Возвращение в Мир Cмерти

      – Не хочу стоять перед ним, – шепнул Язон Мете и демонстративно присел на пол, скрестив ноги.
      Мета последовала его примеру и, опершись сзади руками, приняла еще более безмятежную позу.
      Человек на троне молча буравил их глазами. Язон и Мета так же беззастенчиво изучали его. Красивый греческий нос, оливковые глаза, тонкие властные губы и мужественный подбородок, в волосах благородная седина. Лет шестьдесят на вид человеку, а одет совершенно несерьезно: из-под раззолоченного и отороченного мехом парчевого камзола выглядывают линялые джинсы, а на ногах – того хлеще – сверкают серебром металлопластовые ботинки космодесантника. Довершал абсурдную картину старинный меч на перевязи. Спасибо еще, этот немолодой шутник корону на голову не напялил.
      – Приветствуем вас, доктор Солвиц, – произнес Язон, чтобы хоть немного разрядить чудную, непривычную обстановку.
      – Здравствуйте, здравствуйте, – очень просто и совсем не по-королевски ответил Солвиц. – Принести вам стулья?
      – Да это, в общем, неважно, – сказал Язон. – Нам бы, главное, поскорее разобраться в причинах приглашения сюда и выйти на связь со своим кораблем.
      Просьбу Солвиц проигнорировал, но стулья им все-таки принесли. Два андроида появились из боковой двери. Второй прикатил еще и столик с напитками. «Ну уж нет, – подумал Язон, – даже если туда ничего не подмешано, все равно – расслабляться не время».
      Солвиц снова молча наблюдал за своими гостями и, только когда андроиды покинули зал, соизволил ответить:
      – Не торопитесь. У вас достаточно много времени. Мы успеем обсудить все проблемы.
      – Да вы сами не понимаете, о чем говорите – не выдержала Мета. – Ведь если мы...
      – Нет, – решительно перебил ее Солвиц, властно поднимая правую руку. – Сначала говорить буду я.
      – Мета, не кипятись, доктор прав, нам придется выслушать его, – сказал Язон, не скрывая недовольства своим дурацким положением, но смиряясь с ним.
      – Ваши цели хорошо мне известны, равно как и цели команды вашего корабля, – начал доктор Солвиц, вынимая зачем-то из сверкающих камнями ножен роскошный меч и любовно разглядывая его. – Я знаю, что очень скоро вы намерены уничтожить мою планету, и нисколько не жалею о ней. До сих пор я не понимал, для чего возвращаюсь в свою Галактику, но именно теперь вдруг осознал: это – естественное желание каждого человека умереть на родине. Конечно, такой погребальный костер может показаться кому-то слишком пышным, но доктор Солвиц заслужил его. Уж вы мне поверьте. А что касается вашей судьбы... Отпущу ли я вас на волю, будет зависеть от многих обстоятельств. Для начала мы поговорим. Спокойно, неторопливо, а там вы и сами поймете, стоит ли вам спешить.
      – То есть вы не оставляете нам выбора? – перебила Мета, упорно пытающаяся направить разговор в практическое русло.
      – Как раз наоборот. Я предоставлю вам выбор, но не сейчас. Наберитесь терпения. Неужели вы еще не поняли, что находитесь в полной моей власти? Неужели смерть вашего друга Троу, а потом встреча с Темучином и полеты на моих шлюпках – неужели все это так ни в чем и не убедило вас? Да неужто, в конце концов, вам не хочется узнать обо мне побольше?
      – Зачем вы убили Троу? – выкрикнула Мета, не умеющая ощущать себя в чьей-либо полной власти и уже почти готовая стрелять.
      – Ну, во-первых, это сделал не совсем я. – Солвиц даже оправдываться начал под таким натиском, но тут же вновь перешел в атаку. – А во-вторых, если вы не выслушаете меня прямо сейчас, не перебивая, потом у вас действительно может не остаться времени.
      – Говорите, – тихо сказал Язон. – Говорите.
