Записки Виквикского клуба

      Есть мне не хотелось, Вовка уже успел поужинать, и мы с ним отправились на улицу. Сначала он привел меня в крохотный, чуть побольше хорошей комнаты, дворик с песочницей и двумя скамеечками. Он почему-то пустовал, если не считать сидевшей на скамейке женщины с грудным ребенком.
      - Здесь вы и гуляете? - упавшим голосом спросил я: после парка Дружбы этот дворик выглядел очень уж убого.
      - Иногда здесь, - солидно начал разъяснять Вовка. - А вообще здесь мест для гулянья сколько хочешь. Мы с ребятами обычно в Холланд-парк ходим или в Кенсингтон-гарденс. В Кенсингтон-гарденс, сразу за посольствами, хорошие футбольные площадки.
      - Ты играешь в футбол? - удивился я: его неторопливость не вязалась с этой игрой.
      - Я на воротах стою.
      - Ты сказал: "за посольствами". Разве посольство не одно?
      - Ну, во-первых, на той улице, кроме нашего посольства, еще штук тридцать других, там почти все дома - посольства. И потом, там наших, советских домов, - он начал, загибая пальцы, считать: - тринадцатый, восемнадцатый - это раз; дом военных - два; тот, где библиотека - три; консульство - четыре. Пять наших домов. А есть еще торговое представительство, торгпредство, это на другом конце города, на Хайгейт-хилл.
      - А для чего оно, торговое представительство?
      - Понимаешь, посольство разные политические переговоры с англичанами ведет, а торгпредство у них разные нужные товары покупает, а им наши продает. Эх, вот где здорово жить - в торгпредстве!
      - Почему?
      - У них там территория как парк. Все свое, все рядом - клуб, спортивные площадки, даже детский сад есть.
      - И школа есть?
      - Нет, в школу они к нам приезжают на басе.
      Я понял, что это он так, на английский манер, называет автобус.
      - А вы отсюда в школу пешком ходите?
      - Тоже ездим, на маленьком басике. Пешком далеко и нельзя.
      - Почему нельзя?
      - Мало ли что, - уклонился он от прямого ответа.
      - Что, например?
      - "Что-что"... - неожиданно рассердился Вовка. - Все-таки не своя страна, всякое может случиться. Здесь же полно всяких гадов, которые фашистам служили, а потом вместе с ними сбежали. Бандеровцы там всякие, власовцы, еще какие-то.
      - И англичане их держат на свободе?! - ахнул я. - Они фашистам помогали наших мучить, а мы их теперь должны здесь бояться?
      - Не бояться, а быть бдительными, - веско произнес Вовка.
      - Но все-таки, почему же англичане позволяют им свободно разгуливать? Раз Англия в той войне была нашим союзником, значит, эти самые власовцы и для англичан должны быть врагами.
      - Сам не пойму, - со вздохом признался Вовка. - Ладно, пошли на крыльцо, что ли.
      - А как же эти, бандеровцы? - напомнил я ему.
      - Сюда они не сунутся, тут у нас полицейские дежурят. Далеко мы не пойдем, все равно скоро стемнеет.
      - Вовка, а чего это ваших ребят никого не видно? Спят так рано, что ли?
      - Скажешь тоже - спят! На дачу все уехали. Мы остались потому, что папа вас встречал.
      - У вас здесь и дачи есть?
      - Это не как в Москве, не домики деревянные. У нас, у посольства то есть, милях в пятидесяти от Лондона есть целый замок, а вокруг него большой участок, не меньше Холланд-парка. Вот туда все, кто свободен, в субботу и едут. Оттуда и до моря близко.
      - Как это - замок? Замки только у рыцарей были.
      - Самый настоящий замок. Он прежде какому-то графу или лорду принадлежал, называется - родовое поместье. Как входишь в него, зал есть большой, круглый, так там до сих пор на стенах щиты рыцарские висят, копья всякие, секиры.
      - Как же посольство его купило, он же очень дорогой, наверное?
      - Никто его и не покупал.
      - Не покупал?
