- Цену себе знает, - причмокнула Соболева.
      - Важная птица, - вторила ей Гоголева.
      Степан посмотрел вслед Столицыну и неопределенно хмыкнул.
      На площади перед рестораном собралась толпа. Тихон подошел ближе и увидел: люди окружили двух купцов в дорогих шубах. Один из них, постарше, объяснял:
      - По городу распространяются слухи, будто мы завезли в магазины большие запасы муки. И будто мы обратились к властям с просьбой расширить свободную торговлю хлебом. Это ложь. Поверьте нам: в склады разгружали алебастр, а не муку. Нет у нас хлеба.
      - Паника, господа хорошие, уж не извольте сомневаться, - добавил второй купец. - Муки кот наплакал.
      Стоявший тут же милиционер с красной повязкой на рукаве тужурки обратился к народу:
      - Вам все понятно, товарищи, об этой муке? Со своей стороны могу сообщить: комиссариат продовольствия делает все, чтобы не было полной голодухи. На днях завезут нужное количество продуктов. Просили так вам передать. А сейчас расходитесь безо всякого шума.
      Ощущение голода Тихон помнил с самого детства. Были дни, когда мать делила между детьми краюху чернушки, намазанную тонким слоем смальца. Но в общем-то Тихону повезло. Его, восьмилетнего, мать отдала в Москву, к зажиточной и образованной родственнице, та определила Тихона в гимназию, а затем и в университет, где он первым шел по всем дисциплинам. Но тетка умерла, и кончить университет не удалось, пришлось вернуться в подмосковный городок.
      Столицын стряхнул у порога ресторана снег с туфель и уверенным шагом направился по узорчатому половику к гардеробной. Старичок-гардеробщик, принимая пальто, посмотрел на Тихона явно недоброжелательно. Столицын остался доволен произведенным впечатлением. Даже гардеробщик, повидавший на своем посту немало состоятельных людей, принял его, Тихона, за одного из них!
      Причесывая волосы перед зеркалом, Тихон поглядывал на объявление: "Зимний городской театръ. Дирекция Е. Ф. Боур. Сегодня и до конца декабря "Набатъ", пьеса въ 5 действиях". По другую сторону зеркала бросался в глаза еще один анонс: "Художественный кинематографъ, Никитская площадь, д. Благовещенского. Телефон 315. Сегодня "Смерчъ любовный". Драма в 4 частях. "Паташон противъ Шерлока Холмса". Комедия".
      Раздвинув тяжелый бордовый занавес, Столицын вошел в полупустой зал. Перед ним тотчас вырос официант и выжидающе склонил старательно прилизанную голову.
      - Прошу удобный столик, - буркнул Тихон. - У меня ждать нет времени.
      - Отдельный номер? - понимающе улыбнулся официант. - Прошу пройти за мной...
      - Нет-нет. Здесь. - Тихон обвел взглядом большой зал с колоннами: уютно, чисто.
      - Пожалуйте, вот у окна. - Официант отодвинул стул, махнул над столом салфеткой.
      Тихон взял в руки меню, но официант опять склонился к нему и тихо произнес:
      - Есть лепешки с творогом, кофе. Из мясного - холодец. Что будете заказывать?
      - Откуда же, любезный, запах мяса? - недовольно приподнял брови Тихон.
      - Конина, старье, не угрызете. Уже давно не было баранины или свинины. Поджарить?
      - Несите все съедобное, я голоден. Но не конину. - Тихон брезгливо сморщился.
      Столицыну показалось, что в зале он не произвел должного впечатления. К нему не бросились. Официант хотя и был вышколенно вежлив, но без того подобострастного угодничества, с которым лакеи обычно принимают богатых гостей. Внезапно Тихон показался сам себе жалким в чужом наряде.
      - Побыстрее, милейший, - сердито сказал он. - У меня нет охоты ждать!
      Это подействовало.
      - Один момент. - Официант побежал на кухню.
      А Тихон уже мысленно ругал себя и за неуверенность, и за невесть откуда взявшееся ощущение одиночества и тоски. Похоже, на миг сдали нервы. Он вновь подумал о Кривоносове. В течение дня Николай должен был ему встретиться в Гостинице, но не встретился. Может, его вообще здесь нет? Тогда где он и что с ним?
