Я осторожно ощупал это место, но сломанных ребер не обнаружил. Потом попробовал вытянуть шею, чтобы рассмотреть масштабы повреждений поподробнее и обнаружил, что застудил мышцы. Тот, кто когда-нибудь ложился спать на сквозняке, в полной мере оценит тот букет непередаваемых ощущений, которые достались мне. Шею невозможно было повернуть без того, чтобы не помянуть добрым словом предков моих тюремщиков до седьмого колена. Повертевшись во все стороны, я понял, что мышцы застудились не только на шее. Левое плечо, как и весь левый бок, на котором я спал, весьма недвусмысленно реагировали на попытки совершить затрагивающие их мускулатуру движения. Да уж, в таком дерьме мы не бывали очень давно. И хотя в плане всевозможных повреждений я человек очень невезучий — шрамов нет у меня только на левом ухе (а шрамы у меня остаются после каждого пустякового пореза), вчерашний день превзошел все ожидания.

Я вздохнул и покосился на окно. Солнце пригревало, и в камере становилось теплее. Совсем немного, но мне пришло в голову, что притупление боли, особенно на обожженной коже, произошло прежде всего от погребной температуры, которая стояла здесь ночью. И чем теплее, тем хуже мне будет. Скверно.

Впрочем, учитывая, что у коменданта-вампира какие-то планы на мой счет, это уже не столь важно. Что-либо сделать для своего освобождения можно было, только выйдя отсюда (то бишь из камеры), поэтому я с унынием приготовился ждать. А поскольку это я ненавидел больше всего, через пятнадцать минут совершенно извелся. Время я узнал по часам, каким-то чудом оставшимися у меня на руке, и, что самое главное, идущих, поскольку мне показалось, что просидел я не меньше часа. Кстати, было полседьмого утра, если здешнее время совпадает с нашим.

Наконец за дверью послышались довольно громкие голоса. Я мгновенно оказался у окна, на самом светлом месте, поскольку один из голосов идентифицировался без труда. Вдруг книги все-таки не врут? Дверь распахнулась и на пороге показался комендант, злой, как шершень. За его спиной опять кто-то маячил, но я не обратил на это внимания: меня гораздо более волновал он сам.

— Ну?! Это тебя устраивает?!

Я опешил. Это он мне? Я открыл было рот, но тут на плечо вампира легла чья-то рука и спокойный голос ответил:

— Вполне.

Из-за его спины вышла женщина. Высокая, худая, с волосами, крашеными в цвет «Светлый жемчуг» (любимый оттенок моей сестренки) и чертами лица, которые невозможно было разобрать в полутьме. Подружка?… Женщина досадливо дернула головой и тихо сказала:

— И прекрати на меня орать. Я тебе не девочка на побегушках.

Комендант бросил на нее злой взгляд и рявкнул:

— Чего ты еще от меня хочешь?! Хотела посмотреть — смотри!

Нет, определенно не подружка.

— Прекрасно.

Она сощурилась и окинула меня тяжелым взглядом. Очень этот взгляд напоминал вампира. Очевидно, коменданта невежливо попросили поделиться.

— Я его забираю, — непререкаемым тоном бросила незнакомка.

— Неужели? Не забывайся, черт побери! Здесь пока еще я хозяин, а не ты! Хватит того, что тебя вообще сюда пустили.

— Хотела бы я посмотреть, как бы меня сюда не пускали. Очень бы хотела… — ледяным тоном процедила она сквозь зубы.

— И посмотришь, — бросил комендант. Сузил глаза и с ядовитой ухмылкой прошипел: — Или, может, у тебя есть официальные права?

— Права? — женщина нехорошо прищурилась. А потом как рявкнет во весь голос: — У меня есть все права на твою шкуру вместе с потрохами!

Звуковая волна основательно ударила по барабанным перепонкам. Я затряс головой.

— С чего бы это?

— Напомнить? Тебе отдали эту тюрьму по чьей рекомендации? Ну?! Тебе никто не мешал наводить здесь порядок, лишь бы ты его навел. Сколько раз я закрывала глаза на нарушения Закона? Сколько раз спускала прегрешения? Сколько, а?! — яростный взгляд суженых глаз не сулил вампиру ничего хорошего, а громкий высокий голос метался под потолком. Комендант сжал челюсти и кулаки.