      - Представь себе. Этот граф или лорд нам его подарил.
      - Стал бы граф дарить замок советским, которые всех своих графов давно отменили!
      - А вот он взял и подарил. Это особый граф, его сын во время войны с фашистами был летчиком и вместе со своей эскадрильей базировался где-то у нас на Крайнем Севере, около Мурманска, кажется. Его советским орденом за храбрость наградили. У нас он и погиб в бою. В память об этом его отец и подарил нам замок.
      - Откуда ты все это знаешь?
      - Это не только я знаю.
      Мы стояли на парадном крыльце. Сумерки сгущались, и гулять уже не хотелось. Разглядывая соседние здания, мало отличавшиеся от нашего дома, я размышлял о странной судьбе графского сына, сражавшегося против фашистов вместе с нашими летчиками. Об этом надо написать Леньке обязательно и со всеми подробностями.
      5. ЕЩЕ ОДНА ТАЙНА ШЕРЛОКА ХОЛМСА
      Мне показалось, что спал я очень долго, потому что, открыв глаза, я увидел комнату, наполненную светом, а на потолке гонялись друг за другом солнечные зайчики. Родители еще спали.
      Я попытался открыть окно. Удалось это не сразу: сначала я не разобрался, что у англичан окна открываются не по-нашенски, а как в железнодорожном вагоне - поднимаются.
      Улица внизу была совершенно пустынной и тихой. Меня это удивило: папины часы, лежавшие на столе, показывали почти девять. Неужели эти англичане такие засони? Или у них так положено по воскресеньям?
      Решив узнать про все это у Вовки, я отправился к нему. На мои звонки никто долго не откликался, потом дверь приотворилась, и я увидел Вовку - заспанного, в одних трусах.
      - Ты чего? - сипло осведомился он.
      - Эх, соня-засоня! - укорял я его. - Я-то думал, ты давным-давно встал.
      - А который час?
      - Девять скоро.
      - Ну, заходи, я сейчас оденусь, - пригласил он и зевнул. - Только тихо, отец и мать еще тоже не вставали.
      Мы тихонько прокрались в комнату, где стояла Вовкина раскладушка и где висели часы в виде лучистого солнца. Посмотрев на циферблат, Вовка молча ткнул пальцем: смотри. Но я и сам уже видел, что стрелки показывали без четверти семь, и пробормотал, что у моего папы очень хорошие, точные часы и на них было, когда я проснулся, без чего-то девять. Вовка присвистнул:
      - Папины! Они же у него по-московски ходят, а Лондон от Москвы отстает летом на два часа, а зимой на три.
      Смутившись, я забормотал, что, мол, сейчас я уйду и пусть он себе дальше спит на здоровье. И убедился, что у моего нового знакомого очень покладистый характер.
      - Ерунда, не расстраивайся. Я бы тоже на твоем месте сразу не сообразил. Погоди, я умоюсь, чаю выпьем и пойдем вниз. Ты пока книжки мои посмотри, если хочешь.
      Книжек у него было хоть и не столько, сколько у Леньки, но тоже порядочно, целая трехэтажная полка. И больше половины - на английском. Я полистал одну, но ничего толком не понял, кроме того, что английский мне еще долбить и долбить.
      - Ты сам их читаешь или тебе папа читает? - спросил я Вовку.
      - Сам. Папа еще в третьем классе начал мне задавать порции для самостоятельного чтения. Сначала по полстраницы, потом по целой, потом по две. Я и привык постепенно, уже почти и словарь не трогаю.
      - Здорово! И ты все это прочел?
      - Не-ет, что ты! Это папа мне, как говорит, впрок покупает. Но, в общем, я стараюсь так делать: день на русском читаю, день на английском.
      - У тебя, наверное, по английскому круглые пятерки.
      - У нашей Нины Петровны получишь круглые пятерки, держи карман шире! Сам увидишь.
      - Но ведь ты уже книжки читаешь.
      - Ей не книжки, а грамматика нужна.
      - А вообще отличников у вас много?
