Рудольф Штайнер
      Очерк Тайноведения
      Примечание переводчика
      Перевод сделан с тридцатого издания книги Die Geheimwissenschaft im Umriss", что дословно означает Тайнонаука в очерке", Дорнах, 1989. Была сделана попытка переводить не литературно, но насколько это удалось, дословно, сохраняя стиль, смысл и где возможно порядок слов немецкого языка. Такой перевод отличается как по стилю так и по смыслу от сделанного в 1916 году. Несколько слов следует также сказать о фамилии автора. Фамилия автора на немецком Steiner" произносится и читается как Штайнер", а не Штейнер", как это иногда переводится литературно. Текст перевода, начинающийся с символов круглая скобка и звездочка (*" соответствует тексту замечаний, приведенных мелким шрифтом на страницах оригинала внизу. Номер, начинающийся с символа решетка #" соответствует номеру замечания раздела Особые замечания". Номер, начинающийся с символов двойная решетка ##" соответствует странице, на которую имеется ссылка в оригинальном тексте. Значение рисунка, сделанного Р.Штайнером, который включен в обложку издания карманной книги" (Taschenbuchausgabe) мягкого переплета издательства Р.Штайнера (Rudolf Steiner-Nachlassverwaltung), публикуется в Приложении переводчика, который заранее приносит извинения за ошибки, опечатки и неточности перевода.
      Предварительные замечания к первому изданию
      Кто некую книгу, как предложенная, передает публичности, тот должен со спокойствием мочь представить себе любой вид суждения своих высказываний, который в настоящее время возможен. Здесь некто мог бы, например, начать читать данное здесь представление этой или той вещи, кто выработал себе мысли об этих вещах, соразмерно результатам исследования науки. И он мог бы прийти к следующему суждению: "Поразительно, как подобные утверждения в наше время только вообще возможны. С наиболее простыми естественно-научными понятиями обращаются способом, который позволяет заключить прямо-таки непонятное незнакомство с самими элементарными познаниями. Составитель использует понятия, как например 'Тепло', в таком виде, как это только мог тот, для кого весь современный образ мышления физики прошел мимо бесследно. Каждый, кто также знает только начальные основания этой науки, мог бы показать ему, что то, что он здесь говорит, не заслуживает даже описания дилетантства, но может быть покрыто только выражением: абсолютное невежество...". Могли бы, теперь, быть дописаны еще многие такие предложения некого подобного, вполне возможного суждения. Можно было бы, однако, после вышеупомянутых высказываний помыслить себе также примерно следующее заключение: "Кто прочел пару страниц этой книги, по своему темпераменту, улыбаясь или негодуя отложет ее и скажет себе: "Это однако странно, какие отрастания может в настоящее время побуждать искаженное направление мыслей. Эти рассуждения лучше всего отложить ко многим другим курьезам, которые встречаются теперь". - Но что скажет, однако теперь составитель этой книги, если он примерно действительно услышал бы такое суждение? Не должен ли он просто со своей точки зрения считать осуждающего за некого суждению-неспособного читателя, или за такого, который не имеет доброй воли, чтобы прийти к некому полно-разумному суждению? - На это должно быть отвечено: Нет, этот составитель делает это вовсе не всегда. Он может представить себе, что его осуждающий может быть очень умной личностью, также дельным ученым или кем-то, кто образует себе некое суждение вполне добросовестным образом. Ибо этот составитель в положении вдуматься в Душу некой такой личности и в основания, которые могут привести таковую к некому такому суждению. Чтобы теперь сделать известным, что действительно говорит составитель, необходимо нечто, что ему самому в общем является часто неподходящим, для чего, однако, как раз у этой книги имеется настойчивое побуждение: именно, чтобы говорить о некотором личностном. Все-таки в этом направлении не должно будет быть вынесено ничего, что не совместно-зависит с решением писать эту книгу. То, что будет сказано в этой книге, конечно, не имело бы никакого