Юлий расхрабрился до того, что встал в проеме двери и закричал ребятам:
- Через полчаса мы будем в Верховье. Здорово, а?
Петр Петрович поднялся в машину, сбросил с плеч туго набитый рюкзак. Механик, подняв лесенку, захлопнул дверку и отрапортовал:
- К полету готов!
Моторы взвыли. Стенки кабины, металлический пол под ногами вздрогнули. Трава под вертолетом стала пригибаться к земле и засеребрилась. Моторы запели басовитее и глуше. Вдруг что-то подкатило к сердцу, охватила легкая тошнота, но тотчас же пропала. Земля стала уходить стремительно вниз. Ребята, провожавшие вертолет, оказались где-то далеко под ногами, а потом исчезли...
АТАМАНША
Вертолет достиг Осьвы и, круто повернув, пошел вдоль ее течения. Вскоре на правом берегу показались постройки. На крыше одного из домиков известью было написано: "112". "Это и есть кордон Верховье", - догадался Гешка. Цифра на крыше (он знал это давно) - номер лесного квартала, ориентир для летчиков.
"Уже прилетели? Как скоро!" - с огорчением подумал Юлий, когда вертолет, сделав круг над кордоном, пошел на посадку.
По-видимому, вертолет здесь был не редкостью. Его появление не вызвало на кордоне особого интереса. Пятилетняя девочка с куклой-голышкой на руках мельком взглянула на машину и побежала дальше по своим неотложным делам. В раскрытом окне появилась старуха, зевнула и скрылась...
Как только Петр Петрович и мальчики сошли на землю, летчик поднял лесенку и захлопнул дверь. Трава под машиной полегла, рубашки на мальчиках с одного боку пристали к телу, с другого затрепетали, как флаги на ветру. Вертолет улетел.
По крутой каменистой тропинке поднялись к домам. Здесь гора немного отступала, образуя небольшую террасу, на которой и расположился кордон.
Для огородов уже не оставалось места, и они были распаханы на склоне горы.
Через калитку, окованную железом, вошли на просторный двор. На крыльце самого большого дома сидела женщина и деревянной толкушкой мяла в чугуне вареный картофель.
- Здравствуйте! Товарищ Брагин здесь живет? - спросил Петр Петрович.
Женщина, не прерывая работы, крикнула в раскрытую дверь:
- Андрей! Тебя кличут!
Послышались шаги, и на крыльцо вышел широкоплечий мужчина в старой солдатской гимнастерке, у которой вместо позолоченных металлических пуговиц были пришиты коричневые, одежные. Увидев посетителей, он торопливо стряхнул с квадратной густой бороды хлебные крошки, вопросительно посмотрел на Петра Петровича.
- Простите, нам нужен Виктор Васильевич.
- Это мой отец. Он в сарае, в Уньчу собирается.
- В Уньчу? - переспросил Петр Петрович.
- Да. У него есть какие-то старые документы по геологоразведочным работам...
Гешка видел, как обрадовался Петр Петрович. А сам он непроизвольно сдернул кепку. Юлька, словно по команде, вытянулся, с восторгом глядя на мужчину в гимнастерке.
Тревоги окончились: отчет сохранился.
Мужчина прошел к сараю и негромко позвал отца.
Гешка представлял себе Брагина дряхлым. Но старик оказался крепким. Волосы его были густые, черные, с проседью. В странном, наискось, разрезе глаз, широких скулах, изогнутом подбородке было что-то знакомое. Гешка сразу вспомнил Нюру. Он даже оглянулся, разыскивая ее.
Виктор Васильевич был готов к походу. Он обулся в легкие сапоги без каблуков - бахилы. За плечами приладил пестерь - короб из бересты, похожий на ранец.
Виктор Васильевич сперва оглядел мальчишек, а потом, подав руку Петру Петровичу, сказал:
- Из Уньчи прибыли? Угадал? А я к вам собрался.
Он движением плеча сбросил лямки и опустил на землю пестерь. Ласково провел ладонью по крышке.
- Нюся мне все рассказала. Знаю я про поиски ваши. Рад помочь... Очень рад. Вот здесь, в пестере, все, что уда" лось сохранить мне... Отчеты, планы горных работ, зарисовки. Пройдемте в дом, там поговорим.
