15.

12 декабря

Адэр и Кол сидели во дворе, в разбитом катере. Оба засунули руки в карманы, пряча их от декабрьского холода. Был воскресный день.

Небо прояснялось, и Адэр видела, как поднимаются с крыши лохмотья тумана. Струйки летели вверх, как будто хотели попасть на небеса, а потом исчезали, словно бы их оценили и признали достойными.

Кол поддал ногой старую кошачью игрушку, которая раньше принадлежала Силки, потом оглянулся на место, где ее похоронили под голым розовым кустом.

– Иногда я хочу, чтобы здесь было в натуре холодно, – сосредоточенно глядя перед собой, произнес Кол. – А снега никогда нет. Только грязища и всякое дерьмо. Хочу, чтобы все покрылось снегом. Спряталось, стало мертвым и белым.

Адэр рассеянно отозвалась:

– Как в той песне: «Я счастлив только под дождем». Только тебе для счастья нужен снег. И ты никогда не счастлив, потому что снег никогда не идет.

Но думала она сейчас про маму. Иногда казалось, что мама хотела им что-то сказать, но не могла. Поддавшись импульсу, она сообщила:

– Наша тетка-психолог говорит, что надо искать другое объяснение тому, что нам кажется неправильным в поведении родителей, а не только… Чем бы оно ни было. Ну, как они вели себя с моим компьютером… ну и все остальное. Вот я и думаю: может, они такие странные потому, что думают о разводе? Ну, то есть снова начали думать?

– Нет, не думаю, что все из-за этого. – Он со злобой ударил носком ботинка в холодную землю, потом вынул из кармана пластинку жевательной резинки и начал ее разворачивать, но пластинка была старой и затвердевшей, обертка прилипла к ней намертво. – Думаю, они нам все врут. Отстой. Ну, насчет… – Он пожал плечами.

– Вот-вот, – усмехнулась Адэр. – Теперь – отстой. А ты все выл: «Не вопи, что с ними что-то не так. Они счастливы». А сейчас говоришь: «Они нам все врут».

– О'кей, о'кей, может, и так. Теперь я не уверен. – Он бросил на нее быстрый взгляд и снова уставился себе на ботинки. Потом вдруг поднялся и резко бросил: – Пошли. Хочу показать тебе кое-что на чердаке.

– На чердаке? А что ты там делал?

– Искал свое старое снаряжение для ныряния. Собирался пойти поискать работу без отца. Он в последнее время меня не берет с собой. Если, конечно, сам выходит на катере. В чем я лично сомневаюсь. Как-то я поехал и посмотрел на лодку: ее и с места не сдвигали. То есть, я хочу сказать, это видно. Вот я и полез на чердак… Да ладно, фигня все это, в общем, пошли!

Адэр раздраженно фыркнула. Опять он командует! Но пошла следом.

На чердак надо было пониматься по лестнице, устроенной в кладовке. Кол взобрался первый, толкнул маленькую дверцу у самого потолка и влез на узенький карниз. Адэр последовала за братом, только когда увидела, что он уже включил свет: голую лампочку без абажура.

На чердаке был низкий потолок, пришлось идти согнувшись, и они продвигались к середине мимо кучи старого подводного снаряжения, мимо каких-то запыленных ящиков и расстеленных слоев утеплителя почти на четвереньках, как парочка длинноруких орангутанов.

Возле чемодана в дальнем углу Кол встал на колени, открыл его и показал: вот смотри! В чемодане были пачки стодолларовых купюр, все в банковской упаковке, а, кроме того, пустая сумка с надписью «БАНК КВИБРЫ». Некоторые пачки оказались надорванными, стопки денег там были явно потоньше. Адэр присела на корточки и взяла в руки одну из купюр – похоже, настоящая, – потом выпустила из рук и уперлась локтями в колени.

– Да, отстой. Откуда это, Кол?

– Я… боялся спросить. А теперь, в задницу все, пойду и спрошу!

– Кол, я думаю, не надо. Я тоже боюсь.

– Почему?

