Операция 'Дипломат'

Скубилин Геннадий
Операция 'Дипломат'

      Геннадий СКУБИЛИН
      ОПЕРАЦИЯ "ДИПЛОМАТ"
      Повесть
      ОГЛАВЛЕНИЕ:
      Эхо исторического залпа
      Начало
      Столичные помощники
      Человек долга
      Дела семейные
      "Такая у них служба"
      Агент номер два
      Расшифрован?!
      Откровенный разговор
      Герман Карлович Беккер входит в роль
      Первый приемный день
      Встреча друзей
      Зося
      Беккера проверяют
      Ночной визит
      Горничная помогает
      "Неудачник"
      Предатель разоблачен
      Новогодний бал близок
      Облава
      Похороны
      Одиночество
      Ба! Знакомые все лица!..
      Среди "серых волков"
      Кто вы, господин Беккер?
      В логове
      Конец атамана
      ________________________________________________________________
      Эхо исторического залпа
      В середине ноября семнадцатого года в небольшом губернском городе Окске, куда молнией донеслась весть о победе большевиков в Питере и Москве, Советы рабочих и солдатских депутатов после короткой и жестокой схватки с контрреволюционными силами тоже взяли власть в свои руки.
      Военно-революционный комитет организовал парад красногвардейских отрядов.
      На самой большой площади города, фасадом к которой были обращены два красивых двухэтажных здания - гостиница и ресторан купца Слезкина, проходил митинг. К многолюдной площади подходили и подходили горожане. Председатель Военно-революционного комитета Савелий Ильич Бугров, высоченный матрос в поношенном бушлате, с маузером в деревянной кобуре, выделялся среди других комитетчиков, стоявших на дощатой трибуне. Он выступал первым.
      - Временное правительство, как и Николай-кровавый, провалилось в тартарары. Пролетарская революция, о которой мечтали простые люди, свершилась! Керенский переоделся в бабье платье и позорно дал деру. Наши враги разбиты. Но борьба со свергнутым классом и его наймитами еще не кончена. Буржуазия спустила с цепи на честных людей не только офицерье, но и бандитов. Запомните: все нарушители революционного порядка, все, кто появляется на улицах в пьяном виде, все, кто чинит насилие и грабежи, есть предатели рабочего дела. С ними будем поступать по всей строгости революционного порядка!..
      Жизнь в городе бурлила: наступило тревожное время ожидания неведомых перемен и еще более неведомых потрясений. Непрерывно заседал губернский комитет большевиков. На его плечи легла забота о судьбе населения городов и сел губернии. Нельзя было допустить, чтобы хоть на один день прервали работу заводы, фабрики, магазины, лавки. Необходимо было срочно очистить улицы и площади от следов недавних боев, восстановить разрушенные здания, вдохнуть новую жизнь в старые учреждения.
      Чиновники, за малым исключением, уклонялись от работы, а то и просто мешали налаживать дело, уничтожали и прятали важные государственные документы. Резко ухудшилось снабжение населения хлебом, топливом, товарами первой необходимости. Но несмотря на многочисленные трудности, большевистская организация быстро росла и набиралась опыта управления губернией.
      А контрреволюция зверела: устраивались диверсии, усиливался бандитизм. Жизнь в городе замирала, едва наступали сумерки. Чиновники, купцы, дворяне и мещане, все враги новой власти еще засветло лязгали засовами ворот, дверей, тщательно закрывали дубовые ставни и спускали с цепи собак. К ночи на улицах опустевшего города слышен был только переливчатый собачий лай.
      Уже вечером город погружался в темноту. Лишь в центре - у гостиницы и ресторана Слезкина зажигались восемь керосиновых фонарей. Осенний ветер с разбойничьим посвистом носился по мостовым. Лязгали задравшиеся на крышах листы железа, гудели уличные столбы, оклеенные скучными старорежимными объявлениями: "Продается пенька", "Артель делает свечи", "Найден кошелек, обращаться в общество милосердия", "Ищу няню, знающую французский". Обрывки газет, афиш, картона носились по улицам, скапливались в кучи мусора на тротуарах...