Добрую половину дома занимала просторная кухня-столовая с русской печью посредине. Стены в доме неоштукатуренные, бревенчатые. В простенках развешаны фотографии в рамочках, украшенных тетеревиными крыльями, раскрытыми веером. На полу, возле большого зеленого сундука, лежала медвежья шкура.
В раскрытые двери видна спальня. Над кроватью висело сразу три ружья. То, что оружие в этом доме являлось не украшением, а предметом обихода, чувствовалось во всем: на комоде, рядом с зеркалом, стояли две жестяные банки с порохом, рядом золотилась грудка палочек - латунных патронов; на окне чернели стеклянные банки из-под консервов, наполненные дробью.
В соседней комнатушке стояла узкая кровать под белым покрывалом; на столике аккуратно сложены учебники, тоненькие тетрадки.
Женщина быстро приготовила завтрак. Ребята, сняв тяжелые ботинки, сидели за столом босиком. Перед ними дымилась горка горячего, в мундире картофеля, лежала разваренная рыба, белело в кринке молоко.
Завтрак был нарушен неистовым лаем Грома. Казалось, еще минута, и собака задохнется от ярости. Ребята, а за ними и женщина выскочили из дома.
Посреди просторного зеленого двора, распахнув крылья, кругами, словно танцуя, ходил голенастый журавль. В центре круга, припадая на передние лапы-коротышки, бесновался Гром. Как только собака кидалась на птицу, журавль смешно отскакивал в сторону.
- Ах ты, охальник! Не трожь птицу! - закричала хозяйка и, схватив голик, побежала к собаке. Гром, скуля, кинулся под ноги ребят.
- Чей это журавль? - спросил Юлька.
- Да нашей атаманши, Нюрки. Прошлым летом она подобрала его на болоте хворого и выходила. Умная птица... А ты, страшилище чужеродное, не трожь его!
Двор оказался заселенным еще двумя интересными жителями. Не успели ребята дойти до крыльца, как из-под него выскочили облезлые рыжие лисята. Смешно тявкая, они гонялись друг за дружкой, словно играли в пятнашки.
- Настоящие? - воскликнул удивленный Юлька. Он оговорился, хотел спросить: "Из лесу?"
Женщина улыбнулась:
- Конечно, не поддельные... Тож Нюркина забота.
Опять Нюра! Любопытство ребят к этой девочке все возрастало.
Мальчиков позвали в дом. Петр Петрович и Виктор Васильевич рассматривали сохраненный старым штейгером материал. Они перелистывали пожелтевшие, склеившиеся листы, журналы с колонками цифр, рассматривали чертежи, отпечатанные на синьке.
- Хорошо, хорошо... Это очень ценно! - восклицал Петр Петрович.
Закончив беглый осмотр отчета, Петр Петрович сказал ребятам:
- Кроме этого отчета, Виктор Васильевич сохранил образцы проб руды, взятых в свое время в шурфах. Всего четыре ящика. Он думает их сплавить на лодке. Ящики повезет Нюра. Я думаю, что и вам следует ехать с ней. А мы с Виктором Васильевичем пойдем пешком через горы, тут путь ближе,
- Справятся ли они с лодкой? За Нюсю я спокоен, она привычна к реке и не раз спускалась по Осьве в долбленке... А вот они... - Виктор Васильевич строго осмотрел друзей. Петр
Петрович заступился за ребят:
- Справятся! Нашим молодым рабочим можно доверять!
"Нашим молодым рабочим", - затаив дыхание подумал Гешка. Он пригладил ладошкой свой полубокс и солидно подтвердил:
- Вполне можно!
- Хорошо! - согласился Брагин. - Только Нюся поедет старшей в лодке...
Юлька возмутился: девчонка ими командовать будет!
- Мы и без нее сможем. На что она нам... Мы на Осьве выросли, мы реку знаем!
- "Мы, мы", - передразнил Петр Петрович. - Зазнайство никогда впрок не шло. Ясно?
А Виктор Васильевич сказал:
- Бедовая она. Иному мальчишке до нее, что...
