Неподражаемый доктор Дарвин

Ибо если лечение и хирургия образуют рычаг медицины, осмотр позволяет установить диагноз — точку опоры, к которой прикладывается этот рычаг. В первую очередь надо собрать факты: пожелтевшие белки глаз, лиловатые или бледные губы, сладкое или зловонное дыхание. Надо исследовать стул и мочу, пощупать похолодевшую или горячую кожу. Без подобных прямых свидетельств доктору и опереться не на что — что за опора слухи да пересуды? А с любопытными событиями, коснувшимися вашей кузины и ее дочери, дело обстоит во многом так же. Каковы, продолжая медицинскую аналогию, симптомы данной ситуации? Я с ходу перечислю вам добрую дюжину всяких подробностей, которые могут оказаться важными, но в отношении которых нам ничего не известно. Без них мы тут выдвинем хоть тысячу различных версий — равно правдоподобных и безосновательных. А вы предлагаете, чтобы мы, сидя здесь, в Личфилде, отгадывали ход событий в западном Корнуолле? Ну уж нет, так нам правдоподобия и в помине не видать. Поул мрачно кивнул.

— Сдается мне, вы правы.

Не произнося более ни слова, он принялся за еду. Через несколько секунд Дарвин взял письмо и принялся его перечитывать.

— Когда свадьба? — еле внятно поинтересовался доктор с набитым ртом.

— Двенадцатого февраля, через десять дней.

— Хм-м. Вы знаете жениха?

— Нет. Ни его самого, ни его покойного старшего брата. Честно говоря, не знаком ни с кем из семейства Данвелл.

— А ваша племянница Кэтлин?

— Я присутствовал при ее рождении. Она заслуживает лучшего мужа в мире.

— И, наконец, ваша кузина Милли. Назвали бы вы ее женщиной впечатлительной, с богатым воображением?

— Напротив. Исключительно прямолинейная натура с бездной здравого смысла.

— Хм-м. — На сей раз молчание длилось гораздо дольше. Наконец Дарвин поднялся, задумчиво подошел к окну и поглядел на небо. — Через десять дней, да? А до полнолуния еще целых шестнадцать.

— Точно. — Внезапно Поул улыбнулся. — Уйма времени. В одну сторону четыре дня пути, ну, шесть максимум. Мы прекрасно успеем съездить туда и обратно, и вы не пропустите ни одной встречи вашего драгоценного Общества Луны.

— Это хорошо. Наша группа уже и без того просрочила доклад мистера Пристли о дефлогистированном воздухе. [22] Ладно же. — Дарвин рассеянно вытер жирную руку о скатерть. Как только решение было принято, он тотчас перешел к практическим деталям. — Допустим, в мое отсутствие доктор Смолл и доктор Уизеринг послужат нам locum tenens. [23] Потребуется не менее четырех дней, чтобы добраться до Данвелл-Коув, но надо еще раздобыть экипаж, который бы доставил нас к конторе дилижансов к югу от Стратфорда. А в такую погоду это не очень легко.

— Нда… ну, собственно, я заказал двуконную подводу, чтобы с утра первым же делом туда отправиться. На ней вполне хватит места двоим.

— В самом деле. — Доктор приподнял реденькие брови. — А как насчет необходимого багажа?

— Все со мной. Видите ли, я подумал…

— Ни слова больше. — Дарвин вскинул пухлую руку и откинулся на спинку кресла. — Хочу на досуге поразмыслить над тем, что мои действия так легко предсказуемы. — Он махнул на стол, где лежала нетронутая половина пирога. — А вы должны есть, а не клевать, как воробышек. Давайте, Джейкоб, без споров. Вы же знаете закон природы: ешь или будешь съеден. Мне не улыбается мысль о путешествии зимней порой в обществе человека, ослабевшего от недоедания.

Он обозрел стол и нахмурился.

— Пока вы будете подкрепляться, пойду справлюсь, как там с горячим десертом. Обещали имбирный пудинг.