Он спрашивал не так, как будто не знал ответа и хотел его получить, скорее хотел получить подтверждение. Но она лишь покачала головой и сглотнула. Потом закашлялась – всегда у нее так от этой пыли.

– Пошли, – снова скомандовал он. – Фигня все это. Мы должны знать. Я собираюсь спросить маму. Иногда кажется, что она хочет… хочет мне что-то сказать.

Они дошли до маленькой чердачной двери, спустились по лестнице и нашли родителей в гараже. Они бок о бок стояли у отцовского верстака и вдвоем возились с чем-то вроде самодельной спутниковой антенны, очень похожей на ту, которую устанавливал мистер Гаррети.

Несколько секунд Кол ее рассматривал.

– Что это ты делаешь, пап? – спросил он.

Отец прикручивал материнскую плату к задней стороне штуки, очень похожей на старое блюдо, которым мама пользовалась раз или два. «Тарелка» для приема спутниковых каналов, догадалась Адэр. Отец просверлил в блюде дырки инструментами, которые принес из катера, – обычно он использовал их для ремонта подводного снаряжения. Не поднимая головы, отец ответил:

– Делаю спутниковую антенну. Схема была в «Сайенти-фикамерикэн».

– А я слышала, что в «Попьюлар сайенс».

– Да, в «Попьюлар мекэникс» тоже, – подтвердил отец. Он закончил закреплять гайку и протянул руку. Мать вложила в нее олово для пайки.

Адэр наблюдала за матерью, которая начала разматывать проволоку. Отец паял, от верстака поднялся небольшой завиток дыма. Потом отец вдруг что-то буркнул, отложил паяльник и пошел через весь гараж к ящику с разными электронными деталями.

Адэр толкнула Кола, он кивнул в ответ и шепнул матери:

– Мам, мне надо с тобой поговорить.

Она не ответила. Кол настойчиво положил ей на плечи руки. Он никогда так раньше не делал.

– Мам! – Он заглянул ей в глаза и стиснул плечо. – Мам, я видел, как притащили тот чемодан. Тот человек из банка? На чердаке я видел чемодан с деньгами. – Кол облизал губы и продолжал: – Стодолларовые купюры. И видел, как к Гаррети тоже приходили и тоже принесли чемодан. И еще вот что: кто-то обчистил банк. Что-то происходит, мам. Кто-то ввязался в какое-то дерьмо, и вы оба – тоже. Я думал, может, выплаты от правительства, может, утечка радиации или еще какая-то мура из-за той аварии, что-то вроде этого, и… ну, не знаю, может, они просто взяли деньги в местном банке, чтобы выплатить людям за ущерб. Мама, очнись, ну, говори же!

Ее губы двигались, но звука не было.

Вдруг она замерла. Резко повернула голову, быстро, поразительно быстро. И посмотрела на отца, который как раз бросился к ним.

Отец старался выглядеть сердитым – во всяком случае, Адэр показалось именно так. Он притворялся сердитым.

– Кол! Оставь мать в покое!

Кол отступил от матери на шаг, лицо ее прояснилось, она радостно улыбнулась и вышла из гаража.

– Мы храним деньги для кое-каких людей, – спокойно пояснил отец. Гнев его улетучился, как будто его и не было, уступив место усталому здравомыслию. – Это имеет отношение к некоторым операциям с недвижимостью. Вы не поймете. Если действовать по-другому, ничего не получится. Мы прокрутили деньги. Ребята, я не желаю больше слышать ваше нытье о компьютерах. Вас столько лет баловали. Пора положить этому конец. И я вам обещаю, с этим будет покончено, когда… – Он вдруг замолчал и, казалось, задумался. Потом махнул рукой, как будто прогоняя их, и, косо усмехнувшись, закончил: – Ладно, идите займитесь чем-нибудь, о'кей?

И ушел в гараж, мягко прикрыв за собой дверь.

Кол повернулся к Адэр, и она со страхом увидела, что в его глазах закипают слезы. Она и вспомнить не могла, когда в последний раз видела, как он плачет.

– Ты… ты видишь? Та сумка…

– Какая сумка?

