 |
|
Популярные авторы:: Joyce James :: Эллисон Харлан :: Горький Максим :: Грин Александр :: БСЭ :: Громов Дмитрий :: Азимов Айзек :: Раззаков Федор :: Картленд Барбара :: Толстой Лев Николаевич Популярные книги:: The Boarding House :: Уроки любви :: Тайна неудачного выстрела :: Господство женщин :: Чумные псы :: Повесть об отплате за добро :: Влюбленный опекун :: Безрассудство :: Справочник по реестру Windows XP :: Нежданная любовь |
Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга IIModernLib.Net / Юмористическая проза / Штерн Борис Гедальевич / Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга II - Чтение (стр. 16)
«Значит, предсказание уже сбылось?» – захохотала лиульта. Ни слова не говоря, юноша вышел на берег, снял мокрое платье и показался во всей своей вздыбленной мужской красе. «Господи, какой ужас! – вскричала лиульта, увидев такое дело, – Это я виновата в твоем несчастье! Не сказал ли колдун, как опять превратиться в девицу?» «Для этого надо сесть сверху иа ту, которая купалась рядом». «Всего лишь? Садись скорее!» Дочь вождя опустилась на траву под кустами, закрыла глаза, а юноша пристроился сверху и прижался к ней. «О, как это чудесно! – удивилась лиульта. – Как сделать так, чтобы ты навсегда остался мужчиной?» «Всего лишь выйти за меня замуж». Они пошли к отцу и женились, а вождь одарил колдуна Мендейлу богатыми подарками – ящиком коньяка, примусом, козой и тремя курицами. Вожди и старейшины нашли, что тронная байка великолепна, и положили у ног Гайдамаки первые палочки и поленца для его дровницы: – Pohouyam умер, Pohouyam родился! Мне семья уже ничего не стоит, ибо квартира, хлеб, овощь, молоко, масло, лошади – все свое, не покупное. А работы так много! Из всей фамилии Чеховых только один я лежу или сижу за столом, все же прочие работают с утра до вечера. Гоните поэтов и беллетристов в деревню! ГДЕ ЭТА УЛИЦА, ГДЕ ЭТОТ ДОМ?
Майор Нуразбеков победоносно оглядел всех присутствующих и повторил нехорошее наречие па «Н» из пяти букв, отвечающее па вопрос «куда?». Степы записывали, выставив уши. – Представляете, Николай Степанович, так и ответил! – Да-а уж, молодец! – похвалил Шкфорцопф. – Рисковый вы парень, Нураз! – Так и ответил! – продолжал смаковать майор Нуразбеков дорогие ему воспоминания. – Громко, отчетливо и слитно – вроде как наречие места из пяти букв, отвечающее на вопрос «куда?» – вперед, наверх, нахуй, подгору… как в школе учили. Все генеральские погоны как сидели, так и остались сидеть. Сидят и ушам своим не верят. А Семэн и Мыкола за моей спиной – потом они рассказывали – уже приготовились вывести меня из кабинета и с уважением отметелить ногами тут же в гетьмановском предбаннике. Как вдруг выпрыгивает из-за стола наш дорогой Николай Николаич – я его еще не знал, он был тогда в Киеве чем-то вроде генерал-адъютанта при Гетьмане, но еще в полковничьем звании, – да как заголосит-запричитает по-бабьи, как это он один умеет: «Да вы что, прапорщик, с Лупы свалились? Да где вы находитесь? Да как вы себя ведете? Да что вы себе, ыбенамать, позволяете?!» – Кстати, за это бабское сопрано его в Киеве называли Сопран Сопранычем, но, смотрите, случайно при нем не ляпните – обидится. В общем, Гетьман его усадил, успокоил, подошел ко мне, обнял меня за плечи и сказал: «А ты с юморком, сынок. Я тебя понял, ты доходчиво объясняешь. Давай вместе мозгами пораскинем. Ты целый год Сидора пасешь, он даже с тобой за День радио на работе коньяк пьет, ты