Операция 'Дипломат'

      - Прошу, как говорят, к нашему шалашу, - произнес он и показал, куда идти.
      Гость вернул ему зипун, которым укрывал плечи. Оба поднялись по кривым ступенькам. Савков каким-то приспособлением в виде согнутого гвоздя открыл дверь в сени. Затем распахнул вторую дверь, и они вошли в маленькую столовую. Остро и сильно пахнуло теплом, вареной картошкой, жареным луком, дымком от потрескивающих в печи на кухне смолистых поленьев. Это был запах милого и родного очага.
      Проводник тут же исчез, а к гостю вышла моложавая, лет сорока, хозяйка квартиры.
      - Добрый вечер, - приветливо произнесла она. - Раздевайтесь. Меня зовут Прасковья Кузьминична.
      Гость поздоровался, поблагодарил женщину, снял шляпу, пальто. Посмотрел в зеркальце на стене, в котором отражалась вся небольшая комната с нехитрой обстановкой: столом, четырьмя стульями, буфетом, пригладил вьющиеся кудри и направился в сопровождении хозяйки в следующую комнату, где его ждали руководители губмилиции.
      - Тихон Столицын, младший агент Московского угрозыска, отрекомендовался он, - прибыл в ваше распоряжение.
      Белоусов встал и, тяжело припадая на раненую ногу, с улыбкой пошел навстречу гостю. Протянул ему руку и почувствовал крепкое мужское рукопожатие. Назвал себя, представил заместителей.
      - Садитесь, небось устали с дороги. Мы вас поджидали еще утром, начал разговор Максим Андреевич, - но, увы, не по расписанию нынче работает железная магистраль.
      - Поезд намного опоздал, хотя назывался скорым. К тому же меня чуть не затерли мешочники. Но добрался благополучно, как видите, цел и невредим, - ответил, тоже улыбаясь, Тихон.
      Гость сразу произвел более выгодное впечатление, чем две недели назад его товарищ. Тот казался менее общительным и более скованным.
      - Курите. - Петухов протянул Тихону раскрытую коробку папирос.
      - Спасибо, вот уж чего не делаю, того не делаю, - смущенно отказался муровец.
      "Прямо-таки красная девица, - вдруг добродушно подумал Рябов. - Как ему поручать мужское опасное дело?"
      А Белоусов искренне похвалил:
      - Молодец, что не курите, и не надо. А то вот мои приятели утверждают, что курящий меньше голодает, дым в желудке якобы глушит аппетит. Ерунда. Если засосет под ложечкой всерьез, махорка не поможет. Ну, это между прочим. А вообще-то соловья баснями не кормят. Проголодались небось за сутки езды?
      - Не очень, - слукавил Тихон.
      Как юноша ни старался зачесать пятерней свои смолисто-черные кудри, они упрямо спадали на гладкий, чистый лоб. И комиссар про себя отметил: "То, что нужно, ни дать ни взять буржуйский сынок. Одеть, конечно, соответственно - и будет стопроцентный барчук".
      Дверь снова распахнулась. Хозяйка внесла сипящий пузатый самовар. На столе появились сыр, картошка, хлеб и пирог.
      При виде еды у голодного Тихона закружилась голова.
      - Мы тоже не обедали, так поужинаем вместе, - предложил Максим Андреевич.
      Чтобы не выдать голода и продлить удовольствие, гость ел бутерброд с сыром медленно, не спеша запивая его чаем.
      Белоусов приступил к главному.
      - В городе есть гостиница купца Слезкина. Имеем данные, что оттуда ведут нити в банду Бьяковского. Можно было бы прикрыть купчишку. Но дело не только в нем. Вряд ли в гостинице главная ставка бандитов. У атамана много "малин" и притонов. Где? Это необходимо разведать. Банду надо вырвать с корнем, вместе с Бьяковским! Своих сил еще мало. Половина милиционеров, получая жалование, в ведомости ставят крестики. Вот и запросили помощи в МУРе. Пойдете вторым разведчиком в логово "Серого волка". Ваш товарищ Николай Кривоносов, похоже, не из робкого десятка. В Москве ему сопутствовал успех, а здесь он малость забуксовал. Что вы перестали есть?