права существования, если это носило бы только некий личный характер. Она должна содержать представления, к которым может прийти каждый человек, и это должно быть сказано так, чтобы не было заметно никакой личной окраски, насколько это вообще возможно. В этом отношении не должно, итак, подразумеваться личное. Оно должно соотносить себя только на то, чтобы сделать понятным, как составитель может находить понятной выше означенное суждение своих высказываний и все-же мог писать эту книгу. Существовало бы, ведь, нечто, что вынесение некого личностного могло бы сделать излишним, если бы обстоятельным образом, сделать действенными все отдельные подробности, которые показывают, как представленное этой книги в действительности, однако, согласуется со всеми достижениями современной науки. Для этого были бы теперь, однако, все-таки необходимы много томов как введение к этой книге. Так как таковые в настоящее мгновение не могут быть поставлены, то составителю является необходимым сказать, через какие личные обстоятельства он полагает себя вправе, чтобы считать некое такое согласование за возможное. - Он вовсе, конечно, никогда не предпринял бы опубликовать все то, что в этой книге, например, говорится в отношении тепловых процессов, если он не мог бы признаться в следующем: Он был уже за тридцать лет до этого в положении пройти через изучение физики, которое разветвляло себя в различные области этой науки. В области тепловых явлений стояли тогда объяснения в срединном пункте изучения, которые принадлежали так называемой "механической теории тепла". И эта "механическая теория тепла" нтересовала его даже совсем особенно. Историческое развитие соответствующих толкований, которое связывало себя тогда с именами, как Юлий Роберт Майер (Jul. Robert Mayer), Гельмгольц (Helmholtz), Джоуль (Joule), Клаузиус (Clausius) и так далее, принадлежало к его продолжительному изучению. Через это он во время своего изучения создал достаточные основоположение и возможность, чтобы вплоть до сегодня мочь прослеживать все фактические достижения в области физического тепло-учения и не найти никаких препятствий, когда он пытается проникнуть во все то, что наука совершает на этом поле. Должен был бы составитель сказать себе: это он не может, то это было бы для него основанием, чтобы вещи, преподнесенные в этой книге, оставить несказанными и ненаписанными. Он действительно сделал это себе осново-положением, чтобы в области Духовной науки говорить или писать только о том, о чем он может неким, кажущимся ему достаточным образом также сказать, что знает об этом современная наука. Этим он вовсе не высказывает нечто примерно, что должно быть общим требованием всем людям. Каждый может чувствовать себя по праву вынужденным, чтобы сообщать и обнародовать то, к чему побуждают его сила суждения, его здравомыслие и его чувство, также когда он не знает, что должно сказать о затронутых вещах с точки зрения современной науки. Только составитель этой книги желал бы для себя придерживаться выше сказанного. Он не пожелал бы, например, сделать тех пар утверждений о человеческой системе желез или о человеческой нервной системе, которые обнаруживаются в этой книге, если не был бы в положении, чтобы об этих вещах также сделать попытку говорить в формах, в которых современный природо-ученый говорит с точки зрения науки о системе желез или нервной системе. - Не смотря на то, что, итак, возможно суждение, что тот кто, как это происходит здесь, говорит о "тепле", ничего не знает о начальных основах современной физики, есть однако верно, что составитель этой книги полно-правно верит тому, что он сделал, потому что он современное исследование действительно стремится знать и что он не стал бы так говорить, если оно ему были бы чуждо. Он знает, что мотив, из которого высказывается такое осново-положение очень легко может быть перепутан с нескромностью. Но все-таки необходимо, чтобы напротив такой книге высказать это, чтобы истинные мотивы составителя не были перепутаны еще с полностью другими. И это перепутывание могло бы именно быть еще более худшим чем таковое с нескромностью.