его лучше всех знаешь – скажи, где он сейчас в такую глухомань может быть? Где эта улица, где этот дом, где эта девушка, что он влюблен?» И тут я начал соображать: стоп, себе думаю, а не дурак ли я? Со мной пока еще по-человечески обращаются, хотя и ребра болят, – а ведь дело государственной важности, могут очень даже запросто и в морду дать, и нахуй с работы погнать. Нет уж, дорогой мой Владимир Кондратьевич, вы уж извините, но я сейчас не выдержу ночного допроса при ясной Луне и выдам вас с потрохами, потому что из-за твоих кобелиных степеней свободы американцы давно уже по Луне гуляют, а мы в космосе отстаем. Не будет тебе этой лишней степени свободы. Дiло робить треба! Вот так соображаю, но пока молчу из ложно понимаемого чувства мужской солидарности. Гетьман же почувствовал мои сомнения и решил меня не кнутом, так пряником оглоушить – подозвал Николай Николаича, шепнул ему что-то в оттопыренное ухо, тот убежал в какую-то боковую дверь и тут же вернулся с бутылкой коньяка и двумя маленькими рюмочками. «А почему, сынок, у тебя фамилия Нуразбеков, если ты узкоглазый? – проницательно спрашивает Гетьман, наливая мне и себе. – Твоя фамилия должна быть Нуразбаев». «Так точно, товарищ генерал! Дед был Нуразбаевым, но попал в душманский плен и стал „бековым“. В личном деле отмечено». «Ага. Не скрыл. Молодец. А почему ты, сынок, в прапорах засиделся? Давай выпьем с тобой за твои лейтенантские погоны! Пей, не стесняйся, хороший армянский коньяк „Ахтамар“. Вздрогнем!» Вот тут я и не выдержал. Коньяк «Ахтамар» и офицерские погоны все же не хрен собачий. Со мной по-человечески разговаривают. Американцы по Лупе гуляют, а Сидор исчез. Челнок для Луны робыть надо, а он со своей злоебучей сылой… Выпил, вздрогнул, заговорил, предал Сидора. Выложил все: улицу, дом, квартиру, этаж, имя-фамилию боевой подруги, в постельке которой Сидор сейчас кукует. Но Генерального конструктора многоразового челнока голыми руками не возьмешь! Вижу – Гетьман разочарован. Говорит: рано мне еще в лейтенанты, потому что имя и адрес этой подруги в КГБ давно известен. Уже наведались туда, проверили – Сидора нет и не было. Ах так! Чувствую охотничий азарт! Называю второй адрес – самой потаенной конспиративной Сидоровой квартиры – значит, Сидор к Светланке потащился, о Светланке даже Сидорова жена ничего не знает… И опять мимо. Вижу – опять Гетьмап недоволен, знает он адрес этой веселой вдовы Светланки. Уже проверено – там Сидором и не пахнет. Ну, думаю, дает дед копоти! Ума не приложу – куда этот старый козел отправился?… Неужто уболтал эту аристократку и старшую экономистку Элеонору Кустодиеву из своего производственного отдела?! Сомнительно. Быть того не может… А может – может? Давно он ее хотел. Даю телефон Элеоноры Кустодиевой – адреса не знаю, отчества не помню. Но предупреждаю: звонить осторожно, могут быть всякие не-пред-ви-ден-нос-ти. Она женщина крупная, породистая, индивидуальная, даже, кажется, купеческого сословия. «О! А! Ага! – обрадовался Гетьман. – Вот о ней-то мы ничего не знаем! Аристократка, экономистка, да еще старшая – это уже кое-что. Эй, кто там поближе?