А до Берлина было так далеко

      Я очень волновался, так как знал по докладам с передовой о том, что за последнее время противник насторожился, внимательно ведет наблюдение.
      Разведчики вышли из блиндажа и растворились в густой, пронизанной крупными хлопьями снега темноте.
      К этому времени саперы успели проделать проходы в проволочных заграждениях и минных полях. Время от времени гитлеровцы освещали ракетами передний край. Как только ракета поднималась вверх, разведчики ложились и сливались с поверхностью слега.
      Часа через два наблюдатель доложил, что разведчики возвращаются. Навстречу им вышел майор Зорько. И в это время противник открыл ураганный огонь из всех видов оружия, но было уже поздно. Разведчики спрыгнули в траншею, опасность миновала. Задание удалось выполнить без потерь.
      После выполнения задания сержант Михалев рассказывал:
      - Мы благополучно прошли нейтралку, бесшумно подползли к немецкой траншее. Спрыгнули в нее - вокруг никого. Осмотрелись внимательно - рядом блиндаж, сквозь снег видна светящаяся лампочка, из трубы искры летят. Приказал приготовиться, но тут из блиндажа вышел немец по естественной надобности и вскоре скрылся. Захватывающая группа ворвалась в блиндаж. Немцы увидели нас, разинули рты и ничего не могут понять. Я командую: "Бросить оружие! Идти за нами..."
      Пленные гитлеровцы замерзли и были ошеломлены. Прежде чем приступить к допросу старшего из них - обер-лейтенанта, майор Зорько предложил всем по 100 граммов водки и большую банку с тушенкой. Обер-лейтенант посмотрел на своих жующих подчиненных, а затем выпил сам, закусил тушенкой и сказал:
      - Вот и согрелся.
      Лейтенант Бейлин приступил к допросу. Мне впервые пришлось слушать немецкого офицера, который давал показания без наводящих вопросов. Он охотно рассказал о расположении и устройстве оборонительных сооружений, о построении системы огня и перечислил части, занимающие оборону на нашем направлении. В конце допроса сказал:
      - Ходят слухи, что демянская группировка собирается на днях уходить.
      Я поинтересовался:
      - Ваше командование боится Сталинградского котла? Офицер нахмурился и кивнул.
      Допросив пленного, я по телефону доложил генералу Лопатину:
      - Ваш приказ выполнили! "Язык" взят!
      Командарм попросил поблагодарить разведчиков и приказал представить их всех к государственным наградам.
      Мы не смогли вернуться ночью на командный пункт - бушевала метель, замело дороги. Выехали только с рассветом. Я впереди на своем рысаке, за мной Островский, Добылев - тоже на конях. Разведчики на санях за нами. Укутались в тулупы. Ветер пронзительно визжал в ветвях деревьев, хлестал в лицо, свистел свои дикие песни. Лошади так и просились на полную рысь. Мой конь был проворен и легок на скаку. Без понуканий шел в гору по глубокому снегу. Этот конь темно-гнедой масти был передан Красной Армии еще в сорок первом году работниками конного завода Псковской области.
      Вскоре въехали в лес. Стало тише. Лошади пошли шагом. Заснеженный лес уходил назад вместе с узкой сугробной дорогой, затем проселок сошелся с большаком, а здесь уже трудились фронтовые дорожные батальоны, двигались колонны машин. Северо-Западный фронт готовился к ликвидации демянской группировки.
      "Да, а что, если действительно демянская группировка собирается уходить, если верны слова гитлеровского офицера? Тогда что же будет? - думал я. - Не лучше ли, пока не поздно, ударить в одном направлении и перерезать рамушевский коридор, а потом разгромить окруженных фашистов по частям?" Но этими соображениями я тогда ни с кем не делился, уж больно было много высказано различных мыслей и предложений, а решал все командующий фронтом.
