— заставила я спросить Джастина. Говард взял с моего ночного столика тяжелый револьвер 45-го калибра, снял обувь и стал бесшумно спускаться по лестнице. Я продолжала поддерживать слабый контакт через мисс Сьюэлл и охранника с тем, что происходило на острове, когда они подняли бесчувственное тело Дженсена Лугара и понесли его в тоннель службы безопасности, в то время как остальные кинулись преследовать человека, которого негритянка называла Солом. Позывные тревоги доносились даже до мисс Сьюэлл. К острову приближалась гроза; офицер на борту яхты сообщил о том, что высота волн достигла шести футов и продолжает нарастать.
Девица сделала шаг по направлению к Джастину.
— Видишь эти провода? — Она наклонилась, чтобы он мог посмотреть на тонкие проводочки, сползавшие из-под ее волос и уходившие за ворот блузки. — Это сенсоры, передающие электрические сигналы моих мозговых волн на монитор. Ты в состоянии это понять?
— Да, — прошептал Джастин. Я не имела ни малейшего понятия, о чем она там болтает.
— Мозговые волны могут иметь разный рисунок, — продолжала Натали. — Они так же неповторимы, как отпечатки пальцев. Как только ты прикоснешься к моему сознанию своими грязными безумными мыслями, ты вызовешь то, что называется Тета-ритм, — он встречается у крыс, ящериц и других низших представителей жизни, как ты сама — маленький компьютер в этом мониторе зарегистрирует его и включит Си-4. И это произойдет в считанные доли секунды, запомни, Мелани.
— Ты лжешь, — сказала я.
— Можешь попробовать. — Негритянка сделала еще шаг вперед и сильно толкнула Джастина, так что бедняжка полетел назад, наткнулся на любимое папино кресло и рухнул на пол. — Попробуй, — повторила она, повышая голос, дрожавший от ярости, — попробуй, старая ведьма, и ты отправишься в ад!
— Кто ты? — спросила я.
— Никто, — ответила девица. — Дочь убитого тобой человека. Ты даже не помнишь о такой мелочи.
— Так ты не Нина?
Говард уже спустился вниз. Он поднял револьвер, приготовившись выскочить в дверной проем и выстрелить.
Негритянка повернула голову. Зеленоватое сияние, лившееся со второго этажа, отбрасывало фантастические тени в том месте, где стоял Говард.
— Если ты убьешь меня, — твердо сказала Натали, — монитор зафиксирует замирание мозговых волн и включит детонатор. Тогда в этом доме будут уничтожены все. — В ее голосе не было страха, лишь какая-то восторженность.
Конечно же, она лгала. А скорее всего, лгала Нина. Ни одна цветная с улицы не могла знать таких подробностей о Нининой жизни, о смерти ее отца, о деталях нашей венской Игры. Но эта девица уже говорила мне что-то об убийстве своего отца, когда мы впервые встретились с ней в Ропщущей Обители. Или не говорила? Все страшно перепуталось. Может, Нина действительно обезумела после смерти и теперь считает, что это я толкнула ее отца под троллейбус в Бостоне? Может, в последние секунды жизни ее сознание укрылось в низменном мозгу этой девицы — не работала ли она горничной в «Мансарде»? И теперь Нинины воспоминания смешались с пустыми мыслями этой цветной прислуги? Подумав об этом, Джастин чуть не рассмеялся: какая насмешка над Ниной!
Однако в чем бы ни заключалась истина, я не боялась ее взрывчатки. Мне доводилось слышать сочетание «пластиковая взрывчатка», но я не сомневалась, что она ничем не напоминала эти кусочки гипса. Они даже на пластик-то не походили. К тому же я помнила, как папа подкладывал динамит под бобровую запруду в нашем поместье в Джорджии перед войной, — на озеро тогда поехали только он и десятник, и с какими предосторожностями они обращались с предательским динамитом и подрывными капсюлями! Носить взрывчатку на каком-то идиотском поясе было крайне непредусмотрительно. Что же касается остального — всех этих мозговых волн и компьютеров, — это вообще казалось полной бессмыслицей. Чем-то из области научной фантастики. Помню, Вилли зачитывался этой чушью, печатавшейся в дешевых цветных немецких журналах. Но даже если такое было возможно — чему я не верила, — подобные представления не могли прийти в голову черномазой. Даже для меня осознание этого представляло определенную сложность.