— Это был твой выбор. Так что нечего кивать на долги, которых нет. Присмотрись-ка к своим козырям — ничего они не стоят. А если когда-то и стоили — меня это не волнует. Здесь и сейчас ты никто! — процедил он сквозь зубы.

— Какая короткая память. Стареешь? Забыл первое правило смертного приговора? — жестко поинтересовалась женщина. Вампир недоуменно нахмурился, — Убийства членов Совета, как и покушения на оные, срока давности не имеют. Статья сорок вторая, параграф третий, пункт один, — отчеканила она, — Ничего не припоминается?… Арленн, семь лет назад. Я все вижу, Ян, и ничего не забываю. А вот ты, видно, забыл, что у меня были тогда «официальные права». И, строго говоря, надо было бы отправить тебя под суд, но… Но. У тебя, тебя, которого следовало бы засадить до конца жизни в Азан, у той редкостной сволочи, которой ты являешься, есть голова на плечах и дар держать всю эту анархичную кодлу, твой клан, в кулаке. К величайшему моему сожалению, ты лучше, чем те жадные до власти идиоты, которые придут тебе на смену.

Комендант выглядел так, будто его ударили. Отвесили хлесткую пощучину.

— Как ты узнала…

Его голос срывался. Он понял это и разъярился еще больше, если такое вообще возможно.

— Убирайся!!! — рявкнул он, — Я не нуждаюсь в твоих подачках! И не приведи тебе боги явиться сюда опять!

— Не. Смей. На. Меня. Орать, — очень раздельно, очень холодно. Бешеное спокойствие.

— Ты не имеешь здесь никаких прав! И права просить — в первую очередь.

— Я не прошу, а требую, если ты не еще этого понял. В политике не ищут ни истины, ни справедливости, но ради Арленна сделают исключение. Еще не поздно исправить мое тогдашнее упущение. Совет вот-вот начнется. И я на него успею!

— Шантаж? — сощурился комендант, — Меня?…

— Шантаж, — отрезала женщина, — Для тебя — самый подходящий метод.

— Я сказал, убирайся! — глухое рычание доведенного до белого каления вампира эхом прокатилось под потолком. — Посмотрим, что ты запоешь, когда на тебя накинется вся охрана!

— Дурак! С меня станется поднять болота и долбануть ими по твоей идиотской башке!

— Не посмеешь!

— Я?! — она впилась в его таким взглядом…злым, насмешливым. Страшным. Тихо и отчетливо проговорила:

— Посмею.

Стало так тихо, что одно мое неловкое движение превратилось в грохот. Они оба повернулись ко мне. Я замер. Сейчас они поймут, сколько при мне натрепали, и… Женщина смерила меня взглядом и уже спокойно сказала:

— Я его забираю.

Вампир дернулся, собираясь возразить, но она предупреждающе подняла руку и сузила глаза:

— Ты не понял. Я. Его. Забираю. Точка.

Комендант ничего не ответил, но взгляд сказал намного больше. Его соперница ответила тем же. Они просто смотрели друг другу в глаза, но мне показалось, что именно сейчас — не на словах, а на взглядах, решается спор. Жгучая ненависть и огромное напряжение ощущалось почти материально. Понять, кто победит, было невозможно — уж слишком они были одинаковые. Глаза у обоих горели, руки синхронно сжимались в кулаки. Вампир дернул головой и оскалился, она зашипела, и из-под верхней губы показались клыки, удлиняющиеся с каждой секундой. А в глазах… Я стоял напротив и все прекрасно видел, но сначала не поверил. В глазах разгорался огонь. Не красные отсветы, не красные зрачки или радужка. Настоящие языки огня — в буквальном смысле горящие глаза. Я видел, как огонь взметнулся выше, и мерцающие язычки заплясали по всей радужке, а потом перетекли светящимся ореолом вокруг головы, постепенно окутывающим все тело. В этих глазах была такая ненависть, такая ярость, такое желание уничтожить, что мне стало страшно. Очень страшно. Вот они — демоны, в которых уже давно не верят. Я безотчетно пятился, пока не уперся спиной в стену. Казалось, они сейчас вцепятся друг другу в глотки. Глаза демона полыхнули особенно ярко и вампир сдался. Демоница притушила пламя — будто крылья сложила. Только в глубине глаз остались тлеющие угольки.

Она повернулась ко мне, уже совершенно спокойная и сказала:

— Пошли.