Он не успел договорить, за окном послышался цокот лошадиных подков, и в раскрытые ворота въехал всадник. Все сразу подошли к окну. Лошадь рысью прошла к крыльцу. Из седла на землю легко спрыгнула девочка.
- Вот и Нюся! - сказал Виктор Васильевич и первым вышел на крыльцо.
Увидев мальчиков, Нюся ничем не выдала своего удивления: как будто они и должны быть на кордоне.
- Здравствуйте, Нюра! - сказал Геша.
- Здорово, - буркнул Юлька.
Девочка молча кивнула Гешке, а на Юльку только взглянула и, проходя мимо, будто ненароком поддела локтем.
Теперь уж ребята внимательно присмотрелись к девочке. Высокая, худенькая. Светлые волосы заплетены в две косы, уложенные, чтобы не мешали, на затылке. Лицо круглое, скуластое, с ямочкой на подбородке.
Нюра, казалось, забыла про ребят. Отвела лошадь к конюшне, расседлала, пучком сена обтерла ее потную спину и привязала в тени под навесом.
Все она делала умело, со сноровкой. Видно было, что эта работа для нее привычна. Потом Нюра подошла к деду.
- Так порешили... - сказал ей Виктор Васильевич. - В лодке всем не разместиться. Поедешь ты и мальчики. Мы с товарищем Голощаповым пойдем через горы пешком. Справитесь втроем?
Девочка внимательно оглядела друзей, и Геша заметил в глазах ее задорный огонек.
- В Осинниках они были боевыми, что петухи. А вот на порогах... Не разревутся они от страха? - сказала Нюра.
Это было уж слишком. Гешка выпрямился, сжав от злости кулаки. А Юлька так покраснел, словно его ошпарили кипятком.
Мальчики наперебой закричали:
- Мы? Да никогда! Мы сюда не как-нибудь, а на вертолете. У нас в Уньче леса дремучие и горы повыше, и то мы...
Девочка пощупала ямочку на своем подбородке и лукаво засмеялась:
- Ишь какие заводные! Ну раз так могут кричать - толк будет.
Потом она сразу посерьезнела, села на ступеньку крыльца рядом с отцом и сказала:
- В Сухом логу всё в полном порядке, а вот на Хмурой с одного конца зарод греется... Я раскрыла его, сено раструсила по пабереге. Вёдро1 сейчас, оно хорошо подсохнет.
Лесник кивнул головой и негромко сказал Нюре:
- Отдохни немного, дочка! Да поешь.
Он вздохнул, неторопливо поднялся, прошел в дом и вскоре вернулся одетый по-походному: за спиной ружье, через плечо перекинута кожаная сумка, на ногах, как и у отца, легкие бахилы. В руках он держал еще одно ружье, которое передал Виктору Васильевичу:
- На Лысой медведь пошаливает... На днях телушку задрал. Ружьишко, папа, на всякий случай прихватите. Я вас до Лысой провожу, веселее втроем...
Пока Нюся завтракала, отец и сын Брагины подготовили лодку. Принесли из сарая четыре небольших ящика и удобно разместили в долбленке. Дно ее выстлали свежим сеном, положили по добавочному шесту и короткому отгребному веслу. Нюрина мама положила в большую корзину два каравая хлеба, десятка три печеных яиц, кучку молодого картофеля, кусок жареной медвежатины и большую бутыль молока.
Звери, населявшие двор, почуяли, что хозяйка покидает их. Пока шли сборы, журавль и лисята собрались возле дома и уставились на дверь. Переступать порог им было строго запрещено, и они хорошо усвоили это. Когда Нюра появилась на крыльце, питомцы встретили ее дружным криком. Девочка нежно попрощалась с ними.
На реке было прохладно, с низовья дул ветерок и рябил воду.
Виктор Васильевич еще раз напутствовал ребят:
- Когда будете спускаться по Осьве, чтоб дурости не было. Долбленку перевернуть не мудрено - она верткая... Сегодня к вечеру будете у камня Писанца, там пристанете к берегу и переночуете... Запомните, ребята, за командира будет Нюра. Она реку хорошо знает. Слушайтесь ее! Поняли?
