Андре не торопясь направился туда, сделав знак Соне и Шарлю никуда с места не трогаться.
Вскоре он склонился над чем-то чуть в стороне от тропинки, ведущей к запертой хижине, и махнул им рукой.
— Прихватите веревку в моем мешке на сиденье и идите сюда.
Шарль кинулся к мешку, а Соня заторопилась к Андре.
Это была замаскированная волчья яма.
— Да, приятель, угораздило тебя! — Корнюэль склонился над ямой, в которой, неловко подогнув ногу, сидел Патрик.
Вслед за ним над ямой появилось взволнованное лицо Сони, которая, не выдержав плачевного вида своего дворецкого, громко ахнула. Патрик грустно улыбнулся ей.
— Видимо, ваше сиятельство, у вас на роду написано, пусть и с помощью других, врачевать мои раны.
Кажется, я сломал ногу.
— Главное, вы живы, а кость ваша срастется.
Она успокаивала его совсем по-матерински, пока подоспевший Шарль не принес моток веревки, и теперь они с Андре совещались, как лучше поднять Патрика.
— Здравствуйте, мосье Патрик! — сказал Шарль, словно они встретились на кухне.
— Здравствуй, Шарль. Как там Лиз?
— С ней все в порядке, поест и успокоится. Я думаю, ее пока не надо запрягать, пусть Клери потрудится.
— Полезай-ка ты, парень, вниз, видишь, у мосье нога сломана, поможешь его поднять. Обвяжешь веревкой, а потом снизу поддержишь сколько можно.
— Может, лучше я спущусь? — предложила Соня. — Все-таки, чтобы вытащить Патрика, нужна сила…
— Нога у меня, положим, сломана, но руки-то целы, — подал голос Патрик. — И правда, пусть мадемуазель Софи поможет мне завязать веревки, а дальше уж я себе руками помогу.
Мужчины спустили Соню вниз, и она помогала Патрику сделать узел на поясе, а потом поддерживала, чтобы он смог разогнуться и подняться Соню вытащили из ямы безо всяких трудностей.
Мужчины подставили Патрику свои плечи, чтобы довести его до повозки, но он неожиданно заупрямился:
— Погодите! Со мной уже все в порядке. Разве что мадемуазель Софи перебинтует мне ногу, а вот Андре и Шарля я попрошу сходить к избушке и посмотреть, кто там заперт.
— Вы думаете, в хижине есть кто-то?
— Есть. Я слышал плач — по-моему, женский.
Ночью здесь все так хорошо слышно.
— А может, это какой-нибудь зверь? — боязливо сказал Шарль.
— Вряд ли зверь может молиться и призывать на подмогу господа нашего.
Шарль перекрестился и оглянулся на Андре.
— Человек в запертой хижине… А ведь… судя по всему, никого не было поблизости уже несколько дней.
— Я подумал о том же, — кивнул Патрик.
— Если этот человек сидит взаперти уже много дней, то несколько мгновений может еще подождать, — остановила Соня мужчин, вознамерившихся идти к одинокой хижине. — Сначала вытащите из повозки попону, мой шерстяной плащ и расстелите на земле.
Мы положим на них Патрика. Шарль, мы, кажется, брали с собой топор? Сруби тонкое деревце и расщепи его пополам — мне нужны две шины.
Мужчины удивленно переглянулись. Соне некогда было объяснять им, что, когда она еще была девочкой лет четырнадцати, ее покойная ныне матушка пригласила из полка ее брата Николая лейб-медика и он два дня учил Соню, как в случае чего ухаживать за ранеными. Так что о том, как накладывать шины и делать перевязки, она успела узнать.
Патрика примостили у широкого ствола дуба, и Соня занялась его ногой, пока Шарль, прихватив топор, а Андре — нож, двинулись к хижине.
Соня вынула свой стилет, который, выходя из дома, всегда брала с собой, и распорола сапог, а потом и штанину на поврежденной ноге. Как Патрик ни храбрился, боль он испытывал нешуточную. Она смотрела на его бледное лицо, капли пота на лбу и приговаривала:
— Я осторожно, тихонечко, все будет хорошо…
Нога распухла и посинела, и она про себя ругнула неведомого человека, запертого неизвестно кем в доме, так что им теперь приходилось ждать, когда мужчины вернутся, вместо того чтобы мчаться в Дежансон по возможности быстрее.