      Бесчинств в ночное время регистрировалось в милиции много. Наводила ужас банда некоего Бьяковского. Имя атамана - Мишка Бьяк - заставляло горожан трепетать. И не напрасно. Грабители из его шайки рыскали по темным переулкам и задворкам. Нападали на первого встречного, выворачивали карманы, раздевали, заламывали руки, били, а то и душили. Громилы сворачивали с дороги подводы с мукой, как-то даже утащили сейф с деньгами из комиссариата земледелия. Повсюду они оставляли "визитную карточку" маленький клочок серой бумаги с нацарапанными словами "Серый волк".
      Каждую ночь волчья свора подчистую разоряла то жилой дом, то лавку, то учреждение. Но особой любовью у бандитов пользовались городские церкви. Из них они тащили в свое логово бесценные иконы, утварь, уникальные золотые и серебряные изделия.
      На одном из своих заседаний губком большевиков поручил члену Военно-революционного комитета Максиму Андреевичу Белоусову организовать рабоче-крестьянскую милицию, предоставив ему широкие полномочия во всем, что могло способствовать наведению в городе в кратчайший срок революционного порядка.
      Белоусов начал с главного - обратился к народу. Он выступал на заводах, фабриках, мобилизуя рабочих на укрепление порядка и попутно подбирая нужных людей. С двумя своими заместителями - Рябовым и Петуховым - он составил смету на содержание губернского управления рабоче-крестьянской милиции. Новый орган правопорядка стремительно становился боевым коллективом.
      Прикидывали, где разместиться. В старом здании полицейской управы? Неприятно будет работать. Поймет ли народ? Ведь милиция - совершенно новый орган Советов, а на здании полицейской управы для большинства жителей города лежал мрачный отпечаток тяжелого прошлого. Люди помнили, что во время боев революционных отрядов с эсерами и меньшевиками засевшие в нем контрреволюционеры долго и яростно отбивались.
      Решили разместить управление милиции в двухэтажном здании Российско-американского коммерческого общества. Этот красивый особняк с мраморными колоннами был, по сути, бесхозным островком среди других учреждений города.
      Взяв с собой группу красногвардейцев, Белоусов на автомобиле въехал в Кутузовский переулок, примыкающий к Никитской площади, переименованной в площадь Революции. Постучал рукояткой маузера в дубовую, блестящую от лака дверь. Звякнула щеколда, и в щели показалась козлиная бородка швейцара.
      - Кого тут леший носит? Не велено пущать! - прокуренным и простуженным горлом прохрипел старик.
      Белоусов решительно и широко распахнул дверь:
      - Входим, товарищи. Потеснись-ка, дед.
      Швейцар, увидев людей с винтовками за плечами, попятился в сторону. Белоусов осмотрелся. Из просторного коридора налево и направо вели двери в кабинеты. Комиссар прикинул: здесь можно разместиться. Уверенно зашагал по коридору.
      - Где тут приемная бывшего председателя общества?
      Швейцар угодливо открыл массивную дверь:
      - Тут-с.
      За письменным столом сидела белокурая девушка и неумело била пальцем по кнопкам пишущей машинки. Печатала медленно, с большим трудом.
      - Новенькая, что ли? - весело спросил комиссар.
      - Вторую неделю работаю... - Девушка испуганно уставилась на вооруженных людей.
      - Барышня, сзывайте всех служащих, разговор будет, - распорядился Белоусов, назвав свою должность. - Поторопитесь.
      Девушка забегала по кабинетам. И вот просторную приемную бывшего председателя общества заполнили чистенькие, робкие, с усиками и бородками чиновники. Комиссар обратился к ним:
      - Моя фамилия Белоусов. Представляюсь вам по случаю вручения мне мандата комиссара рабоче-крестьянской милиции. Вопросы есть? Нет вопросов. Значит, все понятно. Ставлю в известность: ваше общество ликвидировано в Питере и Москве. Там 25 октября взяли власть в свои руки большевики. Окском также отныне руководят Советы рабочих и солдатских депутатов. Здание реквизируем для своих нужд. Прошу очистить помещение. Председатель общества кто будет?
