Вариант дракона

      Люди прекрасно понимали, что в этой атаке президентская команда использовала практически весь свой ресурс, понимали и больше: Совет Федерации положил конец, - хотя бы на время, - грязным методам, которые кремлевские "горцы" применяли в борьбе со своими противниками.
      Сейчас, когда уже прошло некоторое время, должен признаться, что апрель 1999 года был самым тяжелым периодом в моей жизни. На весы было брошено практически все.
      Волошин продолжал угрожать из Кремля, обещал разборки с теми, кто не выполняет волю обитателей господствующего в Москве холма. Повеяло духом репрессий. Были намечены цели, по которым "горцы" приготовились стрелять: Примаков, Лужков... По моей скромной персоне также пошла стрельба.
      "Московский комсомолец" выступил с материалом, озаглавленным очень показательно: "Кремль в луже". Кремль действительно оказался в луже.
      Что же касается меня, то... вместо ослабления последовало такое сильное давление, что временами даже дышать было нечем.
      Но как ни старались "горцы", все-таки симпатии многих людей находились на моей стороне. Наша самая серьезная социологическая служба - ВЦИОМ сделала опрос нескольких сотен человек. Так 58 процентов из них посчитали, что информация о сексуальных похождениях Скуратова не является достаточным основанием для его отставки, 23 процента - что является, 19 - затруднились ответить. 49 процентов были уверены, что я должен остаться на посту Генпрокурора, 24 - что лучше уйти.
      Я начал активно сотрудничать с только что созданной комиссией Совета Федерации по коррупции. Но имелся ряд трудностей: члены комиссии не имели права знакомиться с конкретными уголовными делами, по которым велось следствие.
      Увы, и здесь наше законодательство оказалось несовершенным. Нужен закон - примерно такой, что имеется, например, в Италии, в США, в некоторых странах Европы, дающий возможность депутатам парламента знакомиться с уголовными делами. Особенно с теми, что касаются высших чиновников страны.
      У нас же права парламента, к сожалению, урезаны.
      На заседании этой комиссии я был трижды. Первый раз - при обсуждении ситуации, связанной со мной, во второй - при разборе важных коррупционных дел и в третий раз - на этом заседании мы были вместе с Катышевым посвященном законности освобождения меня от должности.
      Что касается последнего вопроса, то решили: надо дождаться решения Конституционного суда и судов общей юрисдикции.
      История моя, похоже, задела самых разных людей. Писем, телефонных звонков, разговоров, интервью была уйма. Люди старались поддержать меня... А с другой стороны, в голову все чаще и чаще заползала печальная мысль: "Члены Совета Федерации разъедутся на летние каникулы, и я вновь останусь один со своими проблемами. Как, собственно, это уже бывало не раз".
      И что ждет меня в дальнейшем, будет ли у меня эта работа, либо будет какая-то другая, никто не знает.
      Когда я еще лежал в больнице и вел себя "тихо", ко мне несколько раз приезжал Путин и как-то, разоткровенничавшись, сказал мне, что "семья" довольна моим поведением.
      Тогда-то он и сообщил, что меня хотят назначить послом России в Финляндию - отправить, так сказать, в почетную ссылку.
      - Не поеду, - сказал я твердо.
      Путин удивился:
      - Почему?
      - Дочь учится в вузе, бросать нельзя, теща - инвалид... Да и в возрасте. Тоже бросать нельзя. Не поеду.
      - Тогда кем бы вы хотели быть?
      - Нормальная работа для меня - директор института. Та самая работа, которую я уже выполнял.
      В этой ситуации контакты с Путиным были важны для меня еще и потому, что это были контакты с Татьяной. Я понимал: Борис Николаевич пребывает в некоем младенчестве, он неадекватен, Татьяна для него все - и глаза, и уши, и мозг, и записочки в кармане для ориентации, поэтому надо настраиваться на нее, и, пожалуй, только на нее... Сама она на контакт не шла и для этой цели выделила Путина.
      Путин произносил всякие вежливые, сочувственные слова, старался вроде бы поддержать, а в это время его люди производили в отношении меня оперативно-розыскные мероприятия.
      Как-то он приехал ко мне в Архангельское, мы с ним долго гуляли по аллеям.
