Неподражаемый доктор Дарвин

— Не думаю, — пропыхтел полковник, ритмично шатая рычаг. — Вряд ли кто-нибудь отправится сегодня в каменоломню, если мы не приедем.

Дарвин энергично подпрыгивал на бревне, и двуколка мало-помалу высвобождалась из вязкого плена.

— Ледьярд и Олдертон, может, и останутся в Олдертон-маноре. Я беспокоюсь не за них, а за Элис. Мы же знаем, как она упряма. Она хотела пойти туда еще до нашего отъезда — ничуть не сомневаюсь, что сейчас ей неймется еще сильнее. А если эта юная леди что-то вобьет себе в голову, едва ли Филипу Олдертону, Джеймсу Ледьярду или хоть самому Цицерону удастся ее переубедить.

— Ага!

Колеса двуколки внезапно рванулись кверху, и Дарвин, слетев с шаткого насеста, растянулся в липкой норфолкской грязи. Скользя и спотыкаясь, кобылка умудрилась вытянуть коляску из топи.

Доктор поднялся и озабоченно покосился на небо.

— До заката осталось не больше часа. И чувствуете ветер? Задувает с востока. Нам необходимо вернуться и увести их из каменоломни, пока не взошла луна.

Поул торопливо вручил четырем парням по монете, а потом проверил колеса и оси двуколки.

— Ни за что не успеем. Когда начнет смеркаться, придется ехать медленнее, а Ребекке, бедняжке, и так уже изрядно досталось. Если не дать ей отдохнуть час-другой, она будет еле плестись.

Дарвин взял поводья и досадливо фыркнул.

— Уму непостижимо. От Кингс-Линн мы проехали двадцать мест, где могли бы сменить лошадь, а теперь отсюда до Ламбета — ни одного. В путь, Джейкоб! Ребекке придется сегодня тряхнуть стариной.

При звуках своего имени кобылка насторожила уши и споро потрусила на юг. Сгущались сумерки. Ветер все свежел, разгоняя тучи. Сквозь последние клочья перистых облаков проглядывала луна, ободок солнца нырнул за горизонт, на небе показались первые звезды.

К тому времени, как впереди засветились огни поместья, уже окончательно стемнело. Кобылка замедлила шаг, осторожно нащупывая дорогу во мгле и мудро игнорируя понукания Дарвина и гневные проклятия Поула.

Наконец путники свернули на длинную аллею, что вела через ухоженный сад с аккуратно подстриженными кустами к флигелю для слуг близ западного входа. Поул швырнул поводья изумленному лакею, который как раз вышел во двор, чтобы выкинуть в птичий загон ведро очистков и кухонных отбросов, и друзья вместе кинулись через весь дом к восточному крылу, где находилась столовая.

Там не оказалось никого, кроме Брезертона. Сидя за боковым столиком, дворецкий втихую попивал хозяйское вино. При внезапном появлении Поула с Дарвином он смущенно вскочил на ноги, но доктор отмахнулся от потока спутанных объяснений.

— Где мистер Филип и мисс Элис?

— Пошли на мельницу, сэр, и, боюсь, в каменоломню. Мисс Элис сказала, что отправится туда, поскольку вы сами не вернулись, а говорили, сегодня может появиться Зверь. А мистер Олдертон заявил, что боится отпускать ее одну и тоже пойдет.

— А доктор Ледьярд?

— Побежал следом, не более пяти минут назад. Он уезжал на вызов и вернулся после того, как они ушли.

Дарвин выругался.

— Бегите, Джейкоб. И вы, Брезертон. Скорее к яме. Вы оба проворней меня, не ждите. Потом объясню.

Поул по крайней мере не тратил время на расспросы. Ему только один раз доводилось слышать, чтобы Дарвин говорил таким тоном. Схватив пораженного Брезертона за руку, полковник потащил его за собой. Дарвин последовал за ними со всей скоростью, какую допускали его возраст и толщина, но быстро осознал, как глупо мчаться сломя голову по незнакомым местам. Он сбавил шаг и через несколько минут остался далеко позади.