      И мягко сжал рукою ладонь Меты, надеясь всетаки успокоить ее.
      – Я живу на этом свете уже много тысяч лет, земных лет, – сообщил доктор Солвиц и сделал паузу, оценивая произведенное впечатление.
      Впечатление было, прямо скажем, так себе.
      «Сумасшедший, – подумал Язон. – Действительно, надо слушать его очень внимательно, тогда, быть может, и удастся на чем-нибудь подловить».
      «Голову морочит, – рассуждала Мета. – Чего же он добивается на самом деле? Убить его – не проблема. Главное, понять, в какую сторону после бежать».
      – Я родился на Земле, – рассказывал меж тем Солвиц, – еще задолго до эпохи Великой Экспансии. Я был космонавтом и ученым, политиком и бизнесменом. У меня было много имен, некоторые из них широко известны и даже упоминаются в школьных учебниках. Но о моем главном изобретении не знает теперь никто. Именно как Теодор Солвиц я и открыл секрет бессмертия. Уже тогда я был одним из самых богатых людей на планете. Но я не стал торговать бессмертием. Да, принадлежащие мне компании занимались продлением жизни, омоложением. Я просчитал, что для людей будет логично жить по сто пятьдесят, двести лет, и объявил, что это предельно возможный срок.
      Только очень узкий круг моих соратников был посвящен в тайну неограниченного долголетия. Мы меняли имена и внешность. Мы были самыми богатыми людьми на Земле и имели неограниченные возможности. Когда началась Великая Экспансия, мы автоматически сделались самыми богатыми людьми в, Галактике. Вот только на Земле мы обладали реальной властью, а в космосе контролировать человечество, разлетевшееся по миллионам планетных систем, не позволяло даже бессмертие.
      Возникшая позднее Лига Миров и даже созданный при ней Специальный Корпус тоже, как показала практика, не справлялись с непосильной задачей глобальной координации. Мы, бессмертные, впали тогда в уныние, мы перестали понимать, для чего живем. Прогресс, который мы считали понятием абсолютным, бесценным, почти божественным, оказался достоин поклонения не более чем какойнибудь древний языческий идол. Эпоха Распада Империи наглядно продемонстрировала, как многие миры, оставленные без надзора, начинают историю с нуля: кто со средневековья, а кто и с каменного века.
      Убожество вида homo sapiens, ущербность его сделались для меня очевидными, и я посвятил следующий этап своей жизни созданию нового, искусственного человека. Эру андроидов помнят все, ее бесславный конец – тоже, но далеко не все знают, что, помимо человекоподобных роботов различной степени сложности, я, Теодор Солвиц, научился создавать еще и настоящих искусственных людей. Не одну тысячу таких индивидов запустил я в мир. Беда лишь в том, что эти синтетические люди, становясь настоящими, теряли управляемость и благополучно обретали в полном объеме все пороки, свойственные людям обыкновенным. Замкнутый круг.
      Вот тогда я и покинул нашу Галактику. Я построил себе эту искусственную планету и назвал ее гордым именем Солвиц – своим собственным именем времен светлой мечты о бессмертии. Она стала мне домом, и космическим кораблем, и лабораторией, она стала... впрочем, об этом позже. Мы, бессмертные, отправились в путешествие все вместе. Кто ж мог знать, что мы не попадем в другую галактику? Возможно, других галактик просто не существует в природе, а все, что наблюдают астрономы, – всего лишь отражение нашей Галактики в кривом зеркале Вселенной. Вполне допустима и какая-то иная версия. Но поверьте, тогда нам было не до версий. Мы впервые в истории переместили в джамп-режиме столь большую массу, как планета Солвиц, и выход из кривопространства по известным законам геометрии Римана-Лобачевского оказался запрещенным вариантом. У нас осталась только одна возможность – свертывать теперь уже кривопространство. Не понимаете, о чем я? Думаю, физики объяснили бы все это лучше, но я не физик, хоть и прожил на свете так долго. У меня было время, но не было желания изучать всю эту заумь. Я предпочитаю понимать только суть: мы оказались в иной вселенной. Во вселенной, которую невозможно описать ни на одном из языков Галактики. Что может понять человек об окружающем его мире, если там не только гравитационная постоянная и скорость света отличаются от нашей, но даже число "пи равняется точно двум. Вот попытайтесь для начала вообразить себе такую окружность, чтобы ее длина была ровно вдвое больше диаметра, а уж потом я опишу вам остальное. В предельно искаженном мире, где человеку чуждо и враждебно все, он не сможет жить никогда. Но мы попытались. И поняли, что все живое за пределами внешней оболочки нашего астероида подвержено незамедлительной гибели. Однако простейшие вещества – металлы, соли, кислоты, вода – испытывают лишь сложную перестройку, но продолжают существовать как в нашем, так и в их мире. Это наводило на мысль о возможности создания суперчеловека, могущего жить и здесь и там.