Под ее взглядом я вжался в стену и не сдвинулся с места. Сам я за демоном не пойду не за какие коврижки — нигде потом гореть не охота, знаете ли. Она нахмурилась и раздраженно бросила:

— Ну пошли же, что стоишь?

Я молчал. В голове вертелся только один вопрос: «Что делать?!». Она нетерпеливо взмахнула рукой и подошла сама. Бесцеремонно схватила за плечо и поволокла за собой. Я не удержался на ногах и чуть не упал, но меня рывком и без видимых усилий подняли над полом и поставили на ноги. А ведь вешу я не так уж и мало. Я с унынием понял, что в рукопашной с ней не имею никаких шансов. Поэтому только ойкнул и, еле переставляя ноги, поплелся за демоницей. Уже в дверях вампир зло бросил ей вдогонку:

— Die verfluchte Wolfin!1 (нем. — проклятая волчица)

На секунду она застыла. Теперь ударили по лицу ее. Обмен словесными пощечинами состоялся. Друзья заклятые, что б им…

Я замешкался на пороге, и был тут же приведен в чувство резким рывком. Я вылетел в темноватый коридор и успел увидеть, как охрана вскочила на ноги. Нас проводили странными взглядами. Меня дотащили почти до угла, когда взгляд мельком выхватил из-за спин охранников одну странную вещь — у них действительно был фонарь. Масляный…

Мне было не по себе, если не сказать — просто страшно. Меня тащил по коридору демон, причем с таким выражением лица, что от нас шарахались в разные стороны. Белая коса хлестала демоницу по спине, и я вдруг понял, что это настоящий ее цвет волос, не смотря на черные брови и ресницы. А еще я впервые по-настоящему разглядел ее лицо. Смуглое, с бронзовой кожей, это было единственное лицо, которое могло быть у существа, живущего с начала времен. Лишенное возраста. Полностью. С каждым вздохом оно неуловимо менялось — передо мной, скаля клыки неизвестно на кого, летела то девушка двадцати лет, то зрелая женщина. А потом из резкого сплетения светотени на меня глянула древняя, бесконечно усталая старуха. С желтыми глазами, на дне которых плескалась пульсирующая и затягивающая в себя бездна. Совершенно нечеловеческий, абсолютно невидящий взгляд. И потому — жуткий. Она шла напролом, не замечая ничего и никого вокруг, вцепившись мне в плечо так, что под ее пальцами уже начал наливаться синяк. Теперь я совсем не был уверен, что хуже — вампир или эта демоница. Между огнем и полымем не выбирают — они слишком похожи.

Злость. Я была зла. На этого ненормального, лезущего на рожон, на себя, поддавшейся на явную провокацию. Еще немного — и Наломи осталась бы без коменданта, а вампиры без кланника. Слава богам, у этого идиота хватило мозгов вовремя признать доминанта. Подчиниться. Меня нельзя выводить из себя — я становлюсь зверем. Добро бы отцовское наследство ограничивалось демоническим свечением в глазах. Да он вообще понял, что я могла разорвать его голыми руками?!

И почти это сделала. Грань была слишком тонкой… Упрямый, гордый и обидчивый дурак! Авторитетом он своим не мог поступиться! Боги-и-и, какой идиот! Ставящий гордость и ненависть выше жизни. Очень долгой жизни. Если бы я его убила, потом долго бы жалела. Не потому, что он мне нужен, а потому что сделала бы это без надобности. У меня руки в крови не меньше, чем у него, но убивать еще и без необходимости — это уже слишком.

И не то что бы я не могла себя контролировать. Могла. Тысячу раз могла. Не хотела. Это другой вопрос. Себя я могу контролировать до последней кожгальванической реакции. В любое время. В любой ситуации. В любом настроении. Но только при желании. Только.

А я не хотела. Я была зла. На него. На то, что он не хочет признавать очевидного — я сильнее. Проклятое самолюбие. Проклятая гордость. Моя. Его.

Это я теперь понимаю.

А тогда…

Не мочь проще, чем не хотеть — всегда есть оправдание. Хотя бы перед собой.

Ян, Ян, сколько же ты мне крови попортил. Даже убить тебя без угрызений совести не получается. Хоть бы на тебя какой охотник на вампиров нарвался, да избавил меня от головной боли! «Друзья заклятые»?… Ага, скорее, враги любимые. Уж много, много лет. На мечах, на шпагах, на ножах и пистолетах, на злословии и интригах, мы все бьемся, бьемся в кровь, разбивая и свои, и чужие лбы, и все не можем, не можем остановиться.

О Боги! Мальчишка!

Я запоздало сообразила, что от злости, от слова, брошенного в спину, я опять перестала соображать. Волчица! Хороший был удар для проигравшего. Болезненный.

Я не сразу поняла, что вцепилась парню в плечо смертельной хваткой, совершенно того не сознавая, и волоку по тюремному коридору. Торопливо расцепила сведенные судорогой пальцы и остановилась. Заглянула в испуганное лицо. И мысли и взгляд наполнены одним — ужасом. Я мысленно отвесила себе с десяток подзатыльников. Боги, это ведь он меня боится. Бездна! Он же и нашу разборку видел, видел, во что я превратилась! Да меня собственный брат побаиваться начал, после того как узрел одно такое…превращение. Так это брат, ближе которого мне никого нет. И он-то знает, как сложно вывести меня из себя до такой степени. А кого видит во мне этот мальчик? Боги… Демона. Темного демона.

До чего же я докатилась! Забыла, что это позорище разыгрывается на глазах не то что постороннего, а совершенно не понимающего, кто мы и что происходит, мальчишки. Старая вражда закрыла мне глаза — и пожалуйста. Я собственными руками вырыла яму, причем не себе, что не так плохо, а ему. Чтобы выжить в этом мире, он должен безоговорочно доверять мне и Рейну. Как это теперь сделать? Как объяснить ему… кто я, кто мы все, что такое наш мир, наш народ? Объяснить, что есть на свете Сумерки, кровавые, но имеющие право на жизнь?… Может, еще можно убрать страх…если это еще возможно. Но доверять?…

Нервно мну пальцы и пытаюсь придать лицу нормальное выражение. Что делать? Что? А бес его знает. Пытаюсь выдавить улыбку. Смотрю его глазами — получается? О-о, пожалуй, лучше не надо. Кошмарная гримаса. С клыками. О, черт! Еще это на мою голову! Теперь нужно готовиться к тому, что меня приняли еще и за вампира.

Я втянула клыки. Их я вообще-то выпускаю чисто инстинктивно — от злости. Очень сильной злости. Или чтобы напугать. Да-а-а, и это мне удалось лучше, чем хотелось бы. Меня часто принимают за вампира, правда, в основном люди. Напрасно. Сами вампиры, как не странно, принимают меня за человека. Правда, то, что продлевает мою жизнь, есть только модификация того, что не дает стареть самим вампирам. По этой же причине их укусы на меня не действуют. А уж перекусали меня во времена моей бурной юности (как в попытках обратить на свою сторону, так и просто по глупости) — до полной потери каких-либо ощущений от этого факта.

По моему глубокому убеждению, в мире только три неодолимых стихийных бедствия: грипп, журналисты и вампиры. Кстати, люди глубоко ошибаются, полагая, что наличие кровососов есть эксклюзивное отличие их мира. Свято место пусто не бывает, не стоит об этом забывать.

Но топтаться на месте не есть выход. Я глянула парню в лицо. Тяжкий вздох сам рванулся наружу. Без изменений. Я чувствовала себя виноватой. Очень. Но нужно было что-то делать.

Я выдавила самым убедительным тоном, на который была способна:

— Иди за мной и не бойся. Я хочу тебе помочь.

Прозвучало глупо и фальшиво. Очень. Похоже на цитату из героического квеста. Уже за одно это я влепила себе еще один мысленный подзатыльник. К сожалению, от растерянности ничего лучше придумать пока не могла. И потому просто повела его за собой. Оглядела украдкой, что мне досталось, и поняла, что к моим пробленам прибавилась еще одна. Он был весь в ожогах и избит. Я покопалась в его памяти и очень удивилась, что этот фрукт еще жив. Причем то, что он дожил до момента обращения, удивляло еще больше. Судя по всему, увечья разного рода притягивает к нему просто магнетически.

Парня нужно лечить. Только вывести сначала. Я поднырнула под свисающий с потолка кабель и сообразила, что свет в коридорах горит как-то пятнами, а охрана сидит с масляными фонарями. Мда-а-а, опять генераторы полетели, что ли? Или проводка отсырела? В этом плане приграничье — место паршивое. Техника еще работает, но плохо. Колдовать можно, но непонятно, чем это аукнется. В общем, ни тем, ни другим заниматься не рекомендуется. И они еще поставили в этом аномальном месте тюрьмы!

Впрочем, отсутствие освещения мне скорее помогает — от яркого света, особенно искусственного, у меня начинается резь в глазах. А вот моему подопечному это может не понравиться — люди на уровне инстинктов боятся темноты. Я оглянулась — идет? Идет, но как-то странно — будто у него позвоночник закостенел. Нет, точно нужно его проверить, как только выйдем — не хватало еще, чтобы ему что-нибудь сломали. Следовало бы накостылять ловцам… Нет, бесполезно. Вампир прав — не я здесь хозяйка.

Дверь, одна, другая, третья. Добротные, железные, но с примитивными механическими замками — нормальные электронные может просто замкнуть в здешних условиях. И по паре охранников возле каждой — по той же причине. Чуть ли не каменный век. Тьфу!…

Придать надменность лицу, бросить:

— Открывайте! Живо!

И двери распахиваются с поразительной живостью. Меня еще слушаются по старой привычке. Мелочь, а приятно.

Тусклое, вечно затянутое облаками небо сменяет низкие каменные потолки. Вечная осень кружит вокруг, падает с мелким моросящим дождем. Страна Осенняя, Приграничье. Место унылое и опасное.

Тень, размытая и крылатая, стала у меня за спиной. Мне не нужно оборачиваться, чтобы узнать его.

— Не слишком ты торопился.

— Но пришел.

— Хотя бы.

— Не язви, ради богов! И так тошно.

Мой брат, мой демон. И то, и другое только наполовину. Нам с ним крупно не повезло только один раз в жизни — при рождении. И если я свободно балансирую на границе, склоняясь в ту сторону, которая мне удобна, у него такой возможности нет. Моя мать была одной с отцом силы, его же таковой не имела вовсе. Когда-то Хан отдал свою жизнь смертного за меня. Он чувствовал вину за то, что было безмерно давно. За то, что когда-то оставил меня умирать. Непреднамеренно, и я давно простила его. Но теперь… Внешние признаки демона налицо, но душа его не изменилась.

Ну что ж, раз он все-таки пришел, хуже не будет. Свалю эту проблему на него. По утешению жаждущих разрыдаться в жилетку он большой специалист. Но крылатый. Это может вызвать осложнения.

Аккуратно скашиваю взгляд в сторону подопечного. Никакой реакции. А если проверить? Так, интересно. Размышляет на тему того, как мы его будем делить. Гм, совсем не так безнадежен, как я думала. Способность к адаптации впечатляет.

— Хан, можешь с ним посидеть? — я намеренно заговорила на анире — универсальном соланском, а не всеобщем, которого мальчишка уже явно успел наслушаться. И соответственно — понять.

— Совет?

— Ага. Намечается что-то совершенно сумасшедшее. Тар и Серендор явно будут рвать друг другу глотки за место вожака. Даже я сама еще не определилась, на кого ставлю.

— Я-то посижу, только куда его в таком состоянии?

Хороший вопрос. И очень хотелось бы знать, кто его так застращал. Ну-у… Пришлось вываливать полную картину происшествия. Конечно, телепатически. И естественно — под мощнейшими экранами. Слишком много здесь околачивается постороннего народа.

— Ну, хуже этого уже не будет, — он слабо улыбнулся.

— Спасибо, утешил. Но — прав, как всегда. Ладно… Я проверю, насколько опасны его болячки, и если ничего серьезного… двигайтесь… Может, в старую лабораторию?

— Ты УВЕРЕНА?

— Гм…Да, лучше пока не надо. Надо куда-нибудь поближе к дому. Его дому, я имею в виду. Это должно подействовать успокаивающе. Но где же…О! Помнишь, где я жила, когда собирала на Земле материал на монографию?

— На которую?

— Которая о… — я посмотрела на кислую физиономию брата и быстро закончила: — Которая предпоследняя. У меня с тех пор остался домик, если местная администрация его еще не оприходовала. И даже, по-моему, этот домик в той же стране.

— Ага… А может, и на том же континенте, — мне был послан крайне скептический взгляд. — Ты сама-то помнишь, сколько лет назад это было? К тому же он наверняка заколочен.

— Ты что, пару досок не оторвешь?… Ладно, не дуйся, я тебе сброшу координаты портала.

— О боги, за что мне все это… Хорошо, обследуй, пока на Совет успеваешь, и мы пойдем.

И расскажи ему, что происходит, пока не поздно. Ты умеешь подавать неприятные факты. Я-то постараюсь, но ничего не обещаю. Старайся, старайся.

Я потащила перчатку с руки и скривилась. Ладонные потоки — самая большая неприятность, которая может случиться с практикующим магом. Да, широчайшие возможности управления энергией и стихиями, но — без перчаток можно потерять сознание от боли, просто дотронувшись до чего-то шершавого — на ладони нервных окончаний больше, чем на всем теле, вместе взятом. М-да, такова цена — нужно же импульсам и энергетическим токам по чем-то бежать.

Прохладный влажный воздух неприятно осел на голой руке. Я повернулась к подопечному в тот момент, когда он уже собирался дать деру. Очевидно, решил, что мы в достаточной степени отвлеклись. Шустрый, что б его… Ухватила за руку и дернула на себя.

— А ну, стоять, — наверное, дернула слишком сильно — он охнул и как-то весь съежился. Бросил на меня опасливый взгляд и застыл в напряженной позе. Я прикинула, сколько у меня осталось времени и вздохнула. Набросила на нас легкий двухслойный морок для отвлечения любопытных ушек, и мягко (по крайней мере, я надеюсь, что получилось именно так) начала на его родном языке:

— Ты ведь Алекс, так? — от удивления болезненная гримаса сошла с его лица. Я воспользовалась сим обстоятельством, чтобы подойти поближе. Он отшатнулся, но ответил:

— Д-да.

— Ну так вот, Алекс, проясним ситуацию. Я… В общем, есть я тебя не собираюсь, так что можешь не пытаться держать шею от меня подальше, — он попытался быстро вернуть шею, которую бессознательно вытягивал в противоположную от меня сторону, в прежнее положение, и я не удержалась от смешка. — Просто постой хотя бы пару минут спокойно. Идет?

Подозрительно глянул в мою сторону, но кивнул. Думает про всякую ерунду, но хотя бы сбежать не пытается. Спасибо хоть за это.

Я расправила одной рукой его ладонь и накрыла сверху той, что без перчатки. Если по-хорошему, то надо было бы положить его на кушеточку, снять перчатки и водить около часа вдоль тела обеими руками. Но на это рассчитывать не приходиться. По крайней мере — пока.

Ладонь к ладони, кожа к коже, кровь к крови. При таком тесном контакте нет необходимости связываться через энергетические потоки — с током крови импульс пройдет по всему организму. Сдвинуть восприятие, отсечь окружающий мир — это не так необходимо, но у меня за спиной Хан и я не буду уязвимой, а времени уйдет гораздо меньше. Поймать частичку сознания и привязать к душе, дать толчок — и вот уже импульс метнулся по нервам, пробежал по руке, вышел наружу из ладони. Замешкался, но нашел вход в чужую кровь. От перемены сред у меня сбилось восприятие. Переходить же напрямую в чужую нервную систему — чревато такими искажениями, что разобрать что-либо будет невозможно. Подстроиться же под медлительный поток крови несложно.

В сознании мелькали кровоизлияния, нитевидные трещины в костной ткани, мертвые и поврежденные клетки, лопнувшие сосуды. Я прыгала с места на место, нигде особо не задерживаясь, не заходя слишком глубоко. Подробное обследование отложим до лучших времен — совет длиться от силы пару часов, столько он может подождать. Поэтому я ограничилась тем, что заблокировала боль. В разумных пределах, конечно.

— Неужели так плохо? — Хан с любопытством наблюдает за выражением моего лица.

— Нет, — я с замиранием сердца принялась разъединять наши руки. Отлеплять по миллиметру ладонь от вспотевшей руки парня было по меньшей мере мучительно, а рывок в таком деле чреват сильным шоком.

В результате всех этих мучений я обнаружила кучу поверхностных ожогов, в основном 1-2 степени, обширное подкожное кровоизлияние, то бишь синяк, видимый, впрочем, невооруженным глазом, трещины в ребрах, запекшуюся рваную рану на голове (слава богам, без прилагающегося сотрясения мозга), застуженные мышцы и гастрит с пятилетним стажем. Прелестный набор. Как можно было умудриться нацеплять на себя столько болячек?