Контраст был разителен. На западе до самого Лонстона царила зима. Дорога промерзла насквозь, копыта лошадей звонко стучали по твердому насту. Черные сплетения голого, облетевшего боярышника прочерчивали сходящиеся прямые столбовой дороги на белом, уходящем вдаль пейзаже Бриджтаунских холмов. Притулившиеся на ветках зяблики, скворцы и дрозды нахохлились, стали серо-коричневыми комочками перьев и даже не взлетали, когда карета проезжала мимо. Внутри, так же нахохлившись и закоченев, сидели с ног до головы закутанные пассажиры. Как ни старались они заткнуть тряпками все щелочки в двери и окнах, в экипаже было невыносимо холодно.

Однако за Лонстоном дорога резко поворачивала влево от угрюмых скальных россыпей Дартмура и бежала прямиком к югу. Через несколько миль снежный покров магическим образом стаял, и тут же, как нарочно, сквозь низкую завесу облаков проглянуло солнце. Земля под колесами кареты становилась все мягче; наконец по обочинам вовсю зацвели подснежники и первые желтые крокусы. А за живыми изгородями деловито сновали в размокших полях птицы и кролики.

— Милостью великого Гольфстрима. — Дарвин скинул широкополую шляпу, что согревала ему макушку со времени самого отъезда из Личфилда, и на протяжении нескольких миль жадно разглядывал в окно кареты меняющийся на глазах пейзаж. — Течение омывает весь западный полуостров, поэтому зима Корнуолла и Девона и близко не приближается к той суровости, что выпадает на долю наших земель в глубине страны. Еще несколько миль к югу — и ручаюсь, мы сможем полюбоваться полнокровной весной. Впрочем, даже в Личфилде нам есть за что возблагодарить Гольфстрим. Если бы не он, вся Англия была бы холоднее Исландии.

Джейкоб Поул только хмыкнул в ответ. Все эти три дня он разговаривал мало, а ел еще меньше, довольствуясь тем, что отравлял атмосферу наглухо закрытой кареты крепким табачным дымом. Полковник отрезал от лиловато-коричневых твердых плиток тонкие ломтики, растирал в ладонях, хорошенько мял и до отказа набивал в кривую пенковую трубку, золотистая внутренняя поверхность которой за долгие годы службы совсем потемнела. Прикуривал он от маленькой масляной лампы, беспрерывно горевшей специально для этой цели. Сизые спирали едкого дыма поднимались к потолку и зависали там плотным облаком. Дарвин, столь же ограниченный в движениях, как и его спутник, постоянно ворчал на тошнотворную вонь и коротал время, записывая в пухлую тетрадь для заметок обрывки стихов и прозы, но в промежутках между куплетами и инженерными идеями ел и пил за двоих, устраивая набеги на содержимое большой плетеной корзины, что стояла рядом с ним на сиденье. Драгоценный медицинский сундук, слишком громоздкий, чтобы ехать в карете, трясся, привязанный к плоской крыше.

— Благодаря тому, что на юго-западе никогда не бывает настоящей зимы, — продолжал Дарвин, — местная флора наверняка должна включать представителей растительного царства, не встречающихся на севере и востоке. Подумайте об этом. Джейкоб. Возможно, я вернусь домой с фундаментом для совершенно новой фармакопеи, основанной на применении трав, которых я никогда прежде не видел.

Поул отозвался очередным невнятным бурчанием, но наконец вынул трубку изо рта.

— Прах побери, Эразм, я не столь щедро наделен жировой прослойкой. Если вы намерены продолжать свои географически-медицинские лекции, могли бы хотя бы распространяться при закрытом окне.

— Чтобы вы и дальше душили меня дымом? Повезло вам, что с нами нет других пассажиров, менее терпеливых и самоотверженных, чем я. Кроме того, еще придет день, когда вы пожалеете, что такой тощий. — Дарвин самодовольно похлопал себя по животу. — Это не просто жировая прослойка, а ценный резерв, запасы организма на случай внезапных превратностей Природы.

Однако он как можно плотнее закрыл окно и откинулся на спинку сиденья.

— Еще пять минут, Джейкоб, и придет пора отложить трубку и прояснить мозги. Последний столб показывает, что до Сент-Остелла всего миля.

— Знаю. Как вы думаете, почему я последние полдня сижу тут и дымлю без продыху?