И тем не менее давить на Нину дальше казалось мне бессмысленным. Нельзя было исключать тот минимальный шанс, что в аппарате ее пешки действительно находится динамит. Но все же я не могла удержаться от соблазна поиграть с Ниной еще немного, хотя сумасшествие не делало ее менее опасной.
— Чего ты хочешь? — спросила я.
Девица облизнула пересохшие губы и оглянулась.
— Выведи отсюда своих людей. Всех, кроме Джастина. Он пусть останется в кресле. Один.
— Конечно, дорогая, — промурлыкала я. Негр, сестра Олдсмит и Калли вышли в разные двери. Когда Калли проходил мимо, Говард шагнул назад, но револьвер не опустил.
— Рассказывай мне, что происходит, — злобно приказала девица. Она продолжала стоять, не отводя пальца от красной кнопки на поясе.
— Что ты имеешь в виду, дорогая?
— Что происходит на острове? Что случилось с Солом?
Джастин пожал плечами.
— Знаешь, я потерял к этому интерес. Девица сделала три шага вперед, и мне показалось, что она собирается ударить беспомощного ребенка.
— Черт бы тебя побрал! — выругалась она. — Рассказывай мне то, что я хочу знать, или я нажму на кнопку сию же минуту. Это стоит того, чтобы прикончить тебя... приятно будет осознавать, что ты поджариваешься в своей кровати, как старая лысая крыса. Ну, решай же, сука.
Мне всегда была отвратительна грубость. И это отвращение не могло быть смягчено образностью ее выражений. Моя мать необъяснимым образом боялась потопа и наводнений. Моим же кошмаром всегда был пожар.
— Твой еврей запустил камнем в человека Вилли и скрылся в лесу еще до того, как началась Игра, — сказала я. — За ним послали несколько человек. Двое охранников понесли Дженсена Лугара в санитарную часть этого их дурацкого подземного комплекса. Он уже несколько часов без сознания.
— Где Сол?
Джастин скорчил гримасу. В его голосе прозвучало больше жалобных ноток, чем я намеревалась ему придать.
— Откуда мне знать? Я не могу быть везде. — Мне не хотелось сообщать ей, что в этот момент я заглянула глазами охранника, с которым установила контакт через мисс Сьюэлл, в медицинскую часть и увидела, как негр Вилли поднялся со стола и задушил двух людей, принесших его. Это зрелище вызвало у меня странно знакомое ощущение, пока я не вспомнила Вену, лето 1932 года, когда мы смотрели с Ниной и Вилли «Франкенштейна» в кинотеатре «Крюгер». Я помню, что вскрикнула, увидев, как дернулась на столе рука чудовища и он поднялся, чтобы задушить склонившегося над ним и ничего не подозревавшего врача. Сейчас кричать мне не хотелось. Я заставила своего охранника пройти мимо, обойти помещение, в котором его коллеги смотрели на экраны мониторов, и остановиться у кабинета администрации. Я не видела никаких оснований сообщать Нининой негритянке об этом развитии событий.
— Куда побежал Сол? — осведомилась девица. Джастин сложил руки на груди.
— А почему бы тебе не сообщить мне об этом, если ты такая умная? — поинтересовалась я.
— Ладно, — согласилась негритянка. Она смежила веки, пока не остались лишь щелочки, в которых едва проглядывал белок. Говард продолжал стоять в тени прихожей. — Он бежит на север, через густые джунгли. Там какие-то... развалины. Надгробия. Это кладбище. — Она открыла глаза.
Я застонала и заметалась наверху в своей постели. Я была так уверена, что Нина не может поддерживать контакт со своей пешкой. Но именно эта картина была на экранах мониторов охранников минуту назад. Я потеряла след негра Вилли в переплетениях коридоров.
