Проблема водоснабжения в арабских странах на протяжении веков не нашла своего разрешения. В Хаме туриста, давно уж разучившегося чему-либо изумляться в наш век техники, восхищают гидравлические колеса. Эти гигантские сооружения, приводимые в движение силой течения реки Оронт, заставляют воду подниматься на высоту около 15 метров и через акведук поступать на поля. Колеса построены еще во времена Рима, и в течение почти 2 тысяч лет они выполняют свою функцию без помощи другого двигателя.
      Перефразируя арабскую поговорку, можно было бы сказать: "Время смеется над вещами, но колеса смеются над временем". Династии возвышались и гибли, бесконечной чередой сменяли друг друга римляне, византийцы, арабы, крестоносцы, гунны, турки и снова арабы... А колеса продолжали вращаться, и теперь их монотонный скрип все так же смешивается с шумом потока. Дворцы эмиров и султанов давно превратились в прах, но, равнодушные к событиям, камеры колес по-прежнему поднимают воду и несут земле плодородие.
      Вода - одна из важнейших проблем нового государства. Лишь немногим деревням выпало счастье находиться поблизости от источника или реки, не высыхающей в летнее время. Правительство планирует построить на Евфрате плотину стоимостью 130 миллионов марок. Высота насыпи достигнет 65 метров, широко разветвленная система каналов даст воду 800 тысячам гектаров земли. Водохранилища и водонапорные башни постепенно, метр за метром, вынудят пустыню отступить.
      Но Сирия еще не в состоянии осуществить своими силами столь обширный проект. Усилия молодых национальных государств создать собственное независимое хозяйство заставляют активизироваться бывшие колониальные державы, которые пытаются возместить свое былое политическое господство над народами экономическим подчинением. Так, Западная Германия готова предоставить кредиты на строительство Евфратской плотины, но на условиях, несовместимых с суверенитетом Сирийского государства.
      Сирия, однако, уверенно идет своим путем. Евфратский проект - лишь один из многих.
      Нет нужды долго перелистывать экономический ежегодник Сирии, чтобы ознакомиться с другими планами гидросооружений. Уже на первых страницах приведены подробные данные об отдельных проектах. Давно миновали времена, когда Сирия безропотно принимала от природы ее скудные подачки и довольствовалась узенькими полосками плодородной земли вдоль берега моря.
      Цифры говорят не только о технических деталях, они красноречиво свидетельствуют о том, что народ осознал свою силу, понял, что может построить новую, свободную, лучшую жизнь. При наличии известной фантазии нетрудно представить себе, что кроется за сухими индексами справочника: для Сирии они означают увеличение плодородия почвы, а следовательно, и урожаев.
      "Проект строительства туннеля под горой Эль-Вастани, который соединит озеро Рогре, находящееся в 15 километрах к юго-западу от Адлаба, с рекой Эль-Ази. Осуществление этого проекта позволит освоить 5 тысяч гектаров пахотной земли". Кроме того, будет построена электростанция, которая благодаря разнице высот между озером и рекой сможет давать ежегодно 2500 киловатт-часов электроэнергии.
      "Проект Эль-Кабур. Ирригация 12.600 гектаров земли на левом берегу реки".
      "Проект Сен. Плотина между Баниясом и Хабалой поднимет уровень воды реки Сен на пять метров. Сеть каналов покроет площадь в полторы тысячи гектаров; система насосных станций позволит освоить еще полторы тысячи гектаров земли".
      Мы останавливаемся у одной из таких насосных станций. Маленький белый домик кубической формы. Перед ним - несколько грядок дынь и бобовых, небольшое поле сорго, а кругом - пустыня. На темно-коричневой земле - едва различимая, более светлая полоса: след недавно прорытого рва. На дне его проложены уходящие вдаль водопроводные трубы.