— Боитесь, что кузина предупредит остальных о нашем появлении? По-моему, вы собирались написать ей, чтобы она этого не делала.

— И написал. Я всецело полагаюсь на Милли. В Данвелле все будут считать нас просто гостями со стороны невесты.

— Откуда тогда столь унылый вид?

— Да из-за ее ответа. — Поул похлопал себя по груди, не пытаясь достать письмо из-под застегнутого на все пуговицы и обмотанного пледом пальто. — Слишком много благодарностей в ожидании результата. Она, похоже, думает, что мы боги — особенно вы.

— А почему бы и нет? Мы такие же боги, как и все сущее.

— Не советую разглагольствовать в этом духе при жителях Данвелл-Холла. По словам Милли, Брэндон человек крайне набожный и богобоязненный; подозреваю, что на ее вкус — так слегка даже чересчур.

— А значит, на мой и подавно.

— Не сомневаюсь. Но главная проблема в том, что Милли надеется на гораздо большее, чем в наших силах. Почитать ее письмо, так она думает, мы объявимся в Данвелл-Коув уже с готовым объяснением. А вы же сами говорили, что у вас нет даже идей насчет этого самого призрака.

Дарвин поджал губы.

— Ничего подобного я не говорил. Если вы только вспомните нашу беседу в тот первый вечер, я сказал, что у меня тысячи идей. И с тех пор меньше не стало. Пока мы не приедем в Данвелл, у меня не появится сита, дающего возможность сохранить правду и отсеять правдоподобную чепуху.

Пока они разговаривали, ритм колес зазвучал иначе. Хруст гравия сельской дороги сменился дробным перестуком по каменной мостовой.

Экипаж подъезжал к каретному двору Сент-Остелла. Колеса еще вертелись, а Дарвин уже распахнул дверь, с удивительной для своего веса легкостью соскочил на землю и остановился, сверкающими глазами оглядываясь по сторонам.

Поскольку путники приехали частным образом, а не регулярным рейсом, во дворе их встретил один лишь белобрысый мальчишка лет десяти. Примостившись на скамейке, он радовался яркому солнышку и с откровенным любопытством глазел на Дарвина.

— Плохое начало. — Поул вылез из коляски куда степеннее доктора, жестом велел кучеру сгружать поклажу и неодобрительно покосился на мальчишку. — Здесь — ничего. А я-то надеялся, мы узнаем в Сент-Остелле что-нибудь такое, благодаря чему сможем выдвинуть Милли хоть какую-то гипотезу.

— Весьма вероятно. Зарубите на носу, Джейкоб, в качестве свидетеля малолетний мальчуган куда предпочтительнее любого взрослого. У него гораздо меньше всяких предрассудков насчет того, что ему полагается видеть.

Дарвин направился к парнишке, порылся в кармане и выудил оттуда шиллинг.

— Что уго-о-одно, сэр? — протянул мальчик певучим голосом уроженца западной Англии, но при виде монетки мигом вскочил на ноги. — Хотите, чтобы я занялся вашими чемоданами?

— Нет. Просто ответь на несколько вопросов. — Дарвин присел на скамью и жестом предложил парнишке сесть рядом. — Как тебя звать?

— Джорджи, сэр.

— Слушай, Джорджи, мы хотим поехать отсюда в Данвелл-Коув. Карета скоро придет?

— Да, сэр. С минуты на минуту.

— Карета всегда одна и та же или их несколько?

— Одна, сэр. Одна и та же карета и чаще всего одни и те же лошади.

— И кучер всегда один и тот же?

— Да, сэр. Всегда — вот уж давно.

— Как его имя?

— Джек Трелани. — На открытом лице мальчугана отразилась борьба чувств. — Некоторые кличут его Вонючкой Джеком.

— Несправедливое прозвище…

— Да, сэр. Раньше от него и впрямь здорово несло, а теперь уж нет.

— Ясно. Тебе Джек нравится, верно?

— Да, сэр. — Джорджи залился алым, точно ожог, румянцем. — Он меня никогда почем зря не хлестнет, не то что иные прочие. — Мальчик опустил голову, а потом глянул на Дарвина из-под густых ресниц, каким позавидовала бы любая девушка. — У него ведь не будет неприятностей, правда?