Мог ли Вилли использовать девицу? Кажется, ему нравилось использовать цветных и представителей других неполноценных рас. Но если это был Вилли, где же тогда Нина? Я чувствовала, что у меня снова начинает болеть голова.
— Чего ты хочешь? — вновь спросила я.
— Чтобы ты следовала нашему плану. — Девица не отходила от Джастина — Так, как мы договорились. — Она бросила взгляд на часы. Рука ее отодвинулась от красной кнопки, но продолжала оставаться проблема мозговых волн и компьютеров.
— Мне кажется, нет больше смысла продолжать все это, — заметила я. — Неспортивное поведение твоего еврея расстроило всю вечернюю программу, и я не сомневаюсь, что остальные...
— Заткнись! — оборвала меня негритянка, и хотя лексика была чуть вульгарной, интонация явно принадлежала Нине. — Ты будешь продолжать, как мы договорились. Если же нет, посмотрим, удастся ли Си-4 сразу сровнять этот дом с землей.
— Ты никогда не любила мой дом, — сказал Джастин, выпятив нижнюю губу.
— Приступай, Мелани, — скомандовала девица. — А если ты попробуешь уклоняться, я все равно узнаю это. Если не сразу, то очень скоро. И не стану предупреждать тебя, когда включу детонатор. Пошевеливайся.
В это мгновение я чуть было не заставила Говарда пристрелить ее. Еще никто не разговаривал со мной таким тоном в моем собственном доме, не говоря уже о черномазых девках, которым вообще было не место в моей гостиной. Но я сдержалась и приказала Говарду осторожно опустить револьвер. Необходимо учитывать и другие вещи.
Это было вполне в Нинином духе, впрочем, и в духе Вилли— провоцировать меня таким способом. Если я убью ее сейчас, в гостиной начнется страшная каша, которую придется убирать, и я ни на йоту не приближусь к тому, чтобы узнать, где находится Нина. В то же время сохранялась вероятность того, что часть ее истории соответствовала истине. Ведь странный Клуб Островитян, о котором она мне рассказывала, реально существовал, хотя мистер Барент на самом деле оказался гораздо больше джентльменом, чем можно было заключить из ее слов. К тому же имелись довольно явные доказательства, что этот клуб представлял для меня угрозу, хотя я не понимала, почему опасность может грозить и Вилли. И если бы я упустила эту возможность, то не только лишилась бы мисс Сьюэлл, но и осталась бы в состоянии тревоги и неуверенности, гадая, что эти люди могут предпринять в будущем против меня.
Поэтому, несмотря на мелодраматические события предшествовавшего получаса, я вернулась к тому же состоянию неприятного сотрудничества с Нининой негритянкой, в котором пребывала в течение последних нескольких недель.
— Очень хорошо, — вздохнула я.
— Давай, — велела девица.
— Сейчас-сейчас, — пробормотала я. Джастин замер. Все члены моего «семейства» застыли как статуи в разных комнатах. Я сжала челюсти, и тело мое напряглось от усилия.
* * *
Мисс Сьюэлл подняла голову, когда в конце коридора хлопнула тяжелая дверь. Охранник, сидевший в кабинке на табуретке, вскочил при виде негра и вскинул свой автомат. Лугар отнял у него оружие и наотмашь ударил того по лицу, сломав при этом нос и загнав осколки кости охраннику в мозг.
Затем он вошел в кабинку и нажал на рычаг. Прутья решетки поползли вверх, и пока остальные пленники продолжали прятаться по углам в своих нишах, мисс Сьюэлл вылезла наружу, потянулась, чтобы восстановить кровообращение, и повернулась лицом к негру.
— Привет, Мелани, — сказал он голосом Вилли.
— Добрый вечер, Вилли, — ответила мисс Сьюэлл.
— Я знал, что это ты, — тихо промолвил он. — Невероятно, как мы узнаем друг друга, несмотря на все наши маски. Не правда ли?
— Да, — кивнула я. — Не найдется ли что-нибудь прикрыть эту? Нехорошо, что она обнажена.
