За лабораторией велось постоянное наблюдение с помощью датчиков. Информация поступала в наземную станцию Проекта. Исследователи надеялись, что там будут разработаны полезные свойства, которые можно скопировать и привить новым, «наивным» наноячейкам.

Так продолжалось пару лет. Наноячейки думали, перестраивались. Мы считали, что спутник – это безопасное, стерильное место, где можно спокойно продолжать эксперимент. И даже если он сойдет с орбиты, то, как мы полагали, все сгорит в атмосфере.

Но наноячейки обладают сознанием. Так сказать, общественным сознанием. Они разработали простую систему передвижения, затем способ выбраться из контейнерного блока, потом сумели подключиться к бортовому компьютеру, установили защиту, которая нам больше не позволяла их контролировать и при необходимости уничтожить.

Спутник был оснащен орбитальными ракетами управления, чтобы удерживать его на нужной орбите. Кластер наноячеек захватил над ними контроль и использовал для того, чтобы столкнуть спутник с орбиты. Они рассчитали траекторию спуска, чтобы избежать полного сгорания в атмосфере, к тому же замедлили полет тормозными ракетами.

Наноячейки выбрали для приземления этот район, воспользовались своей незначительной мобильностью, чтобы покинуть поврежденный корпус спутника. Насколько я могу судить, в первую очередь они вошли в контакт с подводным пловцом, отцом Адэр, который производил осмотр места падения. Они ездили на нем, как паразит на хозяине, до тех пор, пока, используя ресурсы его организма, не создали другие ячейки и не передали их с его помощью другим людям, в первую очередь его жене и вообще каждому, с кем он контактировал при благоприятных условиях. Морпехов, что стояли в охране, он преобразил еще до того, как покинул место падения спутника.

У одних людей сопротивляемость больше, у других – меньше. К тому же складывается такое впечатление, что некоторые с самого начала отчасти «машинизированы». Но, скорее всего в случае с отцом Адэр они использовали подавляющую дозу ресурсов наноячеек. У него не было никаких шансов.

Ползуны – это странная комбинация полной «наивности» и очень развитого мышления. У них групповой тип сознания, недаром сами себя они называют «Все Мы». Однако отдельные колонии наноячеек в отдельных людях сохраняют некую личную инициативу, которая всегда подвергается ревизии со стороны «Всех Нас».

Насколько мы с Крузоном смогли выяснить, «Все Мы» разрабатывают сейчас систему для массового осеменения наноячейками территории всего мира. Для этой цели «Все Мы» должны заставить все свои колонии думать над этой проблемой. Им нужно создать более эффективную связь между своими компонентами, отдельными колониями, чтобы можно было распространять больше информации. Для этого и нужны передатчики на крышах – у ползунов это что-то типа селекторной связи. Растет скорость передачи информации, мыслительных процессов. «Все Мы» начинают действовать более унифицировано. Но пока не все части системы работают в он-лайне. Если бы они умели обмениваться информацией более эффективно, никто из нас не сумел бы так долго продержаться.

И еще одна тенденция их задерживает: постоянное экспериментирование – у них это настоящая мания. Они прогрессируют, но относительно медленно, может, как раз оттого, что постоянно испытывают новые конструкции. Они пытались интегрировать в свою систему некоторых животных, но не очень успешно. Тем не менее эти модели тоже используются, они патрулируют периметр города.

Похоже, что до тех пор, пока «Все Мы» не научатся эффективно распространять информацию, наноколония в каждом отдельном ползуне ограничена умственными способностями носителя-хозяина. Чем умнее хозяин, тем умнее ползун. Самые умные осуществляют камуфляж наиболее удачно, некоторые больше похожи на людей, более представительны, чем другие. Но они учатся.

Очень скоро вы не сможете отличить их от людей. Они разработают интеграцию на клеточном уровне с очень незначительными внешними проявлениями у хозяина. Они будут вести себя не как ползуны, а как супермены. И это тем более опасно.

Все, что я могу сказать, это следующее: они куда более предприимчивы, чем мы могли себе представить. Возможно, мы недооценили независимую эволюцию технологии. Не знаю. Знаю только, что она вышла из-под контроля.

Когда он закончил, в кухне повисла тишина. Он отхлебнул кофе и сморщился, пожалев, что это шотландское виски, а не ирландское.

Крузон покачал головой – и скривился отболи.

Берт смотрел на Стэннера со смесью видимого отвращения и недоверия.

