Глава 11

Джессика все еще была раздражена, когда она атаковала отцовские бумаги в кабинете. Она думала о разговоре с Коулом и холодела от гнева. Он не имел права ничего требовать и у нее не было намерения идти на поводу его эгоизма. Джессика оплатила счета и сдала в архив квитанции, и теперь должна работать, хотя слезы подступили к горлу. Что с ней случилось?

Она увидела отца, выходящего из кабинета с проектором. Джессика резко обратилась к нему:

– Куда ты идешь?

– В гостевой дом. Коул занят делами, а бедной Люси нечего делать. Я и подумал, что покажу ей фильм с моей пьесой.

Джессика не могла поверить, что отец настолько трезв, что даже причесался и надел чистую рубашку.

– Пана, Люси может не захотеть смотреть старую пьесу.

– Захочет. Она сама просила меня принести ее.

– Ты вернешься к обеду?

– Вероятно, но я должен помочь им найти вещи и расставить их по местам. А еще Люси хотела посмотреть альбом с вырезками, и мы будем пить кофе.

Джессика колебалась. Она не видела отца таким оживленным уже несколько лет и даже была рада, что тот хочет выйти из дома, хотя бы и по соседству. Джессика надеялась, что отец не надоест Люси до смерти и не выставит себя дураком.

– Хорошо, папа. Надеюсь, увидимся позже. Роберт спустился в холл, и Джессика слышала, как за ним закрылась дверь. Прежде чем снова приняться за работу, она решила закрыть все шторы в доме. На улице уже было темно, и Джессике не нравилось, когда кто-то мог видеть ее через освещенные окна. На кухне она налила себе чашку чаю и понесла в кабинет, готовая наконец-то заняться работой.

Открывая дверь, она была напугана внезапным появлением монаха, который неизвестно как появился в кабинете. Он повернулся, держа одну из ее книг.

– Добрый вечер, мисс Ворд. Как он оказался в доме? Отец забыл запереть дверь? Джессика подошла к столу:

– Добрый вечер, брат Козимо.

– Что за очаровательная книга! Это современные фотографии поверхности Марса?

– Да, – Джессика улыбнулась и поставила чай, – Они сделаны непилотируемым космическим кораблем, запечатлевшим многое другое в нашей Солнечной системе.

– Ты интересуешься планетами?

– Ну да, Я астроном, брат Козимо.

– Ты? – Он поднял голову. – Женщина?

– Ну конечно.

Брат Козимо положил книгу и взял другую.

– У тебя к тому же много книг по искусству. Великолепные книги, мисс Ворд.

– Да, и некоторые из них очень ценные. – Она взяла переплетенную в кожу книгу о греко-романском искусстве. – Я коллекционировала их много лет и верю, что книги помогут мне отыскать комету, которую я давно ищу.

– Астер кометес, как называли их греки, – вставил Козимо. – Волосатые звезды.

Джессика взглянула с любопытством, удивленная его знаниями:

– Ну да. – Она попробовала поймать выражение его лица, но не смогла увидеть ничего кроме тени. – Вы, кажется, хорошо знакомы с астрономией, брат Козимо.

– Когда-то я занимался наукой как любитель, мисс Ворд, но наука тогда была в младенческом возрасте. – Он закрыл книгу и осторожно положил. – В мое время мужчины не интересовались небесами, которые вы изучаете. Для них интереснее было другое: как небеса относятся к аду. Я считал это удушающим и эгоцентрическим занятием.

Джессика сжала руки. Его слова звучали опасно и были близки к ереси, особенно исходящие от монаха. Ее руки покрылись гусиной кожей. Может, Мария все-таки права? И следует ли разговаривать с колдуном Козимо Каванетти? И если это случилось, то что за создание скрывается под этой черной рясой? Может, это призрак? Или демон? Почему он постоянно является ей?

– Вы смотрите на меня с изумлением, мисс Ворд.

– Я... Я... извините. Я не хотела вас обидеть. – Она сделала шаг назад. – Я только удивлена вашим мнением. Я думала, что священники всю жизнь занимаются вопросами, относящимися к небу и аду.

– Но я не священник.

– Нет?

