Крепостная маркиза

— Придется отпустить ее. Хотя, подозреваю, лучше было бы просто свернуть ей шею.

— Патрик!

— Увы, пока никакого серьезного вреда она тебе не нанесла, потому я ее просто предупрежу, чтобы больше никогда не попадалась мне на глаза.

Он раскрыл объятия.

— Иди ко мне, дорогая. Из-за этой паршивки мы едва не отвыкли друг от друга.

Соня счастливо рассмеялась.

Наверное, после всех треволнений, а также потому, что они заснули уже под утро. Соня и Патрик проснулись лишь тогда, когда в дверь забарабанил Шарль.

— Ваше сиятельство! Мадемуазель Софи!

— Момент! — Соня как могла быстро оделась и выглянула из комнаты.

— Что случилось?

— К вам приехала мадам Фаншон. Говорит, у нее срочное дело.

— Проводи мадам в гостиную и предложи ей фруктов или ореховый ликер, который нам вчера прислал лавочник, — пусть подождет. Я сейчас приду!

Она чуть было не сказала «мы придем», но посчитала, что, раз решила перед слугами сохранять лицо, впредь так и будет делать.

Едва Шарль ушел, Патрик перебежал к себе в комнату и вышел к мадам Фаншон почти следом за Соней.

Гостья нервно вскочила при виде княжны:

— Ах, ваше сиятельство! Хвала богородице, вы живы и здоровы!

— Садитесь, моя дорогая, — вы так бледны, сейчас я распоряжусь… Я принесу кофе. Вы не откажетесь позавтракать с нами?

— Я не уверена, что сейчас следует думать о еде.

— О еде приходится думать, если мы хотим иметь силы для борьбы с неприятностями.

Она успокаивающе улыбнулась нежданной гостье и обернулась к входящему Патрику.

— Патрик, займи беседой мадам Фаншон, а я распоряжусь насчет завтрака.

Соня поспешила на кухню, удивляясь тому, что оттуда не доносится привычных запахов и вообще никакого шума, хотя ее кухарка обычно появлялась здесь чуть свет.

Сейчас темнолицая Ода улыбнется навстречу хозяйке и скажет:

— Я приготовила для мадемуазель Софи вкусные булочки. Они сегодня получились на редкость пышными.

А Соня отзовется:

— Ах, Ода, они каждый день у вас на редкость пышные.

Но кухарки в кухне не было. Соня выбежала в коридор и позвала:

— Шарль! Шарль!

На ее крики из гостиной показался встревоженный Патрик, из-за плеча которого выглядывала мадам Фаншон.

Тут как раз Соня увидела, как слуга, которого она призывала, идет в дом с охапкой дров.

— Шарль, вы не видели Оду?

— Недавно она была на кухне, — проговорил из-за дров Шарль, осторожно проходя мимо нее и сбрасывая дрова у печки.

Он цепко огляделся и удивленно бормотнул:

— Да вот же она лежит!

Все вчетвером, включая подоспевших Патрика и мадам Фаншон, они склонились над лежащей кухаркой.

— Она убита!

— задавленно пискнула Соня, со страхом глядя на пятно крови у головы лежащей Оды.

Мадам Фаншон, незаметно оттесняя их от лежащей, освободила достаточно места для своих действий, тронула Оду за руку.

— Нет, она жива… Как хорошо, что я взяла с собой сумку. Будто чувствовала.

Она быстро вышла и принесла из гостиной холщовый мешочек и стала в нем рыться.

— Дайте мне теплой воды, — приказала она, не оглядываясь, и Соня бросилась к плите, с трудом приподнимая тяжелый чайник.

— Позвольте мне, ваше сиятельство. — Шарль взял чайник из ее рук и налил воды в какую-то миску.

Мадам Фаншон осторожно промыла рану кухарки, а потом стала ловко бинтовать ее голову.

— Слава создателю, кость цела, — облегченно сказала она, уложив голову Оды к себе на колени. — Подайте-ка мне вот тот пузырек.

