Выделенный сектор являлся центром управления станцией, и его захват был уже пределом мечтаний, к сожалению, практически не достижимым для неопытного агента, работающего к тому же в одиночку и без оружия. На всякий случай Мрумор вывел на экран изображение системного пульта управления станцией и принялся объяснять, как действовать, если Степан до него все же доберется: главное тут было – отключить генератор антитрансверсионного поля, тогда через восемь макров (по примерному объяснению – минут) пространство разгладится, и на станцию сможет трансверсироваться десант. Но требовалось уследить, чтобы зачинщики не смылись, тоже воспользовавшись трансверсией.

– Почему вы сказали «в одиночку»? – властно прервала его объяснения Туаза.

Мрумор застыл на мгновение с открытым ртом, затем с лязгом захлопнул челюсти и сделал глубокий вдох через нос – так иногда поступают и люди, считая при этом мысленно до десяти. На этот раз даже Степан поморщился – что ему больше всего не нравилось в Бяксе, так это ее неистребимо командный тон.

– Не вижу смысла ему отдаваться в заложники, когда существует реальная возможность захватить управление станцией, – сказала она. – Для этого, согласна, необходимы как минимум двое. Поэтому я пойду с ним.

– Нет! – воскликнул Степан, не дожидаясь, как по этому поводу выскажется Мрумор. Вот уж на что он точно не подписывался – так это выполнять задание, находясь под командованием стервозной бабы. А что она примется во время операции командовать – уж это будьте-здрасьте, ей только дай, а ежели не дашь – зубами вырвет, с мясом. Она уже и теперь вовсю пыталась распоряжаться, словно позабыла невзначай, что находится здесь на правах всего лишь консультанта.

– Я привык работать один, – пояснил он для приличия и, не сдержавшись, добавил не слишком-то мягко: – Вы мне будете только мешать. Поэтому, хотите того или нет, но вы останетесь здесь или, если желаете, отправляйтесь восвояси.

После такой – впрочем, достаточно гуманной – отповеди он ощутил глухое раздражение, заранее ожидая нападок с обвинениями в дискриминации по половому признаку: этим они, суфражистки, во все времена и козыряли, пытаясь сначала повсюду лезть и управлять делами, в которых ни черта не смыслят, а потом крича на каждом перекрестке, что их-де ущемляют в правах. Но Туаза, она же Бякса, каковое имя подходило ей куда больше, повела себя несколько иначе.

– Ну, это мы еще посмотрим, – решительно выдала она, после чего очень кстати умолкла и вообще замкнулась.

Степан, не очень-то уяснивший, что может означать сие заявление, переглянулся с Мрумором. «Я же предупреждал, что с этой дамой придется туго, ну почему вы мне не поверили?» – говорил тоскливый взгляд псифа.

– Ладно, – сказал ему Степан, подразумевая при этом: «Ерунда, чего там еще смотреть, нечего ее бояться». – С моим заданием понятно, – сказал он. – Теперь объясните, что вы станете делать, когда я окажусь внутри.

– К сожалению, мы не можем снадбить вас прибором связи – на входе туда вас просканируют и все отберут. Поэтому после вашего проникновения мы переждем некоторое время. Ну, а потом, если от вас не поступит сигнала из центра управления, будем брать станцию штурмом.

Степан хотел спросить, что в случае успеха Операции ожидает мозжоргов, поколебался мгновение и не стал. Все же по большому счету он сочувствовал этим «захватчикам поневоле»: до чего же надо было истосковаться в звездных странствиях по родному уголку вселенной, который можно было бы назвать теплым словом «дом», чтобы заварить такое грандиозное и явно безнадежное предприятие. А ведь с этими бездомными террористами вполне можно было договориться, стоило псифам отступить от принципа «своей земли не отдадим ни пяди», тем паче что на кону жизни сотен тысяч их соплеменников, а земля-то все равно пустует. Но при одном только упоминании о такой возможности Мрумор начинал ершиться. И все же Степан предпочел бы обрабатывать его именно в этом плане, если бы не подписанный априори договор. Если бы не погибающий Остров, спасти который было под силу только псифам.