      Теперь, было бы, однако, также некое суждение с философской точки зрения, возможно. Оно могло бы сформировать себя следующим образом. Кто, как философ, читает эту книгу, тот спросил бы себя: "Проспал составитель всю теоретико-познавательскую работу современности? Никогда не знал он нечто о том, что жил Кант (Kant) и что после такового философски просто непозволительно преподносить такие вещи?". - Опять можно было бы шагать дальше в этом направлении. Но также так могло бы заключить суждение: "Для философа есть подобная некритическая, наивная, дилетантская вещь (Zeug) невыносима и дальнейшее вхождение в это было бы потерей времени". - Из этого же мотива, который был выше обозначен, желал бы, несмотря на все недоразумения, которые могут заключить себя на это, составитель также здесь опять привести нечто личное. Его изучение Канта началось на его шестнадцатом году жизни; и сегодня он поистине верит, что полностью объективно все то, что преподносится в предложенной книге, должно позволить судить с Кантовской точки зрения. Он также с этой стороны имел бы некое основание оставить эту книгу ненаписанной, если бы он не знал, что может подвинуть некого философа к тому, чтобы найти ее наивной, если будет приложен критический масштаб настоящего времени. Можно, однако, действительно знать, как в смысле Канта здесь переступаются границы возможного познания; можно знать, как Гербарт (Herbart) нашел бы "наивный реализм", который не донес это до "выработки понятий", и так далее; можно даже знать, как современный прагматизм Джеймса (James), Шиллера (Schiller) и так далее нашел бы переступленной меру того, что есть "истинные представления", которые мы усваиваем, которые мы делаем действенными, можем установить в силу и верифицировать". (* Можно также философию "Как если (Als ob)", Бергонизм (Bergsonismus) и "Критику языка" иметь вовлеченной в серьезное обдумывание-взвешивание (Erwдgung) и иметь изученной. [Примечание Рудольфа Штайнера к четвертому изданию, 1913]). Можно все это знать и, несмотря на это, да именно поэтому, находить себя вправе, чтобы написать эти, здесь предложенные высказывания. Составитель этой книги занимал себя с философскими направлениями мысли в своих писаниях "Теория познания Гетевского мировоззрения", "Истина и наука", "Философия свободы", "Мировоззрение Гете", "Миро- и жизне-воззрения в девятнадцатом столетии", "Загадки философии (* Этот труд упоминается начиная с седьмого издания, 1920)" ("Erkenntnistheorie der Goetheschen Weltanschauung", "Wahrheit und Wissenschaft", "Philosophie der Freiheit", "Goethes Weltanschauung", "Welt- und Lebensanschauungen im neunzehnten Jahrhundert", "Die Raetsel der Philosophie").
      Много родов возможных суждений могло быть еще приведено. Мог бы также существовать некто, кто прочел одно из более ранних писаний (Schriften) составителя, например, "Миро- и жизне-воззрения в девятнадцатом столетии", или примерно как, его маленькое писательство: "Геккель и его противники" ("Haekkel und seiner Gegner"). Таковой мог бы сказать: "Это как раз непостижимо, как один и тот же человек мог написать эти писания и также наряду с уже появившейся от него "Теософией", может писать эту, здесь предложенную книгу? Как можно однажды так выступать за Геккеля и затем ударять в лицо всему, что как здоровый "монизм" следует из исследований Геккеля? Можно было бы понять, что составитель "Тайноведения" с "огнем и мечом" выступал против Геккеля; но то, что он защищал его, да что он ему даже посвятил "Миро- и жизне-воззрения в девятнадцатом столетии", это есть самое чудовищное, что позволяет себя помыслить. Геккель за это посвящение пожалуй "с не недопонимаемым отклонением" поблагодарил бы, если бы он знал, что посвящающий однажды напишет такую вещь (Zeug), как ее это "Тайноведение" содержит с своим более чем нескладным дуализмом". - Составитель этой книги есть того воззрения, что можно вовсе хорошо понимать Геккеля и однако не быть обязанным думать, что понимают его только тогда, когда считают за бессмыслицу все, что не вытекает из собственных представлений и предпосылок Геккеля. Он, однако, далек от воззрения, что не приходят к пониманию Геккеля, когда борются против него с "огнем и мечом", но когда вникают в то, что он сделал науке. И менее всего верит составитель, что противники Геккеля есть в правоте, против которых он, например, в своем писании "Геккель и его противники" защищал великого естество-мыслителя. Поистине, если составитель этого писания выходит за предпосылки Геккеля и ставит Духовное воззрение о Мире рядом с чисто природным воззрением Геккеля, то он не должен из-за этого быть с противниками последнего одного мнения. Кто старается правильно рассматривать дело (Sache), тот сможет уже заметить созвучие между настоящими писаниями составителя с его более ранними.