Негр Вилли ухмыльнулся, сорвал с мертвого охранника рубашку и накинул ее на плечи мисс Сьюэлл. Я сосредоточилась на том, чтобы застегнуть две оставшиеся пуговицы.
— Ты отведешь меня в дом? — спросила я.
— Да.
— Нина там, Вилли?
Лоб негра наморщился, одна бровь приподнялась.
— А ты ожидала встретить ее? — поинтересовался он.
— Нет.
— Там будут другие. — Его крупные зубы обнажились в улыбке.
— Мистер Барент, — промолвила я. — Саттер... и остальные члены Клуба Островитян, да? Пешка Вилли от души рассмеялся.
— Мелани, любовь моя, ты не устаешь меня удивлять. Ты ничего не знаешь, но всегда в курсе событий. Я придала чертам мисс Сьюэлл слегка надутый вид.
— Не груби, Вилли. Это тебе не идет. Он снова рассмеялся.
— Да-да. Сегодня никаких грубостей. Это наша последняя встреча, любимая. Пошли, все уже ждут.
Я последовала за ним по коридорам, поднялась наверх и вдохнула ночной прохладный воздух. Никаких охранников я не заметила, хотя продолжала поддерживать легкий контакт с тем, что остался стоять возле административного помещения.
Мы прошли мимо высокой ограды, где все еще пузырилось и дымилось распластанное на проволоке тело охранника. Потом я различила в темноте бледные фигуры остальных суррогатов, выползавших на свежий воздух. По небу с бешеной скоростью неслись тучи. Надвигалась гроза.
— Люди, причинившие мне боль, поплатятся за это сегодня, да, Вилли? — спросила я.
— О да, — прорычал он, не разжимая своих белоснежных зубов. — Да, Мелани, любовь моя.
Мы шли к огромному дому, купавшемуся в ярком белом свете. И тут я заставила Джастина ткнуть пальцем в Нинину негритянку.
— Ты этого хотела! — завизжала я пронзительным голосом шестилетнего ребенка. — Ты этого хотела! А теперь смотри!
Глава 32
Остров Долменн
Вторник, 16 июня 1981 г.
Сол еще никогда в жизни не оказывался под таким проливным дождем. Он мчался по берегу, а потоки воды грозили вдавить его в песок, как вдавливает тяжелый занавес незадачливого актера, вышедшего не в той мизансцене. Прожектора, бившие горизонтально с катеров и вертикально с вертолета, освещали лишь плотные завесы воды, сверкавшие во тьме, как трассирующие пули. Сол бежал, увязая в песке, постепенно превращавшемся в жижу, и думал лишь о том, чтобы не поскользнуться и не упасть, — почему-то ему казалось, что если он упадет, то уже никогда не сможет подняться.
Ливень прекратился так же внезапно, как и начался. Только что струи барабанили по его голове и обнаженным плечам, раскаты грома и шум обрушивающейся на деревья воды заглушали все остальные звуки, и вдруг потоки перешли в капли, видимость увеличилась до десяти метров, и Сол разглядел фигуры орущих людей. В нескольких шагах от него песок взвился вверх целой серией мелких фонтанчиков. И прежде чем сообразить, что в него стреляют, Сол успел подумать, не является ли это странной реакцией на грозу закопавшихся в песок крабов и других моллюсков. Прямо над его головой взвыл мотор, перекрывший все остальные звуки, и прожектор, ударивший из темного корпуса машины, надвое разрезал лучом полосу берега. Вертолет круто развернулся и, преодолевая сопротивление густого, насыщенного влагой воздуха, закрутился на одном месте футах в двадцати над песком. Два катера, с ревом прорвавшись сквозь полосу прибоя, двинулись к берегу.
Сол споткнулся, с трудом восстановил равновесие и помчался дальше. Он не знал, где находится, но отчетливо помнил, что северный пляж был короче этого и джунгли отступали от песка на большее расстояние. На какое-то мгновение, когда вертолет перестал крутиться и прожектора своими лучами заскользили по Солу, ему показалось, что он уже оставил бухточку позади, не разглядев ее под тропическим ливнем. Ночью, в грозу и шторм, все вокруг выглядело иначе. Чувствуя, как каждый вдох раздирает горло и грудь, он продолжал свой бег, а с обеих сторон выстрелы то и дело вздымали фонтанчики песка.
