Сказки - Русские народные сказки (Сост. В. П. Аникин)

Лесной владыка Мороз одаривает терпеливую крестьянскую девушку свадебными подарками. Прилетают на взморье двенадцать голубиц и обращаются в красавиц: плещутся они в море и не замечают, что одежду одной из них унес царевич. Лягушка превращается в царевну и пляшет на царском пиру: махнет рукавом — делается озеро, махнет другим — плывут по озеру белые лебеди. Мир волшебной сказки — мир необычайный, удивительный. Его красота волнует. Первое знакомство с ним оставляет неизгладимый след в душе на долгие годы — на всю жизнь.
      При всем том сказочники учили различать правду и ложь, выдумку и реальность. «Свадьба была веселая», — говорится в конце одной из сказок. Был пир, сказочник сам был на том пиру, пил мед-пиво, но вот «по усам текло, а в рот не попало». Сказочная выдумка не обманывает несбыточным. Сочетание выдумки и правды, чуда и чувства реальности ведомо лишь подлинно высокому искусству. Сказочники знали значение мечты, фантазии, вымысла в жизни людей. Сказки внушали дух уверенности, бодрости, радостного приятия жизненной борьбы за справедливость. И в этом их социальная ценность.
      Волшебные сказки тем успешнее достигают этой цели, что радуют разум, как радует глаз затейливый рисунок. Веселое сочетание слов, развлекательный характер, особый тон делают волшебные сказки ярким образцом искусства, родственного раскрашенным коням и баранчикам из глины, тонким узорам народной вышивки, причудливым деревянным игрушкам.
      Нет твердой границы, которая отделяет бытовую сказку от волшебной, равно как и от сказок, в которых действуют животные. Это потому, что все сказки, в сущности, говорят об одном и том же, хотя и по-разному. В отличие от волшебной сказки бытовая сказка ироничнее, насмешливее. Шутка тут пронизывает всю историю.
      Поймал Емеля в проруби щуку. В благодарность за возвращенную свободу она научила его говорить чудодейственные слова: «По щучьему веленью, по моему хотенью». Емеля тут же на реке произнес их — и ведра с водой сами поднялись в гору, пришли в избу, сами стали на лавку и капли не расплескали. Топор у Емели сам стал колоть дрова, а дрова пошли и в печь сложились.
      Чудеса бытовых сказок — нарочитая выдумка, насмешка, но, как и в других сказках, они не бесцельны. Емеля-дурачок никому не желает зла, а люди вокруг него суетятся, ловчат, хитрят. И хотя им очень хочется быть и знатными и богатыми, но их минует удача. Удачливым становится Емеля: его, а ни кого другого, полюбила царская дочь — и сделался Емеля богат и знатен. Дурачок Емеля, как и похожий на него такой же «дурачок» Иванушка,— «иронический удачник». Смысл этих бытовых сказок не в прославлении дурачества, а в осуждении мнимого ума тех, кто кичится своим превосходством, не ценит простодушия, честности, доброты. Сказочники не видят ничего хорошего в том, что один человек обманет другого, возьмет верх над ним, схитрит, захочет поживиться чужим, солжет.
      Напоминает сказку о Емеле сказка об удачливом солдате. Зазевался он в Петербурге на мосту и упал в Неву. Случилось это как раз против Зимнего дворца — и стояла царевна на балконе. Откуда ни возьмись, явились мышь, жук и рак. Они солдата из реки вытащили. Мышь солдата разула, жук портянки выжал, а рак клешни расставил да на солнышке портянки принялся сушить. Глядела-глядела царевна Несмеяна — и вдруг рассмеялась. А до этого не мог ее никто рассмешить. Солдата, по условию, объявленному царем, тут же на царевне женили. Повторилась история «иронического удачника», только на особый лад.
      Совсем иная сказка о том, как крестьянин разделил за столом гуся: гусь почти целиком ему достался, а барин и его семья получили кое-что: крылья, голову, лапки, задок. Барин, однако, не рассердился: уж больно угодил ему крестьянин словами, которыми сопроводил дележ.
      Батрак Шабарша уселся на берег вить веревку; любопытно стало чертям, послали чертенка-мальчика в черной курточке, в красной шапочке узнать, зачем Шабарша веревку вьет. Читатели легко узнают в Шабарше героя пушкинской сказки про попа и работника: тут почти все, как в сказке у поэта, — и бег наперегонки, и кидание дубины за облако, и другие действия героев. Пушкин по достоинству оценил сказку народа — сохранил ее смысл, украсив изложение блеском своего гения.
      Молодой Мороз хотел было заморозить мужика, да не смог: не пронял его — крестьянин стал дрова рубить и согрелся. А еще и досталось от него Морозу: забрался Мороз в сброшенный во время работы полушубок — сделал его лубок лубком; взял мужик полено подлиннее и посучковатее и ну бить по полушубку, чтобы сделать его мягким. Едва Мороз спасся: думал — пропадет.
      В бытовых сказках ирония и шутка часто становятся беспощадной сатирой. Жало этих сказок направлено против попов, бар, царских чиновников, судей барских и царских лакеев. Народ мстил угнетателям. Убил, говорит одна из таких сказок, крестьянин ненароком злую барскую собаку. Суд решил лишить его «человеческого звания»: заставили его жить у барина, лаять и охранять барское добро. Что делать? Стал мужик у барина жить, лаять по ночам, но пришло время — и мужик заставил барина лаять. Ехали они темным лесом, боязно стало барину, крестьянин указал на сухое дерево-кокорину и сказал:
      — Медведь! Теперь лай сам, а то медведь съест.
      И барин залаял.
      Завистливый поп захотел поживиться за счет крестьянина, говорит другая сказка, вздумал отобрать у него найденный клад. Надел козлиную шкуру на себя, подошел под окно и потребовал от крестьянина добро. Решил мужичок-бедняк, что сам черт явился к нему за червонцами. Отдал деньги, поп их унес, но только с той поры козлиная шкура приросла к попу, осталась на нем. Во всех таких сказках священнослужители изображены корыстными, лицемерными посягателями на крестьянское добро.
      Занимательны и веселы сказки о неумных, болтливых и легкомысленных женщинах, о глупцах, но не мнимых, а настоящих. Захотелось одному мужику есть. Купил он калач и съел. Не наелся — купил другой. И другой калач его не насытил. Купил третий, а все есть хочется. Купил баранку — съел, стал сыт. Тут ударил мужик себя по голове и сказал:
      — Экой я дурак! Что ж я напрасно съел столько калачей. Мне бы надо сначала съесть одну баранку.
      Вошел в пословицу топор, который варил находчивый солдат. Явную нелепицу, которую выдумывают с целью извлечь пользу, называют «кашей из топора». Стало присловьем и выражение: «Хорошо, да худо»; на эту тему есть особая, другая сказка, откуда это выражение и перешло в нашу обиходную речь.
      Такие сказочные истории очень схожи с анекдотами. Они и кратки, как анекдоты, и не менее их остроумны.
      Лгун Хлыст сказал богачу, у которого заночевал:
      — Что это у вас за дома! Вот у нас дома-то: курицы с неба звезды склевывают.
      Дружок Хлыста — Подлыгало прибавил:
      — Да, так… Я видел: у нас петух волочил полмесяца, как краюшку.
      В бытовых сказках выражены острый иронический смысл и та шутка, в которой блещет ум народа.
 
