– Заходите, заходите, Илларион Сегизмундович! – вскочил со своего места Компотов.
      – Присаживайтесь.
      Он участливо пододвинул Лавочкину кресло, в которое он тут же усадил свое щуплое тельце, утонув почти полностью в шикарной обивке.
      – Как ваше самочувствие? – Компотов решил начать, как обычно, издалека. – Такая жара, Илларион Сегизмундович.
      – Да, лето выдалось в этом году – будь здоров, – подтвердил Лавочкин. – Но, я к жаре привыкши. Десять лет работал в таких условиях…
      Лавочкин отчего-то тяжело вздохнул.
      – Дааа… – С уважением протянул главный редактор – Вы у нас ветеран, так сказать! Вы же знаете, как мы ценим вас, дорогой вы наш. Ваши знания и способности – это наше, так сказать, главное богатство.
      – Ну, не преувеличивайте уж, – раскраснелся Лавочкин. – Я всего лишь скромный журналист, а возраст… Разве это заслуга или достижение? Не думаю так…
      – Ох, скромник вы наш, так сказать! – Компотов деланно покачал головой. – Но я ведь вас по делу вызвал, Илларион, так сказать, Сегизмундович.
      – Это я уже понял.
      – Есть дельце, как бы, по вашей части…
      Компотову всегда было неудобно, когда разговор заходил о слежке или доносительстве. Неловко, что ли. Вот и теперь он не знал, как бы получше выразить свою просьбу.
      – Одним словом, надо кое за кем последить, так сказать, – собравшись с духом, наконец, промямлил он.
      – И это понятно.
      Внешне Лавочкин выглядел совершенно спокойно, но внутри у него тем временем бушевали нешуточные страсти. Значит, нужен он еще! Куда еще обратиться, как не к нему!
      – Теперь, собственно, об объекте, так сказать, – Компотов поглядел на Лавочкина поверх очков, как бы давая понять, что сейчас будет сказано самое главное. – К нам, понимаете ли, в газету пришел новый политический обозреватель.
      – Да, да, некий Илья Далекий. – Лавочкин произнес это так, будто ему это было известно всю жизнь, а не каких-то пол часа.
      – Ну, – развел руками Компотов, – ну просто слов нет. Вы действительно профи!
      Лавочкин жеманно захихикал из глубины кресла и начал нервно потирать кожаные подлокотники, отчего на тех оставались мокрые разводы от его потных рук.
      – Раз вы уже все узнали, то теперь вам осталось войти с ним в контакт, так сказать, а там уж вам виднее.
      – Контакт уже налажен, – по – деловому доложился Лавочкин.
      – Ах, даже так? – Компотов действительно был удивлен.
      – Да, не далее, как пол часа назад имел честь познакомиться с этим юношей.
      – Ну, и какое впечатление он на вас произвел?
      – Мне показалось, что он немного наивен…но вероятно это поверхностно, раз вы считаете, что за ним надо присмотреть.
      Лавочкин всегда употреблял именно слово "присмотреть".
      – Да, Илларион Сегизмундович, присмотреть за ним надо, и как можно тщательнее. – Компотов состроил серьезную гримасу. – Не такой уж он и наивный, должен вам сказать.
      – Все выясним, – заверил Компотова Лавочкин. – Через неделю будут первые результаты, я думаю.
      – Очень хорошо, очень, так сказать. Но, вы уж не затягивайте, дорогой вы наш. А мы уж вас отблагодарим, так сказать. В обиде, как бы, не оставим.
      Лавочкин опять весь раскраснелся, так как ему всегда было неудобно принимать хоть какое-нибудь вознаграждение за свою работу. Ведь сначала, еще в детстве, а потом и в юности он делал все безвозмездно, за идею. Да и велосипед, который ему отец купил после раскрытия заговора Стрельцовых, он брать не хотел. Все отговаривался, но родитель настоял на своем. Пришлось брать. Со временем, правда, он перестал отказываться от подношений и вознаграждений, но чувство стыда никогда не оставляло его.
