6

Проход Экеста они преодолели за тринадцать дней. Немерон Далк сказал, что ему никогда еще не приходилось слышать, чтобы хоть кто-нибудь проходил этим путем настолько быстро. Они шли днем и ночью, устраивая лишь короткие привалы, за время которых солдаты успевали лишь поесть и немного поспать, как будто отряды Навигорна гнались за ними по пятам. Это было трудное испытание, но, как и предсказал Талнап Зелифор, не непреодолимое; очень трудное, но и только.

Триккалы оказались крутыми горами, ощетинившимися острыми пиками, как гребень на спине ящерицы, а проход представлял собой всего лишь чуть намеченный давними путниками след; кое-где и его не было видно. В тех местах было очень трудно с продовольствием, причем то немногое, что удавалось найти, с большим трудом можно было отнести к съедобным предметам, а то, что удавалось из них приготовить, съесть можно было лишь под угрозой голодной смерти — то есть в нынешнем состоянии Престимиона и всей его армии. Воздух здесь был сухим, холодным и разреженным, так что порой от него ломило грудь и резало в горле. Но они шли стремительно, без единой жалобы и миновали проход без происшествий. Даже страшные ворзаки держались от них на расстоянии, ограничиваясь жалобным воем и яростным лаем из безопасных глубин своих спрятанных в поднебесной выси пещер. Наконец путешественники с радостью и облегчением начали спускаться по западной стороне гор.

Они вновь оказались в равнинной стране. Лесов здесь было немного, редкие города разбежались на далекие расстояния один от другого, воздух был мягким, и повсюду протекали реки, речушки и ручьи: они попали в долину Джелума.

Сам Джелум оказался широкой и быстрой рекой, слишком широкой для того, чтобы строить где-то здесь мост. Но никакие опасности мятежникам не угрожали, причин для спешки не было, и они приступили к постройке лодок и плотов из деревьев, которые во множестве росли по берегам. На то, чтобы переправить на противоположный берег всех людей и снаряжение, потребовалось всего три дня.

Единственным тревожным моментом оказалось появление гаппапаспа не более чем в двадцати ярдах от лодки Гиялориса. Прямо перед носом из воды вдруг показалась большая, похожая на обрубок, блестящая голова, сидящая на длинной толстой шее. Гигантское создание поднялось над водой, загородив полнеба, и кое-кто из людей чуть не впал в панику, в полной уверенности, что чудовище сейчас сожрет их. Но оно всего лишь посмотрело на проплывающих. Гаппапаспы были безобидными пожирателями водорослей и копались в придонном иле, так что единственная опасность, которая могла от них исходить, заключалась в том, что огромный зверь мог захотеть показаться на поверхности прямо из-под плота или лодки, отчего те разлетелись бы, словно детские игрушки под копытами скакуна, а люди оказались бы в воде, где в изобилии водились различные менее безопасные существа. Но из этих в поле зрения попал лишь одинокий бехемоф, который первое время безмятежно грелся на отмели, но потом встревожился, скользнул в воду и исчез в буро-коричневых глубинах.

Оказавшись на западном берегу реки, они вновь попали в обитаемый мир.

Здесь располагались шумные города среднего размера, окруженные сельскохозяйственными районами. Как только Престимион сообщил местным жителям, кто он такой и чего хочет, они дружно приветствовали его как освободителя и своего короналя. Обитатели этих мест плохо знали Корсибара, и в их головах с трудом укладывалось, что сын короналя, который по всем правилам никак не мог наследовать своему отцу, все же завладел троном. Эти добрые консервативные селяне с радостью провозгласили Престимиона законным королем и с готовностью сходились под его знамена.

Войско расположилось лагерем именно там, где и предполагал Престимион: на огромной луговой равнине Марраитис, где уже на протяжении нескольких тысяч лет выращивали самых лучших скакунов и вьючных животных Маджипура. Лучшие селекционеры пригнали к нему свои стада сильных боевых скакунов и с готовностью сами отобрали лучших из лучших для его кавалерии.

