Вариант дракона

      Березовский принимал очень активные усилия, чтобы дело спустить на тормозах, надеялся выкрутить руки Чайке, и когда встал вопрос об очередном продлении сроков следствия, он обратился к Чайке - пора, мол, это дело закрывать. Чайка же, понимая, чем это ему грозит, отказал. Тогда Чайку вызвал Волошин, попробовал надавить, но Чайка, надо отдать ему должное, устоял и здесь, поэтому ему пришлось вскоре покинуть Генпрокуратуру: Чайку заменили на Устинова.
      По данным швейцарской стороны, из Аэрофлота в "Андаву" и "Форюс" было перекачано шестьсот миллионов долларов. Шестьсот миллионов! А из "Форюса" и "Андавы", по версии следствия, деньги уже переводились по цепочке на личные счета либо счета фирм, принадлежавших БАБу - Борису Абрамовичу Березовскому.
      БАБ очень сильно забеспокоился, узнав, что генеральный директор "Андавы" Вильям Ферреро, в надежде все свалить на своих российских кредиторов, пошел на контакт со швейцарской прокуратурой и дал согласие на сотрудничество. Березовский показаний Ферреро здорово боялся.
      На Западе связывали с этими аферами и зятя Ельцина Окулова, но Окулов к ним оказался непричастен.
      Адвокаты Березовского бомбардировали суды исками, в свою очередь обвиняли российскую прокуратуру во всех смертных грехах, но всякий раз, получая обоснованный юридический отпор, оставались, как принято говорить в России, с носом. Они даже подали иск и в отношении Карлы дель Понте, но и тут у них ничего не получилось - Березовский только потратил деньги на своих защитников.
      Расследование это оказалось очень опасным для "семьи" - слишком уж оно приблизилось к президенту и его интересам, в частности к "большому карману". Ведь не все деньги осели на счетах БАБа и его подручных Глушкова и Краснекера - часть из них прокручивалась в финансовом конвейере, проценты, естественно, оседали известно где - "детишкам на молочишко", часть шла на покупку недвижимости во Франции (на Лазурном берегу) и в других райских местах нашей матушки-земли. Кто поселится в тех царских хоромах, представляет большой интерес для следствия.
      Но главным ядром Рашенгейта оказался скандал с "Бэнк оф Нью-Йорк" одним из самых крупных банков Соединенных Штатов, он занимает тринадцатое место в Америке по величине. Спецслужбы США и Англии, оказывается, уже давно отслеживали финансовые операции российских фирм, производимые через "Бэнк оф Нью-Йорк".
      Повод для этого наблюдения оказался довольно необычным и печальным для России ельцинской поры. Внимание спецслужб привлекла платежка, по которой проводились деньги за выкуп одного из чеченских заложников. Довольно оригинальный, конечно, способ превращения "грязных" денег в "чистые". Информация незамедлительно попала к российским правоохранительным органам, был сделан запрос и в результате всплыл "Бэнк оф Нью-Йорк".
      Банк этот уже давно проводит операции с российскими коммерческими структурами и - вольно или невольно - стал одним из тех пылесосов, которые денно и нощно откачивают валюту из России.
      Недаром на Западе ходит совершенно фантастическая сумма - 350 миллиардов долларов. Такая сумма, по оценке экспертов, уплыла за рубеж после распада Советского Союза.
      Ходит также и другая цифра: между 1994 и 1998 годами утечка капитала из России составила 140 миллиардов долларов.
      Связующими звеньями между "Бэнк оф Нью-Йорк" и нашими отмывочно-коммерческими структурами оказались две советские (в прошлом) гражданки: Наталья Гурфинкель, первый вице-президент банка и одновременно жена бывшего представителя России в Международном валютном фонде (с 1992 по 1995 год) Константина Когаловского, и Люси Эдвардс - вице-президент Лондонского отделения банка, отвечающая за восточноевропейское направление.
      Мужем Люси Эдвардс был некий Питер Берлин, также выходец из Советского Союза, получивший американское гражданство. Берлину принадлежала фирма "Бенекс", занимавшаяся "стиркой" "грязных" денег. Только за полгода (с октября 1998-го по март 1999 года) через один-единственный счет в "Бэнк оф Нью-Йорк" фирма умудрилась прокачать 4,2 миллиарда долларов. Счет Питера Берлина, на котором в тот момент находилось 20 миллионов долларов, был немедленно арестован.