– Я светский брат и принял эту миссию лишь позже, когда был изгнан из общества.

– Вы были изгнаны из общества?

– Да, но это относится к прошлому, мисс Ворд. Здесь я нахожусь, чтобы поговорить о будущем... Вы планируете продать виноградник?

– Да, но откуда вы знаете? Он не ответил на ее вопрос.

– Вы должны его продать только Каванетти.

– Почему?

– Некоторые вещи неизбежны, мисс Ворд. И Каванетти должны владеть этой землей, иначе вы прервете вековые традиции.

– А что, если Изабелла Каванетти не захочет покупать?

– Вы должны продать только Каванетти. Это все.

В дверь зазвонили, и монах взглянул через плечо.

– Кто-то идет. Я должен теперь оставить вас. – Он пошел к выходу.

– Подождите! – Джессика побежала к двери. – Вы Козимо Каванетти? Монах, которого замуровали?

– Многие из нас доходят до своей могилы уже мертвыми, мисс Ворд. Вы не должны думать, что все было так ужасно, когда меня замуровали.

Джессика промолчала. Так это Козимо Каванетти! Она разговаривала с человеком, который был мертв почти тысячу лет. Сраженная Джессика опустилась на пол прямо в дверях кабинета.

– Но как писал Филипп Мессинджер, – продолжал монах, – у смерти тысячи дверей, чтобы впустить жизнь.

– Мессинджер? – бессвязно пробормотала Джессика. – Что вы можете знать о драматургах семнадцатого века?

– У вашего отца много томов сочинений самых разных драматургов, – Козимо склонил голову. – Я читал все их. Мое современное образование, конечно, фрагментарно, но и не без глубины.

Джессика была слишком ошеломлена, чтобы улыбнуться его своеобразному юмору.

– Кто-то звонит в дверь, мисс Ворд.

– Так и есть, – прошептала она, все еще не придя в себя.

Монах поклонился и пошел вниз к черному входу, пока Джессика шла к парадному.

– Привет! – Человек в помятом пальто стоял перед дверью. – Меня зовут Джон Макинтайр, я друг Коула Николса.

Джессика осмотрела помятого мужчину. Он не был похож на футболиста. Но знакомства Коула, вероятно, не замыкались на одних спортсменах.

– Я слышал, что Коул остановился здесь.

– Не совсем здесь. – Джессика оперлась о косяк двери. – Он живет в гостевом доме. – Она кивнула в сторону коттеджа.

– Великолепно! Благодарю!

Джессика видела, как мужчина подошел к дому, и закрыла дверь, размышляя, будет ли в кабинете брат Козимо, когда она вернется. Но кабинет был пустым и темным. Она на какое-то время почувствовала разочарование, пока не заставила себя заняться работой.

Джессика не проработала и пяти минут, как услышала чей-то визг со стороны гостевого дома. Джессика вскочила на ноги и подбежала к окну. Она приникла к щели в драпировках и увидела, как помятый мужчина торопится к проезжей дороге перед бунгало.

Джессика поспешила к парадной двери и открыла ее как раз в то время, когда Коул распахнул дверь машины незнакомца и втолкнул его на водительское место. Коул захлопнул дверцу и бросил ему вслед:

– И можешь сказать всем своим друзьям, чтобы оставили меня, черт возьми, в покое!

Мужчина, который приходил к Джессике, завел машину и быстро выехал на дорогу. Люси и Роберт выбежали, когда Коул выпрямился и посмотрел на террасу бунгало, где стояла шокированная Джессика.

– Коул! – позвала Люси, подбегая к нему.

– Все в порядке. Иди смотреть кино, Люси.

Роберт тронул Люси за руку, и она сделала шаг назад, давая возможность Коулу пройти к бунгало.

Джессика почувствовала боль в животе. Что это был за человек?

– Что случилось, Коул? – спросила она, когда тот шел через террасу.

– Войдем, – ответил он.

Без слов она вошла вслед за Коулом в дом, потом в гостиную, где тот повернулся к ней.

– Никому больше не говори, где я остановился.

– Хорошо. Но кто это?

– Репортер, рыщущий за сенсациями. – Его лицо исказилось от гнева. – Они никогда не оставляют меня одного, постоянно крутятся вокруг.