– Этого гребаного банка Квибры. Ясно же: все, что он сказал, – полная туфта, вранье. Гребаное вранье.

И ушел в дом. Через минуту Адэр услышала, как хлопнула дверь его спальни. Вскоре раздались бешеный рев плеера – «Систем оф э даун». Если Кол слушал на плеере свои миксы, Адэр всегда знала, что он в хорошем настроении. Но если включались группы вроде «Систем оф э даун» и «Линкин парк», значит, он зол. Звук был так силен, что из-за этого искажался. Адэр пробормотала: Как в аду, и стала ждать, что мать и отец выйдут и будут жаловаться, но дверь гаража так и не открылась. Они не сказали ни слова.

11 декабря

– Ну и как твое расследование? – спросил Берт, когда они с Лэси вышли из машины. Они стояли на парковочной площадке жилого комплекса возле пляжа, где пытались найти для Лэси жилье поближе к Берту.

– Честно говоря, – понизила голос Лэси, – мне бы не хотелось говорить об этом, пока мы не окажемся где-нибудь в укромном месте.

Берт вздрогнул. Небо казалось бесцветным; пожалуй, его можно было назвать и серым с тонкой прослойкой облаков. Берт провел Лэси по деревянным ступенькам, имитирующим красное дерево, по темной от дождя дощатой набережной к офису управляющего.

Берт чувствовал некоторое оживление оттого, что ездил с Лэси, помогая ей подыскивать жилье. Конечно, это совсем не то что искать вместе с нею квартиру для них обоих, но все же очень похоже. Было в этом процессе что-то очень интимное.

На сером синтетическом коврике перед входом в офис управляющего скопилась недельная почта. Берт заглянул сквозь стеклянную панель сбоку от двери. Офис был пуст и выглядел заброшенным. А телефон, похоже, разобрали на запчасти.

С крыши послышался грохот.

– Кажется, на крыше кто-то есть, – пробормотала Лэси. Они отошли подальше, чтобы стала видна крыша. Берт узнал управляющего, парня с латинской внешностью, в комбинезоне, с седыми волосами и усами. Когда-то он был соседом Берта в его двухквартирном домике.

– Эй, Джейм! – закричал Берт, махая руками с крошечного зеленого прямоугольника, который исполнял здесь роль газона.

Джейм взглянул вниз без малейшего любопытства. Он что-то устанавливал на крыше, что-то вроде антенны.

– Что тебе нужно? – без выражения спросил он.

– У вас табличка, что есть свободное жилье. Эта леди хочет посмотреть.

– Она может снять любое. Двери свободных квартир… Ветер подхватил остальные слова, а морской гул стер их без следа. – Что?

– Они не заперты. Электричество подключено. Она может въезжать в любую квартиру, какую захочет.

– Что? А заявление? А цены?

– Заявления не надо. Таунхаус семь или восемь. Двенадцать сотен в месяц. Чек оставляйте в ящике. Вот и все. Я сейчас не могу говорить.

Берт и Лэси переглянулись, потом посмотрели на стоящего на крыше Джейма. Берт пожал плечами.

– Похоже, тебе есть где жить. Если, конечно, тебе понравится, но они все примерно одинаковые.

– Должно быть, тебе он здорово доверяет, даже не потребовал аванса. – И она удивленно покачала головой.

Берт снова пожал плечами, и они отправились к зданию искать свободные квартиры, но про себя Берт подумал: Я едва знаю этого парня.

Они обошли комплекс. От него крышу было видно намного лучше и другие крыши – тоже.

– Посмотри-ка туда, – пробормотала Лэси.

– Черт меня подери! – воскликнул Берт.

На всех крышах, которые были им видны, торчали самодельные антенны разных размеров и форм и разных конструкций. Некоторые были настоящими спутниковыми тарелками, но модифицированными, со странно переплетенными проводками. Другие – изготовлены из чего попало: горшков, крышек и даже из колпаков для колес. Какие-то приемники или передатчики, и все направлены в одну сторону, и ни один – в небо. По одному на каждой крыше.