      В компрессорной стоит араб и привычными движениями управляет машиной. Своеобразное противоречие нашего времени: передовая техника, с одной стороны, и вековые обычаи - с другой. Центробежный насос новейшей конструкции, поблескивающая стальная арматура, а рядом механик в белой, длинной до пят галабии, его голову до самых бровей покрывает платок.
      Мы пожимаем ему руку - мозолистую, жесткую руку крестьянина. Его зовут Ахмед Амин, сообщает он нам, со своим сыном он, к сожалению, не может нас познакомить, так как мальчик в Хаме, в школе. Но если бы мы пожелали переночевать в его доме, он счел бы это за честь. Мы быстро принимаем решение. Солнце стоит уже угрожающе низко, до крупного города нам сегодня все равно не доехать.
      И вот мы сидим около костра. Пламя не спеша пожирает солому, смешанную с верблюжьим пометом. К ужину подают лепешки из кукурузной муки, овечье молоко, сорговую кашу и дыни - все то, что производится около дома. Крепкие сирийские сигареты идут по кругу. У нас за спиной хозяйка готовит нам постель из козьих шкур и одеял. Дрожащее пламя освещает как бы высеченный из камня профиль хозяина. Медленно, неторопливо сходят с его уст слова. О чем бы мы ни беседовали, разговор неизменно возвращается к одной и той же теме к воде.
      В МАШИНЕ ГЛАВНОЕ - СИГНАЛ
      Едем по направлению к столице. Дорога все время идет в гору. Прохладный ветер, задувающий сбоку, поднимает тучи песка, тормозит движение. Затихает он лишь после заката солнца. До самого горизонта простирается безбрежная пустыня. Шоссе все время петляет. Даже там, где асфальтированная лента стелется по равнине, повороты следуют один за другим - странное зрелище!
      Загадка разрешается просто: французской фирме, строившей дорогу, платили в зависимости от числа проложенных километров шоссе. Теперь сирийские инженеры прокладывают новую трассу, старая уже давно признана неудовлетворительной. Через каждые два-три поворота нам попадаются щиты с названием бригады, укладывающей настил. Дорога между Халебом и Дамаском сократится почти на треть.
      Чем ближе мы подъезжаем к столице, тем оживленнее становится движение. Часто встречаются автобусы дальнего следования, обшитые серебристым алюминием, с двойной крышей, и перегруженные десятитонки. Мимо на предельной скорости проносятся легковые машины и пикапы. Номера машин написаны дважды: рядом с европейскими цифрами ставятся арабские; благодаря этому мы быстро осваиваем последние. При покупках это сэкономит нам не одну копейку!
      Сирийские водители - народ бесцеремонный, это сразу бросается в глаза. Они убеждены, что дорога принадлежит тому, у кого более мощный мотор, поэтому, завидев грузовик, мы предпочитаем съезжать на обочину шоссе.
      Кстати, эти грузовики выглядят здесь в высшей степени оригинально. Огромные кузова обвешаны несметным количеством цветных лампочек, и под ними трудно различить привычные могучие очертания. В ночное время автомобили напоминают богато иллюминированные яхты. В кабинах наряду с орнаментами и изречениями из Корана висят вырезанные из газет портреты американских кинозвезд. Грузовик, у которого лишь один сигнал, считается в Сирии несовершенным. Как только на холме показывается встречная машина, установленные на крыше рожки компрессорной системы поднимают оглушительный рев. При сближении гремит еще сдвоенный клаксон. Этот шум может поднять и мертвого.
      И все же это мало помогает, что доказывают помятые, обгоревшие, искалеченные обломки грузовиков, которыми усеяны обочины дороги между Халебом и Дамаском. Хотя средства сообщения изменились, картина в основном та же, что и много веков назад, когда караванные пути окаймлялись скелетами павших верблюдов.
      ДРЕВНЕЙШИЙ ГОРОД МИРА
      Даже при самом поверхностном знакомстве Дамаск производит чарующее впечатление. Зеленым оазисом раскинулся он в долине реки Нахр-Барада, посреди серо-коричневых горных хребтов, начисто лишенных растительности.