      - Кажется, насытился. Благодарю, ужин был царский. Разве еще кусочек пирога...
      - Не стесняйтесь, будьте как дома, видим ведь, что проголодались. Так что скажете по поводу нашего предложения? - Белоусов с интересом ждал ответа.
      - В разведку так в разведку. А о Николае скажу только хорошее. Знает дело. Участвовал во многих ночных операциях на Хитровом рынке, на Сухаревке. В Марьиной роще вышел на чрезвычайно опасного бандита - дружка атамана московских грабителей Леньки Кошелькова. Без единого выстрела доставил его в уголовный розыск! Да и вообще многих преступников обезвредил. Награжден именными часами.
      - И вы, я знаю, тоже отличились. Слышал, - улыбнулся Белоусов. - А сейчас помогите нам разделаться с окскими головорезами.
      Тихон совершенно освоился, чувствовал себя свободно. Ему понравился спокойный и волевой Белоусов, озабоченные Рябов и Петухов, которые незаметно пододвигали гостю свои куски пирога.
      Столицын поинтересовался, много ли людей знает о его прибытии.
      - Мы трое. - Начальник губмилиции обвел взглядом присутствующих. Связной Савков - четвертый. Хозяйка квартиры Прасковья Кузьминична пятая. Круг самый узкий. Мы тоже остерегаемся утечки информации. Могут быть и в нашей среде лазутчики того же Бьяковского. Народ в милиции, к сожалению, достаточно не изучен. Вы на фронте были? Чувствую солдатскую выправку.
      - Почти год воевал, имел ранение. Сейчас здоров.
      Столицыну задавали вопросы. Молодой человек толково на них отвечал. Сообщил, что до революции учился в университете, воспитывался у тетки в Москве, хотя родом из бедной мещанской семьи. Знает немецкий, немного французский.
      - То, что нам нужно! - воскликнул Белоусов и поднялся с места. Сделал шаг и поморщился от боли, три глубокие борозды пересекли лоб.
      Тихон прикинул: "Сколько же ему лет - сорок, сорок пять? Фигура, статность как у молодого".
      - Будете выдавать себя не просто за барчука, а за сына царского дипломата, спешно покидающего Россию. Улаживаете, мол, свои дела в Москве, но там оставаться не хотите, побаиваетесь расправы. Поджидаете в Окске оказию, чтобы двинуть за границу.
      - Операция "Дипломат", - сказал Столицын.
      - Что? - не понял Белоусов.
      - Это так принято: каждой операции давать какое-либо условное название. Ну вот...
      - Понимаю, - усмехнулся комиссар. - Ну что ж, "Дипломат" так "Дипломат". - И продолжал: - Документы заготовим какие следует. Комар носа не подточит. На эту приманку бандиты должны клюнуть, по крайней мере заинтересоваться вами. Им ведь нужны связи с такими дипломатическими "тузами": никогда не помешает возможность тоже драпануть за границу. А стало быть, есть шанс войти в их среду. Нам будете посылать весточки через Федора. Надеюсь, познакомились с ним на вокзале?
      - Вполне. За полчаса подружились, поняли друг друга.
      - Он всем нам как родной, - заметил Петухов, поглаживая усы.
      - Это точно, но приступим к делу. У нас очень мало времени. Люди живут в голоде, холоде, а тут еще бандиты измываются. Мы призваны обеспечить людям безопасность. А силенок у милиции еще маловато, вздохнул Белоусов.
      За последние дни он пожелтел, осунулся. Валерий Ивлевич и Семен Гаврилович знали, что он в пятнадцатом году был приговорен к пожизненной каторге. После Февральской революции выпущен из Петропавловской крепости с открытой формой туберкулеза легких. Дважды тяжело ранен на фронте.
      Рябов и Белоусов уже не раз работали вместе. В четырнадцатом на фронте они выполняли общее задание партийной ячейки. Потом их судили за социалистическую пропаганду. Оба бежали из-под стражи. На время их пути разошлись. В октябре семнадцатого встречались в Окске. Когда Белоусова, ставшего членом ревкома, назначили начальником губмилиции, Максим Андреевич, не колеблясь, пригласил на должность заместителя по оперативной работе Рябова. Заместителем по наружной службе ревком утвердил фронтовика Петухова, ставшего тоже близким другом Максиму Андреевичу.