Репортеры кровожадны, Джессика. Кровожадны, как пиявки.

– Этот сказал, что он твой друг.

– Они скажут все что угодно. – Коул подошел к окну. – Ты видела сегодняшние газеты? Ты читала эту ложь обо мне?

– Да, читала. Я не могу поверить, что можно так извратить факты о происшествии.

– Газетчики печатают все что угодно, лишь бы была сенсация, неважно, что это может кому-то причинить боль. – Он взглянул на потолок. – Итак, ты не будешь говорить им, что я здесь?

– Хорошо, Коул.

– Говори, что я остановился где-то в Сиэтле.

– Конечно.

Он вздохнул и повернулся к Джессике:

– Ты слышала об инциденте в Филадельфии?

– Да. Изабелла рассказала мне.

– Прекрасно! – Он горько рассмеялся. – Она превосходный источник информации.

– Я не могу поверить, что ты способен на такое.

– Ты не можешь? – Он снова засмеялся, в глазах его было бешенство. – Тогда – ты единственная в штатах, кто так думает.

– Мария думает так же...

– А, ну конечно, Мария! – Коул скрестил руки. – Она думает, что я святой.

– Зачем они искажают правду?

– Не знаю. Иногда я думаю, что пресса утратила возможность верить в хорошее в людях. Они молятся только на дурное, изыскивая слабости и недостатки человеческих существ, высматривая изъяны характера и скрытые мотивы. Они не видят ничего другого, поэтому мы никогда не читаем ничего, кроме грязи и непристойностей.

– Но то, что ты бросил журналиста в машину, не поможет тебе избавиться от обвинений в Филадельфии.

– Думаешь, я этого не знаю? – Коул направился к двери.

Джессика смотрела ему вслед, больше обеспокоенная его делами, чем своим раздражением по отношению к нему.

– Коул, ты был у доктора по поводу этих обмороков?

– У дюжины, если не больше. Они все говорят одно и то же.

– Да?

– Здоров, как лошадь. – Он горько усмехнулся. – Я ничего не должен делать, только ждать и смотреть, что случится. Я даже не могу хорошо выспаться. Люси думает, что у меня стресс.

– Может быть. И твои дела с отцом не помогают Делу.

– Если бы я мог видеть его. Эта ведьма Изабелла не разрешает.

– Знаю. Она думает, что ты уедешь, если не сможешь видеться с отцом.

– Чего она боится? Что он волшебным образом переменится после этих тринадцати лет и перепишет завещание?

– Изабелла не хочет, чтобы ты разрушил ее планы относительно Френка. Она особенно беспокоится, что ты повредишь Френку и его многообещающей карьере.

– Я совсем не хочу вреда дорогому Френку, – ответил Коул саркастически. – Даже после того, что он и его мамаша сделали мне. Думаешь, ты смогла бы позвонить завтра утром Марии, чтобы узнать, как чувствует себя отец?

– Могу попробовать.

– Спасибо. – Он засунул руки в карманы. – Извини, я накричал на тебя. Это, вероятно, из-за стресса.

– Не беспокойся об этом.

– Но я все еще думаю, что ты легко бы сделала это с Грегом.

– Я буду иметь это в виду.

– Я не хотел бы, чтобы он имел преимущество в отношении тебя.

– Я ценю твою заботу.

Джессика закрыла дверь и отошла от нее, потом запустила пальцы в волосы. Она все время сдерживала себя, не хотела позволить чувствам уступить влечению к Коулу. Джессика не должна думать, что сможет поцелуями прогнать его неприятности. Она могла себя поздравить, но не чувствовала себя на празднике. На самом деле она даже не чувствовала потребности улыбнуться.

Коул шел к гостевому дому, обеспокоенный знакомством Джессики и Грега. Ничего не зная об отношениях Джессики с мужчинами, Коул сомневался, что та сможет держать Грега в руках. Коул знал этот тип мужчин: напористые, агрессивные и неутомимые. Он покачал головой, ему хотелось, чтобы Джессика никогда не целовала Грега так, как она сделала это недавно. Люди, подобные Грегу, не сомневались, что уже могут требовать всего, чего захотят.