«А вот интересно, – спрашивал он себя, – если бы ты знал, что, спасая живую планету, родину твоих друзей, ты тем самым подписываешь смертный приговор галактическим скитальцам, „рыцарям космических дорог“, вынужденным отчаянно бороться за то, что дано от рождения каждому живому существу во вселенной – просто обрести родину и дать ее своим детям?..»

Вновь жизнь подкинула ему выбор – не между добром и злом, не между благородством и подлостью, а когда из двух зол надо было выбирать меньшее. А какое из них меньшее? И существуют ли градации для подлости?..

Однако он не спал уже чертову уйму времени – сменяя планеты, трудно было уследить за бегом часов, но с последней ночевки на Острове прошло уж, наверное, никак не меньше суток. Благо, что для отдыха перед акцией ему предоставили уютную спальню, и благо, что не пришлось делить ее с Туазой – Мрумор был достаточно прозорлив, чтобы уложить их в разных покоях.

Хотя потом, за завтраком – обильным, но торопливым, – Туаза, непривычно молчаливая, сидела со Степаном рядом. Не покидала она его и во время последнего инструктажа. Напрасно взъерошенный Мрумор бросал на нее время от времени настороженные взгляды – Бякса упорно молчала, словно воды в рот набрав. Степан решил, что она смирилась, поскольку ничего другого ей в данной ситуации не оставалось, а теперь просто пытается «сохранить лицо» – ну что ж, похвальным было уже то, что она не устраивала по этому поводу визга и не закатывала истерик. Тогда барышню пришлось бы удалить в отдельное звукоизолированное помещение. А так оставили, сейчас было совсем уж не до нее.

Степан полагал, что на станцию его телепор-тируют, точнее, трансверсируют, каковой метод перемещения в пространстве успел уже стать для него привычным – к хорошему, как бы ни было оно удивительно, быстро привыкаешь. Однако в данном случае все оказалось не так просто: моз-жорги, опасаясь то ли десанта, то ли еще чего, закрылись антитрансверсионным полем, и попасть к ним стало возможно только естественным способом: на корабле, путем пристыковки через шлюз.

Поэтому сначала пришлось «скакнуть» всей компанией на военный крейсер, дрейфующий в космосе, в относительной близости к захваченной станции.

Если судить по простору внутренних помещений и запутанности ходов между ними, крейсер был огромен и при этом кишел псифами в боевом облачении. Мишки, одетые в броню, в длинных масках устрашающего дизайна, делающих их чем-то похожими на анубисов(1), выглядели даже внушительнее, чем «терминаторы», штурмовавшие островок. Не приходилось сомневаться в том, что здесь вовсю готовятся к атаке.

1 – Анубис – в егип. мифологии бог – покровитель умерших, выглядел как человек с головой собаки.

Их встречал сам командующий Объединенных Космическими и Десантными Силами Империи – так Мрумор представил невысокого, с серебристым оттенком шерсти псифа, вошедшего стремительным шагом в центральный зал, где прибывшие вскоре оказались. Подчиненные обращались к нему просто «Командующий», что само по себе звучало достаточно всеобъемлюще и придавало носителю звания куда больший вес. А попробуйте-ка произнести, допустим, «командующий Петров», и изрядной доли трепета как не бывало, поскольку становится очевидно, что не один он, этот Петров, такой всевластный, имеются где-то поблизости и другие командующие, какие-нибудь там Ивановы-Сидоровы.

Командующий, что неудивительно, был в курсе предстоящей операции, знал он также и о том, какая роль отводилась в ней человеку-смертнику по имени Степан Ладынин. Что любопытно: поначалу Командующий разглядывал двоих людей так, словно затруднялся определить – кто из прибывших с Мрумором гуманоидов и есть искомый Степан Ладынин.