      Показались крыши домов села Семеновщина. Утро после внезапно прекратившейся метели было ослепительно солнечным, морозным. Но дымы не поднимались из труб вертикально в сияющее ледяное небо, а стлались, синие тени их ползли по белизне крыш, по свежим сугробам. В чистом морозном воздухе разносился звонкий топот копыт.
      Островский, спрыгнув с коня, сказал:
      - Вот и доехали.
      - За разговором незаметно, - пошутил я.
      Ведь за всю дорогу никто ни единого слова не вымолвил. Каждый был занят своими мыслями.
      К этому времени штаб армии отработал все необходимые документы, в том числе и боевой приказ, на проведение наступления для ликвидации демянской группировки. Все необходимые распоряжения были доведены до командиров соединений, а те в свою очередь довели их до командиров частей. Подготовка к операции была в полном разгаре, строились новые НП, оборудовались огневые позиции, прокладывались колонные пути, улучшались исходные рубежи для атаки, тщательно изучали местность и противника.
      На следующий день после разведывательного поиска приехал к нам на КП генерал-лейтенант Лопатин. На плечах у командарма погоны. Я увидел их в первый раз. Мы уже знали о том, что Президиум Верховного Совета СССР 6 января 1943 года принял Указ "О введении новых знаков различия для личного состава Красной Армии". Этими новыми знаками различия были погоны. Как-то странно, думалось мне, прикреплять их к гимнастерке, кителю и шинели. С детства в плоть и кровь въелось ругательное слово "золотопогонник", которым называли не только белогвардейских офицеров, но и всех, кто имел отношение к старому режиму. Да и петлицы я считал более удобными.
      Антон Иванович привез и мне две пары погон с двумя просветами и тремя звездочками. Вручил торжественно, а мне было как-то неловко, неудобно. Вскоре погонами обеспечили всех офицеров, сержантов и красноармейцев. Вот тогда-то я и почувствовал, что и погоны другие, и введены они не случайно. Когда мимо проходил старший по званию, то невольно рука младшего по званию вскидывалась, поднимались к головному убору, отдавая честь. Повысилась дисциплина и исполнительность.
      Генерал Лопатин согласился позавтракать у нас. Вспомнили 1941 год.
      - Как вам удалось выйти из окружения? Я подробно об этом рассказал.
      - Я имел информацию, что вы вышли из кольца, и предупредил на передовой, что со дня на день должна пробиться 198-я стрелковая дивизия. - Лопатин улыбнулся.
      Так вот почему нас ждали и так все предусмотрели на переправе через реку Псел!
      Генерал отметил наши умелые действия при прорыве фашистского кольца в поселке Оржица. Много интересного он рассказал про Харьковскую и Сталинградскую операции.
      - А теперь будем вместе бить и гнать врага, - закончил командующий, но ни слова не произнес о планах ликвидации демянской группировки.
      Уже много позднее я узнал, что противник, понимая бесперспективность дальнейшей борьбы за удержание демянского плацдарма и опасаясь оказаться в таком же котле, как под Сталинградом, вынужден был начать 17 февраля поспешный вывод 16-й армии из демянского мешка через рамушевский коридор, оборона которого была значительно усилена. План же командующего Северо-Западным фронтом маршала С. К. Тимошенко предусматривал сходящимися ударами 27-й и 1-й ударной армий перерезать рамушевский коридор, а затем во взаимодействии с 11-й, 34-й, 53-й армиями уничтожить окруженные фашистские войска. Сосредоточенная к 16 января южнее Залучья группа войск под командованием генерал-полковника М. С. Хозина должна была войти в прорыв в полосе 1-й ударной армии с целью развития наступления на Сольцы и далее на Лугу.
      Утром 9 февраля 182-я дивизия получила приказ сосредоточиться в лесу, южнее поселка Парфино, и поступить в распоряжение командующего 27-й армией.
      На главном направлении
      Снова шел обильный пушистый снег, которым бы впору только любоваться, но сейчас он был так некстати. Дороги снова завалило, движение колонн нашей дивизии замедлилось.