Соня торопливо подала, и знахарка налила в ложку несколько капель темно-коричневой жидкости, а затем влила ее в рот обеспамятевшей Оды.

Через некоторое время ресницы кухарки дрогнули, и она медленно открыла глаза. Не сообразив сразу, что она лежит на коленях сидящей на полу мадам Фаншон, первой она увидела Соню и обратилась к ней:

— О, мадемуазель Софи, что-то ударило меня по голове, я упала… Булочки! Наверное, они подгорели… Или я так и не поставила их в духовку… Матерь божья, мне показалось, что моя голова треснула, как орех!

— Успокойся, Ода, — мадам Фаншон погладила ее по руке. — По счастью, твоя голова оказалась крепче, чем ты подумала… Однако если дело зашло так далеко… Мадемуазель Софи, вы все в опасности.

Соня беспокойно поискала взглядом Патрика, который куда-то отлучился. Именно теперь, когда он ей так нужен!

Но долго гневаться ей не пришлось, потому что Патрик опять появился в дверях и подхватил слова крестьянской лекарки.

— Наверное, вы правы, мадам Фаншон! — медленно проговорил он. — Потому что наша птичка, которую мы недавно посадили в клетку, таинственным образом исчезла.

— Думаю, здесь нет никакой тайны, — отозвалась француженка. — Скорее всего, ее освободил Лео…

— Да кто он такой, этот Лео?! — возмутилась Соня. — Как он смеет расхаживать по замку и открывать запертые двери? Нам надо обратиться в полицию…

— Полиция и сама его ищет, — сказала мадам Фаншон, — но поскольку лучше Лео никто не знает здешние места и у него везде есть свои убежища, то вряд ли в ближайшее время его найдут. А если он почувствует, как говорит в таких случаях сам, запах паленого, он проберется на какой-нибудь корабль — Лео хороший матрос, и любой капитан возьмет его в свою команду… Мне надо было приехать к вам раньше, но пришлось лечить одну девушку… — Она усмехнулась. — Как раз ту, что я прочила вам в горничные.

А вовсе не ту, которую вы называете Вивиан.

— Значит, она внезапно заболела?

— Можно сказать и так. — Мадам Фаншон спрятала в сумку пузырек и помогла Оде подняться. — Виолетт в тот день шла к вам, но кто-то подкрался и столкнул ее в овраг… Нет-нет, Ода, сегодня тебе придется полежать. Не волнуйся, я допеку за тебя твои булочки. Шарль, помоги-ка отвести Оду в комнату для прислуги.

— Ах, мадам Фаншон! — воскликнула Соня. — Вы наш добрый ангел!

— Зовите меня Аньез, — улыбнулась та, помогая кухарке подняться.

В конце концов Патрик сделал почти то же самое, что недавно и мадам Фаншон. Он отодвинул всех в сторону, легко поднял на руки Оду и понес ее в комнатку, где кухарка хранила свои вещи и порой дремала днем часок-другой, если выдавалось свободное время.

— А мы давайте вернемся в гостиную, — Предложила Соня, — булочки подождут.

Мадам Фаншон согласилась, и теперь обе женщины сидели за столом, потягивали ликер из крошечных рюмочек и неспешно беседовали.

— Думаю, могу вам рассказать, почему в доме появилась подозрительная горничная, которая, будучи раскрытой, смогла ускользнуть из запертой комнаты, — сказала Аньез Фаншон.

Патрик вернулся и тоже присел за стол, молчаливым кивком благодаря Соню, которая протянула ему налитую рюмку.

— Об этом мы и сами догадались, — пробурчал Патрик. — Потому что как раз накануне застали нашу горничную беседующей с каким-то мужчиной. Признаться, я думал, что он убежал и больше не рискнет здесь появляться, но, видимо, этого молодца не так-то просто напугать.

— Мы даже успели подслушать часть их разговора, — сказала Соня.

— Так вы точно знаете, что они хотели? — воскликнула Аньез.

— Ни много ни мало — захватить замок.

— Но зачем он им? То есть я хотела сказать, почему им этого захотелось? Никаких особых богатств в замке нету, а жить в нем долго самозванке все равно бы не удалось. Да я первая забила бы тревогу, если бы в замке появились чужие люди.