Весть о том, что Престимион собирает армию для похода на Замковую гору и ниспровержения ложного короналя, разносилась все дальше и шире и встречала восторженные отклики. Редкий день проходил без появления в лагере отрядов из какого-нибудь города.

— Я готов погибнуть вместе с вами, но не потерплю, чтобы в Замке беззаконно и безнаказанно правил самозванец, — такие слова Престимион слышал снова и снова.

И Престимион радостно приветствовал в своем лагере таких людей, как седобородый герцог Миоль, правитель Ближнего Миоля с пятью сотнями одетых в зеленые куртки воинов, опытных в обращении со скакунами, и Турм из Сиринкса с тысячью с лишним добровольцев в униформе, расцвеченной бирюзовыми полосами — цветом своего города, и сияющий блеском молодости златовласый Спалирайсис, сын Спалирайсиса Тумбраксского, во главе большой армии, и Гиним Тапилпилский с отрядом пращников в фиолетовых безрукавках, и смелый Абантес Питойский, и Талауус Найбилийский, и еще множество подобных им благородных людей, а также отряды из Таннарда, Заранга, Абисоэйна и еще двух дюжин других городов, о которых он не слышал никогда в жизни, но чью помощь все равно с благодарностью принимал. Выражения поддержки очень сильно радовали его и укрепляли его дух. Прибыли в лагерь и его братья, Абригант и Тарадат, и привели с собой, казалось, половину здоровых мужчин из Малдемара.

Они рассказали, что Теотаст, самый младший из братьев, тоже стремился присоединиться к ним, но их мать, принцесса Терисса, отказалась отпустить его.

И наконец подоспело известие, которого Престимион ожидал с особым нетерпением, даже не смея при этом надеяться на то, что это случится: огромная армия под командой Гавиада и Гавиундара, братьев Дантирии Самбайла, несколько недель назад выгрузилась с кораблей в Алаизоре и быстро шла теперь сушей к Марраитису, чтобы присоединиться к возрастающим силам мятежников. Самого Дантирию Самбайла, говорилось в сообщении, задержали в Ни-мойе его обязанности прокуратора, но он намерен как можно скорее покинуть Зимроэль и прибыть в армию Престимиона. Можно ли было этому верить? Да. Да! Буквально следом за сообщением появились передовые отряды зимроэльского войска, а затем прибыли и основные его силы, возглавляемые двумя братьями прокуратора.

— Да, никто не усомнится в том, что они братья Дантирии Самбайла, эта парочка, — шепнул. Гиялорис Септаху Мелайну, глядя на прибывших. — Они из той же породы красавчиков, что и их старший брат, скажете, нет?

— Даже еще прекраснее, куда прекраснее, — отозвался Септах Мелайн. — Они истинные образцы красоты.

У Гавиада и Гавиундара были такие же, как и у Дантирии Самбайла, оранжево-рыжие волосы и веснушчатые лица, они были столь же поразительно уродливы, как и он, хотя отличались и от старшего брата, и друг от друга. Гавиад, старший из двоих, был коротеньким и толстым, с водянистыми глазами, пухлым лицом, с большой красной каплей носа, под которым, как два пучка медной проволоки, торчали жесткие рыжие усы, прикрывавшие поразительно пухлые губы. У него была огромная, похожая на барабан, грудная клетка и раздутый, как набитый мешок, живот. Он отличался необыкновенной прожорливостью.