      - Нас и всего-то в классе восемнадцать человек. Тут тебе не Москва. Самый большой всегда - первый класс.
      - Значит, каждый класс - единственный?
      - Ну да.
      Удивительная школа, подумал я. У нас, в моей московской школе, пятых, как и всех остальных, классов было - "А", "Б" и "В".
      - Здание, наверное, тоже крохотное?
      - Ясно, не как в Москве. Сам увидишь. Хотя теперь только в сентябре увидишь. Скоро в лагерь поедем, в замок, про который я тебе вчера рассказывал, его на лето нам отдают. Мы там знаешь как отлично живем! В Лондоне летом со скуки помрешь.
      - Это ты, Вовка, помрешь, - возразил я. - Ты тут все знаешь, тебе, ясное дело, скучно, а я-то только приехал, мне посмотреть охота.
      - Неделя у тебя еще есть, - успокоил он меня. - И потом, все равно целый день смотреть не будешь, родители-то на работе, только на уикенде смогут с тобой по городу покататься. А ребят в доме будет никого, вот и торчи один день-деньской.
      Нарисованная им картина одиночного заключения в пустом доме не вдохновляла. Я понял, что в лагерь нужно выбираться во что бы то ни стало. Тем более, что это, оказывается, все тот же легендарный замок.
      Увлекшись, мы заговорили в полный голос и, видимо, разбудили дядю Глеба. Просунув в дверь голову, он, откашливаясь, осведомился:
      - Вы чего раскричались с утра пораньше? Самим не спится, так о других подумали бы.
      - Пошли на улицу, - шепнул Вовка, когда дверь опять закрылась.
      Но исчезнуть мы не успели. Дядя Глеб появился опять, растираясь на ходу жестким махровым полотенцем, и уже добродушно сказал:
      - Так что ты говоришь, Витя? Не спится на новом месте?
      Вовка поведал ему, как я напутал со временем, и он совсем по-доброму посмеялся. Кажется, хороший характер Вовка унаследовал от отца.
      Выпив две большие чашки крепкого чая, дядя Глеб спросил:
      - Так что бы это нам такое предпринять воскресенья ради? Куда пойти, куда поехать?
      - Да ведь все еще спят.
      - Что значит - все? А мы с вами не люди? Пока можем втроем куда-нибудь катануть, а после обеда всем гуртом. Оллрайт?
      - Оллрайт! - одобрили радостно мы с Вовкой.
      - Какой же мы с вами, братцы-кролики, изберем маршрут?
      - Можно поехать на Бейкер-стрит?
      - А откуда ты... Ах, ну да, Шерлок Холмс. Стало быть, желаешь поглядеть квартиру самого знаменитого на свете сыщика?
      Дядя Глеб почему-то подмигнул Вовке:
      - Как, отвезем товарища на Бейкер-стрит, раз товарищ желает?
      Вовка с улыбкой посмотрел на меня и кивнул:
      - Раз товарищ желает, надо отвезти.
      Через несколько минут мы уже катили по широкой улице Бейзуотер.
      Сначала мы долго двигались по прямой, потом свернули налево и скоро остановились у обочины - "припарковались". Наши, живущие в Лондоне, таким образом приспособили для собственного удобства многие английские слова.
      На синей табличке, прикрепленной к серому угловому зданию, было написано: "Бейкер-стрит". У меня даже в ушах как-то зашумело от волнения. Подумать только - та самая Бейкер-стрит!
      Первый этаж серого здания занимало какое-то учреждение. Над его дверью значилось: № 221. Значит, мы почти у цели. Холмс и доктор Ватсон жили в доме № 221-б.
      Дядя Глеб и Вовка молчали и чего-то ждали. Я перевел взгляд на дом, стоявший на противоположном углу по той же стороне, и обнаружил, что он числится под номером 223.
      - А где же номер 221-б? - растерянно спросил я дядю Глеба.
      - Нет такого номера.
      - Как же нет? Ведь у Конан-Дойля он есть.
      - У Конан-Дойля есть, а на Бейкер-стрит нету. И не было никогда.