      - Юрий Ильич, поражен, что вам в этой клоаке удалось проработать три с половиной года, - сказал он. - Я, например, не рассчитываю на такой срок, меня съедят раньше... - В следующую минуту он неожиданно круто развернул разговор. - Обнаружены злоупотребления, связанные с ремонтом вашей квартиры на улице Гарибальди, - сказал он. - Это связано с фирмами, работающими вместе с пресловутым "Мабетексом".
      - Меня это совершенно не волнует, - ответил я. - Я стал собственником квартиры, когда в ней уже были закончены работы. А кто доводил квартиру до нормального состояния, какая фирма, одна она или их несколько, "Мабетекс" или контора по очистке территории от мусора, - этот вопрос не ко мне.
      Путин вытащил из кармана пачку бумаг.
      - Вот документы.
      - Володя, я даже смотреть их не буду. С юридической позиции я безупречен. Вряд ли кому удастся ко мне придраться.
      И все равно в те дни я был очень благодарен Путину за попытку принять участие в моей судьбе, решить болевые вопросы, которых накопилось полным-полно. Благодарен и Степашину, который как-то, когда я еще лежал в "кремлевке", сказал:
      - Человек находится в больнице, никто даже не пытается выяснить, что у него на душе, о чем он думает, что у него болит. Но все нападают... Эх, люди!
      Да, в ту пору я был благодарен и Путину и Степашину за участие. Пока не узнал, что за этим "участием" стояло.
      На самом же деле они соревновались друг с другом в скорости: кто быстрее сообщит Татьяне что-нибудь новенькое обо мне.
      Через некоторое время на Совете Федерации Путин заявил, стыдливо потупив взор, что пленка о моих любовных похождениях - подлинная.
      Кстати, это его опрометчивое утверждение дало мне возможность отвести экспертов ФСБ от того, чтобы они дали заключение по пленке суду. Ясно было, какое заключение они дадут.
      Хотя, забегая вперед, должен отметить, что Путин, встречаясь в конце 1999 года с членами Конституционного суда России, сказал, что ФСБ к скуратовской пленке не имеет никакого отношения. И вообще, надо отдать ему должное, он тогда был очень корректен.
      Печатные органы, как всегда бывает в таких случаях, разбились на два лагеря: одни были за меня, другие - против. Минкин опубликовал в "Новой газете" статью "Честных прокуроров не бывает", где, не моргнув глазом, заявил, что и Скуратов и Карла дель Понте нарушили закон... Это почему же, господин Минкин, мы нарушали закон? И в чем? А? Минкину даже в голову не пришло, что борьба с преступностью есть конституционная обязанность правоохранительных органов любой страны. Это раз. И два - у Генеральной прокуратуры России с генеральной прокуратурой Швейцарии на этот счет был заключен специальный меморандум, где черным по белому записано, что мы можем делать (имеем право), а чего не можем.
      Минкин обвинил госпожу дель Понте в нарушении некой судебной процедуры. Откуда он взял это? Не знаю. Карла дель Понте как раз очень скрупулезно соблюдала все процедуры, и вообще, нарушение закона для такого человека, как она - вещь немыслимая.
      При этом Минкин ни слова не сказал ни о "Мабетексе", ни о Березовском с его сомнительными (мягко говоря) финансовыми операциями, ни о коррумпированной макушке кремлевского холма, ни о делах Центрального банка, попадающих под статью Уголовного кодекса... После этого стало ясно, какой из Минкина борец с коррупцией. Примерно такой, как из меня Папа Римский. Эта статья дошла до Карлы дель Понте, ей ее перевели.
      - Как понимать статью Минкина? - спросила она у меня. - Ваша страна что - против совместной с нами борьбы с коррупцией?
      - Минкин - ангажированный журналист, - ответил я, - и то, что изложено в статье, - это его частное мнение.
      Кстати, Минкин в этот раз выступил в роли лакея, обслуживающего Пал Палыча Бородина, и за это получил гонорар - дачу в престижной Жуковке. Дали ее Минкину в управлении делами Кремля, сиречь в ведомстве Пал Палыча.
      Когда в декабре проходили выборы в Госдуму, Минкин вознамерился переместиться из журналистов в депутаты. "Для меня журналистика исчерпана, - сказал он. - Точнее, она исчерпала себя. Люди перестали реагировать на острые статьи. Надо переквалифицироваться в политики".
      Это сам Минкин исчерпал себя, журналистика же здесь ни при чем.