— Дело в том, что Вивиан вовсе не считала себя чужой. Она объявила нам, что является внучкой покойного маркиза де Барраса.

Некоторое время мадам Фаншон смотрела на Соню, будто надеялась, что она передумает и откажется от своих слов, а потом произнесла коротко:

— Это не правда.

— Якобы ей об этом сказала ее бабушка…

— Бабушка! Вся семейка Лависс — жуткие вруны.

Надо же, Вивиан! Эту мошенницу звать Марсель Лависс, и она такая же сумасбродка, как ее бабуля. Та всю жизнь рассказывала окружающим сказки о своем чуть ли не королевском происхождении. Всякий раз другую историю, но с одним и тем же содержанием: в деревню она попала случайно, ее украли у богатых родителей цыгане и всякую другую ерунду. Сначала она своими россказнями сгубила дочь, а теперь, похоже, доведет до каторги внучку… Кажется, с тех пор как жители нашей деревни узнали, что Антуан… что маркиз де Баррас оставил нам часть своего наследства, кое-кто из них потерял покой, выдумывая и себе какую-нибудь правдоподобную историю. Ту, с которой можно было бы не только грезить о богатстве, но и считать себя заслуживающим его получения… В любом случае я могу свидетельствовать, что с тех пор, как маркиз Антуан поселился в замке насовсем…

— Вы хотите сказать, что прежде он в Дежансоне не жил?

— Прежде здесь жил его дядюшка. А маркиз… занимался исследованиями — так он это называл. И был в его распоряжении небольшой домик в горах, в двадцати лье от Дежансона. Мне приходилось там бывать…

Мадам Фаншон на мгновение смутилась и покраснела, но продолжила:

— По правде говоря, домик считается моей собственностью, и порой я езжу туда… Когда-то в нем была устроена современная лаборатория. Пожалуй, на взгляд непосвященного, слишком большая для алхимика-любителя… Я помогала маркизу в его исследованиях и могу теперь сказать: всем своим умением врачевателя обязана его урокам… Ох, что-то я разболталась. Мне пора на кухню, я обещала Оде. И знайте, ваше сиятельство, я всегда к вашим услугам… А еще я подумала: отчего бы вам не завести собак?

— Собак? — удивленно переспросила Соня. Такая мысль никогда не приходила ей в голову. Дома, в Петербурге, собак они никогда не держали по причине тогдашней бедности семейства Астаховых. Чтобы содержать породистых собак, нужно было иметь довольно приличные средства и место для того, чтобы собак выгуливать. А матушка не только сдавала в аренду флигель в саду, но и большую часть сада, где с ее ведома арендатор выстроил оранжерею. Но теперь-то Соня может себе это позволить.

— Я подумаю об этом.

Она проводила француженку до двери и вернулась в гостиную.

— По-моему, мадам Фаншон высказала очень интересную мысль, — заметил ей Патрик. — Отчего-то я сам до этого не додумался. Вы не будете возражать против собак, мадемуазель Софи?

— Конечно же, не буду. Но, наверное, надо будет сперва укрепить изгородь и построить вольер, куда собак закрывать на день.

— Непременно займусь этим, но, если вы не возражаете, послезавтра. Свою предполагаемую поездку я решил перенести на то время, когда у нас будет все спокойно. Назавтра же я попрошу выходной день!

Ведь вы будете изредка отпускать своего дворецкого по делам?

— И я смогу узнать, что за дела ждут вас завтра?

— Вы непременно узнаете об этом, но позже.

— Ах, Патрик, вы всегда обещаете мне откровенность когда-нибудь потом и не всегда, кстати, свое слово держите.

— Какой я обманщик! Не обижайтесь, Софи, у нас в роду считается дурной приметой о серьезном деле говорить заранее.

Соня все же слегка обиделась. Она не поверила ни в какую родовую примету, а стала твердить себе, что Патрик пользуется ее уступчивостью, а на самом деле охладел к своей госпоже. Наверное, у него в роду женщины недоступны и уж аристократки точно не спят со своими дворецкими.