      "Один из древнейших и густонаселенных городов мира, - сообщает путеводитель. - Дата основания теряется а полумраке истории" [4]. Путеводитель изобилует хронологическими датами, ссылками на годы царствования династий. Но поездка по старинным кварталам города не менее поучительна, чем перечисление правителей Сирии. Чем дальше мы углубляемся в узкие, извилистые переулки, тем больше убеждаемся, что развитие культуры приостановилось здесь еще много веков назад. Как и тогда, ремесленники сидят перед своими домишками, выделывая из меди и серебра украшения с арабским орнаментом. Мы наблюдаем работу стеклодувов, золотых дел мастеров. Под руками шорников кожа различных цветов превращается в удобные арабские седла. Продавцы лимонада напевными возгласами зазывают покупателей. На спине они несут бидоны с освежающими напитками: кокосовым молоком, финиковым соком, водой из сахарного тростника.
      Мы проталкиваемся сквозь толпы людей, заполняющих бесчисленные переулки базара, где тысячи торговцев выставили свои товары. Можете себе представить, как велик этот базар, если длина только крытых торговых рядов превышает 20 километров. Мы с трудом протискиваемся между прилавками. Яркая эмалированная посуда, швейцарские часы, изделия из кожи, масса золота и серебра с гравировкой и драгоценности тончайшей работы... Продавцы тканей предлагают славящийся во всем мире сирийский дамаст [так].
      Из архитектурных сооружений больше всего нам понравился Азмский [так] дворец. Он был построен в XVIII веке как резиденция губернатора, а сейчас доступ в него открыт всем, кто хочет ознакомиться с этим образцом арабской архитектуры и восточного великолепия. В оружейной палате наше восхищение вызвали дамасские клинки с искусной резьбой, прославившие свой родной город на весь мир.
      Другой квартал города напоминает о религиозных распрях. Еще и сегодня туристу показывают окно, через которое в I веке был спущен в корзине апостол Павел, спасавшийся от преследователей. В Омейядской мечети рядом с саркофагом Саладина захоронена голова Иоанна Крестителя.
      Мечети и дворцы безмолвно, но красноречиво свидетельствуют о том, как ислам вел борьбу за распространение своего влияния, а тяжелые ворота с запорами напоминают об ожесточенных боях за обладание городом.
      Зато облик Дамаска наших дней вполне современен. Кварталы узких темных улочек окружены кольцом новых зданий. Огромные корпуса жмутся один к другому: на просторах пустыни, где раньше ветер подымал тучи пыли, воздвигаются жилые дома бурно растущей столицы.
      С соседних гор открывается великолепный вид на море домов, мечети и широкие, обсаженные пальмами опрятные улицы. Легкие строения в южном стиле из бетона и стекла, которые можно встретить в любом крупном европейском городе, говорят о том, что и для Дамаска наступили новые времена. Но еще прекраснее город в вечерние часы. Как только удушающий зной спадает, город пробуждается к жизни. Вспыхивают яркие неоновые огни реклам, оглушительная перекличка современных автомобилей резко контрастирует с мерным, спокойным шагом толпы, прогуливающейся по бульварам.
      Прошлое у Дамаска бурное, но и современность ему не уступает.
      В начале XX века Сирия была частью Османской империи и выделилась из ее состава вместе с Ираком и Трансиорданией после первой мировой войны. Однако эти новые государства не получили самостоятельности. За экономическое влияние в странах Ближнего Востока разгорелась борьба между империалистическими державами. В Сирии высадились французские войска, оккупация страны была санкционирована конференцией держав Антанты в 1920 году в Сан-Ремо. Сирия стала мандатной территорией Франции.
      Еще задолго до этого французский капитал проник в экономику страны; теперь ему на помощь пришли войска. Но сирийцы не прекратили борьбу. Раньше она была направлена против турецкого владычества, теперь народ выступил против французов, новых господ, наживавшихся на дешевой рабочей силе.