      - Допустим, я. Цукерман, - произнес стоящий в первом ряду толстый рыхлый мужчина с рыжей бородкой и коричневой родинкой на шее. - Прежде чем слушать, тем более выполнять ваши приказы, я хотел бы, собственно, удостовериться в наличии у вас мандата на право вхождения в мое учреждение. Оно охраняется особым уставом, да было бы вам известно, милостивый государь.
      - Мандат? Сию минуту.
      Белоусов подошел к пишущей машинке.
      Девушка, та, что перепугалась минуту назад, сидела на прежнем месте и теперь с любопытством наблюдала за происходящим.
      - Подвиньте-ка, барышня, к себе орудие труда, заложите лист бумаги, строго произнес комиссар, но, вглядевшись в девушку, изменил тон. Поживее, милая. Некогда нам. Настало горячее время. Как зовут-то?
      - Катюша.
      - Вот и чудесно. Стало быть, Катерина. Диктую.
      - Позвольте, - запротестовал осмелевший председатель общества, - кто подпишет ваше сочинение? Кто у вас главный?
      - Сам подпишу. Революционный комитет наделил меня таким правом.
      - О господи, кому же жаловаться на произвол? - всплеснул руками бывший председатель.
      - Опять же мне, - ответил Белоусов, - комиссару рабоче-крестьянской милиции. Уполномочен обеспечить безопасность и спокойствие населения.
      От усталости мягкие, добрые черты лица Белоусова заострились, щеки провалились. Лишь глаза горели яркими радостными огоньками...
      Итак, помещение для милиции есть. Тут же бойцы сорвали со стены роскошную вывеску общества и табличку "Посторонним вход воспрещен". У входа появилась новая дощечка - простая, незамысловатая, без вензелей и украшений, с надписью "Губернское управление рабоче-крестьянской милиции". Белоусов занял кабинет Цукермана, а в приемной за "ундервудом" осталась белокурая голубоглазая Катюша - как позже выяснилось, дочь большевика из губернской типографии Лукьяна Пименовича Радина, которого комиссар милиции давно знал.
      С первых же дней Белоусов, Рябов и Петухов установили строгую дисциплину и порядок в работе милиции, но дело все-таки шло не совсем так, как хотелось бы. Прежде всего, не хватало сотрудников, а те, которые пришли в управление, не имели ни соответствующей подготовки, ни опыта и подчас совершали грубейшие ошибки не по злому умыслу, а из-за неумения выполнять служебные обязанности. Они не робели, почти ежедневно вступали в схватки с налетчиками и хулиганьем, не щадили себя, но при всей своей смелости и преданности делу еще очень немногим могли помочь навести порядок в городе.
      Постовые милиционеры только начинали осваивать новую службу. О специальной форме, милицейском мундире никто даже не заводил разговор. Они отличались от любого прохожего только красной повязкой на рукаве. Сами милиционеры сетовали: "Как пресечь беспорядок, если мы не выделяемся в толпе?"
      Работники милиции на разводе получали оружие. Но его мог иметь каждый второй прохожий. А уж бандиты были вооружены намного лучше блюстителей порядка. И вот от этой молодой, только-только созданной, не оснащенной и не обученной рабоче-крестьянской милиции Военно-революционный комитет и губком большевиков потребовали в считанные дни не только навести порядок в Окске, но и ликвидировать все притоны, "малины", где притаились бандиты Бьяковского.
      Начало
      В управлении все, от начальника до постового, почти не знали отдыха. Оперативные группы милиции учились тонкостям новой профессии: устраивали засады в разных концах города, вылавливали воров, грабителей.
      - Нам бы какой-нибудь документ, - жаловались после очередной операции сотрудники. - Заходим для проверок в дома, а предъявить нечего. Мандат был бы очень кстати.