— Пока, насколько мне известно, никаких неприятностей. Но не мог бы ты показать мне его, когда он появится? — Доктор встал, сунул монету в грязную ручонку и был вознагражден застенчивой улыбкой.

— Да, сэр, непременно покажу. Спасибо, сэр.

Поул наблюдал за этой сценой от кареты, которую уже развернули и теперь перепрягали лошадей, готовясь к обратному путешествию в Тонтон.

— Добрый шиллинг выброшен на ветер, — проворчал он, когда Дарвин вернулся к нему. — А мы ведь не провели в Сент-Остелле и пяти минут.

— Но это мой шиллинг, и тратить я его могу как хочу. — Голос доктора сделался задумчивей. — Шиллинг потрачен, а не промотан. Видите ли, Джейкоб, существует некий скрытый расчет, закон, еще не осознанный нашими философами, хотя многие финансисты инстинктивно постигают его. Знание — близкий родственник денег, а деньги сродни знанию.

Поул плюхнулся на свой сундук.

— Черт побери, Эразм, это для меня чересчур глубоко. По-вашему, деньги ведут к знаниям? И какие же знания вы купили у мальчишки на свой шиллинг?

— Пока не понял. — Дарвин пожал плечами. — Как я сказал, это расчет на неосознанном уровне, так что правила обращения с ним еще требуют доработки.

— Тогда свой шиллинг я покамест придержу. — Поул кивнул в сторону скамьи, откуда Джорджи оживленно подавал Дарвину какие-то знаки. — А вот что вы получили за свой.

К каретному двору приближался какой-то человек в черном, с чехлом от охотничьего ружья в руках. На длинном пальто спереди виднелись бурые пятна грязи, а широкополая шляпа была натянута до самых ушей, чтобы защитить единственный глаз незнакомца от яркого солнца; второй глаз закрывала темная повязка. Окладистая черная борода подчеркивала толстые губы, красные и блестящие. Густые черные брови, смуглый цвет лица придавали вероятности гипотезе, что усталые испанские моряки, остатки разгромленной Армады, два века назад высаживались на берегах Корнуолла. Кучер скользнул по Дарвину, Поулу и груде багажа одним быстрым взглядом, приветливо кивнул мальчугану и зашагал через двор.

Две минуты спустя он уже появился из-за дома на козлах двуконного кабриолета с усовершенствованным корпусом. Поводья он держал легко и небрежно, а упряжка была свежей и резвой, однако карета остановилась ровно у груды багажа.

Спрыгнув с козел, кучер улыбнулся пассажирам широкой белозубой улыбкой.

— Джек Трелани, к вашим услугам. Данвелл-Коув или Лэксворт, джентльмены? Или же Данвелл-Холл?

Голос этого человека оказался под стать всем его движениям — быстрый и четкий, без корнуоллской картавости. Карие глаза обежали путников с ног до головы. Не дожидаясь ответа, Джек Трелани наклонился, собираясь взгромоздить медицинский сундук на задок экипажа.

— Данвелл-Коув. Гостиница «Якорь».

Дарвин, в свою очередь, успел уже сделать ряд быстрых наблюдений. Джек Трелани был среднего роста и не слишком широк в плечах, однако с тяжелым сундуком управлялся без видимого усилия. Когда он поднимал поклажу, на смуглых натруженных руках проступили сухожилия, почти белые по сравнению с пожелтевшими, точно от долгого и упорного употребления табака, пальцами.

— Хорошо. — Трелани в два счета загрузил весь багаж. — Сегодня груз невелик — кроме вас, пассажиров нет. Если не возражаете, плата вперед. Благодарю вас, джентльмены.

Он спрятал деньги в карман, даже не глянув на них, и жестом пригласил пассажиров в дилижанс.

— Я думал, может, прокачусь снаружи, раз погода так разгулялась. — Дарвин шагнул к Джеку Трелани, но остановился и вопросительно поглядел на своего спутника. — Что скажете, Джейкоб?

— Только не я. Никак не согреюсь.