      * * *
      В сборник включены образцы русского сказочного фольклора. Среди детских изданий это едва ли не самая полная книга. В ней читатели найдут весьма характерные, типичные сказки. Они представлены в писательских обработках и редакциях, но таких, которые удерживают художественное своеобразие народных сказок. Это касается в первую очередь сказок, обработанных в прошлом веке знаменитым издателем сказок Александром Николаевичем Афанасьевым, великим педагогом Константином Дмитриевичем Ушинским, Львом Николаевичем Толстым, а также советским писателем Алексеем Николаевичем Толстым. Некоторые тексты взяты из научных сборников и подвергнуты незначительной редакционной правке (к примеру, опущены малоупотребительные, местные слова, которые— здесь будет уместным это отметить — нередко опускали и сами сказочники).
      В сборнике помещен список устаревших и местных, малопонятных слов, сохраненных в тех случаях, когда их замена другими, более понятными, повлекла бы за собой утрату художественного своеобразия. Словарь облегчит понимание сказок, поможет уяснить некоторые важные оттенки их разговорного стиля.
      Нет сомнения, что чтение народных сказок доставит читателю много счастливых минут. Как на крыльях, они унесут его в воображаемый мир, не раз заставят дивиться богатству народной выдумки, а тем, кто станет размышлять о прочитанном, откроется и глубокий смысл народной фантазии. Сказки — умное чудо, сотворенное художественным гением народа, «чудо чудное, диво дивное», как говорят сказочники о своих творениях.
       В. П. Аникин
 