      Я ехал па лошади, которая местами утопала по самое брюхо в сугробах. Время от времени останавливался, ординарец красноармеец Широков брал поводья, а я шел рядом с бойцами, беседовал. По всему чувствовалось, настроение у всех бодрое. Это радовало.
      Все понимали, что готовилось большое наступление. Войска сосредоточивались под Старой Руссой. Передислоцировалась туда и наша 182-я стрелковая дивизия. Выступив из района Семеновщины, части шли днем и ночью, лишь изредка делая небольшие привалы. Идти было нелегко, вместо снегопада поднялась пурга, дорогу замело еще сильнее.
      На марше нам стало известно, что в 27-й армии произошла смена командующего. Вместо генерала Ф. П. Озерова назначили генерал-лейтенанта С. Г. Трофименко. Никто в дивизии его не знал. Не стану скрывать, что я не понимал: почему надо делать замену перед большим наступлением? Конечно, мы привыкли к Озерову, он был строгий, требовательный командарм, но справедливый, в обиду никого не давал. Но не в этом дело. Озеров знал оборону противника до полка, а на некоторых участках и до батальона, поэтому ему легче организовать наступление. Такие мысли лезли мне тогда в голову.
      До места сосредоточения осталось километров 40. В это время меня и командующего артиллерией дивизии полковника Добылева по рации вызвали в штаб армии.
      Вот и блиндаж командующего. Здесь уже собрались командиры дивизий. Через несколько минут к нам вышел генерал Трофименко, крепко пожал всем руки.
      На заседании Военного совета армии план операции доложил начальник штаба генерал Лукьянченко. В заключение выступил командующий и уточнил задачи дивизиям. Выступление Трофименко показалось мне в военном отношении очень толковым. Из него я понял, что наша 182-я дивизия будет наступать на главном направлении.
      Затем мы заслушали устный боевой приказ. Отпуская нас, командующий дал указание всем участникам совещания быть на НП в девять часов утра для уточнения задачи на местности.
      Совещание у командующего закончилось далеко за полночь. Мы попрощались со знакомыми командирами и поехали на окраину поселка Шпалозавод, где должны были ожидать нас радисты и помощник начальника оперативного отделения капитан Рождественский.
      На улице по-прежнему шел снег, дороги в сугробах. Ехали с большим трудом, и попала наша машина не то в воронку, не то в канаву. Передняя ось сломалась, а не доехали всего метров 300-400 до домика, где нас ждали. Я оставил адъютанта и шофера и с Добылевым пошел пешком по заснеженной улице. Ничего не видно. Шли наугад. Наконец видим домишко. Зашли. Темно. Добылев спрашивает:
      - Кто-нибудь есть?
      Поднимается человек.
      Мы к нему:
      - Кто вы? Откуда и что тут делаете?
      Он докладывает:
      - Я автоматчик. Встречаю машины и направляю в автобат, а сюда зашел переночевать до утра.
      На наш вопрос, где находится нужный нам дом, он ответить не смог, сам ничего не знал.
      Пошли дальше по заснеженной улице. Миновали еще несколько полуразрушенных домиков. Запахло дымом. Впереди слева из трубы деревянного здания поднимается дымок. Свернули туда, проваливаясь по пояс в снег, добрались до дома. Зашли. Чуть-чуть мерцает огонек. Бойцы и офицеры расположились на ночлег. На топчанах раскинули полушубки и спят, кроме дневального и дежурного офицера-радиста. Мы подсели к печке погреться, и я приказал радисту:
      - Вызовите начальника штаба дивизии. Через несколько минут полковник С. П. Тарасов был у рации. Коротко рассказываю ему о совещании и говорю:
      - Пришли верховых лошадей и как можно скорее. Мне завтра к девяти часам утра нужно быть на НП командующего.
      - Вряд ли они успеют, - отвечает Тарасенко. - Ведь почти сорок километров, да и дорога завалена снегом. Но приму все меры.