Вертолет, казалось, летел прямо на Сола. Бортовые огни сверкали чуть ли не на уровне его головы. Он плашмя бросился на песок, обдирая свое обнаженное тело о гальку, острую, как наждачная бумага. Порывом воздуха от лопастей вертолета его еще сильнее вжало в песок. Не то автоматный огонь, направленный на Сола, каким-то образом задел механизм вертолета, не то в нем просто что-то сломалось, но в тот самый момент, когда он пролетал над распростертым телом Сола, раздался какой-то гулкий рокочущий звук, словно в катящуюся пустую железную бочку попал камешек, и вся машина задрожала. Ярдов через пятьдесят вертолета попытался снова набрать высоту, но его отнесло влево, а потом круто развернуло вправо. Лопасти винта самопроизвольно начали вращаться в противоположном направлении. Теперь его несло прямо на стену деревьев.
В течение нескольких минут казалось, что вертолет собирается косить верхушки деревьев собственным винтом, — ветви кипарисов и пальм взвивались вихрем вверх и разлетались в разные стороны, как дорожные рабочие, спасающиеся от взбесившегося мотоцикла в кинокомедии Мака Сеннетта. Наконец вертолет совершил немыслимую петлю, блеснула залитая дождем плексигласовая кабина, отражая луч собственного прожектора, который бил теперь вертикально в небо из перевернутого брюха. Затем раздался оглушительный скрежет и обломки вертолета посыпались на пляж.
Отделившаяся кабина рухнула у самой кромки воды, трижды подпрыгнула в волнах, как умело брошенный камешек, и погрузилась на дно. Через секунду что-то детонировало взрывчатку, находившуюся в кабине, и море вскипело, как столб пламени, наблюдаемый сквозь толстое зеленое стекло. Вверх взвился гейзер белых брызг, они осыпали вжавшегося в песок Сола с головы до ног. Мелкие обломки еще в течение полминуты продолжали издать на песок.
Сол поднялся и глупо пялился на все это, пока в него не вонзилась первая пуля. Почувствовав жгучую боль в левом бедре, он понял, что стоит в маленьком ручейке, протекающем по дну широкого углубления в песке. В это мгновение что-то уже более сильно ударило его под правую лопатку, и он полетел лицом вниз в мутный поток.
Два катера на полной скорости преодолели волны прибоя, а третий продолжал курсировать футах в ста от берега. Сол застонал, перекатился на бок и посмотрел на ногу. Пуля проделала кровавый желобок чуть ниже кости с внешней стороны. Он попробовал нащупать левой рукой рану на спине, но у него занемела лопатка. Измазанная кровью рука мало что говорила ему. Сол поднял правую руку и пошевелил пальцами. Рука продолжала действовать, и этого было достаточно.
«Наплевать», — подумал Сол по-английски и пополз к джунглям. Ярдах в двадцати от берега днище первого катера заскрежетало по дну, и в воду спрыгнули четверо человек, вооруженных винтовками.
Не вставая с четверенек, Сол поднял голову. По небу неслись лохматые обрывки черных туч. В просветах появились звезды. Затем разошлись и эти последние клочки туч и, словно перед началом третьего, заключительного акта, поднялся огромный занавес.
* * *
Хэрод понял, что ему безумно страшно. Впятером они спустились в главный зал, где люди Барента уже поставили сиденьями друг к другу два огромных кресла, разделенных широченным пространством пола, выложенного черно-белыми клетками. Нейтралы в синих блейзерах и серых брюках с автоматами в руках встали возле каждого окна и двери. Целая группа охранников окружила Марию Чен, помощника Кеплера по имени Тайлер и пешку Вилли — Тома Рэйнольдса. Через открытые панорамные двери Хэрод увидел, что ярдах в тридцати от особняка стоит вертолет Барента, а рядом целый эскадрон нейтралов, щурившихся от яркого света прожекторов.