      За спиной послышалось шуршание шелка. Столицын обернулся. По залу шла девушка, которую он видел на улице утром. Встретившись взглядом с Тихоном, она вдруг почему-то поздоровалась.
      - Зосенька, проходите в номер, - бросился к девушке официант с усиками.
      - Буду ужинать здесь. - Она капризно повела плечами. - Только вкусненькое несите.
      Ее большие глаза еще раз на мгновение остановились на Тихоне и скользнули в сторону.
      - Вы сегодня не будете петь? - поинтересовался второй пожилой официант, подойдя к девушке. - А то музыканты... запаздывают.
      - Дайте отдохнуть. Оркестр у подруги на свадьбе.
      - Почему же вы, Зосенька, не у подруги?
      - Представьте, есть причины. Я здесь, и не изводите меня расспросами!
      За окном сгущались сумерки. Официанты начали готовить керосиновые лампы, но тут, к общему ликованию, в хрустальных люстрах вспыхнул электрический свет.
      Девушка села так, что Тихон то и дело встречался с ней взглядами. Настроение у него поднималось: она явно была здесь завсегдатаем, официанты ублажали ее. Загадочно улыбаясь, девушка поправляла голубую ленту, стягивающую золотистые волосы, кокетливо стряхивала с колен салфеткой крошки, давая понять, что ощущает устремленные на нее любопытные взгляды. "Изящна, грациозна, - перечислял про себя Тихон. И сделал вывод: красавица". А Зося размышляла на свой лад: "Откуда взялся этот глазастый Дон Жуан? Что за кудри, бородка! Совершенно неожиданная личность в нашем городе".
      Три дня подряд Тихон обедал и ужинал в ресторане, умышленно не связывая себя никакими знакомствами. Успел послушать концерт Зоси. Продолжал обмениваться с ней многозначительными взглядами. Анализируя ее положение в здешнем кругу, ее знакомства, он понял, что с ней стоит завести дружбу, она, возможно, располагает нужными сведениями.
      Первый приемный день
      Проводив очередной отряд большевиков на фронт, Максим Андреевич возвратился в управление. У него снова разболелась нога, да так, что он едва не стонал. Вспомнились слова жены: "Тому, кто работает по двадцать часов в сутки, здоровья не сберечь. Непременно позвоню в губком, чтобы обратили на тебя внимание. Калекой можешь стать".
      "Скорее всего, Аня права. Действительно, могу слечь в одночасье". Хмурый, он вошел к себе в часть. Дежурный встал по стойке "смирно".
      - Что нового? - устало спросил Белоусов.
      - Зарегистрированы четыре грабежа, и поступило заявление об утрате документов. Товарищ Дьяконов написал докладную записку по всем происшествиям и прилег отдохнуть у себя в кабинете.
      - Разбудите его и пригласите ко мне.
      Снять напряжение оперативной обстановки никак не удавалось. Чувство тревоги, вины, неудовлетворенности мешало думать и спокойно работать.
      - Сегодня у вас, Максим Андреевич, приемный день, - напомнил дежурный. - Сами установили, и в газете оповестили об этом. Две гражданочки еще спозаранку приходили. Говорят, читали в "Голосе народа", вот, мол, и пришли по делу.
      Белоусов вздохнул, как бы раскаиваясь в своей преждевременной затее, однако твердо ответил:
      - Помню. Непременно буду принимать. Только предварительно спрашивайте, кто по какому вопросу. По срочному - пропускайте без очереди. Особенно если кто с заявлениями о тяжких преступлениях.
      В это время в дежурную комнату вошел мрачный Рябов. Он ввел в комнату пьяного прилично одетого парня.
      - Мастер железнодорожных мастерских, - с возмущением произнес Семен Гаврилович. - Пьянствует. Спекулирует спичками. Что будем с ним делать, товарищ начальник?
      Молодой человек попытался спорить:
      - Нет, я не пью. Спокойно от-от-дыхаю. - Язык у него заплетался. Потому как - свобода. Рево-люция. Имею право.
      Белоусов ввел его к себе в кабинет. Вошел следом и Рябов, плотно закрыв дверь.
      Притворившийся пьяным связной телеграфист Федя Савков сразу стал сообщать новости:
      - Кривоносов вернулся из загорода. Лично с ним все благополучно. Жив. Вот его донесение.
      Белоусов развернул записку: "Три дня я плутал по лесу около села Березово. Был и в самом логове. Чудом сбежал из пекла. Теперь точно знаю: официант Леонид сообщник банды. Он заманил меня в ловушку. Вся ложная информация, что ранее шла к вам, исходила от него. Банда имеет связь с милицией. Мне сказали: "Ты агент из Москвы. Приехал помогать местному угрозыску". И все же не торопитесь меня отзывать. Завтра новогодний бал-маскарад. Приду в маске. Тихону будет очень нужна моя помощь".
      - Боюсь за Николая. - Максим Андреевич выпил воды. - Он может расшифровать напарника. И для него самого риск большой.
      - Надо думать, они знают свое дело и все предусмотрят, - ответил Рябов, когда связной с поручением для Николая и Тихона ушел через запасную дверь.
      - Ладно. Поживем - увидим. Кто же предатель среди сотрудников? Где искать врага в комиссариате? - спросил Белоусов. - Кроме нас знал о Кривоносове Дьяконов. - Начальник управления многозначительно посмотрел на заместителя и плотно сжал губы.
      - Последние дни он какой-то неуравновешенный, непохож на себя. То молчит, то говорлив без меры. Нервничает, срывается в разговоре с милиционерами.
      - Ну, вот тебе и задание: посерьезней присмотрись к Дьяконову. Понаблюдай за каждым его шагом. Он всегда вызывал во мне двойственные чувства. Я никогда не понимал его до конца.
      Едва Рябов вышел, как в кабинет к начальнику зашел Дьяконов, легкий, как говорят, на помине. Щелкнул каблуками сапог и стал докладывать оперативную сводку. Белоусов слушал его рассеянно, мысли были заняты другим. Максим Андреевич смотрел на длинные холеные пальцы своего помощника, листавшие бумаги, и вспоминал операции по захвату бандитов в продовольственных магазинах, у церкви. Начальник оперативной части всегда был впереди. И опять сомнение охватило Белоусова: "Может ли такой быть предателем? А если он завоевывал доверие, притупляя нашу бдительность?"
      Подошло время приема граждан. Дьяконов уже ушел. Белоусов направился к двери, за которой слышалась перебранка нетерпеливых посетителей - каждый из них доказывал свое право идти на прием первым.
      Начальник управления распахнул дверь.
      - Входите! Не спорьте, всех приму.
      Дежурный кивнул сгорбленному старику:
      - Идите, вы просились первым.
      - Да-да, иду. Разрешите на аудиенцию? - Старик галантно поклонился и высморкался в огромный платок.
      - Прошу. - Войдя за посетителем в кабинет, Белоусов указал ему на стул. - Присаживайтесь. Слушаю вас.
      Старичок причмокнул влажными губами.
      - Пальтишко из драпа, представьте, похитили. Нельзя ли, господин начальник, найти? Стоит не меньше пятисот.
      - Будем искать. Где ваше письменное заявление?
      Маленькое, сморщенное, как печеное яблоко, лицо старика напряглось.
      - Обязательно напишу-с... Еще два костюмчика похитили, пару сапог. Полушубок. Соседи подсказали: двое выходили из квартиры в мое отсутствие.
      Белоусов, уточнив еще несколько деталей, адрес заявителя, все аккуратно записал и заверил его:
      - Придет к вам сотрудник.
      - Если какие сведения желаете, - вкрадчиво предложил посетитель, соседи засвидетельствуют.
      - Сами кто будете? - Белоусов обмакнул перо в чернила.
      - Я-то? Пенсионер. Работал в канцелярии присутственных мест. Пользовался доверием. Напрасно не стал бы вас беспокоить. Вещичек-то ой как прискорбно жаль!
      - Будем искать. Примем меры, - заверил его Белоусов.