      - Пошли с бойцами опытного офицера, чтобы не сбились с дороги.
      - Будет выполнено.
      Да я и сам разделял в ту минуту мнение Тарасова. Лошадей физически почти невозможно пригнать в штаб армии. Но что сделаешь? Решил прикорнуть немного. Прилег на топчан, укрылся полушубком. Однако уснуть не мог, мысли одна другой тревожнее лезли в голову.
      Думал о том, как подготовить дивизию к большому наступлению. Ведь ей отведена особая роль в армии - наносить удар на главном направлении. Под утро забылся тревожным сном, но, едва забрезжил рассвет, вскочил:
      - Пришли лошади?
      - Нет, - докладывает Анатолий Курбатов. - Но вот-вот подойдут, - хочет он меня успокоить.
      За завтраком разговорился с радистами, с Рождественским. Капитан, как я не раз убеждался, смел до дерзости, очень остроумен, всегда весел. Отлично разбирается в тактической обстановке во время боя.
      Позавтракав, вышел на крыльцо, следом за мной - Курбатов. Мороз, да еще с ветром, обжигает лицо. Синее утро, синие снега. Кругом сугробы.
      - Вот и лошади! - радостно воскликнул Курбатов. Я посмотрел на часы: стрелка подходила к девяти.
      - Уже поздно!
      Но ехать на НП все равно было надо.
      И мы вскочили в седла и поскакали вдоль улицы мимо мохнатых от инея заборов. Снег хрустел под копытами так, что казалось, слышно было за целый квартал. Выехали из поселка в поле. На заснеженной проселочной дороге лошади начали вязнуть, здесь мы увидели свежие санные следы. Я предположил, что это проехал командующий со своей оперативной группой. Не доезжая до НП, на опушке леса повстречался с генералом Трофименко. Он уже провел рекогносцировку и возвращался в поселок. Я соскочил с коня и доложил о причине опоздания, но он, не дослушав меня, повернулся и крупными шагами пошел к саням.
      Расстроенные, добрались мы до наблюдательного пункта командующего. Там находился начальник оперативного отдела и начальники служб армии, которые познакомили меня се всеми необходимыми документами.
      Уточнив задачу, мы сразу же отправились на свой бывший наблюдательный пункт - здесь когда-то дивизия держала оборону. Местность вокруг была отлично знакома. Забрались на НП. Все они строились тогда одинаково - от батальонного до армейского.
      Выбирали несколько сосен, стоящих рядом, соединяли их жердями, на них настилали бревна. Получалась площадка, которую с трех сторон ограждали броневыми листами, снятыми с подбитых танков или бронемашин противника. НП тщательно маскировался, связисты устанавливали стереотрубу, телефон, а иногда и радиостанцию. На НП дежурили сутками офицеры, а по мере необходимости, например, во время атаки и боя в глубине обороны противника, туда поднимался и командир дивизии.
      Там, где находился наш бывший НП, лес был высоким и густым, наблюдать оттуда за противником было более удобно и безопасно, чем с наземных НП, которые обычно подвергались сильному артиллерийско-минометному обстрелу.
      По данным штаба армии, у противника особых изменений не произошло. По-прежнему нам противостоял 30-й пехотный полк 18-й моторизованной дивизии.
      Наблюдаю в стереотрубу. Перед передним краем вражеской обороны видны проволочные заграждения в два-три ряда кольев и дерево-земляной забор, засыпанный снегом и облитый водой. По сведениям инженерной разведки, перед заграждениями и под проволокой установлены минные поля. Передний край обороны врага прикрывается тщательно организованным артиллерийско-минометным и пулеметным огнем.
      Подступы к переднему краю и сам передний край противника ночью освещались ракетами и прожекторами.