Его брат Гавиундар был намного выше ростом — почти такой же, как Септах Мелайн. С широкого багрового лица смотрели маленькие жестокие сине-зеленые глазки. Уши у него были, пожалуй, самыми большими и толстыми из всех, какие когда либо были даны человеку; они походили на тележные колеса. Он облысел еще в ранней молодости, и от шевелюры у него на голове остались лишь два странных щетинистых пучка волос, торчавших в стороны над ушами. Но словно для того, чтобы компенсировать эту потерю, он отрастил густую желто-рыжую бороду, доходившую до середины груди; в ее запутанной чащобе свободно могла бы спрятаться небольшая птица. Он, как и Гавиад, был прожорливым едоком и обладал способностью вливать в себя колоссальные количества спиртного, правда Гавиундар хорошо переносил выпивку, тогда как малорослый Гавиад, как это вскоре стало всем ясно, при первой возможности напивался до полного бесчувствия.

С этим можно смириться, решил Престимион, пока человек мог сражаться. И в любом случае, братья пришли с большим войском, собранным на восточном побережье Зимроэля, главным образом в Пилишюке и Ни-мойе, хотя в нем были отряды и из двадцати других городов.

Всю осень, зиму и весну Престимион работал над тем, чтобы сплотить этих собранных из множества разных мест добровольцев в единую боевую силу. Теперь остался лишь один вопрос: когда и как двигаться против Корсибара.

Престимион склонялся к возвращению к своей первоначальной стратегии похода по предгорьям Замковой горы, к повторному кольцевому маршу от Симбильфанта к Грэву, Аркилону и Пруйцу и далее мимо Лонтано и Да обратно к Вилимонгу. Только на сей раз за ним будет большая и постоянно увеличивающаяся армия, во главе которой он в конечном счете поднимется по склону Замковой горы и потребует от Корсибара отречения. Но у Гиялориса было иное мнение.

— Давайте подождем здесь, в сердце Алханроэля, пока Корсибар спустится, чтобы разделаться с нами, — сказал он. — Мы полностью разобьем его армию здесь, вдали от Горы, а затем, когда и как нам заблагорассудится, двинемся к Замку, принимая по пути капитуляцию всех отрядов и гарнизонов, которые нам подвернутся.

У обоих планов имелись свои достоинства, Престимион не смог принять никакого решения сразу. А затем к нему явился герцог Свор.

— Прибыли достоверные донесения с той стороны Джелума. К нам приближаются две большие армии, каждая гораздо больше, чем наша собственная. Одна, под командованием Фархольта, идет южным путем в обход Триккал, а вторая, во главе с Навигорном, движется по северной дороге. Фархольт ведет с собой огромный табун боевых моллиторов. Они намерены переправиться через реку — одна армия выше по течению, а вторая ниже — обойти нас, зажать в клещи и уничтожить.

— Значит, стратегический план принят, — сказал Гиялорис. — Мы встретим их здесь, в Марраитисе, как я и предлагал.

— Нет, — возразил Престимион. — Если мы станем дожидаться на месте, пока они объединят свои силы, то неминуемо погибнем. Если верить донесениям, они намного превосходят нас численностью. У них будет выбор: или разбить нас здесь, в луговине, или оттеснять нас на восток, чтобы в конце концов утопить в реке.

— Что вы в таком случае предлагаете? — спросил Септах Мелайн.

Престимион вместо ответа повернулся к Свору.

— Кто из них может раньше подойти к Джелуму?

— Полагаю, что Фархольт. Южный маршрут короче.

— Ну и прекрасно. Пусть приходит. Мы скормим его войско его же собственным моллиторам. Вот что я предлагаю: мы переправляемся через Джелум первыми, пока он еще стоит лагерем на восточном берегу, готовя переправу, и обойдем его позиции. Чего Фархольт будет ожидать от нас меньше всего, так это нападения на его восточный фланг.

— А мы сможем вовремя добраться туда? — спросил Септах Мелайн.

— Мы доберемся туда вовремя, — поправил Престимион.

Той ночью Престимион в одиночку обошел лагерь, останавливаясь, чтобы поговорить с Валирадом Висто, которому было поручено командование кавалерией, с герцогом Миолем Миольским, Турмом Сиринкским и Дестином Джавадом из Глаунта, и даже зашел в расположение зимроэльского войска к Гавиаду и Гавиундару. Гавиад к тому времени уже успел напиться, зато длиннобородый Гавиундар приветствовал Престимиона, заключив гостя в мощные объятия, словно они были не просто дальними родственниками, а родными братьями.

— Мы слишком поздно познакомились, — ревел Гавиундар, обдавая Престимиона густым запахом чеснока и сушеного мяса морского дракона, — зато теперь, после того как вы обоснуетесь в Замке, станем добрыми близкими друзьями, а, Престимион? — Похоже, он тоже был сильно пьян. — Мой брат, прокуратор, считает вас лучшим человеком во всем мире, да, самым лучшим. Он так переживает, ждет, когда вы взойдете на трон, словно это он должен стать короналем, а не вы.

— Я глубоко благодарен ему за неоценимую помощь, — ответил Престимион. — И, конечно, вам и вашему брату, — добавил он, кинув искоса взгляд на Гавиада, который сидел за столом в полном вооружении, уронив лицо в тарелку, и храпел с такой силой, что какой-нибудь истосковавшийся по любви гаппапасп вполне мог примчаться на этот зов от отдаленной реки.

И потом, вернувшись в свой лагерь, Престимион все ходил от палатки к палатке. Он был охвачен волнением и, несмотря на позднее время, совершенно не хотел спать, Он немного поговорил со своим братом Тарадатом и с Септахом Мелайном, и с молодым Спалирайсисом, который с трудом сдерживал нетерпение в ожидании предстоящего боя.

В палатке Талнапа Зелифора еще горел свет. Заглянув туда, Престимион обнаружил волшебника-врууна за столом. Он, низко нагнувшись, внимательно изучал нечто похожее на рохилью — странный предмет из перепутанных блестящих золотых проволочек и мелких кристаллов. Эта штука была слишком велика для того, чтобы оказаться каким-нибудь амулетом — раз в десять больше рохильи — и скорее походила на корону.

— Что это у вас? — поинтересовался Престимион. — Какое-нибудь новое магическое устройство? Колдуете, чтобы обеспечить нам успех в нападении на Фархольта?

— Здесь нет никакого колдовства, о Престимион. Помните, я рассказывал вам, когда мы были прикованы рядом в туннеле, что я пытался построить механизм, при помощи которого мог бы усиливать волны, исходящие из мозга, читать мысли людей и помещать мои собственные мысли в их сознание?

— Та штука, которую заказал вам Гонивол? Неужели это она?

— Я пытаюсь восстановить ее, — ответил вруун. — Когда мы после внезапного освобождения так поспешно покидали Замок, я оставил там наполовину готовую модель и все свои записи. Но я принялся за нее снова и занимался этим делом все время, пока мы находились здесь.

— С какой же целью?

— Ну конечно же для того, чтобы дотянуться через Джелум до сознания наших врагов, пока они еще не добрались до нас, и заранее узнать их стратегию и ближайшие намерения.

— Ах! — воскликнул Престимион. — Какая полезная вещь! И вы в состоянии это сделать?

— Пока еще нет, — печально сказал вруун. — Многие необходимые части остались в моих комнатах в Замке вместе со всеми моими другими машинами — и готовыми, и недоделанными, и я пока что не смог придумать, как воспроизвести их в этих условиях. Но я продолжаю работать. О Престимион, я искренне надеюсь вскоре предоставить вам это невиданное устройство в благодарность за то, что вы спасли мне жизнь в Замке.

— Вашу жизнь спас Дантирия Самбайл, а не я, — усмехнувшись, ответил Престимион, — да и то, полагаю, случайно. Это он отвел руку Корсибара, и вы были освобождены тем же самым ударом, который вышиб меня из подземелья. Но это неважно: заканчивайте свое устройство, и вы будете хорошо вознаграждены за это. Мы здесь не настолько многочисленны и сильны, чтобы отказываться от возможности читать мысли своих врагов. — Он пожелал Талнапу Зелифору доброй ночи и оставил многоногого волшебника разбираться в золотых проволоках.

Вернувшись в свою палатку, Престимион некоторое время сидел, раздумывая о предстоящем, и наконец незаметно погрузился в сон.

Со сном пришли и сновидения.

Он увидел во сне, что держит планету — это был Маджипур — в ладони, как шарик, смотрит на мир в своей руке и воспринимает его как большой искусно вышитый гобелен, висящий в каком-то тускло освещенном мерцающим огнем каменном зале. Несмотря на мрачный полумрак, он с изумительной ясностью видит все детали этого гобелена. В мерцающем свете он видит на нем вышитых эльфов и демонов, странных животных и птиц, скрывающихся в темных лесах и густых тернистых кустарниках, и прекрасные цветущие поляны. В вышивке он видит сияние солнца и звезд, и яркий блеск золота, и сверкание невиданных драгоценных камней, и волосы людей, и змеиную чешую. И все немыслимо прекрасно и окружено аурой высшей красоты.

Когда он проснулся, сновидение осталось в нем ощущением некоего суеверного страха. Но, выглянув из палатки, он не увидел снаружи ничего волшебного Небо над головой было серым; шел дождь. И не просто дождь — ливень. Потоп.

Непрекращающиеся дожди преследовали их все время, пока они шли к Джелуму. Мир, казалось, превратился в океан скользкой грязи.

— Я предпочел бы десять раз бегом пересечь этот проклятый проход Экеста, чем вот так брести, — ругаясь, говорил Гиялорис. Но армия все же шла вперед по ужасным вязким болотам, которые почти год назад, когда потрепанные отряды Престимиона двигались на запад, были прекрасными зелеными лугами. В течение одной ночи в долину Джелума пришла зима, а зима, похоже, была здесь сезоном непрерывных дождей.

Когда войска подошли к Джелуму, то обнаружили вместо реки бешеный поток Широко разлившаяся вода поднялась намного выше прежнего уровня, а там, где раньше было просто быстрое течение, образовалась ужасающая стремнина.

Те лодки и плоты, на которых они переправлялись осенью, давно унесло наводнением. Но их все равно требовалось гораздо больше, чем раньше, так как армия выросла в несколько раз, и поэтому воины и командиры вновь принялись рубить деревья, вязать из них плоты и строить лодки. Но была ли у них вообще возможность пересечь реку до окончания дождей? Это казалось сомнительным, тем более что уровень воды поднимался с каждым днем.

Престимион вызвал добровольцев. Нужно было переправиться и провести разведку на том берегу. Вперед выступила тысяча человек. Он выбрал шестерых и с тревогой смотрел, как взбесившаяся вода швыряла небольшой крепкий плот. Река настолько разлилась, что сквозь бесконечный дождь было почти невозможно разглядеть противоположный берег, но остроглазый Септах Мелайн, поднявшийся на наблюдательную вышку, долго всматривался в туманное марево и наконец радостно крикнул:

— Готово! Они высадились!

Разведчиков не было шесть дней. Затем они благополучно возвратились и сообщили, что армия Фархольта тоже добралась до Джелума, встала лагерем на берегу в тридцати милях ниже по реке и дожидается улучшения погоды.

— Сколько там людей? — спросил Престимион.

— Чтобы всех сосчитать, потребуется целая неделя.

— А моллиторы?

— Их сотни, — сказал один из разведчиков. — Может быть, тысяча.

Это была пугающая новость. Моллиторы были грозными боевыми животными.

Эти огромные, покрытые крепким, как броня, панцирем существа искусственного происхождения, как и скакуны, были созданы в глубокой древности (тогда же появились энергометы, парящие повозки и многое другое), когда обитатели Маджипура еще не утратили больших научных знаний, и с тех пор размножались естественным путем, наподобие всех остальных животных. Приземистые коротконогие создания с лиловой, крепкой, как железо, кожей были вооружены мощными кривыми когтями, которыми могли валить деревья с такой же легкостью, как дети рвут цветы; их массивные головы были снабжены огромными челюстями с несокрушимо прочными зубами, предназначенными для того, чтобы разрывать и крушить все, что попадется на пути. Хотя они обладали невеликим разумом, их сила была настолько велика, что противостоять им было почти невозможно. И Фархольт привел сотни этих чудовищ на берега Джелума. «Может быть, тысяча…»

— Возьмите четыре батальона, — сказал Престимион Септаху Мелайну — нет, возьмите пять, и пехоту, и кавалерию, табун наших лучших скакунов и отправляйтесь вдоль берега реки вниз, на юг. Устройте укрепленный лагерь прямо напротив позиций Фархольта, как можно активнее перемещайте свои отряды, убедитесь в том, что противник хорошо видит вас и слышит, как вы выкрикиваете команды. Устраивайте днем и ночью как можно больше шума. Стройте лодки и как можно громче стучите при этом топорами. Трубите в трубы, бейте в барабаны, маршируйте взад-вперед по берегу. Заставьте своих людей с жаром петь боевые песни, если удастся что-нибудь вспомнить или сочинить. По ночам посылайте к реке наблюдателей следить за лагерем Фархольта. Короче говоря, делайте все, чтобы убедить Фархольта, что вы готовитесь переправиться через реку и атаковать его. Все, за исключением реальной атаки.

— Мы устроим много шума, — пообещал Септах Мелайн.

— Когда пройдет три дня, ночью садитесь в лодки и плывите в сторону Фархольта. Предпочтительно, чтобы это было под дождем, если, конечно, он случайно не прекратится. И никакой осторожности, никакой тишины. Но сделайте сотню ударов веслами и поворачивайте обратно. На следующую ночь отплывайте от берега на сто пятьдесят гребков и снова возвращайтесь. И следующей ночью повторите то же самое. Только на этот раз нападение не будет ложным.

— Понимаю, — серьезно сказал Септах Мелайн.

А Престимион тем временем собирал штурмовую группу: семь батальонов своих лучших пехотинцев и лучников, а также оставшихся кавалеристов. На подготовку потребовалось два дня, после чего он повел свой отряд на семнадцать миль вверх по течению, туда, где его разведка обнаружила большой густо поросший лесом остров посреди реки. Это облегчало переправу, так как ее можно было осуществить в два приема. И при этом становилось крайне маловероятным, что маневр будет обнаружен разведчиками Фархольта, даже если те станут исследовать реку на таком большом расстоянии. Поздно вечером Престимион на лодках и плотах переправил на остров все свое войско, дал людям там немного отдохнуть, а затем, за два часа до полуночи, перебрался вместе со своими людьми на восточный берег Джелума.

Ночь была безлунной; не было никакого света, кроме поминутно вспыхивавших молний. Дождь превратился в ливень; ветер безжалостно хлестал воинов струями воды. Но ветер дул с запада и стремительно нес небольшие лодки поперек реки. Престимион переправился на тот берег в одной из самых маленьких лодок, сопровождаемый лишь Гиялорисом и своим братом Тарадатом; они говорили только о предстоящем сражении.

Теперь им нужно было преодолеть до лагеря Фархольта сорок семь миль по размытому глинистому берегу реки.

— Ну что ж, — просто сказал Престимион, — вперед.

Все время, пока они шли на юг, дождь не прекращался ни на минуту.

Сорок семь миль воинам приходилось непрерывно вытаскивать ноги из полужидкой грязи, и все же они дошли. Привал был устроен прямо в этой отвратительной мокрой жиже, а дальше пришлось вновь брести, скользя, под яростными струями дождя. И все же все пребывали в приподнятом настроении.