      Также некий такой судящий полностью понятен составителю, который просто, совсем в общем, без дальнейшего, высказывания этой книги рассматривает как излияния некой ставшей дикой фантастики или некой мечтательной игры мысли. Однако все, что должно сказать в этом отношении, содержится в самой книге. Здесь показано, как в полной мере разумное мышление может и должно стать пробным камнем изложенного. Кто к этому изложенному прилагает разумную проверку так же, как она соразмерно-предметно, например, прилагается к фактам естество-знания, тот только сможет решить, что говорит разум при такой проверке.
      После того, как так много было сказано о личностях, которые могут с начала отклонить эту книгу, позволено также упасть слову на тех, которые имеют побуждение, чтобы к таковой вести себя согласительно. Для них, однако же, самое существенное содержится в первой главе "Характер Тайноведения". Немного, однако, должно еще быть сказано здесь. Хотя книга занимает себя исследованиями, которые не исследуются, завязанным на чувственный мир, рассудком, то однако в ней не приведено ничего, что не может быть понятно непредвзятому разуму и здоровому чувству истины каждой личности, которая желает применить эти дарования человека. Составитель говорит это не виляя: он хотел бы прежде всего читателей, которые не желательны принимать на слепую веру приведенные вещи, но которые стараются проверить сообщенное на познаниях собственной Души и на опытах собственной жизни. (* Здесь подразумевается примерно не только Духовно-научная проверка через сверх-чувственные методы исследования, но прежде всего вполне возможная здоровому, непредубежденному мышлению и человеческому рассудку. [Примечание Рудольфа Штайнера к четвертому изданию, 1913]) Он желал бы прежде всего предосторожных читателей, которые позволяют быть действенному только логически оправданное. Составитель знает, его книга была бы никакой цены, если бы она полагалась бы только на слепую веру; она пригодна только в той мере, насколько она может оправдать себя перед непредвзятым рассудком. Слепая вера может так легко перепутать нелепое и суеверное с истинным. Некоторые, которые охотно довольствуются голой верой в "сверх-чувственное" найдут, что в этой книге мышлению требуется слишком многое. Но дело идет действительно в данных здесь сообщениях не только о том, что нечто будет сообщено, но о том, что изложенное есть таковое, как оно соразмерно некому добросовестному рассмотрению в соответствующей области жизни. Это есть ведь область, где высочайшие вещи с безсовестным шарлатанством и познание с суеверием в действительной жизни так легко соприкасаются и где они прежде всего так легко могут быть перепутаны.
      Кто знаком со сверх-чувственным исследованием, при чтении книги пожалуй заметит, что было попробовано, чтобы строго соблюдать границы между тем, что из области сверх-чувственных познаний в настоящее время может и должно быть сообщено и тем, что к более позднему времени или, по крайней мере, в другой форме надлежит быть изложеным.
      Написано в Декабре 1909
      Рудольф Штайнер "
      Предварительные замечания к четвертому изданию
      Кто предпринимает изложить Духовно-научные результаты исследований такого рода, как они обозначены в этой книге, должен прежде всего считаться с тем, что в настоящее время этот род в широчайших кругах будет рассматриваться как некий невозможный. Однако в последующих изложениях будут высказаны вещи, о которых некое, в наше время считающееся как строгое, мышление утверждает, что они "для человеческой интеллигенции предположительно вообще остаются неразрешимыми". - Кто знает и умеет ценить основания, которые приводят многих серьезных личностей к тому, чтобы утверждать такую невозможность, тот пожелает всегда опять сделать заново попытку показать, на каких недоразумениях основывается верование, что человеческому пониманию отказано некое проникновение в сверх-чувственные миры.