      Белоусов оглядел всех строгим взглядом.
      - Вопросы есть? Нет. Пора по одному расходиться. Пусть наш гость отдохнет перед трудной работой.
      Первым засобирался Рябов. Встал. Широкоплечий, приземистый, в широких яловых сапогах, кожаной тужурке, военного покроя фуражке, на боку маузер. Неторопливый, основательный. Затем ушел, слегка сутулясь, высокий, худощавый, в просторной шинели и штатской фуражке Петухов.
      Белоусов остался наедине с Тихоном, чтобы подробнее пояснить обстановку.
      - Проникновение в логово преступников под благовидной личиной всегда считалось верным делом. Пойдем и мы по этой дорожке. Жить будешь - кум королю и сват министру. Деньжат дадим, золотые безделушки напоказ нацепим. Кое-какое трофейное барахлишко скопилось, наденешь. Без. нас тут примеришь. Погляжу на тебя завтра поутру. Извини, перешел на "ты". Тебе сколько лет?
      - Девятнадцать.
      - А мне, брат, в два раза больше. Так что имею право. А барахлишко есть, для дела не жалко... Итак, операция "Дипломат", говоришь? Годится.
      - Не возражаете?
      - Нет, зачем же? Смотри только, чтобы тебя и в самом деле за дипломата приняли. А то они "возразят" по-своему, по-бандитски...
      Максим Андреевич провел Тихона в спальню. Остановился у платяного шкафа. Открыл его.
      - Складывай сюда свои доспехи. Рядом с одеждой друга.
      Столицын жадно всматривался в кургузую тужурку, свитер, ветхий костюм, истоптанные туфли Кривоносова. С любовью подержал в руках связанный невестой Николая рыжеватый шарф. Острым взглядом нашел искусно заштопанную дырку от бандитской пули.
      Кривоносов был ранен в шею на Хитровом рынке. Прямо оттуда его привезли в госпиталь. Поместили в палату, в которой уже лежал с забинтованной грудью красногвардеец Тихон Столицын. Койки оказались рядом. За несколько дней молодые люди сдружились. К Николаю каждый день наведывалась невеста Настя. Девушка из простой рабочей семьи была необыкновенно чутка, нежна с раненым. Тихон по-доброму завидовал товарищу. "Вылечусь - сразу женюсь, - говорил Николай, - а то упущу счастье". Но, вылечившись, закрутился, словно на карусели. Да и невесте, работнице центрального московского телеграфа, приходилось трудиться по двенадцать часов в сутки. Обоим было не до свадьбы. Потом Кривоносову выпала эта командировка в Окск. Узнав, что туда же едет Тихон, Настя просила передать Николаю большой привет. "Скажи Коле - каждый день о нем думаю. Люблю сильнее прежнего. Пусть скорее приезжает".
      Вспомнилось все, что сделал для него Николай: нашел работу в уголовном розыске, дал угол в собственной комнате. Как настоящий друг, делился краюшкой хлеба. Тихону очень хотелось увидеть Николая и обнять по-братски.
      Из предложенной одежды Столицыну пришлись по вкусу темный сюртук, шелковый жилет, табачного цвета брюки, два костюма - серый и черный, пальто с бобровым воротником, две пары обуви и кое-какие мелочи. Разных вещей набрался огромный чемодан. Теперь Тихону было в чем показаться людям.
      Человек долга
      Белоусов распрощался с Прасковьей Кузьминичной и снова направился в управление губмилиции, сказав Тихону напоследок: "Ночь не спи, а выработай к утру гордость за свой гибнущий буржуазный класс, переполнись заносчивостью. Войди в роль человека, который презирает революцию, Советы, пророчит им скорую неминуемую гибель".
      Хорошо зная каждый переулок, даже каждый дом Окска, Максим Андреевич отправился в губмилицию кратчайшим путем, по привычке держа руку в кармане на рукоятке снятого с предохранителя пистолета.
      Ветер усилился, трепал полы шинели. Стало подмораживать. Изморось превратилась в поземку и словно жестким веником хлестала пешехода.