Это что же получается? Венчанный муж ее оставил и более не объявляется. Возлюбленный нашел кое-что поважнее своей любви к ней… Видимо, все дело в самой Соне. Она неинтересна мужчинам как женщина, и недаром княжна засиделась в девках…

Слово за слово — она так распалила себя, так убедила в собственной ничтожности, что не только закрыла свою опочивальню на засов, но и не откликнулась на зов Патрика, когда он привычно постучал в дверь:

— Ваше сиятельство, откройте! Софи, открой!

Любимая, что с тобой?

Тщетно он взывал к ней. Уткнувшись в подушку, Соня горько плакала над своей неудавшейся жизнью.

В глубине души она, конечно, понимала, что Патрик здесь вовсе ни при чем. Соня была недовольна собой, своим поведением. Разве этому ее учили целых двадцать пять — скоро двадцать шесть! — лет?

Чтобы она нарушала все запреты и заповеди?

Бедная мама, должно быть, плачет на небесах, глядя на свою непутевую дочь. Осталось совсем немного, чтобы Соня за свои деяния угодила в тюрьму.

Вот до каких дел она в конце концов додумалась!

Но, видимо, такая натура была у князей Астаховых, что непривычно им понапрасну печалиться да проливать слезы. Душа их требовала движения! Не среди ночи, понятное дело, а вообще звала к действию.

Соня вернулась мыслями к своей жизни в Петербурге. И вовсе не потому, что именно тогда она била ключом, а потому, что у Сони были планы куда серьезнее нынешних. Вроде того, как помочь своему роду стать еще более знатным.

В Петербурге она даже начала чертить генеалогическое древо своего рода, располагать на его ветвях знаменитых и талантливых прадедов и прабабок При том она страшно сокрушалась о том, что отличается от них заурядностью, что никаких талантов, кроме разве что привлекательной внешности, у нее нет. Она думала даже написать книгу — что-то вроде сказаний о своих славных предках.

А во Франции она пока нашла лишь маркиза де Бар раса с его золотом. И когда-то она сможет воспользоваться богатством в полной мере!

И тут Соня вдруг встрепенулась, увлеченная пришедшей в голову новой мыслью. Для чего-то же она появилась на свет! Не просто так проживать — день да ночь, сутки прочь, — а возможно, тоже для большого дела. Пусть она не ясновидящая и не знахарка, но вполне может послужить своему роду… Обеспечить его будущее процветание, чтобы больше никто из князей Астаховых не знал нужды!

А иначе что же получается — зря погиб дед Еремей, талантливый знахарь и алхимик. Зря хранил столько лет золото его друг-француз. Не для того же, чтобы им могла пользоваться одна Соня! Да ей такого количества и вовек не прожить.

Итак, она явлена на свет, чтобы обогатить свой род. Не только детей и внуков, но и более далеких потомков. А как это сделать? Надо тщательно продумать и осуществить этот, казалось бы, странный план, что вдруг пришел ей в голову.

Если на то пошло. Соня уже и так многое сделала.

Нашла золото, искать которое не пришло в голову ни ее отцу, ни брату Николаю. А то, что она случайно обнаружила потайную лабораторию… Полно, да случайно ли? Нет, во всем, что с нею с той поры произошло и происходит, не иначе как перст судьбы.

Теперь надо прикинуть, сколько золота нужно Соне и, конечно, ее брату Николаю для того, чтобы стать по-настоящему богатыми людьми. Людская молва гласит, что богатства никогда не бывает чересчур, но это для людей жадных, неумеренных. И, может, Николай забрал бы себе все, не думая о каких-то там потомках. Впрочем, Соня тут же устыдилась своей такой мысли о брате. Почему она всегда вспоминает своего единственного кровного родственника, Николя, как-то нехорошо?

Однако ближе к делу. Недавно они с Патриком спустились в подземелье и считали оставшиеся слитки. Оказалось их там тысяча шестьсот десять штук; Иными словами, Флоримон успел вывезти меньше половины слитков — тысячу сорок четыре штуки…

Тоже немало. Вот кто-то найдет, порадуется!