      – Да какое там отблагодарим, – затянул Лавочкин свою обычную песню. – Ничего мне не надо.
      – Ну, это уж нам виднее, – перебил его Компотов.
      – Ну, раз так… – моментально сдался доносчик.
      – Вот и договорились, вот и хорошо. – Компотов поднялся со своего места, обошел стол и приблизился к Лавочкину. То, в свою очередь, вылез из своего кресла, расправил помявшийся пиджак и застыл по стойке "смирно" перед своим начальником.
      Компотов нежно приобнял старичка за плечи и повел к выходу. Уже у самой двери он остановился, посмотрел поверх очков Лавочкину прямо в глаза и сказал с чувством:
      – Надеюсь на вас, Илларион Сегизмундович. И давайте-ка первый доклад сделайте мне ближе к пятнице. Хорошо?
      – Хорошо! – раскланялся Лавочкин. – Не подведу.
      На этом они и расстались. Компотов вернулся к своей рутиной редакторской работе, а Лавочкин поплелся к себе в кабинет обдумывать план дальнейших действий. Никто из них и не подозревал, что за действо разворачивается в этот самый момент прямо под окнами редакции.
 

***************************

 
      Расплатившись за кофе и бутерброд, Илья поднялся со стула, прошел через зал, заставленный столика, ловя на себе взгляды самого разного характера, и вышел из кафе. То, что произошло с ним, как только он вышел на улицу, сам он объяснить так и не смог, как не пытался сделать это после. Только ступив на асфальт, он почувствовал, что все его тело начало сотрясаться, что он должен вот-вот что-то увидеть, узнать что-то очень важное. Такое, чего он никогда не знал и даже не знал, что такое можно знать. Илья как сумасшедший завращал глазами, пытаясь удовлетворить возникшее внутри чувство, но из этого ничего не вышло. Мимо проносились машины, проходили какие-то люди. Картинка казалась Далекому смазанной. Четких линий больше не осталось, все сливалось в единый поток, который двигался, шумел на разные лады. А Илья стоял рядом, не задеваемый этим движением. Ему стало страшно. И вдруг все встало на свои места, само собой. Все вопросы моментально нашли свои ответы. Не осталось и капли прежнего беспокойства…
      Она стояла посреди дороги, на разделительной полосе. Машины проезжали на бешеной скорости в считанных сантиметрах от нее, но она этого будто не замечала. Стояла, словно вокруг поле, в котором нет ни души. Илья смотрел на нее и понимал, что все то, что он называл эмоциями, переживаниями, чувствами, в конце концов, – все это было чем-то вроде фальшивки, подделки, которую он, или те, кто были рядом, пытались выдавать за оригинал. Далекий видел перед собой ту, которую он искал так долго, но даже не подозревая о своем поиске. В голове у него чередой прошли все женщины, с которыми он имел хоть какие-то отношения, которые можно было квалифицировать как близкие. И все эта череда показалась ему пустотой. Ему внезапно стало жалко прошедшие годы, в которых не было той, что стояла теперь посреди дороги и ждала, когда машины позволят ей перейти ее.
      Как ни странно, но Илье было даже не смешно, хотя еще за несколько секунд до этого он бы цинично посмеялся над любым, кто начал бы уверять его в существовании любви с первого взгляда. Теперь же он сам всем своим существом ощущал наполняющую его любовь к женщине, которую он видел в первый раз в жизни.
      Он не знал ни ее имени, ни возраста, ни судьбы, ни характера – ничего. Но он уже любил ее.
      А машины все ехали и ехали мимо нее, не давая сделать и шаг. Илья стоял на противоположной стороне, застыв в какой-то нелепой позе. Оказалось, что своим телом он загородил проход в кафе, о чем ему незамедлительно сообщил какой-то мужичок, попытавшийся покинуть территорию общепита.
      – Пройти можно?