Степана кольнула легкая обида: «Ну не знаешь ты меня в лицо, это понятно, но неужто не видно, кто из нас мужик, а кто Бякса? Тьфу ты, баба?» Тут же он вспомнил Морру, где единственный раз видел женщину-псифа, и подумал: «Впрочем, если бы их женщины не были окрашены в розовый цвет (или не красились в таковой), я тоже не сразу отличил бы Командующего от той медведицы, что обеспечила меня на плато мебелью».

Реабилитировав таким образом в собственных мыслях Командующего, Степан кивнул и назвался, разрешив сомнения псифа, но их знакомству не суждено было продлиться долго: как выяснилось, согласование со станцией по поводу переговоров уже было достигнуто, и там с нетерпением ожидали прибытия парламентера.

– Вы уже ознакомлены с сутью задания? – спросил Командующий, пристально, с ног до головы оглядывая Степана, как будто в поисках чего-то необычного. Если так, то его ждало разочарование: все люди для псифа были скроены по одной мерке, и этот, якобы заговоренный от смерти, не составлял исключения. Получив на свой вопрос утвердительный ответ, псиф сказал:

– Помните, что главное для вас – это во что бы то ни стало оставаться там. Попытайтесь, конечно, попасть в отсек к заложникам, но, если это не получится, сделайте все, чтобы вас не спровадили со станции.

О том, что желательно было бы захватить контроль над центром управления, он даже не заикнулся: очевидно, на такую удачу тут не рассчитьь вали вовсе, предполагая брать станцию штурмом – лишь бы она при этом не разлетелась на куски, что и должно было обеспечивать присутствие там Степана.

Получив, образно говоря, благословение Командующего, Мрумор, Бякса и Степан отправились в сопровождении ординарца к десантной палубе, где для парламентера был подготовлен одноместный бот – один из сотен, пришвартованных в шлюзовых ячейках вдоль борта. Только с этого было полностью снято вооружение.

Разглядывая небольшой ромбовидный аппарат, весьма далекий по форме от тех транспортных средств, с которыми ему доводилось на своем веку иметь дело, Степан поначалу слегка озаботился: он уж было подумал, что ему еще предстоит осваивать принципы управления, чтобы самостоятельно вести бот к станции. Но ординарец тут же пояснил, что на борту имеется автопилот, в который уже заложена необходимая программа. Пассажиру остается только занять кресло, пристегнуться и нажать определенную клавишу. После этого ничего больше трогать не рекомендуется: все дальнейшее, вплоть до пристыковки на станции, произойдет само.

Прощания как такового не было. Лишь Мрумор позволил себе, подойдя к Степану, мощно встряхнуть его за плечи – давай, мол, бесшерстый, не подведи, на тебя, мол, вся наша надежда. Кивнув ему – дескать, постараюсь, Степан забрался внутрь машины, плюхнулся в большое пилотское кресло, рассчитанное на габариты псифа и занимавшее большую часть внутреннего пространства, и произвел необходимые действия – то есть пристегнулся и нажал нужную кнопку.

Крышка над ним начала опускаться, когда он вдруг вспомнил о Туазе, выпавшей из поля его зрения еще по дороге к причалам, и поискал ее глазами среди тех, кто стоял за задвигающейся шлюзовой дверью. Там были только псифы, что заставило Степана встревожиться, но лишь слегка: возможно, она затерялась среди этих меховых громадин, а может быть, просто стояла в стороне, потому ее и не было видно. В любом случае беспокоиться о ней было уже поздно, а скоро ему стало и вовсе не до нее.

Из окружающего шлюза откачивался воздух, каковой процесс занял очень мало времени. Затем наружные створки разошлись, и аппарат со Степаном выстрелило в космическое пространство.