      Грязные публикации, к сожалению, прошли и в "МК" - газете, к которой я отношусь с огромной симпатией и которой многим обязан. В частности, был опубликован материал Юлии Калининой, спрятавшейся под своеобразным псевдонимом "Отдел живой природы". Это была попытка нарисовать мой портрет, попытка талантливая, но очень циничная. Из статьи следовало, что мать у меня - алкоголичка, а отец обычный мент, который привык сворачивать набок скулы безропотным улан-удэнским работягам, и что моя биография, к сожалению, не похожа на биографию Гайдара.
      Да, я горжусь тем, что моя биография не похожа на биографию Гайдара, и мне не стыдно перед Россией, как должно быть стыдно Гайдару, - я всегда стремился служить Отечеству, укреплять его, а не разрушать, не обездоливать, как это сделал Гайдар...
      Информацию обо мне Калинина, конечно же, получила в Генпрокуратуре, у записных моих замов Розанова и Демина... Прочитав этот материал, на мою сторону встали даже некоторые мои враги - слишком уж грязным оказался он. Не знаю, что плохого я сделал Юлии Калининой, за что она так поливает меня. Как не могу понять, почему она трусовато спряталась за псевдоним "Отдел живой природы".
      В середине мая там же, в "МК", была опубликована статья Марка Дейча "Опасные связи". Дейч и Будберг - это два сотрудника "МК", которые выполняли и выполняют заказы наших спецслужб, МВД и ФСБ. В своих публикациях, как правило, они пользуются оперативными справками, взятыми из уголовных дел... Но ведь всем хорошо известно, что нет ничего ненадежнее, чем оперативные бумаги - справки, отчеты, донесения: они обретают ценность лишь тогда, когда бывают проверены.
      Что грустно в этой ситуации: КГБ когда-то привлекал Марка Дейча к уголовной ответственности за фарцовку и незаконные валютные операции, а преемница КГБ - ФСБ подкармливает его и в ту же пору пичкает оперативными, а значит, секретными (хотя и непроверенными) материалами. И Калинина, и Дейч, и Будберг волей неволей находятся, увы, на обслуживании коррупционеров. Им не важны ни грязные деяния "Мабетекса", "Андавы" с "Сибнефтью", ни телодвижения Березовского, прячущего по всему миру свои деньги и ускользающего от уголовной ответственности и налогов, важно другое - то, "что Скуратов нарушил моральные нормы". Заказные статьи, сделанные ими, творят погоду в России. И это грустно.
      Дмитрий Штейнберг, известный адвокат, сказал следующее: "В цивилизованном обществе любые документы, в том числе и видеоматериалы, полученные незаконным и неконституционным путем, не могут служить предметом публичного обсуждения, и тем паче - на официальном уровне".
      Очень точные слова.
      Даже "АиФ" - газета "Аргументы и факты", которая всегда поддерживала меня в борьбе с коррупцией, и та не удержалась от выпада, опубликовала довольно обидную информацию "Казенных трусов не выдают даже президенту", где приводит следующие слова: "В деле Скуратова фигурирует 14 костюмов, 14 рубашек, один смокинг, а также неимоверное количество носков, трусов, ботинок".
      Внешне, конечно, все выглядит безобидно, но есть одно "но": на вопрос читателя из Тульской области отвечает небезызвестный адвокат и не менее небезызвестный мошенник Якубовский. Администрация президента дошла до того, что не побрезговала даже его услугами - ответ на этот вопрос Якубовский озвучил на своей пресс-конференции. Вон до чего дошла жизнь в России мошенники у нас уже дают пресс-конференции. Как крупные государственные деятели.
      Естественно, Якубовскому, как человеку, которого прокуратура и суд совершенно законно упекла в "места, не столь отдаленные", очень хотелось уязвить Генерального прокурора, только вместо громкого окрика прозвучало тихое лживое шипение.
      Были пошиты лишь костюмы и - никаких рубашек, смокингов, ботинок. И тем более - трусов с носками.
      Дальше - цитата Якубовского: "Скуратов говорит: я думал, государство обеспечивает прокуроров". Я этого никогда не говорил. Знаю, что костюмы шьются для охраняемых государством лиц, в число которых, как известно, вхожу и я. Кто же конкретно был облагодетельствован такими костюмами, знает, наверное, только один Пал Палыч Бородин.