– Берт, ты помнишь тот маленький электронный передатчик? – спросила Лэси, когда они все как следует рассмотрели. – Кажется, я видела такую штучку на крыше у управляющего, ее-то он как раз и устанавливал. Но было далеко, я не совсем уверена.

Берт оглянулся на здание комплекса.

– Он спускается.

– Правда? Отлично! Пошли!

– Лэси…

Но она уже быстро шагала, почти бежала назад, к дому, и значительно его опередила. Через несколько минут она была уже у здания и быстро карабкалась по алюминиевой лестнице, которая все еще стояла у стены. Когда по ней стал подниматься Берт, Лэси уже спускалась обратно.

– Смоемся поскорее, – прошипела она. – Мне надо выпить.

Они вернулись к машине, залезли внутрь и поехали к его дому.

– Ну что, он там? – спросил Берт. – Тот передатчик?

Она кивнула. – Там.

11 декабря, вечер

Адэр как раз выходила на улицу, собираясь пойти к Сизелле, но вдруг услышала из подвального этажа музыку. Музыку шестидесятых. Такую, как иногда слушали родители, выпив немного шабли. Почувствовав, как в ней шевельнулась надежда, Адэр обогнула дом и вышла на задний двор.

Теперь она стояла возле желтых квадратиков света из окон подвального этажа и смотрела вниз.

Там в комнате (мама называла ее гостиной, хотя у них в доме никто толком не знал, как должна выглядеть гостиная) стоял довольно потертый кожаный диван и кофейный столик с фотографией в рамочке, где папа и Кол позировали на палубе «Стрелка» – оба в подводном снаряжении, – и лежал вытертый персидский ковер, который подарила сестра мамы, Лэси. Именно на нем родители очень величественно исполняли танго под «Время любви».

Адэр помедлила, наблюдая, как танцуют родители.

В танце они приблизились к окну, почти прямо под Адэр, только внутри, кружась, проплыли мимо маленького бара, где стоял тот самый шнапс, и скрылись из виду. Секунд через двадцать появились снова, продолжая двигаться в такт музыке. Голова мамы лежала у отца на плече, и казалось, она чуть не плачет. А его лицо… Адэр не смогла прочесть его выражение.

Потом мама подняла лицо, залитое слезами и счастливое, навстречу отцу, и он поцеловал ее по-настоящему.

Адэр почувствовала, как ее одновременно охватило счастье и смущение от того, что она увидела, как родители целуются. Она отвела глаза и подумала: «Я ошиблась. У них все в порядке. Дело во мне».

Она уже почти отвернулась, чтобы уйти, но краешком глаза уловила резкое движение в подвальной комнате, ей даже показалось, что она услышала короткий резкий треск. Обернувшись назад, она успела заметить, что отец отводит руки от шеи мамы. Она обвисла у него на плече, голова ее неестественно свернулась набок. А он вроде как продолжал танцевать, волоча обмякшее тело мамы, и скрылся из поля зрения. У Адэр перехватило дыхание.

В следующее мгновение она бежала по траве к задней двери, ввалилась в нее, перепрыгивая через ступени, скатилась вниз, на ходу закричала, чтобы Кол вызвал «скорую», и… увидела мать и отца. Они обнимались и целовались, оба живые и здоровые. Мама освободилась из объятий и обернулась к Адэр. Глаза ее блестели от возбуждения, щеки раскраснелись.

– В чем дело, детка? Ты никогда не видела, как мы целуемся?

– Нет… Дело не… Я думала… думала. Мне послышалось, кто-то, типа, упал. Но, думаю, нет.

Они оба ей улыбались.

Мама выглядела так, как будто у нее на зубах надеты скобы. Разве у нее есть скобы? Хотя у взрослых они иногда бывают. Но нет. Адэр присмотрелась повнимательней, и металлический блеск во рту матери пропал. Они оба продолжали ей улыбаться и молчать. И Адэр, просто чтобы заставить их что-нибудь ей сказать, а может, следуя какому-то инстинкту, спросила:

– Они… вы узнали еще что-нибудь про тот спутник?

Отец пренебрежительно махнул рукой.