В ясном небе, озаряя холм, поднялась круглая луна. На отроге холма Дарвин различал быстро вращающиеся под восточным ветром крылья мельницы, черно-серебряные в лунном свете решетчатые лопасти. Чуть ближе зиял провал каменоломни.

Людей видно не было, но, сделав еще несколько шагов, доктор услышал громкий крик. Подбежав к краю, Дарвин заглянул вниз. Элис Милнер, явственно различимая в длинном белом платье, жалась к самой стене. Рядом, все еще с рукой на перевязи, стоял Филип Олдертон. Оба смотрели на группу дерущихся людей на меловому полу. Глазам доктора потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к темноте; потом он увидел, что Поул с Брезертоном крепко сжимают с двух сторон отчаянно вырывающегося Джеймса Ледьярда.

— Скорее, Эразм, помогите нам, — закричал Поул, как только Дарвин окликнул их. — Он напал на Олдертона, как раз когда мы подбежали. Хорошо, Филип уже может двигать одной рукой, не то ему могло бы сильно достаться, пока мы не оттащили Ледьярда.

После бега доктор тяжело пыхтел и хватал ртом воздух. Вместо того чтобы спускаться, он сел на верхнюю ступеньку и привалился головой к стенке.

— Я туда не полезу, — прохрипел он, кое-как отдышавшись. — Выходите. Все. И как можно быстрее, если не хотите увидеть Бессмертного Ламбета вблизи. Возвращайтесь в дом. Я тоже пойду, вот только немного приду в себя. А потом, сдается мне, смогу показать вам кое-что по поводу всей этой истории. Идите!

Он говорил очень настойчиво. Все еще удерживая Ледьярда, остальные вскарабкались по меловым ступеням и двинулись к уютным огонькам поместья.

Загадочное устройство, сложное сплетение колесиков и шестеренок, извлекли из-под многих слоев мешковины. Теперь оно возвышалось на обеденном столе перед потайным фонарем. На другом конце стола мрачно сидел Джеймс Ледьярд. Одежда молодого врача вся разорвалась и покрылась белой меловой пылью со дна ямы. По бокам от него несли караул Поул и Брезертон, настороженные и бдительные. Элис Милнер и Олдертон сели чуть позади. Один Дарвин стоял напротив, что-то подкручивая в своем механизме. Остальные пристально глядели на него. Выражения лиц варьировали от нетерпения у Олдертона до подавляемой тревоги у Ледьярда.

— Долго еще, доктор Дарвин? — раздраженно поинтересовался хозяин поместья. — Из почтения к вашей репутации мы терпели все это позерство и пустую трату времени. Но разве после сегодняшних событий не ясно, что Ледьярд просто-напросто обычный убийца? Это он повинен в моих ранах и смерти Тома Бартона. Чего мы ждем, давно пора передать его в руки правосудия!

— Еще секундочку, — попросил Дарвин. — Хочу убедиться, что с механизмом все в порядке, прежде чем пускать его в ход.

Он обменялся с Ледьярдом каким-то странным взглядом и нагнулся, поправляя приделанное спереди устройства медное колесо с лопастями наподобие мельничных. Под колесом висел длинный маятник. Прищурившись на полосу света, доктор немного подвинул фонарь и наконец вроде бы остался доволен результатом.

— Всего лишь пять минут вашего времени. А потом, коли пожелаете, с доктором Ледьярдом поступят так, как предлагает мистер Олдертон. Этот прибор мне нужен, чтобы объяснить произошедшие в каменоломне события. Его, по моему описанию, смастерил Гаррисон, часовщик из Кингс-Линна.

— И за чудовищную цену, — пробурчал Поул. — Судя по тому, сколько он заломил, эта штуковина сделана из чистого золота.

— Умерьте пыл, Джейкоб, — оборвал его Дарвин. — Вы сами увидите, что прибор стоит этих затрат. Но прежде чем я заведу механизм, позвольте спросить, что каждый из вас видел сегодня, спустившись в каменоломню?

На несколько мгновений воцарилась тишина.

— Доктор Ледьярд нападал на мистер Олдертона, — отрывисто произнес Поул.

Брезертон кивнул.

— Хорошо. А перед этим? Элис, что вы видели? Прежде чем ответить, молодая женщина растерянно поглядела на Филипа Олдертона.

