По целям ближним и дальним

      Я предложил генералу Астахову использовать, пока не поздно, четыре исправных У-2 и на них ночью вывезти из окружения Военный совет Юго-Западного фронта. Вскоре Астахов сообщил мне, что командующий фронтом генерал Кирпонос и члены Военного совета решили остаться с войсками и разделить с ними судьбу.
      Тогда по моему приказу летчики вместе с техническим составом перелетели на аэродром Ахтырка. Я же вместе со штабами 5-й армии и Юго-Западного фронта остался в окружении.
      Перед рассветом 19 сентября ко мне прибыл необычайно расстроенный офицер связи, находившийся при штабе армии, и доложил, что ночью все штабные учреждения куда-то убыли, а он задремал, и его никто не разбудил. Обсудив создавшееся положение, пришли к единодушному выводу - двигаться надо на восток, на Куреньки, поскольку это наиболее вероятное направление движения ушедших штабов. И небольшая колонна автомашин управления ВВС 5-й армии тронулась в путь, к переправе через реку Удай.
      У моста на насыпи образовалась огромная очередь автомашин, различной техники вперемешку с конными повозками. Мы с трудом втиснулись в эту массу.
      Стало светать. Как и следовало ожидать, появились немецкие пикирующие бомбардировщики и с ходу начали бомбежку, обстрел моста. Огонь малокалиберной зенитной артиллерии и пулеметов, прикрывавших переправу, мешал фашистским летчикам в прицеливании. Но положение все более осложнялось, совсем неподалеку послышались разрывы мин. Противник спешил настичь отходящие части.
      Однако мы успели перебраться на восточный берег и на грузовой машине двинулись по полевой дороге вдоль реки Удай на Куреньки. Где-то слева, северо-восточнее, изредка раздавались короткие пулеметные очереди.
      Вскоре мы нагнали пешую колонну штаба фронта, двигавшуюся по той же дороге. Среди них находился и генерал Ф. А. Астахов. Он шел в облаке пыли с сучковатой палкой в руке, и я предложил ему перейти на нашу полуторку. Федор Алексеевич отказался:
      - Поезжайте вперед, осуществляйте, так сказать, разведку, я пешком пойду.
      На окраине села Куренькм мы остановились, поджидая штабную группу. На востоке, в низине реки, виднелся населенный пункт Писки. Оттуда доносились разрывы мин. Гитлеровцы вели огонь по перекрестку дорог. Под обстрелом находилась и та самая дорога, по которой мы намеревались свернуть ни село Чернухи. Попробовали обойти обстреливаемый участок по реке Удай, но дно здесь оказалось вязким, сквозь высокие камыши и густую осоку продраться было трудно. Пришлось свернуть на берег и лесом выйти на довольно безопасный участок дороги.
      Уже в ночной темноте добрались до Городищ, куда втягивались все новые колонны бойцов. В селе разыскали штаб 5-й армии. От усталости и голода с трудом держались на ногах. Едва нашли свободное место на одном из дворов, буквально все свалились на землю и заснули.
      20 сентября примерно в 14 часов мы вновь встретили группу штаба фронта и армии. Генерал М. П. Кирпонос стоял на опушке рощи села Шумейково, расположенной в 12 километрах юго-западнее города Лохвица. На хорошо просматриваемой местности виднелись многочисленные мелкие группы командиров и красноармейцев, идущие врассыпную в общем направлении на восток, к реке Сула.
      Днем со стороны Лохвицы роща была атакована и обстреляна десятком фашистских танков. При мне появилось еще 6-7 немецких танков, двигавшихся по большаку на юг. Спустя некоторое время они развернулись и открыли огонь по красноармейцам. Затем подтянулись вражеские автоматчики. Уже со всех сторон раздавалась пулеметная и автоматная стрельба. С наступлением вечерней темноты местность то и дело освещалась немецкими ракетами, обстрел все усиливался.
