Красное море

Мы тебя слушаем, — после долгих, цветистых, по-настоящему, восточных приветствий, сказал Шимон.

На Востоке не принято сразу переходить к делам. Но все понимали, что собрались они не кальяны курить, не кофе распивать, да и времени у них не так уж много. Придут к единому мнению, вот тогда можно и кальяном побаловаться. Но это потом.

— Господа, — начал Натан, — я попросил вас встретиться со мной, чтобы решить некоторые вопросы, касающиеся как ваших дел, так и наших.

Мы тебя не знаем, — прервал Ицик, — кто ты такой?

Он нервничал. Постоянно оглядывался по сторонам, будто ежеминутно ждал нападения.

— Не говори, что ты меня не знаешь. Если вы знаете Дядю Боруха, то какие ещё нужны рекомендации?

— Вы «русские». Я вам не верю! У нас не может быть общих дел!

— Подожди, Ицик, — Шимон поправил кипу. — Давай все-таки выслушаем. От нас не убудет.

— Истинная правда, — Натан почтительно склонил голову в сторону раввина. — Как вы знаете, скоро выборы. Мы предлагаем вам идти на выборы вместе с нами.

— Зачем нам это? — прищурился Шимон. — У нас хватает своих депутатов, религиозных, «марокканских», ортодоксальных… Зачем нам связываться с «русскими»? Или вам своих депутатов и министров мало?

— Отчего же, достаточно. Но вы же их знаете, мало того, что с ними каши не сваришь, так они готовы за шекель продаться кому угодно. Мы сейчас приступаем к созданию партии предпринимателей, партии мелкого и среднего бизнеса. Бизнес не знает национальности, и потому такая партия не будет, и не должна быть узкосекторальной. Что выгодно уже само по себе. Пока мы разобщены, нас можно перебить по одиночке. Тем более, что ваш бизнес, господа, весьма далёк от честного. Работаете вы по старинке, легализоваться не желаете… Удивительно, что вы до сих пор на свободе. Впрочем, думаю, ненадолго. Или вы считаете, что ваши ортодоксальные боссы будут прикрывать вас до бесконечности? Времена меняются, и мы должны меняться вместе с ними…

— Насколько я помню, вы предлагали нам защиту от клана Абуджарбилей? — сказал Ицик Хариф.

— К Абуджарбилям мы ещё вернёмся. Я бы хотел услышать ваш ответ, — Натан посмотрел на Дядю Боруха и подмигнул.

— Мне непонятно, почему вы обратились именно к нам? — Шимон с подозрением смотрел на «русских». — Вы прекрасно знаете, чем мы занимаемся, зачем вам связываться с наркоторговлей? Здесь все территории поделены, самим тесно. Зачем вам нужен маленький Израиль, если у вас есть огромная Россия?

Шимон, ты должен понимать, уж если «русские» делят между собой Америку, то избавить Израиль от вашего влияния нам ничего не стоит. Вы эту войну проиграете однозначно, — жёстко ответил Натан. Ему надоело либеральничать с этими «мароккашками».

Шимон, как это ни было ему больно, не мог не признать его правоту. Несмотря на то, что многие «русские» банды не могли часто найти общего языка между собой, но если им это было необходимо, они объединялись в единую всесокрушающую силу. И тогда уже становилось неважно, кому они принадлежали: «кавказским», «молдавским», «московским», «питерским»… Эта сила могла подмять под себя кого угодно.

— И все-таки, мне кажется, вы обратились не по адресу, — сказал, наконец, Шимон.

— Да что ты с ними разговариваешь! — возмутился Ицик. — Разве не видишь, что они нам угрожают!

— Помолчи, Ицик! — Шимон положил руку на плечо брата. — Поясните, господа, чем мы можем помочь? Мы не самая сильная, и не самая влиятельная семья в Израиле.

— Тебя, Шимон, уважают, к твоему мнению прислушиваются, — сказал Дядя Борух. — По нашим, российским, меркам, ты авторитет, вор в законе, хоть и отошедший от дел. Если ты соберёшь большую сходку «марокканских» старейшин, крёстных отцов, и скажешь своё слово, я думаю, к тебе прислушаются. Никто не собирается отнимать или посягать на ваш бизнес. Наоборот, мы можем предложить свою защиту, если вы поддержите нас.