— Перед нападением? Сначала мы с Филипом спустились в каменоломню одни. Но там и видеть-то было нечего. Только стены ямы и небо. Верно, Филип?

Тот пожал плечами. Судя по виду, ему это все уже надоело.

— Никакого Бессмертного, если вы к тому клоните, хотя условия для его появления были самые идеальные. Я пошел туда, чтобы уговорить Элис оставить вздорные выдумки и вернуться. По личному опыту знаю: в каменоломне опасно. Мне было не до того, чтобы смотреть по сторонам. Переходите к делу — и наконец покончим с этой историей.

Дарвин перевел взгляд на Ледьярда. Тот словно бы собирался что-то сказать, но потом склонил голову и промолчал. Доктор, в свою очередь, пожал плечами.

— Не сомневаюсь, все вы свято убеждены, будто сказали мне чистую правду. Однако легко доказать, что никто из вас не сказал всей правды. Как мы знаем, каменоломня довольно глубока, но все же не как колодец. С вашего места любой из вас мог явственно видеть еще две вещи: луну и мельницу.

Элис кивнула.

— Ну конечно. — Она повернулась к Олдертону. — Помнишь, Филип, я еще сказала, что даже без фонаря различаю на стенах маленькие вкрапления кремня.

— И какое это может иметь значение? — ворчливо поинтересовался Олдертон.

— Очень большое, — ответил Дарвин. — Если вы видели луну, то, значит, видели и мельницу, вырисовывающуюся на ее фоне. Мельница стоит так, что, когда луна поднимается высоко и ее становится видно со дна каменоломни, вращающиеся лопасти постоянно перерезают свет. А теперь, если можете, припомните слова предостережения Джеральда Олдертона — ибо его послание предназначалось именно предостеречь. Кто помнит?

— Я, — негромко проговорила Элис. — «Коль восточный ветр могучий в небесах разгонит тучи»…

— Нынче вечером так оно и было, — кивнул Дарвин. — А дальше?

— «И над мельницей, бледна, встанет полная луна».

— Замечательно. Так вот, поскольку крылья мельницы не были закреплены, то они довольно быстро вращались. Если внимательно наблюдать за ними, можно заметить некий факт: после того, как ветер достигнет определенной силы, скорость вращения лопастей от него уже практически не зависит и близка к постоянной. Почему же так важно, чтобы не было туч? Да по вполне очевидным причинам! Иначе не будет видно луну. Итак, вот каковы условия Джеральда Олдертона. Луна, светящая в каменоломню через лопасти мельницы. Достаточно ли всего этого, чтобы вызвать из каменоломни Зверя? Или требуется еще какой-то фактор? Именно это я и собираюсь проверить при помощи своего механизма.

Он показал на сверкающий железом и медью прибор. Зрители взирали на него скептически. Лишь Джеймс Ледьярд яростно замотал головой.

— Не надо! Ради всего святого, доктор Дарвин, ни один здравомыслящий человек не станет вызывать демонов, где бы они ни обитали.

Дородный доктор заколебался, обдумывая эти слова.

— Совершенно справедливо, — наконец произнес он. — Разве что мы призываем их, чтобы изгнать раз и навсегда. Тогда это необходимо. А теперь вы все смотрите внимательно, не отводите глаз с луча фонаря.

Он приоткрыл створку фонаря, и луч света протянулся по всей комнате, выбиваясь из-за странного механизма. По этому сигналу Поул встал, тихо задул свечи, что висели в замысловатых канделябрах на стенах, и задернул шторы. В комнате, освещенной одним лишь фонарем, воцарилось гробовое молчание.

Дарвин согнулся над инструментом и отодвинул металлическую щеколду. Что-то зажужжало, и металлическое колесо начало медленно вращаться. Торопливо обойдя стол, доктор взял конец шнура, привязанного к боковой стенке прибора, натянул его и встал у всех за спиной. Лопасти мерно пересекали луч, отбрасывая по комнате дрожащий узор света и тьмы.