      "Новая газета", которую так старательно подкармливает господин Лебедев из Национального резервного банка, опубликовала статью Владлена Максимова "Прокурорская хата". В заповедном месте под Орлом, мол, построен особнячок. Для личных целей генпрокурора Скуратова и его приближенных. Что "урвав минуту от многократно описанных в прессе трудов, на заповедную делянку прибывали на отдых сам Скуратов с супругой и его управделами Хапсироков".
      Ложь, что этот "особнячок", как написала "Новая газета", построен для моих личных целей. Ложь, что я приезжал сюда с супругой отдыхать - Елена Дмитриевна здесь никогда не была. Ложь многое из того, о чем написано в статье Максимова.
      Речь идет об обычном доме отдыха орловской прокуратуры, а не о частных хоромах Скуратова или орловского прокурора Николая Петровича Руднева, и дом этот нужен для прокурорских работников области...
      Я бывал, конечно, в Орловской области, - как и во многих других, - но приезжал сюда не охотиться, не рыбачить, не кататься на вертолете, как намекается в статье, а по делу, по приглашению Егора Семеновича Строева.
      Небезызвестный Шеремет с телевидения не удержался, подхватил "новую" информацию и использовал ее в своей передаче. В результате он очень скоро получит повестку в суд. За публичную ложь в мой адрес, где суммируется, думаю, все - в том числе и сведения, почерпнутые из "Новой газеты".
      В последнее время я привык к различным угрозам, которые раздаются в мой адрес. Но, как говорят, собака лает, караван идет.
      Но когда грозят со страниц уважаемой газеты, дело принимает совсем иной оборот.
      В "Известиях" была опубликована статья Владимира Ермолина "Дело Скуратова живет". Тут собрали целый букет: и угрозы, и фальсификация, и давление, и обыкновенная глупость, и безграмотность.
      Так, Ермолин написал, что "Юрий Скуратов может из свидетеля по уголовному делу перейти в разряд подследственного". В обвиняемого, сударь, а не "подследственного". Слово "подследственный" вытащено из темных, пахнущих кошачьей мочой подъездов и совсем не подходит для грамотного юридического лексикона.
      Далее автор утверждает, что на даче и двух моих московских квартирах был проведен обыск. Квартира у меня одна - на улице Гарибальди. Еще есть квартира у тещи, живущей в Подмосковье, но это - не моя квартира. А тещина.
      Дальше Ермолин дошел до утверждения, что "Скуратов объявил о начале международной кампании в его защиту". Ни о какой кампании в мою защиту тем более международной - я не объявлял. И если бы уж я вздумал это сделать, то сделал бы давным-давно. Но мне очень не хочется, чтобы имя России, моей родной страны, трепали лишний раз за кордоном. Да, меня пригласил конгресс США на слушания по коррупции, да, я собрался было поехать, тем более что у меня есть что сказать, но не поехал. Все по той же причине, о которой сказал выше.
      В материале Ермолина имелись серьезные угрозы в мой адрес, ссылки на Мосгорсуд и Генпрокуратуру, а "Известия", дескать, заверили, что сегодня говорить о бесперспективности дела Скуратова "уже несерьезно - материалы пополняются, открываются новые обстоятельства, которые мы изучаем". И следом: "Судя по всему, представители следствия дают понять Скуратову, что ему не следует проявлять чрезмерную активность. Отнюдь не случайно в связи с обысками была обнародована информация и о двух квартирах отстраненного Генпрокурора". Можно считать, что власть завершает этап "предупредительных выстрелов" в отношении мятежного прокурора и готова открыть огонь "на поражение".
      Опять "квартиры", опять "выстрелы". Опять вранье и угрозы, угрозы и вранье.
      Когда же все это кончится?
      ЦЕНТРОБАНК
      Настала пора поговорить о банках, и банкирах, о тех нравах, что царят в банковской системе, об олигархах, "горцах" и вообще простых людях, тех, кто так или иначе с банками связан.
      Главный банк у нас в России, естественно, Центральный. ЦБ. ЦБ влияет на денежную политику России, на курс валют, на торги, где рубль либо поднимается, либо безнадежно падает.
      О том, как повел себя Центральный банк в августе 1998 года, написано очень много и, думаю, написано будет еще больше.
      К тому моменту, когда к руководству в ЦБ пришел Сергей Константинович Дубинин, у нас с этой организацией сложились довольно неплохие отношения. И для нас, и для банка больным был вопрос об экономической преступности, мы даже провели несколько совместных заседаний, в том числе и коллегию, у нас, в Генпрокуратуре, и заключили договор о взаимодействии. Нам важны были сведения о подозрительных сделках - отследить их можно только с помощью Центрального банка, самостоятельно же прокуратура это сделать не может нет у нас такого инструмента. Центробанк пошел нам навстречу.