      Илья подскочил от неожиданности на месте. Незнакомый голос вернул его к реальности, и он отошел чуть в сторону, давая возможность мужику выйти. Когда он повернул голову в сторону дороги, чтобы вновь посмотреть на нее, он с ужасом увидел, что больше на разделительной полосе никого нет. Лихорадочно Далекий стал крутить головой, чтобы обнаружить незнакомку, но все было тщетно. Вероятно, она перешла дорогу и ушла куда-то вдоль по улице. Илья и не подозревал, что Рита, которая стояла посреди дороги в состоянии, близком к обмороку, решила просто-напросто вернуться на ту сторону дороги, где стояла редакция, чтобы, пройдя совсем немного, перейти дорогу по подземному переходу.
      Илья посмотрел на часы и определил, что ему уже пора начинать движение в сторону секретарши Компотова. От одной мысли о том, что сейчас придется с ней общаться, ему стало неприятно. Он выругал себя за то, что сдуру поддался на дешевый флирт дешевой девицы и подивился тому, как это он мог подумать, что с ней вообще можно заигрывать. Идти куда-либо ему, откровенно говоря, совсем не хотелось. Но, собравшись с мыслями, он все же попытался перейти на противоположную сторону дороги. Но плотный поток машин никак не прекращался, что вынудило Илью направиться к подземному переходу. Странное чувство, посетившее его, чуть отступило, и Илье даже показалось, что никакой девушки на дороге и не было, что все это ему просто почудилось. Но не успел он додумать эту мысль до конца, как его вновь заколотило, да так сильно, что предыдущий приступ показался ему просто пшиком.
      Чем ближе Илья подходил к подземному переходу, тем сильнее его сердце начинало колотиться, давая знать, что вот-вот произойдет что-то сверхъестественное. И оно произошло.
      Они столкнулись на ступеньках подземного перехода. Она шла вверх, он вниз.
      Окружающим их прохожим показалось, что встретились просто двое старых знакомых, а может любовников. Кто-то подумал, что эти двое – муж и жена, а кто-то, что они просто встречаются. Но ни одному человеку и в голову не пришло, что эти двое видят друг друга в первый раз в жизни. Не показалось так и им самим.
      Увидев ее так близко, Илья, наконец, смог рассмотреть ее лицо. Ему, собственно, это было особенно и не нужно делать. У нее было лицо, которое было знакомо ему миллион лет. Про себя Далекий с удивлением отметил, что все женщины до нее были чем-то похожи на нее, да и между собой. Ну, не все, конечно. Но, по крайней мере, те, которых он, как ему тогда казалось, любил. Даже не то, что похожи. Нет. Это немного не то слово, но другого он подобрать так и не смог. Да, у него и не было времени для этого.
      – Доброе утро, – неожиданно для себя обратился к незнакомке Илья.
      – Доброе утро, – ответила она.
      – Меня зовут Илья, Илья Далекий.
      – А меня Рита, Маргарита Воробьева.
      Илья аж пропотел от услышанного. Никогда он не верил ни в какие мистические истории, но это все было уже слишком. Стараясь не терять самообладания, он продолжил:
      – Вы работаете в отделе экономики, я знаю.
      – О! – улыбнулась она. – Вы читаете "Российские новости"?
      – Я там работаю.
      – Да? Давно, я вас никогда не видела раньше.
      – С сегодняшнего дня. Политическим обозревателем.
      Лицо Риточки стало грустным. Ей вспомнилась Василиса.
      – Так значит, мы с вами коллеги?
      – Выходит, что так.
      Дальше говорить было особо-то и не о чем, и оба это понимали. Первой инициативу в свои руки вязала Риточка.
      – Я иду в кафе, не хотите со мной?
      – А я только что оттуда, – виновато улыбнулся Илья. – Мне сейчас надо зайти к Компотову, вернее к его секретарше.
      Вновь повисла неловкая пауза. Теперь первым сориентировался Далекий.
      – Но, может, тогда пообедаем?
      – Отличная идея! – живо отозвалась Рита.