      Скандал продолжал разгораться.
      Выяснилось, что отмывочная фирма "Бенекс" связана с американской компанией, которой заправляет Семен Могилевич - также бывший советский гражданин. Популярная американская газета "Виллидж Войс" опубликовала о нем статью, которую озаглавила очень броско - видать, имела на то основания, "Самый опасный гангстер в мире". Автором статьи был журналист Роберт Фридмэн. Через короткое время спецслужбы записали телефонный разговор, в котором Могилевич заказал убийство журналиста, пообещав за это неслыханный гонорар - 100 тысяч долларов.
      Роберт Фридмэн вынужден был уйти в подполье - он серьезно опасался за свою жизнь.
      Наверное, только следствие, которое, кстати, сейчас идет, может точно сказать, сколько денег было отмыто через "Бенекс", американскую фирму Могилевича (по оперативным данным, Семен Могилевич - главный денежный мешок солнцевской преступной группировки), но все российские деньги, прошедшие через "Бэнк оф Нью-Йорк", можно разбить на три группы.
      Первая группа - это чистые деньги, которые "Бенекс" брал за то, чтобы вывести российские коммерческие структуры на финансовый рынок США.
      Вторая группа - грязные деньги, уведенные от российских налогов. Это делалось и делается так: проводится сделка с партией товара, в несколько раз меньшей, чем есть на самом деле, - и расчеты делаются двойные: одни для отвода глаз (для налоговой службы), другие - реальные. Денежная разница проводилась через "Бенекс". В США это считается серьезным преступлением, у нас же, как видите, - обычным явлением.
      Третья группа - это обычные преступные деньги, которые вывозились из России.
      И кто только к этим деньгам не оказался причастен! Спецслужбы взяли да дернули несколько ниточек - связанных с игроками ГКО, с продавцами нефти и так далее. И много чего нашли. Ну для начала, например, счета Леонида Дьяченко - ельцинского зятя. На Каймановых островах, в офшорных отделениях "Бэнк оф Нью-Йорк". Выяснили: Дьяченко работает через крутую штатовскую фирму "Белка трайдинг". Получает в России дешевую нефть, на Западе продает ее дорого, деньги кладет в карман.
      В США находку обнародовали, семья Ельцина ответила молчанием - сделала вид, что ничего не заметила.
      В свое время вышел указ Ельцина о создании сырьевого монстра "Сибнефть". Черномырдин, руководивший в ту пору правительством, был против создания новой гигантской структуры, достаточно того, что уже было компании "Роснефть". Но Борис Николаевич указ подписал и тем самым выполнил волю "семьи". Формально считалось, "Сибнефть" создана для того, чтобы обеспечить первый канал телевидения - ОРТ деньгами. Это было необходимо, как воздух: надвигалась предвыборная кампания.
      А пролоббировали этот указ два человека - БАБ и Абрамович. И обогатились за счет "Сибнефти" именно они. И Дьяченко обогатился. 2,7 миллиона долларов, найденные на Каймановых островах, - неплохая сумма для безбедной жизни. И одновременно это яркий пример того, как можно обогащаться в том числе, используя только одну подпись (под указом) тестя.
      У любого следователя немедленно возникнет вопрос: а какими побуждениями руководствовался президент, создавая столь прибыльную фирму, с которой сотрудничает его зять?
      Вскоре "Сибнефть" была незаконно приватизирована, что мы в прокуратуре установили точно. Никакого реального конкурса по продаже акций этой компании не было. Березовский и Абрамович сделали все, чтобы за двести миллионов долларов втихую купить контрольный пакет "Сибнефти". А в "Сибнефти", между прочим, находится Омский НПЗ - нефтеперерабатывающий завод, самый крупный в Европе. Стоимость только одного этого завода - на порядок выше всей стоимости "Сибнефти".
      Для сравнения надо заметить, что 13 процентов акций компании "Сиданко" были проданы за шестьсот миллионов долларов, а здесь, за сумму символическую и смешную, - эти люди завладели огромным хозяйством. Причем у прокуратуры были подозрения, что и эта сумма - двести миллионов долларов реально не была заплачена. Деньги были изысканы Минфином, переведены из одной графы в другую, зачтены в счет будущих доходов - такие пассажи у нас научились делать мастерски.
      Я уже не говорю о том, что большая часть выручки от продажи нефти уходила за рубеж, на счета швейцарской фирмы "Руником", которую целиком контролирует Абрамович.
      В общем, прокуратуре в делах "Сибнефти" (и вокруг нее) предстоит еще разбираться и разбираться.
      Скандал вокруг "Бэнк оф Нью-Йорк" затронул некие пласты, находящиеся от этого банка далеко.
      В Штаты была отправлена специальная группа во главе с заместителем директора ФСБ Ивановым, от прокуратуры в группу входил Минаев; цель поездки - познакомиться с материалами, что там имелись, может быть, даже что-то привезти домой. Но группа вернулась ни с чем - материалы она не получила. Американцы перестали доверять нам. У них не было никакой уверенности в том, что министр внутренних дел Рушайло, получив материалы, не передаст их тут же Березовскому, а тот, по цепочке, - Абрамовичу.
      Но вернемся к моей поездке в США, по приглашению конгресса - поездке, которая должна была быть, но, к сожалению, не состоялась. Хотя я начал готовиться к ней тщательно. Парламентские слушания в США - это авторитетное политическое событие. Человек, выступающий в конгрессе, незамедлительно берется под его защиту. Слушания освещают средства массовой информации не только США, но и многих стран мира. Поездка, естественно, оплачивалась конгрессом. И тема была злободневная: "Роль финансовой системы США в отмывании российских денег".
      Но когда я начал готовиться к поездке, то понял - она будет все больше и больше принимать политическую окраску. Более того, ее могут использовать в своих предвыборных целях республиканцы - чтобы торпедировать политику администрации Клинтона. В частности, в отношении России. А демократы США своей помощью вольно или невольно обеспечивали стабильность в России.
      Это первый аспект. Второй: мне предлагали дать официальные показания в конгрессе. Я подумал о том, что эти показания потом могут быть где-то использованы, а под эти показания запросто могли бы сократить финансовые потоки МВФ в нашу страну и вообще принять решения, ущемляющие интересы России. Плюс ко всему надо было сказать правду: Кремль коррумпирован.
      Одно дело, когда это заявляют разные газеты и дикторы на телевидении, и совсем другое - Генеральный прокурор России. Мне было стыдно за свою страну, за то, что за рубежом родилось некое неверие в способность России самостоятельно решить проблемы коррупции и вообще преступности. А ведь всем известно - было бы желание государства...
      И последнее: мои недруги постарались бы использовать эту поездку против меня.
      После долгих раздумий я написал письмо Джейму Личу, где поблагодарил за приглашение, сказал, что солидарен с теми, кто занят сложнейшим расследованием коррупционных процессов в России, и в Штаты не поехал. Хотя хорошо понимал - там меня ожидает успех, ожидает поддержка, которая мне так нужна, - но не поехал...
      Одна из сюжетных линий Рашенгейта была тесно связана с фигурой Генерального прокурора России. Моя ситуация использовалась в Рашенгейте очень активно.
      Я понимал, что не могу уклоняться от ответов на некие острые вопросы обязан, просто обязан формулировать свою точку зрения. Более того, после всякого громкого залпа по Кремлю корреспонденты разных газет бежали ко мне за комментариями. Комментарии эти сидели у Кремля в печенках, и я уверен, что стали причиной проведения у меня обысков.
      Обыски были некой акцией устрашения.
      Конечно же, иностранные корреспонденты, как и многие, ждали от меня разоблачений, они прекрасно понимали, что мое слово делает информацию достоверной, и никому из них не было дела до того, что я всякий раз попадаю в вилку: с одной стороны, я не могу говорить неправды, а с другой - не могу говорить правду, поскольку это может повредить следствию.
      Что же касается обысков, то произошло все довольно буднично, хотя некий холодок в душе сохранился до сих пор. Мне позвонил следователь Паршиков:
      - Юрий Ильич, мы хотим произвести у вас выемку документов, в частности изъять удостоверение Егиазаряна.
      ...В свое время для меня это оказалось новостью: банкиру Егиазаряну я никаких удостоверений не давал.
      - Что за удостоверение? - спросил я, когда узнал о нем (это было раньше, когда я еще не покидал свой кабинет).
      - Удостоверение советника Генеральной прокуратуры.
      Я позвонил начальнику управления кадров Поляковой:
      - Первый раз слышу о таком удостоверении. Дайте команду на вахту пусть изымут!
      Оказывается, у Егиазаряна действительно имелось "внештатное" удостоверение, его вскоре у него изъяли. Подписал удостоверение заместитель Генерального прокурора Колмогоров, подпись была подлинная, когда же стали Колмогорова спрашивать об этом, он сказал, что вообще такого не помнит, все-таки пять лет прошло с момента выдачи...
      Я прекратил разбирательство - подпись-то подлинная, - и положил удостоверение в сейф. Там оно где-то и валялось, пылилось среди бумаг.
      Тем временем прошло несколько моих интервью - о "семье", о счетах, о трех кредитных карточках, с которых, как выяснилось, было снято несколько десятков тысяч долларов, и "группа обыска" появилась у меня.
      Обыски прошли в сентябре, прошли вполне корректно, у меня никаких замечаний не вызвали, но на Западе это восприняли как форму давления на Генерального прокурора, борющегося с коррупцией.
      А западные правоохранительные органы уже вовсю работали по семье президента. Отыскали собственность БАБа на Лазурном берегу, в местечке Ла Гарус, об этом было сообщено во влиятельной швейцарской газете "ТАН".
      Вилла эта была куплена очень дешево при участии Инвестиционного общества французской недвижимости - за 55 тысяч франков. Одна только земля под виллой стоит дороже, гораздо дороже: когда же стали искать Инвестиционное общество французской недвижимости, то оказалось, что адрес у фирмы ложный... Есть предположение, что вилла эта была куплена на деньги "Сибнефти".
      Был раскручен и "сюжет" с домиком в Баварии, в местечке Гармиш-Партенкирхен, где несколько раз была засечена Татьяна Дьяченко, делавшая заказы на обои, мебель и тому подобное. Вылетала она туда вместе с Абрамовичем, это было отмечено в аэропорту Шереметьево.
      У Люси Эдвардс и Натальи Гурфинкель-Когаловской были произведены обыски и им предъявили обвинения. Обвинения были предъявлены также Питеру Берлину и Светлане Кудрявцевой - еще одной нашей соотечественнице, служащей восточноевропейского филиала "Бэнк оф Нью-Йорк".
      Гурфинкель была выпущена под залог в 30 тысяч долларов, но ей явно грозит тюрьма. Хотя она и отрицает, что получала взятки от "Бенекса" и Берлина, но найдены уже чеки на 30 с лишним тысяч долларов от Берлина и на восемь тысяч - от "Бенекса".
      В числе упреков, которые Запад бросал в эти дни Борису Николаевичу Ельцину был упрек в том, что он с маниакальной настойчивостью отклонял думский закон о коррупции. Недоумение по этому поводу летом 1999 года выразил даже сам Клинтон. А ведь начинали разрабатывать этот закон в ту пору, когда я был директором института.
      Причина, почему не принят этот закон, ясна, как дважды два - четыре...
      Ельцин засуетился было, дал команду администрации выяснить, в чем дело, почему закон застрял, но воз и ныне там.
      Уход Ельцина в отставку - а это произошло в тот момент, когда я практически уже заканчивал книгу, работал над этой главой, - вряд ли прикроет разразившийся скандал. Более того, на Западе обязательно начнут выяснять, скажем, насколько причастен Владимир Владимирович Путин ко всему происходящему, и тем более, что Ельцин объявил его своим преемником. Пока не выяснят - не успокоятся. Путину и его окружению в любом случае важно не повторить ошибки ельцинского Кремля: те замалчивали обвинения либо вяло их отрицали. Это страусиная позиция: спрятать голову в песок и ничего не видеть, ничего не слышать...
      А с другой стороны, что этим людям говорить? Нечего говорить.
      Самое интересное, кроме правоохранительных органов Запада и российской прокуратуры, проблемой возврата денег озаботился еще один наш гражданин Лебедев Александр Евгеньевич из Национального резервного банка - тот самый Лебедев, который сам проходит по уголовному делу о хищении и отмывании российских денег. Действует по принципу: "Держите вора!" А держать-то надо все-таки самого Александра Евгеньевича.
      Если бы не противодействие Кремля, можно было бы узнать, счета каких российских чиновников находятся в "Бэнк оф Нью-Йорк", сколько денег на этих счетах имеется, откуда они взялись, из каких источников.
      Я встречался с комиссией Курта Вэлдома и попросил их сообщить, чьи это счета и каковы источники поступлений. Американцы обещали поработать над этим вопросом.