      - Займемся этим, - пообещал Максим Андреевич, и вскоре в губернскую типографию завезли два рулона серой оберточной бумаги. На ней отпечатали первые удостоверения для сотрудников. Появились бланки протоколов допроса, бланки разных постановлений - на арест, обыск, задержание, привод, выемку ценностей.
      Ревком выделил милиции для особых поручений - облав, засад, ареста и конвоирования - бойцов красногвардейского отряда. Гулко стучали по паркетному полу и мрамору роскошных лестниц особняка бывшего Российско-американского коммерческого общества кованые сапоги красногвардейцев.
      Белоусов приказал вывезти из здания изысканную мебель и заменить ее простыми столами, шкафами, стульями.
      - Нечего буржуйство разводить, а то простой люд оробеет перед такой роскошью.
      Максим Андреевич убрал из своего кабинета люстры, гобелены, бархат, оставил только длинный письменный стол, покрытый зеленым сукном, да глубокое кожаное кресло.
      ...Шел третий час ночи, а Белоусов и не помышлял об отдыхе. Он разговаривал со своими заместителями. Только что на железнодорожный вокзал был послан секретный сотрудник Федор Савков - встречать прибывающего из Московского уголовного розыска по их просьбе агента. Уже второго.
      Белоусов повертел в пальцах карандаш:
      - Оперативный план охраны церквей и памятников старины одобрен в губкоме. Одобрена и наша задумка по ликвидации банды Мишки Бьяка. Немедленно приступаем к работе. Самым надежным, единственно правильным решением считаю внедрение в банду московского товарища. Назовем его разведчиком номер два.
      Максим Андреевич встал из-за стола, зашагал по кабинету, сильно прихрамывая. На прошлой неделе в схватке с бандитами пуля угодила ему в ногу, слава богу, не задела кость, но боль не утихала. Остановился, остро глянул на помощников:
      - Способны мы или нет навести порядок? Если способны, то где результаты? Почему банда не притихла, не спасовала?
      - Не признает нашей силы, - раздумчиво сказал Рябов.
      - Вот как! - удивился Белоусов, точно сам раньше этого не понимал. Откройте форточку, надымили, хоть топор вешай. Сражений еще настоящих и в помине нет, а в кабинетах, как от пороха, дым коромыслом. Курить следует поменьше - смотришь, и дела сдвинутся с места.
      Заместители бросились открывать окна. После короткой паузы Белоусов взял себя в руки и заговорил уже спокойно, тихо, словно извиняясь за минутную вспышку. Сам он перестал курить два года назад, в тюрьме, куда его бросила царская охранка за большевистскую агитацию в московском стрелковом полку. И с тех пор недолюбливал курильщиков, особенно тех, которые после себя оставляли задымленные комнаты, окурки на подоконниках, пепел на столах.
      Семен Гаврилович Рябов, гася в пепельнице самокрутку, попытался свести раздражение начальника к шутке:
      - Больше куришь - меньше спишь, свежим ходишь. Пососешь цигарку - в голове ясно.
      Рябова весело и охотно поддержал, скручивая "козью ножку", Валерий Ивлевич Петухов:
      - Благодать, Максим Андреевич, затянуться, дымком поужинать, сон прогнать, работать-то опять до утра придется. Без нее, цигарки родимой, не выдержать.
      - Ладно, не соблазняйте. Потолкуем о деле.
      Белоусов основательно продрог в холодном кабинете и набросил на плечи прожженную порохом в нескольких местах шинель.
      Рябов выразительно вздохнул, глядя на одежонку своего начальника, и переключился на серьезный разговор.
      - О деле, Максим Андреевич, круглые сутки толкуем. Без работы не сидим. С утра до поздней ночи в засадах. И ты вместе с нами.
      - Своими силами выудить Бьяковское отродье мы не сможем, - сказал Петухов. - Это факт. Мысль верная - заслать в логово "Серого волка" нашего человека.
      Белоусов, прихрамывая и закусив от боли губу, прошелся по кабинету.