      Белоусов распахнул дверь в дежурную часть. И лицом к лицу неожиданно столкнулся с женой.
      - Наконец-то! - вырвалось у нее. Анна с тревогой и нежностью глядела на мужа. Тот чувствовал себя виноватым: не пришел ни к обеду, ни на ужин, как условились, и не предупредил. Надо было оправдываться, извиняться.
      - Совсем закрутился, - примиряюще улыбнулся Максим Андреевич. Прости, пожалуйста. Последний раз.
      Анна глубоко вздохнула. А что делать? Укорять супруга? Устраивать семейные сцены? Это было не в ее характере, к тому же она знала, за кого выходила замуж.
      - Как обстановка в городе, что нового? - спросил комиссар у козырнувшего ему высокого красивого парня с повязкой на рукаве "дежурный по милиции".
      - С минуты на минуту доставят двух грабителей - они напали на рабочую кассу хлебопекарни. На происшествие выехал Валерий Ивлевич Петухов. По телефону уже сообщили: преступников везут на подводе. Ранен наш милиционер Караваев, он направлен в госпиталь.
      - Пусть Петухов позвонит мне домой, когда вернется, и доложит подробнее.
      Белоусов вошел в свой кабинет, за ним последовала Аня. Она все-таки не сдержалась, чтобы не сказать мужу:
      - Каждый день убитые, раненые. Разве мне легко так долго не иметь о тебе вестей?
      - Больше не повторится. Клятвенно заверяю, - притворно-серьезным тоном сказал Максим Андреевич.
      - Смотри, а то рядом с тобой весь день буду ходить, - строго заметила Аня.
      - На все согласен. - Белоусов вытащил из ящика стола пакет и передал жене. - Возьми, фунт сахара и полкило баранок. Теперь работникам милиции каждую неделю будут давать паек. Распоряжение Бугрова. Так что с голоду не умрем. Помнишь Савелия?
      - Ильича?
      - Его.
      - Как же, у нас на свадьбе поднимал тост за скорую революцию.
      - Теперь председатель ревкома. Достается ему куда больше, чем мне. Не позавидуешь. У меня-то работенка тихая... А сейчас без задержки идем домой. Двенадцатый час ночи.
      - Конечно, домой. Хотя по тебе вижу - готов остаться здесь хоть до утра. Тихая у него работа, видите ли, - не унималась Анна.
      - Ну почти тихая, - постарался успокоить жену Максим Андреевич. - А сейчас мы уходим, и немедленно. Наряд хороший, дежурный надежный, нечего мне всех подстраховывать.
      И действительно, это было так. Костяк управления губмилиции составил отряд красногвардейцев, выделенный Военно-революционным комитетом. Это были проверенные, закаленные, бесстрашные сотрудники. Они подавали хороший пример мужества, выносливости, самоотверженности в отношении к своему служебному долгу.
      Белоусов вышел не через приемную, а через дежурную часть, где на стене висел боевой лозунг: "Наша миссия почетна и ответственна - вести решительную борьбу с врагами социализма". На улице Аня взяла мужа под руку и прижалась к его плечу. Одеты они были легко для такого пронзительного ветра: Аннушка в старенькой цигейковой шубке и барашковой шапочке, Белоусов - в жиденькой шинели, фуражке, сапогах. Он шел, припадая на больную ногу.
      - Бедный ты мой комиссар. Я так волнуюсь, так переживаю за тебя! Все время удивляюсь, откуда у тебя столько сил. Прошлую ночь спал два с половиной часа, позапрошлую и того меньше. Я не помню, чтобы ты вечером лег, а утром встал. Завтра когда будить? А вернее, сегодня уже.
      - В пять, Аннушка, в пять, а то опоздаю на важную встречу.
      Он взглянул на циферблат своих карманных часов. Стрелка уже перевалила за полночь. А сам подумал: "Надо успеть раненько, чуть свет побывать у Прасковьи Кузьминичны. Самому убедиться в готовности Тихона. Малейшая оплошность может загубить дело".
      В это время к управлению подъехала подвода. Двое милиционеров начали стаскивать с нее связанного грабителя. Взмыленный конь храпел, над ним клубился пар.