– А, этот… Просто старый метеорологический спутник. Но мы не должны о нем болтать. Он принадлежал военному ведомству. Они ведь тоже изучают погоду, да ты сама знаешь. И конечно, они испугались, что он чуть не свалился на Сан-Франциско. Это государственная тайна. Глупо, конечно. Да и трудно такое скрыть. Они так хорошо мне заплатили, что я почти что могу уходить на пенсию.

Адэр чуть не воскликнула: Как? За одну работу? Я-то думала, ты бросил курить травку еще в восьмидесятых! Нo вместо этого сказала:

– Ну ладно, ребята, отдыхайте.

О'кей, – думала Адэр, – теперь я понимаю, почему они так чудно разговаривают. Намекают, что мне надо уйти. Они… Даже не думай об этом. Это совсем не то, что кажется. Но это же здорово. Они снова вместе. Наверное, у меня крыша поехала.

Она вышла и быстро полезла вверх по ступеням, в спешке споткнулась, больно ударилась щиколоткой.

12 декабря, ночь

Волна выхлопных газов накатила на Кола, он закашлялся и отступил от площадки.

Машины ревели, выделывали «восьмерки», проносились почти вплотную друг к другу, клубились облака сизого дыма. Поднимаясь, он затягивал тонкой пленкой далекие звезды. Три тачки демонстрировали настоящее кино: переделанный «мустанг», «аккорд» старой модели и «транс-эм». По краю толпы припарковались еще восемь машин, некоторые освещали импровизированное шоу включенными фарами. Толпа подростков, окружившая зрелище, дружно ахала, охала и с воплями подавалась назад, когда крутящийся на месте «аккорд» чуть не налетал на зрителей. Кто-то швырнул бутылку, и она вдребезги разбилась между машинами.

Шоу происходило на бетонном пятачке, где когда-то стояло несколько складов. Раскрошившиеся остатки фундаментов старых зданий торчали вокруг открытого забетонированного пространства. Кое-где из трещин вылезала трава. С севера протекала река Сакраменто. А с юга и с запада, примерно в четверти мили, раскинулась Квибра. С востока тянулся лес – узкая длинная полоса зарослей окружала район, где упал спутник.

Кол только что слышал, как в «Бургер Кинге», об этом спорили двое пацанов.

– Брешут все, уроды, про спутник.

– Мать твою, заглохни. Я в курсе. Типа, сам видел, как его поднимали.

– Спутник бы сделал зашибенную дыру, чувак. Как в катастрофе. И вони бы по телику было…

– Этот замедлился в атмосфере.

– Ты, чел, туфту гонишь. Это, типа, невозможно. Сразу видно, что ты продинамил всю физику на фиг.

Кол изо всех сил старался не думать о спутнике, о том случае, когда отец поднялся из воды. А потому он плюнул на «Бургер Кинг» и решил пойти сюда, чтобы хоть как-то отвлечься. А тут этот лес.

Машины ревели и крутились, подростки хохотали, швыряли четвертаки и пустые пивные банки. Кол услышал, как два парня жалуются друг другу, что их компьютеры, блин, сдохли, как это, блин, плохо, а родителям, блин, наплевать, они не понимают.

Но у некоторых с аппаратурой все было в порядке. Совсем как в Библии, когда некоторые двери в Египте вымазали золой, и чума Господня их миновала. У некоторых ребят были сидюки, они вовсю продавали друг другу пиратские копии игр, музыку и фильмы. Кто-то болтал по сотовому с людьми в других местах.

Рядом с Колом остановилась девушка, хорошенькая блондинка, маленькая и стройная, в белых джинсах и ослепительно белом свитере. На плече у нее висела маленькая красная сумочка, размером не больше кошелька. Кол ее узнал: какая-то подружка его сестры. Или бывшая подружка.

– Ты – Клео, да? – спросил он.

– Угу, – промычала девушка, открывая кошелек. – А ты – взрослый брат Адэр, Кол.

Кол решил, что сиськи у нее – ничего. И кругленькая задница. Он мог бы… Но, теоретически говоря, она для него еще молода.