Дарвин натянул шнур посильнее. Движение колеса ускорилось, черные лопасти так и мелькали на фоне яркого луча. Доктор потихоньку экспериментировал с веревкой, подбирая какую-то определенную скорость вращения. В комнате, заглушая ровное жужжание механизма, послышались звуки мучительного, затрудненного дыхания, сдавленное горловое рычание.

Элис отвела взгляд от луча и в ужасе закричала. Филип Олдертон медленно поднимался на ноги. Вены у него на голове и шее налились кровью. Огромный и страшный в прыгающем свете фонаря, он начал поворачиваться к молодой женщине. Деревянные ручки кресла затрещали и разлетелись у него в руках, как сухие веточки.

Дарвин отпустил шнур и, не успел Олдертон окончательно встать, наклонился к нему сзади. Ловкие и сильные руки доктора сжали сонную артерию владельца поместья. Силач захрипел, пытаясь вырваться, но через несколько секунд качнулся вперед и без чувств рухнул на мягкий ковер.

Дарвин разжал руки.

— Зажгите свет, да побыстрее. — Он глубоко вдохнул, как будто сам долго не дышал. — Вы, Брезертон, приведите слуг и перенесите вашего господина в постель. По моим подсчетам, он придет в себя минут через пять. Когда очнется, не давайте ему ничего, кроме воды, и бдительно наблюдайте за ним, пока мне или доктору Ледьярду не представится возможности его осмотреть.

Он подошел к часовому механизму и остановил вращение колеса. Поул зажег от фонаря щепку и по очереди поднес ее к настенным светильникам. В комнате снова стало светло, и с губ Джеймса Ледьярда сорвался протяжный дрожащий вздох. Молодой врач покачал головой, глядя, как четверо слуг поднимают и выносят из комнаты огромное тело Олдертона.

— Вот что так упорно отказывался принять мой разум, — произнес он. — В глубине души я подозревал правду, однако она шла вразрез со всеми моими знаниями, с самыми сокровенными убеждениями. Я говорил себе, что такого просто не может быть, — но ошибался.

— Сдается мне, не так уж вы и ошиблись. — Дарвин поглядел на Джеймса с симпатией. — Ошиблись в деталях, но не в сути происходящего. Инстинкт подсказал вам виновника, а не способ его действий.

Доктор подошел к окну и раздернул шторы. Высоко в небе все еще виднелась полная луна.

— Похоже, время давно за полночь, — заметил он. — Не стоит ложиться, пока Филип Олдертон не придет в себя. Мисс Элис, не попросите ли Брезертона принести что-нибудь поесть? Например, холодного ростбифа и пирога. — Он повернулся к Ледьярду. — И какие же подозрения зародились у вас насчет Филипа Олдертона? Кажется, я могу отгадать кое-что по вашему поведению во время нашей первой встречи. Помните, как вам не хотелось, чтобы я осматривал его раны?

Ледьярд придвинул стул поближе к столу и исподлобья глянул на Элис, которая молча скользнула в комнату и уселась перед высоким окном.

— Да, у меня возникли подозрения. Я всегда отрицал сверхъестественные явления, ибо они противоречат рациональному взгляду на мир. Однако сегодня мы собственными глазами лицезрели то, что мой разум сумел вычислить, но не умел принять. Филип Олдертон — оборотень, ликантроп. Мы видели начало превращения. Если бы вы не остановили его, он убил бы Элис и скорее всего всех нас. Даже ослабевший, Филип Олдертон сильнее любого, кто находится в этой комнате. А в волчьем обличье он сделался бы и вовсе непобедим.

— Пожалуй. — Дарвин, усевшись напротив Ледьярда, подпер подбородок руками. — Но это к делу не относится. Ваше заключение основано на ложной предпосылке, будто чудесное и сверхъестественное — одно и то же. Чувства матери, видящей первую улыбку своего малыша, отнюдь не противоречат природе. Их легко объяснить вполне простыми законами, вытекающими из животного стремления увековечить свой род. И уж конечно, в этих чувствах нет ничего сверхъестественного. Но я менее всех в мире посмел бы утверждать, будто они не чудесны. Различие становится критическим, когда мы пытаемся объяснить события, что произошли в Олдертон-маноре за последнюю неделю — и последние двести лет.