      Провожая взглядом уходящего посетителя, начальник губмилиции подумал: а тем ли он занимается? Может, такие мелочи лучше передать кому-нибудь из подчиненных? Но мелочи ли это для посетителя? И не из таких ли мелочей складывается у людей оценка новой власти - насколько она, эта власть, в силах охранять своих граждан от всяческих бед и напастей?
      Через минуту в кабинете Белоусова кричала растрепанная взволнованная женщина:
      - Ротонда на лисьем меху! Бархатная! За тысячу не купишь. Сняли ночью с дочери. По голове ее били. Стучит в дверь. Выхожу - батюшки, девочка вся в крови. Слушайте, найдите разбойников!
      - Вызовем вашу дочь, выясним обстоятельства нападения. Успокойтесь, сделаем все, то в наших силах. Нужно составить протокол...
      - Не о протоколах речь! - горячилась женщина. - Взялись - защищайте. Я, знаете, самому главному напишу, если что. Ночь не спала. Такое безобразие! Вы гарантируете, что в дальнейшем обеспечите безопасность нашей жизни?
      Белоусов ответил утвердительно. Пообещал, что сотрудники немедленно приступят к розыску грабителей.
      - Спасибо. - Женщина пригладила меховой воротник пальто. - Ухожу. Вот еще что. - Она перешла на доверительный шепот. - Мужчина сейчас войдет, будет на меня жаловаться. Хотел раньше прорваться. Не терплю таких нахалов. Позже меня пришел, а лезет. В общем, вам абсолютно верю.
      Посетители шли до обеда. Последним не вошел, а вкатился круглый, как колобок, мужчина, сел на предложенный стул и стал мять в руках шапку. Он никак не мог отдышаться. Часто моргал, лицо его выражало испуг и растерянность. Несколько раз порывался что-то сказать, но только всхлипывал. Наконец дрожащим голосом вымолвил:
      - Сугубо лично. Я никуда не пойду и нигде этого больше говорить не буду. - Он приложил к лицу платок, вытер нос, лоб.
      - Что случилось? В чем дело?
      - О, как бандиты мстят! Меня предупредили. Нож в спину! Перепуганный мужчина заговорил еще тише. - Ужас! Средь бела дня ворвались четверо в квартиру. Издевались над женой. Связали меня. Все в шинелях. С погонами. Убили мою мать - она ударила бандита по лицу. Они стали ее душить, а когда бедняжка упала, ей все равно продолжали стискивать горло. Ах, мерзавцы! Убивают людей без жалости! У нас семья - шесть человек, гости сидели... И тут... Взяли десятка два золотых вещей: кольца, серьги, браслеты, цепочки, портмоне, часы. Столовое серебро. Особенно один запомнился, в форме прапорщика, с георгиевским крестом на шинели. Мне показалось, я его узнал. По голосу. Он изменил внешний вид.
      - Вы его опознаете?
      - Он был учеником гимназии. А я учитель. Его исключили. Осоков Леонид. Работает официантом в ресторане Слезкина. Пытается ухаживать за моей племянницей, горничной в гостинице, Лизой. Она нам все рассказывает. А мы против этого антихриста. Он знает это и ненавидит нас.
      - Идите домой. Считайте, я принял ваше заявление, - сказал Белоусов. - Про Осокова пока никому ни слова. Это особое дело. Мы им займемся.
      - Ну-ну. - Все еще скованный страхом посетитель тряхнул головой. Моя фамилия Барыбин, Василий Константинович. Улица Садовая. У железной дороги третий дом.
      Он поднялся со стула и, придерживаясь дрожащими руками за стену, неуверенно вышел.
      Белоусов пригласил Рябова.
      - Снова выходим на Леонида, официанта. Убийца и грабитель.
      - Арестуем немедля? - спросил Рябов.
      Максим Андреевич пожал плечами:
      - Сейчас не время. Чуть позже. А пока установим за ним наблюдение. В общем, так. В новогоднюю ночь ты оцепишь ресторан. Возьмешь с собой человек сорок. С другим отрядом войду я...
      Уходя Белоусов подумал: "Что ж, пожалуй, оформление заявлений о всяких грабежах и правда можно поручить кому-либо из подчиненных, а самому начальнику осуществлять, так сказать, общее руководство. Но, с другой стороны, разве сегодняшний прием не дал мне более точное представление о положении дел в городе?"