Гешка кивнул головой, а Юлька опять возмутился: "Слушаться ее! Еще не хватало!"
К ЧЕМУ ПРИВОДИТ САМОМНЕНИЕ
Мальчики сняли обувь и подвернули штаны. Нюра придирчиво осмотрела лодку, заставила ребят переложить ботинки, перенесла на другое место корзину с продуктами. Потом столкнула долбленку на воду и задержала ее за цепь.
- Садитесь, уньчанские орлы! - задорно сказала Нюра. В ее голосе была насмешка и звучали командирские нотки.
Огрызаться было некогда, и Юлька влез в лодку вслед за Гешкой. А Гешка! Его словно подменили. Никому никогда не давал он спуску, а тут подчиняется этой дерзкой девчонке.
- Ты еще на борт сядь! - услышал Юлий голос Нюры. - Быстро на дне камни считать будем!
"Еще одно слово, и я ей отвечу!" - гневно подумал Юлька, но все же подвинулся на середину скамейки.
Нюра бесцеремонно схватила Грома за шкуру и посадила в лодку, а затем, взбивая ногами воду, столкнула долбленку с отмели и на ходу вскочила в нее.
- Счастливо! - крикнул Нюрин отец.
Стоя на корме, Нюра оттолкнулась тонким шестом и вывела лодку на стремнину. Струя подхватила легкую долбленку и понесла. Домики кордона, Нюрин папа на берегу с каждым взмахом шеста все уменьшались и вскоре исчезли за поворотом.
Нюра села, сменила шест на короткое кормовое весло и, отгребаясь то справа, то слева, повела лодку. А Гешка и Юлька не спускали глаз с реки.
Здесь, в Верховье, Осьва была стремительнее, капризнее. А вода до того чиста, что ясно видно дно, и порой кажется, что лодка висит в воздухе.
Юлий сидел спиной к Нюре. Девочка, перекидывая весло, кропила Юльку брызгами, и он каждый раз вздрагивал от неожиданности. Нюра очень вежливо и ехидно извинялась:
- Простите, я вас, кажется, напугала!
Можно было взорваться от злости! Брызги падали и на Гешку (это Юлька видел), но тот не обращал на них никакого внимания и, казалось, с интересом осматривался вокруг.
- Смотри, Юлий! Камень какой, весь в дырках...
И верно, слева по борту поднялась скала, вся в маленьких пещерках, точно в пчелиных сотах.
- Это камень "Вещун", - пояснила Нюра.
- Почему его так назвали? - полюбопытствовал Гешка.
- Отвечает на все вопросы, и правильно. Спроси его: "Кто украл хомуты?"
Лодка как раз достигла середины камня. Он рябоватой стеной заслонил солнце, и сразу стало прохладно. Где-то высоко, на уступе, росли молодые березы. Снизу они казались мелким кустарником.
Гешка, не замечая подвоха, сложил руки рупором и крикнул во все горло:
- Кто украл хомуты?
"Ты... ты..." - отчетливо и громко ответила скала.
Гешка запрокинул голову и залился смехом. "Над своей же глупостью смеется!" - подумал Юлька. Он мрачно улыбнулся:
- Умнее вы ничего не можете придумать?
- Могу! Вот только скандалить в очередях не умею. Научите!
- Я... да я... если бы не я!.. - Юлька задохнулся от возмущения, и только присутствие Гешки и то, что они в лодке, спасло эту белобрысую от его гнева.
- Перестань! - оборвал Гешка друга.
В лодке наступила напряженная тишина.
От работы кормовым веслом у Нюры онемели руки, но попросить недогадливых ребят сменить ее не позволяла гордость. Если бы не было в лодке этого стройного паренька с насмешливыми глазами, все было бы проще. Что за человек Юлий, Нюра представляла себе: он был задирист со слабыми, труслив с сильными, чуть хвастлив... А Геша, видно, славный, но только... только немного воображуля - на нее внимания не обращает. Нюра нарочно ударяла веслом по воде плашмя, и брызги окатывали ребят; Юлька вздрагивал и прямо зеленел от злости, а Гешка даже не стирал их с лица...