      - Значит, он все выдумал? И никакого Шерлока Холмса тоже никогда не было?
      - Не выдумал, а создал такого героя, - поправил дядя Глеб. - На то он и писатель. Но, между прочим, в определенной степени он писал с натуры. В университете, где он учился, преподавал профессор, который умел разгадывать всякие запутанные случаи почти так же, как Шерлок Холмс. Я читал, что к этому профессору часто за помощью обращались из Скотленд-Ярда, лондонской сыскной полиции. И не огорчайся, Виктор, не ты один был уверен, что Холмс реальное лицо. Многие думают, что он и по сей день жив. В этот дом № 221 чуть ли не каждый день приносят письма, адресованные Холмсу. Кто просто так пишет, а кто и о помощи просит. Вот такие дела. Ладно, Вовка, чтобы товарищ не до конца разочаровался, покажем товарищу, что все-таки квартира Шерлока Холмса в городе Лондоне существует!
      - Покажем товарищу, что существует, - поддержал Вовка.
      И мы опять забрались в машину.
      Огибая по окружности большую площадь, в центре которой чернела высоченная колонна с четырьмя каменными львами у подножия, дядя Глеб сказал:
      - Это, Виктор, самая знаменитая площадь не только в Лондоне, а и во всей Англии. Трафальгарская. Здесь всякие митинги происходят.
      - Какие митинги?
      - Ну как - какие. Скажем, участники движения за уничтожение ядерного оружия тут часто собираются. Устанавливают микрофоны вон там, возле львов, и произносят речи против атомной бомбы.
      - А почему так называется - Трафальгарская?
      - Видишь - статуя на колонне? Это знаменитый адмирал Нельсон, национальный герой. В битве при Трафальгаре он разгромил армаду французских кораблей, но сам погиб, отсюда и название.
      С площади мы съехали по узкой, покатой улице и почти сразу остановились около здания, первый этаж которого представлял собой одну сплошную витрину из матового стекла с золотыми узорами. А между узорами красовались хорошо известные всем профили Шерлока Холмса - с трубкой, в шляпе "здравствуй-прощай" с козырьками впереди и сзади.
      Мы вошли в дом, и я понял, что это какая-то пивная. Кругом сидели и стояли англичане и англичанки с кружками и бокалами в руках. Они все говорили разом, в помещении стоял гвалт.
      Человек, наливавший за стойкой пиво, заметив нас, что-то крикнул, но мы не расслышали. Дядя Глеб поговорил с ним о чем-то, человек за стойкой заулыбался и почему-то пожал ему руку, а мне приветственно помахал.
      И тут я вдруг увидел собаку Баскервилей. То есть не всю собаку, а только ее огромную синюю голову в стеклянном ящике, приделанном к стене. Приблизившись, я убедился, что так оно и есть - табличка у ящика сообщала, что это собака Баскервилей. Рядом висели другие стеклянные ящички с разными предметами и документами, выглядевшими так, будто Холмс на самом деле когда-то жил на свете и все это действительно принадлежало ему.
      - Пошли наверх, - тронул меня за плечо дядя Глеб, - бармен разрешил.
      По узеньким - двоим еле разойтись - крутым ступенькам, витком ведущим наверх, мы прошли на второй этаж и увидели, что часть одной стены, выходящей на площадку, застеклена, как большое окно без рамы.
      Через стекло я увидел... Холмса и доктора Ватсона, сидящих в креслах с высокими спинками. Передо мною находилась комната, описанная Конан-Дойлем во всех деталях, и все эти детали тут присутствовали, в том числе скрипка и трубки сыщика, без которых он, как известно, не мог прожить ни одного дня. Значит, квартира самого знаменитого в мире сыщика все-таки действительно существует в Лондоне, только надо знать, где ее искать.
      - Налюбовался? - добродушно спросил дядя Глеб. Я кивнул.
      - Дядя Глеб, а откуда все это взялось, вещи все, комната эта?