Холстину, которой была прикрыта корзинка с едой, она разрезала с помощью стилета на полосы и стала осторожно прибинтовывать самодельные шины к ноге. Перед процедурой она протянула Патрику фляжку с коньяком.
— Выпей, это смягчит боль.
— Ты мой любимый доктор, мой нежный ангел-хранитель… Как я мог сомневаться в том, что ты меня найдешь и вытащишь из этой проклятой ямы.
Надо же было мне так глупо попасться. Я даже нож оставил в седельной сумке, не говоря уже о том, что у меня во рту не было ни крошки…
— Ой, я совсем забыла! — Соня хлопнула себя по лбу. — Ода приготовила целую корзинку съестного.
— Ода сама до этого додумалась? — лукаво спросил он, глядя горящими глазами, как она выкладывает припасы на кусочек холстины.
— Я ей приказала.
Он отхлебнул из фляжки.
— Это какое-то лекарство?
— Ода сказала, что коньяк.
— Он так странно горчит, что я подумал, лекарство. Наверное, оттого, что я слишком голоден.
Патрик жадно набросился на еду, но надолго его не хватило.
— Что-то я совсем ослабел, — пожаловался он, бледнея на глазах.
— Ничего, скоро приедем домой, пригласим мадам Фаншон, она вылечит ногу…
Но Патрик ее уже не слышал — потерял сознание.
Соня заботливо укутала его в свой плащ, подумав, что, скорее всего, он простудился, сидя в мокрой сырой яме. Ведь сегодня только первый день не шел дождь и из-за гор выглянуло бледное утреннее солнце. Там, на востоке. И если перевалить за одну гору, а потом за другую и идти вперед, на северо-восток, через границу, а потом еще через одну, можно добраться до Петербурга. Там уже холодно и, наверное, выпал снег, а ледяной ветер с Невы пробирается под одежду — сыро, промозгло… Но так тепло сердцу даже при воспоминании о холоде и сырости поздней осени на родине…
Из хижины все еще никто не вышел. А что, если на мужчин напал кто-то, огромный и страшный? Уж в чем Соня поднаторела, так это во всяких ужасных картинках, которые она рисует в своем воображении при любой возможности.
Она взглянула на безжизненное лицо Патрика.
Нос его заострился, а кожа на лице стала прямо мертвенно-бледной. Неужели такое возможно? Только что он был весел, шутил. Сломанная нога приносила ему боль, а он старался этого не показывать.
Наконец из хижины показались Шарль и Андре.
Они несли какой-то сверток. По той осторожности, с которой они с ним обращались, несли мужчины человека живого.
Значит, Патрику ничего не показалось, как она вначале подумала. Соня положила ему руку на лоб.
Лоб был вовсе не горячий, а, наоборот, какой-то липкий и даже холодный, словно кровь его потихоньку выливалась куда-то, пока неизвестно куда.
Если он простудился, то лоб его, скорее всего, горел бы огнем. Возможно, он бы что-то говорил в бреду.
Но Патрик даже не шевелился.
Прежде пышные, его рыже-каштановые волосы будто опали и повисли неровными прядями. Тонкий с горбинкой нос заострился и словно утончился.
И теперь не было видно его небольших, чуть удлиненных к вискам глаз теплого карего цвета.
Чем больше Соня смотрела на Патрика, тем отчетливее видела, как оно меняется. Словно какой-то недобрый художник расписывает его мрачными предсмертными красками.
«Сейчас же прекрати! — прикрикнула она сама на себя. — Это же надо такое выдумать: предсмертные краски у мужчины, который всего-навсего сломал ногу!»
Но вот Андре с Шарлем появились на тропинке, таща тяжелый сверток.
Потом они положили его на землю поодаль, а сами подошли поближе.
— Кто там?
