Знамя над рейхстагом

      Часть подразделений, составлявших первый эшелон атакующих, выдвинулась на Кёнигплац, к заполненному водой рву. Это были: 2-я рота 1-го батальона 674-го полка под командованием лейтенанта Петра Греченкова, разведвзвод того же полка лейтенанта Семена Сорокина, 2-я рота 1-го батальона 756-го полка. Ее возглавлял капитан Василий Иванович Ярунов - заместитель комбата, "дед", как называли его товарищи (ему было под пятьдесят).
      Ров крепко беспокоил и Плеходанова и Зинченко. Был он достаточно широк и, по-видимому, глубок. Мостков через него почти не уцелело - остались в основном железные балки и трубы. С противоположной стороны возвышалась насыпь, - очевидно, отвал неубранной породы. А за ней змеились траншеи и чернели отдельные окопчики, в которых сидели немцы, занявшие позиции перед фасадом рейхстага. Преодолеть препятствие сразу всем первым эшелоном было бы очень трудно - все прилегающее ко рву пространство Кёнигалаца перекрывалось плотным огнем. Поэтому решено было выдвинуть вперед лишь несколько подразделений, чтобы они еще до начала артподготовки переправились через ров и связали боем противника, находившегося в траншеях за насыпью. Однако попытка эта не увенчалась успехом. Переправиться через ров удалось лишь немногим смельчакам из взвода разведки во главе с помкомвзвода сержантом Иваном Лысенко. Вскоре к ним присоединился и лейтенант Сорокин. Остальные подразделения залегли перед рвом.
      Основные силы первого эшелона изготовились к штурму в "доме Гиммлера". Солдаты заняли места около окон, готовые по сигналу выпрыгнуть через них на улицу.
      В первом часу я доложил Переверткину, что дивизия заняла исходное положение для атаки.
      - Хорошо, Василий Митрофанович, желаю быстрее водрузить Знамя над рейхстагом, - напутствовал командир корпуса.
      Покинув надежные стены дивизионного НП, хорошо защищавшего от снарядов и мин, но лишавшего меня возможности увидеть своими глазами картину предстоящего штурма, я переселился на четвертый этаж соседнего дома, где расположились артиллерийские наблюдатели.
      Стрелки часов подползали к тринадцати. И вдруг бинокль дрогнул у меня в руках. Тяжелый гром сотряс воздух, прокатившись над рекой, над Королевской площадью, над всем центром Берлина. Это грянули 89 стволов, направленных на рейхстаг.
      Над Кёнигплацем словно пронеслась буря. Взвились дымно-огненные смерчи, вздыбились черные фонтаны земли. Гром не прекращался. Стоя справа у окна, я наблюдал в бинокль, как дым и пыль превращаются во все более плотную завесу, через которую становится трудно различать траншеи, окопы и доты, испещрившие площадь, ров с водой и обугленные, расщепленные деревья. Надо всем этим возвышалась громада серого здания с куполом наверху. Оно мрачно глядело на площадь слепыми глазницами замурованных окон. Из узких амбразур вырывались частые слепящие вспышки - рейхстаг огрызался свирепым, плотным огнем. А по нему, не умолкая, все били и били орудия прямой наводки и батареи, находившиеся на закрытых позициях на северном берегу Шпрее...
      Еще не замер характерный звук первого залпа "катюш", как из полуподвальных окон красного дома начали выскакивать бойцы 3-й роты Неустроева, 1-й и 3-й рот Давыдова. Каждый взвод держал направление по заранее намеченным ориентирам. От "дома Гиммлера" до рва - 240-300 метров. Для тренированного бойца полторы-две минуты стремительного бега. Но какие это минуты! Над Кёнигплацем, на подходах к нему воздух выл и стонал от раскаленного металла. Однако эти звуки покрывал оглушительный грохот нашей канонады. С голосом орудий 150-й дивизии слили свой голос батареи 171-й дивизии. Артиллерией наших соседей командовал полковник Павел Николаевич Ширяев.