… Позвоните-ка по этому телефону, спросите Элеонору Кустодиеву насчет Сидора. Но только культурненько, чтобы интеллигентную женщину зря не оскорбить». Первым, конечно же, вскакивает Акимушкин, хватает трубку, набирает номер, долго ждет, когда в квартире проснутся, культурненько – это он умеет – здоровается с Элеонорой (извините, не знаю отчества) Кустодиевой, рассыпается в тысячах извинениях за ночной звонок, представляется полковником КГБ и наводит справки о наличии присутствия в ее квартире Генерального конструктора многоразового использования. Ему что– то отвечают на том конце. Акимушкин осторожненько кладет трубку, постепенно начинает краснеть и становиться вареным раком. Гетьмап ему: «Что ответила купчиха? Доложите!» «Ответила… Послала… Вас, меня, все КГБ вместе с Сидором… И бросила трубку». «Не понимаю! – сердится Гетьмаи. – Куда послала? Учитесь называть вещи своими именами, полковник!» «Нахуй…» – прошептал Акимушкин. (Эту картинку словами не описать, это надо смотреть и видеть.) «Вот теперь попятно, полковник, – отвечает Гетьман. – И тут неудача. Но ты не огорчайся, сынок. Выпей еще рюмашку, а мне нельзя, у меня сердце. Ты теперь пан или пропал. Или погоны в звездах, или крест в кустах. Ничего, ничего… Давай, мы пойдем другим путем, как верные ленинцы. Давай попробуем применить дедуктивный метод. Скажи мне, какие у Сидора привычки? Что Сидор еще, кроме женщин, любит?» Твердо, уверено отвечаю: «Egalite, fraternite, liberte ou la mort!» [79] Он мне сам по-французски говорил. «Что– что?… О, мы и по-французски умеем! -обрадовался Гетьман и многозначительно глянул на генералов. – Ну, переведи… Ага, понятно. Ну, равенство, братство, свобода – это все фу-фу, эти понятия эфемерно-философские, a la mort – дело серьезное, но пока подождет. Ты скажи: что его КОНКРЕТНО в этой жизни интересует? Хобби-шмобби какие?… Давай, прапорщик, не стесняйся, думай». ГРАФФИТИ НА ГУЛЯЙГРАДСКОМ РАЙИСПОЛКОМЕ БАЛЛАДА О ГУЛЯЙ-ГРАДЕ Год за годом в тихом озерце, обрамлен пейзажиком исконным, отражался маленький райцентр с красным флагом над райисполкомом. Но однажды вздрогнула вода, потемнело озеро к ненастью - передали новость провода, что пошла борьба с Советской властью! Жители ударили в набат. Был намек неверно истолкован. Взбунтовался город Гуляй-град с красным флагом над райисполкомом. Демократов вышвырнули прочь, возвели в проулках баррикады, жгли костры и факелы всю ночь, не боясь ни Бога, ни блокады. Был назначен воинский парад - понял мэр, что быть ему секомым за мятежный город Гуляй-град с красным флагом над райисполкомом. А броня-то все еще тверда - и в степных дымящихся просторах потекла десантная орда на пятнистых бронетранспортерах Старший офицер уже не рад - уж не заблудился ли с полком он? – Господа! Да где тут Гуляй-град с красным флагом над райисполкомом? Озерцо да роща, благодать, но нигде ни домика, хоть плюньте! И пришлось в итоге докладать о пропавшем населенном пункте. …Иногда лишь в тихом озерце вопреки оптическим законам возникает сгинувший райцентр с красным флагом над райисполкомом. (Эту быль под тихий звон монист в кабаке с названием «Цыганка» рассказал мне бывший коммунист, президент коммерческого банка.)[80] – Ишь ты, какие! Шкфорцопф в монографии описывает детективную предолимпийскую историю в Москве, весьма напоминающую историю появления купидона в начале века. Дело в том, что в разные московские поликлиники и в «скорые помощи» стали обращаться люди – в основном почему-то миловидные женщины и девушки – с таинственными болезненными укусами. Приходили, стеснялись, снимали трусики, показывали па ягодицах (иногда па спине или на ляжках) небольшое багровое пятно с лиловым твердым основанием. Вроде укуса насекомого, но на укус пчелы или осы не похоже. Каждый день обращалось несколько