      Изучение глубины вражеской обороны показало, что в 100-200 метрах за передовой у противника имелась линия блиндажей, дзотов, дотов, связанных ходами сообщения, стены которых обшиты досками. Далее, на удалении 300 - 400 метров, были оборудованы ротные опорные пункты, состоящие из окопов, дзотов, блиндажей. Особенно мощная система обороны проходила по возвышенности вдоль дороги Рамушево - Старая Русса. Противник около двух лет создавал неприступные узлы сопротивления. В полосе наступления дивизии такие узлы сопротивления деревни Чириково, Деревково и село Пенна. По данным разведки, в Пенне немецкий гарнизон состоял из батальона пехоты, одного артиллерийского дивизиона, трех минометных батарей.
      С НП я приехал на командный пункт дивизии. Оп расположился в наших старых блиндажах. Здесь меня уже ожидал начальник штаба дивизии полковник Тарасов. Мы сели за длинный стол, сколоченный из сырых, еще пахнущих смолой досок. Блиндаж саперы сделали на совесть. Наверху три-четыре наката, плотно засыпанные землей, можно пробить только при прямом попадании снаряда. Стены обложены досками. Блиндаж состоял из двух помещений: в одном жили адъютант старший лейтенант Курбатов и ординарец красноармеец Горошков, а в другом жил я. Первое помещение было и столовой, и залом для совещаний.
      Полковник Тарасов доложил:
      - Все части вышли в район сосредоточения и восстанавливают старые землянки для жилья.
      Я распорядился вызвать командиров своих и приданных частей к 21 часу для отдачи предварительного боевого приказа. Когда в блиндаже собрались офицеры и развернули свои рабочие карты, я ввел их в обстановку.
      182-я дивизия прорывает сильно укрепленную оборону противника на участке Чириково, Пенна и выходит на западный берег реки Парусья, а в дальнейшем наступает к реке Полисть. Боевой порядок дивизии в один эшелон.
      В полосе наступления придется прорывать сильно укрепленную оборону гитлеровцев. И хотя нам известно, где построены доты, дзоты, блиндажи, где проходят траншеи, необходимо перед наступлением уточнить данные об обороне противника.
      Нужно было провести поиск, чтобы захватить пленного... Решено было, что группу разведчиков возглавит политрук разведроты старший лейтенант Иван Михайлович Виноградов.
      Виноградов не однажды ходил в разведку. Совсем недавно за захват "языка", давшего ценные показаний, был награжден орденом Красной Звезды.
      Пять дней готовились разведчики к выполнению боевой задачи. Начальник разведки майор Зорько разработал план, предусмотрев в нем несколько вариантов действия разведчиков и двух стрелковых рот, на которые возлагалась задача оказать помощь разведчикам. Артиллеристы полковника Добылева должны были прикрыть группу огнем.
      Действовать решили в одиннадцать часов вечера, когда у фашистов меняют караулы и разносят кофе. Большими хлопьями падал липкий снег. Кругом тяжелая сырая темнота. Первыми из "траншеи выползли саперы. За ними - цепочкой разведчики. Пока саперы делали проход в минных полях и проволочном заграждении, Виноградов, находясь впереди с саперами, определил, откуда фашисты пускают ракеты.
      В 23.00 проход был сделан, и разведчики скрылись в ночной темноте.
      В намокших маскхалатах медленно ползли они к намеченному дзоту. Останавливались, замирали, сливаясь с землей, когда в небо взвивалась ракета.
      Вот и дзот. Внутри громко смеялись, кто-то пиликал па губной гармошке...
      Одновременно вся группа порвалась в дзот. Захватили пленного, забрали нужные документы. Гитлеровцы настолько были ошеломлены, что ни один из них не выстрелил. И только при отходе разведчиков из соседнего дзота застрочил пулемет. Поднялась беспорядочная стрельба.
      Артиллеристы полковника Добылева прикрыли разведчиков огнем. Противник в свою очередь открыл бешеный огонь.
      Были тяжело ранены рядовые Барабаш и Николаев, но от своей группы они не отстали.
      Врач-хирург потом удивлялся:
      - Не понимаю: как они могли ползти? Им даже шевелиться было нельзя!