Заслушавшись доктора, Поул замер, не донеся руку со щепкой к трубке. Когда огонек начал жечь ему пальцы, полковник выругался и уронил щепку на пол.

— Прах побери, Эразм! Вам, наверное, кажется, будто вы говорите что-то дельное, а по мне — это все сплошной вздор. Какое отношение улыбки младенцев имеют к превращению Филипа Олдертона в зверя? Да мы здесь ни одного младенца не видели!

— Джейкоб, вы никогда не слышали об аналогиях? — вздохнул Дарвин. — Вот вам и польза сравнений. Что ж, пока Филип Олдертон не очнется, у нас хватит времени. Думаю, всем будет интересно послушать объяснение целиком.

Он обернулся к Брезертону, который бесшумно внес в столовую поднос с холодным ростбифом, мясным пирогом и сыром.

— Вашего господина удобно устроили?

— Да, сэр. Около постели дежурят двое.

— Возможно, его будет тошнить. Прекращение притока крови к мозгу иногда дает этот эффект. На всякий случай приготовьтесь.

— Да, сэр. — Брезертон повернулся к двери, но вдруг замялся. — Доктор, слуги боятся мистера Олдертона. Они слышали, что здесь произошло. А рядом с ним безопасно, или он может снова в любой момент превратиться?

— Насколько понимаю, они от вас же все и услышали, — заметил Дарвин. — Передайте, что им ничего не грозит.

— Ой ли? — спросила Элис, когда Брезертон вышел из комнаты. — Если доктор Ледьярд прав, разве Филип не может снова обернуться волком? Луна все еще в небе, а ветер на мельнице дует так же сильно.

— Можете не бояться. Доктор Ледьярд отгадал лишь часть правды, но вы как невеста Филипа Олдертона должны знать все. Скажите, дорогая моя, до приезда сюда вам было что-нибудь известно о здоровье Филипа Олдертона или его родных?

— Филип всегда отличался отменным здоровьем. Сами видите, как быстро он оправился от ран. А о его родных мне ничего не известно. Я полагала, что все они наслаждаются тем же даром.

— Так оно и есть, — вмешался Джеймс Ледьярд. — Чарльз Олдертон умер уже в весьма почтенном возрасте и вплоть до рокового приступа никогда на здоровье не жаловался.

— Чудесно. — Дарвин отрезал себе кусок кэрфильского сыра. — Итак, давайте начнем с одних лишь фактов, свободных от каких-либо теорий. Вы, доктор Ледьярд, осматривали раны Филипа Олдертона и тело Тома Бартона. Полагаю, осмотр навел вас на определенные выводы. Не расскажете ли, на какие именно?

— Мне стало очень не по себе, — ответил Ледьярд. — С ранами Филипа Олдертона все было ясно: их нанесло какое-то животное. Но с Бартоном дело обстояло иначе. Он тоже был довольно сильно поранен, однако причина смерти оказалась иной. Ему пробили череп — необыкновенно сильным ударом. Вид этой пробоины крайне встревожил меня. Я задумался, а не могло ли случиться так, что они с Филипом подрались друг с другом.

— Что свело бы тайну Бессмертного к обыкновенному убийству, — заметил Дарвин. — Не знаю, зачем тогда вы пытались не подпускать меня к раненому — разве что сами что-то заподозрили и хотели уберечь кого-то третьего от горя и публичного скандала. И, кажется, я знаю, кого именно вы надеялись защитить. Но вы упустили из виду одну важную вещь. Вы не осмотрели тела собак.

— Камбиса и Беренгарии? — удивился молодой врач. — А зачем?

— И в самом деле зачем? — поддержал его Поул. — Черт возьми, Эразм, я же говорил вам: вы ничего не добьетесь, ковыряясь в двух дохлых псах. В жизни не видел этакой пакости.

— Да, не слишком аппетитное зрелище, — жизнерадостно согласился Дарвин. — Но любому врачу привычное. — Он взял толстый ломоть ростбифа и принялся щедрой рукой намазывать на него горчицу. — Зато крайне информативное. Итак, еще один факт. Элис, дорогая моя, собак держали на псарне. Кто их кормил и за ними ухаживал? Уж верно, не Филип.