— И все же, я всего лишь маленькое колёсико огромной машины, — задумчиво произнёс Шимон. — Вам нужно говорить с Зэевом Розеном.

Ицик испуганно толкнул его в бок. Имя Зэева наводило страх на многих торговцев наркотиками, да и не только на них. На Розена неоднократно покушались, и все безрезультатно. У него был волчий нюх на опасности. Он никогда не подставлялся. Четыре раза взрывали его машину, но он всегда выходил из неё до взрыва, или вообще не садился. Два раза полиция арестовывала снайперов ещё до того, как они успевали прицелиться. Натан слышал про Зэева, читал про него в прессе, но познакомиться пока не удосужился. Да и пробиться к «королю» криминального Израиля, было очень непросто. Натан подсознательно чувствовал, что и его, и Зэева Розена хранят одни и те же ангелы.

— Вот ты и поговоришь с ним, — сказал он Шимону. — Пусть Зэев встретится со мной.

— Думаешь, он меня послушает?

— Не валяй ваньку, раввин.

— Что такое «ванька»? — поинтересовался Ицик.

— Это значит, не вешай лапшу на уши, — еле сдерживаясь, процедил сквозь зубы Натан. Ох, уж эта восточная вежливость! Так и хочется дать в лобешник. И сказал Евгению: — А ты бы мог и понятнее переводить.

— Русский язык — богатый язык, — улыбнулся Чёрный. — На иврите нет таких выражений. Сам же просил переводить все слово в слово.

— Ладно, проехали.

— Тихо, пацаны, тихо, — Дядя Борух поднял руку. — Чёрный тут ни при чем. Он все правильно делает.

— Извини, нервы, — Натан потрепал Евгения по плечу и обратился к Шимону. — Ну, что, договорились?

Я подумаю, — вежливо ответил раввин.

Разговор можно было считать законченным. Но оставалось ещё одно дело — Абуджарбили. Натан обещал помочь, а свои обещания он привык исполнять. Хотя в Израиле почему-то считается, что обещание, данное человеку из чужого клана, выполнять необязательно. Более того, обмануть его — это чуть ли не подвиг. Поэтому доверия между разными группами людей, практически, нет. Ну, а что касается «русских», то они готовы обманывать всех и каждого, хоть своего, хоть чужого. Это Натану было непонятно. Как можно вести дела, если никому не доверяешь? В этом и состояла самая большая трудность объединения.

— Теперь по поводу семьи Абуджарбиля, — сказал Натан.

— Да! — тут же дёрнулся к нему Ицик.

Как я понял, вы хотите избавиться от них навсегда?

Братья переглянулись.

— Ну, вообщем, правильно, — подтвердил Ицик. — Но так, чтобы на нас не упало подозрение.

— Я не хочу, чтобы подозрение пало и на нас, «русских». Убивать мы не будем. Сидеть в тюряге за ваши проблемы мы тоже не хотим.

— А как же?.. — Ицик непонимающе посмотрел на Натана.

— А вот так. Мы не убийцы. Мы честные предприниматели. Даже налоги платим, — Натан улыбнулся. — Но я обещаю, что проблема будет решена. Своё слово я держу. В отличие от вас.

— Хорошо, — Шимон поднялся, давая понять, что разговор окончен. — Я тоже держу своё слово.

— Что ты собираешься делать? — спросил Натана Дядя Борух, когда они сели в машину.

Есть одна идея, — ответил Натан. — Но пока говорить мы о ней не будем. Зачем тебе забивать голову ненужными подробностями. Ты лучше собирайся в Россию, подготовь авторитетов и бизнесменов. Необходимо, кровь из носа, связаться с людьми из госдумы.