      - Стой, погоди! - всполошился Белоусов и, повернувшись к жене, просяще добавил: - Надо сходить, разобраться.
      Но Аня крепко сжала его руку, привстала на цыпочки и приблизила свое лицо к лицу мужа.
      - Ну что ты маешься? Без тебя Петухов и Дьяконов разберутся. На каждого бандита разве тебя хватит? Больше доверяй своим помощникам.
      - И то правда. Ты у меня молодец. Все, пошли спать.
      Сердце Максима Андреевича переполнилось нежностью к жене. "Измучил ее. Все мои милицейские тревоги она делит вместе со мной. Что бы ей сделать приятное? Вот сейчас, именно сейчас, когда есть на это время? Сказать что-нибудь хорошее, что ли?"
      И он ласково произнес:
      - Какая же ты у меня замечательная! Мне так легко, хорошо с тобой! Жаль, что так мало времени нам удается побыть вместе.
      Аннушка опять сильно прижалась к локтю мужа, приноравливаясь к его ковыляющему шагу. А Белоусов с чувством продолжал:
      - Повезло мне с женой. Долго выбирал и не ошибся. Умная, заботливая, красивая...
      - Ну-ну, совсем захвалил. Смотри - зазнаюсь.
      - Нет, правда. Часто сравниваю тебя с самыми известными красавицами, даже с Верой Холодной. И никто ни в какое сравнение не идет. - Он весело улыбнулся жене.
      - Ну довольно, довольно, а то растаю...
      - Говорю точно. А фигура!.. - продолжал Белоусов.
      - Ты у меня неслыханный врун! Ну какая там фигура, - Аннушка доверительно и многозначительно хохотнула, - особенно сейчас. Хоть бы скорей...
      - Да-да, хоть бы скорей, - согласился Максим Андреевич. - Подожди еще чуть-чуть, добьем банду и легко вздохнем.
      - Вот-вот, ты все о своем...
      - Нет, о нашем. Тогда я по ночам реже стану работать. Много времени буду рядом с тобой. И все пойдет своим чередом.
      Дела семейные
      Едва они оказались дома, Максим Андреевич прямо в прихожей приблизился к жене, поцеловал в шею, в голову, потрепал ее темно-русые волосы, обнял. Бесконечно дорога была она для него.
      ...Пять лет назад Ане, двадцатилетней красивой девушке из бедной семьи, сделал предложение сын известного в городе купца Слезкина. Штабс-капитан приехал тогда к родителям на побывку. Он ходил в зеркально-блестящих офицерских хромовых сапогах, в шинели из отличного английского сукна, на погонах выделялась красная полоска по зеленому полю.
      Мать уговаривала Анну принять предложение богатого жениха. Захотелось старушке безмятежного счастья для дочери, ибо знала, как трудна жизнь жены рабочего человека, на себе испытала. Аня поддалась уговорам и стала женой заносчивого гуляки Ильи Слезкина. Она никак не ожидала, что при первом же упреке мужу на нее обрушится свекровь.
      - Как ты смеешь, голь перекатная, укорять моего сына! Ты должна ему ноги целовать. Кто вытащил тебя из собачьей конуры? Живешь в хоромах, ходишь в шелках. Еще раз голос подашь - сама поколочу! - грозила свекровь.
      А пьяный Илья, ухмыляясь, кивал:
      - Точно-с, так и будет-с. Я маманю знаю...
      Улучив минутку, Аня собрала в узелок все свое приданое и сбежала из особняка к родителям, в хатку с двумя подслеповатыми окошечками и сарайчиком, где визжал поросенок и кудахтали три курицы.
      Уязвленная свекровь тут же заставила сына развестись с Анной. Чуть больше года она была купеческой женой. После развода пошла работать в военный госпиталь сиделкой, затем, окончив курсы, стала сестрой милосердия...
      Эту историю Белоусов хорошо знал.
      Сейчас Аня высвободилась из объятий мужа и шутя заметила:
      - Поцелуями сыт не будешь. Пойду разогрею картошку и чай. Иди мой руки.