      Поставленная задача была выполнена...
      На четвертый день командующий армией вызвал командиров дивизий и командующих артиллерией дивизий, чтобы заслушать их решения и согласовать взаимодействие. Должен сказать, что в ходе подготовки к наступлению командующий, генералы и офицеры штаба армии побывали на передовой в дивизиях. Трофименко хорошо знал положение дел. В нашей дивизии побывал начальник штаба армии генерал Григорий Сергеевич Лукьянченко.
      На совещании первым докладывал командир 171-й стрелковой дивизии В. И. Зобин. Во время доклада командующий задавал вопросы и вносил в решение поправки, так как он лично побывал в этом соединении. В конечном счете решение командира дивизии он не утвердил и приказал его подработать.
      Вторым докладывал я. Генерал Трофименко вопросы не задавал. Видимо, он был хорошо проинформирован начальником штаба армии.
      - Утверждаю, - только и сказал командарм.
      Один за другим командиры дивизий докладывали свои решения на наступление. Затем выступил командующий. Сделал ряд замечаний по планам и решениям, уточнил задачи.
      Совещание окончилось в полночь. После этого командующий пригласил нас на ужин.
      В столовой Военного совета уже были накрыты столы. Когда собрались все, командующий зачитал Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении воинов, отличившихся в прошедших боях. Среди тех, кто был награжден орденом Красной Звезды, была и моя фамилия. Это был мой первый орден.
      На другой день рано утром на КП дивизии собрались командиры частей и начальники служб. Я кратко изложил дополнительные указания командующего. Долго офицеров задерживать не стал. У них было много дел, да и побольше времени хотелось выкроить для работы командиров батальонов и рот. Тем более времени начала наступления я пока не знал.
      Когда командиры разошлись и в блиндаже я остался один, сразу же сел за рабочую карту, еще и еще раз, взвешивая, все ли нами учтено.
      Тревожные мысли не оставляли меня: готовы ли части к большому наступлению, к изнурительным боям в лесах, болотах, хватит ли офицерам умения действовать в такой ситуации? Дивизия долгое время находилась в обороне, для многих это было первое наступление. В то же время нельзя недооценивать своих командиров.
      Вот подполковник Михаил Иванович Кротов, командир 140-го стрелкового полка, человек спокойный и уверенный в себе. Он кадровый военный, полком командует давно, хорошо проявил себя в обороне. Комбаты у него испытанные. В первый эшелон, думается, поставит Кротов батальоны умных и храбрых капитанов Анатолия Андреевича Казакова и Василия Иосифовича Лейпунова.
      Командир 171-го стрелкового полка - подполковник Иван Иванович Нейман. Командует полком больше года. Бесстрашен, инициативен. В полку его любят, восхищаются личной отвагой. Награжден двумя орденами Красного Знамени. Подчиненные готовы идти за ним в огонь и в воду. Все три его комбата - люди сильные, проверенные в боях. Наиболее опытный из них - майор Микеров.
      Командир 232-го полка подполковник Иван Григорьевич Мадонов, настоящий мастер общевойскового боя. Опытный, смелый и решительный. На батальонах у него тоже крепкие командиры...
      Мои раздумья прервал начальник штаба дивизии подполковник С. П. Тарасов.
      - Получено указание, - доложил он. - Двадцать третьего февраля в десять часов утра атака.
      - Ясно.
      Отдав все необходимые распоряжения по наступлению, отправился на наблюдательный пункт.
      На НП находилась вся наша оперативная группа: заместитель по политчасти полковник Островский, начальник оперативного отделения майор Пташенко, начальник разведки майор Зорько и командующий артиллерией полковник Добылев.
      Ночь стояла темная. Режим огня ничем не нарушался. Лишь время от времени, как обычно, со стороны противника раздавался орудийный выстрел. Ему вторил выстрел с нашей стороны, да изредка прорезывали воздух трассирующие пули после коротких пулеметных очередей.