десятков пострадавших, опухлость смазывали йодом, а одну хорошенькую укушенную даже госпитализировали и наблюдали. Опухлость через несколько дней проходила. В другое время не обратили бы вообще внимания, летальных исходов не было, но по Москве уже поползли слухи, Олимпиада па носу, приедут иностранцы, как быть? Кто кусается? Иностранные журналисты что-то уже разнюхали, интересуются, им только подавай «матерьяльчик». Прислали молоденького следователя Нуразбекова. Не важняк, конечно. Чурка. Он уже успел начитаться всяких научно-популярных статей и сразу выдвинул версию о нападениях купидонов на красивых женщин. Ему не очень-то поверили, но все же пригласили для консультации Шкфорцопфа. Тот, собственно, тоже не поверил, хотя рецидив московского нападения был один к одному с римским, парижским, каирским нашествиями сбившихся с курса купидонов, но там, как ему и положено, купидон метил под левую лопатку, а тут укусы в ягодицы. Москва же лежала в стороне от путей миграции. Коммунистов больше всего возмущало «неспровоцированное» нападение. «Неспровоцированное!» – кипятились они. Шкфорцопф объяснял, что красивая женщина и есть провокация. Запросил адреса укушенных. Статистику: где, когда, кого, при каких обстоятельствах. Странности статистики подтвердились: все укушенные – молодые миловидные женщины – 5346 женщин. Места укусов: в большинстве своем женские «задние мягкие части», т. е. ягодицы. Обнаружились и новые странности. География нападений, места происшествий: периметр Садового кольца на перекрестках. Время: примерно с 10.00 до 16.00. Ни утром, ни вечером, ни ночью не нападают, хотя купидон нападает в темноте, поздним вечером и ночью. «Что каждый день происходит в 10 утра? Промтоварные магазины открываются, что ли? – спрашивал себя Нуразбеков. – Что каждый день происходит в 16.00?» И не мог ответить. Еще странность: в субботу и воскресенье купидоны не кусались. Выходные у них, что ли? Опрос потерпевших: внезапная острая боль, как от укуса пчелы. Что еще? Почему именно Садовое кольцо, а не Чертаново? Почему именно на перекрестках Садового кольца кусаются купидоны? Что там – на этих перекрестках? – спрашивал себя Нуразбеков. Ну что может находиться на перекрестках Садового кольца, кроме светофоров? Светофоры. Светофоры, что ли, притягивают к себе купидонов? Нуразбеков опять опросил 5346 миловидных женщин – все в момент укуса проходили мимо светофоров. Со многими Нуразбеков имел душевный контакт. Просил, если можно, показать укус. Разглядывал и массировал им мягкие части. Вскоре Нуразбекову надоели миловидные женщины. Что же все же происходит на московских перекрестках? Светофоры, что ли, кусаются? «Конкретно: что вы видели, проходя мимо светофора?» – спрашивал он каждую миловидную женщину. «Не помню» – 1341 ответ. «Милиционеров» – 2005 ответов. «Газетный киоск» – 1604 ответов. «Пьяных мужиков» – 302 ответа. «Цыганок» – 34 ответа. «Нищих» – 32 ответа. «Машину с подъемным краном» – 28 ответов. Нуразбеков изучал ответы. Милиционеры, киоски, пьяные мужики, цыганки и нищие не вызывали у него подозрений. Непонятна была машина с подъемным краном. Он опять опросил 28 миловидных женщин – что за машина с подъемным крапом? «Машина, – ответили они. – С подъемным краном. С ее вышки ремонтировали светофоры». Замкнутый круг. Кто кусается?! Купидоны метят в сердце, а тут укушены мягкие части. Нуразбеков хотел было опросить милиционеров, киоскеров, пьяных мужиков, цыганок и нищих, но