      Белоусов открыл кран, склонился над раковиной, поймал ртом струю и быстро, чтобы не заметила Аня, напился сырой воды. Никак не мог он привыкнуть к внушаемой ему Анютой ("без пяти минут доктором", как любил он ее называть) мысли: "сырая вода вредна, так как она подается из загрязненных источников".
      Аня уже зажгла керосинку и в халате, тапочках легко, бесшумно двигалась по кухне.
      Максим откровенно залюбовался ею. И хотя у жены уже начал обрисовываться под халатом живот, она по-прежнему была стройна и, как многие беременные женщины, еще более мила, обаятельна и даже величественна. Ее карие глаза, обрамленные сверху широкими дугами черных бровей, а снизу - синевой от усталости и недосыпания, смотрели спокойно и нежно. Белоусов невольно вспомнил первое знакомство с Аней в военном госпитале.
      Временное правительство, образованное в результате Февральской революции, первые месяцы особо не притесняло ни организаций, ни собраний большевиков. В Окске в открытую формировались и обучались отряды красногвардейцев. Однако с середины лета семнадцатого года положение резко изменилось. Начались стычки красногвардейцев с юнкерами, те вскоре перешли в открытое наступление, взялись за ликвидацию большевистских комитетов. Однако раненых красногвардейцев пока беспрепятственно продолжали лечить в военном госпитале. А с 28 июля в госпиталь перестали принимать раненых большевиков и начали досрочно выписывать недолечившихся красногвардейцев.
      Савелий Бугров направил свой отряд во главе с Белоусовым в госпиталь.
      - Где кабинет главного врача? - спросил Максим у хорошенькой кареглазой девушки в чистом, до блеска накрахмаленном халате, которая встретилась ему в узком коридоре, заставленном койками с больными.
      - А зачем он вам? - спросила девушка. - Я дежурю по этому этажу и должна доложить врачу, кто его хочет видеть.
      - Мандаты при нас. Ведите прямо к нему. Мы из комитета большевиков.
      - Ах, вот оно что! - неожиданно для Белоусова обрадовалась девушка. А я-то думала - от эсеров. Вы насчет своих раненых? Поговорите с ним. Мы, медсестры и нянечки, хотим объявить забастовку, если так будет продолжаться. Больные все одинаковые. Никаких различий между ранеными не должно быть, - торопливо говорила она.
      - Как вас зовут? - с интересом спросил Максим, которому понравились такие рассуждения. - И кем здесь работаете?
      - Зовут меня Анной, работаю сестрой милосердия. Сочувствую большевикам. - И, словно отвечая на вопросительный взгляд Белоусова, тихо добавила:
      - Отца на днях избили нагайками полицейские. Так кого же мне любить и уважать?
      - За что его так?
      - Выступил с воззванием к рабочим вагонного цеха железнодорожных мастерских. Там он работает слесарем.
      - В митинге участвовал, и только?
      - Именно. Вы понимаете, они получают в два раза меньше, чем рабочие в других цехах. Их замучили штрафами. Отец от имени уполномоченных цеха призвал рабочих к стачке, пока администрация не удовлетворит их требований.
      - Что за требования?
      - Повысить расценки вдвое. Отменить сверхурочные и работу в праздники. Удалить мастера Филимонова за дикие издевательства над рабочими и шпионские доносы в полицию. Но Филимонов вовремя позвонил куда следует. Налетели полицейские, высекли отца и еще троих уполномоченных нагайками. Пригрозили арестом. Отец третьи сутки пластом лежит.
      - Сейчас они все могут, - возмутился Белоусов. - Отцу нужно пойти к врачу и засвидетельствовать побои. Справка пригодится. Не все их верх будет.
      - Да кто ему даст нынче такую справку?
      - Пусть не говорит, что от полиции пострадал, а скажет - хулиганы избили.
      В госпитале Максим Белоусов быстро и точно справился с заданием. Сочувствие персонала к его словам было полное: раненые красногвардейцы так же нуждаются в помощи медиков, как и все остальные. Маленький лысый главврач в очках с золотой оправой враждебно молчал, но, видимо, покорился воле большинства.