      Рашенгейт - горький урок, через него надо было пройти. Мы недавно подписали Страсбургскую конвенцию о борьбе с коррупцией, нам надо учиться поиску грязных денег у Запада. Швейцария, например, не считает для себя это зазорным и пытается научиться этому у Англии, мы же - нет... У нас на то просто нет политической воли. Надо, чтобы с уходом Ельцина она появилась. Но пока, судя по всему, никто из Рашенгейта серьезных выводов не сделал, поэтому, думаю, что Рашенгейт не то что повторится, он будет иметь и вторую, и третью, и четвертую серии. И это очень печально.
      СУДЕБНЫЕ ТЯЖБЫ
      При возбуждении против меня уголовного дела было допущено, как я уже говорил, несколько грубых нарушений. По этому поводу я обратился в Генеральную прокуратуру - думая, родное ведомство защитит, возьмет под крыло или хотя бы поможет, но не тут-то было. Хотя я обращался и к Демину это было вначале, а потом и к Чайке.
      Всем было ясно, что Росинский, возбуждая против меня уголовное дело, совершил должностное преступление - дело-то он возбудил незаконно. Но все мои обращения были гласом вопиющего в пустыне. Стало понятно, что, пока я не займусь жесткой юридической защитой, а потом таким же жестким нападением, ничего путного у меня не получится.
      Из Генпрокуратуры поступило несколько невнятных, будто жеваная каша, ответов. Надо было обращаться в суд.
      Адвокатами у меня согласились стать Леонид Георгиевич Прошкин и Андрей Валерьевич Похмелкин. У них, конечно, такой известности, как, допустим, у Падвы или Резника, нет, но адвокаты они не хуже прославленных "мастеров защиты и нападения" на юридическом поле.
      Существующее уголовно-процессуальное законодательство - здорово устаревшее, кстати, принятое еще в 1961 году, - не позволяло обжаловать факт незаконного возбуждения уголовного дела в суд, но существовало постановление Конституционного суда, где подчеркивалось, что если действия следствия ущемляют права и свободу граждан, то можно, не дожидаясь решения суда по сути дела, обжаловать эти действия в судебном порядке. Хотя факт возбуждения уголовного дела не влечет за собой ущемления конституционных прав, но в моем случае была другая ситуация - я был отстранен от должности в связи с возбуждением Росинским уголовного дела. Поэтому в мае 1999 года адвокаты подали иск в Московский городской суд и впервые в истории отечественной юриспруденции создали прецедент - обжаловали в суд возбуждение уголовного дела.
      Почему сразу в городской суд, а не в районный или муниципальный, перескочив через пару ступеней?
      Все дело в том, что Главная военная прокуратура мое дело засекретила, засекреченные дела может разбирать лишь спецсостав, а он имеется только в городском суде.
      Надо отдать должное следователям ГВП, - они расследовали мое дело объективно. И начальник следственного управления Шеин Виктор Степанович, и начальник отдела Баграев Юрий Муратович, и многие другие, - они вообще полагали невозможным, в угоду каким-то чиновникам, пусть даже высокого полета, закрывать глаза на закон.
      Судья Нина Маркина перелистала материалы и, как мне сказали адвокаты, по первости отнеслась к ним скептически, но когда познакомилась с ними поближе, то точку зрения изменила: она увидела грубое нарушение уголовно-процессуального законодательства.
      17 мая состоялся суд, который признал действия Росинского незаконными. Хотя я, честно говоря, мало надеялся на успех: знал, какое давление оказывается на Маркину и ее коллег. Решение это было в некотором роде поворотным: возбужденное уголовное дело надо было выбрасывать в урну, мне же как ни в чем не бывало выходить на работу. Главная военная прокуратура опротестовала это решение в Верховном суде России.
      Вот тут-то и начались некие игры, которые, честно говоря, не украшают судебную власть.
      В мае состоялась встреча Ельцина с Вячеславом Михайловичем Лебедевым, у того, как у председателя Верховного суда, кончался срок полномочий, - и, надо полагать, разговор шел не только о продлении этого срока.
      Ельцин пообещал Лебедеву продлить срок его полномочий, но Волошин спешить с этим не стал. Вот уже и май прошел, а документов в Совете Федерации, который решает вопрос о продлении, нет, вот уже и середина июня наступила, а документов все нет и нет. Стало ясно, что в Кремле ждут, какое решение Верховный суд примет по моему вопросу, отменит постановление Мосгорсуда или нет?