      Ибо пред-располагается двоякое. Во-первых, никакая человеческая Душа при более глубоком размышлении не сможет надолго замкнуть себя перед фактом, что ее самые важные вопросы о смысле и значении жизни должны были бы остаться неотвеченными, если не существовало бы доступа к сверх-чувственным Мирам. Можно теоретически насчет этого факта обмануть себя; глубины Душевной жизни не идут однако вместе с этим само-обманом. - Кто не желает слушать эти Душевные глубины, тот высказывания о сверх-чувственных Мирах естественно-мерно отклонит. Однако есть именно люди, чье число поистине не мало, которые не могут вести себя глухо напротив требованиям этих глубин. Они должны всегда стучаться во врата, которые по мнению других, закрывают "непостижимое".
      Во-вторых, изложения "строгого мышления" никоим образом не есть таковы, чтобы мало внимать им (gering zu achten). Кто занимает себя с ними, тот будет там, где они должны быть приняты серьезно, эту серьезность полностью со-чувствовать. Писатель этой книги не желал бы, быть рассматриваем как некий такой, который с легким сердцем себя ставит прочь над (sich hinwegsetzt ьber) громадной работой мысли, которая была приложена, чтобы определить границы человеческого интеллекта. Эта работа мысли не позволяет, чтобы разделаться с ней несколькими речевыми оборотами о "школьной мудрости" и им подобными. Так, как она выступает во многих случаях, имеет она свой источник в истинной борьбе (Ringen) познания и подлинной остроте ума. - Да, следует еще признать много большее: что есть основания, которые были выставлены за то, что то познание, которое в настоящее время считается научным, не может проникать в сверх-чувственные Миры, и эти основания есть в известном смысле неопровержимы.
      Потому что, это писателем этой книги без дальнейшего признается самим, поэтому некоторым может показаться совсем странным, что он теперь все же предпринимает, чтобы делать высказывания, которые соотносят себя на сверх-чувственные Миры. Кажется ведь почти исключенным, чтобы некто, основания за непознаваемость сверх-чувственных Миров в известном смысле допускает действенными и тем не менее говорит об этих сверх-чувственных Мирах.
      И все же так можно себя вести. И можно в то же время понимать, что это поведение будет ощущаться как полно-противоречивое. Именно не каждый пускается в те опыты, которые делают, когда с человеческим рассудком подвигаются к сверх-чувственной области. Здесь оказывается, что доказательства этого рассудка могут быть вполне неопровержимы; и что они, вопреки их неопровержимости, для действительности не являются необходимо решающими. Вместо всяких теоретических споров будь здесь попробовано то, чтобы через некое сравнение привести некое понимание. Что сравнения сами не являются доказательными, будет при этом признано без дальнейшего; однако это не мешает тому, что они часто делают понятным то, что должно быть выражено.
      Человеческое познание так, как оно работает в повседневной жизни и в обычной науке, действительно так устроено, что не может проникать в сверх-чувственные Миры. Это есть неопровержимо чтобы доказывать; единственно только это доказательство может для некого известного рода Душевной жизни иметь никакую другую ценность как такое доказательство, которое некто желал бы предпринять, чтобы показать, что природный глаз человека со своей способностью зрения не может проникать вплоть до малых клеток живого существа или вплоть до устроенности далеких Небесных тел. Как правильно и доказуемо есть утверждение: что обычная способность зрения не проникает вплоть до клеток, так же правильно и доказуемо есть другое, что обычное познание не может проникать в сверх-чувственные Миры. И все же доказательство решает, что обычная способность зрения должна остановиться перед клетками, и ничего против исследования клеток. Почему же доказательство, что обычная способность познания должна остановиться перед сверх-чувственными Мирами, должно решать нечто против исследуемости этих Миров?
      Можно почувствовать ощущение, которое некоторые должны иметь при этом сравнении. Можно самому со-ощутить, когда будут сомневаться, что некто всю серьезность упомянутой работы мысли также только угадывает, кто выступает напротив этой работе с таким сравнением. И все же тот, кто это пишет, не только проникнут этой серьезностью, но он есть того взгляда, что эта работа мысли причисляется к благороднейшим достижениям (Leistungen) человечества. Доказывать, что человеческая способность зрения не могла бы без вооруженности проникать к клеткам, было бы, все-таки, неким ненужным начинанием; что в строгом мышлении будет осознаваться природа этого мышления, есть необходимая Духовная работа. Что тот, кто отдает себя такой работе, не замечает, что действительность может опровергать его, является только полностью понятным. Как мало в пред-замечаниях к этой книге может быть места, чтобы входить в некоторые "опровержения" первых изданий со стороны таких личностей, у которых отсутствует всякое понимание достигаемого (Erstrebte) или которые направляют свои неистинные нападки на личность составителя, так же много должно быть подчеркнуто, что в книге недооценивание серьезной научной мыслительной работы может предполагать только тот, кто желает замкнуть себя перед осмысленостью (Gesinnung) изложений.
      Познание человека может быть укреплено, усилено, как может быть усилена способность зрения глаза. Только есть средства усиления познания полностью Духовного рода; они есть внутренние, чисто Душевные отправления. Они состоят в том, что в этой книге описывается как медитация, концентрация (созерцание, Kontemplation). Обычная Душевная жизнь завязана на инструменты тела; усиленная Душевная жизнь делает себя свободной от этого. Существуют направления мысли настоящего времени, для которых некое такое утверждение должно казаться совершенно бессмысленным, для которых оно должно основываться лишь на само-обмане. Такие направления мысли легко найдут это со своей точки зрения, чтобы доказать, как вся Душевная жизнь" завязана на невную систему. Тот, кто стоит на точке зрения, с которой написана эта книга, полностью понимает такие доказательства. Он понимает людей, которые говорят, будто только поверхностность могла бы утверждать, что можно иметь какую-нибудь, независимую от тела, Душевную жизнь. Людей, которые полностью убеждены, что для таких Душевных переживаний предрасполагается некая совместная связь с жизнью нервов, которую Духовно-научный дилентализм" только не разлядывает.
      Здесь стоят тому, что излагается в этой книге, известные - полностью понимаемые - привычки мышления так резко напротив, что со многими некое соглашение в настоящее время еще является полностью бесперспективным. Стоят здесь именно перед пунктом, в котором должно сделать себя действенным желание, чтобы в настоящее время Духовной жизни не должно более соответствовать то, чтобы некое направление исследования сразу же поносить как фантастику, мечтательность и так далее, которое резко отклонятеся от собственного. - С другой стороны, стоит, однако, все же уже в настоящее время тот факт, что для сверх-чувственного рода исследования, как он также представлен в этой книге, имеют понимание некое число людей. Людей, которые видят, что смысл жизни разоблачает себя не в общих речевых оборотах о Душе, Самости (Selbst) и так далее, но может получаться только через действительное вживание в результаты сверх-чувственного исследования. Не из нескромности, но в радостном удовлетворении глубоко ощущается составителем этой книги необходимость этого четвертого издания после сравнительно короткого времени.
      Чтобы в нескромности это подчеркивать, к этому чувствует составитель только слишком отчетливо, как мало также новое издание соответствует тому, что оно, как очерк некого сверх-чувственного Миро-воззрения" собственно должно было бы быть. Еще раз было для нового издания все переработано, многие дополнения были вставлены в важных местах, отчетливости стремились быть достигнутыми. Однако в многочисленных местах составителю чувствовалось, как неподатливы оказываются средства доступного ему изложения напротив того, что показывает сверх-чувственное исследование. Так, мог быть показан не более, как некий путь, чтобы достичь к тем представлениям, какие даются в книге для Сатурно-, Солнце-, Луно-развития. Некая важная точка зрения является в этом издании также в этой области вкратце заново обработанной. Однако отклоняются переживания в отношении таких вещей так сильно от всех переживаний в чувственной области, что изложение делает необходимой продолжающуюся борьбу за, только некоторым образом кажущееся достаточным, выражение. Кто желателен, чтобы входить в сделанную здесь попытку изложения, вероятно заметит, что многое, что невозможно сказать сухому слову, стремилось достигнуть через образ изложения. Это есть по-другому, например, при развитии Сатурна, по-другому при развитии Солнца и так далее.