      Интересно, думал я, знают ли фашисты о том, что мы приготовили для них на утро. Не пронюхала ли что-нибудь их разведка?
      В 8.20 в серое, еще не успевшее поголубеть небо разом взметнулись зеленые ракеты. Ну, а дальше все кругом загрохотало, загремело, засвистело на разные голоса. Первые десять минут все артиллерийские калибры участвуют в массированном огневом налете по всей тактической глубине обороны противника. Затем дивизионные, полковые, батальонные пушки и минометы ударили по назначенным целям - дзотам и пулеметным гнездам, по первой траншее, захватывая и вторую.
      За несколько минут до окончания артподготовки стрелки и пулеметчики дружно двинулись вперед, ломая упорное сопротивление фашистов.
      Дивизия прорвала передний край обороны противника, перерезала дорогу Старая Русса - Пенна.
      Отлично действовали подразделения 140-го полка во взаимодействии с 32-м танковым полком. Батальоны под командованием капитанов Анатолия Андреевича Казакова в Василия Иосифовича Лейпунова, очистив от гитлеровцев первую в вторую траншею, ворвались в село Пенну.
      Командир 32-го танкового полка подполковник Скиданов на своей боевой машине раздавил три пушки, два миномета, пять пулеметов и уничтожил до 30 гитлеровцев. Примеру командира последовали подчиненные. Танковый экипаж лейтенанта Дорофеева уничтожил три пушки, разрушил три блиндажа. Большие потери врагу причинили танкисты 1-й роты старшего лейтенанта Вейшара и взвода младшего лейтенанта Усатого.
      Отважные танкисты помогли подразделениям 140-го стрелкового полка отразить контратаку врага и во многом способствовали успеху наступления в глубине обороны противника.
      Вскоре к нам на НП стали поступать первые донесения о мужество и отваге наших воинов.
      Взвод под командованием знаменитого снайпера старшины Алексея Пупкова ворвался в траншею, свернул в ход сообщения и вскоре оказался у вражеского блиндажа. Рванув дверь, старшина с пистолетом в руке влетел в блиндаж. Прямо перед ним стоял гитлеровский офицер. Увидев внезапно появившегося Пупкова, гитлеровец схватился за пистолет, но Алексей опередил его. Взвод под командованием Пупкова разгромил штаб вражеского батальона в Пенне, уничтожил 26 фашистов и трех взял в плен.
      Надолго сохранится в памяти подвиг командира.
      Противотанковая батарея старшего лейтенанта Коровко, наступая вместе с пехотой, огнем своих орудий поддерживала батальон Казакова. Вместе со стрелками артиллеристы ворвались в Пенну. Здесь получили ранения командир батареи Коровко и командиры орудий Сафин, Шумов, Облимов. Коровко сказал после перевязки: "Я остаюсь в строю, в медсанбат не пойду, буду драться с гитлеровцами до последнего дыхания".
      Его примеру последовали и раненые командиры орудий. В этом бою батарея уничтожила восемь пулеметных точек и два миномета. Старший лейтенант Коровко, несмотря на серьезное ранение, еще сутки командовал батареей.
      Автоматчик Абрафитов, уничтожив гитлеровцев, захватил пулемет, но был ранен. Установив пулемет в кустах, он в течение часа сдерживал натиск фашистов, пытавшихся перерезать дорогу Старая Русса - Пенна, пока на помощь не подоспела разведывательная рота под командованием капитана Митешова.
      Командир 2-й стрелковой роты лейтенант Иванов повел своих бойцов в атаку. Быстро преодолели двухметровый забор и неожиданно попали под сильный минометный огонь. Иванов действовал быстро и решительно. Он изменил направление атаки и по немецким траншеям вывел роту из-под губительного минометного огня. У опушки леса, противник встретил подразделение сильным пулеметным огнем, люди залегли. Иванов выдвинул на правый фланг станковый и ручной пулеметы и взвод минометчиков, которые одновременно открыли огонь по огневым точкам противника, вынудив их замолчать. Бойцы стремительно атаковали опорный пункт противника. В то же время второй взвод 6-й стрелковой роты лейтенанта Загирова подобрался лесом к блиндажам с тыла, забросал их гранатами и ворвался в дзот. Фашисты, растерявшись, подняли руки вверх. Так был очищен опорный пункт врага. В ходе боя получили серьезные ранения красноармейцы Абрамов и Коновалов, но они не покинули свой миномет.