      И мы почти решили эту задачу, когда случилось непредвиденное. Массовый психоз. Мои бессмертные поубивали друг друга. На каком-то этапе добавка чужеродных материалов в организм превысила критическую массу, и эксперимент сорвался. В этой истории я один уцелел. Уцелел и вернулся.
      Солвиц надолго замолчал и, дабы заполнить возникшую паузу, вытащил из внутреннего кармана длинную зловеще бордовую сигару, по-простецки откусил ей кончик и прикурил... от пальца, засветившегося на конце ярким оранжевым огоньком.
      В ту же секунду ни пальца, ни сигары не стало. Их снесло выстрелом вместе с головой доктора.
      Язон, признаться, по-настоящему увлекся необычным рассказом, ну а завидев сигару, автоматически потянулся за своей пачкой, наверно, потому и упустил из поля зрения Мету. На какую-нибудь долю секунды. А пиррянам больше и не требуется, чтобы принять решение и открыть огонь.
      – Что ты наделала?! – Язон в ужасе повернулся к ней.
      – Это не человек, – прошептала Мета. – Это андроид.
      Из шеи доктора Солвица медленно вытекала желтоватая масса – что-то среднее между гноем и яичным желтком, а черные ошметки взорвавшейся головы подозрительно дымились на полу. Мета была права. Вот только стоило ли действовать так резко?
      – Бежим, – шепнула она, поскольку Язон все еще сидел в прежней позе, как буддийский монах.
      Он плохо понимал, куда и зачем нужно бежать, но почел за лучшее подчиниться. Ведь сколько раз она спасала его от смерти, да и здесь, на Солвице, успела проявить себя достойнейшим образом.
      – Бежим, – согласился Язон.
      И когда они закрывали за собой дверь в дальнем конце залы, заранее выбранную предусмотрительной Метой, через главный вход уже вваливалась целая толпа андроидов, вооруженных непонятно чем, но явно настроенных агрессивно.
      Что ни говори, а пиррянской интуиции доверять можно. Путь, найденный Метой, оказался абсолютно правильным. Им открылся вход в некие подсобные помещения, слабо освещенные, заваленные пыльным хламом и отгороженные друг от друга массивными переборками бункерного типа. Двери стояли открытыми, где нараспашку, где частично, но было отчетливо видно, что не пользуются ими уже очень давно. Тяжелые петли скрипели и проворачивались с трудом – для Язона. Мета, не слишком напрягаясь, закрыла подряд три створки, да еще и провернула огромные заржавевшие штурвалы, блокируя нехитрые замки. А последнюю дверь они аккуратно приварили к косяку с помощью плазменного пистолета, тормозя погоню еще на несколько минут. Конечно, они готовились мысленно и к окружению. Чего проще сообщить по местной связи маршрут их движения и выслать навстречу другую ударную группу, ведь андроидов здесь для такой операции хватит. Однако Язон уже чувствовал: окружения не будет.
      Вся эта планета была похожа на давно забарахливший механизм. Отдельные блоки еще работают, но в целом связи нарушены, управление пробуксовывает. Тем более после того, как главному андроиду снесли башку. Если, конечно, он был главным.