Чёрный смотрел в окно, не вмешиваясь в разговор. Ему нравился старый Яффо. Казалось, время здесь остановилось. Арабы, как древние статуи, в халатах и чалмах, сидели у входа в свои кафешки и магазинчики, с безразличием глядя на прохожих, другие — громко зазывали к себе покупателей. Голоса у них пронзительные, даже когда между собой разговаривают, такое впечатление, будто ругаются. Что делать, восточный колорит. Повсюду разбросаны лавчонки с медной, серебряной и бронзовой посудой, подделки под старину. Туристы покупают. Ещё и восхищаются, языком цокают, глаза закатывают… Будто в музей попали. Продавцы их не уважают, улыбаются, лебезят, а сами на арабском и на иврите посылают куда подальше… Иностранцы тоже улыбаются, благодарят, «плиз», «данке», «спасибо», «мерси», словно не подозревают, что им лапшу на уши вешают. Впрочем, они иностранцы, им простительно.

Натан с Дядей Борухом все ещё обсуждали предстоящее объединение бизнесменов в единую партию. Евгений не совсем понимал заинтересованность старого вора в подобном объединении. Ему-то какой прок от всего этого? Он находится в России, в Израиль наезжает время от времени… Америка — ещё куда ни шло, страна богатая, миллионер на миллионере, весь цвет воровской России туда перебрался… Кому нужен нищий, третьесортный, маленький Израиль? От местных «баронов» не продохнуть! Впрочем, не его это дело. В уме он уже прокручивал статью, которую мог бы написать. Это была бы сенсация! Но он никогда её не напишет. Евгений не испытывал по этому поводу никаких сожалений. Так же как не испытывал сожалений тогда, когда, весь израненный, разбитый физически и морально, вернувшись из Афганистана, он отказался от выгодного предложения одного финского информационного агентства, написать несколько статей о той войне. И не потому, что тогда, в 83-м, о войне в Афгане писать правду было не принято. Он не хотел даже в мыслях, даже на бумаге, туда возвращаться. Потом, впоследствии, читая газеты, книги, смотря фильмы, в которых «афганцы» были показаны сильными, бесстрашными, крушащими все на своём пути, этакими советскими Сталлоне и Шварцнегерами, Чёрный понял, что, наверное, он сделал правильно. Народу нужны были герои, а что происходило в Афганистане на самом деле, мало кого интересовало. Он вспомнил как погиб капитан Савельев, любимец всей роты, как говорили про него солдаты, «батяня». Капитану тогда было двадцать восемь. От него только фуражка осталась. Почему-то Евгению больше всего запомнилась эта фуражка, которая, заторможено кружась, как в замедленной съёмке, летела по воздуху. От самого Савельева не осталось ничего, даже костей. Бомба-трехтонка, сброшенная с нашего «СУ-17», упала прямо на капитана, а самого Евгения взрывной волной отбросило метров на сто, и со всей силы жахнуло о дувал. Как он жив остался, одному Богу известно. А когда открыл глаза, увидел летящую фуражку. И услышал тишину. Громоподобную тишину. Разрывающую барабанные перепонки. Никогда впоследствии он такой не слышал. Потом оказалось, что у него сильнейшая контузия. Самое удивительное, что его не комиссовали. Командир части скрыл это от вышестоящего начальства. Может, испугался. В медсанчасти записали «сотрясение мозга», и все. Чёрный тогда молодой был, спорить не стал, да и не знал он, что у него контузия. Отлежался в госпитале, радовался, что легко отделался. А то, что после этого начались страшные головные боли, ну, так это, как говорится, издержки производства. Это уж потом на свет божий вылезли разные болячки, а тогда, по молодости, все до фени было. Евгений часто вспоминал эту фуражку. За два года службы в Афганистане много разных случаев было, но больше всего запомнилась капитанская фуражка. И вот сейчас, глядя на проплывающий за окном машины, запылённый, раскалённый от солнца, Яффо, он снова увидел воронку от бомбы, могилу капитана Савельева, и его летящую фуражку.

— Что задумался, Чёрный? — спросил Натан, прикуривая «Парламент»,

— Да так, о своём.

— Вообщем, Женя, и тебе дело нашлось. Надо, чтобы ты переговорил с той толстой коровой.

— Какой коровой?

