21.

14 декабря, день

Отец Вейлона остановил взятую напрокат машину на автостоянке пляжа Квибры. Он обернулся к Стэннеру, как будто собирался у него спросить, что делать дальше, но тут завыл Бентуотерс.

– Она двигается! – кричал он, хватая себя за шею и царапая ее так, что показались струйки крови. – Они активировали ее!

Стэннер открыл дверь машины, вылез из набитого людьми салона и вытащил Бентуотерса на бетон парковочной площадки.

Бентуотерс вырвался и повалился на землю, кричал, просил Стэннера помочь ему, катался по бетону, как охваченный огнем человек.

И тут Стэннер увидел. Серебристая живая полоска, которая охватывала шею Бентуотерса, расцепила свой круг, и один ее конец, как змея, полз вверх по линии челюсти, явно прокладывая себе путь в рот.

На колени рядом с Бентуотерсом опустился Крузон, в руках у него был складной нож.

– Попробуйте полежать спокойно, я постараюсь что-нибудь сделать, – сказал он.

Бентуотерс, задыхаясь и выпучив глаза, перестал кататься и замер, лежа на спине.

– Быстрее, – прохрипел он.

– Осторожнее, Крузон, – предупредил Стэннер. Крузон кивнул и воткнул лезвие в жадно устремленное щупальце металлической змейки. Оно резко среагировало, зацепившись одним сегментом за сталь ножа. Сверкающая струйка по спирали устремилась к руке.

– Ох! – вскрикнул Крузон и отшатнулся. Стэннер тоже быстро отступил назад.

– Что случилось? – резко спросил Бентуотерс, в отчаянии озираясь вокруг.

Нож лежал рядом с Бентуотерсом, и металлические сегменты, не надеясь, видимо, отыскать Крузона, снова запрыгнули, как блохи, на Бентуотерса, соединились с основной змейкой и поползли к его губам.

Он почувствовал, что они опять ползут по его коже, закричал, схватил с земли нож, стал тыкать им, безнадежно пытаясь освободиться.

Вейлон, его отец и Шеннон что-то кричали из машины. Стэннер не мог понять что. В болезненном оцепенении он смотрел, как Бентуотерс тычет ножом куда попало по лицу вокруг рта, пытаясь поддеть змею, сорвать ее кончиком лезвия, как кровь фонтаном брызжет во все стороны.

– О Господи! – пробормотал Крузон, вытаскивая пистолет.

– Не давайте ей меня превратить! – кричал Бентуотерс. – Не пускайте ее! Остановите!

Потом возникло молниеносное движение, металлическая цепочка проскользнула в губы Бентуотерса, спиралью нырнула в его открытый рот и исчезла в глотке.

– О Господи, нет! – тихо произнес Бентуотерс и сплюнул собравшуюся во рту кровь, продолжая автоматически шарить по лицу ножом.

Стэннер нагнулся и перехватил руку с ножом.

– Перестаньте, Бентуотерс. Черт возьми, поздно. Уже все.

Бентуотерс выдернул руку, поднес лезвие к своей груди, в глазах его горел страх и отчаяние. Он смотрел на нож. Косточки пальцев у него побелели.

– Стэннер! Я не могу… Я не могу сам это сделать. Воткните в меня нож! 'Или выстрелите. Но, ради Бога, убейте меня! Не дайте им… Я не хочу чувствовать, как они меня заберут. Пожалуйста! Убейте меня, прошу вас!

Крузон сделал шаг назад и прицелился в голову Бентуотерса.

Остальные, в машине, наконец замолчали, но Стэннер слышал, как всхлипывает его дочь. Бентуотерс дрожал.

– Я их чувствую. Они забираются мне в мозг. Стэннер! Они вгрызаются в мозг!

Крузон поднял пистолет. Бентуотерс захрипел:

– Стэннер, выбейте мне глаза, иначе они через них увидят, где вы. Через мои глаза! И бумажник! В бумажнике есть… Стэннер! – Это был последний крик. Теперь Бентуотерс смотрел в бездну. – Они забираются мне… о нет! Не дайте им сожрать… Нет!