— Ну ладно. Тогда лучше составлю вам компанию. Дарвин распахнул дверь кареты и первым забрался внутрь.

Трелани вскочил на козлы. Едва двухколесный кабриолет тронулся с места, доктор встал на ноги.

— Черт побери, Эразм, вы что, и секунды посидеть спокойно не в состоянии? — Поул, как раз взявшийся за трубку, вынужден был прервать излюбленную церемонию, поскольку Дарвин перегнулся прямо через него, обследуя двери и окна. — Что вы делаете?

— Ищу, как сюда мог проникнуть призрак. — Пыхтя от усилия, Дарвин облазил карету сверху донизу и, опустившись на четвереньки, заглянул под сиденье.

— Ради Бога! Если вы думаете, будто призрак прячется там и выскакивает, когда никто не смотрит…

— Не думаю. — Весь перепачкавшись в пыли и паутине, доктор наконец встал и снова плюхнулся на сиденье напротив Поула. — Усовершенствованный вариант исходной кареты, двери и окна очень хорошо пригнаны. Моему другу Ричарду Эджворту понравилось бы такое необычное решение. Сделано на славу. Помолчите минутку, Джейкоб. Хочу послушать.

Джейкоб Поул и сам весь перешел в слух.

— Ничего не слышу.

— Слышите. Причем постоянно. Скрипит коляска, стучат по твердой дороге колеса. А только что всхрапнула одна из лошадей.

— Ну, это-то само собой. Выходит, слушать-то и нечего. Полковник вдруг понял, что остался без собеседника.

Снова сорвавшись с места, Дарвин открыл окно и, высунувшись, принялся вертеть головой во все стороны.

— Дорога, само собой, вдоль берега. — Массивная фигура доктора плотно закупоривала отверстие, так что голос звучал приглушенно. — Типичный Корнуолл: гранит, сланец и полевой шпат. И все же Сент-Остелл должен радоваться, ведь без продуктов распада полевого шпата здесь не было бы залежей драгоценного каолина, фарфоровой глины. Утесник, ракитник. Чибисы, крачки и множество чаек. В сорока футах от дороги утес, дальше — отвесный обрыв. Замечательно. А с той стороны у нас что? Он в два шага оказался у другого окна.

— Сэр, с вами все в порядке?

Донесшийся с передка голос Джека Трелани показывал, что от кучера не укрылась бурная деятельность внутри кареты.

— В полнейшем. Наслаждаюсь пейзажем и погодой. — Дарвин еще с полминуты глядел в окно, а потом закрыл его и сел. — Справа — подъем, мы сейчас едем по краю болотца. Разумеется, опять сплошной гранит. И ни следа людей. Сдается мне, земля тут не слишком плодородна.

— Поверю вам на слово, — фыркнул Поул, продолжая набивать трубку. — Собираетесь завести ферму или разбить цветущий сад?.. Очень хотелось бы знать, что вы намерены сказать Милли с Кэтлин. Они, как и я, не слишком интересуются полным перечнем местных грязей и скал, а корнуоллским бестиарием — и того меньше.

— Ну, во-первых, я и не предполагаю ничего рассказывать. Это было бы преждевременно. Вначале я намерен задать несколько вопросов. Что же до изучения естественных условий и обстановки… Мы хотим найти объяснения необычным событиям. А любое событие, сколь бы странным ни являлось само по себе, происходит в природном окружении, кое, в силу тех или иных физических особенностей, непременно накладывает некие ограничения. Засим мы прежде всего должны установить эти пределы возможного.

— Ну ладно. А дальше-то что?

— Далее мы встретимся с призраком и, говоря словами Шекспира, «воздушному „ничто“ дадим и обиталище, и имя». [24]

Голос Дарвина звучал бодро и уверенно, но полковник лишь покачал головой. Остаток пути прошел в молчании. Один из путников курил, другой погрузился в глубокую задумчивость и пребывал в ней, пока экипаж не замедлил ход.

Джек Трелани резко постучал по стенке кареты.

— Данвелл-Коув. Как быть с багажом, сэр?

— Занесите в гостиницу.

— Слушаюсь, сэр.

Не прошло и минуты, как Трелани перенес все чемоданы и медицинский сундук в дом.