Для ровного счета Соня заберет шестьсот десять, а тысячу оставит впрок… Заберет себе? А как же брат Николай? Потомкам еще предстоит родиться на свет, а Соне, как и ее брату, прожить жизнь, если господу будет угодно.

Смешно, она рассуждала, как поделить золото рода — так теперь она его называла, — совершенно не представляя себе, сколько денег можно за слитки выручить. Будет ли она достаточно богата, если разделит богатство с братом? В крайнем случае потомкам можно оставить и поменьше. Что же это им приходить на все готовое. Ведь и Соня, и Николай не станут свое богатство только проедать, но и найдут способ приумножить… Ой, как все это сложно!

К тому же она не представляет, как прячут клады, как охраняют их, чтобы они не достались случайному встречному.

Может, заказать четыре одинаковых крепких и хитрых замка… Нет, лучше почти одинаковых. Чтобы ключи на первый взгляд походили один на другой, но при этом хоть малой черточкой отличались.

А зачем тогда делать их похожими? Что это ей в голову приходит… Лучше просто сделать одинаковым верх ключа с монограммой и гербом рода…

Соня в мыслях своих все больше загоралась. Словно таким образом собиралась продолжить собственную жизнь, входя в заботы потомков. Пусть вспоминают добрым словом… бабушку Соню. Она прыснула.

Еще детей не родила, а уже про внуков думает… Значит, с учетом доли брата, семьсот пятьдесят слитков Соня разделит на пять равных частей и поместит в пяти разных местах. Нет, конечно, не только во Франции. Во Франции она оставит сто пятьдесят штук. И спрячет их… Где же? Вот, об этом надо будет поговорить с Патриком…

Соня решила поступить так: завтра она купит в магазине карту Европы, аккуратно разрежет ее на пять частей и с обратной стороны, чтобы не подглядывать и не влиять таким образом на фортуну, ткнет куда придется булавкой. В ту местность со временем она и поедет, чтобы найти очередное место для клада.

О, какие интересные дела ждут княжну: прятать клад для потомков. Неизвестно, что более увлекательно: искать или прятать!

Она видела: в кухне на гвозде висит большой красивый бронзовый ключ. Когда-то им запирались ворота, но теперь их просто прикрывают и задвигают деревянным засовом. Надо будет его срисовать или заказать несколько замков с точно такими ключами…

Собственная выдумка стала увлекать ее все сильнее. Она нарисует на каждой части карты этот ключик, который и станет ключом клада! Ключ ключом…

Возможно, не слишком оригинально, но она еще подумает, как лучше сделать.

Несмотря на такие будоражащие мысли, Соня быстро заснула, решив, что с завтрашнего дня займется этим своим новым предприятием.

Поутру она не застала в замке Патрика — он, как и предупреждал, уехал по делам — и подумала, что своей глупой обидой лишила себя же возможности узнать, куда делся ее дворецкий. Якобы он отыскал следы Мари — той самой звероподобной помощницы Флоримона — и, наверное, отправился ее искать.

Ода уже суетилась на кухне.

— Может, вам надо было бы еще полежать? — спросила ее Соня участливо.

— Ах, что вы, госпожа! Я лежать не приучена.

К тому же голова у меня почти не болит — мадам Фаншон хороший лекарь. Зато сегодня у меня получились на редкость пышные булочки. И молоко я сделала топленым, как вы любите.

— Мосье Патрик рано ушел? — спросила Соня.

— Даже не стал ждать мои булочки. Сказал: «Не беспокойся. Ода, я перекушу солониной». Шарль приготовил ему грог, по утрам стало совсем холодно.

Ушел не прощаясь. Не захотел ее будить или тоже обиделся? Что это Соня ведет себя как маленькая девочка, а ведь они почти как муж и жена… Мужчин отправляют на каторгу за двоеженство, а интересно, женщин наказывают за двоемужество? Или такого слова в русском языке вообще нет?