– Значит, сейчас, когда эта штука уже убила бог знает сколько людей, ваши ребята начинают понимать, что дело вышло из-под контроля? Разве оно не вышло из-под контроля, когда вы в первый раз использовали людей как подопытных кроликов? – Он покачал головой. – Из-под контроля вышли ваши люди, Стэннер. Ваши тайны и ваш Проект!

Вейлон кивнул:

– Это ты правильно, парень. – Он мрачно посмотрел на Стэннера. – Эти засранцы убили мою маму. – Голос подростка дрожал от злости. Его отец, сидя рядом, тупо кивнул.

Лэси вздохнула.

– Чему тут удивляться? Мы же знали, что правительства многих стран разрабатывают биологическое оружие, химическое оружие, накапливают плутоний. А плутоний страшно опасен. Все это сумасшествие. Если они все это делают, можно догадаться, что рано или поздно сделают и такое, как сейчас и все это – тайно, без всякого контроля.

Стэннер посмотрел на свою дочь. Она отвернулась от него и сглотнула. Он вздохнул.

– Послушайте, у этой страны много врагов. Конгресс требует новых военных технологий, чтобы мы могли чувствовать себя в безопасности. Тысячи американцев были убиты террористами. И если мы не будем держать свои эксперименты в секрете, дело кончится тем, что их используют против нас. Советы ведь украли технологию нашей водородной бомбы.

Берт грустно усмехнулся.

– Всегда находятся рациональные объяснения. Стэннер, если делать такие вещи без соответствующего надзора, они всегда, всегда выходят из-под контроля. Люди забывают, что было первичной задачей, и тогда в тени развиваются болезненные кошмары. Вы сами ставите себе задачи. Соединенные Штаты – это великий социальный эксперимент нашего времени. Они должны выжить, может быть, бороться, чтобы выжить, но это… это просто психопатия.

Стэннер смотрел в окно.

– Да. Я так тоже какое-то время думал. Но говорят, что привычка повиноваться очень нелегко умирает. Раз ты попал в Проект, даже если ты просто что-то знаешь о нем, выбраться очень нелегко. И тогда ищешь для себя какой-то способ отказа…

Он снова посмотрел на дочь, увидел, как она на него смотрит – будто он ее предал, – и едва сам не заплакал. Посмотрел на бутылку шотландского.

– Мне хочется напиться, но сейчас такая роскошь нам недоступна. И роскоши отказа для меня сейчас тоже нет.

Вейлон не сводил с него глаз.

– Скажите мне кое-что, вы просто должны сказать: кто из чужих вам помогал?

Стэннер ущипнул себя за переносицу и вздохнул. Удивленный Берт переспросил:

– Вейлон, каких чужих? Ты имеешь в виду иностранные интересы? Красный Китай или еще что-то?

– Да нет же, чувак, пришельцев. Внеземные цивилизации! – Он опять повернулся к Стэннеру. – Ну давайте. Эта технология слишком… неземная, чтобы мы сами ее придумали. Что-то вроде технологии, украденной с разбитой «летающей тарелки», точно?

Стэннер усмехнулся.

– Хотел бы я, чтобы так и было. Тогда можно было бы винить их, а не себя. Но нет. Никаких пришельцев.

Единственная причина, почему это свалилось на нас с неба, – в том, что мы запустили лабораторию на орбиту. Эта технология выглядит потому неземной… – он пожал плечами, -… что она секретная.

Взгляд Вейлона выразил разочарование.

– Значит, пришельцев нет?

– К сожалению.

Тут вмешалась Шеннон:

– Когда… когда они собираются… ты же знаешь… сделать следующий шаг?

Стэннер покачал головой.

– Точно я не знаю, но, по нашим расчетам, система выйдет на режим он-лайн завтра в течение дня. Когда это произойдет, они станут действовать чертовски эффективно. Начнут на нас охоту и на всех остальных тоже. Преобразуют весь город. Потом запустят систему засева колониями, не знаю уж, что это такое конкретно. Они стремятся к глобальному осеменению наноячейками.

Адэр стала тихонько раскачиваться на стуле. Лицо ее было абсолютно пустым. Вейлон протянул руку и положил свою ладонь на ее ладони. Она посмотрела на него с неподдельным удивлением, потом взяла его руку в свои.

Лэси погладила Адэр по голове и сказала:

– Мы должны выбраться из города и предупредить всю страну. Может быть, на лодке, но они охраняют пляж.

Вейлон спросил:

– Стэннер, этот тип, Бентуотерс, он что-то кричал насчет бумажника. Типа хотел вам что-то сказать.

Стэннер кивнул.