      Прошло минут двадцать. Сейчас согласно плану батальон Неустроева должен был пробиваться к центру фасада, туда, где расположен главный вход в рейхстаг. Батальону Давыдова надлежало выходить к правой оконечности здания, чтобы попробовать ворваться туда с южной стороны, через боковую дверь (о том, что такая дверь существует, нам было известно от пленных).
      Я позвонил Плеходанову:
      - Как дела?
      - Рота Греченкова и разведчики лейтенанта Сорокина проскочили по уцелевшему мостку на ту сторону рва. Залегли у маленького домика перед правым крылом рейхстага.
      Очень сильный фланговый огонь со стороны Бранденбургских ворот. Сейчас ввожу батальон Логвиненко, чтобы он прикрыл Давыдова с правого фланга.
      - Действуйте энергичнее! Переключайте артиллерию на огневые позиции у Бранденбургских ворот.
      Тут же я соединился с Зинченко:
      - Как дела, перешли ров?
      - Никак нет. Ни одного мостка не уцелело. Мешает интенсивный артогонь с фланга, со стороны моста от Карлштрассе...
      Проклятый мост. Он пересекает излучину Шпрее справа, симметрично мосту Мольтке, к северу от рейхстага. По нему немцы могут подбрасывать подкрепления в центральную часть города. Но наши возможности здесь ограничены - этот район находится вне полосы дивизии.
      - Зинченко! Не допускайте, чтобы люди долго лежали! Это увеличит потери. Прикажите Неустроеву поднять их. Выводите батальон Клименкова на левый фланг, чтобы прикрыть Неустроева. Артиллерию поворачивайте на север. Тесленко поможет вам огнем.
      Пытаюсь соединиться с Тесленко. Телефонной связи нет. Ведем разговор по рации.
      - Смотрите на север! - кричу ему. - Подавите огонь со стороны Карлштрассе!
      Тесленко - человек железной воли. Нет, по-моему, на свете такой силы, которая могла бы помешать ему выполнить приказ. После разговора с ним немного успокаиваюсь. Курбатов зовет меня к телефону.
      - Мочалов, товарищ генерал!
      - Мочалов? Ну что у тебя, дорогой? Докладывай.
      С трудом улавливаю смысл того, что он говорит - ведь все мои мысли сейчас на Кёнигплаце, перед рейхстагом, где залегли наши роты. У Мочалова все в порядке - отражена очередная попытка противника прорваться через мосты.
      - Держись, Мочалов, снарядов не жалей. Наши к рейхстагу рвутся.
      И верно - рвутся. После моего разговора с Зинченко Неустроев позвал командира 1-й роты Сьянова. Рота у него после прихода последнего пополнения большая - 83 человека. Она оставалась во втором эшелоне, в "доме Гиммлера". Неустроев сказал ему: "Давай жми со своими орлами к рву и перемахни через него. Иначе батальон в атаку не поднять". С первой ротой он послал. старшего лейтенанта Кузьму Гусева - своего начальника штаба, или, как тогда называлась эта должность, адъютанта старшего. Заместитель Неустроева по политчасти лейтенант Алексей Берест находился в цепи.
      Бросок сьяновской роты оказался стремительным и удачным. Достигнув рва, бойцы с ходу преодолели его - кто по трубам и рельсам, кто вплавь. В тринадцать тридцать рота, а с нею и часть бойцов из других подразделений оказались на той стороне. До рейхстага оставалось каких-то 120 метров! Но преодолеть это расстояние одним рывком было невозможно. На пути лежала черная, изрытая окопами, ходами сообщения и воронками земля. В траншеях и окопах засел противник.
      Нет, не могло тут быть такого, как иногда показывают в кино: лихой бросок в полный рост к главному входу - и все пули мимо, мимо...
      Короткая схватка у дверей - и людская лавина, втекающая в просторный вестибюль... Все было не так эффектно, куда сложней и тяжелей.