понял, что на это уйдет вся жизнь. Внезапная мысль озарила его: все вышеперечисленные сограждане работают с утра до вечера, а вот ремонтные машины подъезжают к своим светофорам к 10 утра, а к 4-м шабашат. Тогда он помчался на Московский ремонтно-электрический завод, предъявил документ и, всей собственной задницей чувствуя опасность, прошел через проходную. Он пошел по аллейке к заводскому управлению и у бюста Ленина был больно укушен в то самое место. Он огляделся. Никого рядом не было, лишь какой-то мужичок скрылся за углом управления. Нуразбеков, почесывая укус, поискал под ногами, поднял металлическую скобу, принес в кабинет директора, предъявил документ, положил скобу ему па стол и спросил: «Что у вас тут происходит?» «Что, что… – плаксиво ответил директор. – Все ходят с распухшими задницами». На следующее утро нарядом милиции во главе с Нуразбековым была арестована злостная хулиганская бригада слесарей-электриков-ремонтпиков в составе Семэна и Мыколы, которые из «садистских побуждений» (так в протоколе; на самом деле – для смеху и скуки ради) обстреливала миловидных гражданок из рогатки проволочными скобками сверху вниз с подъемного крана своей ремонтной машины. За что и получили по заслугам – Семэна и Мыколу судили скорым судом и выслали за 101-й километр на западную границу па принудительные работы, где они до скончания Олимпиады приводили в порядок железный занавес со свисающей бахромой колючей проволоки. Знаменитый занавес не был похож на райские врата, его следовало приукрасить. Семэн и Мыкола поменяли сгнившие деревянные столбы на бетонные сваи, калитку в Чопе заменили красивыми воротами, сам занавес покрасили в изумрудно-зеленый цвет, над воротами на хромированных болтах и гайках смонтировали громадного латунного Мишку с пятью кольцами, а на чопском вокзале установили известную статую Вучетича, изображавшую могучего обнаженного кастрата с треугольником вместо Кюхельбекера, самозабвенно перековывающего меч на орало. Национальный музей Офир. 
ПОГРАНИЧНЫЙ ЖЕЛЕЗНЫЙ ЗАНАВЕС С КАЛИТКОЙ (Фрагмент. Ворота не сохранились) СССР. XX век Сварка (уголок, арматура, трубы, колючая проволока) Конец 7-Й части ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. ДОПРОСЫ ПРИ ЯСНОЙ ЛУНЕ Роман требует болтовни; выкладывай все начисто! Пишите роман и держите в секрете, пока не кончите, иначе собьют Вас, перешибут настроение. ГРАФФИТИ НА МАВЗОЛЕЕ ЛЕНИНА Какая б ни была Совдепья - Здесь рос и хавал черный хлеб я, Курил траву, мотал в Москву… Тут – КГБ и пьянь в заплатах, Но и Христос рожден не в Штатах; Прикинь: в провинции, в хлеву. Какая б ни была имперья - Иной выгадывать теперь я Не стану, ибо ЭТУ жаль. Где, плюрализмом обесценен И голубем обкакан, Ленин Со всех вокзалов тычет в даль. И я, вспоенный диаматом, Грущу о Господе распятом - Еврее, не имевшем виз. Что Богу был нехудшим сыном, Бродя по грязным палестинам, Как призрак (или коммунизм). Не обновить Союз великий. Не обовьются повиликой Кремлевские шарниры звезд. Какая б ни была Совдепья - Люблю ее великолепья: Руину, капище, погост[81] . Настоящий охотник тот, чья добыча жарится на костре. Муссолини в тот день искали партизаны, подпольщики, фашисты, коммунисты, американцы, эфиопы, христиане, демократы, масоны, либералы, социалисты – каждый со своим длинным счетом. Тут был азарт большой охоты на льва-людоеда – правда, на старого, драного льва-людоеда. Многие собирались немедленно его казнить самым элементарным