      В 200 метрах юго-восточнее наших штабов на опушке рощи я находился в обороне с небольшой группой красноармейцев. Когда освещение ракетами ослабело, автоматная стрельба переместилась левее, я повел остатки своей группы на северо-восток, и в течение ночи мы дошли до населенного пункта Будаква. По карте здесь значился мост. Произвели осторожную разведку переправы. Мосточек оказался ветхим, бревенчатым. Немцев здесь пока не было, и мы в темноте осторожно перешли по нему через реку Сула. Затем без столкновения с противником достигли северной окраины села Березовая Лука.
      А вечером - снова в поход. К рассвету добрались до реки Псел. Группа, появившаяся впереди нас, завладела лодкой и переправилась на противоположный берег. Мы вынуждены были перебираться через реку по остаткам моста, наполовину вброд, а то и вплавь.
      В селе Лютеньки встретили наших кавалеристов. Наконец-то свои! Командир сторожевой заставы, занимавшей по берегу реки оборону, сердечно приветствовал нас и, накормив, с попутной машиной помог уехать в Зеньков. Здесь начальник гарнизона также заботливо устроил нас на ночлег, обещал помочь добраться до Харькова. Утром туда шла автомашина, но кружным путем через Белгород. Однако и это устраивало. Я намеревался доставить всех вышедших из окружения бойцов в Харьков, но в Ахтырке начальник гарнизона приказал рядовому и сержантскому составу проследовать на пункт сбора. Здесь доукомплектовалась стрелковая дивизия.
      Днем 23 сентября я добрался до Харькова и начал войски штаба ВВС фронта. В центре города у трамвайной остановки случайно встретил своего старого боевого товарища - бывшего военкома 3-го дальнебомбардировочного авиакорпуса бригадного комиссара А. К. Одновола. Он с трудом узнал меня - так я изменился. Александр Кириллович помог найти штаб, где я представился командующему ВВС Юго-Западного направления, а теперь и фронта - генерал-майору авиации Ф. Я. Фалалееву.
      На следующий день меня вызвали к командующему Юго-Западным направлением Маршалу Советского Союза С. К. Тимошенко. Он прежде всего задал вопрос, где я видел в последний раз генерал-полковника Кирпоноса и члена Военного совета фронта Бурмистенко.
      Я рассказал, что знал, сообщил об отказе командующего Юго-Западным фронтом воспользоваться самолетом, добавил, что в пешем строю многим удалось пробиться к своим.
      В ту минуту я не знал, что командующего войсками Юго-Западного фронта Героя Советского Союза генерал-полковника М. П. Кирпоноса уже нет в живых.
      Генерал-майор В. А. Сергеев, состоявший для особых поручений при Маршале Советского Союза С. К. Тимошенко, впоследствии писал в "Военно-историческом журнале":
      "В период с 18 по 29 сентября на наши сборные пункты вышло из окружения более 10 тыс. человек, и в том числе группы генералов И. X. Баграмяна, Алексеева, Седельникова, Арушаняна, Петухова, а также бригадный комиссар Михайлов, полковник Н. С. Скрипко и много других офицеров. Но М. П. Кирпоноса мы так и не дождались"{34}.
      В том же журнале в статье "Правда о гибели генерала М. П. Кирпоноса" приводится волнующий рассказ свидетеля гибели видного военачальника.
      "В ночь на 20 сентября мы отходили на восток. Шли пешком, так как свои автомашины бросили еще в районе Вороньки. Шли с намерением дойти до Сенчи и там переправиться по мосту на восточный берег реки Сулы. В течение ночи мы с боями прошли Вороньки и взяли направленно на Лохвицу.
      Около 8 часов утра 20 сентября наша колонна, не доходя 12 км до Лохвицы, укрылась в глубокой лощине юго-восточнее и восточное хутора Дрюковшина, заросшей густым кустарником, дубняком, орешником, кленом, липами. Длина ее примерно 700-800 м, ширина 300-400 м и глубина метров 25.