      - Задача стоит перед нами, товарищи заместители, до шестнадцатого января покончить с атаманом. Таким будет наш вклад к первому губернскому съезду Советов, на этот счет меня уже предупредили в ревкоме.
      - Сегодня уже двадцать второе декабря, - заметил Рябов. - Успеем ли?
      - Вот и решайте, как быть, с чего начинать. - Белоусов упрямо боднул головой воздух и, помолчав, добавил: - Перестраивать работу надо. Ловим мы пока мелких воришек, всякое жулье. А Бьяковский в сеть не идет. Значит, не там ее ставим. У Кривоносова что-то не ладится. Не дает нам пока желаемых результатов этот разведчик номер один.
      Уже несколько дней сотрудник Московского уголовного розыска Кривоносов, присланный на помощь Окской милиции, пытался внедриться в банду Бьяковского, но сведения от него пока поступали туманные, неточные. И хотя, судя по запискам, которые передавались через связного Савкова, Николай Кривоносов был настроен оптимистично, верил в успех, в управлении не разделяли его настроения.
      - Мне думается, - заметил Рябов, - он завел знакомство не с теми. Так в притоны Николай никогда не попадет.
      - А может, он расшифрован, бандиты раскусили его и используют для обратной связи? Подсовывают ему липу, он передает ее нам, а мы бегаем, высунув язык, по его донесениям как мальчишки, - нервно проговорил Петухов.
      Рябов, разминаясь, неторопливо поднялся из-за приставного столика, привычно поправил у переносицы очки. Семен Гаврилович был на редкость нетороплив, зато делал все надежно, наверняка. Он всегда следовал своей любимой поговорке "семь раз отмерь - один отрежь".
      - Кривоносов расшифрован? Возможно. Но как? Это вопрос. Давайте на него ответим. Кто знал об операции? От кого могла просочиться информация к бандитам?
      - Если в управлении засел предатель, надо его немедленно выявить. Давайте приглядываться к каждому, кто знал о посылке Кривоносова в ресторан Слезкина. Кстати, нужно обезопасить второго разведчика, сузить круг лиц, знающих об операции, вот до такого состава, - Максим Андреевич обвел рукой присутствующих.
      Петухов с досадой кашлянул.
      - Со своими же обязаны скрытничать, - сказал он с раздражением, приглаживая расческой густые пшеничные усы, но тут же согласился: Правильное решение, о прибытии второго разведчика будем знать только трое.
      - А связного забыл? - вставил Рябов.
      - Четвертый он. Еще хозяйка конспиративной квартиры.
      - Согласен, согласен. Мы не имеем права рисковать жизнями приехавших по нашей же просьбе товарищей из МУРа, - заключил Белоусов.
      Зазвонил телефон.
      - Слушаю, - произнес комиссар в трубку. - Так... Где? Направляйте оперативную группу. И зайдите ко мне. - Максим Андреевич медленно положил трубку и подавленно произнес: - Снова ограбление церкви. В городском парке. Сторожа нашли с кляпом во рту, связанного.
      Он обвел взглядом озабоченных и примолкших заместителей. Один протирал очки, другой пушил расческой усы.
      - Только отлегло от сердца, три дня не было грабежей - и на тебе, нарушил молчание Рябов.
      Вошел начальник оперативной части Дьяконов.
      - Что взято в церкви? - спросил у него Белоусов.
      Дьяконов расставил длинные ноги в хромовых сапогах, легким кивком отбросил со лба каштановую с проседью прядь волос.
      - Похищено тринадцать золотых крестов, чаши, кадила, сорваны с икон серебряные и золотые ризы.
      Сергей Викентьевич Дьяконов был уже в годах. Морщинистое лицо, длинный тяжелый подбородок. В прошлом офицер царской армии с университетским образованием, в дни революции он перешел на сторону пролетариата, порвал со своим классом, как написал в личном деле. Ревком направил его на ответственную должность в рабоче-крестьянскую милицию очень уж нужны были образованные люди.
      Сейчас он стоял посредине кабинета спиной к Рябову и Петухову, лицом к начальнику. Широкий ремень плотно перепоясывал новую кожаную тужурку.