— Бартон, — ответила молодая женщина. — В его обязанности входил уход за всеми собаками. Подозреваю, что идея взять их на мельницу принадлежала именно ему.

— И Филип Олдертон охотно согласился, — отозвался Дарвин. — Это должно было развенчать ваше, доктор Ледьярд, подозрение, будто Олдертон с самого начала собирался напасть на Бартона, прикрываясь легендой о Бессмертном. Тогда он ни за что не позволил бы взять собак. — Толстяк поднял кусок пирога, понюхал и отложил обратно на тарелку. — Итак, как насчет ран гончих? Они напоминают ранения Бартона, а не Филипа Олдертона. Мозги вышиблены ударом о твердую поверхность — например, о стену каменоломни. Когда я увидел эту картину, вывод стал очевиден. Как вы и предположили, Олдертон напал на Бартона. Гончие защищали сперва Бартона, а потом себя. Олдертон каким-то образом умудрился убить всех троих, но и сам был сильно изорван псами. Увы, моя дорогая, — добавил он, когда Элис тихонько ахнула от ужаса, — иного объяснения мне придумать не удалось. Трудно представить, как он, даже при всей своей феноменальной силе, справился с ними. Однако же справился, и собственные его раны нанесены собаками, а не Бессмертным Ламбетом. К такому выводу привел меня осмотр людей и гончих.

— Но так вы только поднимаете еще больше вопросов, — запротестовал Ледьярд. — Чарльз Олдертон тоже умер в каменоломне, в полном одиночестве. И не забывайте легенду о Звере, который живет там уже сотни лет.

— Знаю, — кивнул Дарвин. — Тут и в самом деле пришлось поломать голову. Как я говорил Джейкобу, мне ненавистна сама мысль о существе бессмертном или же наделенном непомерно долгой жизнью. Это противоречило бы выживанию всего вида, к которому такое животное принадлежит. Тогда я слегка изменил вопрос. Допустим, в Олдертонской каменоломне и вправду несколько сотен лет кряду происходили диковинные события. Что же такое могло существовать на протяжении пяти или даже более поколений?

Трое его собеседников молчали.

— Какой-то дух? — робко предположила Элис.

— Только не дух. К миру духов я бы обратился в последнюю очередь — это противоречит всем моим взглядам на мир. Что, кроме духов, может существовать столь долгий срок? Мне приходит в голову только одно.

Он повернулся к Ледьярду.

— Доктор, забудьте каменоломню, забудьте Бессмертного и байки о сверхъестественном. Представьте, что сегодня вечером вы вошли в эту столовую впервые в жизни. Знаю, вы побежали в каменоломню, чтобы защитить Элис от того, кого считали волком-оборотнем. Возможно, вам будет приятно слышать, что я глубоко уверен: напав на Филипа Олдертона, вы и впрямь спасли ей жизнь. Но, предположим, вы ни о чем подобном думать не думали и ведать не ведали. Какой диагноз вы как врач поставили бы Олдертону, когда он поднялся с кресла?

Ледьярд несколько секунд задумчиво глядел на стол, а потом вскинул голову. В черных глазах сверкало прозрение.

— При таких-то симптомах? Вполне возможно, припадок эпилепсии.

Дарвин хлопнул в ладоши.

— Именно. Все симптомы вполне могли объясняться началом эпилептического припадка, приступа судорог. А эта болезнь, как известно, может передаваться из поколения в поколение. Чарльз Олдертон, как вы сказали, умер от сердечного приступа. Когда это случилось, он находился в яме один. Жестокие судороги, когда рядом нет медицинской помощи, для человека преклонных лет могут оказаться фатальными. Эпилепсия дает огромную нагрузку на все системы и органы.

— Но Филип не эпилептик! — вскричала Элис. — У него всегда было хорошо со здоровьем. Я знакома с ним больше года, и за все это время он ни разу не болел.

— А при чем тут каменоломня? — возразил Ледьярд. — Если с Олдертоном случались судороги, то почему только в этой яме?

Дарвин снова взял тот же кусок пирога и подозрительно принюхался.

— Надеюсь, кухарке хватило ума не пренебрегать гвоздикой, — озабоченно произнес он. — В пироге с голубями без нее никуда. Я чувствую запах баранины, лука и яблок — но где же гвоздика? Надо будет с утра сказать ей пару словечек… Он вновь отложил пирог на стол.