ЛИСИЧКА-СЕСТРИЧКА И ВОЛК

      Жили себе дед да баба. Дед говорит бабе:
      — Ты, баба, пеки пироги, а я запрягу сани да поеду за рыбой.
      Наловил рыбы и везет домой целый воз. Вот едет он и видит: лисичка свернулась калачиком и лежит на дороге. Дед слез с воза, подошел к лисичке, а она не ворохнется, лежит себе как мертвая.
      — Вот будет подарок жене! — сказал дед, взял лисичку и положил на воз, а сам пошел впереди.
      А лисичка улучила время и стала выбрасывать полегоньку из воза все по рыбке да по рыбке, все по рыбке да по рыбке. Повыбросила всю рыбу и сама ушла.
      — Ну, старуха,— говорит дед,— какой воротник привез я тебе на шубу!
      — Где?
      — Там на возу — и рыба и воротник.
      Подошла баба к возу: ни воротника, ни рыбы — и начала ругать мужа:
      — Ах ты, такой-сякой! Ты еще вздумал обманывать!
      Тут дед смекнул, что лисичка-то была не мертвая. Погоревал, погоревал, да делать нечего.
      А лисичка собрала всю разбросанную рыбу в кучку, уселась на дорогу и кушает себе. Приходит к ней серый волк:
      — Здравствуй, сестрица!
      — Здравствуй, братец!
      — Дай мне рыбки!
      — Налови сам да и кушай.
      — Я не умею.
      — Эка, ведь я же наловила! Ты, братец, ступай на реку, опусти хвост в прорубь, сиди да приговаривай: «Ловись, рыбка, и мала, и велика! Ловись, рыбка, и мала, и велика!» Рыбка к тебе сама на хвост нацепится. Да смотри сиди подольше, а то не наловишь.
      Волк и пошел на реку, опустил хвост в прорубь и начал приговаривать:
 
— Ловись, рыбка, и мала и велика!
Ловись, рыбка, и мала и велика!
 
      Вслед за ним и лиса явилась; ходит около волка да причитывает:
 
— Ясни, ясни на небе звезды,
Мерзни, мерзни, волчий хвост!
 
      — Что ты, лисичка-сестричка, говоришь?
      — То я тебе помогаю.
      А сама, плутовка, поминутно твердит:
 
Мерзни, мерзни, волчий хвост!
 
      Долго-долго сидел волк у проруби, целую ночь не сходил с места, хвост его и приморозило; пробовал было приподняться: не тут-то было!
      «Эка, сколько рыбы привалило — и не вытащишь!» — думает он.
      Смотрит, а бабы идут за водой и кричат, завидя серого:
      — Волк, волк! Бейте его, бейте его!
      Прибежали и начали колотить волка — кто коромыслом, кто ведром, кто чем попало. Волк прыгал, прыгал, оторвал себе хвост и пустился без оглядки бежать.