Решили отдохнуть на берегу. Хотя совсем не тяжело было затащить лодку на галечную отмель, Нюра попросила Гешку:
- Помоги мне!
И они дружно ухватились за скобу. Руки их оказались рядом. Какие они теплые у Геши, не то что у нее - посиневшие от холодной воды. Геше, наверное, стало жаль ее. Когда, затащив лодку, они отошли от берега, он попенял ей:
- Надо сказать было, что устала и руки застыли. Мы ведь мужчи...
Но девочка прервала его:
- Надо было догадаться!
Гешка покраснел и вдруг сказал:
- Давайте сыграем в пятнашки.
Она кивнула и первая, дотронувшись до Гешкиного плеча, бросилась бежать:
- Баш не отдашь - не вырастешь!
Гешка кинулся за ней, но догнать ее было невозможно: быстрая, увертливая, она мотыльком носилась по лугу, усеянному золотисто-белой ромашкой...
А Юлька злился на Нюру, на Гешку и даже на Грома. Подумать только! Вместо того чтобы поставить на место эту несносную Нюру, Гешка носится с ней по пабереге, а предатель Гром с лаем догоняет их. Нет, Юлькино достоинство не позволяет ему играть в пятнашки с девчонкой. Заложив руки в карманы штанов, в своей любимой позе Юлька важно расхаживал по галечной отмели.
Через полчаса лодка опять продолжала плавание. Теперь уж Гешка взял в руки весло, а Юлька стал наблюдать за берегом: он то песчаный, то галечный, попадаются и круглые, омытые водой камни. Кое-где на берегах лежат бревна и дрова - долготьё, оставшееся от сплава.
Слева и справа лесистые горы. Они иногда так сожмут реку, что она мчится напропалую, точно в каменной трубе, и тогда становится холодно, сыро и даже страшно. Кажется, вот-вот лодка врежется в скалу. А то горы отступят и река разольется широко. Невысокие берега, заросшие некошеной травой, зеленой рамкой окантовывают водяную гладь.
А по берегам - цветочный разлив. Желтых кувшинок так много, что кажется, упали на землю капли солнца. А незабудки как голубые дорожки. Студеные ручьи вливаются в реку, а вдоль ручьев - буйные заросли черной смородины.
Над рекой парит коршун. Кажется, кто-то подвесил его на веревочке к единственному пушистому облачку...
На плесах, где течение реки замедляется, ребята втроем берутся за весла. Юлька гребет слева, Нюра справа, а Геша подправляет.
Но вот впереди река засеребрилась, словно кто граблями взлохматил ее. Слышится однотонный шум. Это перекат, или, как говорят на Урале, - перебор. Ребята поднимают весла, и лодка стремительно несется по маленьким зыбким волнам.
От солнца, холодка брызг им вдруг становится беспричинно весело, хочется кричать, петь. И Юлька, позабыв всю свою злость, орет во все горло:
- Оле-лё-лё!..
И Гешка закричал бы, да что-то стесняется этой девочки.
На обед пристали к пологому берегу. На полянке разложили костер. Удивительно вкусным оказался обыкновенный ржаной хлеб. А мясо и яйца, посыпанные солью, - просто объедение!
Юлька пожалел, что досталось так мало: по два яйца да по небольшому куску мяса. Еще бы чего съесть... Юлька заглянул в корзинку. Нюра сказала:
- Не всё сразу! Нам еще надо поужинать да и на завтра оставить.
Залив костер водой, ребята отправились дальше.
Теперь на корму сел Юлька. Погружая короткое весло то справа, то слева в воду, вывел лодку на середину реки. Юльке хотелось, чтобы Гешка заметил то умение, с каким он отчалил от берега и выгребал веслом.
Но Гешка Юлькино старание понял по-иному и предупредил:
- Не дури, Юлий!
Юлька насупился и быстро заработал веслом, не замечая того, что вода с весла стекала ему на штаны...
После двух часов пути стали появляться сначала отдельные деревья, а потом потянулись целые рощи могучих кедров. Они любят стоять вольготно, широко раскинув ветви с кистями длинных игл.