      Многие, составителю этой книги, казавшиеся важными дополнения и расширения были выполнены в новом издании второй части книги, которая задействует Познание высших Миров". Предрасполагалось устремление, чтобы представить наглядно образ внутренних Душевных процессов, через который познание освобождает себя от своих, имеющихся в чувственном мире, границ и делает себя приспособленным для переживаний сверх-чувственного Мира. Было попробовано показать, что это переживание, хотя оно приобретается через полностью внутренние средства и пути, имеет, однако, не одно только субъективное значение для отдельного человека, который его приобретает. Из изложения должно выходить то, что внутри Души отбрасывается ее отдельность (Einzelheit) и личная обособленность (Besonderheit) и достигается некое переживание, которое имеет одинаковым образом каждый человек, который, именно, правильным образом задействует развитие из своих субъективных переживаний. Только когда познание сверх-чувственных Миров" будет мыслиться с таким характером, удается отличить его от всех переживаний только субъективной Мистики и так далее. О такой Мистике можно пожалуй сказать, что она более или менее, однако, есть субъективное дело самого Мистика. Духовно-научная школа Души, как она здесь подразумевается, стремится к таким объективным переживаниям, чья истинность хотя познается совершенно внутренне, которая, однако, как раз поэтому и просматривается насквозь в своей всеобщей значимости. - Также здесь есть, ведь, тот пункт, при котором некое соглашение со многими мыслительными привычками нашего времени является очень трудным.
      В заключение составитель книги хотел бы сделать замечание, чтобы также и доброжелателями (Wohlmeinenden) эти высказывания могли бы быть приняты как то, что они дают через себя как свое содержание. Сегодня господствует многократно устремление, чтобы этому или тому Духовному направлению давать это или то древнее название. Через это кажется оно некоторым только ценным. Но позволительно будет спросить: что должны выигрывать изложения этой книги через то, что их обозначают как розенкройцерское (rosenkreuzerisch)" и тому подобное? Главное приходится на то, что здесь со средствами, которые в настоящий период развития Души являются возможными и соразмерными таковому, пробуется прозрение (Einblick) в сверх-чувственные Миры и что с этой точки зрения рассматриваются загадки человеческой судьбы и человеческого бытия за границами рождения и смерти. Дело здесь должно идти не о устремлении, которое носит это или то древнее название, но об устремлении к истине.
      С другой стороны также в противном намерении были использованы обозначения, для изложенного в книге, Миро-воззрения. Не смотря на то, что те, с которыми больше всего желали затронуть и дискредитировать составителя, являются абсурдными и объективно неистинными, характеризуют себя такие обозначения в своей недостойности через то, что они полностью унижают независимое стремление к истине тем, что они судят это не из себя самого, но, выдуманную ими или безосновательно перенятую и далее переносимую зависимость от этого или того направления, желают преподнести другим как суждение. Как есть необходимы эти слова ввиду многих нападок против составителя, то противится это таковому все же, чтобы на этом месте, входить далее в дело.
      Написано в Июне 1913
      Рудольф Штайнер
      """"""
      Предисловие к седьмому - пятнадцатому изданиям
      Для этого нового издания моего Очерка тайноведения" я почти целиком заново преобразил раздел Характер тайноведения". Я полагаю, что через это теперь будет меньше повода к недоразумениям, которые я видел возникающими из прежнего составления этого раздела. Со многих сторон мне приходилось слышать: другие науки доказывают; то, что здесь дается как наука, просто говорит: Тайноведение устанавливает это или то твердо. Такое предосуждение устанавливает себя естественно, поскольку ведь доказуемое сверх-чувственного познания не может через представленное навязывать себя так, как при изложении совместных связей чувственной действительности. То, что это имеет дело только с неким предосуждением, желал я через переработку первого раздела этой книги сделать отчетливее, чем это мне казалось удалось в предыдущих изданиях. В других частях книги я старался через добавления содержания некоторое представленное разработать острее. Насквозь через все я постарался во многочисленных местах в облачении содержания предпринять изменения, которые повторное переживание (Durchleben) представленного позволяет явиться мне необходимыми.
      Берлин, Май 1920
      Рудольф Штайнер ""
      Предисловие к шестнадцатому - двадцатому изданиям
      Теперь, после того, как истекли пятнадцать лет с первого появления этой книги, мне позволено, ведь, перед публичностью сказать нечто о Душевном настрое, из которого она возникла.