      Не походило это и на классическую атаку где-нибудь в поле - сначала артподготовка, потом тяжелый солдатский бег за танками, за катящимся впереди огневым валом. Все здесь было по-иному. И люди поднялись, по сути дела, одновременно с артподготовкой (так диктовали обстоятельства), и не прикрывала их броня, и схватка в траншеях не была кульминационным пунктом атаки. Потому что главное было впереди. Впереди был бой в громадном сером здании. А то, что происходило на подступах к нему, являлось прелюдией этого боя. Продолжительной, затянувшейся. Немцы здесь сопротивлялись о особым ожесточением...
      Около четырнадцати я позвонил Плеходанову. У того не было особых перемен. Связался с Зинченко. Он доложил, что рота Сьянова дерется на той стороне рва, но пробиться к главному входу пока не может. В боевые порядки отправился Неустроев.
      - А Знамя? - поинтересовался я. - Где Знамя Военного совета? Ведь как ворвутся, его сразу водружать надо!
      - Знамя у меня на энпе. Не с кем отправить его, товарищ генерал, людей нет...
      - Хорошо, сейчас передам Знамя Плеходанову. Он найдет.
      Только я положил трубку, аппарат настойчиво загудел.
      - Товарищ генерал, - послышался голос Зинченко, - все в порядке, нашел бойцов! Сержант Егоров и младший сержант Кантария. Из разведвзвода полка. Надежные ребята, орлы! Сейчас отправляю их со Знаменем в боевые порядки.
      - Ну то-то же, - усмехнулся я, - для святого дела всегда люди найдутся.
      В 14 часов 20 минут рота Греченкова пробилась к юго-западному углу здания. Пулеметный расчет сержанта Шевченко занял позицию около самого фасада и открыл огонь во фланг гитлеровцам, сдерживавшим роту Сьянова. Для Сьянова это была очень существенная помощь.
      В 14 часов 25 минут к входу с южной стороны здания (депутатскому входу) бросились солдаты из роты Греченкова во главе с младшими лейтенантами Атаевым и Литваком и группа разведчиков взвода лейтенанта Сорокина: старшие сержанты Лысенко, Орешко, Правоторов, красноармейцы Булатов, Брюховецкий, Почковский. Разведчикам было поручено водрузить над рейхстагом полковой красный флаг. Атаева тут же сразила пуля. Упало еще несколько бойцов. Но это не остановило остальных.
      Старший сержант Сергей Такнов, рядовые Анатолий Бородулин, Григории Булатов, Иван Гавришев, сержант Николай Досычев и парторг давыдовского батальона лейтенант Каримджан Исаков первыми очутились у двери. Кто-то рванул ее на себя. Она оказалась незапертой! Это был единственный незамурованный ход, через который гарнизон рейхстага поддерживал связь с внешним миром. Бойцы ворвались в коридор, уставленный статуями полководцев...
      "Атака была настолько стремительной, что я даже не запомнил, как взбежал по ступеням, - вспоминает об этих мгновениях Леонид Петрович Литвак. - Видно, что-то такое было у каждого на душе, что объяснить трудно. А кто открыл дверь и первым туда ворвался, сейчас уже не сказать. Ворвались в рейхстаг дружно все - кто чуть пораньше, кто немножко позднее. Первое время все как-то перемешались, я даже в этой лавине чуть было не потерял взвод, но тут же заметил рядом своих бойцов..."
      * * *
      В это же время рота Сьянова поднялась и кинулась к ступеням триумфального входа. Первыми здесь были сам Илья Яковлевич Сьянов, рядовые Иван Иванович Богданов, Николай Степанович Бык, Иван Федорович Прыгунов, Василий Якимбвич. Говорят, что младший сержант Петр Николаевич Пятницкий первым поднялся на ступени рейхстага с ротным штурмовым флажком в руках и был там сражен пулей. Другие же утверждают, что пуля оборвала его жизнь раньше - перед самым рвом. Впрочем, так ли уж важно, где пал боец, штурмующий последнюю вражескую твердыню? Важно, что он штурмовал ее и погиб как герой...
      Вот как вспоминается сейчас это Николаю Степановичу Быку:
      "Взбежав по ступеням, я бросился в пролом. После света в полумраке не увидел никого. Как учили меня перед атакой, дал вокруг себя очередь из автомата. И только после этого увидел совсем рядом вжавшегося в угол целехонького немецкого солдата. Он сильно перепугался и не пытался сопротивляться. Я тут же спросил его (немецкий пришлось выучить за время оккупации) какие помещения расположены рядом с входом, куда ведут лестницы и коридоры, кто и где держит оборону. Он ответил. Сказал, что в соседних комнатах обороняется несколько подразделений, но главные силы находятся в подвале.
      Пока я спрашивал его, мимо меня пробежало много людей. Узнав все, что, по моему мнению, было нужно, я бросился разыскивать Сьянова, чтобы доложить ему обстановку..."
      А с моей позиции на четвертом этаже было видно, как разбросанные по площади фигуры людей поднимались, пробегали, падали, снова поднимались или же оставались недвижимыми. И все они стягивались, словно к двум полюсам магнита, к парадному входу и к юго-западному углу здания, за которым находился скрытый от моих глаз депутатский вход. Я видел, как над ступенями у правой колонны вдруг зарделось алым пятнышком Знамя. И туг же, в 14 часов 30 минут, я принял почти одновременно два доклада - от Плеходанова и Зинченко:
      - Полторы наших роты ворвались в рейхстаг! - доложил один - Время четырнадцать двадцать пять.
      - В четырнадцать двадцать пять рота Сьянова ворвалась в главный вход рейхстага! - доложил другой.
      У колонны, справа от входа, я увидел красное полотнище. А вскоре об этом доложил и Зинченко.
      И снова, если давать ответ на вопрос: "Кто же был первым?" (а вопрос этот вызывает подчас чрезмерно повышенный интерес), я бы ответил: "А так ли уж это важно? Играют ли здесь роль минуты и секунды? Важно, что каждый стремился быть первым и делал все, чтобы быть им, не прячась за спины товарищей". Первыми были в полном составе рота Петра Греченкова, группа разведвзвода лейтенанта Сорокина и рота Ильи Сьянова.
      Впрочем, чтобы быть совсем точным, могу добавить, что Греченков с несколькими бойцами задержался у домика, который стоял перед фасадом, против южного крыла рейхстага (в этом домике, по нашим предположениям, находился архив - он был битком набит различными бумагами). Так что Греченков вошел в рейхстаг немного позже. Но это была уважительная задержка.
      Лейтенант отправлял в батальон немецкого генерала, захваченного здесь в плен.
      Но об этом я опять-таки узнал позже. А тогда, после докладов командиров полков, детали мне были еще не известны. Артюхов, вернувшийся с той стороны Шпрее, разыскал меня на четвертом этаже и сразу же предложил:
      - Надо сообщить командиру корпуса, что наши подразделения уже в рейхстаге!
      - А не рано ли? Пусть закрепятся там. Подождем, пока другие роты войдут. А то, чего доброго, выбьют наших оттуда - потом передокладывай...
      - Что вы, товарищ генерал, теперь уже не выбьют ни аа что!
      - А ведь и верно не выбьют, - согласился я и приказал Курбатову соединить меня с Переверткиным.
      В трубке я услышал голос Александра Ивановича Летунова - начальника штаба корпуса (Переверткина на месте не оказалось).
      - Наши отдельные группы - до роты из полка Зинченко и до полутора рот из полка Плеходанова - ворвались в рейхстаг с парадного и южного входов и ведут там бой. От главных сил дивизии они отрезаны сильнейшим огнем со стороны Бранденбургских ворот и от Карлштрассе.
      - Хорошо, Василий Митрофанович, доложу Переверткину, - ответил Летунов. - Когда понадобится огонь - просите. Я сейчас дам указание Василькову.
      Это было здорово. В руках полковника Ивана Васильевича Василькова командующего артиллерией корпуса находились изрядные силы.
      Снова оглядел я в бинокль укутанный сухим туманом Кёнигплац. Можно было различить, как стоявшие на прямой наводке орудия выплескивали из своих жерл языки пламени. Тут и там лежали крохотные фигурки бойцов, прижатых огнем к земле.