      Встреча друзей
      Связной предупредил Николая Кривоносова, что Столицын вернулся с прогулки и вошел к себе в номер. Большие настенные часы показывали около шести вечера. Гостиница в этот час пустовала, к тому же больше половины комнат не были заняты. Нельзя сказать, чтобы Николай не чувствовал опасности. Он был осторожен. В то же время знал: сейчас обстановка сложилась благоприятно. Если бы за ним следили, он бы это понял. По его просьбе горничная Шура пригласила подругу Лизу к себе в хозяйственное помещение. И Николай, беспрепятственно пройдя по длинному коридору, вошел в номер к Тихону. Они обнялись. И хотя времени было у них немного, молодые люди с минуту молча, улыбаясь, разглядывали друг друга.
      Наконец Николай начал:
      - Приказано передать тебе все, что я собрал за девять дней. Я расшифрован. Это без сомнения. Если тебя увидят со мной, считай - и у тебя все пропало. Садись и слушай. Пока от тебя требуется только это. Я мог бы не встречаться с тобой в гостинице, да не терпелось своего увидеть.
      Тихон неодобрительно покачал головой и попытался предостеречь друга:
      - Тебе сейчас же следует вернуться в номер, а затем и вовсе покинуть гостиницу. Так передал Белоусов.
      Минуту помолчав, Николай горячо продолжал:
      - Приказ изменен, дружище. Не хочу быть в стороне. Тем более сейчас. Бандиты вряд ли подозревают, что я в городе. Считают меня на том свете. Затянули в ловушку и на радостях перепились. В избе возник пожар. У меня на глазах многие сгорели. Если кто жив, наверняка считают, что и я сгорел. Спасло чудо. Пожар-то сделал я! Ногой ведро с керосином опрокинул, а на полу пьяный цигарку смолил, ну и вспыхнуло.
      - Зачем тебя туда понесло? - не сдержался Тихон.
      Николай огрызнулся:
      - Поживешь - узнаешь. Рад был любой информации. На мели сидел. Хорошо, что ты приехал. Вдвоем легче работать.
      - Ближе к делу, - торопил Столицын.
      Но Кривоносов не слушал его:
      - Хорошо, что именно ты. Как там наши ребята? Настюша, Витька, Юрка Круглов, Маша? Одичал я. В поисках друзей проверил горничную. И сделал своей помощницей. Шура - золото. Не будь ее - с ума сойти можно. У меня не было другого выхода. Доверился ей. Она сказала, что подслушала разговор швейцара с кем-то про меня: "Он из Москвы приехал, Советам и комиссарам помогать. К нам приставлен. Розыск атамана ведет".
      - Это неосторожность, мог бы и не спешить с Шурой, - укоризненно буркнул Тихон, потом согласился: - Хотя, конечно, без связей мы нули.
      - Вот именно, - подтвердил Кривоносов и продолжал свой рассказ. Поздно узнал о Леониде. Вот с этим действительно проморгал. Обрадовался, что своего человека в ресторане нашел. Клюнул на его крестьянское происхождение. "Десять детей у матери. Отец за революцию погиб". И так искренне, правдоподобно у него получалось, что я уши развесил.
      - Он опаснейший бандит, - подтвердил Тихон. - А ты - к нему в объятия.
      - Подожди критиковать. Покрутишься здесь сам - увидишь кузькину мать. Я подольше тебя в угрозыске. Попробуй с ходу пойми, кто здесь свой, кто чужой. На лбу не написано. Швейцар - каналья. Его остерегайся.
      - Это я понял. Продолжай. Что еще выяснил?
      Кривоносов нахмурился:
      - Мне кажется, половина в банде Бьяковского - заблудившиеся в жизни пацаны. Бьяковскому удалось их околпачить, вот они и служат ему.
      - Это ясно. Когда банду выловим - разберемся, кто в чем виноват. Говори о деле.
      - Многие увлеклись романтикой ночных приключений, - упорно продолжал Николай и застонал, упершись рукой в бок. - Кожа до мяса содрана, надо сменить повязку, - пояснил он.
      - Горемыка! Ты знаешь о нападении на родственников Лизы?