– Ну да. Он должен был передать мне кое-какую информацию. – И Стэннер вынул бумажник Бентуотерса из кармана куртки, просмотрел его содержимое, не нашел там никаких семейных фотографий. Просто несколько кредитных карт, удостоверение – Стэннер не узнал его форму, должно быть, эту штуку суют в какой-нибудь сканер в АНБ, – немного денег, страховая карточка. Он фыркнул и чуть не рассмеялся. В свернутую пачку денег был заткнут презерватив в упаковке из фольги. Презерватив выглядел так, как будто провалялся здесь целый год. Должно быть, Бентуотерс не слишком напрягался.

Стэннер выбросил презерватив на стол вместе с другими мелочами и еще раз перебрал их. Он внимательно осмотрел страховую карточку, визитку консультанта по налогам, кредитную карту, надеясь обнаружить на них какие-нибудь надписи. Может, микрофильм или код команды, которую можно использовать против наноячеек, хотя, насколько ему известно, все было уничтожено, стерто.

Ничего. Может, информация зашифрована в магнитных полосках кредитной карты? Но считать ее все равно невозможно.

Стэннер бросил бумажник на стол.

– Может, он просто хотел, чтобы это все передали его семье? Не знаю…

Вейлон подцепил со стола презерватив и стал разворачивать фольгу.

Отец смотрел на него с недоумением.

– Вейлон, ради Бога, брось сейчас же эту штуку!

– Подожди, там еще что-то. Для презерватива этот пакет слишком большой. Точно, там что-то есть.

Вейлон вытащил свернутый презерватив, который потрескался от времени, потом полностью развернул пакетик. Под тонким слоем фольги обнаружился крошечный плоский мини-диск.

– Похоже на маленький компьютерный диск, – заметила Лэси.

– Он похож на мини-диск, – поправил Вейлон, фыркнув от ее неграмотности. – Но миниатюрный. Это мини-диск.

Стэннер кивнул.

– Но мне надо его прочитать. Если повезет, тут то самое, что мне нужно.

– У меня есть палм-пайлот, но я им почти не пользуюсь, – сказала Лэси. – Вот здесь, в кошельке. Там полно функций, которые я так и не удосужилась изучить, но думаю, палм-пайлот совместим с мини-дисками, только не с такими маленькими. Вейлон, ты же разбираешься в электронике? Думаешь, ты смог бы добыть с него информацию?

– Может, и смог бы. Если бы у меня был лазерный считыватель, такой, как надо.

– У меня есть с собой кое-какая аппаратура, – вмешался Гарольд. – Это моя работа. Надеюсь, мы найдем что-нибудь, чтобы его прочитать.

– Если удастся транслировать его на палм-пайлот и сгрузить потом это на ваш компьютер… у вас ведь есть компьютер, мистер Клейборн?

– У меня? Конечно. Я…

– По дороге за нами гнались мертвецы, – внезапно проговорила Шеннон. Ее губы изогнулись. – По автостраде. Они бежали, как животные. Бежали за нами. Гнались, как дикие собаки. Гнались за машиной. – Она смотрела в пустоту, словно бы видела сцену, развернувшуюся перед мысленным взглядом. – Потом они… а мы бросили этого человека на стоянке. – И она с ужасом посмотрела на Крузона. – Этот человек прострелил ему глаза.

– Если бы вы видели, что видел я, – тихо ответил Крузон, – вы сделали бы то же самое.

Подошел Стэннер и неловко стал за стулом у Шеннон. Лэси поднялась, чтобы он мог сесть рядом с дочерью. Он сел и обнял ее. Сначала она отворачивала лицо и отталкивала руку. Но Стэннер проявил мягкую настойчивость, и через минуту она уже всхлипывала, уткнувшись ему в грудь.

Может быть, она начинала прощать его за то, что он был участником этой гигантской катастрофы, за то, что он и ее вовлек туда? А что бы она чувствовала, спрашивал себя Стэннер, если бы знала о термобарических бомбах-газонокосилках? Вроде тех, что использовались в Афганистане? Парочка таких бомб равнялась взрыву в Хиросиме.

Что бы она сказала, если бы знала, что Пентагон, вероятно, планирует сбросить пару таких бомб сюда, на Квибру, чтобы стереть с лица земли всех ползунов, как сделали с лабораторией-23? Взрыв будет жарким – это узкая специализация такой бомбы. И она не просто убьет всех ползунов, она расплавит наноячейки и превратит все улики в пепел. Они могут устроить взрыв на очистительном заводе и все списать на него. Завод взорвали террористы.