      Свое решение Верховный суд вынес 22 июня, и не в мою пользу, а на следующий день, 23 июня, документы на Лебедева поступили в Совет Федерации: хороший, мол, у нас верховный судья, надо утвердить его еще на один срок.
      Все, как видите, было шито белыми нитками.
      Главную роль на таких судебных заседаниях обычно играет судья-докладчик. Им был В.С. Валюшкин. Председательствовал судья В.В. Кузнецов. Третий судья - А.Г. Ботин. Эти трое и решили мою судьбу.
      Известно, что Валюшкина к себе вызывал Лебедев и имел с ним продолжительную беседу. Ясно, что говорили они не о видах на урожай сахарной свеклы в Курской области. После этого Валюшкин начал звонить в Мосгорсуд и требовать, чтобы оттуда как можно быстрее переслали документы. Валюшкин же и оглашал определение судебной коллегии, хотя обычно это делает председательствующий, - в данном случае должен был делать Кузнецов, - но Кузнецов всем своим видом демонстрировал, что не имеет к решению никакого отношения.
      Мы с адвокатами, конечно, предполагали, что Верховный суд отменит вердикт Московского городского, но только не по этим, очень уязвимым пунктам, по которым он отменил. Мосгорсуд вообще мог, например, не принимать моего иска, - такого не было никогда, Мосгорсуд же создал прецедент: отныне, как я понял, в принципе можно обжаловать и другие постановления о возбуждении уголовного дела.
      И Прошкин, и Похмелкин, и я так и думали: Верховный суд отменит решение судей-москвичей и именно из-за того, что иск попал к ним не по принадлежности и суд совершил ошибку, приняв эту жалобу, тем более что этот аргумент активно использовался в протесте Главной военной прокуратуры), но вышло по-иному.
      Наше удивление было велико, когда мы узнали, что подобные жалобы подведомственны судам низшей инстанции, - решение городского суда было отменено по содержательным критериям. Стало понятно, что Верховный суд выполнял заказ лиц, в юриспруденции не очень-то сильных, в данном случае кремлевских "горцев".
      Я не буду рассказывать о деталях и вообще о некой юридической казуистике, имевшей место, это интересно специалисту, но совсем неинтересно читателю, подчеркну только, как ученый и практик, что решение это было вопиюще безграмотным. Дело дошло до того, что просто подменялись некоторые понятия, в частности такие, как "прокурор" и "прокурорский работник", и вообще выходило, что подведомственная прокуратура имеет право контролировать прокуратуру вышестоящую, например Московская городская Генеральную и так далее. По этой логике любой подчиненный, в любом органе российской областной или городской прокуратуре, если ему не нравится начальник, запросто может возбудить против него уголовное дело и начальник должен будет оставить свое кресло, пока не состоится разбирательство.
      На практике же все должно быть наоборот: уголовное дело может возбуждать только начальник, пользующийся правом назначения соответствующего прокурора. Иначе в жестко централизованной системе нельзя - вышестоящий прокурор просто-напросто может отменить решение нижестоящего.
      Катышев эту опасность почувствовал быстро, написал протест, но Устинов, исполняющий обязанности Генерального прокурора, отказался его подписать и дал команду своим замам протест не подписывать.
      Мы стали писать жалобы в прокуратуру - решение Верховного Суда могут опротестовать только Генеральный прокурор и его заместители, - но во внесении протеста мне мои коллеги отказали.
      В конце концов 30 сентября заместитель председателя Верховного суда Анатолий Егорович Меркушев огласил: старое решение оставить в силе.
      "Постановление судьи Мосгорсуда от 17.05.99 г. о признании постановления заместителя прокурора г. Москвы от 2.04.99 г. о возбуждении уголовного дела в отношении Скуратова Ю.И. по признакам состава преступления, предусмотренного ст. 285 ч.1 УК РФ, вынесенным с нарушением закона и подлежащим отмене и удовлетворению жалобы Скуратова Ю.И. отменить".
      Здесь тоже имеется одна процессуальная тонкость: как в решении Верховного суда, так и в письме Меркушева забыт самый главный вопрос - что делать с жалобой Скуратова: оставить без удовлетворения или удовлетворить. Значит, ответ этот был не по существу. Ответа за подписью Лебедева можно было и не требовать: он наверняка видел это письмо перед тем, как его подписал Меркушев. Лебедев тоже без колебаний подписал бы это письмо.