      «Хорошо же, — думает, — уж я тебе отплачу, сестрица!» Тем временем, пока волк отдувался своими боками, лисичка-сестричка захотела попробовать, не удастся ли еще что-нибудь стянуть. Забралась в одну избу, где бабы пекли блины, да попала головой в кадку с тестом, вымазалась и бежит. А волк ей навстречу:
      — Так-то учишь ты? Меня всего исколотили!
      — Эх, волчику-братику! — говорит лисичка-сестричка.— У тебя хоть кровь выступила, а у меня мозг, меня больней твоего прибили: я насилу плетусь.
      — И то правда, — говорит волк, — где уж тебе, сестрица, идти, садись на меня, я тебя довезу.
      Лисичка села ему на спину, он ее и повез.
      Вот лисичка-сестричка сидит да потихоньку напевает:
 
— Битый небитого везет,
Битый небитого везет!
 
      — Что ты, сестрица, говоришь?
      — Я, братец, говорю: «Битый битого везет».
      — Так, сестрица, так!

ЛИСА И ЗАЯЦ

      Жили-были лиса да заяц. У лисы была избенка ледяная, у зайца — лубяная.
      Пришла весна красна — у лисы избенка растаяла, а у зайца стоит по-старому.
      Вот лиса и попросилась у него переночевать, да его из избенки и выгнала. Идет дорогой зайчик, плачет. Ему навстречу собака:

      — Тяф, тяф, тяф! Что, зайчик, плачешь?
      — Как мне не плакать? Была у меня избенка лубяная, а у лисы ледяная. Попросилась она ко мне ночевать, да меня и выгнала.
      — Не плачь, зайчик! Я твоему горю помогу. Подошли они к избенке. Собака забрехала:
      — Тяф, тяф, тяф! Поди, лиса, вон!
      А лиса им с печи:
      — Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по закоулочкам!
      Собака испугалась и убежала.
      Зайчик опять идет дорогой, плачет. Ему навстречу медведь:
      — О чем, зайчик, плачешь?
      — Как мне не плакать? Была у меня избенка лубяная, а у лисы ледяная. Попросилась она ночевать, да меня и выгнала.
      — Не плачь, я твоему горю помогу.
      — Нет, не поможешь. Собака гнала — не выгнала, и тебе не выгнать.
      — Нет, выгоню!
      Подошли они к избенке. Медведь как закричит:
      — Поди, лиса, вон!
      А лиса им с печи:
      — Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по закоулочкам!
      Медведь испугался и убежал.
      Идет опять зайчик. Ему навстречу бык:
      — Что, зайчик, плачешь?
      — Как мне не плакать? Была у меня избенка лубяная, а у лисы ледяная. Попросилась она ночевать, да меня и выгнала.
      — Пойдем, я твоему горю помогу.
      — Нет, бык, не поможешь. Собака гнала — не выгнала, медведь гнал — не выгнал, и тебе не выгнать.
      — Нет, выгоню!

      Подошли они к избенке. Бык как заревел:
      — Поди, лиса, вон!
      А лиса им с печи:
      — Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по закоулочкам!
      Бык испугался и убежал.
      Идет опять зайчик дорогой, плачет пуще прежнего. Ему навстречу петух с косой:
      — Ку-ка-реку! О чем, зайчик, плачешь?
      — Как мне не плакать? Была у меня избенка лубяная, а у лисы ледяная. Попросилась она ночевать, да меня и выгнала.
      — Пойдем, я твоему горю помогу.
      — Нет, петух, не поможешь. Собака гнала — не выгнала, медведь гнал — не выгнал, бык гнал — не выгнал, и тебе не выгнать.
      — Нет, выгоню!
      Подошли они к избенке. Петух лапами затопал, крыльями забил:
 
— Ку-ка-ре-ку! Иду на пятах,
Несу косу на плечах,
Хочу лису посйчи,
Слезай, лиса, с пйчи,
Поди, лиса, вон!
 
      Лиса услыхала, испугалась и говорит:
      — Обуваюсь…
      Петух опять:
 
— Ку-ка-ре-ку! Иду на пятах,
Несу косу на плечах,
Хочу лису посечи,
Слезай, лиса, с печи,
Поди, лиса, вон!
 