      Когда Максим вышел из госпиталя, перед ним словно из-под земли выросла сестра милосердия Аня. Она была в кофточке поверх платья, косыночке. Без халата. "Значит, сдала дежурство и уходит домой", - подумал Белоусов.
      - Спасибо вам... Теперь все должно быть по-другому. Вы так страстно, убедительно говорили. И мою историю привели в пример, с отцом. Я сначала испугалась, а потом подумала: пусть...
      - Да как же было ваш пример не привести?.. - Белоусов вдруг осекся и неожиданно спросил: - Вам куда?
      - На улицу Пушкина. Это далековато. Окраина.
      - А что если я вас провожу?
      - Спасибо. Буду рада. Тем более, я боюсь ходить по улицам, когда стемнеет. С сумерек до утра в городе хозяйничают бандиты. Вы же знаете.
      - Идемте.
      Дорогой оба молчали, им совсем не хотелось говорить, им и так было хорошо друг с другом.
      Наконец Аня сказала:
      - Пришли. Здесь я и живу с сестрой, мамой и отцом. Если бы не так поздно, зашли бы в палисадник посидеть на скамейке.
      - В другой раз. Я к вам обязательно сам зайду на днях в госпиталь. Позвоню, узнаю, когда вы дежурите, и приду.
      - Можете даже завтра, я работаю днем.
      Она неловко, "лодочкой" протянула на прощанье руку:
      - До скорой встречи, Максим Андреевич. Так вас назвал главный врач?
      - Да, именно так.
      Белоусов, попрощавшись, почувствовал волнение, какого он давно уже не испытывал.
      Прошла суматошная неделя. Как-то под вечер Белоусов оказался на городском митинге в парке. И вдруг у самого его уха раздался знакомый голос:
      - Вот где я вас встретила!
      Это была Аня.
      - Здравствуйте. - Максим нежно сжал руку девушки. - Какими судьбами вы здесь?
      - Честно?
      - Конечно. Мы же друзья.
      - Предчувствовала, что вы будете на митинге. Искала встречи. Может быть, не стоило? - Она словно с вызовом бросила на него лукавый взгляд.
      И снова была прогулка в сумерках. Теперь Максима пригласили в дом.
      Там он познакомился с отцом Ани, который уже ходил, все еще охая от боли, в боках, и с матерью - чудесной простой женщиной. Максим быстро нашел с ними общий язык и понравился им.
      Когда в конце сентября Белоусов собрался в Москву на встречу с Ногиным, он отдал ключи, от своей квартиры Ане:
      - Присмотрите за ней.
      - С удовольствием. Я приду на вокзал вас провожать.
      Здесь у подножки вагона они впервые поцеловались.
      - Но ведь я намного старше вас, - сказал он.
      - Тебя, а не вас. Это во-первых. А во-вторых, это не имеет значения. Хочу всегда быть рядом с тобой. Если ты согласен... Возвращайся скорей и береги себя.
      Потом была скромная, но счастливая для Ани и Максима свадьба.
      "Такая у них служба"
      После ужина Белоусов вспомнил о ненаписанной докладной записке в губком партии и, хотя сон валил его с ног, все-таки превозмог себя и сел за стол. Пока жена мыла в кухне посуду, настрочил две страницы.
      Аня вошла в комнату, вытирая руки о подол фартука.
      - Хватит писать. Давай хоть пять минут поговорим о семейных делах.
      Белоусов поднял глаза на жену и сказал невпопад:
      - Обязательно поговорим...
      - Да отвлекись ты, Максим! - Она подошла к мужу и взъерошила ему волосы. В эту минуту лицо Белоусова было совсем юным, как у мальчишки.
      За недолгие месяцы супружеской жизни Аня поняла, что одно ее присутствие развеивает у Максима тяжелые думы. Но сейчас она собиралась рассказать о своих тревогах. Однако, не решаясь, начала разговор не с того, с чего хотела.
      - Стены в нашей комнате хорошо бы побелить. Надо к Новому году пол и кухню привести в порядок.
      - Сделаем ремонт летом. Но ты чем-то обеспокоена? Похоже, не ремонтом. По глазам вижу. Выкладывай, что стряслось.