Похоже, лишь Барент и Вилли до конца понимали, что происходит. Кеплер продолжал ходить взад-вперед, заламывая руки, как осужденный на казнь. Джимми Уэйн Саттер пребывал в отрешенном состоянии человека, накачанного ЛСД.
— Ну и где ваша долбаная шахматная доска? — осведомился Хэрод.
Барент улыбнулся и направился к длинному столу эпохи Людовика XIV, заставленному бутылками, фужерами и разнообразными закусками. На другом столе находился целый набор электронной аппаратуры, а рядом стоял усатый фэбээровец по фамилии Свенсон в наушниках и с микрофоном.
— Для этой игры вовсе шахматная доска не требуется, Тони, — улыбнулся Барент. — В конце концов, это всего лишь упражнение для ума.
— И вы говорите, что играете уже несколько месяцев по почте? — спросил Джозеф Кеплер сдавленным голосом. — С тех пор как мы выпустили в Чарлстон Нину Дрейтон в прошлом декабре?
— Нет. — Барент кивком головы подозвал слугу в синем блейзере, и тот налил шампанского в его бокал. Барент сделал глоток и снова улыбнулся. — На самом деле мистер Борден прислал мне первый ход за несколько недель до Чарлстона.
Кеплер хрипло рассмеялся.
— Значит, в то время, как вы и Саттер постоянно поддерживали с ним связь, вы продолжали внушать мне, что я один нахожусь с ним в контакте?
Барент бросил взгляд на священника. Тот тупо смотрел на панорамные двери.
— На самом деле, преподобный Саттер общался с мистером Борденом гораздо дольше, — ответил Барент.
Кеплер подошел к столу и налил себе виски в высокий стакан.
— Вы использовали меня точно так же, как Колбена и Траска, — и он осушил стакан одним глотком. — Точно так же, как Колбена и Траска, — повторил он обреченно.
— Джозеф, — примирительным тоном произнес Барент, — Чарлз и Ниман просто оказались не в то время и не в том месте, Дрожащей рукой Кеплер вновь наполнил свой стакан.
— Убитые фигуры убираются с доски? — прошептал он.
— Да! — с чувством подхватил Вилли. — Но я тоже проиграл несколько фигур. — Он посолил очищенное крутое яйцо и откусил от него большой кусок. — Мы с герром Барентом слишком беззаботно поступили со своими ферзями в самом начале игры.
Хэрод подошел к Марии Чен и взял ее за руку. Пальцы ее были холодными как лед. Охранники Барента стояли в нескольких ярдах от них.
— Они обыскали меня, Тони, — прошептала Мария Чен. — Им все известно об оружии в катере. У нас отрезаны все пути с острова.
Хэрод отрешенно кивнул.
— Тони. — Она сжала его руку, — мне страшно. Хэрод окинул взглядом зал. Люди Барента зажгли несколько софитов, осветивших лишь часть черно-белых клеток пола. На вид каждая клетка была размером в четыре квадратных фута. Хэрод насчитал восемь рядов по восемь клеток в каждом. До него наконец дошло, что это и есть шахматная доска.
— Не волнуйся, — произнес он. — Клянусь, я вытащу тебя отсюда.
— Я люблю тебя, Тони, — прошептала прекрасная азиатка.
Хэрод с минуту смотрел на нее, затем отпустил ее руку и направился к столу.
— Единственное, чего я не понимаю, герр Борден, — говорил Барент, — как вам удалось помешать Фуллер выехать из страны. Люди Ричарда Хейнса так и не установили, что произошло в аэропорту Атланты.
Вилли рассмеялся, стряхнув с губ остатки яичного белка.
— Телефонный звонок, — ответил он. — Обычный телефонный звонок. На протяжении многих лет я аккуратно записывал телефонные разговоры между моей дорогой Ниной и Мелани, а потом мне это пригодилось. — Голос Вилли взвился фальцетом. — Мелани, дорогая, это ты, Мелани? Это Нина. — Вилли взял со (.тола второе яйцо.