      Лиса опять говорит:
      — Одеваюсь…
      Петух в третий раз:
 
— Ку-ка-ре-ку! Иду на пятах,
Несу косу на плечах,
Хочу лису посечи,
Слезай, лиса, с печи,
Поди, лиса, вон!
 
      Лиса без памяти выбежала, петух ее тут и зарубил косой. И стали они с зайчиком жить-поживать в лубяной избенке.

ЛИСА И ЖУРАВЛЬ

      Лиса с журавлем подружились.
      Вот вздумала лиса угостить журавля, пошла звать его к себе в гости:
      — Приходи, куманек, приходи, дорогой! Уж я тебя угощу!
      Пошел журавль на званый пир. А лиса наварила манной каши и размазала по тарелке. Подала и потчевает:
      — Покушай, голубчик куманек, — сама стряпала.
      Журавль стук-стук носом по тарелке, стучал, стучал — ничего не попадает!
      А лисица лижет себе да лижет кашу, так все сама и съела. Кашу съела и говорит:

      — Не обессудь, куманек! Больше потчевать нечем.
      Журавль ей отвечает:
      — Спасибо, кума, и на этом! Приходи ко мне в гости.
      На другой день приходит лиса к журавлю, а он приготовил окрошку, наклал в кувшин с узким горлышком, поставил на стол и говорит:
      — Кушай, кумушка! Право, больше нечем потчевать.
      Лиса начала вертеться вокруг кувшина. И так зайдет, и эдак, и лизнет его, и понюхает-то,— никак достать не может: не лезет голова в кувшин.
      А журавль клюет себе да клюет, пока все не съел.
      — Ну, не обессудь, кума! Больше угощать нечем.
      Взяла лису досада. Думала, что наестся на целую неделю, а домой пошла — не солоно хлебала. Как аукнулось, так и откликнулось!
      С тех пор и дружба у лисы с журавлем врозь.

ЛИСА-ИСПОВЕДНИЦА

      Однажды лиса всю большую осеннюю ночь протаскалась по лесу не евши. На заре прибежала она в деревню, взошла на двор к мужику и полезла на насест к курам.
      Только что подкралась и хотела схватить одну курицу, а петуху пришло время петь: вдруг он крыльями захлопал, ногами затопал и закричал во все горло. Лиса с насеста-то так со страху полетела, что недели три лежала в лихорадке.
      Вот раз вздумалось петуху пойти в лес — разгуляться, а лисица уж давно его стережет; спряталась за куст и поджидает: скоро ли петух подойдет.
      А петух увидел сухое дерево, взлетел на него и сидит себе.
      В то время лисе скучно показалось дожидаться, захотелось сманить петуха с дерева; вот думала-думала, да и придумала:
      «Дай прельщу его!»
      Подходит к дереву и стала здороваться:
      — Здравствуй, Петенька!
      «Зачем ее лукавый занес?» — думает петух. А лиса приступает со своими хитростями:
      — Я тебе, Петенька, добра хочу — на истинный путь наставить и разуму научить. Ты, Петя, на исповеди ни разу не бывал. Слезай ко мне и покайся, а я все грехи с тебя сниму и на смех не подыму.
      Петух стал спускаться ниже и ниже и попал прямо лисе в лапы. Схватила его лиса и говорит:
      — Теперь я задам тебе жару! Ты у меня за всё ответишь: попомнишь про свои худые дела! Вспомни, как я в осеннюю темную ночь приходила и хотела попользоваться одним куренком,— а я в то время три дня ничего не ела,— и ты крыльями захлопал и ногами затопал!..
      — Ах, лиса! — говорит петух.— Ласковые твои словеса! Премудрая княгиня! Вот у нашего архиерея скоро пир будет; в то время стану я просить, чтоб тебя сделали просвирнею, и будут нам с тобой просвиры мягкие, кануны сладкие, и пойдет про нас слава добрая.
      Лиса распустила лапы, а петух порх на дубок.