      - Слышал. Опять, говорят, Ленька Осоков.
      - Да. А ты ему доверился!
      - Согласен. Поторопился с ним. Но подойдем к главному. В оркестре восемь мужчин. Двоих я видел в лесу. Если не сгорели, в новогоднюю ночь придут. Один из них - конферансье. Приметы - экзема на лице. Бандит отъявленный. Официантов вообще всех подчистую надо брать.
      - Есть такая Зося, певица. Что ты о ней знаешь? - заинтересованно спросил Столицын.
      Николай оживился:
      - Певичка эта очень заносчива. Слезкин сватал за нее племяша. Не согласилась. Никогда никому не разрешает себя провожать. Живет на отшибе, в одиночестве. Путь к ней заказан. Ломаю голову, почему. К Бьяковскому отношения, наверное, не имеет. Но многое знает. Ею тебе с руки заняться.
      - Что так?
      - Начни с нее, добьешься многого. Говорю - много знает. От этой печки и мне надо было плясать, но поздно сообразил. Есть еще один нужный нам человек. Помощница Леонида Настя. Бандит пристает к ней. Сам видел. Она отбивается, но заступиться за нее некому. Кое-что и она может тебе рассказать. Недовольна Слезкиным.
      - Так, а что за публика в гостинице?
      - У меня швейцар, как я уже сказал, вызывает подозрение. По-моему, он из банды. Распорядительница и управляющая - скупщицы краденого. О них я уже дал информацию Белоусову. Со швейцаром у дамочек общие дела.
      - Однако ты много успел.
      - Ха! А со слов Белоусова - неудачник. Ему подай адреса всех бандитов. Один адрес на свой страх и риск узнал, эту самую лесную берлогу, да и ту по ветру пеплом развеял. Ты думаешь, мол, из мальчишества Николай очертя голову принял предложение отправиться в лес? Плохо меня знаешь. Не мог больше ждать. Мне тоже сроки давались. Хлеб зря есть не желаю. Нам не с руки здесь засиживаться. Надеюсь, понимаешь.
      - Разумеется. Ты очень много сделал, - повторил Тихон, - а в том, что в губмилиции предатель, мы не виноваты. Если Белоусов хочет иметь результаты, пусть поработает со своими кадрами.
      - Точно. Итак, до завтра. - Николай встал.
      Пробраться тайком в свой номер ему, однако, не удалось. У самой двери номера господина Беккера его остановила Лиза. В руке у нее был утюг. Лицо девушки вытянулось от удивления.
      - Вы зачем сюда заходили?
      Она подумала, что жилец чужого номера пробрался в комнату Германа Карловича со злым умыслом, и чуть не закричала. Но Тихон успел распахнуть дверь и втащил Лизу к себе. Это ее еще больше удивило.
      - Тише, никому ни слова! Так надо. - Столицын приложил палец к губам. - Со временем все поймешь.
      Это было так неожиданно, что Лиза растерялась. Ошеломленная, она вырвалась из рук постояльца и опрометью бросилась к Шурочке.
      - Знаешь, у твоего Поруки какие-то дела с моим Германом! Боюсь, они оба не те, за кого себя выдают. О господи, еще новость! Я так расстроена. Может, сказать управляющей?
      - Ты с ума сошла! Эти люди для нас с тобой стараются. Ищут преступников, в том числе и тех, кто твою бабку задушил. Они честные, наши, красные. Держи язык за зубами!
      Лиза уважала, любила Шуру, поэтому сразу поверила ей. Но еще долго качала головой. Наконец решилась:
      - Пойду извинюсь перед Германом Карловичем.
      - Правильно, иди. Волнуется, небось, боится, не к управляющей ли ты помчалась.
      Лиза постучала в дверь к Тихону.
      - Извините меня... - Девушка покраснела и вытерла платком глаза. - Не думайте обо мне плохо. Я кое-что сообразила, хоть и поздно. Да и подруга подсказала. Ваша власть... большевистская... - Это ведь тоже и наша власть! Я понимаю, простите...
      - Я был уверен в том, что ты умница! А если дам маленькое задание, выполнишь?