— И вы заранее выбрали Филадельфию как место розыгрыша миттельшпиля? — поинтересовался Барент.
— Нет. Я был готов играть в любом месте, куда бы ни направилась Мелани Фуллер. Впрочем, Филадельфия меня вполне устраивала, поскольку она давала моему помощнику Дженсену Лугару возможность свободно передвигаться в негритянских кварталах.
Барент горестно покачал головой.
— Там мы оба потеряли много ценных игроков. Вот результат небрежных ходов как с той, так и с другой стороны.
— Да, мой ферзь в обмен на коня и несколько пешек. — Вилли нахмурился. — Надо было избежать слишком ранней ничьей, но в целом это не похоже на мою обычную игру в турнирах.
К Баренту подошел Свенсон и что-то прошептал ему на ухо.
— Прошу меня извинить, — промолвил миллионер и направился к столу с аппаратурой.
Через несколько минут он вернулся, явно взволнованный.
— Что это вы задумали, мистер Борден? — осведомился он сердито.
Вилли облизал пальцы и, широко раскрыв глаза, с невинным видом посмотрел на Барента.
— В чем дело? — вмешался Кеплер, переводя взгляд с Вилли на Барента. — Что происходит?
— Несколько суррогатов вырвались из загона, — пояснил Барент. — По меньшей мере двое из охранников убиты к северу от зоны безопасности. Только что мои люди засекли чернокожего коллегу мистера Бордена с женщиной... суррогаткой, привезенной на остров мистером Хэродом... они в четверти мили отсюда, уже на Дубовой аллее. Что это вы задумали, сэр? Вилли пожал плечами.
— Дженсен — мой старый и очень ценный помощник. Просто я возвращаю его сюда для эндшпиля, герр Барент.
— А женщина?
— Признаюсь, я намеревался использовать и ее. — Вилли окинул взглядом зал, в котором собралось по меньшей мере дюжины две нейтралов Барента с автоматическими винтовками и «узи». На балконах тоже было полно охранников. — И уж конечно, два обнаженных безоружных суррогата не могут представлять угрозу для вас, — со смешком добавил он.
Преподобный Джимми Уэйн Саттер оторвался от окна.
— А если Господь сотворит необычайное, — изрек он, — и земля разверзнет уста свои и поглотит их, и они живые сойдут в преисподнюю, то знайте, что люди сии презрели Господа, — и он снова повернулся к за оконной тьме. — Книга Чисел, глава 16.
— Премного благодарен, — буркнул Хэрод. Отвинтив колпачок от квартовой бутыли с дорогой водкой, он начал пить прямо из горлышка.
— Замолчи, Тони! — прикрикнул на него Вилли. — Ну что, герр Барент, впустите вы моих бедных пешек, чтобы мы могли начать игру?
Кеплер с расширенными от ужаса или ярости глазами дернул К. Арнольда Барента за рукав.
— Убей их, — настойчиво произнес он, затем указал дрожащим пальцем на Вилли. — Убей и его. Он сумасшедший. Он хочет уничтожить весь мир только потому, что чувствует приближение собственной смерти. Убей его, пока он не...
— Замолчи, Джозеф, — оборвал его Барент и кивнул Свенсону:
— Приведите их сюда, мы начинаем.
— Постойте, — сказал Вилли и на полминуты смежил веки. — Вот еще один. — Он открыл глаза и расплылся в широченной улыбке. — Прибыла еще одна фигура. Игра окажется гораздо более захватывающей, чем я предполагал, герр Барент.
* * *
Сол Ласки был застрелен сержантом СС с пластырем на подбородке и сброшен в Ров вместе с сотнями других убитых евреев. Но Сол не умер. В темноте он выбрался из мокрого Рва по гладким остывающим трупам мужчин, женщин и детей, привезенных из Лодзи и сотни других польских городов. Немота в правом плече и левой ноге уступила место раздирающей боли. Он был дважды застрелен и сброшен в Ров, но был все еще жив. Жив! И доведен до ярости. Ярость, клокотавшая в нем, была сильнее боли, сильнее усталости, страха и потрясений. Ему казалось, что он снова и снова полз по обнаженным телам, лежащим на дне сырого Рва, и он позволял ярости подогревать свою несгибаемую решимость остаться в живых. В кромешной тьме он все полз и полз вперед.