КАК ЛИСА УЧИЛАСЬ ЛЕТАТЬ

      Встретился с лисицей журавль:
      — Что, лисица, умеешь ли летать?
      — Нет, не умею.
      — Садись на меня, научу.

      Села лисица на журавля. Унес ее журавль высоко-высоко.
      — Что, лисица, видишь ли землю?
      — Едва вижу: с овчину земля кажется! Журавль ее и стряхнул с себя.
      Лисица упала на мягкое место, на сенную кучу. Журавль подлетел:
      — Ну как, умеешь, лисица, летать?
      — Летать-то умею — садиться тяжело!
      — Садись опять на меня, научу.
      Села лиса на журавля. Выше прежнего унес он ее и стряхнул с себя.
      Упала лисица на болото: на три сажени ушла в землю. Так лисица и не научилась летать.

ЛИСА И КУВШИН

      Вышла баба на ноле жать и спрятала за кусты кувшин с молоком. Подобралась к кувшину лиса, всунула в него голову, молоко вылакала; пора бы и домой, да вот беда — головы из кувшина вытащить не может.
      Ходит лиса, головой мотает и говорит:
      — Ну, кувшин, пошутил, да и будет,— отпусти же меня, кувшинушко! Полно тебе, голубчик, баловать, — поиграл, да и полно!
      Не отстает кувшин, хоть ты что хочешь.
      Рассердилась лиса:
      — Погоди же ты, проклятый, не отстаешь честью, так я тебя утоплю.
      Побежала лиса к реке и давай кувшин топить. Кувшин-то утонуть утонул, да и лису за собой потянул.

ЛИСА И РАК

      Лиса говорит раку:
      — Давай перегоняться!
      — Что же, лиса, давай. Начали перегоняться.
      Лиса побежала, а рак уцепился лисе за хвост. Лиса до места добежала, обернулась посмотреть, вильнула хвостом, рак отцепился и говорит:
      — А я уж давно тут тебя жду.

ПЕТУШОК - ЗОЛОТОЙ ГРЕБЕШОК

      Жили-были кот, дрозд да петушок— золотой гребешок. Жили они в лесу, в избушке. Кот да дрозд ходят в лес дрова рубить, а петушка одного оставляют.
      Уходят — строго наказывают:
      — Мы пойдем далеко, а ты оставайся домовничать, да голоса не подавай; когда придет лиса, в окошко не выглядывай.
      Проведала лиса, что кота и дрозда дома нет, прибежала к избушке, села под окошко и запела:
 
— Петушок, петушок,
Золотой гребешок,
Масляна головушка,
Шелкова бородушка,
Выгляни в окошко,
Дам тебе горошку.
 
      Петушок и выставил головку в окошко. Лиса схватила его в когти, понесла в свою нору. Закричал петушок:
 
— Несет меня лиса
За темные леса,
За быстрые реки,
За высокие горы…
Кот и дрозд, спасите меня!..
 
      Кот и дрозд услыхали, бросились в погоню и отняли у лисы петушка.
      В другой раз кот и дрозд пошли в лес дрова рубить и опять наказывают:
      — Ну, теперь, петух, не выглядывай в окошко, мы еще дальше пойдем, не услышим твоего голоса.
      Они ушли, а лиса опять прибежала к избушке и запела:
 
— Петушок, петушок,
Золотой гребешок,
Масляна головушка,
Шелкова бородушка,
Выгляни в окошко,
Дам тебе горошку.
 

      Петушок сидит помалкивает. А лиса — опять:
 
— Бежали ребята,
Рассыпали пшеницу,
Курицы клюют,
Петухам не дают…
 
      Петушок и выставил головку в окошко:
      — Ко-ко-ко! Как не дают?!
      Лиса схватила его в когти, понесла в свою нору.
      Закричал петушок:
 
— Несет меня лиса
За темные леса,
За быстрые реки,
За высокие горы…
Кот и дрозд, спасите меня!..
 