      Крупнейшие города были заняты французскими войсками. Сирия по существу стала французской колонией. Но уже в 1925 году в стране повсеместно началось восстание. Зачинщиком выступило горное племя друзов, которое в героических битвах освободило юг Сирии. В Дамаске, Хаме и Хомсе шли бои, кое-где французам пришлось оставить свои опорные пункты. И хотя оккупанты располагали авиацией и артиллерией, всеобщие забастовки и демонстрации не прекращались. Страна ни на миг не знала покоя.
      С началом второй мировой войны освободительная борьба вступила в новую фазу. И без того плохие жизненные условия ухудшились еще больше. Жестокий террор лишь укрепил волю сирийских патриотов к борьбе с французскими оккупантами.
      В 1941 году Франция была вынуждена наконец признать суверенитет Сирии. Но французские войска остались в стране, и к концу второй мировой войны борьба народных масс возобновилась.
      На этот раз стремление сирийцев к независимости сломило все преграды. Тем временем возникла Арабская лига, образовалась ООН. В апреле 1946 года последние иностранные войска покинули сирийскую территорию.
      Открытая интервенция провалилась, но западные державы не прекратили свои происки. Эйзенхауэр пытался расколоть фронт арабских государств. Империалистический Багдадский пакт угрожал независимой Сирии.
      Правительство Куатли осталось, однако, верным принципам Бандунга [5]. Оно наметило ряд аграрных реформ для справедливого перераспределения земель, принадлежащих крупным помещикам. Бедуины, составлявшие около 13 процентов населения, должны были осесть на землю и включиться в хозяйственную жизнь страны. Появились школы и больницы, Сирия начала создавать собственную тяжелую промышленность.
      Империалисты не отступали. На северной границе Сирии были сосредоточены турецкие войска. Шестой флот США грозил вторжением. В этих условиях начался новый период борьбы арабских народов. Египет, проводивший последовательную антиимпериалистическую политику, стал символом борьбы за национальную независимость арабских стран.
      В объединении обоих государств народ видел осуществление своей исконной мечты о всеарабском единстве. 1 февраля 1958 года была провозглашена Объединенная Арабская Республика.
      Новому государству не удалось, однако, устранить противоречия между своими составными частями, противоречия, которые были порождены как различием исторического прошлого и экономических систем, так и географическими и политическими условиями жизни.
      Введение единого экономического планирования и единой валюты обострило положение. Всеобщее недовольство усилилось в результате понижения жизненного уровня, усугубленного тремя засушливыми годами. Восстание армии в сентябре 1961 года увенчалось успехом. Сирия вышла из ОАР и была провозглашена самостоятельной республикой.
      СОРОК ЧАСОВ ЗА РЕШЕТКОЙ
      В Дамаске нам предстояло решить нашу дальнейшую судьбу. С этим городом у нас связаны приятные и неприятные воспоминания. Здесь была наша первая большая остановка, здесь мы разработали точные маршруты начальных этапов нашего путешествия по Африке.
      Дамаском заканчивался подготовительный этап этого путешествия, "разгон" длиной 12 тысяч километров. В Дамаске мы снова задали себе вопрос: имеет ли вообще смысл предпринимать столь далекое путешествие на двух машинах с объемом цилиндров 50 кубических сантиметров и в состоянии ли мы выдержать лишения, которые ждут нас на просторах африканской пустыни?
      Пока еще у нас не было ни одной серьезной аварии, в Дамаске нам даже не пришлось воспользоваться услугами авторемонтных мастерских "Симсон". В своих силах мы были уверены. Ответ напрашивался сам собой: мы едем дальше.
      Правда, отныне условия поездки резко ухудшались. До сих пор мы передвигались пусть по плохим, но все же по дорогам. Теперь же нам предстояло ориентироваться лишь по карте и компасу.