— Ну, этой журналисткой. Как её? Марковой. Лидой. Придумай, где с ней можно пересечься невзначай. Так, чтоб она не подумала, что я её специально разыскиваю.

— Ты что, Натан, головой поехал? Зачем она тебе?

— Я знаю, как её использовать, — засмеялся Натан. — Смотри сам: толстая, белокурая, в соку баба… Кстати, ты не в курсе, она крашенная? Ну, не важно. Марокашкам такие нравятся. Они от них кипятком писают. Вот мы её и попросим познакомиться поближе с Роном или Ави Абуджарбиль.

— Думаешь, согласится?

— Если она настоящая журналистка, а не профура какая-нибудь, то должна мне ноги целовать за такое предложение. Тему для репортажа отхватит аховую!

— Подожди, Натан, ты, что, хочешь внедрить её в клан Абуджарбилей?

— Точно. Есть такая мыслишка. А потом она их сдаст полиции. Заработает благодарность от государства.

— Они же её порежут!

— Тебя это волнует? Меня — нет. Ты же сам говорил, что она — дерьмо!

— Я этого не говорил. Все равно, как-то непорядочно.

— Непорядочно, говоришь? А с тобой она порядочно поступила? Или ты уже простил её? Никогда, ничего и никому нельзя прощать. Иначе затопчут! Правильно я говорю, Дядя Борух? И не переживай, ничего с ней не случиться. Люди Рустама будут за ней присматривать. Да и Харифов я предупрежу. В крайнем случае, президент Израиля прочитает над её могилкой молитву, — засмеялся Натан.

Чёрный промолчал. Не нравилась ему эта затея.

— Слышь, Женя, — Дядя Борух повернулся к нему, — помнишь, ты как-то заикался про «русских пантер» и семейку, которая, якобы, ими руководила?

— Ну? Помню. Марк Доберман и Лея Филопонтова.

— Я вот что думаю, Натан, почему бы не использовать этих мудаков против Абуджарбиля? — спросил Дядя Борух. — Мне кажется, они немало нахапали, я наводил справки, пора бы и отработать. Как думаешь?

— Кто такие? Почему не знаю?

Евгений вкратце рассказал Натану все, что знал о, так называемых, «русских пантерах», Добермане, Филопонтовой, и ворованных деньгах.

— И что, много награбили? — поинтересовался Натан.

— Честно говоря, не знаю. По слухам, много. Иначе, зачем Доберману бежать из Израиля? Кстати, с ним связана ещё одна интересная история. Когда в Израиль приезжала съёмочная группа передачи «Совершенно секретно», они наняли Добермана в качестве консультанта по криминалу. Доберман тоже журналистом был. В итоге группа лишилась двадцати тысяч долларов. Таких историй великое множество, — ответил Чёрный.

— Интересно, — задумчиво протянул Натан. — И что, с него не сняли стружку?

— Был какой-то шум, но я не совсем в курсе. Вообще-то, он очень скользкий тип.

— Значит, говоришь, Лея Филопонтова? Надо подумать. Предложение стоящее. Как она выглядит?

— Мало чем отличается от Лидки Марковой, такая же толстая, — ответил Евгений.

— Как к ней подобраться?

— Не ломай голову. Объяви о какой-нибудь пресс-конференции с бесплатной жратвой и пойлом, писаки со всего Израиля сбегутся. На халяву и уксус сладкий. Заодно обработаешь и Лидку, и Филопонтову, — лениво сказал Евгений и достал из кармана таблетки от головной боли.

— Голова! — захохотал Натан. — А эти две, случайно, не лесбиянки? Вот будет номер, если мы подсунем Абуджарбилям лесбиянок!

— А я откуда знаю? Я у них не спрашивал.

— Ладно, разберёмся. Ты, вот что, Женя, подготовь парочку статей об объединении предпринимателей. Только о создании партии пока не пиши. Рано ещё. А потом мы дадим объявление о пресс-конференции.

— Что с Бероевым думаешь делать? — спросил Дядя Борух. — Если выходить на российских министров и госдуму, без него не обойтись. Я думаю, что ни Чурилов, ни Березовский ещё не забыли того, что он для них сделал?