      – Тогда будем договариваться?
      – Предлагаю часика в три у входа в редакцию, – первой предложила Риточка. – Вам подходит?
      – Конечно, буду вас ждать!
      – Ну, тогда до трех, – улыбка вновь засверкала на Ритином лице.
      – До трех, – улыбнулся в ответ Илья.
      И они разошлись. Каждый пошел в свою сторону, но каждый понимал, что куда бы они теперь не шли по отдельности, все равно они идти им придется вместе. Не знали они лишь одного – идти им суждено будет совсем недолго…
 

**********************

 
      С органами государственной безопасности судьба связала Игоря Аркадьевича Паклина в самом начале 90-х. Паклин трудился на должности доцента в своем родном институте, вбивая в головы студентов правовые принципы развитого социализма в условиях нового мышления. Горбачев делал свои первые ошибки, Ельцин все чаще мелькал по телевизору – страна медленно, но верно подбиралась к пропасти. Паклин, как человек с экономическим образованием, да к тому же интересующийся политикой не мог не понимать, что рано или поздно наступит конец всей той вакханалии, которая была названа советскими идеологами "перестройкой". Причем ничего хорошего этот конец стране не обещал – это Паклин понимал очень четко. Ввиду того, что гласность семимильными шагами ступала по Союзу, врываясь во все дома и госучреждения, проникла она и в стены паклинского института. И первым человеком в институте, который открыто посмел выступить с робкой критикой советской экономической модели и стал Игорь Аркадьевич Паклин.
      На одной из своих лекций Паклин прямо заявил, что, мол, принципы командно-административного управления исчерпали себя, что рухнет скоро советская экономика, и избежать этого вряд ли удастся. Студенты, обалдевшие от подобных откровений своего наставника, записали все вышесказанное в свои тетради, которые затряслись всеми своими сорока восемью листами в метро, трамваях, троллейбусах и автобусах города.
      И надо же было такому случиться, что двум студенткам, чьи имена уже давно позабыты, приспичило прямо в общественном месте (возможно, это случилось в автобусе) начать бурную дискуссию на тему лекции, хотя Паклин строго настрого запретил это делать. Но, что с девчонок-то молодых возьмешь – не удержались!..
      А рядом с ними стоял интеллигентного вида старичок, который жадно вслушивался в каждое слово, произнесенное студентками. А они, наивные, так увлеклись спором, так увлеченно перепирались, что и не заметили, как старик вытащил из внутреннего кармана пиджака небольшой блокнотик, в который стал неровным подчерком записывать что-то. А потом девчонки сошли на своей остановке, а незнакомый пожилой человек поехал дальше, чтобы выйти еще через несколько остановок и направиться по так хорошо знакомому ему адресу. Но дойти дотуда он так и не успел, так как голову его посетила мысль, которой он увлекся. Действительно, в горячке он и не подумал, что, возможно, студентки и болтали лишнего, но ведь могли и приврать чего! И старик решил сам все проверить, ибо не любил неточностей и считал себя профессионалом.
      На следующий день, с утра пораньше человек с блокнотом уже стоял на одном из этажей института, в котором обучались те самые студентки. Он внимательно изучал расписание, выискивая пары доцента Паклина. Найдя необходимую информацию, он вновь достал блокнот и переписал туда время занятий. Ждать долго было не нужно – на часах было без десяти минут девять, а это значило, что первое занятие Паклина вот-вот начнется. Старик поспешил к нужной аудитории.
      Он спокойно вошел в огромный лекционный зал и пристроился на одном из последних рядов, вновь раскрыв перед собой свой блокнотик. Чуть опоздав, в аудиторию вошел и сам доцент. Лекция началась.
      Через час двадцать весь блокнот старца был исписан мелкими косыми буквами. Про себя он отметил, что написанного здесь хватит для того, чтобы засадить доцента лет, этак, на десять.