      - Сведения неутешительные, поэтому бездействовать нам нельзя, подытожил Дьяконов. - Необходимые мероприятия я запланировал.
      - Среди верующих толкуют, что во всем виноваты большевики: не охраняют церкви от грабителей. А мы только планы пишем, - раздраженно буркнул Белоусов.
      - Бандиты и распускают слухи, - возразил Дьяконов, с досадой потирая тяжелый подбородок. - Шельмуют Советы, подрывают в них веру.
      - Нам от этого не легче. Мне завтра отчитываться на заседании Военревкомитета об охране ценностей старины. А доложить нечего.
      Дьяконов быстро, как рапорт, отчеканил:
      - Я продолжаю настаивать на своем предложении: следует немедленно арестовать всех в ресторане Слезкина.
      - Так-таки всех поголовно? - с иронией спросил Белоусов.
      - Да, а следствие покажет, кто из них какая птаха.
      Рябов приподнял на лоб очки и язвительно поинтересовался:
      - А вы не боитесь, Сергей Викентьевич, попасть под суд за такие ваши мероприятия?
      Дьяконов исподлобья оглядел Рябова и снова остановил взгляд на Белоусове. Неторопливо, но с закипающей злостью стал возражать:
      - Если в ресторане осиное гнездо, разве хозяин, Слезкин-старший, не имеет к нему отношения? Если у официантов на глазах делят добычу, захваченную грабежом, - они что, овечки? И оркестранты не ангелы. Певичка Зося ходит вся в золоте - откуда оно? Словом...
      Максим Андреевич прервал начальника оперативной части:
      - Все вроде так. Но где доказательства? Выходит, хватай всех, кто подвернется? Работать с завязанными глазами - это... - Белоусов потер коленку больной ноги, сделал несколько шагов по комнате, что-то еще хотел сказать, но болезненно сморщился и махнул рукой. - Вы свободны, Сергей Викентьевич.
      Дьяконов четко, по-военному повернулся и направился к выходу. Он понимал, что его недолюбливают в губмилиции. Хлопнул дверью. Свежая струя воздуха из форточки подняла, запузырила желтую занавеску.
      Петухов подошел к двери, поплотнее закрыл ее и сочным баритоном, заставляющим вслушиваться в каждое произнесенное слово, сказал:
      - Дел пропасть. Только за неделю ограблены пять хлебных лавок, харчевня, обоз с мукой и сахаром. У народного комиссара продовольствия вскрыт сейф, похищена крупная сумма денег. Если идти предложенным Дьяконовым путем, наверняка часть бандитов попадется в наши руки. Но среди них обязательно окажутся и честные люди. Как они воспримут действия новой власти?
      - Тотчас возненавидят нас, - ответил Белоусов. - Но с другой стороны, если мы будем долго толочь воду в ступе, а банда - продолжать безнаказанно убивать честных людей, то те же честные люди не поверят в новую власть. Какие мы для них защитники?
      - У каждого из нас за плечами окопы, ранения, царская тюрьма. Опыт есть, да не тот, какой сейчас нужен. Образования кот наплакал. Уж лучше бы на фронт, там все ясно и просто, так, Максим Андреевич? - спросил Петухов.
      - Образование! - воскликнул Белоусов. - Я в тюрьме занимался своим образованием, немецкий и английский языки изучал, а какой от них прок? Труды Маркса читал, выступления Ленина чуть не наизусть знаю. А вот обеспечить безопасность и спокойствие населения силенок не хватает.
      - Образование мы получили политическое-практическое, у каждого на двоих хватит. Ссылки, нагайки... - вторил Максиму Андреевичу Рябов. - А вот специальное, юридическое образование... Помнится, только я пристроился в ученики к одному адвокату, меня аккурат в Петропавловскую упекли. Через год выпустили - на фронт, в саперную роту. Тут опять стал образование получать: нашелся учитель-большевик. С ним мы и угодили в каталажку. Если бы не революция, сидели бы и сейчас.