Поскольку руля управления трогать не рекомендовалось (да и не хотелось), он вцепился в широкие, неудобные для человека подлокотники, на миг позабыв о том, что плотно пристегнут и держаться ему совсем необязательно.

Похожее чувство возникает на головокружительных аттракционах – вираж в бездне, мгновенная потеря ощущения верха и низа, звездный круговорот и гигантское тело крейсера, загородившее космос, чтобы, пронесясь над твоей головой, вновь открыть его распахнувшимся в новый потрясающий вид. Теперь перед Степаном поворачивалась планета, похожая на Землю, как ее изображают из космоса. Но ведь это не было изображением – впервые такое зрелище предстало ему вживую! Да еще в одиночном полете, первом в его жизни, когда и без того захватывает дух и хочется заорать, не совсем понятно отчего – то ли от радости, а то ли от страха.

Захваченный лавиной новых ощущений, Степан не сразу понял, что это за серый огурец, необычайно пупырчатый, весь в замысловатых насадках образовался в поле его зрения и медленно проплыл в центр обзора, при этом с каждой секундой увеличиваясь в размерах. Потом он сообразил, где ему доводилось видеть данный овощ – не только целиком, но и в разрезе. Нет, не на тарелке, а на экране в кабинете у Мрумора.

Конечно же, это была станция. И путь Степана лежал к одному из пупырышков – он пока не знал, к какому из них, помнил только, что именно там располагаются шлюзы для приема малых кораблей. Его автопилот, снабженный четкой программой, не колеблясь и не сбавляя хода, вел бот к определенной цели. Станция все разрасталась и разрасталась, захватывая пространство впереди – огромная, как планета, на которую можно падать долго-долго, прежде чем грянешься о ее поверхность. Именно это ощущение, что его сейчас со всего разлета влепит в поверхность, преследовало Степана, но металлический бок словно бы проваливался, отступая, при этом стремительно обрастая все более подробными деталями, в числе которых были и узкие пушечки, все без исключения глядящие на Степанов кораблик, внимательно отслеживая его полет.

Но вот наконец бот резко тормознул, повиснув напротив того, что издалека выглядело пупырышком, вблизи же оказалось чем-то наподобие башни крупной обсерватории. И раскрылось сооружение очень похоже: купол треснул посредине и разошелся, пропуская кораблик во внутреннее помещение, довольно просторное, но показавшееся Степану каким-то тесным после объятий огромного, без конца и края, космического простора.

Створки позади сомкнулись, отсекая его от безбрежности, запирая среди белых стен. Тут же появилась гравитация – Степан вновь почувствовал тяжесть своего тела, до сих пор прижатого к креслу только благодаря ремням. Через некоторое не слишком продолжительное время стена, расположенная перед ним, пошла вверх. Почти одновременно его кораблик открылся, и сразу погасли огоньки на пульте – программа по доставке пассажира в назначенное место была успешно завершена.

Вопреки ожиданиям Степана, за уехавшей стеной никого не оказалось. «Не встречаете – и не надо», – подумал он, выбираясь из бота, и пошел вперед в полной уверенности, что свободно разгуливать ему здесь все равно не позволят. Рано или поздно непременно объявится вооруженный конвой – и скорее рано, чем поздно.

Едва он вышел из шлюза, как дверь позади опустилась. Тут Степан обнаружил, что вновь находится в закрытом помещении, немного меньшем по объему. Достигнув в некотором замешательстве его центра, он вдруг почувствовал, как нечто невидимое сжало его со всех сторон – не до боли, но довольно жестко, не позволяя шевельнуться. В голове родилась смутная ассоциация… Ах, да! Похожие ощущения он испытывал на Морре, будучи прижатым к скале – только тут его не прижали, а сжали. И тоже, как и тогда, практически сразу по прибытии. Когда это случилось там, он вскоре услышал бесхозный голос. Неужели и здесь?..

