция Скорой Помощи.
      Разгорелся ожесточенный спор. Водитель утверждал, что замести в дурдом удается далеко не каждого.
      - Нет, каждого.
      - Нет, не каждого!
      Водитель был, конечно, не прав. Однажды его коллега, возивший психиатрическую бригаду, зашел в приемник одного такого дурдома, в туалет, и там его поймали пьяные санитары, дали ему люлей и связали. Тот знай себе вопил, что он водитель, а ему надменно отвечали, что все тут водители.
      Стороны так и не примирились. Хорошо. Прошло какое-то время, и шофер о споре забыл, но его оппоненты все помнили. Наловили тараканов и покрасили спреем в зеленый цвет. Высыпали этому шоферу и ждут.
      Водитель пришел в несказанный ужас. Кинулся к докторам:
      - Тараканы зеленые!
      Те, серьезно:
      - Ну, не знаем, это не к нам. Вон психиатры стоят, иди к ним...

      Поступила жалоба. Больной пожаловался на доктора, который его оперировал под местным наркозом.
      Ему не понравилось, что доктор, сделав разрез, сказал "упс".

      Я уже давно ничего не вспоминал из моей бедной на выдумку биографию. Все, что дозволено внутренней цензурой, я написал; осталось то, что нельзя. Но имеются и пограничные случаи, которые можно, скрепя сердце, предать огласке. Вот, например, история болезненной смычки медицины с милицией.
      Я всегда вспоминаю в связи с этим сцену из фильма "Город принял". Милиция встречается на пустынном ночном перекрестке со скорой помощью, и скорая помощь забирает у милиции роженицу, якобы случайно там оказавшуюся. Дескать, одно дело делаем, обеспечиваем преемственность.
      Ну, это еще вопрос: какое они такое делают дело, что получилась роженица, да еще попала в милицию. Замнем.
      Но вот с невропатологами таких трогательных вещей не бывает. То, что им передает милиция в структуре преемственности, напоминает не о рождении новой жизни, а об окончании старой, причем загубленной. Вообще, клиенты частенько бывают общие, удовлетворяющие обе службы.