— Не напоминай мне про Чурилова, Дядя Борух, я эту суку ещё по Питеру знал! А Бероев… Мне есть, что ему предложить. Думаю, не откажется. Мы на него через Черновила выйдем, через премьер-министра.

— Ох, Натан, Натан, далеко взлететь хочешь, как бы ноги не обломали, крылья не оторвали…

— Ничего, будем живы, не помрём, — отмахнулся Натан.

Если бы он знал, как был прав старый мудрый вор Дядя Борух!

Пресс-конференция состоялась через две недели в Тель-Авиве, в гостинице «Дан-Панорама». Общество собралось представительное. Бизнесмены, работники посольств и консульств, мэры разных городов, депутаты Кнессета, была даже парочка министров, и, конечно же, журналисты практически всех израильских газет и телеканалов. Эти слетаются на халявную закусь, как комары на белое жирное женское тело. «Русские» составляли основную часть собравшихся. Это естественно. Коренные израильтяне, в большинстве своём, если им это не выгодно, игнорируют подобные мероприятия.

Были здесь и Фазиль с женой, и Аарон Берг с сыновьями, приехал человек от Зэева Розена, были оба Харифа, даже Абуджарбили решили осчастливить своим присутствием данную тусовку. Но больше всего Натана порадовало то, что здесь присутствовали два самых богатых человека Израиля, чьи имена можно было увидеть в списке «Кто есть кто» среди мультимиллионеров.

Приехали, конечно же, и Лида Маркова от своей газеты «Тупой угол» (название полностью отвечает содержанию), и Филопонтова от «Новостей»… Эти две курвочки стояли возле одного из столиков с напитками, держали в руках по бутерброду с красной икрой, и с интересом разглядывали собравшихся. Они изо всех сил делали вид, что в подобном обществе вращаются постоянно, а такую изысканную хавку лопают каждый день. Правда, это у них плохо получалось. Когда Маркова сталкивалась взглядами с кем-нибудь из бизнесменов или политиков, она нагло смотрела им в глаза, улыбалась, кивала головой, будто старым знакомым, только щеки её покрывались красными пятнами, ресницы начинали нервно подрагивать, а толстый живот так и норовил втянуться вовнутрь. Евгений хмыкнул. Да, такую «красоту» никакими ухищрениями не скроешь! Он рассматривал обеих женщин с другого конца зала, стоя рядом с Натаном и известным израильским миллионером русского происхождения Моисеем Капланом. «М-да, плоховато у девочек со вкусом», — подумал про себя Чёрный. Если Филопонтова, подчёркивая свою показную религиозность, была одета в длинную, до пят, чёрную юбку и белую, застёгнутую под горло, блузку, то Маркова, наоборот, напялила на свои телеса короткое, обтягивающее, золотистое платьице, сквозь которое чётко можно было просчитать все её излишества, складки и жировые отложения.

Натан вопросительно посмотрел на Евгения, мол, чего это ты хмыкаешь? Может, он, Натан что-то не так сказал? Чёрный показал ему глазами на двух подружек. Натан понимающе улыбнулся. Все-таки место рождения накладывает свой отпечаток. Особенно, если ты родилась в провинции.

Натан отозвал его в сторону.

— Сходи, провентилируй почву.

— Обойдутся. Они сами должны подойти. Не надо показывать, что нам нужна их помощь. Пусть радуются, что ты вообще пригласил их, обратил на них внимание.

Как бы в подтверждение его слов, Маркова, наконец, оторвалась от бутербродов с кока-колой, и, покачивая бёдрами, продефилировала через весь зал к Натану.

— Добрый вечер, Натан! Привет, Женя! — она улыбнулась, прикрывая ладонью рот, чтобы не было заметно отсутствие двух зубов. — Во-первых, хочу поблагодарить за приглашение. Мне было очень приятно, что вы меня не забыли.

— А во-вторых? — Натан деловито-серьёзно смотрел на журналистку.

— А во-вторых, насколько я понимаю, вы пригласили меня не просто так. Наверное, вам что-то от меня нужно?