способом, без суда и следствия, без каких бы то ни было формулировок. Не дать ему спастись у немцев и не отдавать американцам – начнется какой-то суд, нелепые разбирательства, перебирание грязного белья. Выследить и схватить Муссолини было для всех делом чести. Безотлагательное уничтожение Муссолини было самым верным решением, поспешность приведения приговора в исполнение была оправданной. Американские бронетранспортеры уже достигли окрестностей Бонцаниго, через несколько часов они могли бы захватить дуче. Среди охотников был и офирский отряд гайдамак под командованием колдуна Мендейлы. В отряд на правах советника-переводчика входил сам Pohouyam Офира Гайдамака I, по такому случаю он не мог усидеть на тропе, но командовать отказался, хотел остаться в тени. «Убей Муссолини!» – завещал ему Гамилькар III. Отряд гайдамак охранял мост на одном из перспективных направлений побега к северной границе. Все были в расхристанной американской форме. Наконец пришло известие, что моторизованная колонна немцев и итальянских фашистов на тридцати восьми легковых автомашинах и грузовиках во главе с пятью танками и с бронетранспортером движется из Менаджо на север, с явным намерением прорваться в Германию. Колонна шла по шоссе, когда, пропустив немецкие танки, на машины напали «дикие» партизаны из военнопленных – русские, французы, поляки. Тапки и бронетранспортер прибавили ходу и поспешно ушли к мосту, не защищая итальянцев, да и партизаны не захотели связываться с танками. Партизаны взорвали мост перед танками, но те развернулись и полным ходом пошли обратно в Менаджо, давя на дороге итальянские машины. Партизаны разбежались. У Гайдамаки возникло сильное подозрение, что в бронетранспортере или даже в одном из танков находится Муссолини. Самое вероятное, что так оно и было. Правда, несколько автомашин сумели свернуть и удрать в горы по одной из дорог к Бонцаниго. Их следовало проверить. Гамилькар позвонил в муниципалитет Бонцаниго, фашистские машины нашлись около ратуши, по пустые, в ратуше нашли и пассажиров, их выдал священник, по их пока не расстреляли – это были средние правительственные чиновники, особенно не испачканные в крови. Гайдамака кивнул колдуну Мендейле. Тот приказал никого и пальцем не трогать, свистнул водителю Мыколе и Семэну с автоматом. Они помчались в Бонцаниго. Там колдун выдал себя за американского полковника, командира передовой группы, но итальянские чиновники не очень-то поверили в его американское гражданство, хотя Мендейла и угощал их американскими сигаретами «Lucky Strike». Чернокожий колдун с косичками был, конечно, страшен, по умные чиновники больше боялись этого непонятного белого tenente Alesandro [82], который допрашивал их. Уж этот точно не был американцем. Говорили па каком-то англо-итальянском суржике. Чиновники утверждали, что переодетый и загримированный Муссолини был с ними, он ехал в третьем таyке и, значит, ушел с немцами. Колдун стоял за спиной Гайдамаки и кивал. Это было похоже па правду. Но один из чиновников, самый испуганный, шепотом сказал Гайдамаке, что он не очень уверен, но, кажется, Муссолини со своей любовницей Клареттой Петаччи был не в таyке, а в одной из автомашин, которая отстала от колонны еще «до нападения партизан». – Еще «до» – понимаете, signor tenente [83]? – Yes, розумію [84], – отвечал Гайдамака. Signor tenente вел допрос этого чиновника и уже начинал догадываться, где скрывается Муссолини, когда в мэрии появился взволнованный дядюшка Джузепне Верди. Он узнал Сашка, подмигнул ему и сделал знак выйти за ним. Гайдамака взял со стола пачку сигарет и вышел на площадь покурить, оставив колдуна пугать чиновников. – Угостите сигареткой, signor tenente, – громко сказал Джузеппе. Гамилькар кинул ему пачку «Lucky Strike». – Che? [85] – тихо спросил Гайдамака. – Я знаю, где он, – прошептал Джузеппе. – Говори. – Но я поеду с тобой, командир. – No. – Папа Карел мне разрешил. – Папа умер. – Ты ошибаешься. Папа живой. Папа разрешил мне еще тогда. Он послал меня. Я должен сообщить папе о результате. – No… – Se no – no [86]. – Хорошо. Ты едешь. Говори. – Он в доме падре, – прошептал Джузеппе. – Я так и думал, – сказал Гайдамака. – Охрана? – Но я еду с тобой, командир? – Я сказал. – Охраны нет. Он всех бросил. Его все бросили. У меня есть запасной ключ от дома. – Да? Молодец! Давай ключ. – Но я еду с тобой? – суетливо переспрашивал Джузеппе, передавая ключ. – Папа Карел разрешил мне еще при жизни. Я его глаза. Я его представитель. Я должен поехать с тобой и все подтвердить. Signor tenente понял, что от Джузеппе Верди он не отделается. – Ты едешь, но не со мной. – Ты обманул! Верни ключ! – Нет! Я сказал, что ты едешь, но не сказал, что со мной. – Grazie [87], signor tenente, – громко сказал Джузеипе. – Поспеши, командир, я буду там раньше тебя. Гайдамаке этот дом был хорошо знаком. Только что через Джузеппе Верди ушедший папа Карел-Павел выдал ему с потрохами самого Муссолини. Мы видим только то, что нам показывают, а находим только то, что плохо от нас спрятано, лишь для того, чтобы нам было легче это найти. ПОДОЗРИТЕЛЬНАЯ ФАМИЛИЯ
Майор Нуразбеков хлопнул очередную рюмку, запил глотком «Пеле» и продолжал: – «Отвечаю: в этой жизни, кроме egalite, fraternite, liberte du la mort, Сидора интересуют исключительно три вещи: а) любые самолеты, б) красивые женщины, в) хороший коньяк. Именно в такой последовательности. Самолеты – всегда, женщины – потом, а коньяк – в меру состояния старческого здоровья. Возможен сложный комплексный вариант из а), б) и в), например: Сидор вернулся в свой почтовый ящик со Свет ланкой и с бутылкой коньяка и сейчас спит с ними обеими в производственном макете лунного челнока многоразового использования». Гетьман почесал затылок и сказал: «Шаблонно мыслишь, но в нужном направлении. Уже проверили: па заводе Сидора нету – только что зачистили всю территорию, нашли в макете челнока гаечный ключ и бутылку из-под „Червоного мщного“, а под заводским забором обнаружили подкоп к продовольственному магазину. Отпечатки пальцев на бутылке – не Сидоровы, вряд ли Сидор станет эти чернила пить; а у подкопа оставили до утра охрану. В общем, самолеты и женщины отпадают. Остается в): коньяк. Ты выпей еще, прапорщик, а я пока расскажу анекдот. Всем слушать анекдот!» Погоны внимали Гетьману, я под шумок хлопнул третью рюмку, но меня не брало, я оставался чист, как слеза ребенка; а Гетьман уже начал рассказывать анекдот: «Приходит гражданин устраиваться на работу. Начальник отдела кадров спрашивает: „Пьешь?“ – „Ну, попиваю“. – „Сколько можешь выпить?“ – „Ну, рюмку, вторую. Как все“. – „Нет, не подходишь“. Приходит другой. „Пьешь?“ – „Пью“. – „Сколько?“ – „Ведро“. – „Ого! А два ведра – можешь?“ – „Нет, только одно“. – „Подходишь“. Коллеги спрашивают: „Почему ты этого взял, а тому отказал?