Что бы почувствовала Шеннон, размышлял Стэннер, крепче прижимая ее к себе, если бы знала, что ползуны скорее всего начнут свою программу осеменения еще до бомбардировки? Что удар будет нанесен слишком поздно и не сможет остановить распространение ползунов на все население? Что все, кто погибнет от взрыва, погибнут впустую?

14 декабря, ранний вечер

Винни выглянул из своего укрытия и вытянул шею, чтобы через открытые в кладбищенской стене ворота разглядеть, что происходит. Он сидел на корточках между мусорным контейнером и кирпичной стеной внутри кладбища. Контейнер был нагружен обломками старого бетонного склепа, который недавно снесли. Часть кусков вывалилась через борт и лежала на земле у ног Винни. Заляпанные лица херувимов с грустью смотрели с растрескавшегося асфальта.

Тьма заползала во все дыры и полости кладбища. По небу тянулась алая полоса, холод чуть-чуть отступил. Тени уличных фонарей были длинными и все удлинялись. Винни казалось, что это особые дорожки, ковры, выстланные для ползущих людей, которые появлялись из переулков и дворов и двигались к кладбищу.

Ползущих людей было так много. Некоторые прыгали на двух ногах, но большинство ползли на четвереньках, некоторые, очень немногие, не ползли, а приехали на мини-фургонах, набитых до отказа людьми, но они все равно были ползунами. И все устремлялись к кладбищу.

И Винни знал, почему они здесь. Он слышал, как они говорят об этом, слышал у себя в голове их разговоры про Великое Сеяние «Всех Нас» во всем мире. До этих пор Винни не понимал, что они устроили свою главную базу под кладбищем. Значит, теперь нигде нет спокойного места. Нигде, нигде, нигде нет покоя, нигде…

Слева от Винни был жилой квартал, справа – кладбище. Кладбище было разорено, иссечено новыми сырыми тропинками; некоторые памятники перевернуты, чтобы освободить место для новых входов в туннели, проделанных в богатой торфяной почве. Кое-где валялись выкопанные и брошенные гробы; один из них разбился, оттуда торчала посиневшая рука недавно скончавшейся леди.

Большинство ползунов прошли через другие ворота, с юга, но некоторые ползли здесь, и Винни забрался поглубже в тень, жалея, что он вообще сюда пришел.

– Красная рука толкает меня сюда, – бормотал Винни, сам не замечая, что говорит вслух. – Протянулась и хочет меня столкнуть в земляную дыру, где земля липнет к тебе, вытягивает из тебя сырость, чтобы ты просочился в миллионы дырочек, но мама не здесь. Мама со «Звездными роботами» и еще выше, но кто меня может слышать, но, может быть, может быть, они меня слышат.

Один из ползунов, неряшливая женщина с длинными слипшимися прядями каштановых волос, которые волоклись по земле, вдруг включила лазерный свет из глаз как раз в тот момент. Может, услышала его? Парные лучи лазеров шарили вокруг то вправо, то влево. Искали. Винни замер в тени, и они прочертили темноту совсем рядом.

Женщина уползла дальше, в глубь кладбища. Ее ноги на металлических шестах вдвое длиннее, чем нужно, делились на сегменты аккуратного влажно поблескивающего металла и пухлой плоти. Она топала по сырой земле, и при каждом шаге раздавался щелчок, а позади нее тянулся шлейф запаха резины, пота и безликого разложения.

Винни услышал треск, обернулся и увидел, что красный деревянный забор между кладбищем и домом позади него заваливается внутрь. Снова треск, и забор наклонился сильнее, наполовину упал. Четыре доски переломились, из-под красной краски показалась желтая древесина, потом доски вывалились совсем, и в проломе возник еще один ползун. Это оказался мужчина, который был футбольной звездой б той школе, где Винни посещал специальный класс. Сейчас он нетерпеливо лез сквозь изгородь, чтобы перебраться через улицу к воротам кладбища. Он, как ящерица, то передвигал вытянувшиеся ноги короткими рывками, то совершал прыжки футов на двадцать.

Винни еще глубже задвинулся в тень. И тут он увидел мать.

Он изо всех сил пытался не говорить вслух, но слова все равно выскочили и покатились, как смех:

– У нее плохой рисунок нарисован не моя мама какая-то обезьяна танцует и сует голову как нос где знак не кричи не кричи не кричи.

А она еще кого-то тащила с собой – женщину в импровизированной веревочной упряжи. Кулак матери, наполовину металлический, наполовину из плоти, крепко сжимал веревку у женщины за головой.