      Студенты покидали лекторий и прощались с доцентом, который, как отметил старик, был для них в некоторой степени героем. Сам доцент выглядел счастливым и довольным. Как только последний студент отошел от своего учителя, старик поднялся со своего места и начал тяжелым шагом спускаться по ступеням на пятачок внизу, где доцент Паклин стоял около своего стола, запихивая бумаги в портфель.
      Старика он не замечал, так как стоял к нему спиной. На шаги тоже внимания Паклин не обращал, думая, вероятно, что к выходу спешит заспавшийся на последних рядах студент. О! Как жестоко он ошибался!
      – Доброе утро, – громко известил о своем присутствии старик.
      Игорь Аркадьевич подпрыгнул на месте от неожиданности и обернулся.
      – Доброе утро. Чем могу вам помочь?
      Старик гаденько ухмыльнулся.
      – Если кто здесь и может кому помочь, то это не вы мне, а я вам, Игорь Аркадьевич.
      – Простите, я вас не понимаю.
      – Сейчас поймете.
      С этими словами старик извлек из пиджака свой блокнот и протянул его Паклину:
      – Посмотрите, товарищ дорогой, повнимательнее.
      Паклин пролистал записи старика и изменился в лице. Его собеседник заметил это своим наметанным глазом, порадовавшись, что ситуация теперь полностью в его руках. Паклин, в свою очередь, будучи человеком умным понял, что дал маху, и быстро попытался взять себя в руки.
      – Это все очень интересно, но кто вы, собственно, такой?
      Вопрос был вполне резонным, но старик и не собирался скрывать своего имени.
      Вернее, настоящее -Лавочкин – он решил скрыть, а выдуманное… Почему бы и нет?
      – Ах, да, извините. Совсем забыл представиться! Степан Степанович – Очень приятно. Паклин Игорь Аркадьевич, – назвался в свою очередь Паклин. – Но я все же повторю свой вопрос: кто вы такой?
      – Я тот, кто может посадить вас лет на десять за всю ту антисоветчину, которую вы тут наговорили.
      – Я так понимаю, вы из Комитета?
      – Да, – самозабвенно соврал Лавочкин, имеющий к названной структуре весьма опосредованное отношение, так как трудился там на добровольных началах.
      – Ну, раз так, – обреченно повесив голову, сказал Паклин, – то чего вы ждете?
      – Ничего не жду, – честно признался Лавочкин. – Просто хотел поставить вас в известность, чтобы предстоящий арест не стал для вас неожиданностью.
      Паклин уставился на деда, совершенно не понимая логику этого самого Лавочкина.
      Чтобы сказать хоть что-то, он выдавил из себя:
      – Это что ж, теперь так делается?
      – Как так? – не понял Лавочкин.
      – Ну, об аресте извещают заранее.
      – А, вы об этом! – засмеялся старик. – Нет, что вы! Это моя собственная инициатива!
      – То есть, я вам спасибо, что ли, сказать должен? – все больше путаясь, спросил доцент.
      – Ой! Вот только этого не надо. – Лавочкин скорчил недовольную гримасу. – За что "спасибо"? За то, что я сейчас пойду докладывать о вас куда следует?
      – Да, действительно, нелепо…
      Все что хотел сделать, Лавочкин сделал. Больше сказать Паклину ему было нечего, а потому он распрощался и поспешил в столь давно знакомое и милое сердцу здание в самом сердце города. Непосредственным неформальным начальником Лавочкина в те годы был полковник Держинский, который курировал сеть осведомителей столицы.
      Именно к нему и направлялся старик с блокнотом.
      Миновав проходную и перекинувшись парой слов с давно знакомыми постовыми, Лавочкин поднялся на нужный этаж и постучался в дверь кабинета Держинского.
      – Войдите, – послышалось изнутри.
      – Вхожу, – словно фокусник отозвался Лавочкин и очутился внутри кабинета.
      – Ааа, Илларион Сегизмундович! Ну, присаживайтесь, присаживайтесь, дорогой. С чем пожаловали сегодня?