— Почему в яме? Да, в самом деле. Это был самый трудный вопрос. Допустим, Филип убил Бартона и гончих, не контролируя свои действия. Вспомните вдобавок его викингскую внешность, подумайте о берсерках, которые в пылу битвы, одержимые жаждой крови, проявляли чудовищную силу. Одежда Филипа опять-таки доказывала, что на дне ямы он участвовал в какой-то зверской драке. Но все равно остается вопрос: почему в яме? И при чем тут древнее предостережение Джеральда Олдертона о луне, ветре и мельнице? Поэтому-то я и решил посмотреть, как выглядит каменоломня, когда складываются подходящие условия для появления Зверя.

— Что ж вы, Эразм, тогда мне ничего не рассказали? — проворчал Поул. — Я в этих ваших эпилепсиях ничегошеньки не смыслю, но от перспективы встретиться там с Бессмертным Ламбетом со мной самим чуть судороги не приключились, Как там? «Ветр могучий» — это про меня было сказано, у меня все кишки так и крутило от страха.

— Я удивлен, Джейкоб. — Дарвин улыбнулся своей беззубой улыбкой. — Не вы ли рассказывали, как лезли в Ширазе на самую верхушку храма, который охраняли духи жрецов, умерших тысячу лет назад? По вашим словам, у вас тогда и волос на голове не шевельнулся.

— И не шевельнулся, — фыркнул Поул. — Да ведь тот подъем сулил вывести к рубинам. И вдобавок кучка каких-то там языческих духов и вполовину так не страшна, как исполинский пес, готовый перегрызть мне хребет, пока я буду выкарабкиваться из ямы.

— Кстати, с каменоломней тоже связана легенда о сокровище, — сообщил Ледьярд. — Якобы где-то рядом зарыто золото викингов.

— Зря вы это сказали, — добродушно попенял ему Дарвин. Теперь мне его отсюда не утащить. Джейкоб, вы как хотите, а я послезавтра уезжаю. — Он снова повернулся к молодому человеку. — Читали ли вы труды Фракастро Веронского? [35] Это не праздное любопытство, — прибавил он в ответ на удивленный взгляд Ледьярда.

Темноволосый врач покачал головой.

— А следовало бы вам их прочесть, — продолжил Дарвин. — Его книга о способах заражения прокладывает новое направление для анализа распространения болезней. Он был наблюдательным ученым и гениальным экспериментатором. Я вспомнил о нем, когда мы стояли на дне каменоломни. В одной из работ Фракастро вкратце пишет и об эпилепсии. Он утверждает, хотя никак не обосновывает, что в некоторых случаях подобные припадки можно вызывать искусственным образом. По его словам, таких пациентов помещали в темной комнате перед источником мигающего света, который получается, если на пути луча стоит вращающееся колесо.

Все разом поглядели на прибор, что стоял на дальнем конце стола.

— Лопасти ветряка, — внезапно проговорила Элис. — Мы видели сегодня, как они мелькают на фоне луны.

Дарвин кивнул.

— Не появись Джеймс Ледьярд, вас уже не было бы в живых. Когда вы стоите на дне каменоломни, восходящая луна оказывается как раз за мельницей. Сильный ветер вращает крылья с максимально возможной скоростью. Решетчатые окошки придают дополнительное мелькание. Я обратил на это внимание, а потом вспомнил заметки Фракастро и засек период вспышек. Это устройство, — он указал на конец стола, — воссоздает ровно тот же эффект вне зависимости от мельницы, луны и ветра. Мне пришлось слегка поэкспериментировать со скоростью вращения, поскольку я не был уверен, какая именно частота воздействует на Филипа Олдертона.

— И на Чарльза Олдертона это действовало точно так же? — спросил Ледьярд.

— И на Джеральда тоже, — подтвердил Дарвин. — Джеральд каким-то образом вычислил условия, которые вызывали припадки, и попытался предупредить своих потомков — так, чтобы весь мир не прознал о фамильном недуге. Какая ирония, что именно это послание и заманило Чарльза с Филипом в каменоломню, тем самым вызвав новое появление Бессмертного.