      Спустившись вниз, я запросил командиров полков, есть ли какая связь с группами, находящимися в рейхстаге. Связи не было. Плеходанов доложил, что со стороны Бранденбургских ворот показались неприятельские цепи и танки. В бой с ними вступили батальон Логвиненко и артиллерия, находящаяся в распоряжении командира полка.
      - Хватит ли у вас сил отбить контратаку? - спросил я его.
      - Отобьем, - заверил меня Алексей Дмитриевич, - хотя бой разгорелся жаркий.
      Пожалуй, решающее слово в этом бою принадлежало артиллеристам. Капитан Сагитов приказал втащить полковую 76-миллиметровую пушку на второй этаж "дома Гиммлера" - оттуда удобнее было бить по контратакующим. Встретила их огнем и батарея капитана Романовского, и 120-миллиметровая минометная батарея капитана Пузанова, разместившаяся во дворе красного здания. Повернул в сторону Бранденбургских ворот свои пушки и лейтенант Куц из противотанкового дивизиона - тот самый офицер, что вместе со своим комбатом Хованцевым отличился под Шнайдемюлем. Теперь Евгений Куц был уже командиром 3-й батареи, он принял ее у раненого Хованцева...
      Для меня же сейчас главную заботу составлял вопрос: как обеспечить прорыв к рейхстагу вторых эшелонов батальонов и полков? Нашим в рейхстаге, надо полагать, приходилось тяжело. Как сказал Гук, пленные показали, что под зданием имеется подземелье, в котором сосредоточены основные силы гарнизона. Это осложняло положение. То, что наши не выйдут из рейхстага, я не сомневался. Но ведь при такой ситуации они могут там остаться навсегда...
      Позвав Сосновского, я велел ему на 17 часов 50 минут подготовить артиллерийский налет по огневым позициям у Бранденбургских ворот и Карлштрассе. Соединился с Васильковым и попросил его усилить наш артналет огнем корпусной группы.
      От Плеходанова я узнал, что контратака немцев отбита с большими для них потерями. Приказал ему в 18 часов ввести в рейхстаг вторые эшелоны. То же самое велел сделать и Зинченко. К тому времени 207-я дивизия должна была атаковать Кроль-оперу. Это обещало несколько отвлечь от нас внимание противника и тем самым создать выгодные условия для продолжения штурма.
      Переверткин запросил:
      - Как обстановка? Где Знамя?
      - Знамя в роте Сьянова. В самом здании идет бой. Готовлю артналет и штурм рейхстага главными силами.
      Напряжение, кажется, немного спало. Теперь можно было хоть на минутку выключиться из обстановки. Я пересел на диванчик и прикрыл глаза.
      Резко хлопнула дверь. Я поднял голову и замер от изумления. У дверей стояли два старых немецких генерала, словно перенесенные сюда с картинки иллюстрированного журнала. Сзади в полумраке виднелись фигуры разведчиков.
      Увидев меня, генералы вдруг картинно опустились на одно колено и приложили руку к сердцу. Невнятно произнесли они фразу, которую я перевел примерно так: "Немецкие генералы преклоняют колени перед русским генералом".
      Зрелище было неправдоподобно манерным, а униженный вид стариков вызывал брезгливое чувство.
      - Встаньте, господа, - поднялся я с дивана. - Прошу садиться.
      Они послушно подошли к столу и сели.
      - Разрешите курить, господин генерал?
      - Курите. Курбатов...
      Анатолий Георгиевич положил на стол пачку немецких сигарет.
      - Что вы думаете о положении в Берлине? - спросил я их.
      - Берлин нами, очевидно, потерян окончательно, - чопорно ответил один из генералов.
      Оба немца оказались медиками. Старшему из них - генерал-лейтенанту было 67 лет, другому, генерал-майору - 63. В их ведении находилось медицинское обслуживание руководящей верхушки вермахта. Один из них был пленен бойцами Греченкова в домике-архиве. Другого взяли в подземном госпитале, который, оказывается, располагался к северо-западу от рейхстага. Над землей он возвышался в виде низкого бетонного прямоугольника.
      В чисто военном отношении генералы не были эрудитами, но зато им было многое известно относительно подвалов, находящихся под рейхстагом. Они подтвердили, что подвалы действительно существуют, что помещения там заняты гарнизоном, насчитывающим полторы или две тысячи человек. Это были важные для нас сведения.