— Здесь много журналистов, но это не значит, что мне от них что-то нужно. Однако вы проницательны. Люблю иметь дело с умными людьми. Я хочу, чтобы вы сделали репортаж о криминальной обстановке в Израиле. И в первую очередь, о клане Абуджарбилей.

— Почему бы вам не попросить об этом Женю? Криминал — это его специализация, — Маркова с сомнением смотрела на Натана. Она была далеко не дурочка.

— Я хочу, чтоб это сделали именно вы, — Натан нажал на слово «я хочу», — причём за хорошее вознаграждение. Вы женщина, у вас более острый взгляд. Женя, как мужчина, эмоционально беден. У вас это получится лучше. К тому же вы красивая женщина, я бы сказал, очень красивая, израильтяне падки на таких женщин, вам легче будет договориться с кем-нибудь из них, с Роном или с Ави, о встрече.

Лида покраснела от удовольствия. Все-таки она очень в себе уверена, кажется, действительно считает себя неотразимой.

— Что я с этого буду иметь? — задала Маркова типично еврейский вопрос.

— Разве я не сказал? Хорошее вознаграждение. Сумму мы уточним позже. И желательно, чтобы об этом никто не знал.

— Натан, а зачем вам это нужно? Ни для кого не секрет, что основной доход Абуджарбилей — от наркотиков.

— Вот я и хочу, чтобы вы провели журналистское расследование.

— Вы не ответили на мой вопрос, какой вам от этого прок?

— Девочка, ты разве не поняла меня? — голос Натана стал жёстким, металлическим. — Я заказываю. Твоё дело согласиться и сделать свою работу «на отлично». Или отказаться. И забыть о нашем разговоре. Ясно?

Маркова помолчала. Она прекрасно понимала, что, отказавшись, на карьере можно поставить крест, другого такого случая не будет. А если согласиться, ещё неизвестно, как все повернётся. Она слышала про Абуджарбилей, об их жестокости. Но где-то в глубине её подсознания все ещё сидела её ментовская сущность. К сожалению, она никогда не работала следователем. Все, на что она была способна в своей прошлой жизни, это коптить небо замполитом на «химии». Профессиональным журналистом Лидия тоже никогда не была, поэтому, как проводить «журналистское расследование» толком не знала. Ей, правда, казалось, что ничего сложного в этом нет. Странно, но так думают все дилетанты. Она тряхнула головой, черт с ним, в конце концов, надо же с чего-то начинать! Дуракам, как говорится, везёт. Уж если жизнь, а точнее, Натан Гринберг, один из самых богатых и уважаемых людей Израиля, а возможно, и мира, подкидывает такой шанс, надо ловить удачу за хвост. Чем черт не шутит, может он обратил на неё внимание не только как на журналистку, но и как на женщину. Все эти мысли были написаны у неё на физиономии, хотя она и старалась сохранить невозмутимый вид.

Евгений невольно улыбнулся. Баба всегда остаётся бабой, будь она хоть семи пядей во лбу.

— Хорошо, я согласна, — выдавила из себя, наконец, Маркова. — Но как я с ними познакомлюсь?

— Ты — женщина, и вроде бы не глупая, тебе и карты в руки, — не оставив металлического тона, ответил Натан. Он уже просчитал её, чувствовал, что разговаривать с ней нужно только так. — Вон они стоят, — он глазами показал на Рона и Ави.

Лидия кивнула головой и, метнув исподлобья взгляд на Чёрного, растворилась в толпе, оставив после себя сладковатый запах дешёвых духов.

— Ну, как она тебе? — спросил Натан у Евгения.

— Ты же знаешь, о коллегах или хорошо, или ничего.

— Хм, как о покойниках.

— Между прочим, это тебе решать, подходит она для этой работы или нет. А то, глядишь, она скоро и правда в покойника может превратиться. Одно могу сказать точно: если она где-нибудь проколется, Абуджарбили ей не простят. Поэтому я против. Ты мог бы найти и другой капкан, чтоб их прищучить.

— А как ты смотришь на то, чтобы использовать Филопонтову? Мне кажется, у тебя на неё свой зуб имеется. Я прав?

— Скажем так, ты недалёк от истины. Знаешь, кто кляузу на меня в полицию накатал?