      - Умный хозяин здесь был, вот и взялось. Когда этот бар открылся, Конан-Дойль был самым популярным писателем. Вот хозяин и решил оформить свое заведение соответствующим образом. И не прогадал. Любой турист уж куда-куда, а сюда обязательно завернет. Холмса посмотрит, а заодно кружку-другую пива пропустит. Коммерция, братец ты мой. Кстати сказать, у этого заведения много лет имелась обширная постоянная клиентура. Помнишь инспектора Лэстреда из Скотленд-Ярда? Так этот Скотленд-Ярд, их уголовный розыск, до недавнего времени помещался в старом доме квартала за два отсюда, на набережной Темзы. Для тех, кто там служил, этот бар был самым излюбленным местом. Тут ведь и пообедать недорого можно.
      - А теперь куда он девался, Скотленд-Ярд?
      - В другое помещение переехал, далеко отсюда. Выстроили специально оборудованное современное здание, но называют все равно Скотленд-Ярд. Как-нибудь съездим, покажем тебе. А сейчас - домой.
      6. ПРО ОКРОШКУ, ПРИНЦЕССУ И ТУ САМУЮ ПИККАДИЛЛИ
      Никто мне этого не обещал, просто я как чего-то само собой разумеющегося ожидал, что в понедельник, вторник и так далее мы всем семейством сразу после завтрака будем отправляться в разные концы Лондона, чтобы как следует узнать его. И очень удивился, проснувшись в понедельник и не обнаружив ни папы, ни мамы.
      На обеденном столе лежала записка с инструкцией насчет завтрака и обещанием вернуться к обеду. Уныло поевши, я ткнулся к Тарасюкам. Но мне не открыли. Значит, Вовка тоже меня бросил. Конечно, он не обязан меня опекать, но все-таки взять меня с собой и познакомить с другими ребятами он мог бы. Я бы на его месте именно так и поступил.
      Мне стало очень горько, что все меня вот так оставили на произвол судьбы, когда мне даже на улицу нос высунуть нельзя - мама в записке так и выразилась.
      Как же я обрадовался, услыхав, что в передней поворачивается в замке ключ. С криком: "Мама!" - кинулся туда и увидел не ее, а дядю Глеба.
      - Привет, хлопче, - поздоровался он и скомандовал: - А ну, быстро собирайся, и пошли.
      - Куда? Мне мама...
      - С мамой все в порядке... - не дал он мне высказаться. - Она меня за тобой и откомандировала. Обедать сегодня будешь в посольстве, понятно?
      Возле белокаменных ворот, которые вели к посольству, дядю Глеба по-военному приветствовал высокий, дородный привратник, одетый в зеленый фрак, обшитый галуном, и в зеленой же шляпе-цилиндре на голове.
      Посольская улица выглядела как настоящая парковая аллея. Огромные пышные деревья, росшие по сторонам, почти сплетались над ней кронами. Справа и слева тянулись особняки и небольшие дворцы, среди них нахальным чужаком выпирало здание недавней постройки - бетон, стекло и металл. Зачем его тут построили? Ответ я получил такой: эта улица, Кенсингтон-Пэлас, частная, то есть принадлежит какому-то капиталисту, он что хочет с ней, то и делает. В современном доме снимают апартаменты всякие богатеи, платят хозяину большие деньги, ему это выгодно.
      Признаться, я не совсем поверил дяде Глебу: как это может улица принадлежать одному человеку, даже в капиталистической стране. Дом, магазин, завод, пароход - это еще куда ни шло. Но где же видано, чтобы улица была "частной"! Это что же, если хозяин захочет, он может дом и поперек нее построить?
      - А что ты думаешь, - спокойно сказал дядя Глеб, - выгодно будет, так и поперек построит. Частная собственность, милый мой, дело священное. И, если хочешь знать, весь Лондон по кускам кому-нибудь да принадлежит. Где графу, где герцогу, а где просто дельцу-барышнику. Они могут пальцем не шевелить, а денежки от всех, кто живет или строения имеет на их территории, капают и капают. И ты на меня так не смотри, это не я в таком безобразии виноват, а капиталистическая система. Погоди, не то еще здесь увидишь.