      - Конечно! Не сомневайтесь. Все будет шито-крыто. Никто ничего не узнает...
      - Присмотрись к швейцару.
      - Дяде Степе?
      - К нему. Понаблюдай, с кем встречается. Куда и когда уходит. И мне скажи.
      - Сегодня к нему приходил официант Ленька. Спрашивал, приехал ли тот молодой человек, что к вам заходил. Порука его фамилия.
      - А швейцар что?
      - Сказал, что не видел. Еще ко мне опять Осоков приставал. Сватался. Да я его видеть не могу!
      - Будь с ним осторожна. Избегай его, это подлец.
      - Я так и делаю. А вам буду рада помочь.
      - Запомни: для того, чтобы до конца победила народная власть, все простые и честные люди должны подняться против врагов революции. А бандиты - враги. Еще какие! Сама видишь, сколько от них горя.
      Зося
      Ужинать Столицын пошел поздно. В холле ресторана Зося беседовала с краснолицым молодым здоровяком в форменной тужурке с блестящими пуговицами. Певица была в расстегнутом светло-сером пальто, и ее золотистые волосы, обычно стянутые лентой, на этот раз свободно падали на плечи. Мужчина преподнес ей коробочку монпансье. Девушка открыла крышку и взяла конфету.
      - Вы, Илья, волшебник. Какой аромат! На бал-маскарад придете?
      - И да и нет. - Мужчина явно кокетничал.
      Тихон прикинул: не этот ли хлыщ - племянник хозяина ресторана? Заметил, что Зося взглянула на него с прежним интересом. Ее взгляд словно говорил: "Пора найти повод познакомиться". Вот она наигранно любезно распрощалась со своим собеседником и вошла в зал вслед за Столицыным.
      Тихон сел за свой обычный столик у окна. Свет в зале горел вполнакала. Официанты опустили шторы. И тут в зал ввалилась шумная компания. Пьяный офицер обнимал сразу двух барышень, целовал по очереди и искал место, куда бы их усадить.
      На подмостках рассаживались семь музыкантов, среди них две девушки. Восьмого, как отметил про себя Столицын, не было.
      Вскоре на эстраду вышла Зося в вечернем темном бархатном платье. Конферансье объявил романс "Безумно вас люблю".
      Зося пела удивительно. Тихон с удовольствием слушал ее и в то же время думал, кого из пятерых мужчин-оркестрантов Николай видел в лесу. Вертлявого барабанщика в широченных синих брюках, в истоптанных ботинках с черными гетрами? Он похож не на злодея, а на козла. Сходство усиливала пепельная бородка. Такой не пойдет на разбой. Он, видимо, отец большого семейства.
      Барабанщик, словно почувствовав на себе чужой взгляд, сбился с такта, застучал часто и дробно, за что и получил толчок кларнетиста - развязного малого лет двадцати в кумачовой сатиновой рубахе, в свеженачищенных сапогах, упитанного, с дерзким взглядом. Такой мог быть с бандитами, решил Тихон. Ну, а второй - конферансье. После каждого номера он показывался из-за портьеры. Острые глаза ощупывали посетителей. Между номерами он занимал публику плоскими шутками. Этот крючконосый похож на разбойника. Николай про него говорил, что он весь зал держит в поле зрения. Мог сгореть в лесу. Выходит, уцелел. Однако брови опалены - значит, огонька и ему досталось.
      Снова вышла Зося. Сегодня она пела с подъемом, да и выглядела обворожительно. Тихону она нравилась все больше и больше.
      Народу набралось много: горожане пришли посмотреть наряженную елку, пообщаться со знакомыми, послушать певицу.
      Вышел из кухни в зал старший официант Леонид Осоков. Выглядел он озабоченным, обремененным служебными делами человеком. Длинный черный фрак сидел на нем безукоризненно. Леонид взял у девочки-подростка Насти (о ней Тихону рассказывал Николай) медный поднос и передал на кухню. Цепким пристальным взглядом несколько раз окинул зал. Через два столика от Тихона сидела сухощавая управляющая и пышущая полнотой распорядительница гостиницы. Леонид подошел к ним. Нагнувшись над столом, принял заказ и тут же вырос перед Столицыным с блокнотиком в руке и карандашом на серебряной цепочке. Весь - внимание.
