8

В вестибюле служебных покоев Верховного канцлера Фаркванора во дворе Пинитора происходило какое-то непонятное волнение. Верховный канцлер, раздраженный этой помехой своей работе, слышал грохот подкованных башмаков по каменному полу, сердитые крики, с разных сторон доносился топот бегущих ног. А затем общий шум перекрыл удивительно знакомый голос, громкий, хриплый и резкий голос, который он ну никак не ожидал услышать вновь.

— Эй, полегче там, полегче. Уберите от меня свои грязные руки, пока я не поотрубал их и не побросал на пол! Я вам не мешок с калимботами, чтобы так толкать меня!

Фаркванор подбежал к двери, выглянул наружу и раскрыл рот от изумления.

— Дантирия Самбайл? Что вы тут делаете?

— Ах, Верховный канцлер… Ах. Пожалуйста, не сочтите за труд, объясните вашим людям, как следует встречать высших сановников королевства.

Это не укладывалось ни в какие рамки. Из толпы стоявших с ошеломленными лицами гвардейцев Замка — некоторые из них держали обнаженные клинки — ему усмехался своей дьявольской улыбкой прокуратор Ни-мойи, одетый в великолепный дорожный плащ из блестящего зеленого бархата и ярко-желтые бриджи для верховой езды. Однако роскошная, как всегда, одежда прокуратора была запыленной и измятой, как после продолжительной поспешной поездки. Находившиеся неподалеку от господина пять или шесть одетых в пестрые ливреи людей из свиты Дантирии Самбайла тоже явно прибыли после дальней дороги. Они стояли, прижатые к стене плотной цепочкой гвардейцев. Фаркванор узнал среди них вытянутое лицо Мандралиски, дегустатора ядов.

— Что здесь происходит? — требовательно спросил Фаркванор, повернувшись к старшему по званию из гвардейцев, хьорту по имени Кьяргитис. Кьяргитис, и без того отличавшийся вечно мрачным лицом и выпученными глазами — характерный облик существ его расы — казался сейчас даже более несчастным, чем обычно. Его толстый оранжевый язык, пощелкивая, облизывал множество рядов жевательных хрящей, заменявших хьортам зубы.

— Прокуратор и эти его люди вошли в замок через врата Дизимаула… Я тщательно расследую, как им это удалось, клянусь вам, граф Фаркванор, — оправдывался хьорт, пыхтя от огорчения. — И успели дойти до двора Пинитора прежде, чем их заметили. Произошла драка… было необходимо задержать его физически…

Фаркванор, которого тоже изрядно обескуражила и расстроила эта необъяснимая материализация у его дверей последнего из тех людей, которых он мог бы ожидать увидеть сегодня в своей приемной, — появление Дантирии Самбайла в Замке с горсткой людей не могло привести ни к чему, кроме немедленного ареста — пронзил прокуратора острым взглядом.

— Вы пришли, чтобы убить меня?

— Ну зачем я стал бы это делать? — удивился Дантирия Самбайл; теперь он казался олицетворением обаяния и дружелюбия. — Неужели вы думаете, что я мечу на ваш пост? — Невероятные аметистовые глаза прокуратора остановились на лице Фаркванора, обрушив на него такой поток странной нежности, которой обладал этот непостижимый взгляд, что Фаркванор был вынужден напрячься, чтобы не вздрогнуть. — Нет, Фаркванор, у меня дело не к вам, разве что косвенно. Я должен поговорить с короналем по вопросу высочайшей важности. И поскольку протокол требует обращаться к короналю через посредство Верховного канцлера, — кстати, примите мои поздравления; ваше время наконец наступило, не так ли? — я пришел сюда, во двор Пинитора, чтобы увидеться с вами, и вы, к счастью, оказались на месте…

— Протокол? — проговорил Фаркванор, все еще пребывавший в ступоре из-за появления здесь в такое время этого человека. — Ни в каком протоколе не говорится о порядке предоставления аудиенции мятежникам против короны! Вы объявлены вне закона, Дантирия Самбайл; разве вы сами не знаете об этом?

Единственное место, куда вас могут проводить, это туннели Сангамора!

Неужели вы могли вообразить себе что-нибудь иное?

— Передайте лорду Корсибару, что я здесь и должен увидеться с ним, — холодно прервал его прокуратор таким тоном, каким мог бы разговаривать с лакеем.