      – Как обычно, Виктор Викторович. Распознал очередного врага.
      – Врага? – улыбнулся Держинский, – А как теперь, милый вы мой, распознать кто враг, а кто друг? Не подскажите?
      – Ну, – растерялся Лавочкин, – ясно кто…
      А сам про себя призадумался: и, правда, а кто?
      – Ясно, да не ясно, – продолжил тем временем полковник. – Вот недавно одного взяли, а потом такой скандал разразился! А ведь все говорило о том, что он, как вы выражаетесь, враг. А оказался другом!
      – Это как же так? – развел руками Лавочкин.
      – А вот так. Писателем оказался видным. Ну, не у нас, естественно, а там… Но, вы же понимаете, что теперь важнее что там, а не здесь…
      – Да, да… Понимаю. Теперь такие времена…
      Держинский закурил, отчего Лавочкину сделалось немного дурно.
      – И все же, – Лавочкин решил не отступать. – Виктор Викторович, посмотрите мои записи.
      – Ну, давайте, – выпуская дым прямо в лицо Лавочкину, вяло прореагировал Держинский.
      Какое-то время он листал блокнот, а потом, привстав, набрал какой-то номер телефона, параллельно давя сигарету в пепельнице. Разговор был кратким и как понял Лавочкин, свелся он к тому, что этот самый Паклин является тем, кого Держинский и его собеседник почему-то "давно искали". Закончив разговор, Держинский вновь обратился к Лавочкину:
      – Знаете что, дорогой вы мой Илларион Сегизмундович, больше к Паклину этому вы не ходите. Дальше действовать мы будем сами. А вам огромная благодарность, ну и, конечно, небольшое вознаграждение.
      Держинский открыл верхний ящик своего стола, из которого извлек стандартный почтовый конверт.
      – Ну, что вы, Виктор Викторович, – закапризничал Лавочкин. – Вы же знаете, я этого не люблю.
      – Берите, берите. Каждый труд должен быть вознагражден.
      Лавочкин взял конверт и быстро убрал его в пиджак. Затем его рука потянулась к блокноту, который все еще лежал на столе.
      – А вот это вы уж оставьте нам. – Держинский ловко перехватил блокнот и убрал его к себе в стол.
      На этом их разговор был завершен и Лавочкин, распрощавшись, покинул начальственный кабинет. Как только дверь за ним затворилась, Держинский снова поднял телефонную трубку и набрал короткий внутренний номер.
      – Сергей? Да, это Держинский говорит, – властно произнес он. – Зайди-ка ко мне.
      Уже через несколько минут в кабинете Держинского сидел тот самый Сергей, а если точнее, то майор КГБ Сергей Луновой. Держинский начал разговор сразу и по-деловому:
      – Значит так, Сергей. Есть человек – доцент, юрист, преподаватель. Трудится в одном довольно известном институте. Только что мне на него принесли целое дело, но я его в оборот пускать не хочу. Догадываешься почему?
      – Не совсем, – неуверенно ответил майор.
      – Сейчас поясню. Доцент этот, Паклин, сидеть естественно не захочет. Да и посадить-то его трудно будет со всей этой перестройкой сраной. Но поработать на нас, я думаю, он не откажется.
      – В роли кого? – в голосе Лунового сквозил явный скептицизм, который Держинский ни мог не заметить.
      – Ты раньше времени не ерничай, Сережа. Я думаю, тебе не надо пояснять, какая сейчас в стране обстановка. Ельцин рвется к власти, Горбачев ему не конкурент.
      Заварухи не избежать. Вопрос в том, на чьей стороне окажемся мы. Вот ты можешь мне ответить на этот вопрос?
      – Могу. На стороне закона.
      – Закона? – Держинский горько усмехнулся. – А кто, по-твоему, законнее?
      – Вы сами прекрасно знаете кто.
      – Я-то знаю. Но вот нужно ли нам это? Я имею в виду, быть на стороне заведомо проигрывающей?
      – Я что-то, Виктор Викторович, вас не понимаю.