Вдоль берега, ломая кустарник, рысцой прошел горбатый лось. Рога его, похожие на ладони с растопыренными пальцами, закинуты на спину. Пошумев листвой, лось исчез в зарослях ольхи.
- У-лю-лю!.. - дружно прокричали ему вслед ребята.
Послышался отдаленный шум, словно где-то выпускали пар. Нюра забеспокоилась и сказала Юльке:
- Скоро Писанец, а сейчас пороги Гремучие. Слышишь, шумят? Дай я сяду на корму, тебе не справиться!
Она поднялась, чтобы взять у Юльки отгребное весло. Юльку это взорвало: чтобы он, Юлий, выросший на этой реке, да не справился! Не может этого быть!
- Я сам! Сам! Сидите! - крикнул он Нюре, погружая весло в воду.
- Дай я проведу! - еще раз настойчиво потребовала Нюра.
Но Юлька не ответил. Он сидел, набычив голову, готовый к драке за почетное место кормчего.
- Ну ладно, отвечаешь ты. Понял? - задыхаясь от гнева, сказала Нюра и села на скамью, уткнув лицо в колени.
Геша крикнул:
- Уступи место Нюре!
Но Юлька будто не слышал его.
Шум нарастал. Теперь уже казалось, что впереди работали машины. Река заметно опускалась; посредине ее с каждой секундой все грознее поднималась гряда камней, разделяя реку на два протока. Левый бурлил, вскидывал волны, а правый спокойно лился стеклянной дорожкой.
Течение реки раздваивалось, и нужно было уловить этот момент и направить лодку по правому, более тихому протоку. Но Юлька проворонил этот момент. Лодку подхватила левая струя.
- Что ты наделал! - закричала Нюра и, схватив лежащее на дне лодки весло, заработала им с левого борта.
- Эх, Юлька, Юлька!.. - сквозь зубы, зло процедил Гешка и стал помогать Нюре.
Но было уже поздно. Лодку подхватило, понесло, словно она была соломинкой. Мелкая водяная пыль ударила в лицо.
Лодка метнулась на волнах, и корзина с едой, шесты, ботинки подскочили на дне ее, ящики сдвинулись с места. Еще раз тряхнуло, зазвенела цепь, змейкой сложенная на носу. Долбленку понесло к камню, словно он был магнитом. Вода разбивалась о него, подбрасывала вверх клочья пены.
Юлька понял, что лодку неминуемо ударит о валун и опрокинет. Закусив губу, он что есть силы продолжал отгребать, но течение, подхватившее долбленку, пересилило.
Непостижимо быстро приблизился лобастый камень. В последний момент Юлька увидел его мокрый черный бок, зеленую бахрому водорослей, которая то поднималась волной, то припадала к камню. Высунув вперед весла, ребята попробовали оттолкнуться от камня, но сил их не хватило, и лодка, ударившись о него боком, опрокинулась.
Когда Юлька вынырнул, он увидел днище перевернутой долбленки, темной рыбиной уходившей вниз. Затем мелькнуло испуганное лицо Гешки. Нюра саженками плыла к нему. Врезался в память зеленый склон горы, голубое небо с одиноким, словно заблудившимся солнцем.
Юльку струей прибило к камню. Волна ударила в лицо. И Юлька понял, что ему не удастся выплыть - водоворот, который крутил его, затянет вниз...
И Юлька заорал:
- Тону-у! Спасайте! То-ну!..
Волна накрыла Юлия. Он, отфыркиваясь, вынырнул и увидел рядом с собой лицо Нюры и ее руку.
- Держись!
Юлька вдруг почувствовал, что его потянуло в сторону, он раскрыл рот, захлебнулся и потерял сознание...
Очнулся Юлька уже на берегу. Он очень удивился, что лежит на траве, а Гешка и Нюра сидят рядом и держат его за руки. Юлькино тело болело, точно его отколотили, а голова так отяжелела, что не было сил приподнять ее.
- Где я? - простонал он.
- Лежи, лежи! - закричал обрадованный Гешка. - Утопленник ты!
- Чуть не стал им, - поправила Нюра.
- Вот-вот! Если бы не она, не Нюра, ловил бы ты сейчас хариусов на дне. Она тебя спасла, из воды выволокла!