— Женщина, — сказал Корнюэль. — Она без сознания. Страшно даже подумать, сколько времени она провела одна, без пищи и воды. Да еще какой-то монстр привязал ее к стене — нарочно для веревки кольцо вбил. Так она и сидела, как собака. То, что он ей из еды оставил, она давно съела. Бедняга даже стену проковыряла — дерево, что ли, жевала… А уж страшная, не приведи господь! В кошмарном сне приснится — не проснешься!
— А что же вы ее там оставили?
— Да воняет же! — выпалил Шарль.
— Боюсь, у нас с вами на руках двое больных, и оба без сознания. Хотела я вас покормить, но прошу, давайте уж в замке поедим. Сейчас надо ехать поскорее да доктора привозить. Мне одной не справиться.
С большим трудом мужчины погрузили в повозку обеспамятевшего Патрика. Потом и вовсе бесчувственную неизвестную. Запах от плаща, в который ее завернули, исходил мерзостный.
Соня наклонилась над неподвижной женщиной, стараясь не дышать, и заглянула ей в лицо. Спаси и сохрани! Может, кто-то потому и держал ее в этой хижине, чтобы она людей не пугала? Вдруг она какой-нибудь монстр? Вот сейчас полежит, придет в себя, а потом как вцепится в горло…
— Софи, — вдруг услышала она слабый голос Патрика, — это та женщина?
— Видимо, та, раз ее вынесли из той хижины, — не сразу поняла Соня, что он хочет узнать.
— Ну, как она?
— Без сознания, — ответила княжна и только тут поняла смысл вопроса Патрика.
— То есть ты хочешь сказать, что это Мари? Но тогда за что ее держали взаперти?
Она еще раз вгляделась в лицо женщины, которую назвать таковой можно было лишь по отдельным частям тела.
— Да, это Мари, но почему тогда Флоримон так жестоко с нею обошелся?
Но ей никто не ответил. Видимо, Патрик израсходовал все силы на два своих вопроса. Для чего-то ему надо было, чтобы она подтвердила: нашли Мари.
Он думает, что она приведет их к золоту? Да, свое состояние Патрик зарабатывал не за страх, а за совесть.
Соня обратилась к своему арендатору:
— Андре, не могли бы вы проехать с нами к замку и помочь выгрузить из повозки наших больных?
А потом я хочу послать Шарля за лекарем в деревню — это мадам Фаншон, может, знаете. И Шарль нарочно сделает крюк, чтобы завезти вас домой… Да, а ваш плащ мы выстираем и потом пришлем его вам с Шарлем.
— Конечно, ваше сиятельство, о чем речь. Я буду помогать вам столько, сколько нужно.
— Не знаю, как и благодарить вас, — обрадовалась Соня.
— Но можете догадаться, — усмехнулся он. — Например, отсрочить очередной платеж за аренду.
— Я согласна, — коротко кивнула она. — И предупрежу мэтра Тюмеля.
Соня слышала, как Шарль и Андре усаживаются на козлы. Повозка качнулась.
— Шарль, пожалуйста, поаккуратнее! — попросила его Соня, приоткрыв дверцу.
— Да разве ж я не понимаю, — буркнул слуга, и повозка покатила к замку.
20
Патрика мужчины положили на кушетку в гостиной. А сверток с Мари отнесли в бывшую спальню маркиза — из остальных незанятых сейчас комнат замка она была наиболее обжитой.
Соня поспешила на кухню, где помогла Оде поставить на огонь огромную кастрюлю с водой. А точнее, проследила, чтобы Ода поставила ее полупустую, чтобы потом сама и долила ее доверху.
Кухарке пришлось поторопиться, чтобы разогреть обед. Ее госпожа и так продержала мужчин без еды, торопилась привезти в замок Патрика.
— Сколько человек будет обедать? — привычно спросила Ода.
— Считай: мы с тобой. — При этих словах кухарка улыбнулась: Соня не видела, чтобы Ода когда-нибудь ела за столом. Наверное, делала это в перерыве между приготовлением пищи. — Затем Шарль, потом, возможно, в замке придется задержаться мадам Фаншон, а еще Корнюэль. Ой, я совсем забыла предложить ему у нас пообедать. Но, может, Шарль догадается…
— Пустое, он все равно откажется, — хмыкнула Ода. — Его Амели с юга, а там готовят по-другому, и Андре успел привыкнуть к ее стряпне…
Шарль вернулся довольно быстро. Видно, перехватил мадам Фаншон где-то по дороге.