Я наконец отпустила его руку и принялась натягивать перчатку. Все равно неприятно, но уж по крайней мере не так. Я пригладила кожу перчаток, натягивая поплотнее, и пощелкала пальцами на пробу. Нормально. Если внутренний слой и имеет свойство морщить, так это на сгибе ладони. Не такое большое удовольствие — ходить постоянно в перчатках — но что поделаешь. Все имеет свою цену, и эта далеко не самая высокая. В конце концов, у этих перчаток я с легкой душой отрезала «пальцы», а вот некоторым целителям недоступна и эта маленькая вольность.

Ну что жжж… Можно идти. То есть мне можно идти. А вот пойдет ли парень с Ханом, а точнее, не попытается ли сбежать, это вопрос. Я переглянулась с братом и поняла, что помогать мне он не собирается. На этом этапе. Из серии «он-тебя-лучше-знает». Ну и ладно. Я прищурилась и осторожно начала:

— Алекс, я думаю, что ты…Гм…не совсем понимаешь, что происходит.

— Слабо сказано, — вырвалось у него. Он спохватился и испуганно посмотрел на меня.

— Я за разговоры не бью, можешь говорить что хочешь.

Не поверил. Ладно, попробуем еще раз.

— Для меня необходимо, чтобы ты был живым и по возможности здоровым. Причем чем дольше, тем лучше, желательно до самой старости. По этой причине я тебя не трону, и другим не дам. Ясно?

Ну, не так плохо. И почти правда — защищать-то я его защищаю, только ничего, кроме шишек, с этого не имею. Хотя, нет. Имею. Силу Рура и почти полную невозможность применять ее из боязни раскрыться.

— А почему именно я?

— Выбор не зависел от меня, поэтому — не знаю.

А вот это уже чистая правда.

— Значит, вы… действуете по чьему-то поручению?

Сказано это было с опаской — боялся меня разозлить предположением, что надо мной кто-то стоит. Я просто кивнула.

— Я в некотором роде на службе. И моя обязанность следить, чтобы с тобой ничего не случилось.

Вроде бы проглотил.

— А…Зачем я вам?

Хороший вопрос. А главное, по существу.

— Да уж не в качестве жертвенного петуха, — я улыбнулась этой его мысли. — От тебя ничего особого пока не требуется — только на неприятности больше не нарывайся. Ты свободен делать, что хочешь. В разумных пределах, конечно. Вот… — я нашарила притаившегося у меня за спиной Хана и вытянула его за рукав на передний план. — Вот этот тип расскажет тебе все поподробнее.

Парень вздрогнул. Я вздохнула. Ну что мне с ним делать?

— Его можешь не бояться, так же как и меня. Он тоже на службе. Если с тобой что-нибудь случиться, нас обоих ждут крупные неприятности.

Ну, это я несколько приукрасила, но чего не сделаешь ради спокойствия подопечного. Хан укоризненно покосился на меня и кивнул парню.

— Не обращай внимания на его внешний вид. И можешь задавать ему любые вопросы, он ответит.

Хан украдкой показал мне кулак. Ничего не знаю!

— А вы?

— Мне нужно уйти на пару часов. И можешь называть меня на «ты». Я — Тень.

Я поймала удивленный взгляд.

— Тень, Тень. Так и называй.

— Гм…А нельзя ли мне как-нибудь…конечно, в параллельный мир попасть, это… любопытно…но… мне домой можно или как?

При словосочетании «параллельный мир» я улыбнулась и украдкой оглядела двор. Хмурые охранники дышали на замерзшие руки и бросали на нас недовольные взгляды. И они правы — нужно сворачивать дискуссию. Не место это для серьезных разговоров.

— Это не параллельный мир. Но домой ты попадешь, — заговорил наконец Хан.

— Как? — вырвалось у парня. Он даже не спросил, куда его угораздило попасть. И смотрел почему-то на меня, смотрел такими жадными глазами, что я не стала его мучить.

— Тебя проводят, — я кивнула на брата.

Я не стала добавлять, что ему придется посидеть несколько часов у меня дома, пока я не залатаю его многочисленные болячки, причем сделаю это как следует, и не выясню, так уж случайно он попал в самое гиблое место Безымянной. Не доверяю я совпадениям — портал выходил на пограничку Азана, а от патрульных амфептериев так просто живым никто не уходит. Парню просто повезло, и если в этом кто-то замешан…лучше не оставлять его без присмотра.

Я заглянула парню в глаза и сказала:

— Запомни — нам ты можешь доверять. Хотя пока этого и не делаешь. Ну, пока.

Я кивнула брату, развернулась и пошла прочь.

В небе кружила четверка крылатых змей.