      - Ладно что жив остался. - Петухов положил руку на плечо товарищу. Сколько нашего брата за руки-ноги - да в яму.
      - Так. Кончай воспоминания, - распорядился Белоусов. - Четыре часа утра. В девять всем быть на квартире у Прасковьи Кузьминичны Овсянниковой. Предстоит встреча со вторым агентом МУРа.
      Первым вышел из кабинета Рябов. Петухов подошел к запотевшему окну и закрыл форточку. Сапоги его, мокрые уже несколько дней, оставляли на полу грязные следы. Он дневал и ночевал в холодном кабинете, спал на промерзшем диване. Не хватало дров протопить печь даже в комнате начальника управления.
      Максим Андреевич смотрел в спину высоченного Петухова, чуть начавшую горбиться, и думал: "Опять предстоят большие расходы. Одеть нового разведчика с иголочки, дать денег на номер люкс в гостинице, богатый стол в ресторане. Окупятся ли затраты? Или все пойдет прахом, как с Кривоносовым?"
      Петухов словно угадал мысли начальника и подлил масла в огонь:
      - У одного разведчика не получилось. Будет ли толк от второго? Может, какими другими путями попробовать взять банду?
      Белоусов, застегивая шинель, с горечью ответил:
      - Кто знает в нашем положении, что хуже, что лучше. Ведь ни у кого из нас нет не только юридической, но и специальной сыскной, что ли, подготовки. Так что будем учиться. Будем ошибаться. Будем делать глупости. Будем приносить жертвы, и подчас напрасные. Что поделаешь? Лишь сама борьба преподаст нам курс наук. Пока что я не вижу лучшего решения, как попытаться еще раз направить своего человека в лагерь неприятеля. Арестовывать всех подряд - не выход. Наломать дров - дело нетрудное. Убежден, что в логово Бьяковского проникнуть можно. Почему у Кривоносова не получилось? Предположений можно делать много. Но очевиднее всего два варианта: либо среди нас есть предатель, который информировал банду, либо сам Кривоносов, несмотря на отменную аттестацию, сплоховал.
      - Возможно, он проявил нетерпение или сделал ставку не на тех людей, - откликнулся Петухов.
      - Одно из двух, - согласился Белоусов. - Для подпольщика отсутствие выдержки, терпения смерти подобно. Об этом надо напомнить второму разведчику. Хотя наше задание срочное, но и горячка сейчас недопустима. Мы должны во что бы то ни стало перехитрить бандюг. Итак, на этот раз о новом разведчике будем знать только мы трое, еще Федя Савков и Овсянникова. И Федор, и Прасковья Кузьминична проверены как никто. Заслуживают полнейшего доверия. Итого, выходит, будут осведомлены пять человек. Круг самый узкий. В этом тоже гарантия успеха операции.
      Столичные помощники
      Двухэтажный бело-розовый вокзал станции Окск с зеленой жестяной крышей, множеством труб, полукруглых окошечек-иллюминаторов, обрамленных выступающими кирпичами, напоминал огромный причаливающий к берегу пароход. От него влево и вправо шла узорчатая чугунная ограда, отделяющая станцию от привокзальной площади и сквера.
      Сюда и прибыл на реквизированной у какого-то богатея мягкой рессорной двуколке, запряженной вороным жеребцом, Федя Савков, тайный сотрудник милиции. Каков из себя тот, кого нужно встретить, Федя примерно знал: чернобровый, крепкий, с небольшим шрамом в правом углу тонких губ, одет в пальто, должен заикаться.
      Поезд Москва - Окск опаздывал. Медленно рассветало. Из окон-иллюминаторов вокзала на слякоть перрона падал желтый свет от керосиновых ламп. Электричества из-за повреждения электростанции в городе не было.
      Федор встал у изгороди, чтобы видеть своего жеребца, цокающего от безделья копытами. Улизнуть на нем какому-нибудь ворюге ничего не стоило.