Крузон наклонился и выстрелил дважды. Глаза Бентуотерса исчезли, вместо них зияли две выжженные дыры. Бентуотерса тряхануло, но тело начало шевелиться, конечности – дергаться.

Стэннер хрипло скомандовал:

– Все из машины! Тут недалеко. От машины все равно надо избавляться. Ключи оставьте.

Они вышли, и Крузон повел их по тропе к пляжу, который был неподалеку, а Стэннер вытащил бумажник Бентуотерса, стараясь выхватить его как можно резче, чтобы не допустить прямого физического контакта с телом.

Потом сел в наемный автомобиль и несколько раз переехал тело Бентуотерса, туда-сюда, туда-сюда, пока оно совсем не перестало шевелиться.

14 декабря, день

Берт не хотел их впускать, надеялся придумать какой-нибудь тест, чтобы сначала проверить.

Принять решение было трудно. Он чувствовал себя эмоционально истощенным, к тому же почти не спал. Глядя в глазок, Берт видел стоящую кружком группу людей: племянница Лэси – Адэр, мальчик, которого он видел в старшей школе, трое мужчин – этих Берт не знал, и коммандер Крузон из полицейского управления Квибры. К тому же он увидел, как филиппинец заряжает пистолет, это тоже не добавило ему желания открывать дверь. Лэси выглянула в окно.

– Это же Адэр!

– Лэси, мы не знаем, Адэр она теперь или нет.

Но она грубо оттолкнула его и открыла дверь. Первой вошла Адэр, остановилась перед Лэси и молча стала на нее смотреть. Потом подняла руки к ее лицу, стала его ощупывать, как делают слепые. Засунула ей пальцы в рот, открыла его, заглянула в гортань, приложила ухо к груди Лэси и вроде как послушала. Потом обняла Лэси и зарыдала.

14 декабря, днем

Все смотрели на Стэннера и ждали, а он прихлебывал кофе.

– Расскажите им, Стэннер, – сказал Крузон. – Расскажите то, что рассказали мне. Мы все должны располагать полной информацией, вдруг придется разделиться. Нам повезло, если никто из них не видел и не доложил, что мы здесь.

Они сидели вокруг кухонного стола и ждали. Из окна вливался дневной свет, рисуя солнечные пятна над раковиной, в косых лучах танцевали пылинки. Они находились в доме на пляже – жилище Берта, более чем в полумиле от места, где погиб Бентуотерс.

Стэннер не был так уж уверен, что здесь безопасно, но, может, им все-таки повезло. Ползунов могло что-нибудь отвлечь, и они не знают, где прячутся беглецы. Раз до сих пор за ними никто не явился, возможно, так и есть. Но рано или поздно их все равно обнаружат.

С тех пор как Адэр направила сюда отца Вейлона, она не выказывала никакого интереса к окружающему и не сказала ни слова. Сейчас она сидела напротив Стэннера рядом с Лэси, которая обнимала девочку за плечи. Тощий кот свернулся клубком на коленях у Адэр. Вейлон сидел между ней и своим отцом, который потягивал из бутылки виски «Джонни Уокер». Неоткупоренная бутылка целый год простояла на полке у Берта.

Крузон с мрачным видом прикладывал к посиневшему виску завернутый в полотенце лед. Он сидел на полу, скрестив ноги и прислонившись спиной к шкафу, и прижигал к голове лед.

Стэннер взглянул на свою дочь, встретил ее враждебный взгляд. Она тоже пила виски и выглядела так, словно хотела швырнуть в него свой стакан.

Он все оттягивал рассказ: ведь придется говорить о своем соучастии.

– Как дела у вашей семьи, Крузон?

Крузон пожал плечами:

– Насколько я знаю, все нормально. Я же показал своему брату, что осталось от Брейкенриджа, он сам тоже кое-что видел. Так что он в курсе. Он спрятал их всех в подвале своего дома. – И Крузон бросил взгляд в окно, как будто мог там узнать, действительно ли у них все в порядке.

– Папа, ты тянешь время, – холодно вставила Шеннон.

Стэннер устало улыбнулся.