19

Вечером Соня рано ушла в свою комнату. С сегодняшнего дня в замке стала ночевать Ода. Объяснила, что ее сестра вернулась из города с новым мужем и тот, кажется, неплохо относится к малышке. У него золотые руки, так что сестре не придется работать и она станет сама заниматься дочерью. Ода теперь вроде как болтается у них под ногами, так что, если ее сиятельство не возражает, она будет теперь жить в замке и только изредка ненадолго уходить, чтобы повидаться с племянницей.

Шарль, едва начало темнеть, закрыл дверь на засов, уверяя, что спит он очень чутко и, если кто постучит, сразу услышит.

Княжна за день набегалась, устала и не стала дожидаться, когда вернется Патрик, но дверь в свою комнату на засов не закрыла, полагая, что, вернувшись, он зайдет к ней и загладит свою вину. Тем более что Патрик сам говорил: во всех случаях ссор между мужчиной и женщиной просить прощения должен мужчина.

Но Патрик к ней не зашел. Соня опять не заметила, как заснула, потому что накануне находилась по окрестностям замка вместе с Шарлем и наведалась к арендатору, у которого к концу года кончался срок аренды. Об этом, кстати, предупредил Соню нотариус Тюмель, которого она посетила на днях.

— Маркиз сам общался с арендатором, — вроде даже с обидой сказал ей Тюмель, — а зачем? Процент за такой контроль мы берем ничтожный, зато вам самой не придется заниматься столь скучными делами. Вы же не хотите отнимать хлеб у бедного нотариуса?

Соня заверила молодого юриста, что не хочет.

Арендатор — в качестве его выступал глава семьи Андре Корнюэль — несколько опешил, увидев Софью на пороге своей хижины. Наверное, он не ожидал, что княжна так быстро разберется с делами. А возможно, и надеялся, что новая владелица вообще о нем забудет. В последние годы он вообще не платил за аренду, а старый маркиз и не вспоминал об этом.

А ну как новая хозяйка заставит его оплатить все долги?

Но княжна лишь напомнила ему о том, что срок истекает и если ему еще нужна земля…

— Нужна, еще как нужна! — воскликнул Корнюэль.

Он мысленно поминал всех святых, чтобы защитили его семейство от разорения. Но при этом старался не смотреть в глаза княжне, понимая, что ведет себя не слишком честно.

— Теперь дела аренды будет вести мой нотариус, так что вам следует наведаться в его контору, чтобы заключить новый договор.

Вести дела с нотариусом, да еще таким молодым и хватким, как мэтр Тюмель, Корнюэлю не хотелось — этот ничего не забудет. Но уже то, что новая хозяйка не стала требовать с него возврата старых долгов, арендатора обрадовало.

Поэтому, видимо, Корнюэль начал рассказывать ей о Патрике, какой он вежливый, внимательный.

При встрече где-нибудь непременно поприветствует.

Вот и вчера, когда скакал мимо, тоже поздоровался…

— Скакал? — удивленно переспросила Соня.

— Скакал! — подобострастно подтвердил арендатор.

Хозяйка, называется! Не знает даже, что в конюшне не хватает лошади. И Шарль не предупредил ее об этом. Или он считает, что подобные мелочи женщину интересовать не могут?

Но вчера Соня ни о чем Шарля не спросила, а сегодня… Она даже не знает, возвращался домой Патрик или нет. Испытывая странную тревогу — мало ли куда мог заехать Патрик! — Соня быстро оделась и поспешила на конюшню.

Шарль чистил денник, и она некоторое время помялась, не зная, как задать ему вопрос. Прямо так, напрямую: Патрик сегодня опять уехал чуть свет? Отчего-то даже Оду она не спросила о Патрике.

Соня приняла возможно равнодушный вид и поинтересовалась:

— А где вторая лошадь, Шарль?

Слуга выглянул из-за перегородки и удивленно воззрился на нее.

— Но, ваше сиятельство, ее взял мосье Патрик.

Еще вчера.

— Что значит «еще»? Со вчерашнего дня он не возвращался?