      В представительстве ГДР нас встретили радушно. И самыми приятными воспоминаниями мы обязаны тем, кто за тысячи километров от родины служит ее интересам.
      После нескольких недель напряженного ожидания пришла наконец посылка от берлинских друзей. Надо было видеть, с каким нетерпением мы ее вскрыли. Еще бы: в картонных коробках лежали камеры, от выносливости которых зависел успех нашего предприятия. Их запаса прочности должно было хватить на езду по горам и степям, по девственным лесам и пустыням.
      В Дамаске же мы приобрели первые познания в арабском языке. Шофер представительства ГДР пояснил нам с затаенной усмешкой:
      - В виде приветствия вы должны говорить: "Мархаба, хабиби!"
      Так мы и сделали. Реакция была весьма различной. Девицы хихикали, краснея. Мужчины дружески хлопали нас по плечу. Пожилой господин из Министерства путей сообщения недовольно отвернулся. И только когда одна почтенная дама громко вознегодовала, мы узнали, что "хабиби" означает примерно "моя любимая крошка".
      Дамасские друзья - а их было немало - устроили нам прощальный вечер перед долгой разлукой.
      Кто мог предположить, что расстаться с Дамаском нам будет не так-то просто и что вскоре мы сможем размышлять о неисповедимых путях судьбы в следственной тюрьме сирийской столицы?
      Все началось с того, что запальная свеча оказалась весьма капризной. На крутых поворотах, на перекрестках, на переездах через железнодорожные пути, т.е. там, где это менее всего допустимо, спутывались электроды и мопед останавливался. Приходилось слезать с седла, вытаскивать инструменты, вычищать свечу и ввинчивать ее обратно. Эта игра повторялась с неумолимой регулярностью каждые пять-десять километров.
      На одном из подъемов мотор несколько раз устало чихнул, а потом и совсем замолк. Обладая уже немалым опытом, мы быстро справились с помехой, помянули недобрым словом плохо очищенный бензин и уже собрались стартовать, как вдруг Вольфганг спохватился, что на последней остановке забыл свои черные очки. Пока он за ними ездил, Рюдигер обозревал местность. Небольшая белая палатка в нескольких сотнях метров от него была единственным доказательством присутствия людей.
      Когда Вольфганг вернулся, положение несколько изменилось. Рюдигер по-прежнему обозревал палатку, но уже изнутри. Вскоре к нему присоединился и Вольфганг. Дорогу к палатке ему помогли найти двое весьма любезных солдат. В палатке на двух полевых койках сидели еще человек шесть военных.
      Безусловно, дорожные перипетии уже здорово закалили нас, приучили ко всяким превратностям судьбы. И все же, когда мы увидели два направленных нам в грудь автомата, это произвело на нас некоторое впечатление. Начальнику поста в тот день крупно повезло: задержаны сразу двое иностранцев с фальшивыми паспортами. В том, что они фальшивые, он убедился, глядя на фотографии. В противоположность нам у людей на фотокарточках не было ни усов, ни бороды. Наш вопрос: "Говорите ли вы по-английски?" - возымел неожиданное действие. При слове "по-английски" число наведенных на нас автоматов увеличилось с двух до четырех.
      При столь внушительных аргументах дискутировать было нелегко, и мы покорно последовали под конвоем обратно в Дамаск.
      Три часа и 50 минут ушли на поиски начальника. Еще пять минут потребовалось, чтобы выяснить, что мы всего лишь безобидные туристы. Тут же мы узнали и причину нашего ареста: добрых полдня мы ходили в английских шпионах.
      Мы могли быть свободны. Только вот начальнику сирийской военной полиции надлежало еще подписать соответствующую бумажку. А если он уже ушел домой, а завтра вовсе не рабочий день, то это наше личное невезение, и никто тут не виноват.
      - Иншалла, - сказали нам в утешение. - Так угодно Аллаху.
      А поскольку нас надо было куда-нибудь поместить - и притом, разумеется, так, чтобы это было и дешево и надежно... - то в этих условиях лучше тюрьмы ничего не придумаешь! Мы "прогостили" в ней 40 часов.