      Опаздывающий поезд Федор прождал весь день. Наконец, часам к восьми вечера, вдали послышался гудок приближающегося паровоза, а затем шум, лязганье вагонов на стрелках. Дежурный по станции ударил в колокол, извещая о прибытии пассажирского поезда.
      Скрипя буферами вагонов, тормозами колес, московский состав подошел к вокзалу. Напротив Феди остановился вагон, на стенке которого обвисла промокшая широкая лента с надписью: "Революционный привет Окску от Красной Москвы".
      Люди с котомками, мешками, узлами, громоздкими фанерными чемоданами высыпали из вагонов и заполнили перрон. Среди прибывших было много военных, вооруженных винтовками, наганами, маузерами. Из предпоследнего вагона трое в шинелях и солдатских папахах выгружали ящики с боеприпасами.
      Савков подошел к хвостовому вагону, как его инструктировал Белоусов, и без труда узнал того, кого ожидал. Осталось лишь для надежности его проверить. Поэтому он обратился к молодому человеку в серой шляпе:
      - Чувствую, патроны в ящиках сгружают. Очень нужный нынче товар. Заждались красногвардейцы боеприпасов. Кое-кого и я давно жду.
      - П-по-нни-маю. Б-бое-пприп-пасы - ппоп-полнение ну-ужжное. Рад, что мен-ня встре-чают...
      Федор протянул гостю руку. Тот крепко и охотно ее пожал и засмеялся. Приезжий, несмотря на тяжелую дорогу (путь в две сотни километров поезд преодолевал почти сутки), был в добром расположении духа.
      Через минуту двуколка на пружинистых рессорах, расплескивая лужи, лихо понеслась по темным мостовым центральных улиц. Жеребец бежал быстро, шумно втягивая воздух ноздрями, и с удовольствием время от времени ржал. Конь, как и его хозяин, продрог от долгой стоянки. Через полчаса езды копыта мягко застучали по немощеным переулкам окраины города. Здесь темень казалась особенно густой, изморось назойливей.
      Савков еще на вокзале пригляделся к гостю, который после знакомства перестал заикаться. Приезжий был ровесник Федору и почти на полголовы выше его ростом. И хотя выглядел он бледным и утомленным, но был энергичен.
      В свою очередь гость незаметно несколько раз окинул Федора внимательным взглядом. Светловолосый, с мягкими чертами лица, задорно вздернутым носом, простой и общительный, проводник производил приятное впечатление. Такие на фронте за товарища шли в огонь и в воду. В общем, они понравились друг другу. Гость очень хотел спросить у Федора о своем товарище Николае Кривоносове. Как он тут? Здоров? Прижился? Как идут у него дела? Но правила конспирации и осторожность удерживали младшего агента уголовного розыска от лишних, возможно опрометчивых, вопросов. Он лишь спросил:
      - Как у вас прошло восстание?
      - Дрались несколько дней. По опыту Питера захватили телеграф, почту, вокзал, вышвырнули капиталистов, поддали их холопам под зад на заводах, фабриках, в присутственных местах. Хотели без кровопролития, да где там! Не вышло! Белогвардейские отряды прискакали из Брянска, Тулы, Смоленска. Бои местного значения идут до сих пор. Так что еще повоюем...
      И тут же где-то в стороне раздались винтовочные выстрелы. Федор пояснил:
      - Наши за бандитами, видно, гоняются. Много их развелось.
      Федор вез сотрудника Московского уголовного розыска на особую квартиру. Оттуда должен был начаться путь Тихона Столицына в логово банды Бьяковского.
      Чем дальше они уезжали от центральных улиц, тем хуже становилась дорога. Двуколку подбрасывало на ухабах. Ехали почти вслепую в кромешной темноте, по слякоти. Кое-где через ставни пробивались редкие полоски света. Лаяли собаки. Наконец Федор натянул поводья: "Тпру". Слез с повозки, открыл ворота, взял коня под узцы, провел его под деревянную арку и остановил посреди двора, тускло освещенного желтым светом, льющимся из окон одноэтажного домика с высоким крыльцом.