Юлька, закрыв глаза, вспоминал, как это случилось. В его памяти хорошо сохранился момент, когда потянуло лодку в левый проток. А как неумолимо, несмотря на все его усилия, вырастал этот зеленоватый лобастый камень! Припомнился Нюрин испуг и крик ее: "Что ты наделал!" И солнце в голубом небе...
Неприятно прилипает к телу мокрая одежда. Опираясь на руки, Юлька сел на траву. Поняв, что Юльку теперь можно оставить одного, Нюра позвала Гешу:
- Пойдем поищем лодку и груз!
И они, шурша мокрой одеждой, побежали вниз по течению реки. Оставшись один, Юлька загрустил. Все шло так хорошо, и вдруг из-за его упрямства, грошового тщеславия они оказались в тяжелом положении. "Нам ценный груз сплавить доверили, а я его утопил, да и товарищей чуть не погубил... Да разве можно такому, как я, лететь в космос? Вот папа узнает, он спуску не даст..." - казня себя, думал Юлька.
Невеселые мысли его прервал Гром, который выскочил из-за кустов и бросился и Юльке, пытаясь лизнуть его в губы.
- Ничего ты не понимаешь, собачище! - сказал Юлька и обнял мокрого друга.
Через полчаса с низовья реки показались Гешка и Нюра. По их угрюмому виду Юлька понял: ничего спасти не удалось. На душе его стало еще тоскливее.
- Доигрался! - зло сказал Гешка, подходя вплотную к Юльке. - Ящики утопили и еду, ботинки тоже. Лодку еле в кустах нашли, у самого утеса, и выволокли на берег, да еще тюбетейку твою. Целехонька она, на, возьми ее... Эх, Юлька! Хо-орош ты гусь!
В Гешкином голосе слышен был справедливый гнев и несправедливое презрение к Юльке. При чем же он, Юлька, если струя в реке оказалась сильнее и потащила лодку? Совсем не желал он этой аварии.
- Если бы ты сидел на корме и правил или она... - Юлька мотнул головой в сторону Нюры, отжимавшей воду из волос, - то же самое могло случиться!
- "То же"! - возмутился Гешка. - "То же"!
- Ты чего орешь на меня? Что я у тебя - теленка съел, что ли? огрызнулся Юлька.
- Да на тебя не орать, тебя бить надо!
- Видал я таких, бивал... В Уньче их по десятку на рубль дают...
- А вот и увидишь!
Гешка совсем не больно толкнул Юльку кулаком в бок. Юлька странно, по-девчоночьи, взвизгнул и вцепился в Гешкины волосы. Тот начал отбиваться, ребята упали и стали кататься по траве.
- Геша! Да вы что? Бросьте! - закричала Нюра.
А Геша уже сидел верхом на Юльке и, прижав его плечи к земле, тяжело дыша от борьбы и волнения, спрашивал:
- Будешь еще? Будешь?
Юлий молчал. Нюра заставила ребят подняться. Им было стыдно, и они, отвернувшись друг от друга, приводили себя в порядок. Нюра подошла к Юльке и, прищурив свои зеленоватые глаза, оглядывая его с ног до головы, негромко, но значительно сказала:
- Хорош! Нечего сказать! Вот завтра, как только будем в Уньче, все расскажу твоему отцу. Все! Пропишет он тебе и за аварию, и за то, что драться полез...
"Не трогал я Гешки, он первым ткнул меня!" - хотел крикнуть Юлька, но неожиданно для себя почувствовал, что к горлу подступил комок, а на глаза навернулись слезы. Он понял, что вот-вот разревется. Чтобы не выдать своих слез, Юлька поднял тюбетейку и бросился бежать по тропинке к видневшемуся вдали утесу Писанцу.
- Юлька! Стой! Юлька-а! - услышал он голос Решки.
"Не нужны мне такие друзья, которые нападают, изменяют! Я сейчас пойду домой, к маме, к Ваське. Они у меня..." И ему показалось, что сейчас единственным правильным решением будет идти домой. Дорогу он знает, она одна: по тропинке вниз по реке, до самой Уньчи.