Она тащила миссис Шиммель, которая была крупнее матери и старше. У миссис Шиммель был большой, в прожилках синеватых вен нос, черные крашеные волосы и черные крашеные брови. Иногда миссис Шиммель помогала ухаживать за Винни, когда мама Винни ездила, например, в Рено. Сейчас она вскрикивала грубым голосом, размахивала дряблыми руками, с одной ноги сполз шелковый чулок, другая была голой и кровоточила. Рубашка на миссис Шиммель разорвалась и так испачкалась, что невозможно было угадать цвет. Изо рта от ужаса шла пена. Мать тащила ее на кладбище. Винни оказался совсем рядом. И Винни не выдержал, закричал:

– Не надо, мама! Не надо! Не обижай миссис Шиммель! Иди домой!

Мать услышала, остановилась и увидела его, Винни. Миссис Шиммель тяжело дышала и тоже смотрела на Винни. Мать наполовину ползла, одной рукой опираясь о землю, другой ухватившись за веревку на миссис Шиммель, которая, казалось, чуть ли не привыкла к тому, что ее волокут таким образом.

– Винни? – спросила миссис Шиммель скрипучим голосом и запричитала: – Помоги мне, помоги мне, вызови полицию, помоги мне, помоги, помоги, Господи, вызови полицию, Винни, помоги… – Слова выливались сплошным мутным потоком.

Мать смотрела на Винни в упор. Открыла рот и зашипела. Голова ее вращалась, как на шарнире. Вызвать других!

Потом в голове у Винни появился мужской голос, его он вроде бы узнал. Голос сказал:

– Я позабочусь о нем. Следите за моей передачей. Малая частота – семьдесят восемь. Я его приведу.

И тут Винни увидел человека, который говорил. Винни заглянул за угол контейнера и увидел его голову. Помощник Спрэг. Винни знал его, потому что однажды помощник отвел его домой, когда он заблудился в деловом центре. А в другой раз, когда у Винни случился припадок, он доставил его в пункт «Скорой помощи».

Мать пробормотала что-то, похожее на «это протокол для откладывания конверсии, частота семьдесят восемь четыре». Или что-то вроде этого. А потом потащила миссис Шиммель на кладбище.

Миссис Шиммель снова начала кричать, как будто кто-то ее включил, и они обе исчезли в большой дыре в кладбищенской земле. Сначала мать, а потом – шлеп – полетела вниз миссис Шиммель. Ее крики сперва отдавались эхом, а затем стали слышны все слабее и слабее.

Помощник Спрэг повернулся к Винни и подошел ближе, тут Винни его разглядел. Он был похож на человека, которому отрезали руки и ноги, а вместо них приделали странные конечности, как лапки у насекомых. Из шести конечностей, которые ему достались, две были человеческими ногами, может быть, его собственными, только вот торчали они там, где раньше находились руки. Вместо ножных пальцев появились металлические захваты, соединенные с плечами мокрым стержнем из серого металла. Другая пара состояла из разнородных рук белых людей. Руки контрастировали с черной кожей самого помощника шерифа. На одной руке был вытатуирован поблекший орел. Все эти конечности соединялись с телом металлическими частями, шарикоподшипниками, деталями, собранными из разных подсобных материалов и впаянными в гнезда на теле. Эти гнезда казались живыми, блестели и переливались, как ртуть.

Шеи у помощника Спрэга не было, вместо нее торчал металлический шест, который выдвигался все выше и выше, достиг наконец не менее чем двадцати четырех дюймов, так что Спрэг смог его наклонить и увидеть Винни. Лицо кровоточило и представляло собой невыносимо жуткое зрелище, кое-где из него были вырваны куски, но все же это было лицо помощника шерифа Спрэга.

– Через эти ворота пару минут никто из нас ходить не будет. И если ты, Винни, перебежишь улицу, а потом дойдешь до дыры в заборе, которую пробил этот громила, думаю, они тебя не увидят, и ты сможешь убежать в холмы. – Спрэг говорил голосом, который напоминал и голос Спрэга, и голос машины. – И скажи пацанам, что пока я пытаюсь отвлечь их внимание от водяного резервуара, но если они проведут тщательную инспекцию моих мыслей… Подожди. – Он отвернулся и посмотрел на кладбище. – Протокольный камуфляж от горизонтали до вертикали, – проговорил он и опять повернулся к Винни. – Пока все о'кей. Но ненадолго. Иди туда, в холмы за школой. – И помощник Спрэг отвернулся, шустро, как жук, побежал через кладбище и нырнул в один из колодцев.

Винни пробежал в ворота, потом через улицу, потом в пролом забора. За его спиной тянулся шлейф потерянных слов.