На последних словах доктора в комнату вошел Брезертон.

— Мистер Филип пришел в себя. Чувствует сильную усталость, но в остальном вполне хорошо. Он очень удивился, что снова лежит в постели, когда последнее его воспоминание — как сидит здесь в столовой. Я не стал ему ничего говорить.

Ледьярд поднялся.

— Пойду к нему. Вне зависимости от сегодняшних событий он все еще остается моим пациентом.

Элис промолчала, но встала и вышла из комнаты вместе с Ледьярдом и Брезертоном.

— Бедняжка перенесла страшное потрясение, — промолвил Поул и бросил на Дарвина проницательный взор. — Ее жених — убийца. Что она будет делать?

Тучный доктор покачал головой.

— Не могу сказать. Олдертон — человек не слишком приятный. Со слугами он груб и заносчив. И все равно его надо пожалеть.

— Джеймс Ледьярд к Элис неравнодушен, — заметил полковник. — А вы, по-моему, весьма к нему расположены. Вы предлагаете, чтобы Олдертона арестовали за убийство Тома Бартона?

Дарвин вздохнул. Серые кроткие глаза глядели встревоженно и устало.

— Не провоцируйте меня, Джейкоб. Вы отлично знаете ответ. Я врач. Моя задача — спасать жизни, а не отнимать их.

— Думаете, Джеймс Ледьярд разделяет ваши взгляды?

— Его чувства к Элис затрудняют решение, однако, думаю, он придет к тому же выводу. Теперь нам только надо позаботиться, чтобы подобного не повторилось впредь. Эпилепсия Олдертона относится к редкой категории — судя по всему, ее вызывает только особенное мелькание света. Надеюсь, узнав, что произошло, Олдертон сам пожелает, чтобы его лечили и за ним присматривали.

— А если нет?

Дарвин вздохнул, пожимая массивными плечами.

— Тогда его необходимо лечить силой или же поместить туда, где он не сможет никому причинить вреда. Помните, Филипа нельзя обвинять в самой болезни, он тут совершенно бессилен. С тем же успехом можно винить вас за вашу малярию. Но он должен принять на себя ответственность за контроль над недугом. Джеральд Олдертон столкнулся с такой же проблемой и, выяснив правду, посвятил жизнь религии. Впрочем, у него уже были дети. Возможно, узнав горькую истину, Филип захочет, чтобы род Олдертонов на нем и прервался. Но это уже решать не нам.

Толстяк поглядел на остатки еды. За время разговора он уничтожил большую часть провизии, включая и презренный голубиный пирог без гвоздики. Теперь доктор отодвинул кресло от стола.

— Если это случится, — продолжил он, — подозреваю, Джеймс Ледьярд будет счастлив утешить Элис — а если она пожелает, даже свозить ее к гробницам Египта. Ледьярд обладает настоящим даром по части древней истории.

— И вы по-прежнему считаете, что мы завтра же должны выехать в Личфидд и предоставить Филипу Олдертону, Джеймсу Ледьярду и Элис Милнер самим разбираться между собой?

— Именно. — Дарвин зевнул и грузно поднялся на ноги. — Теперь это уже не наше дело. Идемте, Джейкоб. Я хочу еще взглянуть на Филипа, а уже поздно. Хлопотливый выдался денек. Так или иначе, мы прервали древний род, вытащили Зверя из каменоломни и убили Бессмертного. А теперь я хочу осмотреть пациента.

СОЛБОРНСКИЙ ВАМПИР

Самый короткий день в году близился к вечеру. Хрустящий иней, что еще с полудня выбелил лужайку, мало-помалу подбирался к плоской крыше приземистого кирпичного склада. Утром, в девять часов, крыша была чуть ли не горячей — внутри царила убийственная жара, за девяносто градусов. Но без двадцати семи минут двенадцать взрыв котла вышиб окна, разнося осколки стекла и черного железа на добрую милю вокруг. С тех пор тепло так и утекало из помещения через зияющие проемы. Мокрые полотенца уже задубели, а кувшины и тазы, где недавно клокотал кипяток, начали покрываться корочкой льда.