– Что за прибор наводится у вас в районе головы? – раздался над ним в это время хрипловато-вибрирующий голос, непонятно – мужской или женский, похожий скорее на компьютерную имитацию.

– Это переводящее устройство, – сказал Степан, вспомнив предупреждение Мрумора о том, что его на станции будут сканировать и все отберут. – Оно не представляет опасности, необходимо просто для того, чтобы мы поняли друг друга. Без него наши с вами переговоры станут попросту невозможны.

Вновь воцарилась тишина – не слишком обнадеживающая. Зато что касается бесхозных голосов – он попал в точку. Собственно, и ситуация была почти идентичной – опять визит с дипломатической миссией, и снова посланника встречают силовыми приемчиками.

«Неужели меня и здесь не пустят дальше прихожей?..» – Степан, спеленутый силовым полем, только озабоченно морщил лоб: не меры ему были страшны, а такая вот полная изоляция. Правда, при этом легко выполнялась его основная миссия – оставаться во что бы то ни стало на станции. Но цель-то была в спасении заложников, а этот периферийный, наглухо закрытый сектор, где он теперь находился, вполне мог уцелеть при взрыве, оставшись неразгерметизированным. Выходит, что его присутствие здесь никого бы не спасло. И ломать голову было пока что бессмысленно: следовало дождаться разговора – пускай хоть и в спеленутом состоянии. А там…

Он вдруг ощутил, что незримые путы исчезли. Уже одно это было отрадно, а в следующую секунду перед ним открьшась дверь – открьшась-то она открьшась, но за порогом по-прежнему никого не было.

«Еще какие-нибудь проверки? Может быть, прочтение мыслей?» – подумал Степан, входя туда: за свои мысли он не опасался, поскольку мыслил он на русском, нашем Великом и Могучем, – поди-ка, мозжорг, прочитай!

Однако здесь уже начинался коридор – широкий, с большими дверьми, конечно, ведь станция принадлежала псифам, и все здесь было им под стать. Лишним будет говорить, что коридор этот оказался абсолютно пуст, а все двери – закрыты. Степан направился вперед, вспоминая виденный им у Мрумора план и прикидывая в уме, куда его так ненавязчиво препровождают? Ничего у него не вышло – было ясно только, что он находится в каком-то из боковых служебных ходов, опутывающих станцию по периметру.

Степан шел до тех пор, пока не уткнулся в стену. Дальше пути не было, а ответвлений в этом коридоре не имелось.

– Это как же понимать? – спросил Степан, задрав голову.

Ответа не последовало. Зато справа раздался шорох – в стене открылась дверь, за которой оказалось небольшое круглое помещеньице. Само собой – пустое. «Если они хотят запереть меня в этой конурке, то могли'бы хоть табуреточку поставить», – вздохнул про себя Степан, вступая туда. Дверь за ним моментально задвинулась, словно за мышью, пришедшей единственным открытым ей путем в ловушку.

– Ну, что теперь? – спросил он, оглядывая стены, не носившие ни малейших следов спрятанных тут переговорных и подглядывающих устройств. Лишь справа располагалась сенсорная панелька. Он протянул к ней руку, и в этот момент ощутил легкое головокружение – сознание затуманилось на миг и тут же вновь прояснилось, после чего дверь «мышеловки» отъехала.

Оказавшийся снаружи коридор был явно не тот, что прежде: по всей видимости, кабинка являлась чем-то вроде лифта, а точнее, телепортера. Слов нет – полезное приспособление для такой супергигантской станции, если бы еще знать, в какую часть этой махины его «телепортнуло»?..

Степана продолжали куда-то вести – не сказать, чтобы силком, просто не оставляя иного выбора: все боковые ходы по пути были по-прежнему перекрыты, все двери заперты. Пожалуй, не возбранялось повернуть назад, тогда его, наверное, тем же макаром препроводили бы обратно и выпустили бы наружу его бот. Только с какой стати он стал бы возвращаться? Разве что с перепугу—но это ни к чему. И Степан шел вперед, пока дорога не привела его в небольшой, мягко освещенный зал, где в центре стояло металлическое кресло – первый предмет мебели, встреченный им на пути. Дверь позади закрылась.