— Неужели, она? А с виду такая симпатичная. Какой ей смысл?

— Понятия не имею, но догадываюсь.

— Поделиться не хочешь?

— Нет. Но мне кажется, что у неё получится лучше, чем у Лидки. У Леи больше опыта морочить яйца мужикам.

— Филопонтова трахаться любит? — вдруг, ни с того ни с сего, спросил Натан.

— Здрасьте! А я откуда знаю?

— Да ладно тебе! Говорят, ты пол-Израиля перетрахал, — Натан обнял Чёрного за плечи и повёл к импровизированной сцене, на которой устанавливали микрофоны и расставляли стулья.

— Слушай больше! Ты, что, баба, чтоб каждой фигне верить?

— А чего ж ты покраснел? — засмеялся Натан.

— Иди ты…на сцену. Тебя уже ждут, — Евгений кивнул на миллионера Каплана, который махал Натану рукой. — Кстати, смотри, кто пришёл. Бероев! Вот уж не ожидал.

— Что ж, тем лучше, — Натан оглянулся на входящего в окружении охраны Бероева. — На ловца и зверь канает. Не уезжай без меня. Обратно вместе поедем.

Чёрный покрутился по залу, махнул бокал водки, и стал думать, чем бы заняться, пока идёт пресс-конференция. Сидеть в толпе журналюг и смотреть в рот выступающим, ему было неинтересно. Можно было бы ещё успеть искупаться в море, благо, гостиница находиться рядом, на набережной. Все равно эта трепотня продлится часа полтора, не меньше. Можно найти какую-нибудь журналисточку и трахнуть её на берегу. Можно просто напиться, и не ломать себе голову.

Евгений оглядел зал. Вот, блин, даже глаз остановить не на ком. Одна рожа страшнее другой. Он снова налил себе водки, опрокинул в рот, бросил туда же кусок красной рыбы.

— Ай-ай-ай, Женечка, напиваешься?

Чёрный поперхнулся. Непроглоченная рыба, сделав кульбит, упала в чью-то тарелку. Он оглянулся. Рядом, держа в руке одноразовый стаканчик с каким-то красным напитком, стояла Лена Крамер, 30-летняя дама, на голову выше Евгения, имеющая внушительные округлости именно там, где они должны быть, ведущая женской рубрики в газете «Сан». По слухам, женщина, отличная во всех отношениях, особенно, в вышибании денег из мужиков. Знакомы они были поверхностно, пересекались несколько раз на различных тусовках. Чёрный её недолюбливал, впрочем, у них это было взаимно. Может, потому что когда-то, напившись в драбадан, он не смог её удовлетворить. А ведь про Евгения говорили, что он может доставить удовольствие любой, самой фригидной бабе. Вот Лена и решила его проверить. Но ей обломилось. После этого случая, она и возненавидела Чёрного. А ещё, наверное, из-за того, что она никогда никого не просила трахнуть её, а его просила, мало того, умоляла. Правда, Лена тоже была хорошо пьяна, это её оправдывает. Что же касается Евгения, то, честно говоря, он просто «продинамил» Леночку, на самом деле он был не так уж пьян. Надо же было доказать этой стервочке, что «динамо» — это не только привилегия женщин.

— А-а, это ты, — протянул Чёрный. — Привет.

— Я видела, ты приехал вместе с Натаном Гринбергом? — спросила она. — Вы хорошо знакомы?

— Сидели в одной камере, — не очень любезно ответил Евгений. — А ты чего здесь крутишься? Это же не твоя епархия. Ты же феминистка.

— Да так, дома скучно, муж постоянно ругается… Решила проветриться.

— А заодно найти кого-нибудь для удовлетворения сексуальных потребностей?

— Ну, если ты ещё не сильно пьян, то могу воспользоваться твоими услугами.

— Неплохо было бы для начала поинтересоваться моими желаниями.

— А чего ими интересоваться? Твои желания на роже написаны. Напиться и потрахаться.

Такая словесная пикировка могла бы продолжаться долго. Но Чёрному вдруг стало лень вести с ней бессмысленный разговор.