— По-моему, я к вам зачастила, — сказала она Соне и, словно они были близкими подругами, чмокнула ее в щеку. Но, видя изумление княжны, чуть смущенно улыбнулась. — Простите, мадемуазель Софи, я слишком импульсивна и невоспитанна.
— Что вы! — спохватилась Соня. — Мне это было приятно. Как будто, знаете ли, в гости приехала подруга. У меня давно уже нет подруг.
— Показывайте, где ваши больные. Шарль говорит, на сегодня у вас их целых два.
— Тогда начнем с Патрика. Он лежит здесь, в гостиной.
Мадам Фаншон торопливо приблизилась к лежащему Патрику, но почему-то не коснулась его, а несколько растерянно оглянулась на Соню.
— Скажите, ваше сиятельство, а почему вы послали за мной, а не за доктором Покленом? Он много лет лечил маркизов де Баррас, а до того — его отец, Жюльен… У меня нет патента, я лечу что-нибудь несложное, вроде вывихов, переломов, серьезные случаи…
За них я просто не имею права браться.
— Но у Патрика как раз такой случай — его нога сломана, — нарочно чуть легкомысленно проговорила Соня, внутренне холодея от нехорошего предчувствия. — Мой дворецкий угодил в волчью яму, мы его еле вытащили. Я наложила шину. Вы считаете, я сделала что-то не правильно?
Аньез Фаншон вновь подошла к Патрику и откинула с ноги плащ.
— Нет, перевязка сделана довольно умело. Вы где-то учились?
— Так, всего пару занятий у известного медика…
Но что вас беспокоит?
— Ваш дворецкий мертв, — сказала Аньез, — и вряд ли это произошло из-за перелома.
— Как — мертв? — громко удивилась Соня. То есть она говорила вроде нормально, но вышло у нее громко.
И вообще все звуки для нее словно обострились, так что больно били Соню по ушам, по голове, а потом ей стало не хватать воздуха, и она тщетно, будто выброшенная на берег рыба, открывала рот, но внутри что-то никак не давало сделать полный глоток.
А потом свет в ее глазах померк.
Пришла в себя Соня от того, что ее хлопали по щекам и требовали:
— Очнитесь, Софи, очнитесь!
— Что со мной? — спросила Соня и от неожиданности хотела быстро подняться, но у нее закружилась голова.
— Вы потеряли сознание, — объяснила ей мадам Фаншон. — С моей стороны было опрометчиво вот так, без подготовки, сообщать вам такую удручающую весть.
Тут Соня все вспомнила и содрогнулась от страха: как мог молодой, здоровый человек, всего два дня назад… любивший ее, вдруг ни с того ни с сего уйти из жизни? Да что там два дня, два часа назад он еще был жив и весел. И даже шутил, сидя на дне кем-то недобрым устроенной ловушки.
Она опять сделала попытку подняться, но Аньез Фаншон ей не позволила:
— Лежите, моя дорогая. Сейчас придет доктор Поклен и решит, достаточно ли вы для этого пришли в себя.
— Вы вызвали доктора из-за моего обморока?
Мадам Фаншон отвела взгляд в сторону, но ответила:
— Он непременно должен посмотреть, по какой причине умер ваш дворецкий. Мне его смерть показалась подозрительной. Извините, что я вам об этом говорю, но лучше, чтобы вы знали все как есть на самом деле.
— Вы хотите сказать, что Патрика убили? Но кто?
Мы все время были на глазах друг у друга. Правда, Шарль и мосье Корнюэль ненадолго уходили и я оставалась с ним одна… Но я могу поклясться, что вовсе не хотела смерти Патрика.
— Я и не сомневаюсь в этом! — воскликнула Аньез. — Но без врача мы не можем получить свидетельство о смерти вашего дворецкого. А вдруг кто-то полюбопытствует, почему он умер?