Он давно уже ни с кем не встречался. И не пытался. Все девчонки, с которыми он в последнее время знакомился, почему-то его раздражали, он просто не мог с ними общаться. Он подозревал, что это как-то связано с тем, как обстоят дела у отца с матерью, но додумывать эту мысль ему не хотелось.

Девушка вынула маленькую трубку для травки и зажигалку. В кошельке у нее оказался маленький розовый почтовый конверт, она достала оттуда щепотку травки, высыпала ее на черный листок, подожгла, вдохнула и передала Колу. Кол тоже разок вдохнул и отдал назад.

Наркотик просачивался в него, и ревущее кружение машин как будто бы замедлялось. Облако выхлопных газов стало казаться радужным и слегка мерцающим. Кол чувствовал, как дрожит бетон, когда визжат тормоза.

– Я и не знал, что ты куришь травку, – сказал он. Ему показалось, что по краю леса кто-то движется. Какая-то оборванная фигура.

– Про меня много чего не знают, – ответила Клео. Какой-то пацан врубил в машине стерео на всю катушку, мощные колонки загрохотали в ночи басами. Колу потребовалась минута, чтобы понять, какая это группа.

– Это «Кураши», ну, эта песня, точно?

– Или они, или «Бисти бойз».

– Разве «Бисти бойз» еще поют? Нет, такой белый хард-рок и хип-хоп – это точно «Кураши». – Он махнул рукой, отказываясь от трубки. – Мне хватит. После двух-трех затяжек я становлюсь нервным. А я и так, блин, уже нервный.

Она придвинулась поближе, и Кол почувствовал тепло от ее бедер. Некоторые подростки танцевали по краю толпы. Она взглянула на него и спросила:

– Потанцуем?

– Не-а. Этот, как его, Донни будет, типа, ревновать, если я потанцую с его девчонкой.

– Уже не с его девчонкой, понятно? Чмо он последнее и больше никто.

Кол искренне удивился, услышав такое. Она же была к нему так привязана.

– Без балды?

– Я предложила ему кое-что, а он сказал – нет.

Он хотел было сообщить, что он бы «нет» не сказал, но решил, что это уж слишком.

Она посмотрела на него с раздражением и снова спросила:

– Так мы будем танцевать или что?

– Угу. Здесь?

Когда подъехала еще одна машина и встала за ними, Кол почувствовал облегчение. Оказалось, это Донни. Клео взглянула на машину, но никак не среагировала.

Донни вылез и пошел к Колу. В руке у него была цифровая камера, и время от времени он делал снимки. Клео на него посмотрела и отошла.

Кол понял, что обрадовался ее уходу. Дурацкое чувство, но так это и было.

Шоу превратилось в маленькую гонку по краю бетонной площадки; Донни и Кол молча за ним наблюдали. Наконец Кол сказал:

– Я все время думал, припрутся полицейские.

– Не думаю, что сегодня копы здесь появятся, – возразил Донни. – Они довольны, что мы заняты этой туфтой. У них другие дела.

Кол вопросительно посмотрел на Донни:

– Например, какие?

– Ты что, ничего не видел? Ничего в городе не заметил? Копы все в этом замешаны, чел. Я точно не знаю, но надо провести собрание. Я тебе скажу когда.

– Думаешь, я должен знать, о чем ты говоришь? – Кол фыркнул, но холод в животе прошептал ему: Все ты прекрасно знаешь, Кол. Все, блин, знаешь.

– Адэр рассказала мне о кое-каких штуках, черт их всех раздери, которые вы, ребята, видели. Пока самый лучший выход – это все регистрировать. И не трепаться зря. Потому что люди, которые слишком много и слишком сильно говорят… исчезают.

Кол посмотрел в сторону Клео. Она пила прямо из бутылки.

– Она и раньше так делала? Так себя вела?

Донни покачал головой.

– Это чтобы нас отвлечь. Часть плана.

Шоу все продолжалось. Моторы ревели в ночи все громче и громче, синие клубы дыма поднимались к небу, на бетонные плиты летели бутылки, кто-то выстрелил в воздух из пистолета. И даже тогда копы и не думали появляться.