— Лорд Корсибар в настоящее время занят…

— Передайте ему, я прибыл сюда и доставил ему орудие для подавления происходящего мятежа, — сказал Дантирия Самбайл. В его тоне было еще меньше сердечности, чем мгновение назад. — Передайте ему мои слова в точности. И обещаю вам, Фаркванор, если вы поступите иначе, если вы хоть как-нибудь попытаетесь помешать моей встрече с короналем, если вы задержите меня на лишний удар сердца, я позабочусь о том, чтобы вас не только удалили с вашего нынешнего высокого поста, но вдобавок еще очень медленно содрали кожу с каждого дюйма вашего тела, а потом оборачивали ею вашу голову, пока вы не задохнетесь. Я торжественно обещаю вам это, граф Фаркванор, и абсолютно уверен, что смогу сдержать слово.

Фаркванор несколько секунд смотрел на прокуратора, не в состоянии найти слова для ответа. Ему казалось, что за обычным высокомерием и гневливостью Дантирии Самбайла скрывается какая-то глубокая напряженность и беспокойство. Впрочем, угрозой такого рода со стороны прокуратора не стоило пренебрегать.

Причины этого странного визита, начал понимать граф Фаркванор, касались дел, лежавших вне пределов его компетенции. И было бы самым разумным не претендовать на то, чтобы разобраться в них самостоятельно.

— Я поставлю лорда Корсибара в известность о том, что вы находитесь в Замке, Дантирия Самбайл, а уж он сам решит, принять вас или нет, — официальным холодным тоном сказал он.

— Почему вы оказались здесь? — спросил Корсибар столь же удивленным голосом, как и Фаркванор незадолго до этого. — Я не имел ни малейшего желания вновь увидеть вас после того, как вы извлекли Престимиона из моих застенков. И уж никак не ожидал, что вы с такой вот помпой явитесь сюда — и когда? Разве вы не воевали против меня в Салинакке руками ваших кошмарных братьев?

— Я не враг вам, мой лорд, — сказал Дантирия Самбайл. — Как и они.

— Вы называете меня лордом?

— Да.

Аудиенция проходила не в тронном зале и не в кабинете короналя, а в Великом зале лорда Крифона, длинном, узком и темном помещении, мало соответствовавшем своему громкому названию. Все стены там были увешаны постоянно обновлявшимися картами кампании против Престимиона.

В последние дни Корсибар проводил здесь большую часть времени. Вот и сейчас он сидел ссутулившись в низком старинном кресле с коваными железными подлокотниками в виде ящериц. Он был абсолютно неподвижен, и лишь глубоко запавшие глаза непрерывно двигались. Левой рукой он крепко держался за голову железной ящерицы с разинутой зубастой пастью, которая украшала левый подлокотник, а правой обхватил подбородок, глубоко запустив пальцы в густую бороду. В последнее время Корсибар перестал ее подстригать, чего никогда не позволял себе прежде, хотя Ализива и многие другие придворные дамы говорили ему, что из-за этого он выглядит намного старше своих лет. Действительно, в черной бороде уже можно было заметить нечто новое — несколько ярких белых нитей. Хотя, пожалуй, к этому следовало относиться как к плате за ту жизнь, к которой он не был подготовлен прежними безмятежными годами.

С ним были Санибак-Тастимун, принц Сирифорн, граф Ирам, Вента Хаплиорский и еще несколько ближайших советников. Два стражника-скандара стояли по сторонам и чуть впереди Корсибара на тот случай, если прокуратор замышляет что-нибудь недоброе. Дантирия Самбайл стоял прямо перед короналем в своей обычной дерзкой позе, широко расставив ноги, сложив руки за спиной и выпятив подбородок. Позади него с кислым видом стоял граф Фаркванор.

— Вы называете меня лордом, — медленно (он очень устал сегодня) сказал Корсибар, — и говорите, что вы мне не враг, несмотря на то что ваши армии сражаются против моих. Неужели они не знают, что вы не враг мне, Дантирия Самбайл?

Прокуратор указал на висевшие на стенах карты.

— Много ли вреда нанесли вашим войскам солдаты моих братьев?

— В битве при Джелуме без них не обошлось. Фархольт сообщил мне об этом.

— А в Стимфинорском сражении?

— Это сражение было очень коротким. Навигорн побил Престимиона в первые же полчаса. Мы почти не понесли там потерь.

— Пошлите за Навигорном, мой лорд, и спросите, предпринимали ли зимроэльские отряды при Стимфиноре хоть какие-то действия против него. Скажите ему, что я заявляю: в этом сражении армии под командой моих братьев Гавиада и Гавиундара вообще не вступали в бой и оставались на месте до тех пор, пока Престимион не был окончательно разгромлен, и послушайте, что он на это скажет.

Корсибар обхватил пальцами бороду и слегка подергал ее — полагали, что он унаследовал этот жест от герцога Свора. У него ужасно болела голова, будто во лбу, прямо над глазами, стучали молотки.

— Если ваши солдаты при Стимфиноре стояли под знаменем Престимиона, то почему же они не сражались? — спросил он после небольшой паузы.

— Потому что я приказал им не делать этого, — ответил прокуратор. — Я не стану отрицать, мой лорд, что в первые дни восстания я присоединился к Престимиону. Вы же знаете, что он мой родственник. Меня влекли к нему узы крови. Но я никогда не питал большой симпатии к его цели.

— И все же вы дали ему войско.

— Да, я дал ему войско, потому что ранее пообещал ему это, и при Джелуме я позволил своим солдатам выступить против вашей армии. Но это было всего лишь притворство для того, чтобы опьянить его легкой победой, заставить потерять осторожность и сделать так, чтобы в следующем бою он потерпел сокрушительное поражение. В следующем сражении мои солдаты подошли слишком поздно для того, чтобы вступить в бой, что было специально оговорено в моем приказе.

— Может ли такое быть? — воскликнул Корсибар. — О, вы змея!

— Но ваша змея, мой лорд. Дело Престимиона безнадежно. Это было ясно мне с самого начала, а теперь, кажется, не вызывает вообще никаких сомнений. Он один против всего мира. За вами поддержка народа, и вы возьмете верх. Он может выиграть одно-два сражения, но его гибель неизбежна.

— Вы узнали это от своих предсказателей? — спросил Корсибар, кинув быстрый взгляд на Санибак-Тастимуна.

— Я узнал это отсюда, мой лорд, — ответил Дантирия Самбайл, постучав пальцем по своему широкому сверкающему веснушчатому лбу. — Каждая унция той мудрости, которая находится здесь, — а здесь ее немало, должен заметить — говорит мне о том, что Престимион, пытаясь опрокинуть ваш режим, стремится к невозможному. И потому я забираю обратно свое обещание помогать ему: я не из тех, кто с готовностью хватается за невыполнимые дела. Я прибыл сюда, к вам, — перенеся при этом немалые трудности, что вы, мой лорд, можете заметить по моему неопрятному виду; носиться с такой скоростью взад и вперед по необъятному Алханроэлю да еще два раза подряд пересечь океан нелегкое дело для человека моих лет — ради того, чтобы предложить вам ключ к победе и помочь положить конец разгорающейся войне.

— Ключ к победе, — без выражения повторил Корсибар, — Что вы хотите этим сказать? — Разговор с каждой минутой вызывал у него все более сильное отвращение. Иметь дело с Дантирией Самбайлом все равно что голыми руками бороться с манкулайном: у этого человека со всех сторон торчали смертоносные шипы. Он осмотрелся, ища совета. Санибак-Тастимун. Ирам. Сирифорн. Фаркванор. Но все лица были непроницаемы, как маски, а глаза ничего не выражали.

— Итак, что вы хотите мне предложить, Дантирия Самбайл?

— Прежде всего вам следует лично принять участие в битве.

— Чтобы вы смогли разделаться с нами обоими? — воскликнул Корсибар. — Сначала вы предаете своего кузена, а затем пытаетесь выманить меня из Замка на открытое место, где любой, кому придет в голову нацелить на меня копье, сможет…

Дантирия Самбайл усмехнулся своей хищной улыбкой.

— Отбросьте свои подозрения, мой лорд. Вам не будет угрожать ни малейшая опасность. Позвольте мне объяснить, что я имею в виду. Это карта района боевых действий? Да? Отлично. Вот тут, где-то между Стимфинором и Клорном, находится Престимион. Он движется на северо-запад и, полагаю, намеревается достичь Алаизора, чтобы заняться на побережье вербовкой новых солдат. Где-то возле Пурманде находится армия Мандрикарна и Фархольта, которая подходит к нему снизу. С востока его преследует Навигорн. Не исключено, что Мандрикарн и Фархольт заманят его в ловушку в центральном Алханроэле, а возможно, и нет; более вероятно, что нет, но они тем не менее оттеснят его к северу. Вы согласны со мной?

— Продолжайте, — приказал Корсибар.

— И вот пока он бегает с места на место, стараясь ускользнуть от этих двух армий, наступающих на него отсюда и отсюда, до него доходит известие о том, что вы лично, корональ лорд Корсибар, набрали третью армию и собственной персоной ведете ее в бой. Смотрите, мой лорд, вот река Ийянн. Вот большая Мавестойская дамба, за которой находится озеро Мавестой. Так вот, мой лорд, вы занимаете позицию на холмах выше дамбы, а затем распускаете слух, с тем чтобы он дошел до шпионов Престимиона, что вы разбили там лагерь, чтобы двинуться оттуда на север и уничтожить мятежника. — Лиловые глаза Дантирии Самбайла теперь блестели от волнения, чуть ли не светились. — Его положение отчаянное, но теперь у него появляется одна, последняя надежда! Если ему удастся напасть на ваш лагерь и убить или захватить вас, то он сможет одним ударом закончить войну. В таком случае его могут окружить силы Мандрикарна, Фархольта и Навигорна, но, если вы сойдете со сцены, у них не останется иного выбора, кроме как уступить трон ему.

— То есть вы хотите поставить на него капкан и посадить меня туда в качестве приманки… — пробормотал Корсибар. — И он прибежит к Ийянн, чтобы схватить приманку. Да, но что, если ему удастся схватить ее на самом деле? Дантирия Самбайл, что, если он все же свергнет меня своим отчаянным последним ударом? Я недосягаем для него, пока остаюсь в Замке, но, как только я спущусь на равнину, у него появится шанс. Нет, конечно, я не боюсь его, и вообще никого, однако простое благоразумие подсказывает, что мне, пока все дело не будет сделано, стоит оставаться там, куда он не сможет дотянуться каким-нибудь внезапным отчаянным рывком.

— Ах нет, мой лорд, вам вовсе не стоит беспокоиться об этом. Престимион попадет в западню и погибнет, а вы при этом не подвернетесь ни малейшему риску. Позвольте, мой лорд, показать вам…

9

Войско Престимиона в это время организованно отступало, на ходу зализывая раны.

Потери при Стимфиноре оказались не столь ужасными, как поначалу боялся Престимион, но все же были достаточно серьезными. Из офицеров погибли Абантес Питойский, бесстрашный Матсенор, сын Маттатиса, Туйя Гэбелл, гэйрог Вексинуд Кресц и друг детства принца Кимнан Танайн из Малдемара. Погибли также много солдат, особенно из передовой линии, но ядро его армии все еще сохранялось в целости, хотя поражение, конечно, до некоторой степени деморализовало воинов.

И ко всему прочему, Септах Мелайн получил глубокий порез на правой руке — он обычно держал оружие в правой — выше локтя. Эта рана вызвала большое удивление и тревогу среди людей Престимиона. Они восприняли ее как поругание бога. Никогда еще с тех пор, как Септах Мелайн взял в руки боевое оружие, чужой клинок не касался его тела. Но сражение при Стимфиноре не было спортивным состязанием или даже дуэлью; и теперь Септах Мелайн сидел без рубахи, весь бледный, скорчив гримасу, в то время как один из хирургов зашивал длинный красный рубец глянцевой черной нитью.

Не было ли ранение несравненного Септаха Мелайна предзнаменованием их окончательного поражения? Люди мрачно перешептывались и делали колдовские пассы, чтобы отогнать демонов, которые, как они опасались, решили ополчиться против них.

— Надо мне пройтись среди них, — добродушно сказал Септах Мелайн, — показать, что со мною все в порядке, и сказать, что я, дескать, с радостью узнал: я все же простой смертный. И теперь, при следующей драке, буду меньше петушиться. Скажу им, что всю жизнь считал, будто могу, не прилагая больших усилий, справиться с любым противником.

— Но ведь вы действительно можете, — ответил Престимион. Он в то же утро узнал, что Септах Мелайн получил рану, сражаясь сразу с четырьмя врагами, и, несмотря на то что одному из них удалось задеть его, убил всех четверых. Лишь после этого он с большой неохотой покинул поле боя, чтобы перевязать рану.

Более серьезное беспокойство у Престимиона вызывало поведение зимроэльской армии, которая, совершенно очевидно, не спешила в Стимфиноре на поле боя. Он вызвал к себе Гавиада и Гавиундара, чтобы отругать их за небрежность, но у обоих братьев был настолько покаянный и жалкий вид, что он сдержал свой гнев. Коренастый толстогубый Гавиад с торчащими усами был — пожалуй, впервые — совершенно трезв и беспрестанно повторял, что его отряды были готовы, но он, прежде чем послать их вперед, дожидался известия о кавалерийской атаке, как и было предусмотрено планом. А высокий большеухий самодовольный лысый Гавиундар с огромной нечесаной оранжево-рыжей бородой чуть не плакал, переживая, что его люди не включились своевременно в бой, отчего он закончился так плачевно. И Престимион простил их. Правда, он всегда помнил, чьи братья у него в союзниках, и, опасаясь различных фокусов, которых всегда следовало ожидать, имея дело с людьми, в жилах которых течет та же кровь, что и у прокуратора, предупредил их, что в случае промахов при следующем столкновении с роялистами не примет никаких оправданий.

Про себя он молил Божество, чтобы это случилось нескоро. Его людям было необходимо время, чтобы отдохнуть и набраться сил. Сам Престимион надеялся, что к нему присоединятся новые добровольцы. Ободряющие известия доходили до него из Алаизора. Через этот порт на западном побережье род Мадцемаров уже на протяжении многих веков отправлял свое вино в Зимроэль и имел в городе обширные деловые и родственные связи. Виднейшие жители Алаизора, как сообщили ему, поддержали восстание против Корсибара и начали собирать армию, чтобы присоединиться к Престимиону. Хорошие новости прибывали и из других мест в западном Алханроэле: на всем протяжении побережья — и в Стинорпе, и в Кикиле, и в Клае, и в Кимоизе, и во многих других городах — люди горячо обсуждали достоинства обоих претендентов на трон и все более склонялись на сторону Престимиона. Они уже успели узнать и осознать, к каким методам Корсибар прибег, для того чтобы стать короналем, и это не слишком устраивало их.

Все это было и на самом деле прекрасно, но эти города западных областей находились очень далеко, а армии Мандрикарна с Фархольтом и Навигорна наседали прямо по пятам. И Престимиону было совершенно необходимо совершить стремительный переход на северо-запад, на побережье, в земли его сторонников, и встретиться с ними прежде, чем враги, преследовавшие его, могли навалиться вместе и положить конец всему его восстанию. Он вел свою армию ускоренным маршем через континент, прочь от Замковой горы, и теперь с каждым днем все больше удалялся от трона, к которому стремился.

Они приближались к долине реки Ийянн. Она текла из северных стран и в этом районе поворачивала на запад, к Алаизору, где впадала в море. К Престимиону пришел герцог Свор.

— Я обнаружил несколько человек, — сказал он, — которые, как мне кажется, могут провести для нас разведку. Они утверждают, что у них уже есть кое-какие сведения, которые могли бы оказаться полезными для нас.

— Разве у нас мало разведчиков, Свор, что мы должны привлекать к этому делу незнакомцев?

— Таких у нас нет, — ответил Свор. Он подозвал к себе высоченного — по меньшей мере на голову выше любого из их воинов — человека с длинными руками и ногами. При своем росте тот был настолько худ, что напоминал палочку, которую любым неосторожным движением можно было бы сломать пополам. Его коротко подстриженные волосы были очень темными, почти черными, кожа на костистом лице тоже была очень смуглой, почти как у Свора. Массивный подбородок скрывался в густой неухоженной бороде. Он представился Горнотом Гехайном, жителем близлежащего города Тайпнир, стоявшего на одноименной реке. За спиной у него стояли еще три человека, такие же высокие и худые, но на вид примерно вдвое моложе своего предводителя. Поодаль стояла длинная телега, запряженная парой упряжных животных, а на телеге покоились четыре большие квадратные коробки, завернутые в кожаные полотнища.

— Что это такое? — резко спросил Престимион. Он был встревожен и пребывал в очень дурном настроении, а потому терпения в это время у него было маловато.