— Буду завтра, часов в восемь утра. — Не дожидаясь ответа, он вскочил на козлы и укатил себе дальше.

— Парень времени зря не тратит, — проворчал Поул.

Однако больше никак прокомментировать столь быстрый отъезд Трелани они не успели: дверь гостиницы вновь распахнулась, и оттуда стрелой вылетела какая-то женщина.

— Кузен! — Бросившись к полковнику, она сердечно обняла его, а потом повернулась к спутнику Поула. — А вот и великий доктор Дарвин. Вы совершенно такой, каким я представляла вас по описаниям Джейкоба, только гораздо симпатичнее!

— А вы, мадам, несравненно прекрасней, чем представлял я. — Дарвин галантно протянул ей руку, исподлобья метнув убийственный взгляд на Поула. — Нечасто доводится встретить столь белоснежную кожу и столь очаровательную улыбку. Честное слово, если бы не цвет волос, я бы принял вас за вашу дочь Кэтлин.

— Ах, право, сэр! — Милли Мередит оказалась пухленькой низкой блондиночкой. В ответ на комплимент доктора она рассмеялась, демонстрируя премилые ямочки на щеках. — Хотя нам с Кэтлин сейчас не до смеха. Если пройдете в дом, я покажу вам кое-что новое.

Она первой вошла в гостиницу. Там было довольно сумрачно, поскольку в маленькие застекленные окошки проникало крайне немного света, а рачительный хозяин не зажигал лампы, пока не становилось совсем уж темно. Однако стол уже ждал гостей, а по кивку Милли дюжая служанка в расшитой цветами юбке немедля ринулась на кухню.

Кузина Поула села возле окна и указала своим спутникам на длинную скамью напротив.

— Наверху вам уже подготовлена комната, но я подумала, что после столь долгого путешествия вы не откажетесь подкрепиться. Надеюсь, тряска не отбила вам аппетит.

— Ничуть! — Дарвин уселся напротив Милли. — Я умираю от голода и с живейшим нетерпением предвкушаю ужин.

— Боюсь, он будет куда менее изыскан, нежели вы привыкли. Всего лишь корнуолльские пироги с мясом, картошка, лук-порей, пастернак, маринованный лучок и цветная капуста.

— Великолепно. Не стану допытываться, что за мясо пошло в начинку. Знаете, мадам, старую корнуолльскую пословицу: «Дьявол в Корнуолл не захаживает, боится в пирог попасть»?

Милли Мередит засмеялась, но Дарвин уловил в этом смехе тревогу.

— Возможно, мэм, стоит перед ужином разобраться с более серьезными вещами, — продолжил он. — Вы, кажется, упомянули, что произошло нечто новое?

Прежде чем ответить, Милли оглянулась.

— Да, новое и очень тревожное. — Она вытащила из-за корсажа сложенный желтый листок бумаги и протянула его Дарвину. — Два дня назад я обнаружила в сумочке с шитьем вот это.

Поул немедленно нагнулся, заглядывая другу через плечо. Доктор развернул листок и прочитал вслух:

— «Кэтлин ни за что на свете не должна выйти замуж за Брэндона Данвелла. Если здоровье и счастье Вашей дочери дороги Вам, позаботьтесь, чтобы свадьба не состоялась». И все? Ни других записок, ни конверта?

— Только это.

— А Кэтлин?

— Ничего не знает. Она возвращается завтра утром. — Милли испустила тяжелый вздох, губы у нее задрожали. — Я так мучилась, раздумывая, стоит ли ей рассказывать…

— Нет, если только не возникнет прямой необходимости. Мне кажется, обременять девушку всем этим сейчас еще преждевременно. Собственно говоря, если будет возможно вообще никоим образом не вовлекать Кэтлин, я и не стану. — Дарвин снова поглядел на записку, и на лице его отразилось недоумение. — Прежде я придерживался одного хода мыслей, но теперь, видимо, надо придумывать новую версию. Можно мне оставить письмо у себя?

— Конечно. Доктор Дарвин, что же мне делать? Свадьба через пять дней, гости уже съезжаются, приготовления в разгаре. Брэндон приходит сегодня обсудить со мной кое-какие детали.