Сделав гримасу, Коул снял ботинки и пошел к кровати. Прежде, чем он успел сделать пару шагов, в глазах появились искры, все померкло, внезапная острая боль обожгла его тело. Он с хрипом упал на колени, затем свалился на пол.

Коул проснулся, зная: что-то изменилось. После нескольких недель прохладных компрессов и лекарств он обманул смерть. Коул почувствовал слабость и дрожь, но определенно выжил. Тело оставалось неподвижным и чувствительным к боли. Он попытался вращать глазами под закрытыми веками и почувствовал легкое покалывание. Возможно, он уже достаточно здоров, чтобы сбросить марлю и открыть глаза. Ему страстно захотелось увидеть женщину, которая так великолепно заботилась о нем.

Коул был почти влюблен, даже не видя ее. Но он узнавал голос женщины, хрипловатый и мягкий, как теплый ветерок. Незнакомка часами пела, когда ухаживала за ним. Вероятно, женщина думала, что он спит, хотя большую часть времени он просто неподвижно лежал, слушая ее баллады и колыбельные, и мечтал об ангельском лице, которому принадлежал такой прекрасный голос.

Коул также знал ее залах – прекрасный аромат, носившийся вокруг, окружал его тонким облаком. Он узнавал прикосновение ее рук, легкое и нежное. Незнакомка ни разу не причинила ему боли. Она была терпелива: кормила его, мыла, расчесывала волосы, подстригала бороду – и ни разу не пожаловалась или вздохнула от усталости.

Коул осторожно дотронулся повязки на глазах, нащупывая узел. Он попытался его развязать, затем снял повязку, руки тряслись от напряжения.

Сначала от света у него заболели глаза, по щекам потекли слезы, обжигая раны. Он прищурился и моргнул, пока глаза не привыкли к сиянию раннего утра. Коул осмотрел комнату. Он лежал на широкой кровати, покрытой сеткой и парчой. Легчайшее покрывало из горностая прикрывало его наготу. Коул перевел взгляд с каменных стен и узкого окна, которое скорее было предназначено для целей украшения, чем для обозрения и проветривания. Около окна стоял стол, уставленный бутылками, и жаровня. Сидящая на стуле молодая женщина крепко спала, положив голову на руки.

Коул приподнялся, чтобы лучше ее рассмотреть, он нечаянно задел маленький колокольчик, лежавший на покрывале, тот упал на пол и звякнул, женщина испуганно поднялась.

Какое-то время они рассматривали друг друга. При виде ее пульс Коула участился. Она была прекрасна, но не с точки зрения современности. Ее красота была совсем другого рода. Волосы были черны, как ночь, и волнами спускались до пояса. Глаза – потрясающего топазного цвета – были обрамлены черными ресницами под темными бровями, разлетавшимися к вискам, придавая женщине кошачью прелесть. Кожа была с оттенком абрикоса.

Пока Коул смотрел, она тихо поднималась. Розовое одеяние уютно облегало ее грудь и тонкую талию и шелковым каскадом падало на каменный пол. Коул никогда не видел более привлекательного зрелища. Женщина подняла руку к горлу, и широкий рукав ее одежды соскользнул вниз, обнажив белое полотно рубашки, вышитой розовыми и лавандовыми нитками.

– Милорд! Вы проснулись! – На губах появилась улыбка, но Коул заметил и тень, промелькнувшую в глазах незнакомки. Он не мог не заметить, как женщина взглянула до того, как улыбнуться, взглянула так, как будто хотела скрыть свои мысли. Что было в ее лице? Забота? Жалость? Может, ему показалось?

– Вы, должно быть, умираете от жажды! – Незнакомка приблизилась, подняв по пути колокольчик и положив его в сумку, висевшую на поясе. Потом она взяла бокал с маленького стола около кровати и подала ему:

– Выпейте, милорд.

Миллион вопросов остались без ответа, пока Коул огромными глотками пил разбавленное водой вино.

– Легче, милорд! – Мягкий смешок вырвался у женщины. – Не больше одного глотка за раз. – Она выпрямилась, как будто хотела отойти от кровати.