– Как ты похожа на мать. Ее я тоже никогда не мог обмануть. О'кей. – Он глубоко вздохнул и начал: – Все началось в семидесятых. Тогда появилась идея создать «умное» оружие, которое будет само искать объект, прицеливаться и уничтожать. Нечто вроде «умной» бомбы. В то время для этого использовались обычные компьютерные чипы. Но несколько лет назад в Проекте произошел прорыв в нанотехнологиях. Можно мне тоже виски? Налейте, пожалуйста, прямо в кофе.

Он сделал большой глоток и продолжил рассказ.

– Интересно, что технология начинает жить своей жизнью, даже еще не достигнув уровня искусственного интеллекта, – говорил Стэннер. – Такое впечатление, что после какого-то этапа в развитии технологии мы отдаем ей часть собственной жизни. И, похоже, слишком большую часть. Аспирин – прекрасная вещь, но проглоти пару пригоршней аспирина – и можешь отдать концы. Нам необходима вода – но если ее слишком много, мы умираем. Как понять, когда именно технологии становится слишком много?

(Шеннон смотрит на меня, как будто считает, что я опять тяну время. О'кей, сейчас начнется.)

Прорыв в нанотехнологии был достигнут в одной из лабораторий Пентагона. Все держали в глубокой тайне. Не хотели делиться с промышленностью, потому что от них могла быть утечка к противнику, и тогда мы потеряли бы преимущество. Хотя разглядеть это преимущество сначала было не так уж просто. Конечно, посредством нанотехнологии можно изготавливать микроскопические компоненты, фактически можно создавать машины размером с молекулу. Теоретически это означает, что можно втиснуть почти беспредельные вычислительные мощности в невообразимо малый объем. Однако проблема состояла в производстве наноаппаратуры. Чтобы производить ее качественно, быстро, в большом количестве, нужна нанотехнологическая аппаратура, которая будет производить нанотехнологическую аппаратуру – ну, примерно на таком уровне. Можно, конечно, пользоваться туннельными сканирующими электронными микроскопами, многими другими технологиями, но это требует очень много времени. Слишком много. Но потом ученые, работающие в Проекте – самой секретной из программ Пентагона, – эти гении создали простую нанотехнологическую ячейку, первичную клетку, у которой сначала была только одна задача – производить другие наноячейки. Каждая ячейка создавала другую, более сложную, более совершенную. Это было похоже на технологический эволюционный процесс, один аспект тянул за собой другой. В каком-то смысле это действительно было похоже на биологическую эволюцию, но сверхбыструю и миниатюрную.

Сами по себе наноячейки – это ячейки-роботы с заданной программой. Каждая из них несет определенную долю информации в формате квантового компьютера. Группы таких ячеек пользуются информацией друг друга, и процесс обновления базируется на общей сумме данных.

О'кей. В общем, выяснилось, что единственным способом создавать наноячейки с достаточно высокой степенью развития и разработанности оказался принцип самовоспроизводства и независимости друг от друга. Тенденция к структурным изменениям, инновациям была заложена в сам автоматический принцип на клеточном уровне. Они были в состоянии выдвигать гипотезы, проводить эксперименты, используя энзимы и другие молекулярные инструменты воздействия для повышения эффективности своей деятельности. Могли изменять форму ячейки.

Но их не создавали полностью независимыми. Группам этих микроскопических автоматов транслировались инструкции. Как раз на этом этапе и появляется Кью Ким, корейский Ученый, работавший в Проекте. Это была его идея. Видите ли, он считал, что раз этот процесс идет на таком микроскопическом уровне, эквивалентном микробиологии, то можно заставить наноячейки использовать на клеточном уровне биологическую материю. А так как кругом полно биологического материала, который можно утилизировать, их развитие ускорится на порядки. Он передал эту инструкцию наноячейкам, и они ее выполнили. Можно сказать, с энтузиазмом.