— Когда вы его ждете?

— Скоро. — Миссис Мередит бросила взгляд на окно. — До темноты. Он терпеть не может ночь. Нельзя ли нам еще немного поговорить до его прихода? Доктор Дарвин, я в отчаянной тревоге. Джейкоб уверяет, что во всей Европе не сыщешь никого просвещенней и мудрее вас. Скажите же, что мне делать, — и я обещаю свято следовать вашим советам.

— Не уверен, что готов предлагать хоть что-то сейчас, пока не успел как следует обдумать новый поворот событий. Однако позвольте мне пока придерживаться первоначального плана. Давайте обсудим призрак. Понимаю, лично вам во время поездок в Сент-Остелл он не являлся, тем не менее мне бы хотелось, чтобы вы как следует постарались и припомнили обстоятельства, при которых произошли ограбления. Что вы можете рассказать мне о каждом из них помимо того, что уже написали Джейкобу в письме?

— Попробую. — Милли ненадолго умолкла, нахмурив гладкий лоб. — Пятнадцатого января, первый раз. Дилижанс выехал из Сент-Остелла около пяти, а в Данвелл-Холл добрался без чего-то семь. Вечер был холодным и ясным, и мы все ждали, не пойдет ли снег. Зато во второй и третий раз все было совсем по-другому. Двадцать третьего января у нас тут лил, как из ведра, карета приехала еще засветло, и весь багаж промок насквозь. Пассажиры тоже жаловались на сырость — хотя больше, разумеется, переживали из-за утраты драгоценностей. А двадцать восьмого, в последнее явление призрака, все тонуло в отвратительном ледяном тумане, так что и день от ночи с трудом-то отличишь. Дилижанс снова прибыл в Данвелл-Холл не очень поздно — и пассажиры снова оказались ограблены.

— Вот уж и впрямь странно. Не знаете, они что-нибудь ели в дороге? Или, быть может, перед отъездом из Сент-Остелла?

— Во всяком случае, последняя партия — точно нет. Они приехали в самом что ни на есть хорошем настроении, но заявили, что так изголодались, что их даже подташнивает.

— В самом деле? — Дарвин приподнял брови и покачал головой. — Ни еды, ни питья. Тогда мне надо обдумать все заново и выдвинуть какую-нибудь другую версию. Больше никакие обстоятельства не кажутся вам достойными упоминания?

— Да нет, пожалуй. Понимаете, ведь сама-то я тогда никуда не ездила, поэтому все было поведано мне не primus, a secundus. [25] Но все сходились на том, что дилижанс не останавливался и никто в него не заходил. Простите, больше ничего рассказать не могу.

— Простить? За что? Если бы все мои пациенты описывали свои симптомы с такой же лаконичностью и ясностью, работа врача стала бы куда как легче.

Наконец начали подавать на стол, и Дарвин временно прекратил расспросы. Джейкоб Поул с Милли Мередит болтали про всякие семейные дела, а доктор ел за обе щеки, невидящим взором уставившись в никуда, лишь время от времени поглядывая на лежащее рядом с тарелкой письмо.

— Здоровье и счастье, — пробормотал он немного погодя. — Ничего не пили и не ели. Счастье и здоровье. Вот странно. Миссис Мередит, мне бы очень хотелось поглядеть на Брэндона Данвелла, хоть несколько секундочек. Вы не могли бы представить меня как вашего друга?

— Доктор Дарвин, Джейкоб мне столько о вас рассказывал, что я уже считаю вас своим другом.

— Тогда зовите меня Эразмом, а не доктором Дарвином. И начинайте прямо сейчас, чтобы к приходу Брэндона это получалось у вас естественно.

— Хорошо, Эразм. — Милли перевела взгляд на Джейкоба Поула и слегка порозовела. — Есть еще одна проблема. Вы не внесены в список свадебных гостей. Брэндон легче отнесется к вашему присутствию здесь, если решит, будто вас привели какие-то иные причины. Ну, например, будто мы с вами…

— Ни слова больше. Ему будет дано понять, что я интересуюсь вами, как на моем месте интересовался бы всякий здравомыслящий мужчина.