«Стало быть, здесь». С этой мыслью Степан прошел в центр зала и опустился в кресло. Трудно сказать, чего он ожидал – скорее всего просто голоса, к чему уже был привычен, но могла же, например, в порядке исключения возникнуть голограмма, или, допустим, это кресло телепортиро-валось бы вместе с ним прямиком туда, где уже сидят в ожидании полукругом главари мозжоргов. Еще его могло приковать силовым полем – тогда, возможно, они осмелились бы явиться сюда сами.

То, что произошло далее, его немного удивило: сначала это походило на ослепительную вспышку, а мгновение спустя Степан увидел, что вокруг него выросли стены, сияющие багрово-белым пламенем: словно раскаленные плоскости выхлест-нулись со всех сторон, полностью отгораживая его от остального зала, не позволяя увидеть…

Почему-то только теперь, лишенный возможности видеть тех, с кем ему предстояло вести беседу, но, сообразно логике, не суждено было договориться, он пожалел о том, что заранее не полюбопытствовал – а как эти самые мозжорги, собственно, выглядят? Сейчас он слышал только, как отъезжают двери и кто-то входит. Кто-то, скорее всего Степана видящий и постоявший немного в молчании, начал задавать вопросы:

– Говорите, пожалуйста, с чем вы к нам пришли? – голос был тот же самый, что уже возникал при «обыске».

– Если не возражаете, – сказал Степан, – я хотел бы сначала спросить, к чему вся эта конспирация? С тем же успехом мы могли бы поговорить и в предшлюзовой зоне.

– Надо было сказать, что вы хотите говорить там, – ответили ему.

– Я не хотел говорить там, я надеялся кого-то увидеть! – горячо воскликнул он.

– Это – место для разговора, – сказали ему. – Вы – независимая сторона. Вас проводили сюда. С псифом говорили бы там.

Следовало понимать, что ему оказали честь уже тем, что позволили войти на станцию. Что же касается личного общения безо всяких изолирующих спецэффектов – как видно, господин парламентер находился под подозрением в пособничестве врагу, так что его сочли за лучшее держать за непроницаемой и скорее всего убийственной преградой. Но оскорбляться и лезть в бутылку, пожалуй, не стоило – в конце концов он находился здесь вовсе не ради счастья лицезреть их физиономии.

– Итак, с чем вы к нам пришли? – терпеливо повторил скрытый световой стеной собеседник.

– Начну с того, – заговорил Степан медленно, взвешивая каждое слово, – что приложил все усилия, дабы убедить псифов удовлетворить ваши требования, глубоко мне понятные. Но оказалось, что я имею дело с фанатиками. Худшей расы для этой акции вы не могли выбрать. Они готовы скорее возродить к жизни чью-то полумертвую планету, чем пустить вас жить на свою.

– Они делали вам какие-то предложения? – в сообразительности мозжоргам нельзя было отказать, но Степана это не смутило.

– До меня дошло, что подобное предложение прозвучало от них в Совете.

– И ваша раса могла быть той, которая его приняла. Мы подозреваем вас в содействии псифам, – сказал собеседник. Что ж, по крайней мере честно.

– Это ваше право, – сказал Степан. – Но в таком случае разве я стал бы вам об этом говорить? Я безоружен, я в ваших руках, и если вы в чем-то подозреваете мою расу, то можете взять и меня в заложники…

Вместо ответа до него донесся шум, звуки шагов и приглушенные голоса. Переводчик улавливал лишь отдельные фразы: «…Еще один… Просит впустить… Важную информацию… Пытаются сбить… Вооруженный… На запрос… Посоветовали уничтожить…» Затем все стихло, и у Степана создалось впечатление, что он остался один.