      Узнав все это, я закончил разговор, трудный как для них, так и для меня, - я плохо владел немецким, они вовсе не знали русского. Пообещав генералам, что им будет сохранена жизнь, я приказал отправить их в штаб корпуса.
      Времени было около шестнадцати часов.
      - Есть связь с рейхстагом? - запросил я Зинченко.
      - Нет, пока наладить никак не удается, - последовал ответ.
      Тогда я позвонил Плеходанову, К телефону подошел его заместитель по политчасти майор Евгений Сергеевич Субботин.
      - Связь с рейхстагом имеете? - задал я ему тот же вопрос.
      - Нет, товарищ генерал.
      - Тогда вот что, Субботин. Красное полотнище перед рейхстагом видишь? Следи за ним неотрывно. Если сорвут - докладывай немедленно.
      Пока это был единственный способ узнать, держатся наши в рейхстаге или нет. Ведь если они будут смяты, раздавлены, противник, несомненно, захватит и флаг.
      Но они не были ни смяты, ни раздавлены. И это, пожалуй, удивительнее всего - как гитлеровцы, обладая чуть ли не десятикратным превосходством в силах, не смогли уничтожить в общем-то небольшую горстку - ворвавшихся в рейхстаг бойцов. Видно, у фашистов, сидевших в подземелье, не хватало уже ни твердости духа, ни самоотверженности, чтобы, невзирая на потери, на гибель сотен солдат (без этого не могло обойтись!), вырваться наверх и одолеть наших за счет простого численного перевеса. Поступи они так, весь дальнейший ход штурма, вероятно, сложился бы иначе.
      Но нет, этого не случилось. Рота Сьянова, очистив вестибюль, захватила три или четыре комнаты слева от входа. В одной из них устроил НП батальона вошедший в рейхстаг вместе с ротой Кузьма Гусев.
      Коридор был бесконечен, комнат в нем - не счесть, и поэтому пробиваться вдоль него к северной оконечности здания не имело смысла. И Гусев приказал, во-первых, блокировать лестницу, ведущую куда-то вниз (это и был вход в подземелье), и, во-вторых, продвигаться вперед, прямо от входа, где, как оказалось, был огромный овальный зал тысячи на полторы человек.
      Греченкову же и разведчикам Сорокина, находившимся в правом крыле, не оставалось ничего иного, как пробиваться по коридору к центру здания. И той и другой группам пришлось вести жестокий бой, в котором были пущены в ход и автоматы, и пулеметы, и гранаты, и фаустпатроны. То тут, то там возникали рукопашные схватки. В столь сложной, поистине драматической ситуации разведчики сумели установить на здании рейхстага красный флаг.
      ...Двое суток спустя, 2 мая, я, обходя рейхстаг, увидел беломраморную статую Вильгельма правее главных дверей, ведущих в овальный зал. Статуя на уровне человеческого роста была в буро-красных пятнах. Мне объяснили, что здесь дрался сержант Ваганов. Его ранило в левое плечо. Он не мог стрелять из ручного пулемета. Тогда, прислонившись к статуе, чтобы не упасть от потери крови, Ваганов стал бросать гранаты.
      Так дрался каждый из наших бойцов.
      Около шестнадцати часов сьяновцы услышали справа в коридоре выстрелы и увидели каких-то людей. Они решили, что это гитлеровцы заходят с фланга, и изготовились к стрельбе. Хорошо, что у них хватило выдержки: бегущие по коридору люди оказались греченковцами, выходящими на соединение с ротой Сьянова...
      Но все эти подробности стали известны опять-таки позже. А между шестнадцатью и восемнадцатью часами я захлебывался от телефонных разговоров.
      Звонок от Зинченко. Звонок от Плеходанова. Оба сообщают: снова атаки от Карлштрассе и от Бранденбургских ворот. Немцы явно пытаются пробиться навстречу друг другу, чтобы соединиться и деблокировать рейхстаг.