      Как мне известно, решение командования фронта было таково: зайти на день в овраг, а с наступлением темноты сделать бросок и прорвать кольцо окружения. Тут же была организована круговая оборона, выставлено наблюдение, выслана разведка. Вскоре разведчики доложили, что все дороги вокруг рощи Шумейково заняты немцами. К 10 часам утра со стороны Лохвицы иемцы открыли по роще сильный минометный огонь. Одновременно к оврагу вышло до 20 автомашин с автоматчиками под прикрытием 10-12 танков..."
      Через несколько дней, после того как мы вышли к своим, я был назначен заместителем командующего ВВС Юго-Западного фронта. Генерал-майор авиании Ф. Я. Фалалеев, сообщивший мне о новом назначении, неторопливо, с располагающей простотой расспросил о моей прежней службе, о том, где и как начинал войну, познакомил со своими ближайшими помощниками и работниками штаба. Затем рассказал о боевом составе соединений ВВС фронта и о том, какие задачи в настоящее время они решают, высказал свои соображения о предстоящей мне работе.
      На первый взгляд Федор Яковлевич казался суровым, а на самом деле был очень душевным человеком, располагал к себе людей. Вспоминая о начале войны, он рассказывал, как действовали соединения ВВС Юго-Западного фронта, высоко оценивал боевую работу 4-го дальнебомбардировочного авиакорпуса, которым командовал полковник В. А. Судец. Авиакорпус с первых дней войны летал с предельным напряжением, наносил удары по прорвавшимся танковым группам противника, неоднократно уничтожал самолеты врага на его аэродромах. В ходе приграничного сражения и в последующих боях во время вынужденного отхода наших войск этот авиакорпус зачастую был почти единственным средством для нанесения ударов по группировкам врага в его оперативной глубине.
      Вспоминали мы наших общих знакомых и павших в боях фронтовых товарищей. Мы считали, например, что генерал Ф. А. Астахов погиб вместе с группой генерал-полковника М. П. Кирпоноса. К счастью, оказалось, что это не так. Астахов со своим адъютантом вышел из зоны обстрела и, пробираясь по лесам и перелескам через территорию, захваченную гитлеровцами, сумел благополучно перейти линию фронта.
      Случайно я встретился с ним 6 ноября 1941 года в Воронеже у входа в штаб Юго-Западного фронта. Открыв дверь, увидел идущего навстречу бородатого мужчину. Несмотря на свежий морозец, одет он был в обтрепанный полосатый пиджачок, рваные брюки, заправленные в разбитые сапоги, подошвы которых были прикреплены проволокой и веревками...
      - Федор Алексеевич! - воскликнул я.- Здравия желаю, товарищ генерал!
      - Что-то мало похож я на генерала, - сконфуженно произнес Астахов.Неужели меня можно еще узнать?
      Встреча была радостной. Я хорошо знал и уважал Федора Алексеевича. Отрадно было встретить его живым и невредимым. На следующий день он улетел в Москву.
      В конце сентября 1941 года противник, понесший большие потери и людях и боевой технике, был остановлен на рубеже Водополье, Лебедин, Красноград, Новомосковск. Установилось относительное затишье и в действиях авиации обеих сторон. Военный совет ВВС фронта принимал энергичные меры к восстановлению боевой готовности авиации. Авиачастей, перелетевших из района окружения, было много, а исправных самолетов осталось мало. В это время к нам прибыло пополнение из резерва Ставки Верховного Главнокомандования. ВВС Юго-Западного фронта получили два авиаполка - истребительный и бомбардировочный.
      В Харькове была сформирована 4-я резервная авиагруппа (РАГ-4) Ставки Верховного Главнокомандования. Кроме того, здесь были два авиаполка ночных бомбардировщиков: один на самолетах Р-5, другой на легкомоторных У-2. Эти части широко использовались для бомбардировок ближних целей.