В некоторой степени Сол отдавал себе отчет в том, что галлюцинирует, и профессиональная часть его сознания металась в догадках — не ранения ли запустили механизм видений? Он с изумлением взирал на наложение друг на друга реальных событий, разделенных между собой сорока годами. Но другая часть сознания воспринимала происходящее как абсолютную реальность, как решимость бороться с самой беспросветной частью его жизни, с чувством вины и одержимости, обескровившими его существование на целых сорок лет, лишившими его любви и семейного счастья, с мыслями о будущем на протяжении всех этих сорока лет, занятых попытками понять, почему он до сих пор жив. Почему не остался со всеми во Рву.
Но сейчас он был с ними.
За его спиной четверо преследователей вышли на берег и теперь перекрикивались и махали друг другу руками, растянувшись по пляжу на тридцать ярдов. То и дело короткие очереди рассекали листву. Сол сосредоточенно полз вперед в полной темноте, ощупывая почву руками и чувствуя, как песок сменяется землей, заваленной деревьями, и более вязкой трясиной. Он опустил лицо в воду и, задохнувшись, резко выпрямил спину, стряхивая с волос капли и приставшие веточки. Он где-то потерял свои очки, но в темноте толку от них было мало — с равным успехом он мог находиться в десяти футах и в десяти милях от нужного ему дерева. Свет далеких звезд не проникал сквозь густую листву, и лишь еле различимая белизна собственных пальцев в нескольких дюймах от лица убеждали Сола в том, что он не ослеп из-за какого-либо странного воздействия попавшей в него пули.
Будучи врачом, Сол не мог отделаться от вопросов: как велика потеря крови, где именно засела пуля (ему не удалось найти выходного отверстия) и как долго он может обходиться без медицинской помощи, чтобы иметь шансы на выживание? Но когда через секунду выстрелы винтовок разрезали листву в двух футах у него над головой, эти вопросы показались ему чисто академическими. С легкими шлепающими звуками в болото посыпались ветки.
— Туда! — послышался мужской голос футах в тридцати от Сола. — Он пошел туда! Кельти, Саге, идемте со мной. Оверхольт, двигайся вдоль берега, чтобы он не вышел из зарослей!
Сол полз вперед, пока вода не достигла пояса, затем встал. Мощные фонарики снопами желтого света освещали джунгли за его спиной. Сол прошел вперед футов десять-пятнадцать и упал, споткнувшись о невидимое под водой бревно, — лицо его погрузилось в воду, и он непроизвольно глотнул ее.
Пока он пытался подняться на колени, прямо в глаза ему ударил свет.
— Вот он! — Луч метнулся в сторону, и Сол прижался к гнилому бревну, когда снова со всех сторон засвистели пули. Одна срезала кусок мягкой древесины в десяти дюймах от его щеки и поскакала по поверхности болота со звуком обезумевшего насекомого. Сол инстинктивно дернулся в сторону, и в это мгновение лучи фонариков скользнули по стволу высохшего дерева, расколотого молнией.
— Назад, налево! — закричал охранник. Автоматические винтовки поднимали немыслимый грохот, а плотный покров листвы лишь усугублял его, создавая впечатление, что трое стреляют в закрытом тире.
Сол встал и направился к дереву в двадцати футах от него. Луч одного из фонариков метнулся к нему, остановился и снова его потерял, пока охранник вскидывал винтовку. Пули с жужжанием проносились мимо, как рассерженные пчелы, а те что врезались в воду осыпали Сола брызгами. Следующая очередь гулко забарабанила по дереву, тому самому, к которому он направлялся.
Сол наконец достиг цели и запустил руку в дупло, и тут лучи фонариков снова обнаружили его.
Сумка, которую он оставил в дупле, исчезла.
Сол нырнул в воду в тот момент, когда пули вонзились в изуродованное молнией дерево.