      Звонок от Дьячкова. Да ведь у нас, оказывается, есть еще и тылы, где тоже неспокойно и где под командой Истрина мужественно сражаются писаря и интенданты с группами засевших в домах эсэсовцев.
      Докладывает Мочалов: у мостов через Шпрее не прекращаются бои. Немцы отброшены, но готовят новую атаку.
      По НП ходит какой-то человек в форме подполковника, но глубоко штатский по манере держаться. Слежу за ним краем глаза - нет даже времени спросить, кто он. Когда офицер выходит, Курбатов сообщает мне: "Борис Горбатов, писатель. Пошел сейчас к рейхстагу, в полки..."
      Доклады, доклады... Сплошной поток информации. Я с трудом успевал переваривать ее. Голова прямо-таки гудела, протестуя против хронического недосыпания последних дней.
      Немцы предприняли еще одну контратаку от Бранденбургских ворот. Батальону Логвиненко пришлось туго. Кое-где гитлеровцы вклинились в его боевые порядки. С обеих сторон полетели фаустпатроны и гранаты. Плеходанов ввел в бой 3-й батальон, находившийся в резерве. Его поддержал огонь противотанковых орудий. Ударом во фланг неприятель был остановлен. Бойцы Логвиненко поднялись снова. Противник попытался было их задержать, но уже через несколько минут обратился в бегство.
      Тем временем дивизион Тесленко огнем двенадцати орудий отбивал натиск пехоты, поддержанной танками. Пулеметы из батальона Клименкова помогали ему сдерживать наседавших фашистов. Атака со стороны Карлштрассе на этот раз была особенно опасной. Противник обладал значительным численным превосходством. К тому же, судя по всему, здесь действовали не фольксштурмисты, а хорошо обученные и решительно настроенные подразделения. Удар они наносили по всем правилам.
      Уже в ход пошли гранаты. Казалось, наша способность к сопротивлению вот-вот будет сломлена. Но тут, в самое отчаянное мгновение, враг дрогнул. В тылу у него, у моста через Шпрее, разгорелась перестрелка, послышались хлопки гранат и крики "ура".
      Неожиданная подмога пришла к нам от 33-й стрелковой дивизии, наступавшей с севера в сторону Карлштрассе. Перед ее учебным батальоном, прорывавшимся с боем через занятые врагом кварталы, вдруг открылись правый фланг и тыл атаковавшей нас неприятельской группы. Командовал батальоном двадцатичетырехлетний старший лейтенант Ахметбек Суттубаевич Суюмбаев. Комбат, разумеется, не мог знать ни обстановки, сложившейся у его соседей, ни того, чем грозил бы для исхода боя за рейхстаг прорыв противника через позиции Клименкова и Тесленко. Но за плечами у него была школа всей войны, которую постигал он и в сержантском, и в старшинском звании, не прячась от пуль, не залеживаясь подолгу в лазаретах после ран. А стало быть, была и та фронтовая интуиция, которая помогла ему мгновенно сориентироваться. Заместитель по политчасти гвардии капитан Федор Леонтьевич Ермаков понял его с полуслова. И Суюмбаев, как бывало и раньше, первым поднялся в атаку. Бойцы бросились за комбатом.
      Этот удар ошеломил гитлеровцев - таким неожиданным оказался он для них. Наступавшая группа была рассеяна, танки подожжены. Многие солдаты сдались в плен. Но все эти обстоятельства, при которых удалось одержать победу в столь важном для нас боевом столкновении, я узнал гораздо позже. А тогда меня вполне устроил доклад, что атака отбита и угроза с левого фланга миновала.
      Пока все это происходило, артиллеристы, не занятые отражением неприятельских атак, выкатывали свои орудия вперед, ближе к рейхстагу.
      Вот как вспоминает об этом подполковник запаса Дмитрий Николаевич Романовский:
      "Мы с командирами взводов выбирали новые огневые позиции, которые решено было устроить в двух бетонных будках, находившихся метрах в пятнадцати - двадцати от бункера, где расположились командные пункты капитана Давыдова и майора Логвиненко.