      – Все ты, Сережа, прекрасно понимаешь. И понимаешь, что первыми полетят наши головы. Нас народ больше всего ненавидит. Все припомнят, уж поверь мне. И тридцать седьмой, и диссидентов, и психушки, и лагеря – все. Я за это отвечать не хочу.
      – И что же вы предлагаете?
      – Я предлагаю создать что-то вроде оппозиционной группы, ну, естественно, негласной. И когда придет время – помочь, кому следует.
      – А Паклин тут при чем?
      – А при том, что люди от нас уже сейчас бегут. Во всяком случае, те, кто поумнее.
      Паклин поможет нам с притоком новых, свежих сил.
      – Как?
      – Как? Возьмем его к нам, дадим должность. Будет работать дальше в своем институте и приводить к нам ребят.
      – Как? – снова, как попугай, повторил свой вопрос Луновой, которому этот разговор был не по душе. Трусоват был майор.
      – Да так же, как его самого сюда привели. Вот как. Одним словом, завтра же поезжай в этот институт, бери Паклина, только без шума, и давай его сюда. А здесь я уж поговорю с ним. Все. Исполняй.
      – Есть.
      Луновой встал и твердой походкой вышел из кабинета. Держинский еще какое-то время сидел на своем стуле, размышляя о задуманном им деле. В Луновом он был уверен. Этот парень никогда бы никому не рассказал про этот разговор, даже если и не захотел бы участвовать в заговоре. Что касается Паклина, то с ним тоже все ясно – никуда он не денется. В тюрьме-то сидеть ему вряд ли захочется.
      На следующий день Луновой явился по указанному адресу и мягко попросил Паклина проследовать за ним. Тот не сопротивлялся, так как внутренне подготовился к аресту и уже ничего не боялся, чувствуя себя в глубине души мучеником проклятого режима. Как и договаривались, Луновой доставил доцента к Держинскому, и тот без обиняков обрисовал незадачливому преподавателю юридических дисциплин его ближайшие перспективы. Паклин согласился на сотрудничество.
      Месяц он провел в закрытой части где-то под Москвой, после чего сразу получил лейтенантское звание. Случилось это в июле девяносто первого, а в августе он вместе с Держинским и Луновым возглавил целую группу офицеров, перешедшею на сторону демократов в первые же дни Путча. Новые власти не замедлили отблагодарить перебежчиков, повысив тех в звании, но уже в качестве сотрудников новой спецслужбы. После этого Держинский ушел на какую-то административную работу, а Луновой занял его место. Теперь он руководил сетью информаторов, среди которых, само собой разумеется, не последнюю роль играл Лавочкин. А Паклин…
      Паклин как – будто растворился, чтобы потом всплыть уже в абсолютно новом качестве провинциального политика, но уже, конечно, без погон…
 

************************

 
      Распрощавшись с Ритой, Далекий поспешил обратно в редакцию, где его уже поджидала Леночка.
      – Ну что же вы опаздываете, Илья Андреевич? Я вас жду, жду, а вы все где-то ходите…
      На сей раз компотовская секретарша показалась Илье приторно-сладкой и совсем не такой сексуальной, как ему показалось на первый взгляд. Разговаривать с ней ему совершенно не хотелось, а потому он попытался отвертеться с помощью односложных фраз.
      – Ходил в кафе. Задержался, – как можно безразличнее ответил Илья.
      – Ах, уже все разведали! А я как раз собиралась пригласить вас в кафе пообедать!
      – Леночка хищно улыбнулась, растянув свои силиконовые губы.
      – Извините, но я уже обедаю с… – Илья осекся. Ему совсем не хотелось посвящать какую-то секретаршу в подробности своей личной жизни. Ему было очевидно, что скажи он, с кем обедает сегодня, через десять минут об этом будет знать половина редакции. А потому он решил соврать: -…обедаю с одним знакомым.
      – Как жалко, – губки Леночки надулись, отчего Илье показалось, что сейчас они прорвутся и силикон вылетит наружу.