      Их путешествие по заброшенным складам закончилось в почти совсем темной комнате, не имевшей заметного на первый взгляд выхода. Тупик? Очередная ловушка? Возможно. Но прежде следует с фонариком облазить все стены. Возникла естественная пауза.
      – Почему ты убила его? – решил для начала уточнить Язон. – Он так много интересного рассказывал.
      – Во-первых, не убила, а вывела из строя. Вовторых, не настолько уж интересно слушать все эти бредни, записанные кем-то в искусственную память. В третьих, сигара в его руках была слишком похожа на оружие. В отличие от меча, которым он лишь отвлекал наше внимание. И, наконец, в-четвертых, думаю, что настоящий доктор Солвиц где-то здесь. И чем больше его гвардейцев мы перебьем, тем скорее он сам выйдет на контакт.
      – Странная мысль, Мета, если доктор Солвиц – злой гений, а значит, наш враг – зачем тогда этот контакт?
      – Затем, что с любым врагом можно вести переговоры. У него есть свой интерес, у нас – свой. А этот кретин с желеобразной начинкой просто был запрограммирован пудрить нам мозги. Видите ли, доктор Солвиц вернулся сюда умирать, и гибель всей планеты нисколько его не пугает... Чушь собачья! Мы должны найти настоящего хозяина этого мира.
      – Боюсь, нам это не удастся, Мета... О! А вот и выход.
      Внешняя дверь, прилегавшая очень плотно и потому не пропускавшая света, была закрыта на примитивный пружинный замок и только изнутри – от незваных гостей. Язон осторожно отжал язычок, выглянул в тамбур с полупрозрачными стенами и позвал за собою Мету.
      Они снова оказались под сереньким искусственным небом Солвица, только теперь вокруг был лес, старый, дремучий, с обильным подлеском, без всякого намека на просеки или тропинки. Ну где еще так удобно затеряться, скрыться, пересидеть погоню? Они нырнули под спасительные зеленые своды и, петляя, как зайцы, умчались вглубь. Однако на первой же поляне Язон предложил сесть и обдумать как следует дальнейшие действия.
      – Этот лес тоже может оказаться ловушкой, – начал Язон с того, что считал особенно важным. – Уж слишком складно все и удобно. Не бывает так. Хотите стрелять – возьмите пистолет. Удрать желаете – возьмите авиетку. Теперь надо спрятаться – пожалте, лес густой.
      – Ну и что же нам делать? – растерянно спросила Мета.
      – Перестать поддаваться на провокации. Вести себя с точностью до наоборот.
      – Все наоборот?
      – Да! Например, сейчас – взять и выйти из леса на открытое пространство.
      – Хорошо, – кивнула Мета, вдруг задумавшись. – Успеем еще. А вот скажи, почему ты считаешь, что с настоящим, живым Солвицом встретиться нам не удастся?
      – Да потому что никакого живого Солвица здесь нет. Я полагаю, он действительно родился много тысяч лет назад и, может, даже изобрел бессмертие, не исключено, на самом деле летал в другую вселенную, да только умер он тоже очень давно. Вместе со своим бессмертием. Понимаешь? А здесь сохраняется лишь память о нем. В мозгах андроидов или в мозгу какой-нибудь огромной сошедшей с ума машины, которая и управляет всей этой техникой. Так что нам надо не человека искать, а некий суперкомпьютер. Вот почему необходимо действовать парадоксально. Компьютеры этого не понимают. Ты никогда не задумывалась, почему машины с любым объемом памяти и немыслимым для человека быстродействием все равно проигрывают, например гениальным шахматистам? Потому что даже самые умные компьютеры действуют все равно по программе, и от странного, непредсказуемого человеческого поведения они начинают сбоить. Вот и все. Пошли. Я думаю, это наш последний шанс.
      – Так, может, тронуться в обратную сторону, навстречу андроидам? Раз уж все наоборот, – предложила Мета.
      – Ошибаешься, – сказал Язон, – никаких андроидов там скорей всего уже нет, а здесь, в лесу нас обязательно кто-нибудь поджидает. Вперед! И попробуем их всех перехитрить.
      Лес оказался несерьезным. На этой планете все было маленьким: и леса, и горы, и реки, и луга. К тому же Язон специально выбрал маршрут, не слишком отдаляющий их от главной резиденции Солвица. В общем, когда лес кончился, они, прошагав совсем недолго по лугу, очутились на краю обрыва и узнали место, к которому вышли. Перед ними была все та же ребристая металлическая стена большого ангара.
      – Вот и отлично, – сказала Мета, – возьмем опять свои шлюпки и продолжим поиски выхода. Того, резервного.
      Язон не нашелся, что возразить. Ему, конечно, очень хотелось разобраться со всеми тайнами Солвица, но еще сильнее хотелось жить. А ведь безумный доктор тянет время по довольно странным соображениям, понятным пока ему одному. У них же на все про все остались считанные часы.
      Однако на этот раз ангар не впустил их.
      «Вот, значит, как! Эх, Мета, Мета, не надо было сносить этому андроиду голову, глядишь, он сам бы и подсказал, как отсюда выбраться. А теперь...» Ничего этого вслух Язон не сказал. Зачем? Они просто молча и яростно, иногда начиная тяжело дышать от бессильной злобы, облазили со всех сторон огромные ворота, после чего присели на травку и решили спокойно подумать, прежде чем приниматься за художественную резьбу по металлу лазерным оружием, позаимствованным здесь же. Глупость какая-то получается: если так легко вернуть себе летательные аппараты, зачем тогда закрывались эти ворота? И почему, в конце концов, им вообще позволили взять пистолеты? Некий подвох крылся во всем этом. Понять бы еще, где именно!
      Язон уже минут пять безрезультатно пробовал сосредоточиться, вперившись невидящими глазами в низкое серенькое небо. Потом зрение его невольно сфокусировалось, задержавшись на странной точке в облаках, и он разом понял, что там, в вышине, не птица. Да и не такая уж это вышина – предмет висел в воздухе совсем близко, метров пять над головой. Язон почти узнал его, но, не решаясь поверить самому себе, повернулся к Мете:
      – Эй, – шепнул он, нерешительно показывая рукой, словно боясь спугнуть возникшее прямо из воздуха чудо. – Посмотри! Что это?
      – Вот это? – Мета была невозмутима. – Стандартная дистанционная камера с «Арго».
      Язон чуть было не подпрыгнул от радости, как мальчишка. Ему хотелось закричать: «Мы здесь! Вы слышите нас? Вы нас видите?!» Но, конечно, это было бы очень глупо, ведь камеры подобного типа не оснащались передающим устройством, и диалога так и не получится. А если их все же видят, достаточно просто стоять и ждать.
      – Как ты думаешь, – спросила Мета, которая, разумеется, думала о том же, – они уже нашли нас?
      – Вряд ли, – грустно сказал Язон.
      Он наконец сумел трезво оценить ситуацию.
      – Камера опущена сюда на мономолекулярной нити, которая по определению не пропускает никаких сигналов, а обыкновенный радиосигнал через железную оболочку астероида и гиперлед не пробьется.
      – Зачем тогда они это сделали?
      – Не знаю, Мета, не знаю, но главное, они продолжают исследования, они пытаются спасти нас, стало быть, не все пропало. У нас появляется дополнительное время. Они теперь отложат взрыв.
      – Если смогут, – мрачно проговорила Мета, разглядывая черное пятнышко камеры над головой, и вдруг резко обернулась к Язону. – Постой! Говоришь, молекулярная нить не пропускает никаких сигналов. Так уж ли никаких? Ведь за нее можно просто подергать.
      – Мета! – восхитился Язон. – Ты, как всегда, на высоте. Вот уж действительно, все гениальное просто. Только как мы дотянемся до этой нити?
      – Подлетим на космошлюпке, – грустно пошутила Мета.
      – Исключено, – сказал Язон, – если ворота закрылись, этой возможности мы лишены наверняка.
      – Тогда ты встанешь мне на плечи, и мы одновременно подпрыгнем. Давай попробуем.
      Язон еще раз оценил высоту и констатировал:
      – Не выйдет.
      Они оба тяжко задумались. Пистолета, стреляющего крюком на веревке, у них не было. Разнести камеру обычными пулями – не интересно. Вряд ли там, наверху, поймут, что случилось. Разве что сделать самодельную веревку из одежды, забросить петлю наверх...
      – Придумал! – воскликнул Язон. – Твой плазменный пистолет. Это же маленький реактивный двигатель. Заряда должно хватить. Мета, ты никогда не занималась акробатикой?
      – Ну как же не занималась? Жизнь на Пирре – сплошная акробатика.
      «Если в камере предусмотрена запись, – думал Язон, – будет потом очень интересно посмотреть со стороны на этот смертельный номер».
      Они сплелись в немыслимой позе, и, выражаясь цирковым языком, Мета как более сильный партнер исполняла роль «нижнего». Именно к ее поясу и прикрепили «реактивный движок». Сжимая правой рукой пистолет, а левой обхватывая Язона, она изо всех сил пыталась не упустить центр тяжести с вертикальной оси. Язон помогал как мог. Конечно, движение вверх этой замысловатой живой ракеты было не слишком прямым и ровным, но что-то получалось.
      «Ну еще полметра, еще чуть-чуть!» – молил про себя Язон, стискивая зубы. Они должны суметь, другого шанса просто не будет!..
      Есть! Он вцепился в невидимую нить рукою в плотной перчатке, подтянулся, ухватился второй, и тут заряд иссяк. Мета бросила ставшее никчемным оружие, а пальцы ее, едва не промахнувшись, поймали крепко привязанную камеру.
      – Ну что, полезем вверх? – спросила весьма решительно настроенная Мета, когда они поднялись по сверхпрочной нити достаточно, чтобы, не мешая друг другу, зафиксировать положение тел ногами, и руками. Они оба хорошо умели лазать по канату. Беда только в том, что это был не совсем канат. Давление острой нити стопроцентно выдерживала лишь специально обработанная поверхность перчаток и обуви. В остальных частях скафандр при неосторожных движениях в принципе мог быть поврежден.
      – Погоди, – сказал Язон, – сначала передадим сигнал.
      И, отработав систему позывных, так, чтобы наверху ощутили разницу между плавным и резким подергиванием, он передал для начала традиционное «SOS». Текла минута за минутой, а ответ не приходил. Зато поднялся вдруг ветер и начал их легонько, но неприятно раскачивать.
      – Какая тут высота до... неба? – спросила Мета, хотя должна была знать не хуже Язона.
      Они же вместе летали под куполом этого гигантского цирка.
      – Наверняка не скажу, но больше километра, точно.
      – Сумеем преодолеть? – В голосе Меты послышался нездоровый азарт.
      – Может, и сумеем, если ничего не произойдет. Но, к сожалению, мне не совсем понятно, к чему крепится нить, если учесть, что в некоторой точке над внешней поверхностью сила тяжести становится нулевой. Зато я знаю со всей определенностью: если мы поднимемся еще на несколько метров, падать будет очень больно. Может, пока не спешить? Дай нашим ребятам осмыслить сигнал. Лучше я им еще что-нибудь передам.
      Но Язон передать больше ничего не успел.
      Сначала они оба ощутили отчетливую вибрацию нити, а затем их решительно и довольно быстро потащили вверх.
      – Вот так-то лучше! – радостно сказал Язон.
      Однако когда на высоте метров двухсот скорость подъема сделалась сравнимой со скоростью автомобиля на хорошей трассе, а боковой ветер резко усилился, Язон засомневался в собственных словах. Ведь осмысленного ответа на языке азбуки Морзе они не получили, а сила, тянувшая их в небо, никакого выбора не оставляла. Мог ли он знать наверняка, что это была за сила? Неужели опять ловушка? Как же так? Ведь камера прилетела с «Арго», точно с «Арго», не мог ее тут подвесить проклятый доктор Солвиц!
      – Мета! Ты думаешь, это ловушка? – спросил он, перекрикивая свист ветра.
      – Я ничего не думаю, – ответила Мета, – я просто пытаюсь выжить!
      И тут их закрутило, перевернуло, они висели теперь на невидимой веревке, как жуки на тонкой травинке – лапками кверху, и наконец нить, плавно провиснув, опустила обоих на рифленый металлический пол внешней сферы. А навстречу им шел все тот же доктор Солвиц, солидный, улыбчивый, в нормальном костюме без всяких королевских причуд. И с головой у него все было в порядке, чего Язон никак не мог бы сказать о самом себе.

Глава 13

      Когда пузырь лопнул, только Клиф, как самый молодой, не удержался от выстрела. Керк со Стэном успели понять, что атаковать некого. Впрочем, выстрел Клифа удачно срезал рваные края торчащего гиперльда, и изумленным взглядам пиррян открылось темное жерло широкой трубы, из которой просто выходил газ, вначале плотным, а затем все более и более слабеющим потоком. Нет, ничего ядовитого – обычная дыхательная смесь азота с кислородом в соотношении четыре к одному. В общем, устройство это напоминало обыкновенный пневмопровод.
      – Пневматический трубопровод, выведенный в безвоздушное пространство, – вслух прокомментировал Керк. – Оригинальная идея.
      – Принимая в расчет почти земную силу тяжести на этом астероиде, можно предположить, что когда-то здесь была атмосфера, – начал рассуждать Стэн. – А в данном конкретном месте могло располагаться что угодно – от небольшого искусственного островка до целого города, затопленного и впоследствии замерзшего.
      – Город-то, я думаю, как раз там, – заметил Керк, указывая рукой в перчатке вниз. – Подземный город. Идея, скажем прямо, не слишком оригинальная. Те, кто с подачи Язона начал интересоваться историей, должны хорошо помнить: наши предки на планете Сетани жили именно в подземных городах. Вот и здесь кто-то живет. А раз враги внизу, вперед, ребята! В сущности, такого отверстия вполне достаточно для серьезной атаки.
      – А вот об атаке, мне кажется, следует сейчас забыть, – сказал Стэн. – Мы разведчики, а не штурмовой отряд.
      – Согласен, – неожиданно поддержал его юный, а потому весьма горячий и увлекающийся Клиф.
      Поддержал Стэна, не взирая на грозный авторитет Керка. Впрочем, тут же виновато спрятал глаза – в скафандре это было совсем легко сделать. И все трое потерянно замолчали.
      «Неужели это загадочное излучение за несколько дней так сильно повлияло на моих бойцов?» – удивлялся Керк.
      – Можно, я скажу? – попросил Клиф, прерывая затянувшуюся паузу. – Мне кажется, реальную угрозу представляют для человека только те твари, вмороженные в лед. Здесь их нет. А вся энергия черной тени, охранявшей этот вход, израсходовалась на наших друзей. Теперь путь свободен. Ну подумайте, ведь мы уже долго сидим на краю колодца, воздух успел весь выйти, а никто не нападает. Лично я готов спуститься вниз.
      На корабле очень внимательно слушали радиопереговоры троих разведчиков, и теперь настало время вмешаться. На связь вышел Бруччо.
      – Друзья, вы слышите меня? Решение о том, кто полезет в эту дыру и стоит ли вообще в нее лезть, может приниматься только сообща. Никакой самодеятельности! Ни пиррянам, ни Зеленой Ветви не нужны лишние жертвы. Керк, ты согласен?
      – Да, – неохотно ответил командир пиррян, давно переставший чувствовать себя командиром.
      – Тогда послушай совета Арчи.
      Предложение осторожного астрофизика действительно было наиболее безопасным. Стенки условно называемого пневмопровода были черными и свет отражали крайне слабо, а уходила эта труба на весьма приличную глубину, о которой даже ультразвуковая локация давала очень неясное представление. Поэтому Арчи предложил опустить вниз камеру с мощной подсветкой. Тем более что в комплект десантной шлюпки входил двухкилометровый моток тончайшей и высокопрочной мономолекулярной нити.
      Камера медленно вращалась, поводя из стороны в сторону вмонтированным в нее фонарем, и долгое время не показывала ничего, кроме гладкой, матовой, идеально черной цилиндрической стенки. Потом мелькнул закрытый люк бокового ответвления, его рассмотрели подробнее и двинулись дальше. Это случилось на глубине метров шестидесяти. Еще два таких же люка встретились на восьмидесяти – и стометровой отметках. Еще пятью метрами ниже возник открытый проход, в конце которого ничего рассмотреть не удалось, а потом люк нахально захлопнулся на глазах у восхищенной публики. Автоматика сработала скорее всего на свет. Или... Но гадать стало некогда, потому что уже через секунду камера внезапно отключилась. Можно было предположить, что ее вообще уничтожили, однако натяжение нити не пропало, и даже наоборот – она вдруг начала разматываться с катушки все быстрее и быстрее. Наконец все два километра оказались выбраны полностью, а изображение так и не возникло.
      В принципе все понятно: камера захвачена кемто или чем-то, отверстие, в которое она ухнула, благополучно закрылось, ну а нить – ее ведь можно протаскивать через сколь угодно узкие щели, даже не нарушая вакуумной плотности стыка. Вторая камера, опущенная на сто метров, полностью подтвердила эту догадку: нить торчала из закрытого люка на дне колодца, но вторую посылку пиррян планета принимать отказалась. Словно вся автоматика была здесь запрограммирована только на одноразовые операции.
      Что делать дальше? Взорвать люк? Скорее всего при этом вход окажется закрытым навсегда. Опуститься и аккуратно прорезать отверстие? Что ж, и тогда еще троих поглотит неведомый черный туман. Уж если они не кинулись следом за людьми, стоит ли теперь заниматься спасением украденной камеры? Впрочем, разумнее всего попробовать вытянуть ее обратно. Если закрытый люк снова откроется, чтобы пропустить камеру, это уже будет что-то. А если нет... Они в любом случае ничего не теряют. И Керк отдал приказ сматывать нить. Процесс пошел совершенно нормально. Правда, Стэн сразу отметил, что на скручивание затрачивается большее усилие, чем необходимо для подъема одной камеры. Объяснений этому могло быть несколько: либо движение нити все-таки тормозится сверхплотным прилеганием крышки люка, либо кто-то (что-то) пытается удержать камеру у себя, либо они вытягивают сейчас наверх не только камеру (вообще не камеру). На всякий случай Керк распорядился увеличить скорость подъема. Нагрузка на нить осталась прежней. Конец эксперимента был близок, но Керк уже догадывался: результат окажется нулевым.
      Он вдруг ощутил небывалую усталость и безразличие ко всему. Он перестал быть собою. Он больше не хотел рваться напролом и побеждать, он хотел только вернуться на корабль, полностью снять с себя ответственность и ждать отправления домой. В конце концов, он еще болен, у него рана не окончательно зажила, мечталось лечь и не открывать глаз, пусть даже денег не заплатят, пусть. Все равно. Он сдается. Бесстрашный могучий Керк сдается...
      Почему же Стэн смотрит на него такими дикими глазами? Э, да он не на него смотрит, а дальше, куда-то за спину. И Клиф уже поворачивает голову в ту же сторону. Керк стремительно обернулся, и давешнее ленивое оцепенение мгновенно покинуло его.
      Из вновь образовавшейся расщелины метрах в двухстах от них выползал тот самый абсолютно черный мрак, высовывался, надуваясь, медленно и страшно, как язык гигантского дракона.
      – Шлюпку! Быстро! – скомандовал Керк, раньше чем успел прийти аналогичный отчаянный приказ с борта «Арго».