– Эй, где вы там? – позвал он на всякий случай. – Вы меня слушаете?

Никакого ответа.

Произошедшее наводило на разные подозрения, но сейчас он предпочел подумать о другом: ему тут не доверяют и, возможно, считают диверсантом от продавшейся псифам расы, а значит, вряд ли станут слушать всерьез и почти наверняка не возьмут в качестве заложника – кому он нужен в единственном числе, когда тут такие масштабы, да к тому же может статься, что он – весьма опасный тип, какой-нибудь смертник-самоубийца, заранее списанный в расход. Так что его, вероятно, очень скоро спровадят тем же путем, в качестве исключения могут даже вывести под белы рученьки или, что еще хуже – выпереть с помощью силового поля, которому не больно-то посопротивляешься.

Короче говоря, что бы там ни произошло (а у Степана имелись некоторые догадки по этому поводу), сейчас сложилась, быть может, единственная удобная ситуация, когда еще возможно было что-то сделать.

Он встал из кресла и сделал шаг вперед, к раскаленному барьеру. На миг им овладел животный страх, дыхание пресеклось – пускай он и не страшился гибели, но как, оказывается, нелегко было заставить свое живое тело, еще, между прочим, необходимое ему для этой миссии, преодолеть такую преграду. «Тут главное – решиться, это как в ледяную воду или в огонь…» – подумал Степан, бросая себя вперед.

Он чуть было не зажмурился, но в этом, оказывается, не было нужды: смерть-поле погасло за мгновение до того, как он должен был его коснуться. Зато заискрило в нескольких местах на стенах и потолке зала, действительно оказавшегося пустым, потом померк свет, через секунду сменившись какой-то тусклой подсветкой. Степан понял, что это включилось аварийное освещение. И авария, по всей видимости, была серьезной: он выбрал дверь, противоположную той, через которую входил – она казалась закрытой, но отъехала, стоило ему толкнуть ее руками. Начинавшийся за ней коридор был погружен в полумрак. Устремившись по нему, Степан убедился, что тут уже существует множество ответвлений. Он стал то и дело сворачивать, поначалу без какой-либо определенной системы, движимый лишь полуинстинктивным стремлением запутать след.

Однако было очевидно, что таким макаром ему далеко не уйти; надо было обдумать план дальнейших действий, пока мозжорги не хватились пропавшего парламентера и пока беглецу способствует аварийная ситуация. А задача перед ним стояла теперь вполне определенная: попасть в основной, центральный отсек станции, где находятся заложники, поскольку о захвате управляющего центра мечтать уже не приходилось. Не говоря к тому же о ее, станции, полной в этом смысле боевой неподготовленности. Он не представлял себе даже примерно, в какой стороне находится этот центр и сколько отсюда надо пройти километров, чтобы его достигнуть. В то время как место обитания заложников занимало всю утробу Степана, следовательно, и попасть туда было гораздо проще – стоило лишь отыскать ближайший служебный вход либо на худой конец – пролезть туда по коммуникациям.

Степан начал с того, что принялся открывать по дороге некоторые двери, те, что отличались от других и, по его мнению, могли вести внутрь. Все они сейчас распахивались от простого толчка, но за ними по большей части оказывались какие-то забитые складские помещения либо пустующие операторские. Одна из дверей открылась перед ним сама – он было испугался и шарахнулся, но за ней оказалась пустая телепортационная кабина. Мгновение поколебавшись – пользоваться ею Степан не умел, а застрять очень не хотелось бы, – он пошел дальше. Времени оставалось все меньше, вот-вот могла возникнуть погоня, и Степан кидался от дверей к дверям, ища нужную, как разбойник в сказке про Али-Бабу, пока не услышал звук множества шагов по коридору – не иначе как мозжорги уже спохватились. Но, будь это даже ремонтники, спешащие исправить повреждения, последнее, что стоило делать, – так это не попадаться им на глаза.