“ Ответ: „Человек меру знает“. Все погоны зашуршали, заулыбались, а Гетьман спросил меня: «Ну, что надумал, сыпок? Какая мера у Генерального конструктора челнока? Он ведро коньяка может выпить?» «Грамм сто пятьдесят, не больше. Редко – триста, под хорошую закусь. В кои веки – бутылку, под спортивное настроение. Вы, кстати, вытрезвители обзвонили?» «Мелко плаваешь, прапорщик. Доложите, что там у нас в медвытрезвителях». Опять вскакивает Николай Николаич и докладывает, заглядывая в блокнот: «Отдел культуры ЦК партии рекомендовал министру внутренних дел в праздничные дни тихих пьяниц в вытрезвители не забирать, чтобы не портить праздничную статистику, а развозить их по домам или проходить мимо. В восьми киевских вытрезвителях почти пусто – всего четырнадцать клиентов. Во втором вытрезвителе разместился наш старый знакомый, махровый и отъявленный украинский националист Левко Блакитный. Хлопнул рюмку, вторую…» «Ему же пить нельзя! – сокрушенно покачал головой Гетьман. – У него ж головка закружится!» «Так точно! Выпил третью и стал держать на чужой кухне речи антисоветского содержания. Забрали в вытрезвитель прямо из кухни по звонку одного из гостей. Сейчас спит. Ну, Левко Блакитный – наш клиент, утром за ним приедем. Так, это во втором. А в шестом отдыхают сразу тринадцать человек. Какой-то пьяный в дым Иванов, слесарюга с Подола, оскорблял милицейское достоинство при исполнении служебных обязанностей; плюс одиннадцать футболистов во главе с двенадцатым, тренером – футбольная молодежная сборная Броварского района, выиграли областной кубок газеты „Молодь Украiни“, приехали в Киев отпраздновать событие, напились до положения риз, побили в „Интуристе“ посуду и окна, обормоты. Остальные вытрезвители пусты. Сводка иа два часа ночи». Я спрашиваю: «В больницы звонили?» «Не учи отца кувыркаться, сынок. Все обзвонили: милицию, больницы, морги, гостиницы, вокзалы, аэропорты, притоны. Позвонили даже на Байковое, Берковцы и Лесное кладбища, хотя кто ж ночью хоронит?» «А ветераны-однополчане где?» «Отбыли вечерней лошадью в Москву продолжать праздновать День Победы. Сидор их на перроне провожал, ручкой махал. Думаешь, он по пьянке в вагон вскочил и в Москву за друзьями увязался? Правильно думаешь, и я так думал, но – нет. И эту версию проверили. Связались с коллегами из белорусского КГБ, они остановили поезд в лесу под Брянском, опросили ветеранов и обыскали все вагоны с локомотивом – нету Сидора. Проводил друзей-подруг, и больше они его не видели». «Пьян был?» «Умеренно. В приподнятом настроении». Вдруг меня осенило: – А к нам звонили? – Куда это «к нам»? – не понял Гетьман. – К Нам. В Наш подвал. Гетьман понял и перекрестился: – Тьфу, черт! Да не может того быть – чтобы Сидора арестовали без моей санкции?! – А вы проверьте. Все были поражены такой моей очевидной, но нестандартной постановкой вопроса. Везде звонили – в морги, в больницы, в милицию, а в родной КГБ позвонить забыли! Проверили – нету Сидора и у нас. – Ну, напугал! – обрадованно сказал Гетьмап. – Я же говорил, что не может такого быть, чтобы без моей санкции. Но… Хвалю, сынок! Проверить надо все версии, а эта версия никому в голову не пришла. – Гетьман укоризненно взглянул на своих генералов. – Продолжим. В этот момент в конце стола на перекладине буквы «Т» раздается настырный телефонный звонок – уверенный в себе телефонный звонок, не какой-то там колокольчик. Гетьман бегом направляется к вертушке, снимает трубку и начинает очень уставшим голосом произносить: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22 |
|||||||