      Все эти 40 часов мы не переставали волноваться об оставшихся в пустыне мопедах и только что присланных камерах. Впрочем, без всяких на то оснований: первое, что мы увидели, выйдя из ворот нашей гостеприимной обители, были наши мопеды почти в полной целости и сохранности. Нам оставалось только занять свои места и продолжить путешествие, прерванное несколько странным образом.
      С КАРТОЙ И КОМПАСОМ
      [Фото: 07.jpg]
      В нашем лагере предотъездная горячка. Еще раз осматриваем машины, запасаемся дополнительными канистрами для бензина и мешками для питьевой воды, закупаем продукты.
      Впереди самое тяжелое испытание: нам предстоит пройти по бездорожной Сирийской пустыне 860 километров до Багдада. Мы наводим справки о местности, через которую лежит наш путь. Радоваться нечему.
      - Это невозможно! - Полковник Гавасли, который, будучи начальником полиции, за свой век вдоль и поперек исколесил пустыню, качает головой. Совершенно невозможно. Правда, почва в общем довольно твердая, но много сот километров у вас не будет никакого ориентира. И притом на мопедах... Во всяком случае вы будете первыми, кто дерзнул пуститься на них в путешествие по пустыне; даже тяжелые грузовики не рискуют ездить по ней в одиночку!
      Ничего утешительного не может сообщить нам и секретарь сирийского автоклуба:
      - Несколько лет назад некий западногерманский мотоциклист предпринял аналогичную попытку. Но уже через несколько десятков километров он угодил в песчаную яму, сломал вилку и был счастлив, когда на следующий день встретил грузовик, который доставил его обратно в Дамаск.
      Продолжительные жаркие споры с водителями также не разрешают наших сомнений. Наконец мы принимаем компромиссное решение: в 250 километрах от Дамаска в оазисе находится древняя Пальмира. Она бесспорно стоит того, чтобы ее посетить. Доберемся мы до Пальмиры - значит, можем ехать дальше; не доберемся - ну что ж, тогда, пожалуй, нам следует отказаться от всей затеи.
      Мы стартуем еще до восхода солнца. Холод пробирает до костей, только нежно-розовая полоска на горизонте возвещает наступление нового дня.
      Первые лучи солнца застают нас уже на границе заселенной области. В глубь пустыни ведет широкая лента асфальта, но вскоре она уступает место щебеночной дороге, которая столь же внезапно тоже обрывается. Кое-где видны еще следы тяжелых грузовиков, но и они вскоре теряются в песке. Мы одни в пустыне. Пока ориентироваться нетрудно: наш путь пролегает в долине между двумя горными кряжами.
      Зато почва является для нас приятной неожиданностью: крепкий песчаный грунт, усеянный камнями. Несмотря на наши узкие шины, мы довольно быстро продвигаемся вперед. Изредка попадаются небольшие бугорки и ямы, занесенные мягким зыбучим песком. Это коварные западни для мотоциклистов. В таких случаях нужно вести себя крайне осторожно, так как колеса немедленно погружаются в песок. Вспоминаем мотоциклиста, который на большой скорости угодил в подобную яму и сломал вилку. Водитель мопеда, развивающего меньшую скорость, здесь, как и всюду, оказывается при падении в более выгодном положении: Рюдигеру пришлось лишь вытряхнуть песок из штанов и рубашки и выровнять вмятины на кожухе мопеда.
      Через несколько километров - снова происшествие. Едущий сзади сигналит фонарем - наш условный знак на тот случай, если обнаружится какой-нибудь непорядок. Выясняется, что из одной переметной сумки бьет тонкая струйка воды.
      Едем мы по бездорожью, непрерывные толчки перевернули в сумках все вещи. Бутылка с водой чуть приоткрылась, и драгоценная жидкость начала выливаться, да к тому же прямо на папку с важнейшими документами. Недаром народная мудрость гласит: пришла беда, открывай ворота. Пришлось натянуть веревочку и развесить на ней мокрые аккредитивы и письма родных.
      Вдали, на горизонте, вздымается облако пыли, это приближается колонна автомашин. Их путь проходит намного левее нашего бивака, но нас уже заметили, и к нам направляется легковая машина - узнать, не нуждаемся ли мы в помощи. Мы обмениваемся рукопожатиями с человеком в европейском костюме, который начинает расспрашивать нас на саксонском диалекте о судьбе своего родного города. Он уроженец Дрездена, но уже 20 лет живет на Востоке.
      Однако время дорого, солнце уже достигло зенита, раскаленные лучи его не знают жалости, а до Пальмиры еще ехать и ехать.
      Горы слева и справа становятся все ниже, и в конце концов долина вливается в бескрайнюю равнину. На горизонте появляется несколько маленьких глиняных домиков: это небольшое селение Каратеин. Оно словно вымерло, даже жители пустыни спасаются от полуденного солнца в домах. Только нашим мопедам жара вроде не мешает, моторы как ни в чем не бывало выводят свою песню.
      Проезжаем последний домик - и перед нами снова пустыня без конца и без края. Горизонт словно проведен по линейке, ни одной точки, которая могла бы служить ориентиром. Следы шин грузовиков разбегаются веером в разные стороны: каждый водитель едет своим путем.
      Мы раскладываем наш "автоатлас", старую специальную карту. Тщательно по компасу определяем направление. И снова едем к горизонту. Горячий ветер стелется по пустыне, он то и дело засоряет нам глаза, вздымает тучи песка и пыли, закручивает их в узкую воронку высотой в несколько десятков метров, которая еще долго маячит на горизонте как некий предостерегающий восклицательный знак. Много драгоценного времени уходит на заклейку проколов. Инструменты и железные части так накалены, что обжигают руки. Когда спидометр показывает 210 километров от Дамаска, мы наталкиваемся на нефтепровод, по которому ближневосточная нефть идет к средиземноморским портам. Рядом какой-то намек на дорогу, тут проходят автобусы из Хомса в Пальмиру. Еще 40 километров, и мы, перевалив через гребень последней возвышенности, видим прелестную картину: под нами раскинулся темно-зеленый оазис, пальмовые рощи до краев заполнили долину, а среди деревьев лежат развалины могучих строений. Сомнений нет, это Пальмира.
      ГОРОД В ПЕСКАХ
      Исторические места, свидетели далеких времен, полны неизъяснимого очарования. Мертвые камни доносят до нас сведения о жизни, существовавшей много тысяч лет назад. С помощью сведущего проводника они начинают говорить и рассказывают о богатстве и счастье, об опустошительных эпидемиях и ужасах войн, о возвышении и крушении города и о его печальном конце.
      Бесстрастно звучат слова путеводителя: "Древние руины города в оазисе Сирийской пустыни... Достиг расцвета при царице Зеновии в III веке... Разрушен императором Аврелианом в 273 году".
      Нужно видеть Пальмиру, чтобы составить себе представление о былом величии города. Скульптуры и барельефы говорят о его своеобразной культуре, акведуки и ирригационные сооружения - о высоком уровне техники, созданной 2 тысячи лет назад.
      Далеко не все тайны города в пустыне нам известны. Лишь несколько лет назад строители нефтепровода натолкнулись на глубине десяти метров на обширные могильники. В стенах подземных галерей были сделаны каменные ниши такого размера, чтобы в них свободно помещались саркофаги вельмож. Каждую нишу прикрывало каменное надгробие, на котором были высечены сцены из жизни покойного - полководца, священнослужителя или мудреца - в зените его славы. Женщины вокруг него изображены лишь в половину своего роста - это говорит о том, какое положение занимал слабый пол в древней Пальмире.