Не раздумывая долго, Степан бросился к ближайшей двери, походившей на подсобную, и скрылся за ней. Здесь было еще темнее: в едва тлеющем свете единственной красной пимпочки на расположенном тут щитке он разглядел трубы и кабели, уходившие по стенам вдоль узкого коридора. Доносившиеся снаружи звуки говорили о близости мозжоргов, и Степан, стараясь не шуметь, двинулся в единственном открытом для него теперь направлении туда, куда вели коммуникации.

Идти было легко, потому что эти ходы были рассчитаны на очень крупных монтеров. Имелась и подсветка, хотя и очень тусклая, но достаточная, чтобы перемещаться на ощупь. Степан взбирался куда-то по железным скобам, пролезал в люки, открывал какие-то пыльные заслонки и полз на животе, время от времени останавливаясь, чтобы послушать: нет ли позади погони. Какие-то звуки до него время от времени доносились, но непонятно было, преследователи это или технический шум, а может быть, долетают отзвуки разговоров из жилых отсеков.

В конце концов он выбрался в большой круглый коллектор. Псифу здесь пришлось бы сгибаться, а Степан поместился в полный рост. И сразу ощутил идущий справа ток воздуха. С той же стороны струился слабый свет. Туда он и направился.

Труба впереди изгибалась плавно, с каждым шагом становилось все светлее, и наконец он вышел к отверстию, загороженному решеткой и прикрытому на треть стальным полукругом. Вот откуда лился свет, и был он настоящим, дневным. Степан приблизился, положил руки на прутья да так и замер на некоторое время, и в мыслях не имея искать способ двинуться дальше.

Да, там было именно то, что он искал, хотя он и подумать не мог, как это на самом деле выглядит: земля – словно настоящая, под ласковым солнцем, возделанные поля, цветущие холмы, и серебристая лента реки, обрамленная зелеными дубравами. Сетка дорог связывала одиноко раскиданные коробочки домов с целыми поселениями, где по улицам, помимо миниатюрных транспортных средств, ползали с черепашьей скоростью синие букашки – псифы. Маленькая страна расстилалась перед ним, как на ладони: ведь он глядел на нее откуда-то с неба, словно ангел в приоткрытое окошко.

А он-то еще рассчитывал найти где-то здесь вход туда. Вот и нашел. Жаль только, что никто не позаботился снадбить его в дорогу парашютом.

Он просто попал не в тот уровень. Но как же ему теперь было пробраться в нужный – не коммуникациями же? Или все-таки воспользовавшись телепортом, принципа действия которого он не знал?

Его заставил вздрогнуть возникший вдруг механический звук: стальная загородка, прикрывавшая люк, стала медленно опускаться. Последняя полоска света скользнула по ногам Степана, потом крышка полностью перекрыла отверстие, и он очутился в кромешной темноте.

Итак, тут делать было больше нечего. И он пошел назад – медленно, ничего не видя, надеясь найти на ощупь выход из этой вентиляционной трубы. «Не затем ли мозжорги перекрывают вентиляцию, – думал он, – чтобы закупорить основной отсек и запустить туда космос, то есть убить все-таки заложников вакуумом? И все из-за диверсанта, оказавшегося у них на борту? Может быть, они уже и взрывное устройство пытались включить, да оно у них не сработало (по понятным нам причинам)? Да нет, скорее это походило на предупредительные меры, но к заложникам, выходит, ему уже не попасть, и, значит, при нападении псифов их гибель становилась неизбежной.

Что же Степану оставалось? Попробовать овладеть центром управления. Попытка не пытка, к тому же, побывав «на небе» и заглянув вниз, он понял, что находится сейчас вблизи торца станции и скорее всего именно в этом районе, судя по вспоминаемому плану, располагается центр управления. Да будь он даже с противоположного края – доберемся! Тут главное – задаться целью.