Коул поймал ее рукой за талию и удивился, какие тонкие у нее кости. Она подалась назад, глядя на него с тревогой. Очевидно, проявленная им сила удивила ее.

– Кто вы? – выдохнул Коул. Она расслабилась:

– Я Джованна Монтальчино.

– Монтальчино? – повторил Коул, освобождая ее талию и ложась на подушку. Демонстрация силы не могла продолжаться больше нескольких мгновений. Его руки дрожали. – Вы связаны с графом Монтальчино?

– Он мой отец.

Коул рассмотрел Джованну. У женщины было мало сходства с осанистым мужчиной, которого он видел на поле боя.

– Где я?

– В Иерусалиме.

– Что делает дочь графа Монтальчино в Иерусалиме?

– Я паломница, милорд. – Она улыбнулась и повернула голову в сторону. Иисусе, она была прекрасна, гораздо прекраснее, чем он мог представить по голосу.

– Я думал, что вы ангел, – прошептал он, – так как был уверен, что нахожусь на небесах. Она прищурила глаза от изумления;

– Вы были близки к небесам долгое время, милорд. Мы так беспокоились о вас.

– Сколько времени я здесь?

– Около двух месяцев. Один из ваших людей видел, как вы упали в реку. Он спас вас и передал мне.

– Почему вам?

– Потому что я просила об этом. Я ухаживала за ранеными солдатами и многому научилась, заботясь о них. И когда я узнала, что с вами случилось – с великим бароном, сражающимся левой рукой, – я решила, что попытаюсь спасти вас.

– И вы спасли мне жизнь. Я никогда не смогу отблагодарить вас, Джованна. Никогда.

Она покраснела от того, что он назвал ее по имени, но не поправила его.

– Это было честью для меня, милорд. Я видела вас на рыцарском поединке. Я слышала, как трубадуры воспевали вашу доблесть в сражениях. Я слышала, как о вас говорят дамы. Мне доставило радость спасти такого борца.

– И вы были одна. Никто не ухаживал за мной кроме вас?

– Нет. Я не могла покинуть вас. Я не могла подумать... – Она взяла бокал. – Теперь выпейте еще немного, милорд.

Коул подчинился, но когда Джованна отняла от его губ бокал, он накрыл своей рукой ее руку и посмотрел в лицо. Она, краснея, также смотрела на него.

– Достаточно, милорд? – спросила она.

– Нет. – Коул снял с ее волос тонкую вуаль. – Жажда моя не прошла, Джованна.

– Не прошла?

– Да. – Он дотронулся до ее локона, притянул ее к себе. Джованна наклонилась, все еще держа в руках бокал. Коул взял ее лицо в руки и прижал к своим губам. Его рот наткнулся на сопротивление, но он забыл все, в нем бушевали разбуженные чувства. Такого ощущения Коул никогда не знал. Он любил эту женщину. Господи, помоги ему, но он любил ее.

Джованна была такой мягкой, такой уступчивой, такой сладкой и утонченной. Ее волосы упали на его грудь, когда Джованна опустилась рядом с ним на кровать. Коул услышал, как бокал упал на пол, теплые ладони согрели его обнаженную грудь.

– Милорд! – прошептала Джованна. Руки девушки гладили его плечи, она раскрыла навстречу ему свой рот. Коул застонал от наслаждения.

Нет, наверняка он был на небесах. И Джованна была ангелом, посланным, чтобы привести его в восторг. В полном изнеможении Коул откинулся на подушки, его руки упали на покрывало. Джованна обхватила его голову руками, лаская волосы Коула и покрывая лицо нежными непрерывными поцелуями. Он вздохнул от удовольствия, не веря, что губы девушки касаются его лба, век, щек, подбородка и, наконец, рта. Ни одна женщина никогда не была так смела с ним. Ему казалось, что он парит в воздухе.

– Джованна, – выдохнул Коул недоверчиво. Ее губы были сильнее всех лекарств. Его чувства были, как водоворот, и он боялся, что может упасть в обморок. Джованна плакала, целуя его, и он не знал, почему. Коул хотел спросить об этом, но не мог прерывать поцелуев, поэтому молчал, очарованный волнами наслаждения, которые струились по его коже.