      Прошло немного времени, и Счетная палата сделала попытку проверить ЦБ, но Дубинин заупрямился, и поскольку у Центрального банка имелась правовая защита, то мы встали на сторону ЦБ. Хотя, честно говоря, не надо было бы. Ко мне приехал председатель Счетной палаты Хачим Мухамедович Кармоков, следом приехал Дубинин, и мы долго сидели втроем, утрясая этот вопрос.
      Но "шоколадные" отношения кардинально изменились после 17 августа 1998 года, когда Центральный банк не справился с главной своей обязанностью поддержанием курса рубля.
      Рубль рухнул стремительно, обвально, словно у него никаких "ног" в виде валютных подпорок ЦБ и не было. Мигом обнищали сотни тысяч, миллионы людей, мигом прекратил свое существование так называемый средний класс. Был также потерян кредит доверия на Западе.
      Государственная Дума, а следом за нею и Совет Федерации обратились в Генеральную прокуратуру России с просьбой проверить обстоятельства катастрофы: как это произошло, а заодно проверить и Центробанк.
      Была создана специальная группа во главе с Чайкой. В группу вошел Анатолий Владимирович Паламарчук - заместитель начальника управления общего надзора, он хорошо знал финансы, банки, экономику; вошли специалисты из МВД и Министерства финансов. Проверка началась.
      К этому времени Дубинина уже освободили и Центробанк возглавил Геращенко.
      Вскоре ко мне начала поступать тревожная информация, из которой следовало, что главной причиной обвала стала деятельность ЦБ и Министерства финансов на рынке ГКО - ценных бумаг, именуемых государственными краткосрочными облигациями.
      Наша задача была не искать правых и виноватых, а извлечь из случившегося уроки, чтобы эти скорбные ошибки не повторялись в будущем.
      У всех у нас на памяти был так называемый "черный вторник", который, похоже, ничему нас не научил. Причины "черного вторника" тогда были выявлены точно: заинтересованными в нем оказались крупные российские банки, буквально озолотившиеся на народной беде, а виновными - не самые бедные "стрелочники" - чиновники из Министерства финансов и Банка России. Этому вопросу было посвящено специальное заседание Совета безопасности, которое провел сам Ельцин. В решении было отмечено, что к финансовой беде привели раскоординированность, несвоевременность действий и некомпетентность некоторых федеральных органов исполнительной власти, а также непрофессионализм и безответственность руководителей этих органов.
      Среди виновных были названы заместитель министра финансов России Дубинин С. К., директор департамента Центробанка Потемкин А. И., генеральный директор валютной биржи Захаров А. В. и другие.
      Решение то было, как видно, принято "для галочки" и осталось лишь на бумаге, виновные сходили с ним, извините, в одно место и с удовольствием использовали по назначению. Дубинин через некоторое время резко пошел на повышение и возглавил Центральный банк России, Потемкин также круто продвинулся по служебной лестнице и стал его заместителем, а Захаров как возглавлял валютную биржу, так и продолжал ее возглавлять. Ему и без повышений было хорошо.
      Ни законодательные, ни нормативные - никакие, словом, меры не были внедрены в жизнь. И это было кому-то очень выгодно.
      Я подготовил специальную докладную записку Ельцину, где отметил, что "до сих пор нет закона об управлении валютными резервами страны, не разработана система штрафных санкций за применение хозяйствующими субъектами произвольных котировок валют при расчетах с потребителями (существует практика объявления цен на товары и услуги в иностранной валюте), не создана межбанковская служба безопасности, не привлечены к ответственности банки - участники спекулятивных сделок".
      Хотя по итогам "черного вторника" было возбуждено уголовное дело, но оно расследовалось вяло, материалы месяцами лежали без движения в папках, руководящие сотрудники ФСБ жаловались - нет сил на расследование. В результате - время было безнадежно упущено.
      Придя работать в Генпрокуратуру, я дал команду поднять материалы, возобновить расследование, но вернуть упущенное было уже невозможно, а следователи ФСБ спустя два месяца вновь прекратили дело.
      Август 1998 года свидетельствует о крупных просчетах, допущенных в финансовой политике Центробанком и Минфином России. Плюс, конечно же, неработающая экономика. А финансовые структуры богатеют, раздуваются, словно напившиеся крови клопы.
      Поскольку промышленность не работала, то правительство наше не нашло ничего лучшего, как создать огромную финансовую пирамиду, попытаться качать деньги. Чтобы устоять на ногах...
      И что же в результате мы получили?
      Если в 1993 году внутренний государственный долг составлял 16 миллиардов рублей (деноминированных), то в конце 1998 года он вырос в сорок семь с лишним раз и составил уже 755,9 миллиарда рублей.
      Сама идея ГКО, может быть, и ничего (написать "хорошая" как-то рука не поднимается), но только в том случае, если деньги тут же бывают брошены в угасающую промышленность, та оживает, в результате появляется продукция, которая и приносит прибыль. На прибыль можно погасить долги, сделать задел...
      Деньги же эти частично пошли на проедание, частично в карман чиновников, игравших на рынке ГКО, как в рулетку. Только рулетка эта была для них беспроигрышной и кое-кому принесла до двухсот процентов прибыли.
      В декабре 1997 года долги пирамиды уже возмещались из бюджета, ясно было, что очень скоро рынок ГКО рухнет, эксперты не раз предупреждали об этом, но ни Центральный банк, ни Министерство финансов палец о палец не ударили, чтобы предотвратить беду. Хотя времени у них было более чем достаточно - с декабря 1997 года по август 1998-го. Девять месяцев. Целых девять месяцев!
      Но чиновники с азартом играли на бирже ГКО, обогащались немыслимо, поскольку сами устанавливали условия игры - неведомые для других, - и делали беспроигрышные ставки.
      За такие штуки, извините, по головке не гладят ни в одном государстве. Кроме как в государстве нашем, вызывающем удивление всего мира.
      Были сняты ограничения для нерезидентов - иначе говоря, иностранцев, и треть всех ценных бумаг оказалась в их руках.
      Доходы от ГКО были бешеные, и чем выше они становились, тем тощее делался государственный карман, тем больше богатели чиновники. Остановить их не могло уже ничто. Только обвал.
      Иностранцы, кстати, выкачали с помощью этой пирамиды из России большие деньги. Ценные бумаги продавались по цене, составляющей пятьдесят-шестьдесят процентов от номинала, платить же за них через месяц-два приходилось все сто процентов, плюс купонный доход.
      И утверждено все это было подписью самого президента 1 июля 1996 года. Назывался этот документ "Концепция развития рынка ценных бумаг в Российской Федерации". В подготовке этой "ценной" бумаги активное участие принимал господин Чубайс. Такая постановка вопроса, как и сама пирамида, была максимально выгодна для иностранцев. Сегодня хорошо видно, что концепция чубайсовская (или чья она там?) была ошибочная. Она предусматривала четыре этапа реализации, и реализация каждого этапа приводила к кризису, а в конечном счете - к тому, что рынок ценных бумаг рухнул. Благословленный, повторяю, подписью президента...
      Так, например, промежуточный обвал рубля, когда доллар поднялся сразу на 54 пункта, произошел 28 октября 1997 года и совпал с очередным этапом схемы, утвержденной в "Концепции развития рынка ценных бумаг". Третий этап - опять-таки с подачи Чубайса, укрепившего позиции иностранцев на рынке, совпал со снижением эффективности внутренних заимствований и повышением доходности ГКО. То есть чем больше брали, тем меньше денег попадало в карман государства. В декабре 1997 года стоимость обслуживания этого рынка превысила валовые поступления от продажи бумаг ГКО, и организаторам этой акции пришлось залезть в карман страны и взять 600 миллиардов рублей. Вот она, победа третьего этапа!
      А четвертый этап, который стартовал 1 января 1998 года, довершил развал. Он снял все ограничения на вывоз иностранцами доходов от ГКО. Вместе притока капиталов в Россию мы получили сильнейший отток: все деньги вывезли, национальная валюта девальвировалась, и рынок ГКО обваливался целиком. Произошло это, как известно, 17 августа 1998 года.
      С 1 января 1998 года этот рынок ГКО стал спекулятивным, не было уже никаких систем сдержек и противовесов, имущество России открыто закладывалось в "ломбард" и на эти деньги покупались ценные бумаги, которые потом в одно мгновение превратились в ничто, в пепел.
      Более того, Центральный банк под руководством Дубинина сам охотно выступал на этой бирже в качестве азартного игрока. Хотя по третьей статье Федерального закона "О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)", как известно, "получение прибыли не является целью деятельности Банка России".
      Играл Банк России на бирже не менее увлеченно и преступно, чем, скажем, Чубайс и другие, обогатившиеся на ГКО, господа. Например, совет директоров Центробанка на своем заседании 29 декабря 1997 года утвердил лимит операций в объеме 50 миллиардов деноминированных рублей. Это 50 триллионов старых рублей.
      Под все свои операции Центробанк включал печатный станок и штамповал деньги, это соответственно увеличивало инфляционные процессы, снижало покупательную способность национальной валюты.
      За десять дней до обвала Банк России начал ускоренный сброс ценных бумаг, имевшихся у него, и тем самым ускорил падение рубля.
      Что это - уголовное деяние или элементарная безграмотность, за которую должны отвечать руководители Центробанка - Дубинин и с ним кто-то еще, должно было выяснить следствие.
      Хотя, на мой взгляд, за это должно отвечать, конечно же, все тогдашнее руководство Центробанка. И Дубинин, и Алексашенко, и Потемкин. Я уже не говорю о чиновниках рангом пониже, тех, кто совмещал государственную службу с коммерческой деятельностью, что, как известно, строжайше запрещено законом. А эти люди были и государственными чиновниками, и спекулянтами, и игроками одновременно.
      В ходе разбирательства в Центробанке мы неожиданно наткнулись на некую фирму "Фимако", которая в ту пору была мало кому ведома, зарегистрированную на Нормандских островах, точнее, на острове Джерси по поручению Евробанка.
      Евробанк - это, что называется, "наш" банк, точнее - российский заграничный банк, 78 процентов капитала которого принадлежит России.
      Одно время "Фимако" меняла своих хозяев, переходила из рук в руки, пока снова не стала принадлежать нам, уставной капитал этот офшорной компании составляет всего одну тысячу американских долларов, да и тот был оплачен лишь 1 января 1998 года, но тем не менее, в одном лишь 1993 году Центробанк перевел в "Фимако" 1 миллиард долларов из собственных средств, а также 500 миллионов долларов из 800-миллионного транша МВФ.
      Как видите, бедненькая офшорная фирма очень быстро стала богатой, сделалась особой, очень звучной песней Центробанка. И за три года до официального разрешения российского правительства иностранцам позволили участвовать в операциях с ценными бумагами, "Фимако", несмотря на то, что была иностранкой, начала играть на рынке ГКО.
      Самый крупный перевод денег в "Фимако" в сумме 1,4 миллиарда долларов США был сделан в сентябре 1994 года, примерно за две недели до "черного вторника".
      Кто знает, окажись эти деньги в России на валютном рынке, то, может, и "черного вторника" не было бы. Для проведения успешной президентской кампании, на избрание Ельцина требовалось примерно 500 миллионов долларов США. Было решено построить пирамиду ГКО, добро на которую дали и руководитель правительства Черномырдин, и сам Ельцин. Тогда же было принято решение допустить на рынок ГКО нерезидентов.
      Первыми оказались, естественно, "Фимако" и Евробанк.
      Для того чтобы "Фимако" находилась на высоте, в эту структуру были закачаны 855 миллионов долларов. Затем денег закачали еще. Не жалели зеленых.
      Не банк, а песня! Всякому хотелось бы оказаться на месте этой организации. Только вот рядовым налогоплательщикам ничего из этих операций не перепадало и жизнь в России становилась все хуже и беднее.
      В результате всех предвыборных операций в "Фимако" за пять месяцев было закачано около миллиарда долларов из валютных резервов России, деньги эти вкладывались в ГКО, конвертировались в рубли и гасились деньгами из того же бюджета, но уже с солидными процентами. Полученные суммы в долларах вновь вывозились за границу.
      И что же мы имели в конце концов? Только в одном 1997 году четыре члена правления Евробанка получили бонус (читай - премию) в размере 1,2 миллиона долларов.
      Неплохо, правда?
      Нынешний председатель Центробанка Геращенко был членом наблюдательного совета Евробанка с 1993 по 1997 год и, естественно, был причастен к созданию "Фимако". Потом он объяснял мне, зачем создали этот банк - чтобы увести часть валюты от ареста в связи с возможными претензиями иностранных банков к ЦБ. То есть спрятать деньги за кордоном. И их спрятали.