      - Заказывать будете? - подчеркнуто бесстрастно и сухо спросил он.
      - Холодец, картошка, только получше поджарьте. И чай.
      - Холодец, простите, не поджариваем.
      - Вы, любезный, не в духе? - остро глянул на него Тихон.
      Официант смутился, забормотал:
      - Прошу покорнейше прощения... Картофель поджарим, не беспокойтесь. Сырым не подаем. Иначе бы нам давно дали отставку.
      Официант поклонился. Тихон подумал: "Чем обусловлена такая, мягко говоря, развязность? Хам-то он, конечно, хам, да и подонок, но все же лакей, которому полагалось бы лебезить перед солидным клиентом, а не делать замечания..."
      Слезкин-старший тяжело передвигался за буфетной стойкой. Молодые люди сидели на высоких скамеечках с круглыми сиденьями у самой стойки и пили из узких бокалов пиво.
      Сойдя с эстрады, сели за столик и оркестранты - поужинать. Зося прошла к буфету. Что-то шепнула Слезкину, указывая глазами на Тихона. Хозяин тотчас приплелся к нему.
      - Глубочайшее наше вам извинение. Просим в отдельный номер, вполголоса чрезвычайно любезно промолвил Слезкин, утирая платком лоб и слезящиеся глаза.
      - У меня здесь уже взяли заказ.
      Тихон соображал, почему вдруг такое почтение.
      - Туда и принесут, - уважительно настаивал Слезкин-старший.
      "Зосина работа, - догадался Столицын, - приглашением надо воспользоваться", - и последовал за хозяином.
      Тот отогнул угол портьеры.
      - Проходите, господин хороший. Не обижайте. Вам подадут сюда. Салатик из крабов найдем. А то все в общем зале... Огорчаете! Всегда найдем вам место получше, закуску. - Слезкин удалился, но через несколько минут вернулся и приложил руку к груди: - Просим прощения... наша прелестная Зося не стеснит вас? Не помешает?
      - Очень рад. - Тихон встал навстречу вошедшей.
      - Увы, другого места не нашлось, все занято... - объяснила свое вторжение Зося. - Не беспокойтесь, я выпью кофе и уйду.
      - На ночь - кофе?
      - Спать еще не скоро, - скороговоркой ответила Зося.
      - Вы чудесно поете. - Тихон пододвинул девушке стул.
      - О, комплименты... Однако вот нам уже несут. Мне еще идти в полк к солдатам.
      - В полк? - переспросил Тихон. - В армейский?
      - Уж не знаю в какой, но к красным. На Садовой улице их клуб. Волнуюсь. Вы же знаете, что в городе победили большевики. Уже был парад революционных отрядов.
      - И слушал, и видел, как же... А что, пешком пойдете в казармы?
      - Желаете проводить? - Зося засмеялась, показывая ровные белые зубы.
      Тихон выразил полную готовность быть провожатым такой обворожительной девушки.
      - Спасибо, спасибо, но не обременяйте себя. За мной приедут. - Зося глотнула кофе, откусила кусочек пирога.
      Тихон вдруг вспомнил:
      - Какие-то сани давно стоят у подъезда. Красивые серые кони. Не за вами ли?
      - Тогда тороплюсь. Конечно, за мной. Поговорим как-нибудь в другой раз. Надолго к нам?
      - Не очень, - уклончиво ответил Тихон.
      - Не попадитесь в сети нашим красавицам. Прекрасных дам у нас много. Женаты?
      - Холост. - Тихон встал и представился: - Герман. Беккер. По отчеству Карлович. Здесь меня некому рекомендовать, так что приходится самому...
      - Как это ни странно, но я о вас уже слышала. - Певица вскинула тонкие брови. - А меня зовут Зосей. Этими сведениями вы, надеюсь, тоже располагаете. Приходите завтра на новогодний бал. Как летит время! Уже тысяча девятьсот восемнадцатый. Ну, побежала.
      - Мне будет скучно без вас, - вздохнул Беккер.
      - Скучайте на здоровье. - Зося лукаво улыбнулась и исчезла. Остался лишь тонкий запах ее духов.