      Как же складывалась обстановка в полосе наступления 232-го стрелкового полка. Его подразделения также прорвали передний край и захватили первую и вторую траншеи противника. Второй батальон полка под командованием капитана Чабоненко удачно атаковал противника во фланг, а в это время с фронта нажимал 140-й полк. Общими усилиями с двух сторон они сломили упорное сопротивление фашистов и завязали бой в Пение. Два других батальона 232-го полка пробились на дорогу Старая Русса - Пенна, однако были остановлены сильным огнем со стороны опорного пункта деревни Деревково. После короткого артиллерийско-минометного налета на Деревково батальон майора Бурмистрова ворвался в деревню и начал переправляться через реку Парусья, все больше вклиниваясь в оборону врага. В этом бою была пленена минометная батарея из 30-го пехотного полка.
      Многие воины полка проявили в те дни мужество и отвагу. Комбат Чабоненко лично поднял батальон в атаку и наступал в цепи.
      Командир 2-го взвода 3-й стрелковой роты Евгения Душкин был тяжело ранен осколком, но продолжал командовать взводом. Когда противник перешел в контратаку, Душкин, истекая кровью, скомандовал: "Гранатами огонь!" - и упал без сознания. Его место занял командир отделения сержант Анатолий Даянов. Контратака была отбита. Бойцы пошли вперед. Скрываясь за деревьями, незаметно для противника, взвод пробрался к блиндажам, находящимся на окраине Деревково. В блиндажах разгорелась рукопашная схватка. Чтобы не подпустить к фашистам подкрепления, Даянов выставил пулеметы. Было убито 22 фашиста и шесть взято в плен. Гитлеровская пуля ранила Даянова в руку, но он не покинул поля боя. Удачно вели огонь по огневым точкам врага из противотанковых ружей красноармейцы Лукашин и Батурин из отделения сержанта Синельникова. Они били по амбразурам дзотов и бронецелям, способствуя успеху наступления роты.
      В это же время 171-й стрелковый полк прорвал оборону врага и вышел на дорогу Чириково - Старая Русса. Вторая рота старшего лейтенанта Баркалова, хорошо взаимодействуя с пулеметной ротой лейтенанта Сергеева и батареей противотанковых орудий старшего лейтенанта Горлокова, ворвалась на окраину Чирикова, уничтожив до 70 фашистов, захватив два миномета и четыре пулемета. Настойчивые контратаки врага были успешно отбиты, не помогли ему и подошедшие танки. Два из них были подбиты из противотанковых ружей.
      В ночь на 25 февраля 171-й стрелковый полк был выведен во второй эшелон дивизии и поставлен за 140-м полком. В полосу наступления 171-го полка вводилась стрелковая дивизия из резерва командующего 27-й армией.
      К вечеру на правом фланге дивизии, где дорогу Старая Русса - Пенна оседлала разведывательная рота капитана Н. Ф. Митешова, фашисты перешли в контратаку. Капитан решил выслать один взвод в тыл противнику, а оставшимися силами ударить с фронта. Фашистам показалось, что их окружают. В панике, с большими потерями они отошли в лес. Разведрота надежно прикрыла правый фланг 140-го полка.
      Когда операторы обработали поступившие донесения, стало ясно, что бой шел в двух основных очагах. Один - за Деревково, а другой - за Пенну. Между этими очагами в боевом порядке образовался разрыв. Враг нащупал этот разрыв и контратаковал здесь силами двух пехотных рот при поддержке десятка танков.