      – Ну, может, в другой раз, – подбодрил ее Далекий. – Так что там с моими документами?
      – Все готово, – Леночка пододвинула к Илье бумаги, нагибаясь как можно ниже, дабы новый сотрудник оценил всю прелесть содержания ее бюстгальтера.
      Илья поставил, где надо, свою подпись, уточнил кое-какие рабочие моменты и уже собирался уходить, но Леночка его задержала:
      – Илья Андреевич, тут к Компотову Лавочкин заходил…
      – И что? – эта новость на каком-то подсознательном уровне взволновала Далекого.
      – Вроде про вас что-то говорили. Я, так, краем уха услышала…
      – И что говорили?
      – Не знаю. Просто слышала вашу фамилию – вот и все.
      – Ну, спасибо, что сказали. Пока, – Илья изобразил милую улыбку.
      – Пока, – игриво ответила Леночка и силиконовые губы вновь расползлись по ее густонакрашенному лицу.
      Илья твердо знал, что займет его время до обеда. Он достал из кармана скомканный кусок салфетки, на котором Лавочкин нацарапал адрес прежнего политического обозревателя, и еще раз внимательно его прочитал. Ехать предстояло на Ленинский проспект, что Илью вполне устраивало – как раз можно было успеть обернуться до назначенного свидания. Но перед тем как покинуть здание редакции, Далекий решил найти Риту и договориться встретиться с ней в другом месте, чтобы ненароком не столкнуться с назойливой Леночкой. Подобный маневр Илья задумал отнюдь не из-за того, что не хотел доставить секретарше неприятные минуты, а из чисто практических соображений – Леночка могла стать полезным источником информации.
      Да она уже им стала – зачем-то рассказала ему про Лавочкина…
      Поплутав по коридорам, Илья, наконец, нашел Ритин отдел и вежливо постучался в дверь, на которой висела табличка с ее именем.
      – Да, да, заходите.
      Рита сидела за компьютером и что-то с бешеной скоростью печатала. Увидев Илью, она резко отодвинула от себя клавиатуру и вышла к нему навстречу.
      – Я извиняюсь, что отвлекаю от работы – просто решил внести некоторые новые предложения, – неуверенно начал Далекий.
      – Вот так? И что же это за предложения?
      – Давайте обедать в другом месте. Я пока не придумал где, но ко времени обеда обязательно придумаю! – пообещал Илья.
      – Ничего не имею против, – Рита улыбнулась и развела руками, как бы давая понять, что в какой-то мере даже рада такому повороту событий.
      – Так значит в три у входа в редакцию.
      – Да, как договорились.
      Илья пожелал Рите успехов в написании статьи, над которой та трудилась, и направился к своей машине.
      Дом, указанный Лавочкиным Илья нашел довольно быстро. Слава богу, не пришлось плутать по дворам – все оказалось намного проще, чем он предполагал. Оставив машину у подъезда старого академического дома, Далекий подошел к двери подъезда, где столкнулся с первым препятствием – домофоном. Набрав номер квартиры, он принялся напряженно ждать ответа, которого все не было. Уже отчаявшись, Илья собирался развернуться и уйти восвояси, как вдруг в микрофоне устройства что-то щелкнуло, и усталый женский голос произнес "алло".
      – Добрый день, я могу поговорить с Александрой?
      – Кто вы? – послышалось вместо ответа.
      – Меня зовут Илья Далекий. Я новый обозреватель "Российских новостей".
      – Убирайтесь отсюда, – все так же устало потребовал голос. – И больше никогда не приходите.
      – Но, послушайте, – Илья решил без боя не сдаваться. – Я просто хотел поговорить.
      – Нам с вами не о чем разговаривать, я вас в этом уверяю. Уходите.
      Пока голос призывал Илью уйти, к подъезду подошла старушка с болонкой на поводке и начала тыкать своим магнитным ключом куда-то мимо металлического кружка замка.