      Вскоре судья-докладчик Валюшкин отправился со своим шефом за рубеж Лебедев взял его с собой в престижную поездку.
      Когда вышло это решение Верховного суда, старший следователь прокуратуры Центрального района Челябинска Александр Саломаткин возбудил уголовное дело против Росинского и направил в Москву. Формально, по логике, которая была утверждена решением Верховного суда, он был прав - он возбуждал уголовное дело против вышестоящего начальника, совершил мужской поступок. Генеральная прокуратура отменила его решение, сославшись на мой же приказ, а Саломаткину объявила взыскание. Ни за что, между прочим. Не он виноват в том, что вышестоящие инстанции, в частности Верховный суд, смешали в кучу людей, коней, знамена вражеские и знамена свои.
      После отписочного ответа Меркушева я долго думал, как, в каком направлении продолжать борьбу. Честно говоря, я впервые почувствовал себя в новом качестве. Раньше я находился во главе крупной правоохранительной структуры и на мир смотрел с высоты своего кресла, а сейчас я оказался в другой шкуре - шкуре рядового гражданина и попал под тяжелый каток своей родной системы. И понял, насколько рядовой гражданин может быть беззащитен.
      Пожалуй, именно с этого момента я начал смотреть на Генеральную прокуратуру несколько иными глазами.
      Во-первых, я увидел или, точнее, наглядно почувствовал, что она в лице многих работников политизирована. Во-вторых, убедился, что она не всегда держит удар. В-третьих, многие работники прокуратуры довольно часто удручающе безграмотны. Когда-то я ругал Александра Александровича Розанова за элементарную безграмотность и формальные отписки, слабенькие, как писк комара, а сейчас я сам начал получать эти "писки комара".
      Более того, надо пересматривать способы и формулы взаимодействия судебной власти и прокуратуры, надо усиливать судебный контроль за действиями прокуратуры. Раньше ведь как было - и я также придерживался этой точки зрения, - лишь только суд вмешивался в наши действия, как мы ему незамедлительно выставляли блок. Как в волейболе: сами, мол, с усами... Разберемся без посторонних.
      Э-э, нет, не разберемся. "Посторонние", оказывается, очень даже нужны. Надо быстрее совершенствовать наш заскорузлый УПК - Уголовно-процессуальный кодекс. Это я почувствовал на собственном примере - длительное время мне не предъявлялось обвинение, я находился в подвешенном состоянии - то ли обвиняемый я, то ли свидетель, то ли еще кто-то. А время все тянется и тянется...
      Нельзя человека все время держать в состоянии невесомости, нужно основные действия следствия, прокуратуры ограничивать процессуальными сроками. Надо через какой-то определенный срок либо предъявлять человеку обвинение, либо прекращать уголовное дело, как несостоявшееся.
      В. И. Платонов не без основания в одной из передач даже заявил:
      - Сейчас, только сейчас Скуратов стал человеком, побывавшим в жерновах и познавшим в полном объеме судебную практику и прокурорскую систему. Цены нет такому прокурору! Правильно говорят: за одного битого двух небитых дают... Именно такой прокурор нужен сейчас нашему обществу.
      Следующее, что сделали мои адвокаты, - обжаловали законность и обоснованность продления срока расследования уголовного дела.
      Мы подали жалобу в Хамовнический межмуниципальный суд. Есть установленная законом норма - всякое уголовное дело должно быть расследовано в двухмесячный срок. Все что свыше - это исключение из правил.
      По моему делу работала бригада из пяти следователей, плюс ко всему в поте лица трудились оперативники, искали компромат - все без толку. Кончился двухмесячный срок следствия, его еще продлили на два месяца... Мы с адвокатами молчали. Кончились и эти два месяца. Следствие снова было продлено... Но когда же оно закончится? Ведь дело-то несложное! Имелась и неопределенность в моем положении: с одной стороны, я - свидетель, с другой - обвиняемый. Нарочно, как говорится, не придумаешь.
      Судья Галина Пашнина приняла решение: очередное продление срока незаконно. В этом решении было учтено многое: и то, что длительное время сохранялась неопределенность моего положения в процессуальном отношении, нарушалось мое право на защиту (я не мог, например, давать отводы или знакомиться с результатами экспертиз), судья учла также те обстоятельства, что материал, вошедший в уголовное дело, уже всесторонне исследован и криминала в нем не нашли даже под микроскопом.