– Ну, как тебе картинка? – спросил Донни, ища ракурс, чтобы поймать всю сцену в объектив цифровой камеры, а потом вернулся к своей машине.

13 декабря, позднее утро

Адэр почти лежала на парте. Начиналась вторая пара – английский. Девушка зевала, потому что ночью мало спала. Она все просыпалась, перед глазами стояла одна и та же картина: отец крутит маму в танце, как танцор, выполняющий ежедневные упражнения с безжизненным манекеном. Адэр устала до смерти, и ее жгло напряжение, изводившее больше, чем усталость.

Она взглянула на часы и удивилась: где же учительница? А мысль навязчиво вернулась к родителям. В чем дело, детка? Ты никогда не видела, как мы целуемся? Адэр покачала головой: Это у меня, блин, крыша поехала.

Может, снова поговорить с консультантом? Про маму и папу. О том, что она, Адэр, видела на месте катастрофы… Если тот военный был прав, оно могло подействовать на ее мозг. Может, ей нужно сделать анализ крови, ну, типа того? Может, многие уже сделали? Может, миссис Сентаво сумеет это устроить?

Адэр снова посмотрела на часы. Учительницы все нет.

Но с другой стороны, эти деньги на чердаке… Мой компьютер. Не может быть, чтобы они нас не обманывали.

Примерно треть учеников вообще не явилась на занятия. По крайней мере, так показалось Адэр, когда она огляделась по сторонам. И уже прошло двенадцать минут урока.

– Не думаю, что она вообще придет, – решительно заявил Донни. – Сейчас многие учителя не приходят. Ведь твоя мать тоже не ходит?

– Не ходит? – Адэр не привыкла думать о матери как о преподавателе, но что правда, то правда: она давно не видела ее в школе.

– А если спросить… – Донни пожал плечами. – Мистер Конраки говорит: «Насчет уроков не беспокойтесь, просто используйте это время для занятий в библиотеке».

Остальные ребята начинали вставать с парт. Собирались в кучки в конце класса, смеялись, шептались, сплетничали, хихикали. Некоторые выходили в холл. Донни, Адэр и Сизелла были единственными, кто еще сидел на своих местах. Донни взглянул на дверь.

– Думаю, я должен тебе сказать, а ты передашь Колу и Вейлону. Мы планируем провести собрание и обсудить все это дело.

Адэр не стала спрашивать, о чем будет собрание. Она знала.

– Мы могли бы поговорить в чате.

– Я думаю, не стоит говорить об этом в интернете. – И он снова оглянулся на дверь, желваки у него на лице задвигались. – Ты знала Роя Бельтраута?

Она покачала головой. Донни продолжал:

– Такой высокий рыжеволосый парень. Он был довольно хорошим форвардом, за две игры набрал четыре очка.

– А, помню! Молчит все время. Но он хороший парень. – И тут ей пришло в голову, что Донни говорит о нем в прошедшем времени.

Сизелла подалась к ним и зашептала немного мелодраматично:

– А Рой пропал. Пропал, и все. Исчез.

Адэр спросила:

– И что? Он, типа, сбежал или что? У некоторых это бывает. Я имею в виду, можно найти кучу причин.

Донни встал, прошел к ее парте, встал перед Адэр, наклонился к ней и зашептал:

– Рой говорил в он-лайне, в чате, что собирается сообщить, что видел насчет банка и насчет кое-чего еще. Собирался пойти в полицию, говорил, что не доверяет местным копам, хотел пойти в полицию штата. Сказал, что поедет «прямо сейчас» на машине, отключился, и с тех пор его больше никто не видел.

– Но это не значит… – начала было Адэр, но замолчала, понимая, что как раз «значит». – О'кей. Где будет собрание?

– Знаешь ту большую цистерну, ну, резервуар с водой, на Пайнкрест? Завтра вечером в девять. И вот что: не приводи никаких родителей. И не говори им.

Адэр сглотнула.

– О'кей. – Она едва расслышала собственный голос.

– Черт возьми, ясно, что миссис Доннер уже не придет, – вставая из-за парты, сказала Сизелла. – Я пошла в «Макдоналдс».