      Несмотря на то что боевые действия фронтовой авиации почти не прекращались, относительно быстро удалось восстановить ее боевой состав. На 4 октября в ВВС фронта было уже 474 самолета. Основной силой борьбы за обеспечение господства в воздухе вполне обоснованно считались истребители. Их насчитывалось 249. Из них современных: 81 исправный и 30 проходивших полевой ремонт. Мы располагали также 174 дневными бомбардировщиками: 114 исправных и 60 неисправных. Одномоторных бомбардировщиков Су-2 у нас было 116, а наиболее современных Пе-2 - только 12. Ночную бомбардировочную авиацию составляли 51 самолет Р-5 и 42 легкомоторных У-2. Поскольку У-2 применялись очень интенсивно, к октябрю осталось только 10 исправных машин. 36-я истребительная авиадивизия полковника В. В. Зеленцова прикрывала Харьков. Днем - надежно; к сожалению, ночью истребители летать не могли. Зенитная артиллерия была малочисленной, и этим воспользовались немцы. Почти, каждую ночь одиночными самолетами Ю-88 или Хе-111 они бомбардировали город. Правда, эти беспокоящие налеты не причиняли особого вреда.
      В октябре 1941 года полоса обороны Юго-Западного фронта простиралась от Ефремова Тульской области до Краснограда, расположенного юго-западнее Харькова.
      Чтобы не допустить прорыва противника в полосе нашей обороны, сохранить войска, высвободить ряд соединений и организованно подготовиться к контрнаступлению, Ставка приказала Юго-Западному фронту выровнять и сократить линию фронта - отойти на рубеж Тим, западнее Купянска, Изюма, Красного Лимана.
      Авиачасти и соединения, базировавшиеся на Харьковском аэродромном узле, мы перебросили в район Купянск, Валуйки. Все покидаемые аэродромы приводили в непригодное состояние, перепахивали плугами взлетно-посадочные полосы, подрывали фугасными бомбами крупных калибров все важные объекты.
      24 октября в последний раз проехал через Харьков на аэродром, чтобы затем вылететь в Валуйки. На Холодной Горе уже шли бои с наступавшим противником. Моросил мелкий дождь, низко висели свинцовые облака. На центральном аэродроме все уже было подготовлено к взрыву.
      Вылетел на самолете УТ-2. С малой высоты хорошо было видно, как по разбитым и раскисшим от дождей дорогам медленно продвигались колонны автомашин, артиллерии, обозы, как из низин расчеты вытаскивали на пригорки орудия и технику; услышав шум пролетающего над головами краснозвездного самолета, бойцы приветствовали нас...
      После пяти суток напряженных боев 6-я немецкая армия овладела Харьковом. К 28 октября войска Юго-Западного фронта прекратили отход, заняли указанный рубеж и перешли к прочной обороне. Однако неблагоприятные метеорологические условия сильно ограничивали боевые действия авиации. Зима в 1941 году началась рано, участились обильные снегопады, то и дело вьюжило, мела поземка. Из-за плохой погоды часто приходилось прекращать боевые вылеты, а наземные войска требовали авиационной поддержки.
      Как-то я находился на КП, заменяя отлучившегося командующего ВВС фронта. Раздался телефонный звонок. Один очень заслуженный и уважаемый командарм с возмущением спросил меня:
      - Почему не летает наша авиация? Я ответил, что не позволяет погода.
      - А почему же немцы летают, непрерывно бомбят нас, и мы несем потери?
      Пришлось пояснить, что немецкие бомбардировщики базируются преимущественно на южных аэродромах, где пока держится хорошая летная погода, а наши аэродромы оказались в зоне сильных снегопадов.
      Но командарм и слышать не хотел подобных разъяснений.
      - Если немцы летают, то и вы должны, - продолжал он.- Требую поднять истребители и прикрыть войска. В противном случае буду жаловаться товарищу Сталину!..