      Но даже и без того, что мне еще только предстояло увидеть, я был уже достаточно озадачен. Разве можно себе представить, что мне одному принадлежит вся улица Горького?
      Чтобы стало все до конца ясно, я уточнил:
      - А наша Холланд-парк тоже кому-то принадлежит, а не государству?
      - А как же. Его высочеству герцогу Холланду.
      - И Пиккадилли?
      - И Пиккадилли, и Трафальгарская площадь, и Кенсингтон...
      Обдумывая услышанное, я даже не разглядел как следует само наше посольство, тем более что мне пришлось быстро следовать за дядей Глебом по ступеням, ведущим куда-то вниз, - как выяснилось, в посольскую столовую. За одним из столов сидели папа с мамой, а за соседним - тетя Аня с Вовкой. Порадовавшись, что Вовку утащила мама, а не ребята, я принялся за уже дожидавшийся меня суп. И удивился:
      - Это же окрошка!
      - А ты чего ожидал? - спросил папа. - Марципанов?
      Понятия не имею, что такое марципаны, про которые папа все время вспоминает, если хочет съехидничать. Просто-напросто, находясь в Англии, я все ожидал какой-нибудь специально английской еды, а меня кормили обычным борщом или, как вот сейчас, окрошкой.
      - Значит, и в посольстве едят русскую еду?
      После обеда я попросил разрешения поехать домой вместе с Вовкой.
      - Ты поедешь не с Вовкой, а со мной, - сказала мама, - и не домой, а по городу. В частности, по Пиккадилли.
      - Как то есть по городу? - удивился я. - На чем?
      - На автобусе, естественно. Машины у нас с тобой нет.
      Когда мы направились по посольской улице до Кенсингтона, низко над нами вдруг пролетел зеленый вертолет и приземлился где-то совсем близко, за большим домом слева от нас.
      - Вернулись... - заметила мама.
      - Кто вернулся?
      - Утром мы с папой тоже этот вертолет видели - как он взлетал из-за того дворца, Кенсингтонского дворца. В нем живет младшая сестра английской королевы - принцесса Маргарет со своим мужем.
      - Он тоже принц?
      - Нет. Глеб Назарович говорит, что он был обыкновенным газетным фотографом и принцессе сначала не разрешали за него выходить замуж. Членам королевской фамилии в принципе не разрешается выходить замуж или жениться на простых смертных. Принц должен жениться на принцессе или графине, а принцесса обязана выходить за принца или, в крайнем случае, за графа.
      Я вспомнил, что "простые смертные" - это сама мама, и спросил:
      - Значит, на тебе принц не женился бы?
      Мама рассмеялась:
      - Боюсь, что нет.
      - А как же тогда принцесса на фотографе женилась?
      - Это надо у них узнать. При встрече спрошу, - пошутила мама.
      - На вертолете - это они летают?
      - Наверное.
      - Разве у них машины нет?
      - Так, видимо, быстрее. Ты видел, какие заторы на улицах случаются?
      - Нет, не видел.
      - Это потому, что вы в воскресенье ездили, когда машин мало. Сегодня утром мы, наверное, целый час добирались до посольства. А принцессе, кроме того, как говорится, средства позволяют, она от государственной казны, кажется, около полумиллиона фунтов стерлингов в год получает на мелкие расходы. Как и все королевские дети и родственники.
      - Я думал, они сами богатые.
      - Они и есть богатые, можешь не сомневаться.
      - Зачем же им тогда от казны деньги дают?
      - Английская традиция. Личные деньги королевы - это личные деньги, хотя ее состояние оценивают в несколько сотен миллионов фунтов стерлингов. А за то, что она выполняет обязанности главы государства, ей как бы платят зарплату - миллионов пять в год.
      - Ничего себе!
      - Вот именно. Но это их личное дело, а наше дело с тобой отыскать Пиккадилли.
      Привратник у ворот, выходящих на Кенсингтон, откозырял нам, когда мы подошли, чтобы спросить, где остановка нужного автобуса. Она оказалась буквально за воротами, там уже дожидалось человек двенадцать англичан.