— Скажите, Аньез, а Мари… Та женщина, которую мы привезли с собой, она тоже умерла?
— Но мне ничего о ней не говорили. Ну, то, что она тоже нездорова… Вы хотели, чтобы я ее осмотрела?
— Судя по всему, женщина слишком много времени провела на привязи…
— Что вы сказали?
— Ну да, так, по крайней мере, рассказывали Шарль и Андре, когда они ее нашли в заброшенной хижине.
К тому же женщина так грязна… Когда ее нашли, она тоже была без сознания. Может, от голода, а может, по причине какой-то болезни.
Соня говорила эти слова и не смотрела в лицо мадам Фаншон, как будто разговаривала сама с собой.
Она боялась встретиться взглядом с Аньез, прочесть в них подтверждение тому, что пока упорно не хотело умещаться в ее голове.
А когда она все же взглянула, то увидела на лице женщины гримасу ужаса. И смотрела она вовсе не на Соню, а куда-то поверх ее головы.
Соня приподнялась на локте. Она была уже готова к тому, что картина окажется страшной, но Аньез, без подготовки, получила чувствительный удар. В дверях стояла Мари, закутанная в плащ Корнюэля.
Теперь Соня испугалась скорее за мадам Фаншон, потому невольно сказала несколько громче, чем следовало, — почти на грани истерики:
— Здравствуй, Мари! Ты меня узнаешь?
Та закивала мелко-мелко, словно затряслась.
— А это мадам Фаншон, она лекарь. Я как раз просила ее посмотреть, что с тобой. Чтобы помочь, понимаешь?
Опять подрагивание головой. А затем существо, мало похожее на женщину, хрипло произнесло:
— Есть.
— Да, да, конечно, — заторопилась Соня, — пойдем на кухню, я тебя покормлю.
Она двинулась в сторону Мари, и та опять сказала:
— Есть.
— Я поняла, ты голодна. — Соня подошла ближе и стала говорить медленнее, почти по слогам, потому что ее, кажется, не понимали:
— Иди за мной. Дам еды. Хлеба. Супа. Булочек.
Мари то ли рыкнула, то ли сглотнула слюну.
«С такой внешностью только детей пугать, — смятенно подумала Соня. — Что же мне с нею делать?
Разве что оставить в доме для устрашения таких, как Вивиан, псевдонаследников маркиза Антуана?»
— Ода, — сказала она, появляясь на кухне, — только не пугайся, у нас чужие люди. Эту женщину зовут Мари, ее нужно покормить.
И она отступила в сторону, давая возможность кухарке рассмотреть чужого человека. Надо отдать должное. Ода оказалась не из пугливых. Взглянула на вошедшее существо как бы мимолетно, но цепко. Но сказала все же:
— Помыться бы тебе сперва, девка. Ее сиятельство приказала нагреть для тебя воды. Она уже закипает.
— Ничего, вымоется позже. Сначала покорми, — повторила Соня.
— Нет, сюда не иди! — прикрикнула кухарка на Мари, когда та, как сомнамбула, потащилась прямо к ней. — Там останься. А то мне в кастрюльки еще чего насыплешь!
«Теперь они без меня разберутся, — подумала Соня. И тут в ее мозг будто игла воткнулась:
— Патрик! Патрик умер!»
Мысль эта бродила в ее голове, словно потерявшийся еж, и тыкалась, колола изнутри острыми иглами, так что Соня сжала голову руками, чтобы унять боль.
— Госпожа… — услышала она сочувственный голос Оды, но сейчас Соня не была расположена ей ничего объяснять, а потому просто отправилась прочь из кухни.
Она еще шла к гостиной, когда в двери возник Шарль и сказал ей:
— Ваше сиятельство, я привез врача!
И Соня поплелась навстречу деловитому круглолицему коротышке, который бодро как бы катился по коридору.
Тот сразу заговорил, зажурчал, и странным образом его речь успокоила Соню, словно могла вернуть с того света Патрика.
— Здравствуйте, княжна, давно пора нам было познакомиться. Маркиз Антуан моих советов не признавал, а вы, пожалуй, чересчур молоды, чтобы прибегать к моим услугам. Разве что надумаете ребеночка родить… Кха-кха!
Он засмеялся, как закашлялся. Заметил, что Соня не разделяет его веселья, и посерьезнел:
— Что у вас случилось?
— Ох, доктор Поклен, и не знаю, как происшедшее объяснить. Мы привезли в замок двух людей — мужчину и женщину. Обоих без сознания, но женщина уже сидит на кухне и ест, а мужчина мертв. Причем до того, как умереть, он всего лишь сломал ногу, провалившись в волчью яму, и перед тем, как его нашли, просидел в ней около суток…
— Человеческий организм так хрупок, — вздохнул доктор. — Мне приходилось видеть случаи, когда вдруг выздоравливали смертельно больные и умирали люди, на вид здоровые… Могу я взглянуть на покойного?
— Пожалуйста, проходите в гостиную.
— Здравствуйте, мадам Фаншон, — поздоровался доктор со знахаркой. — Тяжелый случай, а?
— Мне сказали, что дворецкий сломал ногу, а когда я приехала, то увидела, что он уже не дышит.
— Вы его трогали?
— Нет, только взглянула.
— То есть вы уверены, что это не глубокий обморок?
— У меня, конечно, нет ваших знаний, — проговорила Аньез, — но мертвеца от живого я отличить могу.
— И каково ваше мнение о причинах смерти, коллега?
Доктор осклабился и выжидательно взглянул на Аньез Фаншон.
— По-моему, мосье Патрик отравлен.
От неожиданности Соня вскрикнула и с изумлением посмотрела на знахарку: что она себе позволяет! Потому и настаивала на приезде доктора, потому ничего не стала говорить Соне. А она-то, дура, считала Аньез чуть ли не приятельницей. Что бы сказал бедный маркиз де Баррас, случись ему вернуться с того света и взглянуть на бывшую возлюбленную?
— Вы хотите сказать, Аньез, что Патрика отравила я? — собрав всю свою волю, холодно спросила ее Соня.
— Что вы, ваше сиятельство, — мягко пожурил ее доктор, — врач всего лишь задает вопрос, отчего больной умер, а кому это выгодно, интересует обычно полицейского.
— Простите, — смутилась Соня, внутренне удивляясь, отчего она не бьется в истерике, не рвет на себе волосы, а выясняет причину смерти Патрика, как будто обсуждает его легкое недомогание.
Скорее всего, она невольно отодвигала от себя осознание того, какая тяжесть на нее обрушилась, какую потерю она понесла!
Одна! Опять одна! И не на кого положиться, некому довериться. Только от этой мысли все в ней заледенело, и Соня застыла посреди комнаты, полностью уйдя в свои мрачные мысли, пока доктор Поклен не тронул ее за руку:
— Вы можете сказать, мадемуазель Софи, что покойный ел перед смертью?
— Он выпил коньяк и съел кусочек холодной телятины. Совсем маленький. Сказал, что у него вдруг пропал аппетит.
— Могу я взглянуть на этот коньяк?
— Конечно, фляжка до сих пор осталась у меня в плаще. Я сейчас принесу.
Она почти бегом выскочила в прихожую и так же быстро вернулась.
— Вот, здесь еще есть коньяк… Да, кстати, Патрик… покойный сказал, что у него какой-то странный вкус.
— А можно мне взглянуть на бутылку, из которой его наливали?
— Момент.
Она подошла к кухне и позвала:
— Ода, иди сюда.
— Бегу, ваше сиятельство. — Она вышла, держа на весу мокрые руки.
— Где ты взяла коньяк, который налила во фляжку? — строго спросил у нее доктор.
— Мне дала бутылку Вивиан. Сказала, что мосье Патрик забыл ее где-то. Бутылка была лишь едва початая, вот я и налила из нее во фляжку. В бутылке коньяк еще остался.
— И где она, та бутылка? — опять спросил доктор, и Соня поняла, что его расследование не так уж далеко от полицейского.
Ода обратила вопросительный взгляд на княжну.
Мол, что нужно этому человеку и почему он меня отвлекает от дел?
— Я помогаю Мари мыться, — пояснила она, — бедняжка совсем ослабела.
— Пусть немного посидит в лохани. Отмокнет, — рассеянно посоветовала Соня. — Выполняй, что говорит доктор.
Ода больше не спорила. Она нарочито тщательно вытерла о фартук мокрые руки, повернулась и вышла. А через некоторое время принесла бутылку.
— Если доктор думает, будто я отпивала из этой бутылки коньяк, то могу сказать, что я вообще не пью таких напитков. Они мне и не нравятся. Если я что и пью, так это сидр…
— И правильно делаешь, голубушка, — рассеянно проговорил Поклен, — дольше проживешь.
— Мне можно идти? — спросила Ода.
— Иди, иди, понадобишься, еще позовем. — Доктор с некоторой жалостью посмотрел на Соню. — Ничего не поделаешь, ваше сиятельство, придется известить полицию о столь скоропостижной смерти вашего дворецкого. Дома я сделаю анализ коньяка, но уже сейчас могу сказать, что присоединяюсь к мнению уважаемой мадам Фаншон — этот случай очень похож на отравление.
Соня услышала в коридоре тяжелые шаги Шарля — просто удивительно, как всегда вовремя появляется этот малый!
— Госпожа, я пришел узнать, не нужно ли вам чего-нибудь, потому что мы договорились с Корнюэлем, что он даст мне…
— Потом, Шарль, потом ты сходишь к Корнюэлю, а сейчас нужно съездить в полицейский участок и привезти сюда кого-нибудь…
— Съездить в полицию? — изумился Шарль. — Но зачем? Вы не подумайте, ваше сиятельство, но мне никогда прежде не доводилось ездить в участок, потому что я никогда не нарушал закон…
— Помолчи, Шарль! — взорвалась Соня. — Твое мнение и Желание здесь ни при чем. Нам срочно нужен кто-нибудь из слуг закона. Скажи, доктор Поклен подозревает, что у нас в замке совершено убийство.
— А кто убит? — упавшим голосом спросил Шарль.
— Мосье Патрик Йорк, мой дворецкий.
— Мосье Патрик умер?!
— А о чем я тебе толкую?
— Еду, уже еду!
Шарль затопал к выходу, оглядываясь на ходу.
Словно проверял, не шутит ли с ним кто-нибудь.
— Вы еще останетесь, доктор? — спросила Соня. — Ода испекла сегодня прекрасные булочки… Простите, вы, наверное, теперь побоитесь есть в замке.
— А вы уже эти булочки ели?
— Ела.
— Ну, тогда и я рискну.
— А я пока пойду взгляну на вашу Мари. Должна же быть и от меня какая-то польза, — отозвалась долго молчавшая мадам Фаншон.
— Пожалуйста, Аньез, — с трудом улыбнулась ей Соня. — Вы меня этим очень обяжете. Столько на меня сегодня свалилось, голова кругом!
Аньез ушла, прихватив свою холщовую сумку.
И Соня отправилась за нею следом, чтобы принести доктору обещанных булочек и молока. Но его голос приостановил ее в дверях.
— Мне не показалось — ваш слуга говорил, что у вас двое больных?
— Да, мы нашли в одном заброшенном домишке женщину, которая много дней провела без пищи и воды. Она была без сознания, но сейчас, кажется, пришла в себя.
— Тогда, думаю, не помешает мне взглянуть и на нее.
— Пойдемте со мной, доктор. К сожалению, все наиболее важное у нас происходит на кухне, но, к; счастью, она для этого достаточно велика.
21
Когда Соня и доктор Поклен появились на кухне, мадам Фаншон с помощью Оды заворачивали Мари в чистую простыню. Увидев незнакомого мужчину. Мари глухо заворчала — будто взрыкнула большая собака.
Кто воспитывал эту девушку?! Если она так ужасающе некрасива, то это вовсе не повод казаться еще и злобной.
Соня представила, как она стала бы перевоспитывать Мари, и усмехнулась про себя. То, что с ее помощью девушку спасли из заточения, еще не говорит о том, что она захочет остаться в замке или поступить в услужение к его хозяйке.