Шарль испуганно кивнул, соображая, в чем он провинился перед госпожой. И сказал тихо:

— Не возвращался. Я подумал…

Правильно говорила покойная маменька: от того, что слуги думают, ничего хорошего не происходит.

— Он говорил, что уезжает надолго?

— Нет.

От умственных усилий у Шарля даже кожа вздулась на лбу.

Соня поспешила обратно в замок. Надо порасспрашивать Оду. Она куда сообразительнее этого туповатого Шарля.

— Мадам? — вопросительно уставилась на нее кухарка, когда Соня вошла на кухню. Кажется, у Сони был очень встревоженный вид.

— Ода, скажи, пожалуйста, вчера мосье Патрик брал с собой что-нибудь из съестного?

— Нет.

— Но, может, из кладовой…

— Ничего не тронуто, мадам, уж мне ли не знать.

Что-то случилось?

— Патрик… оказывается, наш дворецкий вчера не вернулся в замок, хотя, как говорит Шарль, вовсе не собирался где-то задерживаться.

Все-таки она постеснялась сказать служанке, что Это ее снедает беспокойство, а Шарль и не подумал волноваться. Кухарка забеспокоилась:

— Присядьте, мадам, на вас же лица нет! Разве не может мужчина задержаться по каким-то своим делам?

— Может, конечно, — согласилась Соня. — Но он, как ты говоришь, не взял с собой ничего из еды и меня не предупредил. Как бы не случилось с ним чего-то плохого…

В конце концов, почему она должна стесняться своего беспокойства? Вполне может случиться так что Патрику как раз сейчас нужна помощь, и грешно в таком случае рассуждать о том, что подумают о своей госпоже слуги.

Пусть Шарль и не очень сообразительный, но он исполнит все в точности как она скажет. И когда Соня опять возникла в дверях конюшни, он замер со скребницей в руке, собираясь почтительно ее выслушать.

— Шарль, как ты думаешь, Клери (так звали лошадь, оставшуюся в конюшне) достаточно сильна?

— Хорошая лошадка, — расплылся в улыбке слуга, — выносливая. Мосье Патрик хорошо разбирается в лошадях. Лиз куда капризнее, но он умеет с нею управляться.

— Запрягай Клери, — распорядилась Соня, — мы поедем искать мосье Патрика, хотя, честно говоря, я совершенно не представляю, куда он мог поехать.

— Можно спросить у Корнюэля, — предложил Шарль, — он облазил здесь все окрестности, и я видел, как порой мосье Патрик расспрашивал о чем-то его.

— Я пойду оденусь во что-нибудь попроще, — сказала Соня, — а ты готовь повозку.

Она почти бегом вернулась в замок.

— Ода! — крикнула она с порога. — Приготовь корзинку с едой, мы с Шарлем уезжаем. Наверное, все же с Патриком что-то случилось. Придется искать. Останешься одна, закрой двери на засов. Проверь, заперт ли черный ход.

В глазах Оды мелькнула тревога, но она ничего не стала говорить, кроме короткого:

— Приготовлю.

Соня надела мужской костюм, который обнаружила в шкафу маркиза Антуана — пришлось порыться, чтобы найти что-то полегче и поудобнее. А возможно, это был костюм Флоримона, но он подошел ей по размеру: черные панталоны, кожаные башмаки — к счастью, у маркиза была небольшая нога. Нашла подходящий сюртук, шерстяной плащ и шляпу-треуголку, под которую смогла упрятать свои густые волосы.

Она услышала звук тяжелых шагов Шарля и выскочила из комнаты. Ода как раз протягивала слуге накрытую белой холстиной корзинку.

— Я положила фляжку с коньяком, — сказала она Соне. — Мосье Патрик его очень любит. Оставалось полбутылки, а фляжка как раз полна.

— Спасибо, Ода, ты права, коньяк может пригодиться.

— Куда едем? — поинтересовался Шарль.

Сомневается, поняла Соня, что она его послушает.

— Сначала к Андре Корнюэлю, а потом — куда он скажет.