      - Спрашиваешь, что? Слушай. Встретила я Сергея Слезкина, брата бывшего мужа. Он сказал, что Илья в городе. Оставил полк. То ли по ранению, то ли дезертировал.
      - Его роту разбили под Орлом. Я это знаю. Илья в списке тех, кого мы ищем... Аннушка, я бы с удовольствием купил тебе билет и отправил к моей матушке в Подольск. Мне спокойнее будет. Говорил с твоими родителями - они тоже "за".
      - Нет, Максим, и не думай. От тебя я никуда не уеду. С тоски там умру. Изведусь от неизвестности: что тут с тобой.
      Зазвонил телефон.
      - Слушаю. Ну-ну. Так. - Белоусов хлопнул себя по лбу. - Этой ночью? Донесение от Кривоносова? Иду. Сколько человек с Дьяконовым? Двенадцать? Начальник милиции положил трубку и стал быстро собираться.
      - И ты пойдешь? - расстроилась Аня.
      - Это на полчаса. Засекай время. А лучше ложись спать. Приду, нырну в теплую постель. Очень срочное дело.
      Белоусов покрутил барабан нагана. Вложил оружие в боковой карман демисезонного пальто.
      - Ты не в шинели?
      - Надоела за день, намокла, тяжелая, плечи оттянула.
      Он поцеловал расстроенную жену и вышел из квартиры. На улицах тускло горели фонари. Из головы не шел разговор об Илье Слезкине. Если он здесь, значит, будет всячески вредить. Любому большевику при случае перегрызет горло, как бешеная собака.
      Нестерпимо заныла нога. Белоусов едва доковылял до церкви, которую, по чрезвычайному сообщению разведчика Кривоносова, этой ночью должны были грабить бандиты. Максим Андреевич хотел лично убедиться в надежности засады, в готовности опергруппы во всеоружии встретить шайку атамана Бьяковского.
      Анна не ложилась спать без мужа. Укутавшись шерстяным платком, накинув на плечи пальто, она начала гладить свежее вымерзшее на балконе белье. Мысли сначала крутились вокруг Ильи Слезкина: он в городе, как бы из этого не вышло чего-нибудь худого для нее и Максима. "Может быть, действительно, - думала Аня, - зиму провести у Максимовой родни?.."
      Часы пробили два раза. Анна вышла из квартиры и поднялась со своего второго этажа на третий. Легонько постучала в дверь. Через минуту она стояла в прихожей Рябова. Его супруга, Настасья Кирилловна, флегматичная, полная, розовощекая женщина, успокоила Анну.
      - Не томитесь зря. Идите отдыхайте. Чай, ребенка ждете, вам покой нужен. Послушайте меня, старую, троих родившую: не волнуйтесь. И моего нет. Значит, оба на службе.
      - Обещал прийти через полчаса - и нет. А вдруг что случилось?
      - И мой все время под утро заявляется. Такая у них служба. Одно слово - рабоче-крестьянская милиция. Придут невредимые.
      Анна немного успокоилась, попрощалась с Рябовой и вернулась к себе. Но спать так и не легла. Ей мерещилось, что Илья вдруг внезапно напал на Максима, ранил или, того хуже, убил... Наконец-то щелкнул ключ, хлопнула дверь. Максим! На глазах у Анны заблестели слезы радости. Она выбежала в прихожую.
      - Все глаза проглядела, ждать устала. Порохом от тебя пахнет. Стрелял, что ли? Рассказывай.
      Анна сняла с мужа пальто, фуражку, потерла ему уши, щеки.
      - Шапку носи. Уже мороз на дворе, зима наступает, а он в кепочке прогуливается.
      - Обязательно выполню все твои указания. А теперь давай спать. Ты хочешь бай-бай? - скрывая озабоченность, шутливо проговорил Белоусов.
      - Очень.
      - Я тоже. К тому же рано вставать. Пора, так сказать, отдаться Морфею.
      В постели Максим сделал вид, что сразу заснул. На самом деле его не покидали беспокойные мысли о только что проведенной операции. На первый взгляд, все оказалось так, как сообщил Кривоносов. Выходит, разведчик все-таки вошел в доверие? Возле церкви Дьяконов подполз к Белоусову и, задыхаясь от волнения, прошептал: