- Вот получит двойку твой Клифф, будет в этой матрешке прятаться от ремня, - пошутил папа.
      В назначенный час он высадил меня у литой фигурной калитки на боковой уличке, по-английски "мьюз", которая действительно находилась от нас в трех минутах езды. Дом Клиффа, как свойственно старым английским домам, походил на стоявшие рядом - двухэтажный кирпичный коттедж с островерхой крышей из серой черепицы.
      Меня впустил сам Клифф, при первом же взгляде на которого я оценил мамину предусмотрительность. На нем был взрослый синий костюм, а на горле переливался, как павлиний хвост, галстук-бабочка. Словом, это был совсем иной Клифф - этакий маленький лорд, принимающий гостей по случаю собственного дня рождения.
      Без долгих речей я сунул ему в руки принесенный сверток. Он опять-таки совсем по-лордовски склонил голову.
      - Спасибо, Вик. Я очень рад, что ты смог прийти. Пойдем, ребята сейчас начнут подъезжать, ты первый.
      И тотчас же услышали, как перед домом затормозила машина. Потом сразу же вторая, третья, четвертая. Образовался какой-то автомобильный конвейер у клиффовской двери. Это была та самая английская аккуратность, о которой с восхищением говорил папа. Гости Клиффа съехались одновременно по той причине, что каждый хотел успеть минута в минуту.
      Но почему-то никто не звонил в парадную дверь, и мы с Клиффом стояли в прихожей, недоуменно поглядывая друг на друга.
      - Это они что-то затеяли, - сказал Клифф наконец, - подвох какой-нибудь. Я их знаю.
      - Зачем же они станут затевать подвох на дне рождения?
      - Они еще и не на такое способны, - заверил он меня с непонятной мне гордостью за друзей, способных на любой подвох. - Однажды мы знаешь что устроили...
      Тут звонок издал трель.
      Клифф с опаской повернул задвижку, быстро распахнул дверь и на всякий случай отскочил назад. И расхохотался, захлопал в ладоши.
      В дверном проеме, уцепившись за притолоку, висела живая длиннохвостая обезьянка в красном жилете. Болталась себе преспокойно на двери, и всё, как будто это самое обыкновенное обезьянье дело кататься на притолоках лондонских домов.
      Клифф, сияя, протянул к ней руки, и она охотно к нему пошла.
      Он вышел на крыльцо, и снаружи раздалось многоголосое:
      For he is a jolly good fella.
      For he is a jolly good fella.
      For he is a jolly good fella.
      Which nobody can deny!
      Этой короткой веселой песенкой англичане чествуют друг друга по таким вот особым оказиям. Она состоит из трижды повторяющейся строчки: "Он очень хороший парень", а заканчивается словами: "И этого никто не может отрицать". Только и всего.
      Наверняка, я всех друзей Клиффа видел с ним вместе в их школьном дворе, но если так, то я их так же не узнал, как и самого именинника. Откричавшись, они начали чинно входить и, подобно Клиффу, склонять голову, пожимая мне руку. Похоже, их этому учили в школе.
      Клифф повторял:
      - Спасибо! Большое спасибо! Отлично придумали!
      Я, конечно, запутался, кто из них Дик, кто Том, а кто Арчи. Зато они все запомнили, что я - Вик, а потом весь вечер я себя чувствовал кем-то вроде второго именинника. Ребята наперебой расспрашивали меня о том же, о чем расспрашивал Клифф в начале нашего знакомства, и у меня просто язык устал болтать по-английски.
      Пример им, я должен заметить, подал отец Клиффа. Когда мы всей гурьбой ввалились в гостиную и Клифф представил меня своим родителям, мистер Дэй-старший, сжав мою ладонь своей ручищей, прорычал:
      - Ага, так вон он, этот маленький русский большевик, который подбивает моего сына устроить в Британском королевстве революцию.
      Его голос раскатисто ухал, потому я и говорю, что он прорычал. К тому же голова у него обросла гривой, как у льва, только совсем седой. Бросив мне обвинение в подстрекательстве к революции, он грозно нахмурил кустистые брови. Я несколько оробел, мне показалось, что он это всерьез. Но мистер Дэй трубно хохотнул и довольно увесисто похлопал меня по плечу:
      - Не исключено, что ты прав, мой дорогой Вик. Не исключено, что именно в революции мы и нуждаемся, чтобы восстановить нормальное кровообращение в доброй старой Англии. Но мы еще успеем обсудить этот важный вопрос.
      Он меньше всего походил на зубного врача. Скорее на писателя или профессора. Впрочем, Клифф ведь говорил, что его отец увлекается историей, а дантистом ему пришлось стать по наследству.
      Миссис Дэй, мать Клиффа, в отличие от своего мужа, точно соответствовала тому "типично английскому" облику, который я привык встречать у Диккенса и Конан-Дойля. Высокая, стройная, неулыбчивая, с очень прямой спиной, одним словом - величественная. Если мистер Дэй сел за праздничный стол в свитере, из-под которого виднелась клетчатая рубашка, то хозяйка встретила нас в переливающемся изумрудном платье, со сверкающими капельками камней в ушах и на пальцах. Слова она произносила врастяжку, как принято у аристократов, - я узнал об этом из телевизионных передач.
      Может быть, она и на самом деле происходила из какого-нибудь знатного рода. Наверное, это она захотела, чтобы Клифф учился в "публичной" школе, где носят красные пиджаки с золотым вензелем на кармане.
      Подарков Клифф получил всего два: от всех ребят вместе обезьянку и от меня - матрешку с пластинкой. Родители и бабушка, которая плохо слышала и все время говорила невпопад, видимо, отдали ему свои подарки раньше. Обезьянка сидела у Клиффа на плече и отнимала у него понравившиеся ей кусочки. А сверток ему пришлось разворачивать только один - мой.
      Вынув матрешку, он взглянул на меня, как бы спрашивая, что же с ней делать дальше.
      - Раскрой ее, - подсказал я.
      Вторую матрешку, бывшую внутри первой, встретили дружным смехом. А когда рядом появилась третья, четвертая, пятая и так далее, ребята пришли в такой восторг, что запрыгали вокруг Клиффа, издавая вопли.
      После этого веселье уже не прекращалось ни за столом, ни позже, когда мы играли в "дартс" - оперенные металлические стрелки, которые нужно метать в круглую пробковую мишень, - и в другие игры, которых у Клиффа имелось великое множество.
      Перед тем как сесть за стол, миссис Дэй внесла белый торт с горящими свечами и поставила его перед именинником. Он дунул изо всех сил и погасил все свечи - их торчало тринадцать, по числу исполнившихся лет. Все зааплодировали и запели еще одну обязательную на каждом английском дне рождения песенку:
      Happy Birthday to you!
      Happy Birthday to you!
      Happy Birthday dear Clifford!
      Happy Birthday to you!
      Что означало: "Счастливого тебе дня рождения, дорогой Клиффорд!"
      Едва он погасил свечи на торте, как пришлось зажечь обычные свечи в подсвечниках: шахтеры напоминали, что их забастовка продолжается. Так что большая часть дня рождения Клиффа прошла при свечах.
      17. ГЛАГОЛ, КОТОРОГО ЛУЧШЕ БЫ НЕ БЫЛО
      При нормальных обстоятельствах замок в Хокхерсте на зимние каникулы тоже превращался в пионерлагерь. Но при таких перебоях с электричеством его организовать не могли, и мы проводили каникулы в Лондоне. Но три январских дня я провел в другом месте.
      В наше посольство часто приходят письма от разных английских организаций: школы, университеты, профсоюзные ячейки, группы молодых англичан, примыкающих к лейбористской, консервативной или либеральной партиям, отделения Общества англо-советской дружбы, объединения ветеранов второй мировой войны просят, чтобы кто-то из советских дипломатов прочел для них лекцию о Советском Союзе. Все хотят знать, как обстоят у нас дела сегодня и что мы планируем на завтра.
      По словам папы, чаще всего такие приглашения присылают члены клуба "Ротари", секции которого есть почти в любом английском городе. Этот клуб объединяет местных чиновников, коммерсантов, промышленников, учителей и профессоров, врачей, то есть не самых бедных граждан Англии.
      Почему же они, спрашивается, зовут к себе с лекциями наших посольских работников, да еще чаще, чем другие?
      - Э, братец ты мой, - сказал папа, - теперь эта публика хочет иметь информацию о Советском Союзе из первых рук, а не из своих газет. Всякие там "Дейли" сорок лет их уверяли, что мы лаптем щи хлебаем, сохой на козе пашем, а на сорок первый - хлоп! - вдруг сообщают, что лапотники-то русские первый в мире спутник в космос запустили. Может, газеты у них горят, в частности, и по этой причине.
      - Как - горят?
      - Разоряются, подписчиков теряют. Штук десять за последние годы совсем закрылись. И даже такой кит, как газета "Таймс", сейчас печатается себе в убыток. Хозяин у нее богатейший, лорд-миллионер, может позволить себе удовольствие подкармливать главную английскую газету, а то бы и она небось закрылась. А это для англичан почти то же самое, что ликвидировать парламент.
      В городе Ковентри, расположенном к северу от Лондона, тоже есть свое отделение клуба "Ротари". Оно пригласило советского лектора на третье января, и в посольстве предложили поехать папе, который уже несколько раз выступал в других местах. Папа не только согласился, но и взял с собой нас с мамой, поскольку его поездка совпала с моими каникулами. Я намекнул ему, что в машине пять мест, а нас всего трое. Он засмеялся и махнул рукой:
      - Ладно, где трое, там и четверо. Зови своего сэра Вовку, если ему разрешат.
      Вовке разрешили. Он тоже еще не был в Ковентри, хотя слышал, что этот город особенно сильно пострадал от фашистов.
      Папа это подтвердил:
      - Я видел старые снимки, они напоминают то, что творилось в те годы у нас. Интересно посмотреть, как это выглядит сейчас. Да и вообще интересно проехаться на север. Впрочем, если вам с мамой не интересно, можете оставаться.
      Он, конечно, шутил: видно было, как мы с мамой обрадовались. Особенно она. Последние дни мама находилась в скверном настроении: от бабушки не приходило писем, и мама опасалась, что она серьезно заболела. А тут даже стала напевать, укладывая чемодан.
      Как объяснил папа, лекция в "Ротари" происходит днем, после обеда, на который раз в месяц собираются члены местного отделения. Поэтому мы выехали из Лондона не третьего, а второго утром, чтобы успеть познакомиться с самим Ковентри. Те, кто пригласили папу, так и рекомендовали поступить, обещая провожатого для осмотра города.
      Дорога от Лондона до Ковентри мало чем отличалась от дороги в Гастингс или, скажем, в Брайтон. Перелески, зеленые холмы, все ухожено, все огорожено, те же коттеджи и одноэтажные бунгало с черепичными крышами, те же харчевни, те же бензоколонки "Бритиш петролеум" или "Шеврон".
      Одно отличие я, впрочем, заметил. Заправщики на колонках и официанты в кафе, где мы обедали, говорили более отрывисто, произносили многие слова иначе, чем лондонцы.
      В этой связи папа первую лекцию прочел еще в пути - нам с Вовкой. Он напомнил нам о фильме "Моя прекрасная леди", который мы оба видели, и сказал, что в основе его лежит пьеса Бернарда Шоу "Пигмалион". В фильме, как и в пьесе, говорится, в частности, и о том, что в маленькой Англии нет единого языка. Вернее, есть, но в графстве Оксфордшир - Англия делится до сих пор на графства - им пользуются не совсем так, как в графстве Йоркшир или в графстве Девоншир: произношение одних и тех же слов разнится. К настоящему времени все эти ветви английского языка очень сблизились, а лет двести назад англичане из северного и из южного графств могли, пожалуй, и не понять друг друга. А все дело, видимо, в том, что в разных районах в разных пропорциях смешались наречия саксов, норманнов, римлян, франков, шотландцев, валлийцев и прочих племен, из которых потом сложилась нация англичан.
      К трем часам дня мы уже прибыли в гостиницу, где для нас был заранее заказан номер с четырьмя кроватями. Только мы умылись с дороги, как затрещал телефон.
      - Хэлло! - взял папа трубку.
      И заулыбался, продолжая говорить по-английски:
      - Да, все хорошо, спасибо, устроились превосходно... С удовольствием. Через минуту будем внизу.
      Внизу нас встретил высокий узколицый англичанин с седыми висками, на котором серый, в тонкую ниточку костюм сидел как на манекене в витрине - без единой складки и морщинки.
      - Счастлив приветствовать вас в Ковентри, - сказал он и поцеловал мамину руку, что я видел раньше только в кино. Затем он обратился к папе:
      - Это я вел с вами переговоры, мистер Лалетин.
      - Значит, вы...
      - Совершенно верно, Брюс Стивенс. Как председателю международной секции клуба именно мне оказана честь быть вашим гидом. Мне кажется, нам не стоит терять время, сейчас все еще довольно быстро темнеет. Если у вас нет каких-либо иных планов или возражений, прошу ко мне в машину.
      На улице мы с Вовкой переглянулись: ого! Мистер Стивенс намеревается катать нас по Ковентри не на чем-то, а на самом настоящем "роллс-ройсе" - пусть не самой последней модели, но все равно будет чем перед ребятами похвастаться. Едва ли кто-нибудь из них ездил на машине, которая стоит столько, что вместо нее можно купить пять других. Недаром на "роллс-ройсе" ездит сама королева. А теперь вот и мы с Вовкой!
      Маму мистер Стивенс, открыв для нее дверцу, усадил рядом с собой на переднем сиденье, а мы с папой и Вовкой прекрасно разместились сзади. Это была не машина, а целый вагон. Наверное, мистер Стивенс важная персона в своем городе, если у него такая машина.
      Но кто бы он там ни был, с нами мистер Стивенс трудился как самый добросовестный гид. Дотемна катал по всему Ковентри и рассказывал о нем разные истории. В том числе и легенду о благородной леди Годайве, добросердечной жене владетельного графа Ковентри, который хотел обложить подданных непосильной данью. Чтобы спасти горожан, она по капризу графа решилась опозорить себя и проехала нагишом на лошади по всему городу. Сказка это или нет, но в Ковентри стоит памятник в честь леди Годайвы.
      - Знаете что, - сказал мистер Стивенс, когда мы уже порядочно поколесили, - мне кажется, вам будет особенно интересно увидеть одно место, которое находится в пригороде, и если вы не против...
      Это он все время вставлял: "если вы не против...", "может быть, вы согласитесь...", "как бы вы посмотрели на то, чтобы..." Впрочем, такие обороты употреблял не он один, англичане вообще часто пользуются ими, и оттого их разговорная речь звучит подчеркнуто вежливо.
      Мистер Стивенс привез вас в какой-то совсем новый, видимо, недавно отстроенный район, где среди привычных коттеджей были и четырех-пятиэтажные дома-коробки. В центре района находилась просторная площадь, обрамленная деревьями.
      Мистер Стивенс подвел нас к одному из угловых домов, выходивших на площадь, и молча указал на синюю табличку на его стене. Там белыми буквами значилось: "Площадь имени Сталинграда".
      - Ковентри давно породнился со Сталинградом, - сказал наш гид, у наших двух городов много общего в судьбе.
      Позже, в гостинице, я спросил папу, как это города могут породниться. Что они, люди, что ли? И узнал, что после окончания войны с фашистами в странах, которые вместе сражались против них, жители многих городов завязали дружбу с жителями городов другой страны. Они ездят в гости друг к другу, переписываются, и вот - называют свои площади именем города-побратима. Ливерпуль дружит с Одессой, Манчестер - с Ленинградом, Ковентри - с Волгоградом, который прежде назывался Сталинградом.
      Под конец осмотра папа спросил у мистера Стивенса, остались ли в городе следы фашистских бомбардировок, потому что мы их нигде не заметили.
      - Эти тридцать лет мы не сидели сложа руки, - сказал мистер Стивенс, - да мы и не могли себе этого позволить, иначе нам пришлось бы жить в палатках. Ковентри был разрушен практически целиком, из 75 тысяч домов больше 50 тысяч превратились в груду кирпичей, остальные в той или иной мере получили повреждения. Понадобилось много лет, но все руины мы ликвидировали. Все, кроме одних, которые я сознательно оставил на последний этап осмотра. Если у вас нет возражений, я бы предложил туда сейчас и отправиться.
      На город уже опустился зимний вечер, улицы осветились фонарями и витринами магазинов. Прибыв на место, мы поняли, почему мистер Стивенс хотел, чтобы мы попали туда лишь с наступлением темноты.
      Посреди площади в подсветке прожекторов вонзались в беззвездное небо два силуэта - светло-серая большая церковь, поблескивающая стрельчатыми окнами-витражами, и уступчатый черный, видимо, обгорелый остов какого-то здания.
      - Наш новый собор и развалины старого, разбитого бомбами, - сказал мистер Стивенс тихо. - Мы решили сохранить эти руины навсегда как напоминание будущим поколениям о том, что несет война.
      Он подумал и добавил:
      - Если вам уже это известно, приношу извинения. Но если нет, мне кажется, будет интересно узнать: во время войны нацистская пропаганда придумала новый английский глагол "ковентрировать". Что он означает, я думаю, вам понятно. Изобретение немецкое, но сейчас этот глагол есть в любом английском словаре.
      Вернувшись в Лондон, я первым делом полез в словарь. Глагол "ковентрировать" в нем нашелся. Перевод был исчерпывающе точен: "подвергать разрушительной бомбардировке с воздуха". Я лично могу по этому поводу сказать только одно: лучше бы ни в каком языке больше не появлялись такие вот новые глаголы.
      18. ЛОНДОН ПОМНИТ ЛЕНИНА
      Как быстро растаяла лондонская зима! Правда, и таять-то особенно нечему было: каких-нибудь две недели полежал на газонах и по обочинам тротуаров сероватый снежок - в конце декабря и начале января, - и вот уже улицы опять выглядят обычно. Холодно, но не как у нас зимой, а как осенью. И дожди так же идут по многу дней подряд - мелкие-мелкие, называющиеся "дризл". В такое время небо и земля кажутся одинаково серыми, и все вокруг тоже серое, унылое, не хочется носа на улицу показывать.
      Бывало и так, что не моросит, а вдруг "задождит кошками и собаками", как выражаются англичане про дождь, который у нас называют "как из ведра". Это то, что называется "идиоматическое выражение". А то вдруг разбегутся тяжелые тучи, проглянет солнце, и станет в январе так тепло - прямо лето, да и все. Впечатление лета особенно усиливается тем, что в Лондоне чуть ли не вся растительность вечнозеленая. Трава хоть и не такая сочная и яркая, как в летние месяцы, но тоже зеленая.
      К Международному женскому дню такая вот почти летняя погода установилась прочно, лишь иногда перемежалась "дризлом" без похолодания. На уроках труда мы к Восьмому марта изготовили подарки своим мамам - кто что сумел. Я выжег на дощечке и раскрасил масляными красками наш дом на Холланд-парк, а на обратной стороне выжег дарственную надпись. И когда папа, как всегда накануне этого праздника, спросил "Ну-с, что мы преподнесем маме на сей раз?", я гордо ответил, что у меня уже подарок приготовлен. "Вот как!" удивился папа и почему-то внимательно поглядел на меня, прищурившись. Но больше ничего не сказал.
      Это был мой первый самостоятельный подарок маме. Впервые в жизни я понял, как это приятно - дарить.
      Вместе с первыми числами апреля пришло настоящее тепло, которое, подержавшись дней десять, ни с того ни с сего сменилось ужасным холодом - пришлось опять натягивать теплую куртку и перчатки.
      - Гольфстрим фокусничает, - заметил папа однажды утром, поеживаясь рядом со мной на крыльце нашего дома.
      Он имел в виду теплое течение Гольфстрим, которое проходит вблизи западного побережья Англии и благодаря которому там такой мягкий климат. Мягкий, но неровный, потому что, борясь с массами ледяного арктического воздуха, Гольфстрим иногда оказывается побежденным. И тогда апрельское тепло уступает место октябрьской промозглости.
      Холода простояли недолго, к Ленинским дням солнышко успело хорошо прогреть Лондон. Этот день рождения Владимира Ильича запомнился мне на всю жизнь. О нем я сейчас и хочу рассказать, но сначала нужно сделать небольшое вступление, как это делается в школьном сочинении.
      До приезда в Англию я, скажу честно, не знал, что Владимир Ильич Ленин провел там целых два года и что в Лондоне осталось многое, что напоминает людям о нем.
      Установилась традиция, согласно которой все классы нашей лондонской школы по очереди совершают весной поездку на автобусе по ленинским местам. Так что я посетил их дважды - сначала с родителями, а потом с классом. Экскурсия начинается с железнодорожного вокзала "Чаринг-кросс", который вы ходит на Трафальгарскую площадь. С "Чаринг-кросс" Владимир Ильич вместе с Надеждой Константиновной Крупской впервые ступил на лондонскую землю.
      Перед экскурсией пионервожатая читала нам отрывок из воспоминаний Надежды Константиновны, где она пишет, что они с Владимиром Ильичей увидели английскую столицу через сетку дождя, хмурой и неприветливой. Очень им не повезло: любой город лучше впервые увидеть при солнце, впечатление остается более правильное, как мне кажется.
      Вообще как-то так получилось, что лондонские годы Ленина были связаны с тремя вокзалами - "Чаринг-кросс", "Сейнт-Пэнкрас" и "Кинг-кросс". Через первый он попал в Лондон, рядом со вторым жил некоторое время вместе с другими русскими эмигрантами, в районе третьего жительствовал все остальные месяцы, до самого отъезда из Англии. Дома, где они с Надеждой Константиновной снимали квартиры, не сохранились: один погиб под фашистскими бомбами, другие просто снесли из-за их дряхлости.
      Но это не значит, что ленинские адреса теперь нельзя отыскать. Нет, все они четко обозначены. Память о вожде пролетариата всего мира и основателе первого в мире государства рабочих и крестьян умереть не может, ее поддерживают даже те, кого, пожалуй, при всем желании нельзя причислить к пролетариату. Ну какой, спрашивается, революционер владелец большого отеля "Роял Скотт" у вокзала "Кинг-кросс"? А ведь он один угол гостиницы отстроил так, что в точности воспроизведен фасад стоявшего прежде на этом месте дома, где жил Ленин.
      Эффект получился необыкновенный - черностекольная кубическая коробка, а в нее с угла вставлен дом прошлого века с маленькими балкончиками. Но зато уж мимо отеля "Роял Скотт" никто не пройдет. А раз остановится, то, значит, прочтет надпись на мемориальной доске.
      У англичан устанавливаются не такие мемориальные доски, как у нас в Москве, а синие фаянсовые диски большого диаметра с соответствующим текстом. Такой вот диск есть и на стене здания, где сейчас ресторан "Кво-Вадис", а в давние времена на третьем этаже долго жила семья Карла Маркса.
      И еще одно памятное место там же, у "Кинг-кросс". Самого ленинского жилища опять-таки давно нет, вместо него возведен многоэтажный корпус с внутренним двором. В центре двора посажено дерево, у корней которого укреплен уже, конечно, не фаянсовый диск, а бронзовый прямоугольник, где сказано, что это - один из адресов Владимира Ильича в Лондоне.
      В библиотеке знаменитого Британского музея бережно хранят ленинский формуляр, выписанный на Якоба Рихтера - имя, под которым Ленин скрывался в Лондоне от ищеек царской охранки. Сохранился небольшой парк с зеленым холмом, откуда Ленин и Крупская часто любовались панорамой города. В муниципалитете района Ислингтон перед входом в зал заседаний установлен на невысокой мраморной колонне-постаменте бронзовый бюст Ленина.
      Одну историю, связанную с Владимиром Ильичей, мы в классе слушали затаив дыхание, а конец у нее оказался такой, что мы вдоволь нахохотались.
      Второй съезд партии проходил в Лондоне по разным залам - чтобы сбить со следа сыщиков. Одно из заседаний, как гласит изустная легенда, подкрепленная документами из архива лондонской полиции, состоялось на втором этаже окраинной рабочей пивной. По английским обычаям пивные всегда были местом, где устраивались политические собрания, и для этой цели хозяева всегда имели отдельные большие комнаты. Там же праздновались свадьбы и прочие семейные события. В общем, когда лондонская полиция пронюхала, что в этой пивной собираются русские, она решила, что это анархисты, затевающие какой-то взрыв. Тогда в Лондоне жило много анархистов, замешанных в разных террористических делах. Они их совершали не в Англии, а в своих странах, но все равно полиция считала полезным на всякий случай за ними присматривать.
      Послали в пивную одного сыщика, чтобы он выяснил, что и как. А у кого он мог выяснить, кто бы ему раскрыл партийные секреты? Он взял и перед началом заседания спрятался в стенной шкаф зала, где оно должно было состояться. И пришлось ему, бедному, просидеть в шкафу, почти без воздуха, несколько часов, все заседание целиком.
      Когда все уже разошлись и в зале началась уборка, кто-то услышал стон в шкафу, открыл его и обнаружил неизвестного человека без сознания. Но самое смешное заключается в том, что сыщик чуть не задохнулся по собственной глупости. Зачем он полез в шкаф, раз знал, что здесь собираются русские, а русского языка он, конечно, не понимал и все равно ничего не выяснил бы, хоть просиди он здесь три дня! В рапорте начальству он смог написать лишь, что "иностранцы громко и долго спорили", а о чем, ему неизвестно. Говорят, что его начальник написал на рапорте: "Ничего глупее не читал".
      А теперь о самом важном. Самое важное - это "Маркс-хаус", библиотека революционной литературы, где Владимир Ильич провел за работой много дней и куда мы всей школой приехали в день его рождения. "Маркс-хаус" сохранился совершенно в том виде, как он выглядел при Ленине.
      Хранитель библиотеки - человек, который видел Ленина и хорошо помнит, как он работал в этом помещении. Тогда там размещалась редакция английской рабочей газеты "Джастис", что означает "Справедливость". А Владимир Ильич выпускал в Лондоне свою газету "Искра" с напечатанным на ней девизом: "Из искры возгорится пламя". Революционеры тайно везли ее в Россию, где рабочие с нетерпением ожидали ленинского слова.
      Выпускать газету нелегко, требуется много денег. Хорошо, что английские рабочие пришли на помощь Ленину и предоставили ему свою типографию, находившуюся в том же здании. Правда, русского шрифта в ней не имелось, набирали "Искру" в другом месте, но печаталась она именно здесь, на Клеркен-велл-грин.
      Я забыл упомянуть, что "Маркс-хаус" находится на покатой площади Клеркенвелл-грин, в северной части Лондона.
      Так вот, когда готовы были первые оттиски "Искры", Владимир Ильич устраивался в крошечном кабинетике редактора "Джастис" и вносил все необходимые поправки, после чего отпечатывался весь тираж. Комнатка, где Ленин правил статьи, - она сохранена в нетронутом виде - настолько мала, что для второго человека свободного пространства не остается. Так что, если там располагался Ленин, редактор "Джастис" уходил и занимался другими делами и наоборот.
      В эту комнатку как раз и прибегал тогда нынешний хранитель библиотеки, которому было вдвое меньше лет, чем мне теперь. Его отец, тоже революционный деятель, иногда посылал сына к Ленину с какими-нибудь поручениями. Показывая нам кабинет и стол, за которым сидел Ленин, вспоминая какие-то детали о нем, сохранившиеся в его памяти, он как-то грустновато улыбался. Ему, видимо, самому не очень верилось, что это действительно происходило с ним самим, настолько далеко в прошлое ушли те годы.
      Как-никак почти три четверти века минуло.
      В день рождения Ленина октябрят третьего класса, как известно, принимают в пионеры. Стали пионерами и наши третьеклассники. Только торжественный сбор состоялся не в школе, а в "Маркс-хаус". И галстуки им повязал хранитель библиотеки, человек, лично знавший Владимира Ильича.
      19. ПРИ ВСЕМ ПРИ ТОМ, ПРИ ВСЕМ ПРИ ТОМ
      Мне очень понравились стихи английского поэта Роберта Бернса, переведенные на русский язык писателем Маршаком. Это папа дал мне его книжечку и посоветовал прочесть. Как только я прочел первое стихотворение, то уже не отрывался, пока не прочел все остальные. Они у Бернса очень веселые; наверное, он сам был весельчаком и добрым человеком.
      Это так говорится - английский поэт, потому что он писал по-английски. На самом деле он шотландец, что вовсе не одно и то же.
      В одном стихотворении, как припев, повторяется: "При всем при том, при всем при том..." Так вот, при всем при том, при всем при том, что сейчас Шотландия - это одна из составных частей Британии, не обладающая ни малейшей самостоятельностью, при всем при том она была когда-то независимым королевством, которое английские короли присоединили к своим владениям мечом и огнем. Столица Шотландии Эдинбург если не самый древний, то один из самых древних городов на Британских островах. И сразу добавлю: наверняка один из наиболее красивых. В этом я убедился своими собственными глазами.
      Только-только начались летние каникулы, как по нашему дому разнеслась весть: намечается экскурсия в Шотландию на большом автобусе. На три дня. Первый - целиком в дороге с ночевкой в гостинице, весь следующий - в Эдинбурге, опять ночевка и утром обратно в Лондон. Решено, что нас с Вовкой будет сопровождать моя мама.
      Отъезд назначили на семь утра. Хотя нам с Вовкой и пришлось подняться в шесть, мы чувствовали себя бодро и весело, будто хорошо выспались. Немножко расстраивало, что лучшие места захватили приехавшие к посольству раньше нас, но мы утешились тем, что в таком автобусе с любого сиденья все видно - у него, как у "Икаруса", считай, вся верхняя половина прозрачная.
      Мне нравилось, что я отправляюсь в совсем иную страну, где все будет не похоже на то, что окружает меня в Лондоне. Начать хотя бы с шотландской одежды - ничего ведь похожего на нормальный мужской костюм. Когда шотландец появляется на лондонской улице, его можно заметить за милю: шагает здоровенный усатый дядя, а на нем вместо брюк складчатая клетчатая юбка до колен, которая называется "килт". За одним из толстых чулок-гольфов обязательно торчит рукоятка кинжала. Из-под коротенького, до пояса, пиджачка на грудь спадает пышный белый бант. Голова покрыта беретом с помпоном и ленточками вроде матросских, но много короче. С живота на килт свешивается большая кожаная сумка, которая раньше служила сумкой для провизии, а сейчас, наверное, превратилась в бумажник.
      Да уж, шотландцев ни с кем не спутаешь.
      Должно быть, красивое это зрелище - улица, заполненная шотландцами в своих ярких нарядах. Но вот вопрос: во что же одеваются шотландские женщины, если юбки захватили себе мужчины?