Шарлю явно понравилось, что его совет оказался кстати, и он добродушно прикрикнул на Клери:

— Двигай, ишь задумалась!

Арендатор выслушал просьбу княжны с непроницаемым лицом и ушел в дом. Она даже растерялась: обиделся он на нее за что-то? Все-таки надо всегда помнить, что французы — совсем другой народ, а Соня ведет себя так же, как вела бы в России.

Не было Корнюэля довольно долго, по крайней мере, так показалось Соне. Потом он вышел, переобутый в высокие сапоги, в куртке из синей парусины и надвинутом на глаза кепи.

— Я поеду с вами, — сказал он и, не спрашивая у Сони разрешения, взгромоздился на козлы рядом с Шарлем. — Вы без меня не найдете.

Это он прокричал уже сверху, так что Соня едва разобрала его слова — как раз в этот момент свистнул кнут Шарля и повозка тронулась.

В маленькие мутные оконца Соня почти ничего не видела. Она хотела было открыть дверцу, но дорога пошла наверх, как видно, по разбитой колее, и придерживать дверцу, а заодно и самой стараться не упасть было трудно — повозку швыряло из стороны в сторону, так что в конце концов княжна бросила эту затею и покрепче ухватилась за сиденье.

Наконец изматывающая тряска кончилась. Повозка остановилась, и Шарль, открыв дверцу, подал Соне руку.

— Кажется, мы приехали.

— Кому кажется? — ворчливо поинтересовалась Соня.

— Андре думает, что это она, та самая хижина.

Соня взглянула в ту сторону, куда он показывал.

Повозка остановилась на небольшом пригорке, а чуть ниже, метрах в пятидесяти, прилепилась небольшая бревенчатая хижина со слегка покосившейся крышей.

В этот момент в наступившей тишине раздалось слабое лошадиное ржание.

— Это Лиз, ваше сиятельство! Вы слышите? Это голос Лиз!

Он чуть ли не со слезами взглянул на Соню, как будто она не разрешала ему немедленно броситься к жалобно ржущей лошади. Ей оставалось только кивнуть, и Шарль, почти не разбирая дороги, бросился в ту сторону через мокрые кусты.

Некоторое время спустя он воротился, ведя лошадь на поводу.

— Бедняжка. Она там стояла у дерева всю ночь без воды, без еды.

Он целовал лошадь в морду, и она радостно терлась о его плечо.

— Погоди, моя маленькая, — приговаривал, как ребенку, Шарль, — я сейчас дам тебе немного сена.

Как чувствовал, прихватил охапку…

Андре стоял рядом с повозкой и понимающе поглядывал на суетящегося слугу.

— Послушайте, — сказала ему Соня, — а где же тогда Патрик? Вряд ли он просто так бросил бы лошадь привязанной у дерева.

— Может, в той хижине? — предположил вернувшийся к ним Шарль.

— Не может! — отрезал Корнюэль. — Разве ты не видишь, что дверь закрыта на засов! Не сам же он себя внутри закрыл.

— Давайте покричим, — сказала Соня, — вдруг он откликнется. — И первая же закричала:

— Патрик!

Патрик!

— Патрик! — пронзительно повторил за нею Шарль.

— Патрик! — неожиданным басом взревел Андре.

Так они какое-то время кричали и ревели, пока Соня не догадалась скомандовать:

— Тихо!

И они услышали как будто из-под земли слабый голос:

— Я здесь!

— Его забрал к себе сатана! — свистящим шепотом проговорил Шарль.

— Не говори глупости! — рассердился Корнюэль. — Мне кажется, что он просто провалился в какую-то яму. Откуда доносился крик?

— Оттуда! — Шарль и Соня одновременно показали в разные стороны.

— Нет, так не пойдет. — Незаметно Андре взял на себя роль командира. — Давайте еще раз позовем, а потом по моему знаку сразу замолкаем.

Они крикнули, замолчали и опять услышали голос Патрика, и в самом деле доносящийся будто из-под земли.

— Вот где это! — определил Корнюэль, к слову сказать, почти посередине между направлениями, указанными его спутниками.