      Кот и дрозд услыхали, бросились в погоню. Кот бежит, дрозд летит… Догнали лису — кот дерет, дрозд клюет, и отняли петушка.
      Долго ли, коротко ли, опять собрались кот да дрозд в лес дрова рубить. Уходя, строго-настрого наказывают петушку:
      — Не слушай лисы, не выглядывай в окошко, мы еще дальше уйдем, не услышим твоего голоса.
      И пошли кот да дрозд далеко в лес дрова рубить. А лиса — тут как тут: села под окошечко и поет:
 
— Петушок, петушок,
Золотой гребешок,
Масляна головушка,
Шелкова бородушка,
Выгляни в окошко,
Дам тебе горошку.
 
      Петушок сидит помалкивает. А лиса — опять:
 
— Бежали ребята,
Рассыпали пшеницу,
Курицы клюют,
Петухам не дают…
 
      Петушок все помалкивает. А лиса — опять:
 
— Люди бежали,
Орехов насыпали,
Куры-то клюют,
Петухам не дают…
 
      Петушок и выставил головку в окошко:
      — Ко-ко-ко! Как не дают?!
      Лиса схватила его в когти плотно, понесла в свою нору, за темные леса, за быстрые реки, за высокие горы…
      Сколько петушок ни кричал, ни звал — кот и дрозд не услышали его. А когда вернулись домой — петушка-то нет.
      Побежали кот и дрозд по Лисицыным следам. Кот бежит, дрозд летит… Прибежали к лисицыной норе. Кот настроил гусельцы и давай натренькивать:
 
— Трень, брень, гусельцы,
Золотые струночки…
Еще дома ли Лисафья-кума,
Во своем ли теплом гнездышке?
 
      Лисица слушала, слушала и думает:
      «Дай-ка посмотрю — кто это так хорошо на гуслях играет, сладко напевает».
      Взяла да и вылезла из норы. Кот и дрозд ее схватили — и давай бить-колотить. Били и колотили, покуда она ноги не унесла.
      Взяли они петушка, посадили в лукошко и принесли домой.
      И с тех пор стали жить да быть, да и теперь живут.

ДУМЫ

      Выкопал мужик яму в лесу, прикрыл ее хворостом; не попадется ли какого зверя.
      Бежала лесом лисица. Загляделась по верхам — бух в яму!
      Летел журавль. Спустился корму поискать, завязил ноги в хворосте; стал выбиваться — бух в яму!
      И лисе горе, и журавлю горе. Не знают, что делать, как из ямы выбраться.
      Лиса из угла в угол мечется — пыль по яме столбом; а журавль одну ногу поджал — и ни с места, и все перед собой землю клюет, все перед собой землю клюет. Думают оба, как бы беде помочь.
      Лиса побегает, побегает да и скажет:
      — У меня тысяча, тысяча, тысяча думушек!
      Журавль поклюет, поклюет да и скажет:
      — А у меня одна дума!
      И опять примутся — лиса бегать, а журавль клевать.
      «Экой, — думает лиса, — глупый этот журавль! Что он все землю клюет? Того и не знает, что земля толстая и насквозь ее не проклюешь».
      А сама все кружит по яме да говорит:
      — У меня тысяча, тысяча, тысяча думушек! А журавль все перед собой клюет да говорит:
      — А у меня одна дума!
      Пошел мужик посмотреть, не попалось ли кого в яму.
      Как заслышала лиса, что идут, принялась еще пуще из угла в угол метаться и все только и говорит:
      — У меня тысяча, тысяча, тысяча думушек!
      А журавль совсем смолк и клевать перестал. Глядит лиса — свалился он, ножки протянул и не дышит. Умер с перепугу, сердечный!
      Приподнял мужик хворост; видит — попались в яму лиса да журавль: лиса юлит по яме, а журавль лежит не шелохнется.
      — Ах ты, — говорит мужик, — подлая лисица! Заела ты у меня этакую птицу!
      Вытащил журавля за ноги из ямы; пощупал его — совсем еще теплый журавль; еще пуще стал лису бранить.
      А лиса-то бегает по яме, не знает, за какую думушку ей ухватиться: тысяча, тысяча, тысяча думушек!
      — Погоди ж ты! — говорит мужик.— Я тебе помну бока за журавля!
      Положил птицу подле ямы — да к лисе. Только что он отвернулся, журавль как расправит крылья да как закричит:
      — У меня одна дума была!
      Только его и видели.
      А лиса со своей тысячью, тысячью, тысячью думушек попала на воротник к шубе.