Вначале он предоставлял им биологический материал и материал нервной системы кошек, собак, приматов. Ячейки смогли изменить свою конфигурацию так, чтобы интегрироваться в некоторые виды нервных систем животных. С кошками всегда были проблемы. Такое впечатление, что они обладают геном независимости или каким-то компонентом в химическом составе крови, который позволяет им сопротивляться наноячейкам. Приматы, включая людей, более разнообразны и различны по своим характеристикам, чем многие из нас представляют. У нас всех много общего, но очень много различий в генетическом наборе и химическом составе организма, так сказать, химии тела. И это связано скорее не с расами, а с генетическими линиями отдельных семей.

Оказывается, некоторые люди поддаются взаимодействию с наноячейками без особых хлопот. Другие – нет. Некоторые исследователи считали, что это объясняется генной предрасположенностью, но доктор Ким полагал, что причина – в состоянии мозга и химическом составе организма, который обусловлен этим состоянием. Взаимодействие с молодыми приматами получалось хуже, химия их организма, наэлектризованность нервной системы поддерживала состояние, можно сказать, «бдительности», то есть постоянно сохраняла обостренное внимание. У старых приматов это качество менее выражено, система их поглощала чаще.

Потом стали проводить эксперименты на добровольцах: солдатах, умирающих от рака в госпиталях для ветеранов, которые надеялись, что эта биотехнологическая система интеграции – а она сводилась к сращиванию человека и машины – может дать им шанс на выживание. Но как только интеграция происходила, наноячейки начинали использовать ресурсы организма для своих целей и полностью забирали контроль над телом. Поглощенная физическая материя давала им строительный материал и энергию. Они разрушали прежнюю индивидуальность, но сначала получали от нее часть информации и перестраивали тело, основываясь на теоретической гипотезе улучшения функций. Добровольцы превратились в нелепых киборгов. Там, где были встроены системы расширения функций и увеличения возможностей, ячейки изменили нормальные человеческие клетки, чтобы контролировать реакции крови и иммунной системы. Они создали внутри организма «фабрику систем усовершенствования», чтобы дополнять его новыми механическими и электронными деталями. То есть превращали людей в… на профессиональном жаргоне это называлось ползунами и выбросами.

Довольно скоро система прекратила свое существование. То есть закончили существование объекты эксперимента. Вышли из-под контроля. Э-э… их пришлось уничтожить. Проект принял решение ограничить интеграцию с массами клеток, взятых у низших приматов, со срезами ткани мозга, ну и тому подобное.

Однако различные эксперименты наноячеек имели друг с другом связь, независимо от расстояния. Они имели доступ ко всем общим идеям, постепенно аккумулировали нечто, что, накапливаясь, создавало подобие сознания и воли к независимой деятельности. Очевидно, наноячейки пришли к выводу, что им следует проводить собственные эксперименты по росту организмов. Они выжидали (как мы сейчас представляем) удобного случая, разработали собственную пусковую систему, которая сумеет доставить наноячейки в организм человека, если он окажется достаточно близко.

Доктор Ким проявил неосторожность, открыл бокс с развивающимися наноячейками беззащитного костюма, и они… в общем, они попали в его организм. Захватили его. Воспользовались им, чтобы напасть на некоторых его помощников, заразить культурой наноячеек других людей в лаборатории-23. Разработали систему связи одного ползуна с другим. Они оказались намного более сложными, независимыми и предприимчивыми, чем мы предполагали. Для начала они оценивали информацию из сознания первых подопытных добровольцев. Некоторые тела они перестроили изнутри, другие разобрали на части.

Лабораторию-23 пришлось уничтожить. Оставили только пригоршню наноячеек. Но эти ячейки содержали на файлах квантового формата все, чему научились вес уничтоженные клетки.

Руководство Проекта пришло к выводу, что эксперимент можно продолжить, но только где-нибудь в безопасном месте, там, где наноячейки не смогут вообще контактировать с человеческими существами. Построила лабораторию с дистанционным управлением, поместили ее в старый шпионский спутник и запустили на орбиту с помощью шаттла. У наноячеек была возможность использовать имеющиеся на борту ресурсы, проводить воспроизводство и реорганизацию. Деться им из надежного контейнера было некуда. Космический вакуум уничтожил бы их. Чтобы сохранить свою структуру, им нужен был воздух, давление крови.