Сказки - Русские народные сказки (Сост. В. П. Аникин)

СОДЕРЖАНИЕ

 
      
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Русские детские сказки»). Рисунки К. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунки К. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунки К. Кузнецова
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунок К. Кузнецова
       (В пересказе К. Д. Ушинского). Рисунок К. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунок К. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунок К. Кузнецова
       (В пересказе М. Л. Михайлова)
       (В пересказе Л. Н. Толстого)
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунок К. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунок К. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунки К. Кузнецова
       (В пересказе К. Д. Ушинского)
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунки К. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунок К. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунок К. Кузнецова
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Русские детские сказки»)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Русские детские сказки»). Рисунки К. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунки К. Кузнецова
       (Из сборника В. Н. Серебренникова, в обработке В. П. Аникина)
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунок К. Кузнецова
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Русские детские сказки»). Рисунки К. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунки К. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунки К. Кузнецова
       ( В пересказе Л. Н. Толстого)
       (В обработке А. Н. Толстого)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Русские детские сказки»). Рисунок К. Кузнецова
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Русские детские сказки»)
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунок К. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунок К. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунок К. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунок К. Кузнецова
       (В обработке А. Н.Толстого).
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунок К. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунки К. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунок К. Кузнецова
       (В пересказе М. А. Булатова). Рисунок И. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунок И. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунки К. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунок К. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунки К. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунки К. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунок К. Кузнецова
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Русские детские сказки»)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунки . Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунки К. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунок К. Кузнецова
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Русские детские сказки»). Рисунки К. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунок К. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого)
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунок К. Кузнецова
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
       (Из сборника «Перстенек — двенадцать ставешков»)
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунок К. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунки К. Кузнецова
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Русские детские сказки»). Рисунок К. Кузнецова
       (В пересказе М. А. Булатова)
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунки К. Кузнецова
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунки К. Кузнецова
       (Из сборника А, Н. Афанасьева «Народные русские сказки», в обработке В. П. Аникина)
       (Из сборника И. В. Карнауховой) .
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки», в обработке В. П. Аникина)
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунки К. Кузнецова
       (Из сборника «Сказки А. Н. Корольковой»). Рисунок Б. Шахова
       (В пересказе М. А. Булатова). Рисунки К. Кузнецова
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки», в обработке В. П. Аникина)
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунки К. Кузнецова
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунки К. Кузнецова
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»). Рисунки Н. Кочергина
       (В пересказе М. А. Булатова). Рисунок К. Кузнецова
       (В пересказе А. П. Платонова)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»). Рисунки Б. Шахова
       (В пересказе К. Д. Ушинского). Рисунок В. Милашевского
       (В пересказе М. А. Булатова)
       (В пересказе А. Н. Нечаева)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки», в обработке В. П. Аникина)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки», в обработке В. П. Аникина)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки», в обработке В. П. Аникина)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки», в обработке В. П. Аникина)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки», в обработке В. П. Аникина)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки», в обработке В. П. Аникина)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки», в обработке В. П. Аникина),
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки», в обработке В. П. Аникина)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки», в обработке В. П. Аникина)
       (В пересказе Б. Бронницина)
       (В пересказе М. А. Булатова)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Русские детские сказки»)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Русские детские сказки»). Рисунок Е. Коротковой
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Русские детские сказки»)
       (В обработке А. Н. Толстого). Рисунки К. Кузнецова
       (Из сборника Е. В. Барсова)
       (В пересказе К. Д. Ушинского). Рисунок В. Милашевского
       (В пересказе М. Л. Михайлова)
       (Из сборника «Перстенек — двенадцать ставешков»)
       (Из сборника Д. Н. Садовникова). Рисунок В. Милашевского
       (Из сборника Б. и Ю. Соколовых). Рисунок Е. Коротковой
       (В пересказе А. Н. Нечаева)
       (В обработке М. М. Сергеенко). Рисунок И. Кузнецова
       (В пересказе Л. Н. Толстого). Рисунок И. Кузнецова
       (Из сборника Н. А. Иваницкого, в обработке В. П. Аникина)
       (В пересказе А. Н. Нечаева). Рисунки Н. Кочергина
       (Из сборника «Сказки Карельского Беломорья»)
       (Из сборника «Фольклор Саратовской области»)
       (Из сборника Д. Н. Садовникова)
       (Из сборника Д. Н. Садовникова)
       (Из сборника И. А. Худякова, в обработке В. П. Аникина)
       (В пересказе К. Д. Ушинского)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
       (Из сборника В. Н. Серебренникова)
       (Из сборника Н. Е. Ончукова)
       (Из сборника «Сказки И. Ф. Ковалева»)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Заветные сказки»)
       (Из сборника Д. К. Зеленина «Великорусские сказки Пермской губернии»)
       (В пересказе С. Г. Писахова)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»).
       (В пересказе А. Н. Нечаева)
       (В пересказе Л. Н. Толстого)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»). Рисунок В. Милашевского
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Заветные сказки»)
       (В обработке М. М. Сергеенко)
       (Из сборника «Сказки Ф. П. Господарева»)
       (Из сборника А. М. Смирнова). Рисунок В. Милашевского.
       (Из сборника «Народные сказки Костромской губернии»)
       (Из сборника А. М. Смирнова), Рисунок В. Милашевского<</emphasis>./a>        (Из сборника А. П. Анисимовой)
       (Из сборника Н. Е. Ончукова)
       (В пересказе Л. Н. Толстого)
       (Из сборника М. М. Серовой, в обработке И. В. Воробьевой)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»). Рисунок В. Милашевского
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Русские детские сказки»)
       (Из сборника В. Н. Серебренникова, в обработке В. П. Аникина)
       (Из сборника Д. Н. Садовникова)
       (Из сборника А. М. Смирнова)
       (Из сборника В. Н. Серебренникова, в обработке В. П. Аникина)
       (Из сборника В. Н. Серебренникова)
       (В пересказе И. В. Воробьевой)
       (В пересказе Б. В. Шергина)
       (Из сборника Н. А. Иваницкого, в обработке В. П. Аникина)
       (В пересказе С. Г. Писахова)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»). Рисунок И. Кузнецова
       (Из сборника И. В. Карнауховой)
       (Из сборника Н. А. Иваницкого)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
       (Из сборника Б. и Ю. Соколовых)
       (В пересказе И. В. Воробьевой)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
       (Из сборника И. А. Худякова)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
       (Из сборника Н. А. Иваницкого)
       (Из сборника Н. А. Иваницкого)
       (Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)
       (Из сборника М. М. Серовой). Рисунок Е. Коротковой
       (В пересказе А. Н. Нечаева). Рисунки В. Милашевского
       (Из сборника А. М. Смирнова)
      
 
 
ЧУДО ЧУДНОЕ, ДИВО ДИВНОЕ

      …Сказки открывали передо мною просвет в другую жизнь, где существовала и, мечтая о лучшей жизни, действовала какая-то свободная, бесстрашная сила.
       М. Горький

      В народном творчестве сказка — вероятно, самое большое чудо. В ней обычны слова и выражения: «жили-были», «братец», «сестрица», «дед», «баба», «избушка», «пеки пироги», «поеду за рыбой»,— а реальный мир преображен. Мы узнаём и не узнаём его.
      Лежит на дороге лиса — притворилась мертвой; увидел ее дед, смекнул — сгодится на воротник: «Вот будет подарок жене!» Взял лису, положил на воз, а она улучила время и ну бросать из воза рыбу — рыбку за рыбкой. Повыбросила всю и сама ушла. Обманула лиса деда.
      Дед мог ошибиться, лиса — схитрить, но не все правдоподобно в этом рассказе, а чем дальше, тем больше выдумки. Собрала лиса рыбу, села и ест. Бежит волк, увидал лисицу и говорит:
      — Здравствуй, сестрица!
      И «сестрица» отвечает:
      — Здравствуй, братец!
      Увидев у лисы рыбу, волк стал просить:
      — Дай мне рыбки!
      Но лиса не для того рисковала собой, хитрила, чтобы делиться с кем-нибудь своей добычей.
      Она говорит:
      — Налови сам. Волк жаловаться:
      — Я не умею.
      Лиса словно ждала этих слов:
      — Эка, ведь я же наловила!
      Волку сказать нечего.
      Лиса учит:
      — Ты, братец, ступай на реку, опусти хвост в прорубь, сиди да приговаривай: «Ловись, рыбка, и мала и велика! Ловись, рыбка, и мала и велика!» Рыба к тебе сама на хвост нацепится… Да смотри сиди подольше, а то не наловишь.
      Видно, лиса очень зла на волка, если вздумала так жестоко обмануть его. Волк поверил лисе — и едва не поплатился головой.
      Мы и не заметили, как оказались во власти вымысла и каким интересным становится все, о чем ведет речь сказочник. Звери в сказках говорят, рассуждают, хитрят, обманывают, враждуют, дружат. Сам собой является вопрос: что это — досужая выдумка?
      Давно, более двухсот лет назад, Михаил Васильевич Ломоносов признал у сказочного вымысла серьезное значение. По словам ученого, издревле в сказках всех народов мира ведется правило придавать «бессловесным животным слово». Ломоносов обратил внимание на то, что фантастика может быть самой невероятной: чудовищные кентавры в мифах древних греков наделены «половиной из человека», «половиной из коня», морские девы-сирены — в «верхней части» как девицы, а в «нижней» как рыбы, у страшилищ-химер львиная голова, хвост змеиный, а «середка» — козья. В русских сказках немало похожих созданий фантазии: Змей Горыныч, русалки, баба-яга, Кощей, морской царь. Фантастический вымысел, писал Ломоносов, есть «идея, противная натуре или обыкновениям человеческим». Действительно, фантастика неправдоподобна, противоположна тому, что есть в жизни, в природе. В сказках всегда повествуется о чем-то невероятном, невозможном в реальной жизни, но вместе с тем фантастический вымысел заключает в себе, как говорил Ломоносов, «идею обыкновенную и натуральную», то есть в вымысле есть и правда.
      Правда сказок в том, что хотя и говорится о зверях, а воспроизводятся похожие человеческие ситуации — тем сказки и интересны. Сказочники потому и говорят о зверях, чтобы нагляднее передать прежде всего человеческий смысл фантастической истории. Действия зверей откровеннее обнажают негуманные стремления, помыслы, причины поступков, совершаемых людьми. Это выразительный художественный прием. Ломоносов писал, что, благодаря фантастическому вымыслу, «обыкновенная и натуральная идея», то есть жизненная правда, выражается «сильнее», чем если бы повествование велось без вымысла.
      Вот и получилось, что сказка — и неправда и правда одновременно. На наших глазах свершилось чудо искусства. Сказки говорят нам больше, чем непосредственно заключено в их выдумке. История волка и лисы, кота и лисы, петушка, козы-дерезы, козла, журавля и цапли, вороны и рака, тетерева, лягушки, мышки и десятка других зверей, птиц, с которыми случаются удивительные приключения,— это все истории, в которых есть место не только для забавы, но и для выражения серьезного смысла.
      Выросла репка такая большая, что дед один не смог выдернуть ее. Позвал он на помощь бабку — опять никак не вытянуть. Позвали внучку, потом собачку, потом кошку, но все никак не вытянуть репку. Позвала кошка мышку. Потянули— вытянули. Конечно, все это одна забавная выдумка, но и у этой истории есть смысл: не хватало только мышкиной силы, чтобы вытянуть репку. Оказалось, что никакая, даже самая малая сила в деле не лишняя, а случается, что ее-то и не хватает, чтобы добиться результата.
      Катится по дороге задорный колобок и поет: всюду ему удача — от дедушки, от бабушки ушел, не съели. Ушел колобок от зайца, от волка, от самого медведя — и так уверился в своей удачливости, что дерзнул сесть лисе на язычок. Она его — гам! — и съела. Вот что случилось с неосторожным колобком: он совсем забыл, что замешен на сметане, изжарен в масле, что всем лаком.
      Напугала лиса дрозда — напугала до смерти. Согласился он накормить лису. Захотела лиса пить — он напоил ее. Захотела лиса смеяться — насмешил ее дрозд. Лисе так понравились удовольствия, что велела напугать себя. Навел на нее дрозд собак. Едва ушла от них лиса и, досадуя на хвост за то, что мешал ей бежать, дала собакам разорвать себя. Поучительная для глупцов история!
      Лиса рассказывает тетереву о новом указе — теперь птицам можно никого не бояться, гуляй себе по лугам: «Нынче уже звери друг друга не трогают».
      — Вот это хорошо, — сказал тетерев, — а то вот собаки бегут; кабы по-старому, тебе бы уходить надо, а теперь тебе бояться нечего.
      Бежала лиса с позором, хотя и тут нашлась — успела сказать, что, может быть, собаки указа не слыхали. Не удалось лисе сманить тетерева на землю. Хитрецу нет веры.
      Сказки о зверях и птицах долгие столетия были на Руси своего рода социальной, бытовой энциклопедией. Тут осуждены хитрецы, лжецы, пройдохи, недотепы, лентяи, воры, невежды, дураки, скупцы, забияки, грубияны, лицемеры, ханжи. Людские пороки выставлены на позор и смех.
      Давно замечено, что сказки разных народов очень схожи между собой: повторяются сюжетные ситуации, действия зверей и птиц. Но при всем том у каждого народа сказки особенные. Свой облик и у русских сказок. На сказках о косолапом медведе Михайле Ивановиче, который делит с мужиком вершки и корешки, о лисе Лизавете, коте-бурмистре из сибирских лесов, о волке, который идет к присяге и целует капкан, — на всех наших сказках лежит печать старинного быта, обычаев, порядков.
      Вот лиса, подделываясь под тон гостеприимной и щедрой хозяйки-кумы, зовет в гости журавля:
      — Приходи, куманек, приходи, дорогой! Уж я тебя угощу!
      Журавль пришел на «званый пир».
      За столом лиса хлопочет:
      — Покушай, голубчик куманек, — сама стряпала.
      А каша-то размазана по тарелке. Как журавлю склевать ее?!
      Лиса лицемерит:
      Не обессудь, куманек! Больше потчевать нечем.
      Журавль не остался в долгу — отплатил за насмешку: позвал лису в гости и все приговаривал:
      — Кушай, кумушка! Право, больше нечем потчевать.
      Угощение-окрошка была налита в кувшин с узким горлом: лиса и так и эдак, но никак не достать ее.
      В народном обычае вести дружбу, а когда добрым расположением пренебрегают, то дело оборачивается теми отношениями, про которые пословица говорит: «Как аукнется, так и откликнется». Конечно, и у других народов столь же обычны и гостеприимство, и дружество, и осуждение тех, кто попирает добрые обычаи, но сказки каждого народа говорят об этом по-своему. Именно о таком проявлении национальных особенностей в художественном творчестве писал А. С. Пушкин: «Есть образ мыслей и чувствований, есть тьма обычаев, поверий и привычек, принадлежащих исключительно какому-нибудь народу».
      И в стиле, в языке, выразился особенный склад русской сказки. Так, в сказке «Лиса-исповедница» говорится: «Однажды лиса всю большую осеннюю ночь протаскалась по лесу не евши. На заре прибежала она в деревню, взошла на двор к мужику и полезла на насест к курам». Кажется, совсем просто сказано, но как характерны эти слова и обороты, они отмечены таким своеобразием, что нельзя заменить ни одного слова другим, ни одного из них нельзя переставить на другое место без риска утратить своеобразие стиля. Попробуем сказать по-другому: «Один раз осенью лиса проходила в лесу без пищи. Утром пришла она в деревню и полезла в курятник». Смысл остался, а сказки не стало — она исчезла, как пропадают узоры на крыльях бабочки, когда к ней грубо прикасаются пальцами. Фразы сказочника запечатлевают непередаваемые другими словами художественные оттенки. Здесь все важно: и то, что лиса всю-то томительную, долгую, темную, «большую осеннюю ночь» пробродила по лесу, и не проходила, а «протаскалась… не евши». Сказочник явно не жалеет лису: про того, кому сочувствуют, не скажут: «протаскалась». Поутру, при свете зари лиса «взошла на двор» к мужику и не просто оказалась в курятнике, а «полезла» туда — полезла сразу: ведь голодная.
      В каждом слове и обороте нам нетрудно ощутить особую манеру рассказывания. Заметна устойчивая привычка сказочника ясно и твердо определять свое отношение ко всему, о чем заходит речь. Рассказчик и сам хорошо знал томление долгой голодной осенней ночи и то, как мало радует холодная утренняя заря. Это ощущение и выразилось в сказке, как выразилось оно и в другом народном произведении — в песне о тоскливой осенней ночи «Эх ты ноченька, ночка темная, ночь осенняя…». Почти незаметно, по крупицам, в стиле и смысле сказок оттеняется их речевое своеобразие, но оно в итоге и создает впечатление народной неповторимости сказок.
      Волшебные сказки по сравнению со сказками о животных открывают перед нами мир иных чудес. О чем только не узнаешь из волшебных сказок! Чудо начинается с присказки: «Было это дело на море, на океане, на острове Кидане стоит древо — золотые маковки: по этому древу ходит кот Баюн; вверх идет — песню поет, а вниз идет — сказки сказывает… Это не сказка, а еще присказка идет, а сказка вся впереди». Умелый сказочник с самого начала обещает занимательную историю. Когда сказочники обходятся без присказки, они находят другой способ сразу заинтересовать слушателей. Сказки почти неизменно начинаются с интригующего зачина: «В некотором царстве, в некотором государстве жили-были старик и старуха…» или: «За тридевять земель, в тридесятом государстве жил-был царь с царицею…»
      Так начинаеІся и сказка о семи Симеонах. Взял к себе на службу царь семерых братьев, семерых близнецов. У всех одно имя — все Симеоны и такие удальцы, что равных не найти. Один из братьев сковал железный столб в двадцать сажен (а каждая сажень — расстояние от кончиков пальцев одной руки до кончиков пальцев другой), второй брат поднял столб и врыл его в землю, третий залез на столб — уселся на самом верху и увидел, «как и что творится по белу свету», увидел синие моря и как на них пятнами мреют корабли, увидел села, города, даже усмотрел в далеком тереме прекрасную царевну. Четвертый брат построил корабль, да не простой — ходит по морю, «как по суху». Пятый сумел удачно торговать разными товарами в чужих землях, шестой смог вместе с кораблем, людьми и товарами нырнуть в море, плыть под водой и вынырнуть где надо, а последний, седьмой брат умудрился заманить на корабль чудную царевну. Уменье и удаль всех семерых пригодились — братья увезли царевну и от погони ушли. Веселая, полная невероятных приключений сказка— откровенная небылица. Поэтому в конце сказки сказочник и дал волю, насмешке: «Была у меня клячонка, восковые плечонки, плеточка гороховая. Вижу: горит у мужика овин; клячонку я поставил, пошел овин заливать. Покуда овин заливал, клячонка растаяла, плеточку вороны расклевали». Тут уж никак нельзя усомниться в том, что и сказка — шутка. Тем не менее сказочная история увлекает мечтой о неограниченных возможностях человека.
      В сказках часто трудно понять, когда сказочник шутит, а когда он серьезен. Случается, что сказочник остается серьезным даже тогда, когда рассказывает про самое невероятное. За проложенный по болоту мост-настил, который сделал путь коротким, некие старцы отблагодарили доброго молодца — научили его обращаться в быстрого оленя, зайца и в птицу. Уменье пригодилось Семену (так звали молодца), но у негр оказался недруг — лукавый и жестокий генерал. Быстрее ветра бежал Семен, чтобы в срок принести царю забытый во дворце меч, а генерал себе присвоил подвиг, а Семена столкнул в море. Сказочник рассказывает о злоключениях юноши — тут нет и тени шутки или насмешки.
      Живет Семен в глубине морской, скучно ему, горько, морской царь спрашивает:
      — Что, Семен — малый юныш, скучно тебе здесь?
      — Скучно, ваше величество!
      — Хочешь на русский свет?
      — Хочу…
      Дважды выносит царь Семена в самую полночь на берег и перед восходом солнца уносит обратно в море. После возвращения назад еще горше становится молодцу. На третий раз, когда вынес его морской царь на берег, проговорил молодец в отчаянии:
      — Солнышко, покажись, красное, покажись!
      И случилось чудо. Раньше времени солнышко осияло юношу — не смог морской царь унести его на дно. Семен вернулся домой.
      Мысль о привязанности человека к родному краю передается в сказке с заметным волнением. Родина — тот милый предел, к которому всеми помыслами стремится герой. Вообще какую бы удачу и счастье ни сулила жизнь в далеких от отчизны краях, герои сказок не мыслят своего существования без родины.
      Сказки не знают непоправимых несчастий. Они неизменно ставят героев в положение победителей, заставляют слушателей ликовать, когда чудовище повергнуто в прах, а злодей наказан. Люди, создавшие фантастические истории, мечтали о торжестве справедливости, о счастье. Вопреки козням злой мачехи и ее злонравных дочерей Хаврошечка становится счастливой, дочь старика из сказки «Морозко» избавляется от смерти и возвращается домой с подарками.
      Ни одна людская обида не остается неотомщенной, безутешное горе в сказках можно развеять, беду поправить. Это и есть то, ради чего складывали волшебные, полные невероятных чудес истории.
      В иной сказке, по словам Анатолия Васильевича Луначарского, «правда слышится». Это правда отраженных сказками чаяний и ожиданий простых людей. Своя правда есть в каждой сказочной истории — в историях Ивана-царевича, Марьи Моревны, Финиста — ясного сокола, Ивана — купеческого сына, Булата-молодца, Царевны-лягушки, Хаврошечки, Аленушки, доброго Мартынки из сказки «Волшебное кольцо» и героев других сказок.
      Часто в сказках презираемому и унижаемому человеку даруются благополучие и высокий сан. Сказочники рядят крестьянских сыновей в одежды царей, делают их правителями, которых все любят непритворной любовью за справедливость и доброту. Это мечта о счастье и свободе простого человека.
      Серьезный смысл некоторых волшебных сказок давал основания для суждений по самым важным жизненным вопросам. Находясь в изгнании, далеко от России, Александр Герцен написал статью «Русский народ и социализм». Она была опубликована на французском языке. Великий русский революционер рассказал о свободолюбивых стремлениях и борьбе русского народа против произвола и угнетения. Герцен припомнил волшебную сказку об оклеветанной жене: «Очень распространенная в России сказка гласит, что царь, подозревая жену в неверности, запер ее с сыном в бочку, потом велел засмолить бочку и бросить в море.
      Много лет плавала бочка по морю.
      Между тем царевич рос не по дням, а по часам и уже стал упираться ногами и головой в донья бочки. С каждым днем становилось ему теснее и теснее. Однажды сказал он матери:
      — Государыня-матушка, позволь протянуться вволюшку.
      — Светик мой царевич, — отвечала мать, — не протягивайся. Бочка лопнет, а ты утонешь в соленой воде.
      Царевич смолк и, подумавши, сказал:
      — Протянусь, матушка; лучше раз протянуться вволюшку да умереть…
      В этой сказке, милостивый государь, — закончил свою статью Герцен, обращаясь к одному из деятелей революционного движения в Европе,— вся наша история».
      О чем бы ни заходила речь, сказочники рассказывают так, как будто сами были свидетелями событий. Живая картинность волшебных сказок захватывает воображение. Пришел Иван — крестьянский сын к реке Смородине. Настала полночь. Сырая земля заколебалась, взволновалась вода в реке, подули буйные ветры, закричали орлы на дубах. Это едет двенадцатиглавое чудо-юдо. Все головы свистят, все двенадцать огнем-пламенем пышут. Конь у чуда-юда о двенадцати крылах, шерсть у коня медная, хвост и грива железная. Как тут не испугаться, но Иван — крестьянский сын победил чудовище.
      Вместе со сказочниками мы уносимся воображением в подземные царства, в поднебесную высь, говорим с солнцем, месяцем, достигаем звезд, попадаем в дремучие леса, переплываем через огненные реки, видим, как гибнет Кощей: смерть его была на конце иглы, а игла — в яйце, а яйцо — в утке, а утка — в гнезде, а гнездо — на дубу, а дуб — на острове, а остров — в океане-море. Зловещие гуси-лебеди служат бабе-яге.
      Лесные звери и гады тоже у нее на посылках. Ведьма обращает княгиню в утку. Из неведомых стран прилетает в сад Жар-птица и клюет царские яблоки. Серый волк везет на себе Ивана-царевича, помогает ему, а когда Ивана убивают злые братья, заставляет ворона принести живую воду, чтобы воскресить убитого хозяина-друга. Чудесная дудка выговаривает правду о погубленной сестрице. Влезает в коровье ушко сирота — вылезает из другого и становится красавицей, а вся ее работа уже поделана. Лесной владыка Мороз одаривает терпеливую крестьянскую девушку свадебными подарками. Прилетают на взморье двенадцать голубиц и обращаются в красавиц: плещутся они в море и не замечают, что одежду одной из них унес царевич. Лягушка превращается в царевну и пляшет на царском пиру: махнет рукавом — делается озеро, махнет другим — плывут по озеру белые лебеди. Мир волшебной сказки — мир необычайный, удивительный. Его красота волнует. Первое знакомство с ним оставляет неизгладимый след в душе на долгие годы — на всю жизнь.
      При всем том сказочники учили различать правду и ложь, выдумку и реальность. «Свадьба была веселая», — говорится в конце одной из сказок. Был пир, сказочник сам был на том пиру, пил мед-пиво, но вот «по усам текло, а в рот не попало». Сказочная выдумка не обманывает несбыточным. Сочетание выдумки и правды, чуда и чувства реальности ведомо лишь подлинно высокому искусству. Сказочники знали значение мечты, фантазии, вымысла в жизни людей. Сказки внушали дух уверенности, бодрости, радостного приятия жизненной борьбы за справедливость. И в этом их социальная ценность.
      Волшебные сказки тем успешнее достигают этой цели, что радуют разум, как радует глаз затейливый рисунок. Веселое сочетание слов, развлекательный характер, особый тон делают волшебные сказки ярким образцом искусства, родственного раскрашенным коням и баранчикам из глины, тонким узорам народной вышивки, причудливым деревянным игрушкам.
      Нет твердой границы, которая отделяет бытовую сказку от волшебной, равно как и от сказок, в которых действуют животные. Это потому, что все сказки, в сущности, говорят об одном и том же, хотя и по-разному. В отличие от волшебной сказки бытовая сказка ироничнее, насмешливее. Шутка тут пронизывает всю историю.
      Поймал Емеля в проруби щуку. В благодарность за возвращенную свободу она научила его говорить чудодейственные слова: «По щучьему веленью, по моему хотенью». Емеля тут же на реке произнес их — и ведра с водой сами поднялись в гору, пришли в избу, сами стали на лавку и капли не расплескали. Топор у Емели сам стал колоть дрова, а дрова пошли и в печь сложились.
      Чудеса бытовых сказок — нарочитая выдумка, насмешка, но, как и в других сказках, они не бесцельны. Емеля-дурачок никому не желает зла, а люди вокруг него суетятся, ловчат, хитрят. И хотя им очень хочется быть и знатными и богатыми, но их минует удача. Удачливым становится Емеля: его, а ни кого другого, полюбила царская дочь — и сделался Емеля богат и знатен. Дурачок Емеля, как и похожий на него такой же «дурачок» Иванушка,— «иронический удачник». Смысл этих бытовых сказок не в прославлении дурачества, а в осуждении мнимого ума тех, кто кичится своим превосходством, не ценит простодушия, честности, доброты. Сказочники не видят ничего хорошего в том, что один человек обманет другого, возьмет верх над ним, схитрит, захочет поживиться чужим, солжет.
      Напоминает сказку о Емеле сказка об удачливом солдате. Зазевался он в Петербурге на мосту и упал в Неву. Случилось это как раз против Зимнего дворца — и стояла царевна на балконе. Откуда ни возьмись, явились мышь, жук и рак. Они солдата из реки вытащили. Мышь солдата разула, жук портянки выжал, а рак клешни расставил да на солнышке портянки принялся сушить. Глядела-глядела царевна Несмеяна — и вдруг рассмеялась. А до этого не мог ее никто рассмешить. Солдата, по условию, объявленному царем, тут же на царевне женили. Повторилась история «иронического удачника», только на особый лад.
      Совсем иная сказка о том, как крестьянин разделил за столом гуся: гусь почти целиком ему достался, а барин и его семья получили кое-что: крылья, голову, лапки, задок. Барин, однако, не рассердился: уж больно угодил ему крестьянин словами, которыми сопроводил дележ.
      Батрак Шабарша уселся на берег вить веревку; любопытно стало чертям, послали чертенка-мальчика в черной курточке, в красной шапочке узнать, зачем Шабарша веревку вьет. Читатели легко узнают в Шабарше героя пушкинской сказки про попа и работника: тут почти все, как в сказке у поэта, — и бег наперегонки, и кидание дубины за облако, и другие действия героев. Пушкин по достоинству оценил сказку народа — сохранил ее смысл, украсив изложение блеском своего гения.
      Молодой Мороз хотел было заморозить мужика, да не смог: не пронял его — крестьянин стал дрова рубить и согрелся. А еще и досталось от него Морозу: забрался Мороз в сброшенный во время работы полушубок — сделал его лубок лубком; взял мужик полено подлиннее и посучковатее и ну бить по полушубку, чтобы сделать его мягким. Едва Мороз спасся: думал — пропадет.
      В бытовых сказках ирония и шутка часто становятся беспощадной сатирой. Жало этих сказок направлено против попов, бар, царских чиновников, судей барских и царских лакеев. Народ мстил угнетателям. Убил, говорит одна из таких сказок, крестьянин ненароком злую барскую собаку. Суд решил лишить его «человеческого звания»: заставили его жить у барина, лаять и охранять барское добро. Что делать? Стал мужик у барина жить, лаять по ночам, но пришло время — и мужик заставил барина лаять. Ехали они темным лесом, боязно стало барину, крестьянин указал на сухое дерево-кокорину и сказал:
      — Медведь! Теперь лай сам, а то медведь съест.
      И барин залаял.
      Завистливый поп захотел поживиться за счет крестьянина, говорит другая сказка, вздумал отобрать у него найденный клад. Надел козлиную шкуру на себя, подошел под окно и потребовал от крестьянина добро. Решил мужичок-бедняк, что сам черт явился к нему за червонцами. Отдал деньги, поп их унес, но только с той поры козлиная шкура приросла к попу, осталась на нем. Во всех таких сказках священнослужители изображены корыстными, лицемерными посягателями на крестьянское добро.
      Занимательны и веселы сказки о неумных, болтливых и легкомысленных женщинах, о глупцах, но не мнимых, а настоящих. Захотелось одному мужику есть. Купил он калач и съел. Не наелся — купил другой. И другой калач его не насытил. Купил третий, а все есть хочется. Купил баранку — съел, стал сыт. Тут ударил мужик себя по голове и сказал:
      — Экой я дурак! Что ж я напрасно съел столько калачей. Мне бы надо сначала съесть одну баранку.
      Вошел в пословицу топор, который варил находчивый солдат. Явную нелепицу, которую выдумывают с целью извлечь пользу, называют «кашей из топора». Стало присловьем и выражение: «Хорошо, да худо»; на эту тему есть особая, другая сказка, откуда это выражение и перешло в нашу обиходную речь.
      Такие сказочные истории очень схожи с анекдотами. Они и кратки, как анекдоты, и не менее их остроумны.
      Лгун Хлыст сказал богачу, у которого заночевал:
      — Что это у вас за дома! Вот у нас дома-то: курицы с неба звезды склевывают.
      Дружок Хлыста — Подлыгало прибавил:
      — Да, так… Я видел: у нас петух волочил полмесяца, как краюшку.
      В бытовых сказках выражены острый иронический смысл и та шутка, в которой блещет ум народа.
 
      * * *
      В сборник включены образцы русского сказочного фольклора. Среди детских изданий это едва ли не самая полная книга. В ней читатели найдут весьма характерные, типичные сказки. Они представлены в писательских обработках и редакциях, но таких, которые удерживают художественное своеобразие народных сказок. Это касается в первую очередь сказок, обработанных в прошлом веке знаменитым издателем сказок Александром Николаевичем Афанасьевым, великим педагогом Константином Дмитриевичем Ушинским, Львом Николаевичем Толстым, а также советским писателем Алексеем Николаевичем Толстым. Некоторые тексты взяты из научных сборников и подвергнуты незначительной редакционной правке (к примеру, опущены малоупотребительные, местные слова, которые— здесь будет уместным это отметить — нередко опускали и сами сказочники).
      В сборнике помещен список устаревших и местных, малопонятных слов, сохраненных в тех случаях, когда их замена другими, более понятными, повлекла бы за собой утрату художественного своеобразия. Словарь облегчит понимание сказок, поможет уяснить некоторые важные оттенки их разговорного стиля.
      Нет сомнения, что чтение народных сказок доставит читателю много счастливых минут. Как на крыльях, они унесут его в воображаемый мир, не раз заставят дивиться богатству народной выдумки, а тем, кто станет размышлять о прочитанном, откроется и глубокий смысл народной фантазии. Сказки — умное чудо, сотворенное художественным гением народа, «чудо чудное, диво дивное», как говорят сказочники о своих творениях.
       В. П. Аникин
 

ЛИСИЧКА-СЕСТРИЧКА И ВОЛК

      Жили себе дед да баба. Дед говорит бабе:
      — Ты, баба, пеки пироги, а я запрягу сани да поеду за рыбой.
      Наловил рыбы и везет домой целый воз. Вот едет он и видит: лисичка свернулась калачиком и лежит на дороге. Дед слез с воза, подошел к лисичке, а она не ворохнется, лежит себе как мертвая.
      — Вот будет подарок жене! — сказал дед, взял лисичку и положил на воз, а сам пошел впереди.
      А лисичка улучила время и стала выбрасывать полегоньку из воза все по рыбке да по рыбке, все по рыбке да по рыбке. Повыбросила всю рыбу и сама ушла.
      — Ну, старуха,— говорит дед,— какой воротник привез я тебе на шубу!
      — Где?
      — Там на возу — и рыба и воротник.
      Подошла баба к возу: ни воротника, ни рыбы — и начала ругать мужа:
      — Ах ты, такой-сякой! Ты еще вздумал обманывать!
      Тут дед смекнул, что лисичка-то была не мертвая. Погоревал, погоревал, да делать нечего.
      А лисичка собрала всю разбросанную рыбу в кучку, уселась на дорогу и кушает себе. Приходит к ней серый волк:
      — Здравствуй, сестрица!
      — Здравствуй, братец!
      — Дай мне рыбки!
      — Налови сам да и кушай.
      — Я не умею.
      — Эка, ведь я же наловила! Ты, братец, ступай на реку, опусти хвост в прорубь, сиди да приговаривай: «Ловись, рыбка, и мала, и велика! Ловись, рыбка, и мала, и велика!» Рыбка к тебе сама на хвост нацепится. Да смотри сиди подольше, а то не наловишь.
      Волк и пошел на реку, опустил хвост в прорубь и начал приговаривать:
 
— Ловись, рыбка, и мала и велика!
Ловись, рыбка, и мала и велика!
 
      Вслед за ним и лиса явилась; ходит около волка да причитывает:
 
— Ясни, ясни на небе звезды,
Мерзни, мерзни, волчий хвост!
 
      — Что ты, лисичка-сестричка, говоришь?
      — То я тебе помогаю.
      А сама, плутовка, поминутно твердит:
 
Мерзни, мерзни, волчий хвост!
 
      Долго-долго сидел волк у проруби, целую ночь не сходил с места, хвост его и приморозило; пробовал было приподняться: не тут-то было!
      «Эка, сколько рыбы привалило — и не вытащишь!» — думает он.
      Смотрит, а бабы идут за водой и кричат, завидя серого:
      — Волк, волк! Бейте его, бейте его!
      Прибежали и начали колотить волка — кто коромыслом, кто ведром, кто чем попало. Волк прыгал, прыгал, оторвал себе хвост и пустился без оглядки бежать.

      «Хорошо же, — думает, — уж я тебе отплачу, сестрица!» Тем временем, пока волк отдувался своими боками, лисичка-сестричка захотела попробовать, не удастся ли еще что-нибудь стянуть. Забралась в одну избу, где бабы пекли блины, да попала головой в кадку с тестом, вымазалась и бежит. А волк ей навстречу:
      — Так-то учишь ты? Меня всего исколотили!
      — Эх, волчику-братику! — говорит лисичка-сестричка.— У тебя хоть кровь выступила, а у меня мозг, меня больней твоего прибили: я насилу плетусь.
      — И то правда, — говорит волк, — где уж тебе, сестрица, идти, садись на меня, я тебя довезу.
      Лисичка села ему на спину, он ее и повез.
      Вот лисичка-сестричка сидит да потихоньку напевает:
 
— Битый небитого везет,
Битый небитого везет!
 
      — Что ты, сестрица, говоришь?
      — Я, братец, говорю: «Битый битого везет».
      — Так, сестрица, так!

ЛИСА И ЗАЯЦ

      Жили-были лиса да заяц. У лисы была избенка ледяная, у зайца — лубяная.
      Пришла весна красна — у лисы избенка растаяла, а у зайца стоит по-старому.
      Вот лиса и попросилась у него переночевать, да его из избенки и выгнала. Идет дорогой зайчик, плачет. Ему навстречу собака:

      — Тяф, тяф, тяф! Что, зайчик, плачешь?
      — Как мне не плакать? Была у меня избенка лубяная, а у лисы ледяная. Попросилась она ко мне ночевать, да меня и выгнала.
      — Не плачь, зайчик! Я твоему горю помогу. Подошли они к избенке. Собака забрехала:
      — Тяф, тяф, тяф! Поди, лиса, вон!
      А лиса им с печи:
      — Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по закоулочкам!
      Собака испугалась и убежала.
      Зайчик опять идет дорогой, плачет. Ему навстречу медведь:
      — О чем, зайчик, плачешь?
      — Как мне не плакать? Была у меня избенка лубяная, а у лисы ледяная. Попросилась она ночевать, да меня и выгнала.
      — Не плачь, я твоему горю помогу.
      — Нет, не поможешь. Собака гнала — не выгнала, и тебе не выгнать.
      — Нет, выгоню!
      Подошли они к избенке. Медведь как закричит:
      — Поди, лиса, вон!
      А лиса им с печи:
      — Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по закоулочкам!
      Медведь испугался и убежал.
      Идет опять зайчик. Ему навстречу бык:
      — Что, зайчик, плачешь?
      — Как мне не плакать? Была у меня избенка лубяная, а у лисы ледяная. Попросилась она ночевать, да меня и выгнала.
      — Пойдем, я твоему горю помогу.
      — Нет, бык, не поможешь. Собака гнала — не выгнала, медведь гнал — не выгнал, и тебе не выгнать.
      — Нет, выгоню!

      Подошли они к избенке. Бык как заревел:
      — Поди, лиса, вон!
      А лиса им с печи:
      — Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по закоулочкам!
      Бык испугался и убежал.
      Идет опять зайчик дорогой, плачет пуще прежнего. Ему навстречу петух с косой:
      — Ку-ка-реку! О чем, зайчик, плачешь?
      — Как мне не плакать? Была у меня избенка лубяная, а у лисы ледяная. Попросилась она ночевать, да меня и выгнала.
      — Пойдем, я твоему горю помогу.
      — Нет, петух, не поможешь. Собака гнала — не выгнала, медведь гнал — не выгнал, бык гнал — не выгнал, и тебе не выгнать.
      — Нет, выгоню!
      Подошли они к избенке. Петух лапами затопал, крыльями забил:
 
— Ку-ка-ре-ку! Иду на пятах,
Несу косу на плечах,
Хочу лису посйчи,
Слезай, лиса, с пйчи,
Поди, лиса, вон!
 
      Лиса услыхала, испугалась и говорит:
      — Обуваюсь…
      Петух опять:
 
— Ку-ка-ре-ку! Иду на пятах,
Несу косу на плечах,
Хочу лису посечи,
Слезай, лиса, с печи,
Поди, лиса, вон!
 
      Лиса опять говорит:
      — Одеваюсь…
      Петух в третий раз:
 
— Ку-ка-ре-ку! Иду на пятах,
Несу косу на плечах,
Хочу лису посечи,
Слезай, лиса, с печи,
Поди, лиса, вон!
 
      Лиса без памяти выбежала, петух ее тут и зарубил косой. И стали они с зайчиком жить-поживать в лубяной избенке.

ЛИСА И ЖУРАВЛЬ

      Лиса с журавлем подружились.
      Вот вздумала лиса угостить журавля, пошла звать его к себе в гости:
      — Приходи, куманек, приходи, дорогой! Уж я тебя угощу!
      Пошел журавль на званый пир. А лиса наварила манной каши и размазала по тарелке. Подала и потчевает:
      — Покушай, голубчик куманек, — сама стряпала.
      Журавль стук-стук носом по тарелке, стучал, стучал — ничего не попадает!
      А лисица лижет себе да лижет кашу, так все сама и съела. Кашу съела и говорит:

      — Не обессудь, куманек! Больше потчевать нечем.
      Журавль ей отвечает:
      — Спасибо, кума, и на этом! Приходи ко мне в гости.
      На другой день приходит лиса к журавлю, а он приготовил окрошку, наклал в кувшин с узким горлышком, поставил на стол и говорит:
      — Кушай, кумушка! Право, больше нечем потчевать.
      Лиса начала вертеться вокруг кувшина. И так зайдет, и эдак, и лизнет его, и понюхает-то,— никак достать не может: не лезет голова в кувшин.
      А журавль клюет себе да клюет, пока все не съел.
      — Ну, не обессудь, кума! Больше угощать нечем.
      Взяла лису досада. Думала, что наестся на целую неделю, а домой пошла — не солоно хлебала. Как аукнулось, так и откликнулось!
      С тех пор и дружба у лисы с журавлем врозь.

ЛИСА-ИСПОВЕДНИЦА

      Однажды лиса всю большую осеннюю ночь протаскалась по лесу не евши. На заре прибежала она в деревню, взошла на двор к мужику и полезла на насест к курам.
      Только что подкралась и хотела схватить одну курицу, а петуху пришло время петь: вдруг он крыльями захлопал, ногами затопал и закричал во все горло. Лиса с насеста-то так со страху полетела, что недели три лежала в лихорадке.
      Вот раз вздумалось петуху пойти в лес — разгуляться, а лисица уж давно его стережет; спряталась за куст и поджидает: скоро ли петух подойдет.
      А петух увидел сухое дерево, взлетел на него и сидит себе.
      В то время лисе скучно показалось дожидаться, захотелось сманить петуха с дерева; вот думала-думала, да и придумала:
      «Дай прельщу его!»
      Подходит к дереву и стала здороваться:
      — Здравствуй, Петенька!
      «Зачем ее лукавый занес?» — думает петух. А лиса приступает со своими хитростями:
      — Я тебе, Петенька, добра хочу — на истинный путь наставить и разуму научить. Ты, Петя, на исповеди ни разу не бывал. Слезай ко мне и покайся, а я все грехи с тебя сниму и на смех не подыму.
      Петух стал спускаться ниже и ниже и попал прямо лисе в лапы. Схватила его лиса и говорит:
      — Теперь я задам тебе жару! Ты у меня за всё ответишь: попомнишь про свои худые дела! Вспомни, как я в осеннюю темную ночь приходила и хотела попользоваться одним куренком,— а я в то время три дня ничего не ела,— и ты крыльями захлопал и ногами затопал!..
      — Ах, лиса! — говорит петух.— Ласковые твои словеса! Премудрая княгиня! Вот у нашего архиерея скоро пир будет; в то время стану я просить, чтоб тебя сделали просвирнею, и будут нам с тобой просвиры мягкие, кануны сладкие, и пойдет про нас слава добрая.
      Лиса распустила лапы, а петух порх на дубок.

КАК ЛИСА УЧИЛАСЬ ЛЕТАТЬ

      Встретился с лисицей журавль:
      — Что, лисица, умеешь ли летать?
      — Нет, не умею.
      — Садись на меня, научу.

      Села лисица на журавля. Унес ее журавль высоко-высоко.
      — Что, лисица, видишь ли землю?
      — Едва вижу: с овчину земля кажется! Журавль ее и стряхнул с себя.
      Лисица упала на мягкое место, на сенную кучу. Журавль подлетел:
      — Ну как, умеешь, лисица, летать?
      — Летать-то умею — садиться тяжело!
      — Садись опять на меня, научу.
      Села лиса на журавля. Выше прежнего унес он ее и стряхнул с себя.
      Упала лисица на болото: на три сажени ушла в землю. Так лисица и не научилась летать.

ЛИСА И КУВШИН

      Вышла баба на ноле жать и спрятала за кусты кувшин с молоком. Подобралась к кувшину лиса, всунула в него голову, молоко вылакала; пора бы и домой, да вот беда — головы из кувшина вытащить не может.
      Ходит лиса, головой мотает и говорит:
      — Ну, кувшин, пошутил, да и будет,— отпусти же меня, кувшинушко! Полно тебе, голубчик, баловать, — поиграл, да и полно!
      Не отстает кувшин, хоть ты что хочешь.
      Рассердилась лиса:
      — Погоди же ты, проклятый, не отстаешь честью, так я тебя утоплю.
      Побежала лиса к реке и давай кувшин топить. Кувшин-то утонуть утонул, да и лису за собой потянул.

ЛИСА И РАК

      Лиса говорит раку:
      — Давай перегоняться!
      — Что же, лиса, давай. Начали перегоняться.
      Лиса побежала, а рак уцепился лисе за хвост. Лиса до места добежала, обернулась посмотреть, вильнула хвостом, рак отцепился и говорит:
      — А я уж давно тут тебя жду.

ПЕТУШОК - ЗОЛОТОЙ ГРЕБЕШОК

      Жили-были кот, дрозд да петушок— золотой гребешок. Жили они в лесу, в избушке. Кот да дрозд ходят в лес дрова рубить, а петушка одного оставляют.
      Уходят — строго наказывают:
      — Мы пойдем далеко, а ты оставайся домовничать, да голоса не подавай; когда придет лиса, в окошко не выглядывай.
      Проведала лиса, что кота и дрозда дома нет, прибежала к избушке, села под окошко и запела:
 
— Петушок, петушок,
Золотой гребешок,
Масляна головушка,
Шелкова бородушка,
Выгляни в окошко,
Дам тебе горошку.
 
      Петушок и выставил головку в окошко. Лиса схватила его в когти, понесла в свою нору. Закричал петушок:
 
— Несет меня лиса
За темные леса,
За быстрые реки,
За высокие горы…
Кот и дрозд, спасите меня!..
 
      Кот и дрозд услыхали, бросились в погоню и отняли у лисы петушка.
      В другой раз кот и дрозд пошли в лес дрова рубить и опять наказывают:
      — Ну, теперь, петух, не выглядывай в окошко, мы еще дальше пойдем, не услышим твоего голоса.
      Они ушли, а лиса опять прибежала к избушке и запела:
 
— Петушок, петушок,
Золотой гребешок,
Масляна головушка,
Шелкова бородушка,
Выгляни в окошко,
Дам тебе горошку.
 

      Петушок сидит помалкивает. А лиса — опять:
 
— Бежали ребята,
Рассыпали пшеницу,
Курицы клюют,
Петухам не дают…
 
      Петушок и выставил головку в окошко:
      — Ко-ко-ко! Как не дают?!
      Лиса схватила его в когти, понесла в свою нору.
      Закричал петушок:
 
— Несет меня лиса
За темные леса,
За быстрые реки,
За высокие горы…
Кот и дрозд, спасите меня!..
 
      Кот и дрозд услыхали, бросились в погоню. Кот бежит, дрозд летит… Догнали лису — кот дерет, дрозд клюет, и отняли петушка.
      Долго ли, коротко ли, опять собрались кот да дрозд в лес дрова рубить. Уходя, строго-настрого наказывают петушку:
      — Не слушай лисы, не выглядывай в окошко, мы еще дальше уйдем, не услышим твоего голоса.
      И пошли кот да дрозд далеко в лес дрова рубить. А лиса — тут как тут: села под окошечко и поет:
 
— Петушок, петушок,
Золотой гребешок,
Масляна головушка,
Шелкова бородушка,
Выгляни в окошко,
Дам тебе горошку.
 
      Петушок сидит помалкивает. А лиса — опять:
 
— Бежали ребята,
Рассыпали пшеницу,
Курицы клюют,
Петухам не дают…
 
      Петушок все помалкивает. А лиса — опять:
 
— Люди бежали,
Орехов насыпали,
Куры-то клюют,
Петухам не дают…
 
      Петушок и выставил головку в окошко:
      — Ко-ко-ко! Как не дают?!
      Лиса схватила его в когти плотно, понесла в свою нору, за темные леса, за быстрые реки, за высокие горы…
      Сколько петушок ни кричал, ни звал — кот и дрозд не услышали его. А когда вернулись домой — петушка-то нет.
      Побежали кот и дрозд по Лисицыным следам. Кот бежит, дрозд летит… Прибежали к лисицыной норе. Кот настроил гусельцы и давай натренькивать:
 
— Трень, брень, гусельцы,
Золотые струночки…
Еще дома ли Лисафья-кума,
Во своем ли теплом гнездышке?
 
      Лисица слушала, слушала и думает:
      «Дай-ка посмотрю — кто это так хорошо на гуслях играет, сладко напевает».
      Взяла да и вылезла из норы. Кот и дрозд ее схватили — и давай бить-колотить. Били и колотили, покуда она ноги не унесла.
      Взяли они петушка, посадили в лукошко и принесли домой.
      И с тех пор стали жить да быть, да и теперь живут.

ДУМЫ

      Выкопал мужик яму в лесу, прикрыл ее хворостом; не попадется ли какого зверя.
      Бежала лесом лисица. Загляделась по верхам — бух в яму!
      Летел журавль. Спустился корму поискать, завязил ноги в хворосте; стал выбиваться — бух в яму!
      И лисе горе, и журавлю горе. Не знают, что делать, как из ямы выбраться.
      Лиса из угла в угол мечется — пыль по яме столбом; а журавль одну ногу поджал — и ни с места, и все перед собой землю клюет, все перед собой землю клюет. Думают оба, как бы беде помочь.
      Лиса побегает, побегает да и скажет:
      — У меня тысяча, тысяча, тысяча думушек!
      Журавль поклюет, поклюет да и скажет:
      — А у меня одна дума!
      И опять примутся — лиса бегать, а журавль клевать.
      «Экой, — думает лиса, — глупый этот журавль! Что он все землю клюет? Того и не знает, что земля толстая и насквозь ее не проклюешь».
      А сама все кружит по яме да говорит:
      — У меня тысяча, тысяча, тысяча думушек! А журавль все перед собой клюет да говорит:
      — А у меня одна дума!
      Пошел мужик посмотреть, не попалось ли кого в яму.
      Как заслышала лиса, что идут, принялась еще пуще из угла в угол метаться и все только и говорит:
      — У меня тысяча, тысяча, тысяча думушек!
      А журавль совсем смолк и клевать перестал. Глядит лиса — свалился он, ножки протянул и не дышит. Умер с перепугу, сердечный!
      Приподнял мужик хворост; видит — попались в яму лиса да журавль: лиса юлит по яме, а журавль лежит не шелохнется.
      — Ах ты, — говорит мужик, — подлая лисица! Заела ты у меня этакую птицу!
      Вытащил журавля за ноги из ямы; пощупал его — совсем еще теплый журавль; еще пуще стал лису бранить.
      А лиса-то бегает по яме, не знает, за какую думушку ей ухватиться: тысяча, тысяча, тысяча думушек!
      — Погоди ж ты! — говорит мужик.— Я тебе помну бока за журавля!
      Положил птицу подле ямы — да к лисе. Только что он отвернулся, журавль как расправит крылья да как закричит:
      — У меня одна дума была!
      Только его и видели.
      А лиса со своей тысячью, тысячью, тысячью думушек попала на воротник к шубе.

ЛИСА И ТЕТЕРЕВ

      Тетерев сидел на дереве. Лисица подошла к нему и говорит:
      — Здравствуй, тетеревочек, мой дружочек, как услышала твой голосочек, так и пришла тебя проведать.
      — Спасибо на добром слове,— сказал тетерев.
      Лисица притворилась, что не расслышала, и говорит:
      — Что говоришь? Не слышу. Ты бы, тетеревочек, мой дружочек, сошел на травушку погулять, поговорить со мной, а то я с дерева не расслышу.
      Тетерев сказал:
      — Боюсь я сходить на траву. Нам, птицам, опасно ходить по земле.
      — Или ты меня боишься? — сказала лисица.
      — Не тебя, так других зверей боюсь, — сказал тетерев.— Всякие звери бывают.
      — Нет, тетеревочек, мой дружочек, нынче указ объявлен, чтобы по всей земле мир был. Нынче уж звери друг друга не трогают.
      — Вот это хорошо,— сказал тетерев, — а то вот собаки бегут; кабы по-старому, тебе бы уходить надо, а теперь тебе бояться нечего.
      Лисица услыхала про собак, навострила уши и хотела бежать.
      — Куда ж ты? — сказал тетерев. — Ведь нынче указ, собаки не тронут.
      — А кто их знает! — сказала лиса. — Может, они указа не слыхали.
      И убежала.

ЛИСА И ДРОЗД

      Дрозд на дереве гнездышко свил, яички снес и вывел детенышей. Узнала про это лисица. Прибежала и — тук-тук хвостом по дереву.
      Выглянул дрозд из гнезда, а лиса ему:
      — Дерево хвостом подсеку, тебя, дрозда, съем и детей твоих съем!
      Дрозд испугался и стал просить, стал лису молить:
      — Лисанька-матушка, дерева не руби, детушек моих не губи! Я тебя пирогами да медом накормлю.
      — Ну, накормишь пирогами да медом — не буду дерева рубить!
      — Вот пойдем со мной на большую дорогу.
      И отправились лиса и дрозд на большую дорогу: дрозд летит, лиса вслед бежит.
      Увидел дрозд, что идет старуха со внучкой, несут корзину пирогов и кувшин меду.
      Лисица спряталась, а дрозд сел на дорогу и побежал, будто лететь не может: взлетит от земли да и сядет, взлетит да и сядет.
      Внучка говорит бабушке:
      — Давай поймаем эту птичку!
      — Да где нам с тобой поймать!
      — Как-нибудь поймаем. У ней, видать, крыло подбито. Уж больно красивая птичка!
      Старуха с внучкой поставили корзину да кувшин на землю и побежали за дроздом.
      Отвел их дрозд от пирогов да от меду. А лисица не зевала: вволю пирогов да меду наелась и в запас припрятала.
      Взвился дрозд и улетел в свое гнездо.
      А лиса тут как тут — тук-тук хвостом по дереву:
      — Дерево хвостом подсеку, тебя, дрозда, съем и детей твоих съем!
      Дрозд высунулся из гнезда и ну лисицу просить, ну лисицу молить:
      — Лисанька-матушка, дерево не руби, детушек моих не губи! Я тебя пивом напою.
      — Ну, пойдем скорей. Я жирного да сладкого наелась, мне пить хочется!
      Полетел опять дрозд на дорогу, а лисица вслед бежит.
      Дрозд видит — едет мужик, везет бочку пива. Дрозд к нему: то на лошадь сядет, то на бочку. До того рассердил мужика, тот захотел убить его. Сел дрозд на гвоздь, а мужик как ударит топором — и вышиб из бочки гвоздь. Сам побежал догонять дрозда.
      А пиво из бочки на дорогу льется. Лиса напилась, сколько хотела, пошла, песни запела.
      Улетел дрозд в свое гнездо. Лисица опять тут как тут — тук-тук хвостом по дереву:
      — Дрозд, а дрозд, накормил ты меня?
      — Накормил!
      — Напоил ты меня?
      — Напоил!
      — Теперь рассмеши меня, а то дерево хвостом подсеку, тебя, дрозда, съем и детей твоих съем!

      Повел дрозд лису в деревню. Видит — старуха корову доит, а рядом старик лапти плетет. Дрозд сел старухе на плечо. Старик и говорит:
      — Старуха, ну-ка не шевелись, я убью дрозда! — И ударил старуху по плечу, а в дрозда не попал.
      Старуха упала, подойник с молоком опрокинула. Вскочила старуха и давай старика ругать. Долго лисица смеялась над глупым стариком. Улетел дрозд в свое гнездо. Не успел детей накормить, лисица опять хвостом по дереву: тук-тук-тук!
      — Дрозд, а дрозд, накормил ты меня?
      — Накормил!
      — Напоил ты меня?.
      — Напоил!
      — Рассмешил ты меня?
      — Рассмешил!
      — Теперь напугай меня! Рассердился дрозд и говорит:
      — Закрой глаза, беги за мной!:
      Полетел дрозд, летит-покрикивает, а лисица бежит за ним — глаз: не открывает.
      Привел дрозд лису прямо на охотников.
      — Ну, теперь, лиса, пугайся!
      Лиса открыла глаза, увидела собак — и наутек. А собаки — за ней. Едва добралась до своей норы.
      Залезла в нору, отдышалась маленько и начала спрашивать:
      — Глазки, глазки, что вы делали?
      — Мы смотрели, чтобы собаки лисаньку не съели.
      — Ушки, ушки, что вы делали?
      — Мы слушали, чтобы собаки лисаньку не скушали.
      — Ножки, ножки, что вы делали?
      — Мы бежали, чтобы собаки лисаньку не поймали.
      — А ты, хвостище, что делал?
      — Я, хвостище, по пням, по кустам, по колодам цеплял да тебе бежать мешал.
      Рассердилась лисица на хвост и высунула его из норы:
      — Нате, собаки, ешьте мой хвост!
      Собаки ухватили лису за хвост и вытащили ее из норы.

МЕДВЕДЬ И ЛИСА

      Жили-были медведь и лиса.
      У медведя в избе на чердаке была припасена кадушка меду.
      Лиса про то сведала. Как бы ей до меду добраться?

      Прибежала лиса к медведю, села под окошечко:
      Кум, ты не знаешь моего горечка!
      Что, кума, у тебя за горечко?
      Изба моя худая, углы провалились, я и печь не топила.
      Пусти к себе ночевать.
      — Поди, кума, переночуй.
      Вот легли они спать на печке. Лиса лежит да хвостом вертит. Как ей до меду добраться? Медведь заснул, а лиса — тук-тук хвостом.
      Медведь спрашивает:
      — Кума, кто там стучит?
      — А это за мной пришли, на повой зовут.
      — Так сходи, кума.
      Вот лиса ушла. А сама влезла на чердак и почала кадушку с медом. Наелась, воротилась и опять легла.
      — Кума, а кума, — спрашивает медведь, — как назвали-то?
      — Починочком.
      — Это имечко хорошее.
      На другую ночь легли спать, лиса — тук-тук хвостом:
      — Кум, а кум, меня опять на повой зовут.
      — Так сходи, кума.
      Лиса влезла на чердак и до половины мед-то и поела. Опять воротилась и легла.
      — Кума, а кума, как назвали-то?
      — Половиночкой.
      — Это имечко хорошее.
      На третью ночь лиса — тук-тук хвостом:
      — Меня опять на повой зовут.
      — Кума, а кума, — говорит медведь,— ты недолго ходи, а то я блины хочу печь.
      — Ну, это я скоро обернусь.
      А сама — на чердак и докончила кадушку с медом, все выскребла. Воротилась, а медведь уже встал.
      — Кума, а кума, как назвали-то?
      — Поскрёбышком.
      Это имечко и того лучше. Ну, теперь давай блины печь.
      Медведь напек блинов, а лиса спрашивает:
      — Мед-то у тебя, кум, где?
      — А на чердаке.
      Полез медведь на чердак, а меду-то в кадушке нет — пустая.
      — Кто его съел? — спрашивает.— Это ты, кума, больше некому!
      — Нет, кум, я мед в глаза не видала. Да ты сам его съел, а на меня говоришь!
      Медведь думал, думал…
      — Ну, — говорит, — давай пытать, кто съел. Ляжем на солнышке вверх брюхом. У кого мед вытопится — тот, значит, и съел.
      Легли они на солнышке. Медведь уснул. А лисе не спится. Глядь-поглядь — на животе у нее и показался медок. Она ну-ко скорее перемазывать его медведю на живот.
      — Кум, а кум! Это что? Вот кто мед-то съел!
      Медведь — делать нечего — повинился.

КОТ И ЛИСА

      Жил-был мужик. У этого мужика был кот, только такой баловник, что беда! Надоел он до смерти. Вот мужик думал, думал, взял кота, посадил в мешок и понес в лес. Принес и бросил его в лесу — пускай пропадает.
      Кот ходил, ходил и набрел на избушку. Залез на чердак и полеживает себе. А захочет есть — пойдет в лес, птичек, мышей наловит, наестся досыта — опять на чердак, и горя ему мало!
      Вот пошел кот гулять, а навстречу ему лиса. Увидала кота и дивится: «Сколько лет живу в лесу, такого зверя не видывала!»
      Поклонилась лиса коту и спрашивает:
      — Скажись, добрый молодец, кто ты таков? Как ты сюда зашел и как тебя по имени величать?
      А кот вскинул шерсть и отвечает:
      — Зовут меня Котофей Иванович, я из сибирских лесов прислан к вам воеводой.

      — Ах, Котофей Иванович! — говорит лиса. — Не знала я про тебя, не ведала. Ну, пойдем же ко мне в гости.
      Кот пошел к лисице. Она привела его в свою нору и стала потчевать разной дичинкой, а сама все спрашивает:
      — Котофей Иванович, женат ты или холост?
      — Холост.
      — И я, лисица, — девица. Возьми меня замуж!
      Кот согласился, и начался у них пир да веселье.
      На другой день отправилась лиса добывать припасов, а кот остался дома.
      Бегала, бегала лиса и поймала утку. Несет домой, а навстречу ей волк:
      — Стой, лиса! Отдай утку!
      — Нет, не отдам!
      — Ну, я сам отниму.
      — А я скажу Котофею Ивановичу, он тебя смерти предаст!
      — А кто такой Котофей Иванович?
      — Разве ты не слыхал? К нам из сибирских лесов прислан воеводой Котофей Иванович! Я раньше была лисица-девица, а теперь нашего воеводы жена.
      — Нет, не слыхал, Лизавета Ивановна. А как бы мне на него посмотреть?
      У! Котофей Иванович у меня такой сердитый: кто ему не по нраву придется, сейчас съест! Ты приготовь барана да принеси ему на поклон: барана-то положи на видное место, а сам схоронись, чтобы кот тебя не увидал, а то, брат, тебе туго придется!

      Волк побежал за бараном, а лиса — домой.
      Идет лиса, и повстречался ей медведь:
      — Стой, лиса, кому утку несешь? Отдай мне!
      — Ступай-ка ты, медведь, подобру-поздорову, а то скажу Котофею Ивановичу, он тебя смерти предаст!
      — А кто такой Котофей Иванович?
      — А который прислан к нам из сибирских лесов воеводою. Я раньше была лисица-девица, а теперь нашего воеводы — Котофея Ивановича — жена.
      — А нельзя ли посмотреть его, Лизавета Ивановна?
      — У! Котофей Иванович у меня такой сердитый: кто ему не приглянется, сейчас съест. Ты ступай приготовь быка да принеси ему на поклон. Да смотри, быка-то положи на видное место, а сам схоронись, чтобы Котофей Иванович тебя не увидел, а то тебе туго придется!
      Медведь пошел за быком, а лиса — домой. Вот принес волк барана, ободрал шкуру и стоит раздумывает. Смотрит — и медведь лезет с быком.
      Здравствуй, Михайло Иванович!
      — Здравствуй, брат Левон! Что, не видал лисицы с мужем?
      — Нет, Михайло Иванович, сам их дожидаю.
      — А ты сходи-ка к ним, позови, — говорит медведь волку.
      — Нет, не пойду, Михайло Иванович. Я неповоротлив, ты лучше иди.
      — Нет, не пойду, брат Левон. Я мохнат, косолап, куда мне!
      Вдруг — откуда ни возьмись — бежит заяц.
      Волк и медведь как закричат на него:
      — Поди сюда, косой!
      Заяц так и присел, уши поджал.
      — Ты, заяц, поворотлив и на ногу скор: сбегай к лисе, скажи ей, что медведь Михайло Иванович с братом Левоном Ивановичем давно уже готовы, ждут тебя-де с мужем, с Котофеем Ивановичем, хотят поклониться бараном да быком.
      Заяц пустился к лисе во всю прыть. А медведь и волк стали думать, где бы им спрятаться. Медведь говорит:
      — Я полезу на сосну.
      А волк ему говорит:
      — А я куда денусь? Ведь я на дерево не взберусь. Схорони меня куда-нибудь.
      Медведь спрятал волка в кустах, завалил сухими листьями, а сам влез на сосну, на самую макушку, и поглядывает, не идет ли Котофей Иванович с лисой.
      Заяц меж тем прибежал к лисицыной норе:
      — Медведь Михайло Иванович с волком Левоном Ивановичем прислали сказать, что они давно ждут тебя с мужем, хотят поклониться вам быком да бараном.
      — Ступай, косой, сейчас будем.
      Вот и пошли кот с лисою. Медведь увидел их и говорит волку:
      Какой же воевода-то Котофей Иванович маленький! Кот сейчас же кинулся на быка, шерсть взъерошил, начал рвать мясо и зубами и лапами, а сам мурчит, будто сердится:
      — Мау, мау!..
      Медведь опять говорит волку:
      — Невелик, да прожорлив! Нам четверым не съесть, а ему одному мало. Пожалуй, он и до нас доберется!
      Захотелось и волку посмотреть на Котофея Ивановича, да сквозь листья не видать. И начал волк потихоньку разгребать листья. Кот услыхал, что листья шевелятся, подумал, что это мышь, да как кинется — и прямо волку в морду вцепился когтями.
      Волк перепугался, вскочил и давай утекать.
      А кот сам испугался и полез на дерево, где сидел медведь.
      «Ну, — думает медведь, — увидел он меня!»
      Слезать-то было некогда, вот медведь как шмякнется с дерева обземь, все печенки отбил, вскочил — да наутек.
      А лисица вслед кричит:
      — Бегите, бегите, как бы он вас не задрал!..
      С той поры все звери стали кота бояться. А кот с лисой запаслись на всю зиму мясом и стали жить да поживать. И теперь живут.

ЛИСА И КОЗЕЛ

      Бежала лиса, на ворон зазевалась — и попала в колодец. Воды в колодце было немного: утонуть нельзя, да и выскочить — тоже.
      Сидит лиса, горюет.
      Идет козел — умная голова; идет, бородищей трясет, рожищами мотает; заглянул от нечего делать в колодец, увидел там лису и спрашивает:
      — Что ты там, лисанька, поделываешь?
      — Отдыхаю, голубчик,— отвечает лиса,— там, наверху, жарко, так я сюда забралась. Уж как здесь прохладно да хорошо! Водицы холодненькой — сколько хочешь!
      А козлу давно пить хочется.
      — Хороша ли вода-то? — спрашивает козел.
      — Отличная,— отвечает лиса.— Чистая, холодная! Прыгай сюда, коли хочешь; здесь обоим нам место будет.
      Прыгнул сдуру козел, чуть лисы не задавил. А она ему:
      — Эх, бородатый дурень, и прыгнуть-то не умел — всю обрызгал.
      Вскочила лиса козлу на спину, со спины на рога, да и вон из колодца.
      Чуть было не пропал козел с голоду в колодце; насилу-то его отыскали и за рога вытащили.

КОЗА-ДЕРЕЗА

      Жили-были старик со старухой да их дочка.
      Вот дочка пошла пасти коз. Пасла по горам, по долам, по зеленым лугам, вечером пригнала их домой. Старик вышел на крыльцо и спрашивает:
 
— Вы, козочки, вы, матушки,
Вы сыты ли, вы пьяны ли?
 
      Отвечают ему козы:
 
— Мы и сыты, мы и пьяны,
Мы по горочкам ходили,
Травушку пощипали,
Осинушки поглодали,
Под березкой полежали!
 
      А одна коза отвечает:
 
— Я не сыта, я не пьяна,
По горочкам не ходила,
Травушку не щипала,
Осинушки не глодала,
Под березкой не лежала,
А как бежала через мосточек,
Ухватила кленовый листочек.
Да как бежала через гребельку,
Ухватила воды капельку.
 
      Рассердился старик на дочь и прогнал ее с глаз долой.
      На другой день послал пасти старуху. Старуха пасла коз по горам, по долам, по зеленым лугам. Поздно вечером пригнала их домой.

      Вышел старик на крыльцо:
 
— Вы, козочки, вы, матушки,
Вы сыты ли, вы пьяны ли?
 
      Козы ему отвечают:
 
— Мы и сыты, мы и пьяны,
Мы по горочкам ходили,
Травушку пощипали,
Осинушки поглодали,
Под березкой полежали!
 
      А одна коза — все свое:
 
— Я не сыта, я не пьяна,
По горочкам не ходила,
Травушку не щипала,
Осинушки не глодала,
Под березкой не лежала,
А как бежала через мосточек,
Ухватила кленовый листочек.
Да как бежала через гребельку,
Ухватила воды капельку.
 
      Пуще прежнего рассердился старик, прогнал старуху с глаз долой.
      На третий день сам пошел пасти коз. Пас по горам, по долам, по зеленым лугам. Пригнал их вечером домой, сам забежал вперед и спрашивает:
 
— Вы, козочки, вы, матушки,
Вы сыты ли, вы пьяны ли?
 
      Козы ему отвечают:
 
— Мы и сыты, мы и пьяны,
Мы по горочкам ходили,
Травушку пощипали,
Осинушки поглодали,
Под березкой полежали!
 
      А одна коза — все свое:
 
— Я не сыта, я не пьяна,
По горочкам не ходила,
Травушку не щипала,
Осинушку не глодала,
Под берёзкой не лежала,
А как бежала через мосточек,
Ухватила кленовый листочек.
Да как бежала через гребельку,
Ухватила воды капельку.
 
      Старик поймал эту козу, привязал ее и давай бить. Бил, бил, половину бока ободрал и пошел нож точить.
      Коза видит — дело плохо, оторвалась и убежала. Бежала, бежала, прибежала в заячью избушку, завалилась на печку и лежит.
      Приходит зайчик:
 
— Кто, кто в мою избушку залез?
 
      А коза ему с печи отвечает:
 
— Я, коза-дереза,
За три гроша куплена,
Полбока луплено,
Топу, топу ногами,
Заколю тебя рогами,
Ножками затопчу,
Хвостиком замету!
 
      Зайчик испугался и убежал. Идет, горько плачет. Попадается навстречу ему петух в красных сапожках, в золотых сережках, на плече косу несет:
      — Здравствуй, заинька. Чего плачешь?
      — Как мне не плакать? Забралась коза в мою избушку, меня выгнала.
      — Пойдем, я твоему горю помогу. Подошли они к избушке, петух постучался:
      — Тук-тук, кто в избушке?

      А коза ему с печи:
 
— Я, коза-дереза,
За три гроша куплена,
Полбока луплено,
Топу, топу ногами,
Заколю тебя рогами,
Ножками затопчу,
Хвостиком замету!
 
      А петух как вскочит на порог да как закричит:
 
— Я иду в сапожках,
В золотых сережках,
Несу косу,
Твою голову снесу
По самые плечи,
Полезай с печи!
 
      Коза испугалась да со страху упала с печи и убилась… А заинька с петушком стали в избушке жить да быть да рыбку ловить.

НЕТ КОЗЫ С ОРЕХАМИ

      Пошел козел лыки драть, а коза орехи рвать. Пришел козел с лыками — нет козы с орехами. Нет козы с орехами, нет козы с калеными!
      — Ну, добро же, коза! Пошлю на тебя волка.
      Волк нейдет козу гнать.
      Нет козы с орехами, нет козы с калеными! — Добро же, волк! Пошлю на тебя медведя. Медведь нейдет волка драть, волк нейдет козу гнать. Нет козы с орехами, нет козы с калеными!
      — Добро же, медведь! Пошлю на тебя людей.

      Люди нейдут медведя стрелять, медведь нейдет волка драть, волк нейдет козу гнать.
      Нет козы с орехами, нет козы с калеными!
      — Добро же, люди! Пошлю на вас дубье.
      Дубье нейдет людей бить, люди нейдут медведя стрелять, медведь нейдет волка драть, волк нейдет козу гнать. Нет козы с орехами, нет козы с калеными!
      — Добро же, дубье! Пошлю на тебя топор.
      Топор нейдет дубье рубить, дубье нейдет людей бить, люди нейдут медведя стрелять, медведь нейдет волка драть, волк нейдет козу гнать.
      Нет козы с орехами, нет козы с калеными!
      — Добро же, топор! Пошлю на тебя камень.
      Камень нейдет топор тупить, топор нейдет дубье рубить, дубье нейдет людей бить, люди нейдут медведя стрелять, медведь нейдет волка драть, волк нейдет козу гнать.
      Нет козы с орехами, нет козы с калеными!
      — Добро же, камень! Пошлю на тебя огонь.
      Огонь нейдет камень палить, камень нейдет топор тупить, топор нейдет дубье рубить, дубье нейдет людей бить, люди нейдут медведя стрелять, медведь нейдет волка драть, волк нейдет козу гнать.
      Нет козы с орехами, нет козы с калеными!
      — Добро же, огонь! Пошлю на тебя воду.
      Вода нейдет огонь заливать, огонь нейдет камень палить, камень нейдет топор тупить, топор нейдет дубье рубить, дубье нейдет людей бить, люди нейдут медведя стрелять, медведь нейдет волка драть, волк нейдет козу гнать.
      Нет козы с орехами, нет козы с калеными!
      — Добро же, вода! Пошлю на тебя ветер.
      Ветер послушался и пошел воду гнать, вода пошла огонь заливать, огонь пошел камень палить, камень пошел топор тупить, топор пошел дубье рубить, дубье пошло людей бить, люди пошли медведя стрелять, медведь пошел волка драть, волк пошел козу гнать.
      Пришла коза с орехами, пришла коза с калеными!

ЗВЕРИ В ЯМЕ

      Жили-были петушок и курочка. Вот пошел град. Испугалась курочка и кричит:
      Петушок, петушок! Беда! Бояре наехали, палят, стреляют, нас убивают! Бежим отсюда!
      И побежали. Бежали, бежали. Им навстречу — заяц:
      — Куда, петушок, бежишь?
      — Ай, не спрашивай меня, спрашивай курочку!
      — Куда, курочка, бежишь?
      — Бояре наехали, палят, стреляют, нас убивают!
      — Возьмите меня!
      И побежали втроем. Им навстречу — лиса:
      — Куда, зайчик, бежишь?
      — Не спрашивай меня, спрашивай петушка!
      — Куда, петушок, бежишь?
      — Ай, не спрашивай меня, спрашивай курочку!
      — Куда, курочка, бежишь?
      — Бояре наехали, палят, стреляют, нас убивают!
      — Возьмите меня!
      И побежали вчетвером. Им навстречу — волк:
      — Куда, лиса, бежишь?
      — Не спрашивай меня, спрашивай зайца!
      — Куда, зайчик, бежишь?
      — Не спрашивай меня, спрашивай петушка!
      — Куда, петушок, бежишь!
      — Ай, не спрашивай меня, спрашивай курочку!
      — Куда, курочка, бежишь?
      — Бояре наехали, палят, стреляют, нас убивают!
      — Возьмите меня!
      И побежали впятером. Им навстречу — медведь:
      — Куда, волк, бежишь?
      — Не спрашивай меня, спрашивай лису!
      — Куда, лисичка, бежишь?
      Не спрашивай меня, спрашивай зайца!
      — Куда, зайчик, бежишь?
      Не спрашивай меня, спрашивай петушка!
      — Куда, петушок, бежишь?
      — Ай, не спрашивай меня, спрашивай курочку!
      — Куда, курочка, бежишь?
      — Бояре наехали, палят, стреляют, нас убивают!
      — Возьмите меня!
      И побежали вшестером. Бежали, бежали да в глубокую яму и упали. Долго они в яме сидели, есть захотели, а выйти не могут.
      Вот лиса и говорит:
      — Давайте имена спрашивать! Чье имя хуже, того и съедим.
      И запела лиса:
 
— Медведь-медведухно — имечко хорошее.
Лиса-олисава — имечко хорошее.
Волк-волчухно — имечко хорошее.
Заяц-зайчухно— имечко хорошее.
Петух-петушухно — имечко хорошее.
Кура-окурава — имя худое!
 
      Тут курочку и съели.
      Прошло немного времени — опять есть хочется. Лиса запела:
 
— Медведь-медведухно — имечко хорошее.
Лиса-олисава — имечко хорошее.
Волк-волчухно — имечко хорошее.
Заяц-зайчухно — имечко хорошее.
Петух-петушухно — имя худое!
 
      И съели петушка.
      Посидели — опять есть захотели. Лиса запела:
 
— Медведь-медведухно — имечко хорошее.
Лиса-олисава — имечко хорошее.
Волк-волчухно — имечко хорошее.
Заяц-зайчухно — имя худое!
 
      Съели и зайца. Долго ли, коротко ли, опять есть захотели. Лиса запела:
 
— Медведь-медведухно — имечко хорошее.
Лиса-олисава — имечко хорошее.
Волк-волчухно — имя худое!
 

      Разорвал медведь волка. Стали они с лисой есть. Лиса часть съела, а другую-то припрятала. Сидели-сидели, опять проголодались. Лиса потихоньку начала есть припрятанное, а медведь спрашивает:
      — Чем, лисанька, лакомишься?
      — Кишочки свои достаю и ем.
      — А как ты их достаешь?
      — Распорола брюхо и достаю.
      Медведь поверил и распорол себе брюхо.
      Осталась лиса одна в яме. Прошло немного времени, летит мимо птичка-синичка. Лиса и кричит ей:
      — Птичка-скничка, выручи меня из беды!
      — А как я тебя выручу?
      — Наноси в яму веток!
      Наносила птичка-синичка в яму веток, и выбралась лисица на волю.

ТЕРЕМ МЫШКИ

      Лежит на поле лошадиный остов. Прибежала мышка-норушка и спрашивает:
      — Теремок-теремок! Кто в тереме живет?
      Никто не отзывается. Вот она и вошла и стала жить в лошадином остове. Прискакала лягушка-квакушка:
      — Терем-теремок! Кто в тереме живет?
      — Я, мышка-норушка, а ты кто?
      — А я лягушка-квакушка.
      — Ступай ко мне жить.
      Вошла лягушка, и стали вдвоем жить. Прибежал заяц:
      — Терем-теремок! Кто в тереме живет?
      — Я, мышка-норушка, я, лягушка-квакушка, а ты кто?
      — А я на горе увертыш.
      — Ступай к нам жить.
      Стали они втроем жить. Прибежала лисица:
      — Терем-теремок! Кто в тереме живет?
      — Мышка-норушка, лягушка-квакушка, на горе увертыш, а ты кто?
      — А я везде поскокиш.
      — Иди к нам.
      Стали четверо жить. Пришел волк:
      — Терем-теремок! Кто в тереме живет?
      — Мышка-норушка, лягушка-квакушка, на горе увертыш, везде поскокиш, а ты кто?
      — А я из-за кустов хватыш. — Иди к нам!
      Стали пятеро жить. Вот пришел медведь: Терем-теремок! Кто в тереме живет?
      — Мышка-норушка, лягушка-квакушка, на горе увертыш, везде поскокиш, из-за кустов хватыш.
      — А я вас давиш!
      Сел на лошадиный остов и всех раздавил.

ЗИМОВЬЕ ЗВЕРЕЙ

      Шел бык лесом, попадается ему навстречу баран.
      — Куда, баран, идешь? — спросил бык.
      — От зимы лета ищу,— говорит баран.
      — Пойдем со мною!
      Вот пошли вместе, попадается им навстречу свинья.
      — Куда, свинья, идешь? — спросил бык.
      — От зимы лета ищу,— отвечает свинья.
      — Иди с нами.
      Пошли втроем дальше, навстречу им гусь.
      — Куда, гусь, идешь? — спрашивает бык.
      — От зимы лета ищу,— отвечает гусь.
      — Ну, иди за нами!
      Вот гусь и пошел за ними. Идут, а навстречу им петух.
      — Куда, петух, идешь? — спросил бык.
      — От зимы лета ищу,— отвечает петух.
      — Иди за нами!
      Вот они идут путем-дорогою и разговаривают промеж себя:
      — Как же, братцы-товарищи! Время подходит холодное, где тепла искать?
      Бык и сказывает:
      — Ну, давайте избу строить, а то, чего доброго, и впрямь зимою замерзнем. Баран говорит:
      — У меня шуба тепла — вишь какая шерсть! Я и так перезимую.
      Свинья говорит:
      — А по мне хоть какие морозы — я не боюсь: зароюсь в землю и без избы прозимую.
      Гусь говорит:
      — А я сяду в середину ели, одно крыло постелю, а другим оденусь, меня никакой холод не возьмет; я и так прозимую.
      Петух говорит:
      — А разве у меня нет своих крыльев? И я прозимую! Бык видит — дело плохо, надо одному хлопотать.
      — Ну, — говорит, — вы как хотите, а я стану избу строить. Выстроил себе избушку и живет в ней. Вот пришла зима холодная, стали пробирать морозы; баран просится у быка:
      — Пусти, брат, погреться.
      — Нет, баран, у тебя шуба тепла; ты и так перезимуешь. Не пущу!
      — А коли не пустишь, то я разбегусь и вышибу из твоей избы бревно; тебе же будет холоднее.
      Бык думал-думал: «Дай пущу, а то, пожалуй, и меня заморозит»,— и пустил барана.
      Вот и свинья прозябла, пришла к быку:
      — Пусти, брат, погреться.
      — Нет, не пущу! Ты в землю зароешься и так перезимуешь.
      — А не пустишь, так я рылом все столбы подрою да твою избу сворочу.
      Делать нечего, надо пустить. Пустил и свинью. Тут пришли к быку гусь и петух:
      — Пусти, брат, к себе погреться.

      — Нет, не пущу! У вас по два крыла: одно постелешь, другим оденешься; так и прозимуете!
      — А не пустишь,— говорит гусь,— так я весь мох из твоих стен повыщиплю, тебе же холоднее будет.
      — Не пустишь? — говорит петух. — Так я взлечу на чердак и всю землю с потолка сгребу, тебе же холоднее будет.
      Что делать быку? Пустил жить к себе и гуся и петуха.
      Вот живут они себе в избушке. Отогрелся в тепле петух и начал песенки распевать.
      Услыхала лиса, что петух песенки распевает, захотелось ей петушиным мясом полакомиться, да как достать его? Лиса поднялась на хитрости, отправилась к медведю да волку и сказала:
      — Ну, любезные куманьки! Я нашла для всех поживу: для тебя, медведь, — быка, для тебя, волк,— барана, а для себя — петуха.
      — Хорошо, кумушка! — говорят медведь и волк.— Мы твоих услуг никогда не забудем. Пойдем же приколем да поедим!
      Лиса привела их к избушке. Медведь говорит волку:
      — Иди ты вперед!
      А волк кричит:
      — Нет, ты посильнее меня, иди ты вперед!

      Ладно, пошел медведь; только что в двери — бык наклонил голову и припер его рогами к стенке. А баран разбежался, да как бацнет медведя в бок и сшиб его с ног. А свинья рвет и мечет в клочья. А гусь подлетел — глаза щиплет. А петух сидит на брусу и кричит:
      — Подайте сюда, подайте сюда!
      Волк с лисой услыхали крик да бежать! Вот медведь рвался, рвался, насилу вырвался, догнал волка и рассказывает:
      — Ну, что было мне! Этакого страху отродясь не видывал. Только что вошел я в избу, откуда ни возьмись, баба с ухватом на меня… Так к стене и прижала! Набежало народу пропасть: кто бьет, кто рвет, кто шилом в глаза колет. А еще один на брусу сидел да все кричал: «Подайте сюда, подайте сюда!» Ну, если б подали к нему, кажись бы, и смерть была!

КОТ — СЕРЫЙ ЛОБ, КОЗЕЛ ДА БАРАН

      Жили-были на одном дворе козел да баран; жили промеж себя дружно: сена клок и тот пополам. А коли вилы в бок — так одному коту Ваське! Он такой вор и разбойник, каждый час на промысле, и где что плохо лежит, так у него брюхо болит.
      Вот лежат себе козел да баран и разговаривают. Откуда ни возьмись — котишко-мурлышко, серый лбишко, идет да таково жалостно плачет.
      Козел да баран его спрашивают:
      — Кот-коток, серенький лобок, о чем ты плачешь, на трех ногах скачешь?
      — Как мне не плакать? Била меня хозяйка, уши выдирала, ноги приломала да еще и удавить обещала.
      — А за какую вину такая тебе погибель?
      — А за то мне погибель, что сметанку слизал!
      И опять заплакал кот-мурлыка.
      — Кот-коток, серый лобок, о чем же ты еще-то плачешь?
      — Как мне не плакать? Баба меня била да приговаривала: «К нам-де придет зять, где будет сметаны взять? Поневоле придется колоть козла да барана!»
      Заревели козел да баран:
      Ах ты, серый кот, бестолковый лоб! За что ты нас-то загубил? Вот мы тебя забодаем!
      Тут кот-мурлыка вину свою приносил и прощенья просил. Козел да баран его простили и стали втроем думать: как быть и что делать?
      — А ну, середний брат,— спросил кот барана,— крепок ли у тебя лоб? Попробуй-ка о ворота.
      Поднялся баран, с разбегу стукнулся о ворота лбом — покачнулись ворота, да не отворились.
      — А ну, старший брат,— спросил кот козла, — крепок ли у тебя лоб? Попробуй-ка о ворота.
      Поднялся козел-козлище, разбежался, ударился — ворота отворились.
      Пыль столбом подымается, трава к земле приклоняется, бегут козел да баран, а за ними скачет на трех ногах кот — серый лоб.
      Устал кот, взмолился названым братьям:
      — Козел да баран, не оставьте меньшого брата…
      Взял козел кота, посадил его на себя, и поскакали они опять по горам, по долам, по сыпучим пескам.

      Долго бежали, и день и ночь, пока в ногах силы хватило.
      Вот пришло крутое крутище, станово становище. Под тем крутищем — скошенное поле, на том поле стога, что города, стоят.
      Остановились козел, баран и кот отдыхать.
      А ночь была осенняя, холодная. Где огня добыть?
      Думают козел да баран, а кот — серый лоб уже добыл бересты, обернул козлу рога и велел ему с бараном стукнуться лбами.
      Стукнулись козел с бараном, да так крепко — искры из глаз посыпались,— береста и запылала.
      Развели они огонь, сели и греются.
      Не успели путем обогреться — глядь, жалует незваный гость — медведь:
      — Пустите обогреться, отдохнуть, что-то мочи моей нет…
      — Садись с нами, Михайло Иванович! Откуда идешь?
      — Ходил на пасеку да подрался с мужиками.
      Стали они вчетвером делить темную ночь: медведь под стогом, кот — серый лоб на стогу, а козел с бараном — у костра.
      Вдруг идут семь серых волков, восьмой — белый, и — прямо к стогу.
      Заблеяли козел да баран со страху, а кот — серый лоб такую речь повел:
      — Ахти, белый волк, над волками князь! Не серди нашего старшого брата: он сердит, как расходится — никому несдобровать. Али не видите у него бороды: в ней-то и сила, бородою он зверей побивает, а рогами только кожу снимает. Лучше с честью подойдите да попросите: хотим, дескать, поиграть, силу попытать с меньшим братишкой, вон с тем, что под стогом лежит.
      Волки на том коту поклонились, обступили медведя и стали его задирать. Вот медведь крепился, крепился — да как хватит на каждую лапу по волку! Перепугались они, выдрались кое-как — да, поджав хвосты, давай наутек.
      А козел да баран тем временем подхватили кота, побежали в лес и опять наткнулись на серых волков.
      Кот живо вскарабкался на макушку ели, а козел с бараном схватились передними ногами за еловый сук и повисли.
      Волки стоят под елью, зубами лязгают.
      Видит кот — серый лоб, что дело плохо, стал кидать в волков еловые шишки да приговаривать:

      — Раз волк! Два волк! Три волк! Всего-то по волку на брата. Я, кот, давеча двух волков съел с косточками, так еще сытёхонек, а ты, большой брат, за медведями ходил, да не изловил, бери себе и мою долю!
      Только сказал он эти речи, козел сорвался и упал прямо рогами на волка. А кот знай свое кричит:
      — Держи их, лови их!
      Тут на волков напал такой страх — пустились бежать без оглядки. Так и убежали.
      А кот — серый лоб, козел да баран пошли своей дорогой.

ХИТРЫЙ КОЗЕЛ

      Жил старик со старухой. У них никого не было, только один козел. Этот козел три года за печкой жил.
      Вот скочил козел по полю, побежал вдоль по дорожке, а ему волк навстречу. Испугался козел, скочил козел на десять сажен в лес и спрашивает у волка:
      — Не видал ли ты, волк, двух волков — двух брателков?
      — На что тебе-ко их?
      — Подраться, побороться, побаталиться! Испугался волк и говорит:
      — Видел — они за двумя болотами, за осиновыми колодами…
      Козел опять побежал вдоль по дорожке и опять ему навстречу волк. Испугался козел, на три сажени в лес скочил и спрашивает:
      — Не видал ли ты двух волков — двух брателков?
      — На что тебе их?
      — Подраться, побороться, побаталиться!
      — Ну-ко, давай со мной бороться! Ему козел и говорит:
      — Давай. Мне ведь надо рогами — так давай разбежимся! Согласился волк. Стал козел разбегаться — да и убежал домой.
      А волк и доныне его ждет в лесу.

ОВЦА, ЛИСА И ВОЛК

      Убежала у одного мужика овца. Навстречу ей — лиса:
      — Куда, овечка, идешь? Куда путь держишь?
      — Ох, лисичка-сестричка! Была я у мужика, да житья мне не стало: где баран сдурит-напроказит, а все я, овца, виновата! Вот и вздумала уйти куда глаза глядят.
      — И я тоже! — говорит лиса.— Где коршун ли, ястреб ли курочку словят, а все я, лиса, виновата. Побежим-ка вместе!
      Встретился им голодный волк:
      — Овца и лиса, далече ли бредете? Лиса ему:
      — А куда глаза глядят!
      — Пойдемте вместе!
      Пошли они втроем. Вдруг волк говорит овце:
      — А что, овца, ведь на тебе тулуп-то мой! Лиса услышала это и подхватила:
      — Вправду, братец, твой?

      — Верно говорю, мой тулуп. — И к присяге пойдешь?
      — Пойду,— говорит волк.
      — Тогда целуй присягу!
      Лиса сметила, что мужик на тропинке поставил капкан. Подвела волка к капкану и говорит:
      — Вот здесь и целуй!
      Волк сдуру сунулся туда мордой; капкан щелкнул и ухватил его.
      Лиса с овцой убежали подобру-поздорову.

ВОЛК И КОЗА

      Жила-была коза, сделала себе в лесу избушку и нарожала деток. Часто уходила коза в бор искать корму. Как только уйдет, козлятки запрут за нею избушку, а сами никуда не выходят. Воротится коза, постучится в дверь и запоет:
 
— Козлятушки, детушки,
Отопритеся, отомкнитеся.
Ваша мать пришла,
Молока принесла;
Бежит молочко по вымечку,
Из вымечка на копытечко,
С копытечка на сыру землю!
 
      Козлятки тотчас отопрут двери и впустят мать. Она покормит их и опять уйдет в бор, а козлятки запрутся крепко-накрепко. Волк все это и подслушал. Выждал время, и только коза в бор, он подошел к избушке и закричал своим толстым голосом:
 
— Козлятушки, детушки,
Отопритеся, отомкнитеся.
Ваша мать пришла,
Молока принесла…
 
      А козлятки; отвечают:
      — Слышим, слышим — не матушкин голосок! Наша матушка поет тонким голоском.
      Волк ушел и спрятался. Вот приходит коза и стучится:
 
— Козлятушки, детушки,
Отопритеся, отомкнитеся.
Ваша мать пришла,
Молока принесла;
Бежит молочко по вымечку,
Из вымечка на копытечко,
С копытечка на сыру землю.
 
      Козлятки впустили мать и рассказали ей, как приходил к ним бирюк и хотел их поесть. Коза накормила их и, уходя в бор, строго-настрого наказала: коли придет кто к избушке и станет просить толстым голосом, того ни за что не впускать в двери. Только что ушла коза, волк прибежал к избе, постучался и начал причитывать тоненьким голоском:
 
— Козлятушки, детушки,
Отопритеся, отомкнитеся.
Ваша мать пришла,
Молока принесла;
Бежит молочко по вымечку,
Из вымечка на копытечко,
С копытечка на сыру землю.
 

      Козлятки не признали волчьего голоса и отперли двери. Волк вбежал в избу, разинул свою широкую пасть и бросился на бедняжек; что ни схватит, то проглотит — всех поел. Уцелел только один козленочек, и тот в печь забился.

      Приходит коза. Сколько ни причитывала — никто ей не отзывается. Подошла поближе к дверям и видит, что они отворены; в избу — а там все пусто. Заглянула в печь и нашла одного козленочка. Как узнала коза о своей беде, села она на лавку, начала горько плакать и причитывать:
      — Ох вы детушки мои, козлятушки! На что отпиралися-отворялися, злому волку доставалися?
      Услышал это волк, входит в избушку и говорит козе:
      — Эх, кума, кума! Что ты на меня грешишь! Неужели-таки я сделаю это! Пойдем-ка в лес погуляем.
      — Нет, кум, не до гулянья!
      — Пойдем! — уговаривал волк.
      Пошли они в лес, нашли яму, а в той яме разбойники кашицу недавно варили, и оставалось в ней еще довольно горячих угольев. Коза говорит волку:
      — Кум! Давай попробуем, кто перепрыгнет через эту яму.
      Стали прыгать. Волк прыгнул и ввалился в горячую яму; брюхо у него от огня лопнуло, и козлята выбежали оттуда да прыг к матери. И стали они жить-поживать, ума наживать, а лиха избывать.

МЕДВЕДЬ И СОБАКА

      Жили-были мужик да баба. Была у них собака верная. Смолоду сторожила она дом, а как пришла старость, так и брехать перестала.
      Надоела она мужику. Вот он взял веревку, зацепил собаку за шею и повел в лес. Привел к осине и хотел было удавить, да как увидел, что у старого пса текут горькие слезы, стало ему жалко.

      Отпустил мужик собаку, а сам отправился домой. Остался пес в лесу. Лежит под деревом голодный и проклинает собачью долю. Вдруг идет медведь:
      — Что ты, пес, здесь улегся?
      — Хозяин меня прогнал.
      А что, пес, хочется тебе есть?
      — Еще как хочется-то!
      — Ну, пойдем со мной, я тебя накормлю.
      Вот они и пошли. Попадается им навстречу жеребец. Медведь схватил жеребца. Жеребец упал. Медведь разорвал его и говорит собаке:
      — На, ешь сколько хочешь, а как съешь все, приходи ко мне.
      Живет собака, ни о чем не тужит. А как все съела да опять проголодалась, побежала к медведю.
      — Ну что, брат, съел жеребца?

      — Съел, опять приходится голодать.
      — Зачем голодать! Знаешь ли, где ваши бабы жнут?
      — Знаю!
      — Тогда пойдем, я подкрадусь к твоей хозяйке и ухвачу ребенка, а ты догоняй меня да отнимай. Как отнимешь, отнеси хозяйке. Она за то станет тебя по-старому кормить.
      Вот прибежал медведь на ниву, где бабы жнут, и унес ребенка.
      Ребенок закричал, бабы бросились за медведем, догоняли, догоняли, не могли догнать, так и воротились. Мать плачет, бабы тужат.
      Откуда ни возьмись, прибежал пес, догнал медведя, отнял ребенка и несет его назад.
      — Смотрите, — говорят бабы, — пес-то отнял ребенка!
      Мать уж так рада-радешенька.
      — Теперь,— говорит,— я этого пса ни за что не покину!
      Привела собаку домой, налила молока, накрошила хлебца:
      — На, покушай!
      А мужику говорит:
      — Вот, муженек, эту собаку надо беречь да кормить: она нашего ребенка у медведя отняла.
      Поправился пес, отъелся и живет припеваючи. Стал он медведю первый друг.
      Один раз у мужика была вечеринка. На ту пору медведь пришел к собаке в гости.
      — Здорово, пес! Ну, как поживаешь — хлеб поедаешь?
      — Слава богу, — отвечает пес, — не житье, а масленица! Чем же тебя потчевать? Пойдем в избу, хозяева загуляли, не увидят. Только ты войдешь — поскорее лезь под печку. Вот я что добуду, тем и стану тебя потчевать.
      Ладно, забрался медведь в избу — под печку.
      Собака видит, что гости и хозяева порядком развеселились,— и ну таскать со стола, угощать приятеля.
      Медведь выпил стакан, выпил другой — и разобрало его. Гости затянули песни. И медведь стал свою песню заводить.
      Собака его уговаривает:
      — Не пой, а то беда будет.
      Куда! Медведь не утихает, а все громче заводит песню. Гости услыхали вой под печью, похватали колья и давай медведя по бокам охаживать.
      Насилу медведь вырвался, убежал. Вот тебе и сходил в гости!

ЗАЯЦ-ХВАСТА

      Жил-был заяц в лесу: летом ему было хорошо, а зимой плохо — приходилось к крестьянам на гумно ходить, овес воровать.
      Приходит он к одному крестьянину на гумно, а тут уж стадо зайцев. Вот он и начал им хвастать:

      — У меня не усы, а усищи, не лапы, а лапищи, не зубы, а зубищи — я никого не боюсь.
      Зайцы и рассказали тетке вороне про эту хвасту. Тетка ворона пошла хвасту разыскивать и нашла его под кокориной. Заяц испугался:
      — Тетка ворона, я больше не буду хвастать!
      — А как ты хвастал?
      — А у меня не усы, а усищи, не лапы, а лапищи, не зубы, а зубищи.
      Вот она его маленько и потрепала:
      — Боле не хвастай!

      Раз сидела ворона на заборе, собаки ее подхватили и давай мять, а заяц это увидел.
      «Как бы вороне помочь?»
      Выскочил на горочку и сел. Собаки увидали зайца, бросили ворону — да за ним, а ворона опять на забор. А заяц от собак ушел.
      Немного погодя ворона опять встретила этого зайца и говорит ему:
      — Вот ты молодец, не хваста, а храбрец!

ЗАЙЦЫ И ЛЯГУШКИ

      Сошлись раз зайцы и стали плакаться на свою жизнь:
      — И от людей, и от собак, и от орлов, и от прочих зверей погибаем. Уж лучше раз умереть, чем в страхе жить и мучиться, давайте утопимся!
      И поскакали зайцы на озеро топиться. Лягушки услыхали зайцев и забултыхали в воду. Один заяц и говорит:
      — Стойте, ребята! Подождем топиться: вот лягушачье житье, видно, еще хуже нашего: они и нас боятся!

БАЙКА ПРО ТЕТЕРЕВА

      Захотел тетерев дом строить.
      Подумал-подумал:
      «Топора нет, кузнецов нет — топор сковать некому».
      Некому выстроить тетереву домишко.
      «Что ж мне дом заводить? Одна-то ночь куда ни шла!»
      Бултых в снег!
      В снегу ночку ночевал, поутру рано вставал, по вольному свету полетал, громко, шибко покричал, товарищей поискал. Спустился на землю, свиделся с товарищем.
      Они играли, по кусточкам бродили, местечко искали, гнездышки свивали, яичушки сносили и деток выводили.
      С детками они во чисто поле ходили, деток мошками кормили, на вольный свет выводили и по вольному свету летали и опять зимой в снегу ночевали.
      «А одна-то ночь куда ни шла! Чем нам дом заводить, лучше на березыньках сидеть, во чисто поле глядеть, красну весну встречать, шулдар-булдары кричать!»

ЖУРАВЛЬ И ЦАПЛЯ

      Жили-были журавль да цапля, построили себе по концам болота избушки. Журавлю показалось скучно жить одному, и задумал он жениться.
      — Давай пойду посватаюсь к цапле!
      Пошел журавль — тяп-тяп! Семь верст болото месил, приходит и говорит:
      — Дома ли цапля?
      — Дома.
      — Выдь за меня замуж.
      — Нет, журавль, не пойду за тебя замуж, у тебя ноги долги, платье коротко, прокормить жену нечем. Ступай прочь, долговязый!
      Журавль, как не солоно похлебал, ушел домой. Цапля после раздумалась и сказала:
      — Чем жить одной, лучше пойду замуж за журавля.

      Приходит к журавлю и говорит:
      — Журавль, возьми меня замуж!
      — Нет, цапля, мне тебя не надо! Не хочу жениться, не возьму тебя замуж. Убирайся!
      Цапля заплакала от стыда и воротилась назад. Журавль раздумался и сказал:
      — Напрасно не взял за себя цаплю: ведь одному-то скучно. Пойду теперь и возьму ее замуж.
      Приходит и говорит:
      — Цапля, я вздумал на тебе жениться; поди за меня.
      — Нет, долговязый, нейду за тебя замуж!
      Пошел журавль домой. Тут цапля раздумалась:
      — Зачем отказала такому молодцу: одной-то жить невесело, лучше за журавля пойду!
      Приходит свататься, а журавль не хочет. Вот так-то и ходят они по сю пору один к другому свататься, да никак не женятся.

ВОРОНА И РАК

      Летела ворона по-над морем, смотрит: рак ползет — хап его! И понесла в лес, чтобы, усевшись где-нибудь на ветке, хорошенько закусить. Видит рак, что приходится пропадать, и говорит вороне:
      — Эй, ворона, ворона! Знал я твоего отца и твою мать — славные были люди!
      — Угу! — ответила ворона, не раскрывая рта.
      — И братьев и сестер твоих знаю: что за добрые были люди!
      — Угу!
      — Да все же хоть они и хорошие люди, а тебе не ровня. Мне сдается, что разумнее тебя никого нет на свете.
      Понравились эти речи вороне; каркнула она во весь рот и упустила рака в море.

БОБОВОЕ ЗЕРНЫШКО

      Жили-были петушок да курочка. Рылся петушок и вырыл бобок.
      — Ко-ко-ко, курочка, ешь бобовое зернышко!
      — Ко-ко-ко, петушок, ешь сам!
      Съел петушок зернышко и подавился. Позвал курочку:

      Сходи, курочка, к речке, попроси водицы напиться.
      Побежала курочка к речке:
      Речка, речка, дай мне водицы: петушок подавился бобовым зернышком!
      Речка говорит:
      — Сходи к липке, попроси листок, тогда дам водицы.
      Побежала курочка к липке:
      — Липка, липка, дай мне листок! Отнесу листок речке, речка даст водицы петушку напиться: петушок подавился бобовым зернышком.
      Липка говорит:
      — Сходи к девушке, попроси нитку.
      Побежала курочка:
      — Девушка, девушка, дай нитку! Отнесу нитку липке, липка даст листок, отнесу листок речке, речка даст водицы петушку напиться: петушок подавился бобовым зернышком.
      Девушка отвечает:
      — Сходи к гребенщикам, попроси гребень, тогда дам нитку.
      Курочка прибежала к гребенщикам:
      — Гребенщики, гребенщики, дайте мне гребень! Отнесу гребень девушке, девушка даст нитку, отнесу нитку липке, липка даст листок, отнесу листок речке, речка даст водицы петушку напиться: петушок подавился бобовым зернышком.
      Гребенщики говорят:
      — Сходи к калашникам, пусть дадут нам калачей.
      Побежала курочка к калашникам:
      — Калашники, калашники, дайте калачей! Калачи отнесу гребенщикам, гребенщики дадут гребень, отнесу гребень девушке, девушка даст нитку, нитку отнесу липке, липка даст листок, листок отнесу речке, речка даст водицы петушку напиться: петушок подавился бобовым зернышком.
      Калашники говорят:
      — Сходи к дровосекам, пусть нам дров дадут.
      Пошла курочка к дровосекам:
      — Дровосеки, дровосеки, дайте дров! Отнесу дрова калашникам, калашники дадут калачей, калачи отнесу гребенщикам, гребенщики дадут гребень, гребень отнесу девушке, девушка даст нитку, нитку отдам липке, липка даст листок, листок отнесу речке, речка даст водицы петушку напиться: петушок подавился бобовым зернышком.
      Дровосеки дали курочке дров.
      Отнесла курочка дрова калашникам, калашники дали ей калачей, калачи отдала гребенщикам, гребенщики дали ей гребень, отнесла гребень девушке, девушка дала ей нитку, нитку отнесла липке, липка дала листок, отнесла листок речке, речка дала водицы.
      Петушок напился, и проскочило зернышко.
      Запел петушок:
      — Ку-ка-ре-куу!

КОЧЕТОК И КУРОЧКА

      Жили курочка с кочетком. Пришли они в лес по орехи.
      Кочеток залез на орешню орехи рвать, а курочке велел на земле подбирать.
      Кочеток кидает, а курочка подбирает.
      Вот кинул кочеток орешек и попал курочке в глазок.
      Курочка пошла — плачет.
      Едут мимо бояре и спрашивают:

      — Курочка, курочка! Что ты плачешь?
      — Мне кочеток вышиб глазок.
      — Кочеток, кочеток! На что ты курочке вышиб глазок?
      — Мне орешня портки разорвала.
      — Орешня, орешня! На что ты кочетку портки разорвала?
      — Меня козы подглодали.
      — Козы, козы! На что вы орешню подглодали?
      — Нас пастухи не берегут.
      — Пастухи, пастухи! На что вы коз не бережете?
      — Нас хозяйка блинами не кормит.
      — Хозяйка, хозяйка! На что ты пастухов блинами не кормишь?
      — А у меня свинья опару пролила.
      — Свинья, свинья! На что ты у хозяйки опару пролила?
      — У меня волк поросеночка унес.
      — Волк, волк! На что ты у свиньи поросеночка унес?
      — Я есть захотел.

КОЛОБОК

      Жили-были старик со старухой. Вот и говорит старик старухе:
      — Поди-ка, старуха, по коробу поскреби, по сусеку помети, не наскребешь ли муки на колобок.
      Взяла старуха крылышко, по коробу поскребла, по сусеку помела и наскребла муки горсти две.
      Замесила муку на сметане, состряпала колобок, изжарила в масле и на окошко студить положила.
      Колобок полежал, полежал, взял да и покатился — с окна на лавку, с лавки на пол, по полу к двери, прыг через порог — да в сени, из сеней на крыльцо, с крыльца на двор, со двора за ворота, дальше и дальше.
      Катится колобок по дороге, навстречу ему заяц:
      — Колобок, колобок, я тебя съем!
      — Не ешь меня, заяц, я тебе песенку спою:
 
Я колобок, колобок,
Я по коробу скребен,
По сусеку метен,
На сметане мешон
Да в масле пряжон,
На окошке стужон.
Я от дедушки ушел,
Я от бабушки ушел,
От тебя, зайца, подавно уйду!
 
      И покатился по дороге — только заяц его и видел! Катится колобок, навстречу ему волк:
      — Колобок, колобок, я тебя съем!
      — Не ешь меня, серый волк, я тебе песенку спою:
 
Я колобок, колобок,
Я по коробу скребен,
По сусеку метен,
На сметане мешон
Да в масле пряжон,
На окошке стужон.
Я от дедушки ушел,
Я от бабушки ушел,
Я от зайца ушел,
От тебя, волк, подавно уйду!
 
      И покатился по дороге — только волк его и видел! Катится колобок, навстречу ему медведь:
      — Колобок, колобок, я тебя съем!
      — Где тебе, косолапому, съесть меня!
 
Я колобок, колобок,
Я по коробу скребен,
По сусеку метен,
На сметане мешон
Да в масле пряжон,
На окошке стужон.
Я от дедушки ушел,
Я от бабушки ушел,
Я от зайца ушел,
Я от волка ушел,
От тебя, медведь, подавно уйду!
 
      И опять покатился — только медведь его и видел! Катится колобок, навстречу ему лиса:
      — Колобок, колобок, куда катишься?
      — Качусь по дорожке.
      — Колобок, колобок, спой мне песенку!
      Колобок и запел:

 
— Я колобок, колобок,
Я по коробу скребен
По сусеку метен,
На сметане мешон
Да в масле пряжон,
На окошке стужон.
Я от дедушки ушел,
Я от бабушки ушел,
Я от зайца ушел,
Я от волка ушел,
От медведя ушел,
От тебя, лисы, нехитро уйти!
 
      А лиса говорит:
      — Ах, песенка хороша, да слышу я плохо. Колобок, колобок, сядь ко мне на носок да спой еще разок, погромче.
      Колобок вскочил лисе на нос и запел погромче ту же песенку.
      А лиса опять ему:
      — Колобок, колобок, сядь ко мне на язычок да пропой в последний разок.
      Колобок прыг лисе на язык, а лиса его — гам! — и съела.

РЕПКА

      Посадил дед репку и говорит:
      — Расти, расти, репка, сладка! Расти, расти, репка, крепка!
      Выросла репка сладка, крепка, большая-пребольшая. Пошел дед репку рвать: тянет-потянет, вытянуть не может.
      Позвал дед бабку.
 
Бабка за дедку,
Дедка за репку —
 
      Тянут-потянут, вытянуть не могут.
      Позвала бабка внучку.
 
Внучка за бабку,
Бабка за дедку,
Дедка за репку —
 
      Тянут-потянут, вытянуть не могут.
      Позвала внучка Жучку.
 
Жучка за внучку,
Внучка за бабку,
Бабка за дедку.
Дедка за репку —
 
      Тянут-потянут, вытянуть не могут. Позвала Жучка кошку.
 
Кошка за Жучку,
Жучка за внучку,
Внучка за бабку,
Бабка за дедку.
Дедка за репку —
 
      Тянут-потянут, вытянуть не могут. Позвала кошка мышку.
 
Мышка за кошку,
Кошка за Жучку,
Жучка за внучку,
Внучка за бабку,
Бабка за дедку.
Дедка за репку —
 
      Тянут-потянут — и вытянули репку.

 

ПУЗЫРЬ, СОЛОМИНКА И ЛАПОТЬ

      Жили-были пузырь, соломинка и лапоть. Пошли они в лес дрова рубить. Дошли до реки и не знают, как перейти через реку. Лапоть говорит пузырю:
      — Пузырь, давай на тебе переплывем!
      — Нет, лапоть! Пусть лучше соломинка перетянется с берега на берег, мы по ней перейдем.
      Соломинка перетянулась с берега на берег. Лапоть пошел по соломинке, она и переломилась. Лапоть упал в воду. А пузырь хохотал, хохотал, да и лопнул.

СТАРИК И ВОЛК

      У старика со старухой были паренек да девушка, петушок да курочка, пятеро овец, шестой — жеребец. Прибежал к избушке голодный волк и завыл:
 
— Старик да старушка
Жили на горушке
В глиняной избушке.
У старика, у старушки —
Паренек да девушка,
Петушок да курочка,
Пятеро овец,
Шестой — жеребец.
Паренек в сапожках,
Девушка в сережках!
 
      Старик, старик, отдай петушка да курочку, а то съем старуху!
      Жалко стало старику петушка да курочку, но — делать нечего — отдал их волку.
      На другой день волк опять прибежал:
 
— Старик да старушка
Жили на горушке
В глиняной избушке.
У старика, у старушки —
Паренек да девушка,
Пятеро овец,
Шестой — жеребец.
Паренек в сапожках,
Девушка в сережках!
 
      Старик, старик, отдай овечек, а то съем старуху!

      Жалко стало старику овечек, а старуху еще жальче,— отдал он волку овечек.
      На третий день прибежал волк:
 
— Старик да старушка
Жили на горушке
В глиняной избушке.
У старика, у старушки —
Паренек да девушка,
Да соломенный хлевец,
А в нем — жеребец.
Паренек в сапожках,
Девушка в сережках!
 
      Старик, старик, отдай жеребца, а то съем старуху!
      Отдал старик жеребца. Волк наутро опять прибегает:
 
— Старик да старушка
Жили на горушке
В глиняной избушке.
У старика, у старушки —
Паренек да девушка.
Паренек в сапожках,
Девушка в сережках!
 
      Старик, старик, отдай паренька да девушку, а то съем старуху!
      Старику так жалко стало паренька да девушку, схватил он кочергу и давай возить волка. Бил, бил, покуда у того брюхо не лопнуло, и выскочили оттуда жеребец, а за ним пятеро овец, а за овечками и петушок с курочкой.

МУЖИК И МЕДВЕДЬ

      Мужик поехал в лес репу сеять. Пашет там да работает. Пришел к нему медведь:
      — Мужик, я тебя сломаю.
      — Не ломай меня, медведюшка, лучше давай вместе репу сеять. Я себе возьму хоть корешки, а тебе отдам вершки.
      — Быть так,— сказал медведь.— А коли обманешь, так в лес ко мне хоть не езди.

      Сказал и ушел в дуброву.
      Репа выросла крупная. Мужик приехал осенью копать репу. А медведь из дубровы вылезает:
      — Мужик, давай репу делить, мою долю подавай.
      — Ладно, медведюшка, давай делить: тебе вершки, мне корешки.
      Отдал мужик медведю всю ботву. А репу наклал на воз и повез в город продавать. Навстречу ему медведь:
      — Мужик, куда ты едешь?
      — Еду, медведюшка, в город корешки продавать.
      — Дай-ка попробовать — каков корешок? Мужик дал ему репу. Медведь как съел:
      — А-а! — заревел.— Мужик, обманул ты меня! Твои корешки сладеньки. Теперь не езжай ко мне в лес по дрова, а то заломаю.
      На другой год мужик посеял на том месте рожь. Приехал жать, а уж медведь его дожидается:
      — Теперь меня, мужик, не обманешь, давай мою долю.
      Мужик говорит:
      — Быть так. Бери, медведюшка, корешки, а я себе возьму хоть вершки.
      Собрали они рожь. Отдал мужик медведю корешки, а рожь наклал на воз и увез домой.
      Медведь бился, бился, ничего с корешками сделать не мог.
      Рассердился он на мужика, и с тех пор у медведя с мужиком вражда пошла.

МЕДВЕДЬ - ЛИПОВАЯ НОГА

      Жили-были старик со старухой.
      Посеяли они репку. Вот повадился медведь репку у них воровать. Старик пошел посмотреть и видит: много репы нарвано да разбросано кругом.
      Воротился он домой и рассказывает старухе.
      А она ему говорит:
      — Да кто же репу нарвал? Если бы люди, так унесли бы. Наверное, это медведь проказит! Поди-ка, старик, покарауль вора!
      Старик взял топор и пошел караулить на ночь. Лег под плетень и лежит. Вдруг приходит медведь и давай таскать репу — нагреб целое беремя и полез через плетень.
      Старик вскочил, бросил в него топором и отрубил ему лапу. Сам убежал, спрятался.
      Заревел медведь и ушел на трех лапах в лес.
      Старик взял отрубленную лапу, принес домой:
      — На, старуха, вари.

      Старуха ободрала медвежью лапу, варить поставила, шерсть с кожи общипала, на кожу села и начала шерсть прясть.
      Старуха прядет. А медведь сделал себе липовую ногу и пошел к старику со старухой.
      Вот медведь идет, нога поскрипывает, он сам приговаривает:
 
— Скырлы, скырлы, скырлы,
На липовой ноге,
На березовой клюке.
Все по селам спят,
По деревням спят,
Одна баба не спит —
На моей коже сидит,
Мою шерсть прядет,
Мое мясо варит.
 
      Старуха услышала это и говорит:
      — Поди-ка ты, старик, запри дверь, медведь идет…
      А медведь уже в сени вошел, дверь отворяет, сам приговаривает:
 
— Скырлы, скырлы, скырлы,
На липовой ноге,
На березовой клюке.
Все по селам спят,
По деревням спят,
Одна баба не спит —
На моей коже сидит,
Мою шерсть прядет,
Мое мясо варит.
 
      В те поры старик со старухой испугались.
      Старик спрятался на полати под корыто, а старуха — на печь, под черные рубахи.
      Медведь влез в избу, стал искать старика со старухой да и угодил в подполье.
      Тут собрался народ, и убили медведя.

МАША И МЕДВЕДЬ

      Жили-были дедушка да бабушка. Была у них внучка Машенька.
      Собрались раз подружки в лес по грибы да по ягоды. Пришли звать с собой и Машеньку.
      — Дедушка, бабушка,— говорит Машенька,— отпустите меня в лес с подружками!
      Дедушка с бабушкой отвечают:
      — Иди, только смотри от подружек не отставай, не то заблудишься.
      Пришли девушки в лес, стали собирать грибы да ягоды. Вот Машенька — деревце за деревце, кустик за кустик — и ушла далеко-далеко от подружек.
      Стала она аукаться, стала их звать, а подружки не слышат, не отзываются.
      Ходила, ходила Машенька по лесу — совсем заблудилась.
      Пришла она в самую глушь, в самую чащу. Видит — стоит избушка. Постучала Машенька в дверь — не отвечают. Толкнула она дверь — дверь и открылась.
      Вошла Машенька в избушку, села у окна на лавочку.
      Села и думает:
      «Кто же здесь живет? Почему никого не видно?..»
      А в той избушке жил большущий медведь. Только его тогда дома не было: он по лесу ходил.
      Вернулся вечером медведь, увидел Машеньку, обрадовался.
      — Ага,— говорит,— теперь не отпущу тебя! Будешь у меня жить. Будешь печку топить, будешь кашу варить, меня кашей кормить.

      Потужила Маша, погоревала, да ничего не поделаешь. Стала она жить у медведя в избушке.
      Медведь на целый день уйдет в лес, а Машеньке наказывает никуда без него из избушки не выходить.
      — А если уйдешь,— говорит,— все равно поймаю и тогда уж съем!
      Стала Машенька думать, как ей от медведя убежать. Кругом лес, в какую сторону идти — не знает, спросить не у кого… Думала она, думала и придумала. Приходит раз медведь из лесу, а Машенька и говорит ему:
      — Медведь, медведь, отпусти меня на денек в деревню: я бабушке да дедушке гостинцев снесу.
      — Нет,— говорит медведь, — ты в лесу заблудишься. Давай гостинцы, я их сам отнесу.
      А Машеньке того и надо!
      Напекла она пирожков, достала большой-пребольшой короб и говорит медведю:
      — Вот, смотри: я в этот короб положу пирожки, а ты отнеси их дедушке да бабушке. Да помни: короб по дороге не открывай, пирожки не вынимай. Я на дубок влезу, за тобой следить буду!
      — Ладно, — отвечает медведь, — давай короб! Машенька говорит:
      — Выйди на крылечко посмотри, не идет ли дождик! Только медведь вышел на крылечко, Машенька сейчас же залезла в короб, а на голову себе блюдо с пирожками поставила.
      Вернулся медведь, видит — короб готов. Взвалил его на спину и пошел в деревню.
      Идет медведь между елками, бредет медведь между березками, в овражки спускается, на пригорки поднимается. Шел-шел, устал и говорит:
      А Машенька из короба:
 
— Вижу, вижу!
Не садись на пенек,
Не ешь пирожок!
Неси бабушке,
Неси дедушке!
 
      — Ишь какая глазастая, — говорит медведь, — все видит!
      Поднял он короб и пошел дальше. Шел-шел, шел-шел, остановился, сел и говорит:
 
— Сяду на пенек,
Съем пирожок!
 
      А Машенька из короба опять:
 
— Вижу, вижу!
Не садись на пенек,
Не ешь пирожок!
Неси бабушке,
Неси дедушке!
 
      Удивился медведь:
      — Вот какая хитрая! Высоко сидит, далеко глядит!
      Встал и пошел скорее.
      Пришел в деревню, нашел дом, где дедушка с бабушкой жили, и давай изо всех сил стучать в ворота:
      — Тук-тук-тук! Отпирайте, открывайте! Я вам от Машеньки гостинцев принес.
      А собаки почуяли медведя и бросились на него. Со всех дворов бегут, лают.
      Испугался медведь, поставил короб у ворот и пустился в лес без оглядки.
      Вышли тут дедушка да бабушка к воротам. Видят — короб стоит.
      — Что это в коробе? — говорит бабушка.
      А дедушка поднял крышку, смотрит — и глазам своим не верит: в коробе Машенька сидит, живехонька и здоровехонька.
      Обрадовались дедушка да бабушка. Стали Машеньку обнимать, целовать, умницей называть.

СНЕГУРУШКА И ЛИСА

      Жил да был старик со старухой. У них была внучка Снегурушка.
      Пошла она летом с подружками по ягоды. Ходят по лесу, собирают ягоды. Деревцо за деревцо, кустик за кустик. И отстала Снегурушка от подруг.
      Они аукали ее, аукали, но Снегурушка не слыхала.
      Уже стало темно, подружки пошли домой.
      Снегурушка как увидела, что осталась одна, влезла на дерево и стала горько плакать да припевать:
 
— Ау! Ау! Снегурушка,
Ау! Ау! голубушка!
У дедушки, у бабушки
Была внучка Снегурушка;
Ее подружки в лес заманили,
Заманивши — покинули.
 
      Идет медведь и спрашивает:
      — О чем ты, Снегурушка, плачешь?

      — Как мне, батюшка-медведушка, не плакать? Я одна у дедушки, у бабушки внучка Снегурушка. Меня подружки в лес заманили, заманивши — покинули.
      — Сойди, я тебя отнесу домой.
      — Нет. Я тебя боюсь, ты меня съешь!
      Медведь ушел от нее. Она опять заплакала, заприпевала:
 
— Ау! Ау! Снегурушка,
Ау! Ау! голубушка!
 
      Идет волк:
      — О чем ты, Снегурушка, плачешь?
      — Как мне, серый волк, не плакать, меня подружки в лес заманили, заманивши — покинули.
      — Сойди, я тебя отнесу домой.
      — Нет. Ты меня съешь!
      Волк ушел, а Снегурушка опять заплакала, заприпевала:
 
— Ау! Ау! Снегурушка,
Ау! Ау! голубушка!
 
      Идет лисица:
      — Чего ты, Снегурушка, плачешь?
      Как мне, Лиса-олисава, не плакать? Меня подружки в лес заманили, заманивши — покинули.
      — Сойди, я тебя отнесу.
      Снегурушка сошла, села на спину к лисице, и та помчалась с нею. Прибежала к дому и стала хвостом стучаться в калитку.
      — Кто там? Лиса отвечает:
      — Я принесла вашу внучку Снегурушку!
      — Ах ты наша милая, дорогая Лиса-олисава! Войди к нам в избу. Где нам тебя посадить? Чем нам тебя угостить?
      Принесли молока, яиц, творогу и стали лисицу потчевать за ее услугу. А потом простились и дали ей на дорогу еще курочку.

КУЗЬМА СКОРОБОГАТЫЙ

      Жил-проживал Кузьма один-одинешенек в темном лесу. Ни скинуть, ни надеть у него ничего не было, а постлать — и не заводил.
      Вот поставил он капкан. Утром пошел посмотреть — попала лисица.
      — Ну, лисицу теперь продам, деньги возьму, на то и жениться буду.
      Лисица ему говорит:

      — Кузьма, отпусти меня, я тебе великое добро доспею, сделаю тебя Кузьмой Скоробогатым, только ты изжарь мне одну курочку с масличном — пожирнее.
      Кузьма согласился. Изжарил курочку. Лиса наелась мясца, побежала в царские заповедные луга и стала на тех заповедных лугах кататься.
      — У-у-у! У царя была в гостях, чего хотела — пила и ела, завтра звали, опять пойду.
      Бежит волк и спрашивает:
      — Чего, кума, катаешься, лаешь?
      — Как мне не кататься, не лаять! У царя была в гостях, чего хотела — пила и ела, завтра звали, опять пойду.
      Волк и просит:
      — Лисанька, не сведешь ли меня к царю на обед?
      — Станет царь из-за одного тебя беспокоиться. Собирайтесь вы — сорок волков, тогда поведу вас в гости к царю.
      Волк стал по лесу бегать, волков собирать. Собрал сорок волков, привел их к лисице, и лиса повела их к царю. Пришли к царю, лиса забежала вперед и говорит:
      — Царь, добрый человек Кузьма Скоробогатый кланяется тебе сорока волками.
      Царь обрадовался, приказал всех волков загнать в ограду, запереть накрепко и сам думает: «Богатый человек Кузьма!»
      А лисица побежала к Кузьме. Велела изжарить еще одну курочку с масличком — пожирнее, пообедала сытно и пустилась на царские заповедные луга.
      Катается, валяется по заповедным лугам. Бежит медведь мимо, увидал лису и говорит:
      — Эк ведь, проклятая хвостомеля, как обтрескалась!
      А лиса ему:
      — У-у-у! У царя была в гостях, чего хотела — пила и ела, завтра звали, опять пойду.
      Медведь стал просить:
      — Лиса, не сведешь ли меня к царю на обед?
      — Для одного тебя царь и беспокоиться не захочет. Собери сорок черных медведей — поведу вас в гости к царю.

      Медведь побежал в дуброву, собрал сорок черных медведей, привел их к лисе, и лисица привела их к царю. Сама забежала вперед и говорит:
      — Царь, добрый человек Кузьма Скоробогатый кланяется тебе сорока медведями.
      Царь весьма тому обрадовался, приказал загнать медведей и запереть накрепко. Сам думает: «Вот какой богатый человек Кузьма!»
      А лисица опять прибежала к Кузьме. И велела зажарить курочку с петушком, с масличком — пожирнее. Скушала на здоровье — и давай кататься в царских заповедных лесах.
      Бежит мимо соболь с куницею:
      — Эк, лукавая лиса, где так жирно накушалась?
      — У-у-у! У царя была в гостях, чего хотела — пила и ела, завтра звали, опять пойду.
      Соболь и куница стали упрашивать лису:
      — Кумушка, своди нас к царю. Мы хоть посмотрим, как пируют.
      Лиса им говорит:
      — Соберите сорок сороков соболей да куниц — поведу вас к царю.
      Согнали соболь и куница сорок сороков соболей и куниц. Лиса привела их к царю, сама забежала вперед:
      Царь, добрый человек Кузьма Скоробогатый кланяется тебе сорока сороками соболей да куниц.
      Царь не может надивиться богатству Кузьмы Скоробогатого. Велел и этих зверей загнать, запереть накрепко.
      «Вот, — думает, — беда, какой богач Кузьма!»
      На другой день лисица опять прибегает к царю:
      — Царь, добрый человек Кузьма Скоробогатый приказал тебе кланяться и просит ведро с обручами — мерять серебряные деньги. Свои-то ведра у него золотом заняты.
      Царь без отказу дал лисе ведро с обручами. Лиса прибежала к Кузьме и велела мерять ведрами песок, чтобы высветлить у ведра бочок.
      Как высветлило у ведра бочок, лиса заткнула за обруча сколько-то мелких денежек и понесла назад царю. Принесла и стала сватать у него прекрасную царевну за Кузьму Скоробогатого.
      Царь видит — денег много у Кузьмы: за обруча западали, он и не заметил. Царь не отказывает, велит Кузьме изготовиться и приезжать.
      Поехал Кузьма к царю. А лисица вперед забежала и подговорила работников подпилить мостик.
      Кузьма только что въехал на мостик — он вместе с ним и рушился в воду.
      Лисица стала кричать:
      — Ахти! Пропал Кузьма Скоробогатый!
      Царь услыхал и тотчас послал людей перехватить Кузьму. Вот они перехватили его, а лиса кричит:
      — Ахти! Надо Кузьме одёжу дать — какую получше. Царь дал Кузьме свою одёжу праздничную.
      Приехал Кузьма к царю. А у царя ни пива варить, ни вина курить — все готово.
      Обвенчался Кузьма с царевной и живет у царя неделю, живет другую.
      — Ну,— говорит царь,— поедем теперь, любезный зять, к тебе в гости.

      Кузьме делать нечего, надо собираться. Запрягли лошадей и поехали. А лисица отправилась вперед. Видит — пастухи стерегут стадо овец, она их спрашивает:
      — Пастухи, пастухи! Чье стадо пасете?
      — Змея Горыныча.
      — Сказывайте, что это стадо Кузьмы Скоробогатого, а то едут царь Огонь и царица Молоньица: коли не скажете им, что это стадо Кузьмы Скоробогатого, они вас всех и с овцами-то сожгут и спалят!
      Пастухи видят, что дело неминучее, и обещали сказывать про Кузьму Скоробогатого, как лиса научила.
      А лиса пустилась вперед. Видит — другие пастухи стерегут коров.
      — Пастухи, пастухи! Чье стадо пасете?
      — Змея Горыныча.
      — Сказывайте, что стадо это Кузьмы Скоробогатого, а то едут царь Огонь и царица Молоньица: они вас всех с коровами сожгут и спалят, коли станете поминать Змея Горыныча!
      Пастухи согласились. Лиса опять побежала вперед. Добегает до конского табуна Змея Горыныча, велит пастухам сказывать, что этот табун Кузьмы Скоробогатого.
      — А то едут царь Огонь да царица Молоньица: они всех вас с конями сожрут и спалят!
      И эти пастухи согласились.

      Лиса бежит вперед. Прибегает к Змею Горынычу прямо в белокаменные палаты:
      — Здравствуй, Змей Горыныч!
      — Что скажешь, лисанька?
      — Ну, Змей Горыныч, теперь тебе надо скоро-наскоро прятаться. Едет грозный царь Огонь да царица Молоньица, все жгут и палят. Стада твои с пастухами прижгли и спалили. Я не стала мешкать — пустилась к тебе сказать, что сама чуть от дыма не задохлась.
      Змей Горыныч закручинился:
      — Ах, лисанька, куда же я подеваюсь?
      — Есть в твоем саду старый заповедный дуб, середина вся повыгнила; беги, схоронись в дупле, пока царь Огонь с царицей Молоньицей мимо не проедут.
      Змей Горыныч со страху спрятался в это дупло, как лиса научила.
      Кузьма Скоробогатый едет себе да едет с царем да с женой-царевной. Доезжают они до овечьего стада. Царевна спрашивает:
      — Пастушки, чье стадо пасете?
      — Кузьмы Скоробогатого. Царь тому и рад:
      — Ну, любезный зять, много же у тебя овец!
      Едут дальше, доезжают до коровьего стада.
      — Пастушки, чье стадо пасете?
      — Кузьмы Скоробогатого.
      — Ну, любезный зять, много же у тебя коров! Едут они дальше; пастухи лошадей пасут.
      — Чей табун?
      — Кузьмы Скоробогатого.
      — Ну, любезный зятюшка, много же у тебя коней!
      Вот приехали ко дворцу Змея Горыныча.
      Лиса встречает гостей, низко кланяется, вводит их в палаты белокаменные, сажает их за столы дубовые, за скатерти браные…
      Стали они пировать, пить-есть и веселиться. Пируют день, пируют другой, пируют они неделю.
      Лиса и говорит Кузьме:
      — Ну, Кузьма! Перестань гулять — надо дело исправлять. Ступай с царем в зеленый сад; в том саду стоит старый дуб, а в том дубе сидит Змей Горыныч, он от вас спрятался. Расстреляй дуб на мелкие части.
      Кузьма пошел с царем в зеленый сад. Увидели они старый заповедный дуб, и стали они в тот дуб стрелять. Тут Змею Горынычу и смерть пришла.
      Кузьма Скоробогатый стал жить-поживать с женой-царевной в палатах белокаменных и лисаньку всякий день угощать курочкой.

ГУСИ-ЛЕБЕДИ

      Жили мужик да баба. У них была дочка да сынок маленький.
      — Доченька,— говорила мать,— мы пойдем на работу, береги братца! Не ходи со двора, будь умницей — мы купим тебе платочек.
      Отец с матерью ушли, а дочка позабыла, что ей приказывали: посадила братца на травке под окошко, сама побежала на улицу, заигралась, загулялась.
      Налетели гуси-лебеди, подхватили мальчика, унесли на крыльях.

      Вернулась девочка, глядь — братца нету! Ахнула, кинулась туда-сюда — нету!
      Она его кликала, слезами заливалась, причитывала, что худо будет от отца с матерью, — братец не откликнулся.
      Выбежала она в чистое поле и только видела: метнулись вдалеке гуси-лебеди и пропали за темным лесом. Тут она догадалась, что они унесли ее братца: про гусей-лебедей давно шла дурная слава — что они пошаливали, маленьких детей уносили.
      Бросилась девочка догонять их. Бежала, бежала, увидела — стоит печь.
      — Печка, печка, скажи, куда гуси-лебеди полетели? Печка ей отвечает:
      — Съешь моего ржаного пирожка — скажу.
      — Стану я ржаной пирог есть! У моего батюшки и пшеничные не едятся…
      Печка ей не сказала. Побежала девочка дальше — стоит яблоня.
      — Яблоня, яблоня, скажи, куда гуси-лебеди полетели?
      — Поешь моего лесного яблочка — скажу.
      — У моего батюшки и садовые не едятся…
      Яблоня ей не сказала. Побежала девочка дальше. Течет молочная река в кисельных берегах.
      — Молочная река, кисельные берега, куда гуси-лебеди полетели?
      — Поешь моего простого киселька с молочком — скажу.
      — У моего батюшки и сливочки не едятся…
      Долго она бегала по полям, по лесам. День клонится к вечеру, делать нечего — надо идти домой. Вдруг видит — стоит избушка на курьей ножке, об одном окошке, кругом себя поворачивается.
      В избушке старая баба-яга прядет кудель. А на лавочке сидит братец, играет серебряными яблочками.
      Девочка вошла в избушку:
      — Здравствуй, бабушка!
      — Здравствуй, девица! Зачем на глаза явилась?
      — Я по мхам, по болотам ходила, платье измочила, пришла погреться.
      — Садись покуда кудель прясть.
      Баба-яга дала ей веретено, а сама ушла. Девочка прядет— вдруг из-под печки выбегает мышка и говорит ей:
      — Девица, девица, дай мне кашки, я тебе добренькое скажу.
      Девочка дала ей кашки, мышка ей сказала:
      — Баба-яга пошла баню топить. Она тебя вымоет-выпарит, в печь посадит, зажарит и съест, сама на твоих костях пока тается.
      Девочка сидит ни жива ни мертва, плачет, а мышка ей опять:
      — Не дожидайся, бери братца, беги, а я за тебя кудель попряду.
      Девочка взяла братца и побежала. А баба-яга подойдет к окошку и спрашивает:
      — Девица, прядешь ли? Мышка ей отвечает:
      — Пряду, бабушка…
      Баба-яга баню вытопила и пошла за девочкой. А в избушке нет никого. Баба-яга закричала:
      — Гуси-лебеди! Летите в погоню! Сестра братца унесла!
      Сестра с братцем добежала до молочной реки. Видит — летят гуси-лебеди.
      — Речка, матушка, спрячь меня!
      — Поешь моего простого киселька.
      Девочка поела и спасибо сказала. Река укрыла ее под кисельным бережком.
      Гуси-лебеди не увидали, пролетели мимо.
      Девочка с братцем опять побежала. А гуси-лебеди воротились, летят навстречу, вот-вот увидят. Что делать? Беда! Стоит яблоня…
      — Яблоня, матушка, спрячь меня!
      — Поешь моего лесного яблочка.
      Девочка поскорее съела и спасибо сказала. Яблоня ее заслонила ветвями, прикрыла листами.
      Гуси-лебеди не увидали, пролетели мимо.
      Девочка опять побежала. Бежит, бежит, уж недалеко осталось. Тут гуси-лебеди увидели ее, загоготали — налетают, крыльями бьют, того гляди, братца из рук вырвут.
      Добежала девочка до печки:
      — Печка, матушка, спрячь меня!
      — Поешь моего ржаного пирожка.
      Девочка скорее — пирожок в рот, а сама с братцем — в печь, села в устьице.
      Гуси-лебеди полетали-полетали, покричали-покричали и ни с чем улетели к бабе-яге.
      Девочка сказала печи спасибо и вместе с братцем прибежала домой.
      А тут и отец с матерью пришли.

ТЕРЁШЕЧКА

      У старика со старухой не было детей. Век прожили, а детей не нажили.
      Вот сделали они колодочку, завернули ее в пеленочку, стали качать да прибаюкивать:
      — Спи-тко, усни, дитя Терёшечка,—
 
Все ласточки спят,
И касатки спят,
И куницы спят,
И лисицы спят,
Нашему Терешечке
Спать велят!
 
      Качали так, качали да прибаюкивали, и вместо колодочки стал расти сыночек Терешечка — настоящая ягодка.
      Мальчик рос-подрастал, в разум приходил. Старик сделал ему челнок, выкрасил его белой краской, а весельцы — красной.
      Вот Терешечка сел в челнок и говорит:
 
— Челнок, челнок, плыви далече,
Челнок, челнок, плыви далече.
 
      Челнок и поплыл далеко-далеко. Терешечка стал рыбку ловить, а мать ему молочко и творожок стала носить. Придет на берег и зовет:
 
— Терешечка, мой сыночек,
Приплынь, приплынь на бережочек,
Я тебе есть-пить принесла.
 
      Терешечка издалека услышит матушкин голос и подплывет к бережку. Мать возьмет рыбку, накормит, напоит Терешечку, переменит ему рубашечку и поясок и отпустит опять ловить рыбку.
      Узнала про то ведьма. Пришла на бережок и зовет страшным голосом:
 
— Терешечка, мой сыночек,
Приплынь, приплынь на бережочек,
Я тебе есть-пить принесла.
 
      Терешечка распознал, что не матушкин это голос, и говорит:
 
— Челнок, челнок, плыви далече,
То не матушка меня зовет.
 
      Тогда ведьма побежала в кузницу и велит кузнецу перековать себе горло, чтобы голос стал как у Терешечкиной матери.
      Кузнец перековал ей горло. Ведьма опять пришла на бережок и запела голосом точь-в-точь родимой матушки:
 
— Терешечка, мой сыночек,
Приплынь, приплынь на бережочек,
Я тебе есть-пить принесла.
 
      Терешечка обознался и подплыл к бережку. Ведьма его схватила, в мешок посадила и побежала.
      Принесла его в избушку на курьих ножках и велит своей дочери Алёнке затопить печь пожарче и Терешечку зажарить.
      А сама опять пошла на раздобытки.
      Вот Аленка истопила печь жарко-жарко и говорит Терешечке:

      — Ложись на лопату.
      Он сел на лопату, руки, ноги раскинул и не пролезает в печь.
      А она ему:
      — Не так лег.
      — Да я не умею — покажи как…
      — А как кошки спят, как собаки спят, так и ты ложись.
      — А ты ляг сама да поучи меня.
      Аленка села на лопату, а Терешечка ее в печку и пихнул и заслонкой закрыл. А сам вышел из избушки и влез на высокий дуб.

      Прибежала ведьма, открыла печку, вытащила свою дочь Аленку, съела, кости обглодала.
      Потом вышла на двор и стала кататься-валяться по траве. Катается-валяется и приговаривает:
      — Покатаюсь я, поваляюсь я, Терешечкина мясца наевшись.
      А Терешечка ей с дуба отвечает:
      — Покатайся-поваляйся, Аленкина мясца наевшись! А ведьма:
      — Не листья ли это шумят? И сама — опять:
      — Покатаюсь я, поваляюсь я, Терешечкина мясца наевшись.
      А Терешечка все свое:
      — Покатайся-поваляйся, Аленкина мясца наевшись!
      Ведьма глянула и увидела его на высоком дубу. Кинулась грызть дуб. Грызла, грызла — два передних зуба выломала, побежала в кузницу:
      — Кузнец, кузнец! Скуй мне два железных зуба.
      Кузнец сковал ей два зуба.
      Вернулась ведьма и стала опять грызть дуб. Грызла, грызла и выломала два нижних зуба. Побежала к кузнецу:
      — Кузнец, кузнец! Скуй мне еще два железных зуба.
      Кузнец сковал ей еще два зуба.
      Вернулась ведьма и опять стала грызть дуб. Грызет — только щепки летят. А дуб уже трещит, шатается.
      Что тут делать? Терешечка видит: летят гуси-лебеди. Он их просит:
 
— Гуси мои, лебедята!
Возьмите меня на крылья,
Унесите к батюшке, к матушке!
 
      А гуси-лебеди отвечают:
      — Га-га, за нами еще летят — поголоднее нас, они тебя возьмут.
      А ведьма погрызет-погрызет, взглянет на Терешечку, облизнется — и опять за дело…
      Летит другое стадо. Терешечка просит…
 
— Гуси мои, лебедята!
Возьмите меня на крылья,
Унесите к батюшке, к матушке!
 
      А гуси-лебеди отвечают:
      — Га-га, за нами летит защипанный гусенок, он тебя возьмет-донесет.
      А ведьме уже немного осталось. Вот-вот повалится дуб. Летит защипанный гусенок. Терешечка его просит:
      — Гусь-лебедь ты мой! Возьми меня, посади на крылышки, унеси меня к батюшке, к матушке.
      Сжалился защипанный гусенок, посадил Терешечку на крылья, встрепенулся и полетел, понес его домой.
      Прилетели они к избе и сели на травке.
      А старуха напекла блинов — поминать Терешечку — и говорит:
      — Это тебе, старичок, блин, а это мне блин. А Терешечка под окном:
      — А мне блин?
      Старуха услыхала и говорит:
      — Погляди-ка, старичок, кто там просит блинок?
      Старик вышел, увидел Терешечку, привел к старухе — пошло обниманье!
      А защипанного гусенка откормили, отпоили, на волю пустили, и стал он с тех пор широко крыльями махать, впереди стада летать да Терешечку вспоминать.

МОРОЗКО

      Живало-бывало,— жил дед да с другой женой. У деда была дочка, и у бабы была дочка.
      Все знают, как за мачехой жить: перевернешься — бита и недовернешься — бита. А родная дочь что ни сделает — за все гладят по головке: умница.
      Падчерица и скотину поила-кормила, дрова и воду в избу носила, печь топила, избу мела — еще до свету… Ничем старухе не угодишь — все не так, все худо.
      Ветер хоть пошумит, да затихнет, а старая баба расходится—не скоро уймется. Вот мачеха и придумала падчерицу со свету сжить.
      — Вези, вези ее, старик,— говорит мужу,— куда хочешь, чтобы мои глаза ее не видали! Вези ее в лес, на трескучий мороз.
      Старик затужил, заплакал, однако делать нечего, бабы не переспоришь. Запряг лошадь:
      — Садись, мила дочь, в сани.
      Повез бездомную в лес, свалил в сугроб под большую ель и уехал.

      Девушка сидит под елью, дрожит, озноб ее пробирает. Вдруг слышит — невдалеке Морозко по елкам потрескивает, с елки на елку поскакивает, пощелкивает. Очутился на той ели, под которой девица сидит, и сверху ее спрашивает:
      — Тепло ли тебе, девица?
      — Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.
      Морозко стал ниже спускаться, сильнее потрескивает, пощелкивает:
      — Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная? Она чуть дух переводит:
      — Тепло, Морозушко, тепло, батюшка.
      Морозко еще ниже спустился, пуще затрещал, сильнее защелкал:
      — Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная? Тепло ли тебе, лапушка?
      Девица окостеневать стала, чуть-чуть языком шевелит:
      — Ой, тепло, голубчик Морозушко!
      Тут Морозко сжалился над девицей, окутал ее теплыми шубами, отогрел пуховыми одеялами.
      А мачеха по ней уж поминки справляет, печет блины и кричит мужу:
      — Ступай, старый хрыч, вези свою дочь хоронить!
      Поехал старик в лес, доезжает до того места, — под большою елью сидит его дочь, веселая, румяная, в собольей шубе, вся в золоте, в серебре, и около — короб с богатыми подарками.
      Старик обрадовался, положил все добро в сани, посадил дочь, повез домой.
      А дома старуха печет блины, а собачка под столом:
      — Тяф, тяф! Старикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину замуж не берут.
      Старуха бросит ей блин:
      — Не так тявкаешь! Говори: «Старухину дочь замуж берут, а стариковой дочери косточки везут…»
      Собака съест блин и опять:
      — Тяф, тяф! Старикову дочь в злате, в серебре везут, а старухину замуж не берут.
      Старуха блины ей кидала и била ее, собачка — все свое…
      Вдруг заскрипели ворота, отворилась дверь, в избу идет падчерица — в злате-серебре, так и сияет. А за ней несут короб высокий, тяжелый. Старуха глянула — и руки врозь…
      — Запрягай, старый хрыч, другую лошадь! Вези, вези мою дочь в лес да посади на то же место…
      Старик посадил старухину дочь в сани, повез ее в лес на то же место, вывалил в сугроб под высокой елью и уехал.
      Старухина дочь сидит, зубами стучит.
      А Морозко по лесу потрескивает, с елки на елку поскакивает, пощелкивает, на старухину дочь поглядывает:
      — Тепло ли тебе, девица?
      А она ему:
      — Ой, студено! Не скрипи, не трещи, Морозко…
      Морозко стал ниже спускаться, пуще потрескивать, пощелкивать.
      — Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?
      — Ой, руки, ноги отмерзли! Уйди, Морозко…
      Еще ниже спустился Морозко, сильнее приударил, затрещал, защелкал:
      — Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?

      — Ой, совсем застудил! Сгинь, пропади, проклятый Морозко!
      Рассердился Морозно да так хватил, что старухина дочь окостенела.
      Чуть свет старуха посылает мужа:
      — Запрягай скорее, старый хрыч, поезжай за дочерью, привези ее в злате-серебре…
      Старик уехал. А собачка под столом:
      — Тяф, тяф! Старикову дочь женихи возьмут, а старухиной дочери в мешке косточки везут.
      Старуха кинула ей пирог: .
      — Не так тявкаешь! Скажи: «Старухину дочь в злате-серебре везут…»
      А собачка — все свое:
      — Тяф, тяф! Старухиной дочери в мешке косточки везут…
      Заскрипели ворота, старуха кинулась встречать дочь. Рогожу отвернула, а дочь лежит в санях мертвая. Заголосила старуха, да поздно.

СЕСТРИЦА АЛЁНУШКА И БРАТЕЦ ИВАНУШКА

      Жили-были старик да старуха, у них была дочка Аленушка да сынок Иванушка.
      Старик со старухой умерли. Остались Аленушка да Иванушка одни-одинешеньки.
      Пошла Аленушка на работу и братца с собой взяла. Идут они по дальнему пути, по широкому полю, и захотелось Иванушке пить.
      — Сестрица Аленушка, я пить хочу!
      — Подожди, братец, дойдем до колодца.
      Шли-шли — солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает. Стоит коровье копытце полно водицы.
      — Сестрица Аленушка, хлебну я из копытца!
      — Не пей, братец, теленочком станешь!
      Братец послушался, пошли дальше.
      Солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает. Стоит лошадиное копытце полно водицы.
      — Сестрица Аленушка, напьюсь я из копытца!
      — Не пей, братец, жеребеночком станешь! Вздохнул Иванушка, опять пошли дальше.
      Идут, идут — солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает. Стоит козье копытце полно водицы. Иванушка говорит:
      — Сестрица Аленушка, мочи нет: напьюсь я из копытца!
      — Не пей, братец, козленочком станешь!
      Не послушался Иванушка и напился из козьего копытца.
      Напился и стал козленочком…
      Зовет Аленушка братца, а вместо Иванушки бежит за ней беленький козленочек.
      Залилась Аленушка слезами, села под стожок — плачет, а козленочек возле нее скачет.
      В ту пору ехал мимо купец:
      — О чем, красная девица, плачешь?
      Рассказала ему Аленушка про свою беду.
      Купец ей говорит:
      — Поди за меня замуж. Я тебя наряжу в злато-серебро, и козленочек будет жить с нами.
      Аленушка подумала, подумала и пошла за купца замуж.
      Стали они жить-поживать, и козленочек с ними живет, ест-пьет с Аленушкой из одной чашки.
      Один раз купца не было дома. Откуда ни возьмись, приходит ведьма: стала под Аленушкино окошко и так-то ласково начала звать ее купаться на реку.
      Привела ведьма Аленушку на реку. Кинулась на нее, привязала Аленушке на шею камень и бросила ее в воду.
      А сама оборотилась Аленушкой, нарядилась в ее платье и пришла в ее хоромы. Никто ведьму не распознал. Купец вернулся — и тот не распознал.
      Одному козленочку все было ведомо. Повесил он голову, не пьет, не ест. Утром и вечером ходит по бережку около воды и зовет:
 
— Аленушка, сестрица моя!..
Выплынь, выплынь на бережок…
 
      Узнала об этом ведьма и стала просить мужа — зарежь да зарежь козленка…
      Купцу жалко было козленочка, привык он к нему. А ведьма так пристает, так упрашивает, — делать нечего, купец согласился:
      — Ну, зарежь его…
      Велела ведьма разложить костры высокие, греть котлы чугунные, точить ножи булатные.
      Козленочек проведал, что ему недолго жить, и говорит названому отцу:

      — Перед смертью пусти меня на речку сходить, водицы испить, кишочки прополоскать.
      — Ну, сходи.
      Побежал козленочек на речку, стал на берегу и жалобнехонько закричал:
 
— Аленушка, сестрица моя!
Выплынь, выплынь на бережок.
Костры горят высокие,
Котлы кипят чугунные,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати!
 
      Аленушка из реки ему отвечает:
 
— Ах, братец мой Иванушка!
Тяжел камень на дно тянет,
Шелкова трава ноги спутала,
Желты пески на груди легли.
 
      А ведьма ищет козленочка, не может найти и посылает слугу:
      — Пойди найди козленка, приведи его ко мне.
      Пошел слуга на реку и видит: по берегу бегает козленочек и жалобнехонько зовет:
 
— Аленушка, сестрица моя!
Выплынь, выплынь на бережок.
Костры горят высокие,
Котлы кипят чугунные,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати!
 
      А из реки ему отвечают:
 
— Ах, братец мой Иванушка!
Тяжел камень на дно тянет,
Шелкова трава ноги спутала,
Желты пески на груди легли.
 
      Слуга побежал домой и рассказал купцу про то, что слышал на речке. Собрали народ, пошли на реку, закинули сети шелковые и вытащили Аленушку на берег. Сняли камень с шеи, окунули ее в ключевую воду, одели ее в нарядное платье. Аленушка ожила и стала краше, чем была.
      А козленочек от радости три раза перекинулся через голову и обернулся мальчиком Иванушкой.
      Ведьму привязали к лошадиному хвосту и пустили в чистое поле.

ДОЧЬ И ПАДЧЕРИЦА

      Жил старик со старухою, и была у него дочь. Вот старуха-то померла, а старик обождал немного и женился на вдове, у которой была своя дочка. Плохое житье настало стариковой дочери. Мачеха была ненавистная, отдыху не дает старику:
      — Вези свою дочь в лес, в землянку, там она больше напрядет.
      Что делать! Послушал мужик бабу — свез дочку в землянку, дал ей кремень, огниво да мешочек круп и говорит:
      — Вот тебе огоньку; огонек не переводи, кашу вари, а сама не зевай — сиди да пряди.
      Пришла ночь. Красная девица затопила печь, заварила кашу; откуда ни возьмись, мышка — говорит: — Девица, девица! Дай мне ложечку кашки!
      — Ой, моя мышенька! Разговори мою скуку — я тебе дам не одну ложку, а досыта накормлю.
      Наелась мышка и ушла. Ночью вломился медведь:
      — Ну-ка, девица, туши огни да давай в жмурки играть.
      Мышка вскарабкалась на плечо стариковой дочери и шепчет ей на ушко:
      — Не бойся, девица! Скажи: давай! Потуши огонь да под печь полезай, а я за тебя стану бегать и в колокольчик звенеть.
      Так и сделалось. Гоняется медведь за мышкою — не поймает. Стал реветь да поленьями бросать. Бросал-бросал, ни разу не попал, устал и молвил:
      — Мастерица, ты, девица, в жмурки играть! За то пришлю тебе утром стадо коней да воз серебра.
      Наутро говорит баба:
      — Поезжай, старик, проведай-ка дочь, что напряла она в ночь.
      Уехал старик, а баба сидит да ждет: как-то он дочерние косточки привезет. Пришло время старику ворочаться, а собака:
      — Тяф-тяф-тяф! С стариком дочка едет, стадо коней гонит, воз серебра везет.
      — Врешь, мерзкая собачонка! Это в кузове косточки гремят!
      Вот ворота заскрипели, кони во двор вбежали, а дочка с отцом на возу сидят: полон воз серебра. У бабы от жадности глаза разгорелись.
      — Экая важность! — кричит.— Повези-ка мою дочку в лес; моя дочка два стада коней пригонит, два воза серебра притащит.
      Повез мужик и бабину дочь в землянку; дал ей кремень, огниво, мешочек круп и оставил одну. Об вечеру заварила она кашу. Прибежала мышка и просит:
      — Наташка! Наташка! Сладка ль твоя кашка? Дай хоть ложечку!
      — Ишь какая! — закричала Наташка и швырнула в нее ложкой.
      Мышка убежала, а Наташка знай себе уписывает одна кашу. Съела полный горшок, огни позадула, прилегла в углу и заснула. Пришла полночь, вломился медведь и говорит:
      — Эй, где ты, девица? Давай в жмурки играть.
      Девица испугалась, молчит, только со страху зубами стучит.
      — А, ты вот где! На колокольчик, бегай, а я буду ловить.
      Взяла колокольчик, рука дрожит, колокольчик бесперечь звенит, а мышка приговаривает:
      — Злой девице живой не быть!
      Медведь бросился ловить бабину дочку и, как только изловил ее, сейчас задушил и съел. Наутро шлет баба старика в лес:
      — Ступай! Моя дочка два воза привезет, два табуна пригонит.
      Мужик уехал, а баба за воротами ждет. Вот прибежала собачка:
      — Тяф-тяф-тяф! Не бывать домой бабиной дочери, старик на пустом возу сидит, костьми в кузове гремит!
      — Врешь ты, мерзкая собачонка! То моя дочка едет, стада гонит, возы везет. На, скушай блин да говори: бабину дочь в злате, в серебре привезут, а стариковой женихи не возьмут!
      Собачка съела блин и залаяла:
      — Тяф-тяф-тяф! Старикову дочь замуж отдадут, а бабиной в кузове косточки привезут.
      Что ни делала баба с собачкою: и блины ей давала, и била ее,— она знай свое твердит… Глядь, а старик у ворот, жене кузов подает; баба кузов открыла, глянула на косточки и завыла, да так разозлилась, что с горя и злости на другой же день померла. Старик выдал свою дочь замуж за хорошего жениха, и стали они жить-поживать да добра наживать.

АРЫСЬ-ПОЛЕ

      У старика была дочь-красавица, жил он с нею тихо и мирно, пока не женился на другой бабе, а та баба была злая ведьма. Невзлюбила она падчерицу, пристала к старику:
      — Прогони ее из дому, чтоб я ее и в глаза не видала.
      Старик взял да и выдал свою дочку замуж. Живет она с мужем да радуется, и родился у них мальчик.
      А ведьма еще пуще злится, зависть ей покоя не дает; улучила она время, обратила свою падчерицу зверем Арысь-поле и выгнала в дремучий лес, а в падчерицыно платье нарядила свою родную дочь и подставила ее вместо стариковой дочери.
      Так все хитро сделала, что ни муж, ни люди — никто обмана не заметил. Только старая мамка одна и смекнула, а сказать боится.
      С того самого дня, как только ребенок проголодается, мамка понесет его к лесу и запоет:
 
— Арысь-поле! Дитя кричит,
Дитя кричит, пить-есть хочет.
 
      Арысь-поле прибежит, сбросит свою шкурку под колоду, возьмет мальчика, накормит; после наденет опять шкурку и уйдет в лес.
      «Куда это мамка с ребенком ходит?» — думает отец. Стал за нею присматривать и увидал, как Арысь-поле прибежала, сбросила с себя шкурку, стала кормить малютку.
      Отец подкрался из-за кустов, схватил шкурку и спалил ее.
      — Ах, что-то дымом пахнет; никак, моя шкурка горит! — говорит Арысь-поле.
      — Нет, — отвечает мамка, — это, верно, дровосеки лес подожгли.
      Шкурка сгорела, Арысь-поле приняла прежний вид и рассказала все мужу.
      Тотчас собрались люди, схватили ведьму и прогнали ее вместе с ее дочерью.

ХАВРОШЕЧКА

      Есть на свете люди хорошие, есть и похуже, есть и такие, которые своего брата не стыдятся.

      К таким-то и попала Крошечка-Хаврошечка. Осталась она сиротой, взяли ее эти люди, выкормили и над работой заморили: она и ткет, она и прядет, она и прибирает, она и за все отвечает.
      А были у ее хозяйки три дочери. Старшая звалась Одноглазка, средняя — Двуглазка, а меньшая — Триглазка.
      Дочери только и знали, что у ворот сидеть, на улицу глядеть, а Крошечка-Хаврошечка на них работала: их и обшивала, для них пряла и ткала — и слова доброго никогда не слыхала.
      Выйдет, бывало, Крошечка-Хаврошечка в поле, обнимет свою рябую коровку, ляжет к ней на шейку и рассказывает, как ей тяжко жить-поживать.
      — Коровушка-матушка! Меня бьют-журят, хлеба не дают, плакать не велят. К завтрашнему дню мне велено пять пудов напрясть, наткать, побелить и в трубы покатать.
      А коровушка ей в ответ:
      — Красная девица, влезь ко мне в одно ушко, а в другое вылезь — все будет сработано.
      Так и сбывалось. Влезет Хаврошечка коровушке в одно ушко, вылезет из другого —все готово: и наткано, и побелено, и в трубы покатано.
      Отнесет она холсты к хозяйке. Та поглядит, покряхтит, спрячет в сундук, а Крошечке-Хаврошечке еще больше работы задаст.
      Хаврошечка опять придет к коровушке, обнимет ее, погладит, в одно ушко влезет, в другое вылезет и готовенькое возьмет, принесет хозяйке.
      Вот хозяйка позвала свою дочь Одноглазку и говорит ей:
      — Дочь моя хорошая, дочь моя пригожая, поди догляди, кто сироте помогает: и ткет, и прядет, и в трубы катает?
      Пошла Одноглазка с Хаврошечкой в лес, пошла с нею в поле, да забыла матушкино приказание, распеклась на солнышке, разлеглась на травушке. А Хаврошечка приговаривает:
      — Спи, глазок, спи, глазок!
      Глазок у Одноглазки и заснул. Пока Одноглазка спала, коровушка все наткала, и побелила, и в трубы скатала.
      Так ничего хозяйка не дозналась и послала вторую дочь — Двуглазку:
      — Дочь моя хорошая, дочь моя пригожая, поди догляди, кто сироте помогает.
      Двуглазка пошла с Хаврошечкой, забыла матушкино приказание, на солнышке распеклась, на травушке разлеглась. А Хаврошечка баюкает:

      — Спи, глазок, спи, другой!
      Двуглазка глаза и смежила. Коровушка наткала, побелила, в трубы накатала, а Двуглазка все спала.
      Старуха рассердилась и на третий день послала третью дочь — Триглазку, а сироте еще больше работы задала.
      Триглазка попрыгала, попрыгала, на солнышке разморилась и на травушку упала.
      Хаврошечка поет:
      — Спи, глазок, спи, другой!
      А о третьем глазке и забыла.
      Два глаза у Триглазки заснули, а третий глядит и все видит: как Хаврошечка корове в одно ушко влезла, в другое вылезла и готовые холсты подобрала. Триглазка вернулась домой и матери все рассказала.
      Старуха обрадовалась, на другой же день пришла к мужу:
      — Режь рябую корову! Старик и так и сяк:
      — Что ты, старуха, в уме ли! Корова молодая, хорошая!
      — Режь, да и только!
      Делать нечего. Стал точить старик ножик. Хаврошечка про это спознала, в поле побежала, обняла рябую коровушку и говорит:

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.