ЛИСА И ТЕТЕРЕВ

      Тетерев сидел на дереве. Лисица подошла к нему и говорит:
      — Здравствуй, тетеревочек, мой дружочек, как услышала твой голосочек, так и пришла тебя проведать.
      — Спасибо на добром слове,— сказал тетерев.
      Лисица притворилась, что не расслышала, и говорит:
      — Что говоришь? Не слышу. Ты бы, тетеревочек, мой дружочек, сошел на травушку погулять, поговорить со мной, а то я с дерева не расслышу.
      Тетерев сказал:
      — Боюсь я сходить на траву. Нам, птицам, опасно ходить по земле.
      — Или ты меня боишься? — сказала лисица.
      — Не тебя, так других зверей боюсь, — сказал тетерев.— Всякие звери бывают.
      — Нет, тетеревочек, мой дружочек, нынче указ объявлен, чтобы по всей земле мир был. Нынче уж звери друг друга не трогают.
      — Вот это хорошо,— сказал тетерев, — а то вот собаки бегут; кабы по-старому, тебе бы уходить надо, а теперь тебе бояться нечего.
      Лисица услыхала про собак, навострила уши и хотела бежать.
      — Куда ж ты? — сказал тетерев. — Ведь нынче указ, собаки не тронут.
      — А кто их знает! — сказала лиса. — Может, они указа не слыхали.
      И убежала.

ЛИСА И ДРОЗД

      Дрозд на дереве гнездышко свил, яички снес и вывел детенышей. Узнала про это лисица. Прибежала и — тук-тук хвостом по дереву.
      Выглянул дрозд из гнезда, а лиса ему:
      — Дерево хвостом подсеку, тебя, дрозда, съем и детей твоих съем!
      Дрозд испугался и стал просить, стал лису молить:
      — Лисанька-матушка, дерева не руби, детушек моих не губи! Я тебя пирогами да медом накормлю.
      — Ну, накормишь пирогами да медом — не буду дерева рубить!
      — Вот пойдем со мной на большую дорогу.
      И отправились лиса и дрозд на большую дорогу: дрозд летит, лиса вслед бежит.
      Увидел дрозд, что идет старуха со внучкой, несут корзину пирогов и кувшин меду.
      Лисица спряталась, а дрозд сел на дорогу и побежал, будто лететь не может: взлетит от земли да и сядет, взлетит да и сядет.
      Внучка говорит бабушке:
      — Давай поймаем эту птичку!
      — Да где нам с тобой поймать!
      — Как-нибудь поймаем. У ней, видать, крыло подбито. Уж больно красивая птичка!
      Старуха с внучкой поставили корзину да кувшин на землю и побежали за дроздом.
      Отвел их дрозд от пирогов да от меду. А лисица не зевала: вволю пирогов да меду наелась и в запас припрятала.
      Взвился дрозд и улетел в свое гнездо.
      А лиса тут как тут — тук-тук хвостом по дереву:
      — Дерево хвостом подсеку, тебя, дрозда, съем и детей твоих съем!
      Дрозд высунулся из гнезда и ну лисицу просить, ну лисицу молить:
      — Лисанька-матушка, дерево не руби, детушек моих не губи! Я тебя пивом напою.
      — Ну, пойдем скорей. Я жирного да сладкого наелась, мне пить хочется!
      Полетел опять дрозд на дорогу, а лисица вслед бежит.
      Дрозд видит — едет мужик, везет бочку пива. Дрозд к нему: то на лошадь сядет, то на бочку. До того рассердил мужика, тот захотел убить его. Сел дрозд на гвоздь, а мужик как ударит топором — и вышиб из бочки гвоздь. Сам побежал догонять дрозда.