— А вы зовите меня Милли.

— Мысленно я уже именно так вас и называю. — Дарвин галантно поклонился, насколько позволяли ему стол и полное отсутствие талии. — Милли, если это не помешает вам есть, я бы хотел задать пару-другую вопросов по поводу нашего друга Брэндона. Похоже, ваш будущий зять придерживается весьма любопытного распорядка дня. А вы, случаем, не знаете, отчего он так не любит темноты?

— Понятия не имею. Только так было не всегда. Нынешний Брэндон трезв, тих и серьезен. Но судя по тому, что я слышала, несколько лет назад дело обстояло иначе. Он много пил, играл в карты и предавался прочим беспутствам в любое время дня или ночи.

— А вы уверены, что он действительно сменил образ жизни?

— Совершенно уверена. Я бы не стала и упоминать о прошлом, когда бы его тогдашнее поведение не являло такого разительного контраста с нынешним.

— И поступили абсолютно правильно. Не могу не похвалить вас. Редчайшая понятливость, Милли, состоит в том, чтобы ответить не на тот вопрос, что задан, а на тот, что лишь подразумевается. — Дарвин, склонив голову набок, прислушался к звукам снаружи. — Уж не лошадь ли?

— Должно быть, Брэндон. Узнаю перезвон бубенцов. — Милли огляделась вокруг. — Доктор… Эразм… надеюсь, я не предаю ваших интересов. Обман мне в новинку.

Потянувшись через стол, Дарвин накрыл ее руку ладонью.

— Это все равно что грешить, Милли. Сноровка приходит с опытом.

Он нарочно задержал ее руку в своей, пока дверь не распахнулась и на пороге не появился новоприбывший. По пятам за ним трусил бассет. Обнюхав все еще стоявший у входа багаж Дарвина, пес приветливо завилял хвостом.

— Сидеть, Гарвей.

Незнакомец подождал, пока бассет плюхнется на пузо, а потом с почти судорожной энергией ворвался в комнату, стуча каблуками так, точно специально норовил топать погромче. Милли Мередит столь же судорожно вскочила навстречу.

— Брэндон, это мой друг Эразм Дарвин. — Румянец на ее щеках равно мог объясняться и смущением, и сознанием обмана. — Он останется здесь на несколько дней.

Однако Брэндон Данвелл не проявил к доктору практически никакого любопытства. Приветливо кивнул, подслеповато щуря светлые усталые глаза, и тотчас же отошел к окну, где наклонился к Милли, вцепившись в край стола.

— Кэтлин еще не вернулась?

— Приезжает завтра утром.

— Отлично. Ради нее же самой я хотел обсудить некоторые финансовые аспекты брачного соглашения наедине с вами.

Он замолчал и многозначительно уставился на Дарвина и Поула. Доктор ободряюще кивнул Милли Мередит.

— С вашего позволения, Милли, мы с Джейкобом поднимемся к себе. После такого долгого путешествия нам требуется отдых.

Он первым направился вверх по витой деревянной лестнице. Им с полковником отвели комнату под самой крышей. Там стояли две кровати, разделенные комодом, а на нем — громадная миска и кувшин с водой. Дарвин отпил прямо из горлышка и тяжело опустился на кровать. Вытащив желтый листок, он снова уставился на записку.

— Вот чума, Эразм. — Джейкоб Поул уже стоял у окна. — Простите. Я вытаскиваю вас сюда за одной загадкой, а не успели вы и в дверь войти — Милли палит по вам новой.

— Вы об этом? — Дарвин показал письмо. — Оно-то как раз поможет, а не помешает. Подоплека у всех этих событий явно одна и та же, а чем больше звеньев в цепи странных событий, тем меньше разных возможностей.

— Вы хотите сказать, что уже все знаете?

Дарвин лишь фыркнул и надул щеки. Он молчал столь долго, что Поул не выдержал:

— Ладно, если вы так и собираетесь сидеть здесь в ступоре, я лучше распоряжусь, чтобы принесли наши вещи.

Отсутствовал он минут пять, а вернулся вместе с двумя слугами, которые тащили багаж. Следом шла Милли Мередит.