      Пытаюсь хоть немного успокоить разволновавшегося командарма. Обещаю еще раз проверить состояние погоды в районе базирования армейской авиации и обязательно поднять истребители, как только появится возможность.
      Связался с командирами авиадивизий, полков, с метеослужбой на аэродромах, вызвал синоптиков с картами фактической погоды. Данные подтверждали, что в районе аэродромов метет поземка: даже на стоянках в 50 метрах самолетов не видно.
      Как было не понять желания командующего армией получить прикрытие с воздуха! Но ведь есть предел возможностей и боевой техники!..
      Наступление немецко-фашистских войск разбилось о несокрушимую стойкость защитников города-героя Москвы. Разгром гитлеровцев под Ростовом-на-Дону улучшил обстановку и на юге. Так же как и войска Западного фронта, к контрнаступлению напряженно готовились армии правого крыла нашего фронта. В районе Касторная, Тербуны к 25 ноября была создана группа войск в составе 5-го кавкорпуса и двух стрелковых дивизий под общим командованием заместителя командующего Юго-Западным фронтом генерал-лейтенанта Ф. Я. Костенко. Организацию действий авиации в интересах этой группы командующий ВВС фронта генерал Ф. Я. Фалалеев возложил на меня. Имелось в виду, не выделяя специальной группы, использовать авиацию ВВС фронта или же часть ее, способную по дальности полета самолетов достигнуть необходимых целей и поразить их.
      6 декабря 1941 года, когда войска Западного фронта под командованием Г. К. Жукова перешли под Москвой в контрнаступление, части 13-й армии начали Елецкую наступательную операцию, а 7 декабря вошла в прорыв группа генерала Ф. Я. Костенко. Пришел в движение и правый фланг Юго-Западного фронта. Наши части разгромили и уничтожили 34-й немецкий армейский корпус, продвинулись на 80-100 километров, вышли на рубеж реки Кшень и освободили от врага города Ливны, Ефремов, Елец. Они совершили поистине подвиг, наступая по глубоким снегам, при сильном морозе. Наши соединения выполнили поставленную перед ними задачу, сковав войска противника; в результате гитлеровцы не смогли быть переброшены для боевых действий на московское направление.
      Немногочисленная авиация ВВС фронта в эти дни зачастую летала на предельный радиус; подготовка новых аэродромов для перебазирования частей и передвижения их вперед проходила медленно из-за недостатка технических средств.
      Вспоминаю небольшой эпизод встречи с конниками, вышедшими на оперативный простор. Разгромив противника в районе южнее Измайлово, части 5-го кавалерийского корпуса генерала В. Д. Крюченкина успешно продвигались вперед, изредка докладывая по радио о количестве освобожденных населенных пунктов, трофеях, но не указывая своего местонахождения. Я прилетел на КП группы генерала Ф. Я. Костенко в Тербуны как раз в тот момент, когда там был генерал И. X. Баграмян. Он требовал уточнить, где находится кавкорпус Крюченкина.
      В декабре дни короткие, приближался вечер, и я передал в штаб ВВС фронта телеграмму о задаче на разведку и войск кавкорпуса. Однако меня одолевала тревога - вдруг до наступления темноты летчики не обернутся. Решил, не теряя времени, сам слетать на своем УТ-2. Двухместный учебно-тренировочый самолет был на лыжах, и это обеспечивало посадку в любом месте, на любое заснеженное ноле.
      Вылетел на запад через Казаки вдоль основной дороги, по которой двигался кавкорпус. Это была единственная действующая дорога, проходившая среди снежных сугробов. Под крылом самолета вижу разбитые немецкие автомашины, брошенную военную технику, замерзшие трупы гитлеровцев. На восток движутся машины с ранеными, бредут колонны пленных немецких солдат, закутанных в разное тряпье. Ветер обдает их снежными вихрями. Сильная поземка бьет поперек дороги.