      Для преодоления рва с водой, проходящего через площадь, были использованы две металлические балки, перекинутые через него. На них настлали двери, деревянные стенки какого-то временного строения, расположенного между "домом Гиммлера" и рвом. Как только переход был готов, орудия переместили на новые позиции и поставили так, чтобы можно было простреливать подходы к рейхстагу с северной и западной стороны".
      Переправилась через ров и батарея Ивана Петровича Кучерина, приданная неустроевскому батальону.
      17 часов 50 минут. Снова необычайной силы грохот потряс все вокруг. Это заговорили сто с лишним орудийных стволов дивизии и корпуса. Огонь прямой наводки молотил по уцелевшим батареям перед рейхстагом, по вражеским позициям на флангах. Несколькими залпами "катюш" были накрыты в районе Бранденбургских ворот неприятельские танки и самоходки.
      - Ей-богу, слышу голоса наших, - приговаривал, нетерпеливо расхаживая по НП, подвижный, пружинистый Константин Иванович Серов, которому было приказано управлять отсюда огнем своего истребительно-противотанкового полка. - Ей-богу, наши... Эх, не хватает меня там.
      И он не ошибался. Пушки его полка стреляли в те минуты без устали. С особым бесстрашием и отвагой действовал расчет под командой рядового Афанасия Стенникова - он бил по непрекращавшему огрызаться огнем противнику, пожалуй, с самой близкой и опасной позиции.
      Да, всем сердцем чувствовал Константин Иванович, как нелегко приходится его артиллеристам. Вполне понимая его состояние и испытывая нечто подобное, я предложил:
      - Чем зря переживать, давайте-ка лучше сверху посмотрим, как там дела.
      Мы снова забрались на четвертый этаж. Кёнигплац окончательно заволокло дымом и пылью, поднявшимися до самой крыши рейхстага. И уже одно это говорило о силе и ярости артиллерийского огня. От плотной мглы, пропитавшей воздух, день становился похожим на вечер.
      После десятиминутной артподготовки пехота бросилась к главному входу рейхстага. Неустроев - он к этому времени был уже на Кёнигплаце около канала - повел на штурм весь уцелевший состав батальона. Ров бойцы преодолели с ходу. Оставался стодвадцатиметровый путь к парадной лестнице. Теперь на этом отрезке не приходилось драться за каждую траншею и окоп они опустели. Их защитники были уже либо уничтожены, либо пленены.
      Рейхстага достигли и ворвались в него рота капитана Ярунова, пулеметная рота лейтенанта Герасимова, бойцы из взвода противотанковых ружей лейтенанта Козлова, переквалифицировавшиеся в автоматчиков, - все из батальона Неустроева. А вместе с ними - и роты старшего лейтенанта Грибова и старшего лейтенанта Горшкова из батальона Клименкова.
      В главный вход устремились также роты из батальона Давыдова. Одним из первых взбежал по ступеням лейтенант Кошкарбаев. Он прикрепил к средней колонне штурмовой флажок, а потом, когда это стало возможно, выставил его из окна второго этажа.
      Среди атакующих находились и политработники - капитаны Матвеев и Прелов.
      Вперед выдвинулись танки и самоходные орудия, поддерживая атаку своим огнем. Танк с бортовым номером 122 попробовал преодолеть ров. Стремительно влетел он на полуразрушенный мостик, надеясь проскочить его за счет большой скорости. Но неверная опора оказалась слабее, чем думали танкисты. Мостик не выдержал, и машина рухнула в ров, взметнув высокий фонтан воды. Отважный экипаж погиб.
      Когда наши атакующие роты врывались в узкий пролом парадного входа, бойцы 207-й дивизии, обойдя с запада "дом Гиммлера", завязали бой за Кроль-оперу. Известие об этом радовало: наш правый фланг приобретал большую устойчивость. Часть своих сил Асафов направил в Тиргартен. Вскоре находившиеся там немецкие орудия замолчали. Это ослабило огонь противника по Кёнигплацу и по мостам, которые удерживал Мочалов.
      Основные силы штурмующих пробились в рейхстаг вовремя: у тех, кто там сражался с самого начала, уже на исходе были боеприпасы.