Да и стоит вспомнить о том, как княжна обучала несчастную Агриппину. Случалось, и подзатыльник ей отвешивала, и злилась на ее несообразительность.
Чего греха таить, бывало, и дурой обзывала. Что же сейчас-то ей опять поучительствовать захотелось?
И вообще, странные вещи происходят с Сониной головой! Она будто нарочно поворачивает все ее мысли совсем в другую сторону от смерти Патрика.
Значит, Соня боится тех своих прежних мыслей — что она черствый, бездушный человек, не умеющий любить.
Ей бы сейчас упасть на хладный труп Патрика и вскричать:
— О, любимый, зачем ты оставил меня? На кого покинул? Я хочу уйти в иной мир вместе с тобой Г И рвать на себе волосы, и биться в рыданиях.
А вместо этого она прошмыгнула мимо остывающего тела возлюбленного, стараясь не смотреть даже в его сторону. Оказывается, всевышний не только не дал Соне талантов ее знаменитых прабабок, но и лишил многих самых обычных человеческих качеств. Вот от этих мыслей ей хотелось плакать, и биться головой о стену, и проклинать себя, такую… такого урода в своей знатной семье! ;.
И опять вместо особых сожалений, которые так и остались не услышанными никем из других людей, она сказала только:
— Ода, ты приготовила постель для Мари?
— Приготовила, ваше сиятельство.
Кажется, кухарка у нее на все про все, потому что осталась единственной служанкой-женщиной. Не станешь же привлекать Шарля к таким делам, как уход за Мари. Княжна никак не выберет время, чтобы найти себе горничную. На всякий случай она проговорила:
— Это ненадолго. Ода, потерпи. Скоро я найду новую горничную и освобожу тебя от столь многочисленных хлопот.
— Не беспокойтесь, ваше сиятельство, — разулыбалась в ответ Ода, но потом, вспомнив про печальные обстоятельства появления в замке доктора, нахмурилась. — Все будет хорошо, мадемуазель Софи, вот увидите!
Соня качала головой. Что хорошо-то? Патрик воскреснет?!
Аньез Фаншон, придерживая Мари за плечи, сказала Соне:
— Разрешите мне, ваше сиятельство, немного похозяйничать. Надо подобрать вашей находке кое-что из гардероба. Ее прежнюю одежду пришлось сжечь, хотя Мари очень этому сопротивлялась.
Поклен нерешительно приблизился к женщинам, но обратился к Аньез Фаншон:
— Вы не нашли никаких серьезных болезней, мадам? Или мне стоит все же осмотреть эту… женщину?
— Мари истощена, — ответила та, будто докладывала своему начальнику. — Похоже, была на грани нервной горячки, но теперь, слава богу, она приходит в себя. Кроме этого, на ее теле имеются рубцы от кнута — видимо, ее жестоко истязали…
Крупные слезы полились из красивых глаз Мари.
— Флоримон! Бил! Говорил, сдохни!
— О ком это она? — удивился доктор Поклен. Судя по всему, он никак не связывал это имя с именем сына маркиза Антуана.
Потому Соня ответила уклончиво:
— О своем прежнем хозяине.
А мадам Фаншон продолжала:
— Это ничего. У меня есть очень хорошая мазь — через неделю от рубцов не останется и следа. Остальное сделают сон и хорошее питание. Думаю, совсем скоро Мари встанет на ноги.
— Вот как? — заинтересовался доктор. — Вы тоже изобрели ранозаживляющую мазь?
— Да, кое-какие травы завариваю, добавляю меда, сока алоэ, пальмовое масло — мне привозит его один знакомый моряк…
— Интересно бы посмотреть действие вашей мази.
— Она многократно опробовалась на моих сыновьях, — улыбнулась Фаншон.
Соня немного рассердилась: что-то эти лекари все норовят шутить и улыбаться. Но тут же укорила и себя — сама она тоже старается не думать о смерти. А уж ей-то Патрик был куда ближе, чем им.
Доктор посмотрел вслед уходящим женщинам и сказал Соне:
— Какая способная женщина эта Фаншон! Жаль, что она не может учиться в медицинском институте.