      Нагнав артиллерийскую колонну, приземлился в поле возле головы колонны. Командир артиллерийского полка сообщил, что недавно их обогнал командир кавкорпуса, и описал характерные приметы его автомашины: черная эмка, с правой стороны машины вместо боковых стекол вставлены листы фанеры.
      Полетел дальше. У одной из хат хутора обнаружил несколько автомашин, в том числе эмку с фанерой вместо стекол. Приземлился, оставил у самолета механика и, перепахивая сугробы, добрался до упомянутой хаты. Как и предполагал, нашел здесь генерала Крюченкина. Генерал искренне удивился: как же я его отыскал на затерявшемся в снегах хуторке? Пригласил за стол, предложил с морозца водки, но я отказался, объяснив, что пилотирую самолет. Зато горячий чай выпил с большим удовольствием.
      Надвигалась ночь. Я нанес положение частей корпуса на карту, распрощался с конниками и улетел в Воронеж. Штаб фронта получил недостающие сведения. Конечно, такой способ связи нельзя назвать похвальным, поскольку любой немецкий истребитель без труда мог сбить мой невооруженный учебно-тренировочный самолет. Но перед наступлением темноты вражеские истребители обычно не летали.
      15 декабря Елецкая наступательная операция успешно завершилась. Чтобы поддержать развивающееся контрнаступление войск Западного фронта под Москвой, нашему фронту Ставка дала новую боевую задачу. 16 декабря 13-я армия и группа генерала Костенко вышли на рубеж Любовша, Понизовка, Лутое, Ливны и развернули подготовку к наступлению на орловском направлении. Штаб Костенко обосновался в населенном пункте Русский Брод. Для обеспечения авиационной поддержки туда прилетел и я с группой командиров.
      Вспоминается небольшой, но характерный эпизод, происшедший в ходе выполнения боевой задачи. Один кавалерийский полк, прорвав оборону гитлеровцев, углубился в их тыл на 70-80 километров, опрокидывая и уничтожая врага. Но немецко-фашистским .войскам удалось закрыть брешь, сомкнуть фронт и перейти к упорной обороне. Остальным частям нашего корпуса продвинуться не удалось, связь с кавполком прекратилась.
      Генерал Костенко вызвал меня и поставил задачу - передать приказ командиру части о выходе кавалерийского полка через линию фронта к основным силам. Я выделил экипаж, которому предстояло на У-2 перелететь линию фронта на малой высоте, найти кавалеристов, вручить пакет с приказом и вернуться в Русский Брод.
      Через два дня на рассвете ко мне явились летчик с механиком, увешанные трофейными автоматами, запасными рожками патронов, и бойко доложили: "Приказ выполнен!" Спрашиваю, где же они пропадали двое суток? Оказалось, что при заруливании после посадки в тылу противника лыжей они попали в яму, и самолет встал на нос. Экипажу пришлось подорвать У-2 ручными гранатами и следовать с кавалерийским полком на санях. Командир кавполка, получивший пакет с приказом, вооружил летчиков трофейным оружием, но в бой не пустил.
      Лихие конники, вклинившиеся в оборону врага, при выходе к своим ночью уничтожили личный состав немецкого тяжелого артполка, подорвали все их артиллерийские системы и прочее вооружение. Генерал Костенко высоко оценил действия кавалеристов. В январе 1942 года войсками Юго-Западного и Южного фронтов была осуществлена Барвенково-Лозовская наступательная операция, протекавшая в очень тяжелых условиях. Как справедливо отмечал в книге "Малая земля" товарищ Л. И. Брежнев, который принимал личное участие в боевых действиях, люди буквально утопали в снегу, шли сквозь огонь боев и неистовые метели.