      Автобус не появлялся довольно долго. Когда двухэтажный красный гигант, оклеенный по уровню второго этажа яркими плакатами, подкатил, я обнаружил, что дверей у него нет. Я имею в виду - закрывающихся дверей. Вместо них - открытая маленькая площадка сзади, с которой входишь или налево - в салон, или по узкой лесенке наверх. Стоявший на площадке темнолицый кондуктор что-то крикнул - я не разобрал, - и от очереди отделились пять человек, которые и забрались внутрь. Остальные остались ждать следующего автобуса, мы в том числе.
      - Вот это дисциплина, это я понимаю! - сказала мама.
      - А что, что этот дядя негр сказал? - начал теребить ее я.
      - Не негр, а вестиндиец. Или пакистанец. Тут много и тех и других. А сказал он, что место есть только для пяти человек. Пять человек и сели, а прочие, как видишь, спокойненько ждут.
      На следующий рейс попали и мы. Взобрались на второй этаж, на самые передние места, откуда очень удобно наблюдать.
      Потом мне часто доводилось ездить на двухэтажных лондонских басах, и я убедился, что по маневренности и устойчивости они не уступают легковому автомобилю. Один водитель умудрился, разогнавшись, перескочить мост через Темзу, который начали разводить, чтобы пропустить приближающееся судно. Этому водителю за храбрость и находчивость, благодаря которым было спасено много людей, городской муниципалитет преподнес специальную медаль. Муниципалитет - это вроде нашего горсовета.
      Мы вышли на остановке Пиккадилли-серкас. "Серкас" по-английски означает "цирк". И в самом деле, мы попали на площадь, круглую, как арена цирка. В центре ее находился как бы островок с фонтаном, который увенчивала бронзовая фигура, стреляющая из лука. Мама сказала, что это Эрос, греческий бог любви. Островок со всех сторон обтекали автомашины, на фасадах домов, выходивших на Пиккадилли-серкас, несмотря на дневное время, уже бегали электрические огоньки реклам. Самой большой и яркой из них была красно-белая реклама кока-колы. На другом доме раскачивался маятник гигантских часов, которые оказались рекламой пива "Гиннес". Ну, и так далее.
      Мы немного походили по этому самому "серкасу" и по ответвлявшейся от него улице Пиккадилли. Улица как улица. Слева - магазины и гостиницы, справа - магазины и гостиницы. Про Пиккадилли-улицу, в общем-то, и сказать нечего, кроме того, что она широкая и что народу на ней - как на улице Горького. Часто слышится неанглийская речь, видно, все туристы, как мы с мамой, первым делом спешат взглянуть на Пиккадилли.
      - Витя, ты случайно не запомнил номер автобуса, которым мы приехали? - спросила мама.
      - Нет.
      - И я нет. Ничего, поступим просто. Перейдем на ту сторону и поедем по направлению к посольству, я помню, что мы все время ехали по прямой, никуда не сворачивая.
      Мы "поступили просто", но приехали не на Кенсингтон, а в какой-то незнакомый нам район. Вместе с испугом ко мне пришла блестящая мысль:
      - Мам, ты возьми и позвони папе из автомата, он с дядей Глебом за нами приедет.
      - У меня нет его телефона, - упавшим голосом ответила мама. - Я еще не успела записать, только собиралась. Но ты, Витька, не бойся, сейчас мы что-нибудь придумаем.
      Несмотря на эти бодрые заверения, вид у нее был несчастно-растерянный, как, наверное, и у меня; потому, конечно, к нам и подошел двухметровый полицейский или, как говорят англичане, "коп". Подошел и пробасил из-под своего шлема-купола:
      - Кэн ай хелп ю? (Могу ли я чем-то помочь?)
      Я на всякий случай спрятался за маму, а она, забывая от волнения английские слова, принялась втолковывать "копу", что мы из советского посольства, но не знаем, как туда добраться.
      Великан вежливо ее выслушал и повторил за ней:
      - Совиет эмбасси. Оллрайт, мэдам. - Вытянул руку и громыхнул на всю улицу: - Тэкси!