С ЮЛЬКОЙ ЧТО-ТО СЛУЧИЛОСЬ
Гешка понял, что ему не догнать друга. Хмурый, он возвратился к Нюре.
- Ну и пусть бежит. Тоже мне товарищ! - стараясь казаться как можно более равнодушным, сказал Гешка,
Мокрая одежда неприятно холодила тело и шуршала, словно сшитая из брезента.
Гешка огляделся. Лодка их перевернулась совсем недалеко от Писанца. Не зря назвали так этот утес. Высоко поднялась на противоположном правом берегу его светло-серая стена. Ветры, дожди выбили на нем замысловатые узоры. Как будто богатырь хотел поведать потомкам о своих подвигах.
На берегу лежало несколько бревен, выброшенных весенним паводком.
Долго наблюдали ребята за быстротечной рекой. Волна то и дело обмывала разбойный камень, о который ударилась лодка. Он становился на мгновение седым от пены, и, как только вода стекала, его мокрая скользкая макушка вспыхивала под солнцем.
- А ящики нам придется доставать из реки, - угрюмо и твердо сказал Гешка.
- Обязательно даже. Мне перед дедушкой стыдно.
Решили дождаться утра, приплавить лодку и с нее, ныряя, поднять ящики.
После захода солнца с низовьев реки поплыл тонкий туман. Казалось, Осьва укрывается одеялом. Сразу стало холодно.
- Давай устраиваться на ночлег! - сказал Гешка.
Невдалеке из крутого берега выпирали два гладких, облизанных, ветрами камня. Между ними была маленькая сухая пещерка. Место для ночлега удобное, защищено от ветра с трех сторон.
Пока Геша выкидывал из пещерки камни, разравнивал гальку, Нюра отыскала прошлогодний зарод и принесла две охапки сена. Вот и готово жилье! Теперь надо позаботиться об ужине: Гешка почувствовал сильный голод. Пошлепав ладонью по животу, он грустно улыбнулся:
- Скучает мой живот. Ох, есть хочет!
- А ты?
- Я-то нет!
Нюра рассмеялась и тоже призналась, что не прочь бы поужинать.
- Пойдем поищем! - сказал Геша, кивнув головой в сторону луга.
И Нюра, выросшая в лесу, поняла его с полуслова.
Они вперегонки добежали до луга и, разводя руками густую траву, стали рвать щавель, сочные перья черемши - дикого чеснока, откапывать маленькие бледно-розовые корешки луговой моркови.
Ребята отнесли "добычу" к пещере. Сразу же за ней начинались заросли малинника. Как не полакомиться ягодами! Гешка надрал бересты с поваленной бурей березы и смастерил две коробки.
Малинник занимал всю гарь - место стародавнего лесного пожара.
Хотя уже смеркалось и к кустам приходилось приглядываться, это не помешало ребятам набрать полные коробки, и даже "с горкой".
Ужинали при звездах. Горы в темноте, казалось, стали круче, ближе подобрались к реке. Запрокинет Гешка голову, посмотрит на небо, и кажется ему, что сидит он на дне глубокого колодца.
Смолкли сами собой разговоры... Нюра подумала о случившейся беде утопила дедушкины ящики. Все же каким нехорошим оказался этот Юлька. В городе подрался с ней и здесь своевольничал... У Гешки думы тоже невеселые. Он беспокоился за Юлия. Взял и убежал! Ну, случилась неприятность втроем-то можно было с ней справиться, достать ящики. Вон водолазы корабли со дна морей поднимают, а они... Ох, совсем бы не надо было ему лезть с кулаками на Юльку. За все семь лет дружбы они подрались первый раз...
Вечера на реке бывают прохладными, ребята озябли. Да и влажная одежда неприятно холодила тело. Гешка вскочил и стал согреваться: энергично размахивать руками и бегать вприпрыжку. И Нюра за ним.
Согревшись, они принесли из зарода еще по охапке сена. Этим сеном каждый прикрылся, свернувшись калачиком на подстилке. Стало чуть теплее. Чтобы забыть о холоде, Гешка начал рассказывать Нюре, как они дружили с Юлькой. Выходило, что отважнее, умнее и честнее, чем Юлька, не было человека в Уньче...