      Общевойсковые армии, успешно вклинившиеся в глубину обороны противника до 100 километров, из-за растянутости коммуникаций и глубоких снежных заносов на дорогах не обеспечивались своевременно горючим, боеприпасами, всем необходимым. Автомашины застревали в снегу, а конногужевой транспорт продвигался медленно. Войска очень нуждались в специализированной военно-транспортной авиации, пригодной для действий с наскоро подготовленных аэродромов. Но такой авиации тогда не было, а гражданские пассажирские самолеты не обеспечивали перевозку и доставку военных грузов, эвакуацию по воздуху раненых.
      В Барвенково-Лозовской наступательной операции мне не удалось принять деятельного участия. По заданию командующего пришлось заняться сбором самолетов с мест вынужденных посадок - это был один из источников пополнения самолетного парка.
      Разгром немецко-фашистских войск под Москвой и общее наступление Красной Армии ознаменовали важный поворот в ходе второй мировой войны и развеяли миф о непобедимости фашистской Германии, покорившей многие страны Европы.
      Мы хорошо узнали противника, изучили его сильные, слабые стороны, его тактику, на всякое действие врага находили эффективное противодействие, успешно применяли в воздушных боях и для ударов по наземным целям новую и старую авиационную технику. Мы отчетливо понимали, что ВВС гитлеровской Германии еще очень сильны и впереди много тяжелых боев, жертв, но уверенность в нашей победе над ненавистным врагом стала еще более прочной. Советские летчики закалились в боях и сражениях, обрели ратный опыт, получили уверенность в своих силах, научились бить и побеждать фашистских захватчиков.
       
      Авиация дальнего действия
      Отшумела неистовыми метелями, отгремела яростными боями первая военная зима. Выстояв в смертельной борьбе, выдержав невероятные испытания, мы познали радость первых побед над сильным, наглым и коварным врагом. Советские войска нанесли сокрушительные удары по гитлеровским захватчикам под Москвой и Тулой, Калинином и Калугой, под Ельцом, Лозовой, Барвенково и на других участках огромного советско-гсрманского фронта. К марту повсеместно наступило относительное затишье.
      Впрочем, авиация Юго-Западного фронта, довольно быстро восстановившая боеготовность частей, продолжала боевую работу - прикрывала наземные войска, активно вела воздушную разведку.
      В одну из мартовских ночей 1942 года я, как заместитель командующего ВВС Юго-Западного фронта, бодрствовал, по обыкновению своему, на КП, просматривая поступившие из частей боевые донесения. Было уже далеко за полночь, когда ко мне подошел оперативный дежурный и доложил, что меня вызывает Москва - на проводе ожидает генерал-майор авиации Александр Евгеньевич Голованов.
      "Чем занимается Голованов, зачем я ему так срочно понадобился?" недоуменно размышлял я, направляясь к аппарату. Последний раз мы с ним встречались на аэродроме под Мценском, в тревожное время, в очень сложной боевой обстановке. Это было примерно восемь месяцев назад.
      После краткого обмена приветствиями Александр Евгеньевич спросил, как я смотрю на работу в АДД, то есть в авиации дальнего действия.
      Я, естественно, ответил, что о существовании такой авиации мне ничего неизвестно. Тогда генерал А. Е. Голованов сообщил, что отныне дальнебомбардировочная авиация преобразовывается в авиацию дальнего действия, подчиненную непосредственно Ставке и выполняющую ее боевые задания.
      - Кто поставлен во главе АДД? - поинтересовался я.
      - Эта нелегкая обязанность возложена на меня, - ответил Александр Евгеньевич и после некоторой паузы с подчеркнутой торжественностью объявил: А вы, дорогой Николай Семенович, назначены первым заместителем командующего АДД. Приказ уже подписан.
      Такое сообщение оказалось для меня полной неожиданностью. Много времени прошло с тех пор, как я оторвался от далънебомбардировочной авиации, втянулся в напряженную работу ВВС фронта, и вдруг - новый и внезапный поворот в моей судьбе.
      Возникшее молчание Голованов прервал вопросом:
      - Как вы восприняли назначение?
      - Я - солдат! Раз приказ подписан, его надо выполнять.