      А вот Тадмор, современное селение на окраине древнего города, начисто лишен величия: несколько квадратных домиков без окон да две-три лавчонки, какие встречаешь повсюду в Сирии. Нам приходится затратить немало времени, чтобы запастись бензином на обратную дорогу. Правда, потом мы получаем даже немного лепешек и фруктов. Наконец, уже под вечер, мы трогаемся в путь.
      Снова вокруг нас безбрежные песчаные просторы. День медленно догорает. Огненно-красный шар солнца скрывается за горизонтом, и почти без всякого перехода наступает ночь. Нам не хочется ставить палатку, прелесть ночной езды сильнее усталости. В воздухе разливается приятная прохлада. В лунном свете плоскогорье отливает серебром. Мы идем на хорошей скорости и точно на 110-м километре въезжаем в Каратеин. Днем он казался безлюдным, сейчас его не узнать. Ночная прохлада пробудила селение к жизни. Молодежь прогуливается по улицам, мужчины сидят в чайных, курят трубки и стараются с нами заговорить.
      Проходит всего несколько минут, и мы снова одни. Теперь мы уверены в своих силах и не ищем точного ориентира, а определяем направление пути по луне. Едем на юго-запад, к Дамаску. Долгое время все идет хорошо, затем почва становится каменистой, и вдруг мы чувствуем, что поднимаемся в гору. Мопеды с трудом преодолевают подъем на первой скорости. Что-то тут неладно... Проезжали ли мы вообще эти места?
      Оглядываемся по сторонам. Мы стоим на возвышенности, вокруг - горные цепи, а между ними - зыбучие пески. В свете заходящей луны видим внизу в метрах 400 от нас долину, где мы были несколько часов назад. Теперь все ясно: следуя за луной, мы сильно отклонились на запад.
      С трудом начинаем спускаться по чрезвычайно крутому склону. Нагромождения камней преграждают путь, отвесные скалы мешают идти точно по компасу. Мы двигаемся чуть ли не ощупью. Часто луч, отбрасываемый фонарем мопеда, ныряет в пустоту, и мы едва успеваем затормозить в двух шагах от пропасти. Мимо нас как призраки проносятся клочья тумана. Световой конус фары заднего мопеда отбрасывает на крутой склон горы огромный силуэт ведущего. Объединенными усилиями проталкиваем машины через дюны и впадины. Потрудившись как следует, мы наконец добираемся до подножия горы. Полночь давно уже миновала, холод пробирает до самых костей. Мы закутываемся в спальные мешки; даже в первые дни путешествия - в феврале - мы так не зябли.
      В довершение беды у Вольфганга спустила камера заднего колеса. Делать нечего, приходится заняться ремонтом.
      На этот раз, наученные горьким опытом, мы долго сверяемся с картой и компасом. Часа в три утра, когда небо на востоке начинает светлеть, снова замечаем следы шин. Наконец, проведя 17 часов в седле, прибываем в Дамаск. Первая поездка на мопедах по бездорожной пустыне прошла удачно. Теперь можно махнуть и в Багдад.
      ИНШАЛЛА
      Мы никак не можем пожаловаться на недостаток сюрпризов на нашем пути в Ирак. Взять хотя бы самое начало... Наши сомнения наконец-то разрешены, нам остается только вскочить на мопеды и помахать рукой Дамаску, как вдруг приходит телеграмма от представительства ГДР в Багдаде:
      "Предостерегаем от поездки Дамаск - Багдад на мопедах зпт связи исключительно тяжелыми климатическими условиями тчк".
      Что и говорить, хороший совет - великое дело, но ведь нам обязательно надо попасть в Багдад и побывать в консульствах, чтобы получить там разрешения на въезд в другие государства, лежащие на нашем пути. Единственное, что мы можем сделать, - это свести риск до минимума, взять дополнительные канистры с очищенным спиртом и водой [6]. Правда, нагрузка мопедов увеличится, но зато мы целую неделю не будем заботиться о пополнении запасов.