— Ладно, уговорила. Где в этой забегаловке можно найти уединённое место?

— Зачем искать? Пошли на море. Небо, звезды, песок… И никого. Что ещё нужно человеку для счастья? — Лена Крамер призывно улыбнулась.

— Действительно, что ещё нужно для счастья, — Евгений вздохнул, оглядел её ладную фигуру и тряхнул львиной гривой. — Пошли.

11. ЕВГЕНИЙ ЧЁРНЫХ.

(Афганистан, начало 80-х).

Ночь в Афганистане наступает сразу, мгновенно, как только солнце скрывается за вершинами каменных гор. И тут же становится холодно. Слишком резкие перепады температуры. Днём жарища градусов под пятьдесят, пот глаза заливает, а ночью — двадцать — двадцать пять, хоть костёр разжигай, чтоб погреться. Ночь — самое напряжённое время. Черт его знает, что тебе на голову свалится: скорпион, фаланга, душман или случайная пуля. Хотя, может, и не случайная вовсе, а предназначенная именно тебе. Вот и вглядываешься, как дурак, в темноту, глаза выпучиваешь, как будто в этой вязкой темени что-то можно разглядеть. Да что там говорить, в трех шагах ни хрена не видать. Звенящая тишина камнем давит на психику, уши будто ватой набиты, не удивительно, что с ума сходят чаще всего ночью, в тишине. Где-то хрустнула ветка, где-то птица крикнула… Автомат наизготовку, стой, стрелять буду! Нет, все, слава богу, спокойно. Это нервы, блин, на пределе. Не привык ещё. Конечно, не привык. Разве можно к этому привыкнуть? До дембеля ещё далеко, целый год. Одно хорошо, уже не «салага», уже «черпак». А это значит, что никто из «дедов» от нечего делать по роже тебе не даст. Уже и ответить можно. Вообще, странная ситуация: с одной стороны по печёнкам бьют почём зря, чтоб следов не оставлять, с другой стороны стреляют, в любой момент можно копыта отбросить… Ничего удивительного, что «молодые» подаются в бега. Правда, неизвестно, что лучше: в плену у душманов, насильно обмусульманенный и обрезанный, или здесь, у своих. Наверное, со своими, все-таки, лучше.

Нет, что ни говори, а в Кабуле было полегче. Там весь город нашими напичкан, особенно, на территории дворца Амина. А здесь, на «точке», только двенадцать человек, и то половина из них или пьяная, или обкуренная, или обколотая… Вокруг кишлаки, бородатые афганцы, верблюды да ослы. Вообще-то, кишлаки считаются «красными», то есть поддерживающими советскую власть, значит, безобидные и безопасные. Но это днём. А ночью, хрен их знает, в кого эти бородачи перекрашиваются, в зелёных, полосатых или серо-буро-малиновых. Недаром же говорят, что ночью все кошки серы. Днём они добрые, руки пожимают, улыбаются, «шурави», «бакшиш», «спа-си-бо»… Но по ночам не подходи, пристрелят.

До ближайшей воинской части больше пяти километров. Жратву привозят два раза в неделю. Это в лучшем случае. Потому что если машину где-нибудь подорвут, то хавки уже не дождёшься. А если шофёр, сука татарская, обкурится и уснёт по дороге, да ещё и врежется во что-нибудь, то перловую «шрапнель» уже придётся хавать пополам с песком. «Старики», правда, говорят, что здесь, возле Баграма, спокойно, тихо, это тебе не Кандагар, где проходят тропы наркоторговцев, и где полно душманских банд.

— Женька, пыхнуть хочешь? — раздался из темноты тихий вопрос. Это Петька Леонов, по кличке Казах, сержант, телефонист.

— Ты чего не спишь? Тебе же с утра линию проверять.

— Да что с ней сделается? Все равно связи уже третий день нету. Я ремонтирую, а духи режут. Говорил же майору, поставь, падла, охрану, так ведь нет, не хочет, людей, видишь ли, не хватает. А я что, рыжий, под пулями каждый день ползать?! На хрена мне это надо! Ну, так что, будешь косячок?