      - Иного ответа и не ждал. Именно так я доложил товарищу Сталину, - сказал в заключение Александр Евгеньевич, напомнив, что мне надо как можно быстрее прибыть в Москву и приступить к исполнению своих обязанностей.
      О состоявшемся разговоре и моем новом назначении я сразу же поставил в известность командующего ВВС Юго-Западного фронта генерал-майора авиации Ф. Я. Фалалеева. Он недовольно нахмурил брови и с упреком произнес:
      - Хотя бы заранее предупредили, что задумали переводиться в Москву...
      Меня, признаться, обидел необоснованный укор. С большим трудом удалось убедить Федора Яковлевича в том, что назначение на новую должность состоялось заочно, без какого-либо моего личного участия, и я сам был поставлен перед свершившимся фактом. С генералом Ф. Я. Фалалеевым мы расстались хорошими друзьями, сохранив добрые воспоминания о совместной боевой работе.
      Через день я прилетел в Москву. Управление и штаб АДД разместились неподалеку от аэродрома, в знаменитом Петровском дворце, и я застал командующего на месте.
      - Вот и боевые соколы слетаются! - обрадованно - воскликнул Голованов, когда я вошел в кабинет.- Вовремя прибыли, работы невпроворот!
      Он познакомил меня с находившимися в кабинете членом Военного совета АДД дивизионным комиссаром Григорием Георгиевичем Гурьяновым и полковником Марком Ивановичем Шевелевым, который почти одновременно со мной был назначен начальником штаба АДД.
      Затем командующий вызвал к себе главного штурмана АДД И. И. Петухова, опытного и способного мастера самолетовождения. За несколько месяцев войны Иван Иванович поднялся по служебным ступеням от штурмана эскадрильи до главного штурмана АДД. Вскоре в кабинет Голованова пришел и главный инженер Иван Васильевич Марков.
      - Итак, руководящий состав авиации дальнего действия в сборе, - заявил генерал А. Е. Голованов.- Обсудим наши неотложные дела...
      После принятия решения на очередной боевой вылет мы с командующим остались одни, и Александр Евгеньевич сжато рассказал мне об авиации дальнего действия, познакомил с постановлением Государственного Комитета Обороны СССР от 5 марта 1942 года. В документе, в частности, говорилось, что дальняя и тяжелая бомбардировочная авиация изымается из подчинения командующего ВВС и преобразовывается в авиацию дальнего действия с непосредственным подчинением Ставке Верховного Главнокомандования.
      В постановлении Государственного Комитета Обороны и в директиве Ставки были четко сформулированы структура авиации дальнего действия, боевой состав ее соединений, определена деятельность штаба и служб, а также организация тыла, созданного по новому принципу.
      Ставка передала в состав АДД восемь дальнебомбардировочных авиадивизий, несколько аэродромов, имевших взлетно-посадочные полосы с твердым покрытием. Это расширяло боевые возможности и позволяло экипажам бесперебойно летать в любое время года.
      Дальнебомбардировочные авиадивизии, переданные Ставкой в состав АДД, дислоцировались преимущественно в центральных районах страны, что позволяло действовать не только в интересах Западного и соседних с ним фронтов, но и быстро переносить удары с одного операционного направления на другое. В таких условиях не требовалось прибегать к сложному аэродромному маневру перебазированию.
      Нашей авиации, действовавшей преимущественно ночью на дальние расстояния, нужны были высококвалифицированные кадры, специалисты, успешно владеющие самолетовождением и способные в любых погодных условиях после продолжительного полета точно выйти на цель и эффективно поразить ее. Для подготовки таких кадров нам были переданы две высшие школы экипажей, Челябинская школа штурманов и стрелков-радистов, а несколько позднее Бердская школа летчиков. Инженерно-технический состав для авиачастей АДД и специалисты для наземных подразделений и служб по-прежнему должны были поступать из военно-учебных заведений и школ ВВС Красной Армии.