      Подкатила черная высокая машина прямоугольных очертаний, как будто ее сделали сорок лет назад. Таксист протянул руку назад и открыл перед нами дверцу. "Коп" взял под козырек. Минут через двадцать мы высадились у белокаменного дома № 13. А оттуда, не заходя к папе, благополучно дошагали до Холланд-парка.
      7. СТРАННЫЕ ЛИЧНОСТИ В ГАЙД-ПАРКЕ
      Педеля до отъезда в лагерь - она же моя первая неделя на английской территории - прошла как-то суматошно и быстро. Утром мы с Вовкой и другими ребятами либо шли в Холланд-парк, либо с кем-то доезжали до посольства и потом до обеда гоняли в футбол на площадке в Кенсингтонском парке, прилегавшем к посольским домам.
      Познакомиться с ребятами-соседями я познакомился, но как к другу я относился только к Вовке Тарасюку. И не потому, что ребята мне не понравились. Ребята как ребята. Дело тут во мне самом. Есть люди, которые считают другом и того, и другого, и третьего. Папа, например, часто повторяет: "Не имей сто рублей, а имей сто друзей". Но лично я сто друзей иметь не могу. В Москве у меня был Ленька, а все прочие так, приятели по школе или по двору. И в Лондоне так же: раз я привязался как к другу к Вовке, так уж с другими у меня могут быть лишь обыкновенные хорошие (или плохие) отношения.
      Обычно после обеда мы с мамой совершали очередное автобусное путешествие. Теперь мы знали, куда и каким номером ехать: мама купила подробную карту Лондона с пояснениями и схемой автобусных маршрутов.
      Добрались мы как-то до того самого замка Тауэр, куда английские короли заточали опасных и знатных врагов. Сначала-то это была не тюрьма, а королевское жилье. Замок построил для себя предводитель норманнов Вильгельм Завоеватель, прозванный так потому, что он завоевал Англию - девятьсот с лишним лет назад.
      Мы погуляли по внутреннему двору Тауэра, осмотрели лобное место, где отрубили голову многим узникам - мужчинам и женщинам, зашли в подвал пыток, а потом спустились в специально построенное под землей хранилище королевских драгоценностей, запираемое дверями из стали полуметровой толщины. Там находятся, как у нас в Оружейной палате, короны, золотая посуда, усыпанная, как и короны, бриллиантами и изумрудами. Только в Кремле всего больше и экспонаты интереснее. Единственное, что меня по-настоящему заинтересовало, - это высшие английские ордена и одежда, с которой их надо надевать в парадных случаях. Одежда состояла из пышных мантий и коротких штанов с чулками до колен. Некоторые ордена назывались просто смешно: "орден Бани", "орден Подвязки".
      Наконец я не выдержал и задал маме вопрос, интересовавший меня с самого начала осмотра: кого и где именно морят в Тауэре холодом и голодом в данный момент? Ведь королевских охранников в красной средневековой форме и с алебардами в руках по-прежнему в замке целый батальон.
      Мама осмеяла меня за невежество, сказав, что это-то уж должен знать каждый школьник: Тауэр давным-давно служит просто музеем, а красномундирные гвардейцы, называемые "бифиторами", не столько охраняют, сколько создают "средневековый колорит".
      Обошли мы с мамой и знаменитый Гайд-парк. В нем нет никаких аттракционов, в нем просто гуляют или катаются верхом на лошадях - их дают напрокат.
      Маме все хотелось отыскать какой-то "уголок ораторов". На карте она нашла "Гайд-парк корнер", то есть именно "уголок", но там никаких ораторов не обнаружилось. Мы опять взялись за карту, и вдруг около нас неизвестно откуда появился заросший седой щетиной неопрятный субъект. Ботинки он почему-то держал под мышкой, завернув их в газету, и вроде бы пританцовывал босыми ступнями на гаревой дорожке. Не то улыбнувшись странным образом, не то просто дернув конвульсивно щекой, он обратился к маме: