1

— А ты знаешь, что про него говорят? — вопрошал Джордж, исполнительный продюсер, в какой-то степени босс Дженни.

— Знаю, но он просто потрясающий.

— Его считают невыносимым, крайне требовательным. — А это уже Томас, ведающий распределением ролей в шоу. Они с Дженни были давними друзьями, еще с тех самых пор, как оба начинали скромными ассистентами режиссера.

— Может быть, люди, называющие его невыносимым, сами немногим лучше?

— Но ты никогда с ним не сталкивалась. Мы можем влипнуть в крупные неприятности. Овчинка выделки не стоит. — Это уже Брайан. Самый близкий друг Дженни.

К мнениям Джорджа, Томаса и Брайана стоило прислушаться. Дженни доверяла их суждениям и вкусу. Но ею руководил инстинкт. «Он — именно то, что нужно», — это было пронзительное чувство. И она вдруг ощутила себя энергичной, уверенной. Именно за это ощущение она обожала свою работу, да и всю свою жизнь.

— Не понимаю тебя, — продолжал Брайан. — Откуда такая уверенность?

— Мне нравятся его глаза.

…Два года назад одновременно состоялись премьеры сразу двух дневных телевизионных мыльных опер. Одна — с длинными сериями, эффектная, щедро финансируемая, именуемая «"Аспид" с Алеком Камероном в главной роли». А другая — спокойная, изящная, изысканная, под названием «Спальня моей госпожи». Никто, кроме создателей последней, не подозревал, что между ними возможна конкуренция. Слишком многое было против «Спальни». Каждая серия шла всего полчаса, да еще соседство в программе с ведущим дневного шоу, плюс исторический сюжет… «Донкихотство» — это слово чаще всего употреблялось для характеристики сериала. «Обречено» — звучало почти так же часто…

Но, вопреки предсказаниям, «паршивая овца» выжила и постепенно завоевала аудиторию. Большая историческая достоверность и элегантный стиль «Театра Шедевров Би-Би-Си» привлекали даже тех, кто никогда прежде не смотрел мыльных опер. Казенные юристы, профессора колледжей, художники-графики и музыканты, перебивавшиеся случайными заработками, включали телевизоры и смотрели «Спальню моей госпожи».

Ну, а «Аспид» с Алеком Камероном», съевший Бог знает сколько денег? Это была мина замедленного действия. Его никто не смотрел.

Алек Камерон никого не просил делать шоу лично для него. Когда телевизионщики подъехали к нему с этой идеей, он нашел ее не слишком удачной, в чем и признался откровенно. Он говорил, что мыльные оперы никогда не строятся на одном, пусть даже громком имени, и залог успеха — актерский ансамбль. Особенно это касается дневной передачи. Но, уже коль делать ставку на актера, то Алек считал себя подходящей кандидатурой. Исполнительные продюсеры соловьями заливались, расхваливая его несомненный талант, уверяя в зрительской любви… Идея постепенно стала казаться ему не столь дурацкой. И в конце концов Алек уверовал в то, что она великолепна. Но — увы — это было не так.

Телевидение на сей раз воспользовалось услугами нового сценариста, который прежде никогда ничего подобного не писал. Просто он в течение трех недель смотрел всевозможные мыльные сериалы и затем, полагая, что приобрел огромный опыт, объявил, что собирается произвести революцию жанра. В его произведении не будет семейства. Такие глупости, как образцовые пары, потеря памяти и прочее — в прошлом.

— Так что же, у моего героя семьи совсем не будет? — спросил Алек при первой же встрече с автором.

— Да, мы не собираемся обсасывать проблемы семьи! Семья нас больше не интересует.

Но какая же мыльная опера без проблем семьи? В этом жанре в центре внимания всегда семья, отношения внутри нее, голос крови… История семьи — краеугольный камень любой мыльной оперы. Без семьи никак нельзя!

Дженни Коттон это знала. Создательница и главный сценарист «Спальни моей госпожи», она разрабатывала именно эту тему. Время действия ее детища — далекое прошлое, персонажи носят замысловато повязанные галстуки и шейные платки и летящие струящиеся платья с высокими талиями. Но все они — члены семейств. Дженни не собиралась совершать никаких революций. Структура мыльной оперы ее вполне устраивала. Она работала по законам жанра. И «Спальня моей госпожи» была написана лучше, чем любой другой телесериал, а ее персонажи — живее и правдоподобнее.

Алек ежедневно получал рукописи новых сцен из «Аспида» и все меньше верил собственным глазам. Все было перевернуто с ног на голову! Начисто отсутствовали пересказы прошлых эпизодов, и зритель, пропустивший пару серий, ничего не понимал. Две, а порой и три сюжетных линии, завязывающиеся одновременно, развивались очень вяло. Герои, и даже обаятельные, навевали скуку. Ясно было, что писавший не имел ни малейшего понятия о мыльных операх.

Будь Алек просто одним из актеров, он помалкивал бы. Но его имя было как бы частью названия пьесы, лицо мелькало в рекламе, так что на кону была репутация. Да и другие артисты крепко приуныли… Он просто обязан был что-то предпринять!

Он попробовал играть с Полом Томлином, автором, в открытую. Не высказывая критических замечаний ни в артистической, ни в гримерной, ни в коридорах, где постоянно толклись артисты, он беседовал только с авторами текстов и продюсерами. Встречался с ними, спорил, умолял… Как-никак это было уже его четвертое шоу, все-таки он завоевал «Эмми» — самый престижный приз.

И прекрасно знал, что обеспечивает успех мыльной опере! «Вернитесь к основам!» — убеждал он. — Герои — любимчики телезрителей, душещипательные истории… И семейные драмы! Пожалуйста, вернитесь к делам семейным! Нам необходимы матери, дедушки, сводные сестры, кузины-воспитанницы, и все такое прочее».

— Семья — вчерашний день, — презрительно фыркнул Пол. — И давно никого не интересует.

Семейные дела-то не интересуют? Алек беспомощно уставился на Пола. Откуда свалился этот парень? Разве он не знает, кто смотрит телевизор в дневные часы?

И Алек не сдавался. Ведь он боролся не только за себя. В «Аспиде» с участием Алека Камерона» была занята уйма народу. И не только актеры, но и мастера по костюмам, художники и многие другие останутся без работы в случае провала. Алек чувствовал такую ответственность, будто увольнение грозило лично ему.

Через год на телевидении все уже отчаялись. Алек к тому времени работал по пять дней в неделю и заучивал по сорок страниц текста за ночь. Продолжались выездные съемки — дорогостоящие вояжи в Перу и Финляндию. Это не помогало. Скука — она и в Африке скука.

А действие «Спальни моей госпожи» на самом деле происходило далеко — в Англии эпохи Регентства, в начале девятнадцатого века! Но труппа не выезжала на съемки — средства не позволяли. Да и нужды не было.

Наконец, после изматывающих и отупляющих полутора лет, мучения Алека кончились. Название сменилось: вместо «Аспид» с Алеком Камероном в главной роли» шоу стало именоваться просто «Аспид!!» Герой Алека был похоронен под обвалом, катаясь на горных лыжах. Он был свободен.

Можно было перевести дух и, наконец, выбросить из головы, что ты за кого-то в ответе. Другой солдат подхватит древко, выскользнувшее из рук истекающего кровью знаменосца. «Вы достаточно долго боролись. — Доктор закрыл историю болезни. — Умрите с миром».

Месяц Алек спал без просыпа. Потом уехал домой, в Канаду, повидать семью. Вернувшись в Нью-Йорк обновленным, посвежевшим, готовым к новым свершениям, он с удивлением обнаружил, что с таким же успехом мог и не возвращаться. Его имя было запятнано — да что там, оно было грязно, как картофельные посадки отца! Никто теперь не пригласил бы его сниматься. Это был конец — в тридцать два года!

Алека обвиняли во всех злоключениях «Аспида». Газеты писали, что с ним трудно, что он чересчур темпераментен, упрям, что он максималист…

Он не верил своим глазам. Ведь он всегда считался хорошим парнем — пунктуальным, компетентным профессионалом, посвященным во все тонкости ремесла. Как они смеют называть его «трудным»? Он же канадец. А у его родной страны самая протяженная в мире открытая граница! Канадцы не бывают «трудными»!

— Но ведь все эти люди знают меня, — спорил он со своим агентом. — Им известно, что я не такой!

— Они знают также, что ты был частью бомбы, которая так громко взорвалась.

С этим нельзя было не согласиться. В действительности он был не просто «частью бомбы». Когда-то он играл в сериале «"Бомба" с участием Алека Камерона». Кстати, не самая удачная его работа.

Заработать на хлеб было несложно. Он озвучивал рекламу — работа не особенно приятная, но вполне прибыльная. Он получил приличную роль в хорошем кинофильме. Но ему никогда не нравилось работать в кино — Алек не любил слоняться без дела, дожидаясь, пока утихнут споры по поводу освещения съемочной площадки. Не по сердцу ему была и атмосфера киносъемок — нечто среднее между космическим кораблем и необитаемым островом. Алек любил мыльные оперы. Они вполне отвечали его стилю игры и присущему ему стремлению к регулярности во всем. Ему необходимо было каждое утро ходить на работу, видеть одних и тех же людей, быть частью коллектива. Мыльные оперы — вот то единственное, к чему он был профессионально пригоден. И вдруг в одночасье он лишился возможности этим заниматься.

Но вот в этом странном историческом сериале «Спальня моей госпожи» срочно понадобилось заменить актера, играющего Его Светлость Фредерика Чарльза Эдмунда Стейрза, Пятого Герцога Лидгейтского. Инстинкт подсказал Дженни, что здесь нужен именно Алек.

Работа над «Спальней моей госпожи» шла в Бруклине в старом трехэтажном кирпичном здании, где раньше располагался склад. Другие сериалы снимались в модерновых студиях Манхэттена, оснащенных всеми мыслимыми и немыслимыми удобствами. Но «Спальня моей госпожи» нуждалась в дорогих костюмах и декорациях, а бюджет был ограничен. Все — от старой мебели до старинной вышивки — в Бруклине было гораздо дешевле, чем в Манхэттене.

Телевидение обычно присылало за актерами лимузины, чтобы доставлять их в эту глушь, но Алек решил ехать своим ходом. Не стоило сразу же начинать с панибратства.

На этот раз все будет не как обычно: приехал, отработал и — домой. Не собирается он ни за что отвечать. Нечего взваливать на свои плечи тяжесть мироздания. Если две актрисы терпеть друг друга не могут — это, разумеется, неприятно, но он-то при чем? Не станет он сюда влезать. Если кто-то из режиссеров ненавидит голубых или, наоборот, людей с нормальной сексуальной ориентацией — что ж, прискорбно, но Алек останется в стороне. Пусть на этот раз кто-нибудь еще играет роль спасителя мира. Пускай распинают другого.

Охранник в холле студии сразу же узнал его:

— Мистер О'Нил просил, чтобы ему сообщили, когда вы придете, — он снял трубку внутреннего телефона. — Он хочет сам все вам показать.

— В этом нет необходимости.

Алек не желал, чтобы с ним нянчились, как с опальным принцем, наголову разбитым в крестовом походе. Это, между прочим, его пятая мыльная опера! И он как-нибудь отличит гримерную от костюмерной.

— Вы только покажите мне, где тут гардеробная.

— Но мистер О'Нил велел подождать его… — взволновался охранник. Он действовал согласно инструкции. Алек же заставлял его нервничать.

Агент предупреждал его, что необходима осторожность: «Все будут внимательно присматриваться к тебе. Только остановись у фонтана попить водички — тут же скажут, что ты трудный человек».

Как мерзко, что он должен ходить по струночке — и это в расцвете карьеры! Но у него нет другого выхода. И не стоит поддаваться самообману — все так и есть.

Алек лучезарно улыбнулся и произнес тепло и дружелюбно:

— Если мистер О'Нил велел ждать, то именно так я и поступлю. — Он скрестил руки на груди и прислонился к стене.

Он догадывался, что мистер О'Нил — это Брайан О'Нил, актер, с которым они пару раз вместе снимались. Алек не знал Брайана близко, но был наслышан о его репутации. О нем говорили, что он приятен во всех отношениях, трудолюбив и из любой, даже самой завалящей, роли может сделать конфетку…

И действительно, через пару минут к конторке охранника подошел именно Брайан О'Нил — худощавый, легкий и гибкий парень. Тонкие пальцы, совсем как на портретах эпохи Ренессанса, поражали своим изяществом. Светлая кожа эффектно контрастировала с темными волосами — типичный ирландец-брюнет.

Сам Алек был по происхождению шотландец — крепкий, широкоплечий, с чуть смуглой кожей и золотисто-каштановой шевелюрой. Его зеленые глаза были широко расставлены, а овал лица и гладкие крепкие скулы свидетельствовали о решительном характере.

Они пожали друг другу руки, и Брайан повел его знакомиться со студией. Ничего особенного. Гардеробная и артистическая — на первом этаже. Гримерная и костюмерная — на втором. Репетиционный зал и конторы продюсеров — на третьем. На стенах простенькие обои с кирпичиками, на полу — линолеум и синтетический кафель, простые бетонные ступени. Ясно было, что деньги тут идут только на костюмы и декорации, то есть лишь на то, что увидит зритель.

Брайан указал Алеку на гримуборную номер шесть.

— Это будет ваша общая с Рэем Бьянчетти, — сказал он, открывая дверь. — Славный парень.

— Не сомневаюсь, — ответил Алек.

— Знаешь, мы тут все прекрасно ладим друг с другом.

— Очень может быть.

Брайан сделал паузу.

— Это не «Аспид», — негромко произнес он. — У Дженни нет ничего общего с Полом Томлином.

— Еще бы, — немедленно откликнулся Алек. У него не было ни малейшего желания обсуждать «Аспида». — Она ведь пишет именно то, что нужно зрителю.

— И то, над чем хочется работать. — Голос Брайана был по-прежнему спокоен и тих, но в нем зазвучали нотки предостережения: «Не усложняй нам жизнь. Не создавай проблем. Здесь эти штучки ни к чему».

Алек с трудом подавил раздражение. Брайан имел право говорить с ним в таком тоне.

Он был не просто членом труппы. Он был ближайшим другом Дженни Коттон, более, чем другом. Они давно жили вместе. Это давало ему право на особое положение. Брайан О'Нил был как бы связующим звеном между сценаристом и актерами, регулируя их взаимоотношения. Он вел переговоры, давал советы и — предупреждал. Воистину неблагодарный труд. В таком положении был Алек в «Аспиде», и теперь он страшно радовался, что здесь эта роль принадлежит другому.

— Мы все надеемся, что тебе здесь понравится, — продолжал Брайан. — Но учти, что Дженни серьезно рискнула, пригласив тебя на роль Лидгейта.

Что? Кто-то подвергался риску, связавшись с ним? Ох, как это не понравилось Алеку!

— Ведь именно она протолкнула твою кандидатуру на эту роль, и теперь жаждет встретиться с тобой лично. Все посчитали, что вы уже знакомы — она так настаивала, так хотела… ну, ты понимаешь…

Да, Алек понял. Она хотела опровергнуть все то, что наболтал о нем Пол Томлин.

…Алек был четвертым из шести детей в семье. Первые трое родились один за другим. Затем, после шестилетнего перерыва — еще трое, и снова погодки. Алек был первым из «второй волны», старший из «малышей». Наверное, именно поэтому он так остро чувствовал ответственность за всех, занятых в «Аспиде» — ведь он всегда опекал Росса и Мэг.

Но несмотря на чувство ответственности, приличествующее старшинству, он абсолютно не был самоуверенным. То, что он опекал Росса и Мэг, не мешало ему постоянно сравнивать себя с Брюсом, Гордоном и Джин. Алеку было далеко до них — они ведь намного взрослее, — и это ему не нравилось. Еще ребенком он поклялся, что никогда не позволит покровительствовать себе и никому не придется делать ему никаких послаблений.

Но теперь, из-за проклятого «Аспида», именно это с ним и происходило.

— Я тоже очень хочу с ней встретиться, — сказал он, если и не вполне искренне, то, по крайней мере, ровно и спокойно. — По каким дням она здесь бывает? — Обычно авторы работали дома, появляясь в студии раз в неделю.

— Да она все время тут. Дженни любит находиться в гуще событий. — Брайан придержал дверь гримуборной, пропуская Алека. — Ей с утра надо сделать несколько деловых звонков, но она вот-вот освободится.

Алек без возражений последовал за Брайаном на третий этаж. Они прошли в холл. Брайан остановился около приоткрытой двери и распахнул ее без стука.

Алек быстро оглядел комнату. Первое, что поразило его — беспорядок: шкафы, битком набитые книгами и картами, стены, обклеенные рисунками, кипы старых бумаг с загнутыми уголками и груды цветных каталожных карточек. Но он лишь мельком окинул взглядом этот хаос. Гораздо больше его интересовала та, что сидела за столом.

Она даже не заметила вошедших. Ее взгляд не отрывался от экрана компьютера — сосредоточенный, внимательный. И хотя это было вполне взрослое занятие, сидела она как ребенок, поджав одну ногу, обняв коленку и положив на нее подбородок.

— Дженни, вот наш новый герцог.

Она подняла глаза. Нога тут же опустилась, подбородок оторвался от своей опоры, лицо озарила улыбка. Алек вынужден был признать, что это улыбка настоящей умницы — сияющая и слегка мальчишеская.

— Привет-привет! — Через мгновение она вскочила.

Она была крошечной. Светло-каштановые волосы, густые и короткие, слегка завивались около ушей. Все — и даже веснушки на переносице — искрилось неукротимой энергией. Алек знал, что ей двадцать восемь. Но выглядела она на восемнадцать.

Одета она была очень просто: легкие и свободные брючки пшеничного цвета, ворот белой рубашечки расстегнут, рукава закатаны. Все вещи были очень ладными, хорошо скроенными. Но она не носила никаких украшений — ни серег, ни браслетов. Отсутствовал даже пояс, хотя на брюках были петельки для ремешка. Понятно было, что она не любительница изысканных туалетов.

Она ткнула Брайана локтем в бок — милый жест, знак дружбы и близости. «Ты мне нравишься, — словно говорил он. — И я тебе рада». Затем протянула руку Алеку:

— Добро пожаловать в девятнадцатый век!

Ее кожа была слегка загоревшей, а голос звучал чуть хрипловато, словно она все утро проиграла в мяч на солнце и на ветру:

— Очень рада, что мы наконец-то встретились. Надеюсь, тебе здесь понравится. Тут все просто замечательно, мы…

— Дженни, — перебил ее Брайан, — ты хвастаешь.

— Нет! — запротестовала она. Потом состроила гримаску — сморщила носик, словно смеясь чему-то про себя. — А если и так? Получасовое шоу — это чудесно. А ты ведь до сих пор снимался только в «часовиках», правда?

Алек сообразил, что вопрос адресован ему.

— Совершенно верно. — Это были первые слова, которые он произнес.

— Ты наверняка удивишься тому, насколько актеру здесь вольготнее дышится, насколько больше возможностей…

Снова встрял Брайан:

— Да она просто обожает шоу, вот и все.

— Я понял.

Алек невольно улыбнулся. Когда он работал над «Аспидом», там всем было не до веселья. А Дженни Коттон явно получала удовольствие.

…Почему редко попадаются такие женщины? Вся она — простота и свежесть. Алек был очарован. Ее легко было вообразить этакой девчонкой-бесенком, шаловливой крошкой, сидящей, свесив ноги, на ветке дерева, а веснушчатый нос и ясные глаза мелькают среди листвы…

Он работал со многими талантливыми, преуспевающими актрисами, даже был женат на такой — одной из самых заметных звезд телешоу. Все они были удивительно хороши, а его жена — сверхъестественно великолепна, но ни одна из них не производила с первого взгляда столь чарующего впечатления.

Ну что ж, парень, если ты на пороге столь прихотливого поворота карьеры, уж коли лезть на дерево, то, по крайней мере, в компании девчонки, которая балдеет, болтая ногами в воздухе.

Работа над шоу шла одновременно с выходом материала в эфир. Отснятое за день назавтра уже было на экранах. И если в пятницу серия оканчивалась тем, что кто-то из персонажей вбегал в комнату с воплем «Дом горит!», то в понедельник все уже рвались прочь из этого самого дома.

Начинался день в репетиционном зале — актеры усаживались за длинный стол и читали текст. Обычно репетиционные залы — это почти пустые комнаты с полами, покрытыми какой-то дешевой синтетикой. Из мебели — лишь складные стулья, пара столов, да столик на колесиках для кофе. Студия «Спальни моей госпожи» не была исключением.

Сюжет сериала был закручен вокруг взаимоотношений двух семей — Варлей и Кортлэнд. У Варлеев воспитывались две племянницы, богатая и бедная. Богатую, Амелию, выдали замуж за герцога Лидгейта, героя Алека. Амелию играла Карен Мадригал, хорошенькая актриса с лебединой шеей и облаком темных волос. Этот образ был призван взывать к сочувствию зрителей, и они с ума по ней сходили. Сосед Алека по гримуборной, Рэй, играл младшего брата герцога, лорда Робина Стейрза, лихого и галантного кавалерийского офицера. Актриса по имени Трина Нельсон, блондиночка-очаровашка с земляничным румянцем, была горничной госпожи герцогини, а Брайан играл Гастингса, дворецкого семьи. Всего за столом в репетиционной собиралось одновременно до десяти актеров. Они устраивались поудобней и наливали кофе.

Алек ни с кем из них не был знаком. Кроме Брайана, здесь все были новичками.

Но, тем не менее, тут царила атмосфера дружелюбия. «О, вам обязательно понравится здесь!» «Да-да, правда, мы все — одна большая счастливая семья».

Одна большая счастливая семья… Почти все актеры имели весьма расплывчатые представления о том, что такое счастливая семья. С семейным благополучием у них обычно ассоциировались такие прелести, как отсутствие хлещущей кровищи. В семье Алека было четверо мальчишек. Там хватало и фонтанов крови, и прочих удовольствий, но семья-то продолжала существовать! Это ни с чем не сравнимо, а тем более с отношениями на работе.

И с чего они взяли, что получасовое шоу — это здорово? Они ведь и не нюхали работы над «часовиками»!

Но Алек старательно отгонял сомнения. Ведь так замечательно чувствовать, что ты снова работаешь, пьешь кофе, зажав под мышкой листки с текстом. Слышишь, как народ толкует об уик-энде… Нет, он не собирался становиться циником. И не хотел ощущать себя прожженным воякой в городе, полном мирных обывателей. Он просто хотел работать.

Алек уселся за стол. Через минуту режиссер, ответственный за сегодняшнюю съемку, Гил Норуэй, занял место на высоком стуле во главе стола. Он персонально приветствовал Алека, пусть мимоходом, но отдавая должное его опыту и заслуженной награде. День начинался.

Сюжет близился к кульминации на редкость страстной любовной интриги. Потрясающе красивая, но, увы, связанная узами брака, леди Джорджианна Кортлэнд пылко увлеклась сэром Перегрином Хенслоу, лихим молодцем, спустившим состояние за карточным столом. И вот теперь леди Джорджианна впервые в жизни забеременела, и всему благородному обществу было известно, что папочка будущего малютки — сэр Перегрин.

Вся эта история происходила в отсутствие главных действующих лиц — Перегрин удрал на континент, чтобы попытаться пополнить кошелек за столами казино, а Джорджианна была в деревне, в затворничестве переживая беременность. На самом же деле актер, играющий Перегрина, взял отпуск, чтобы сыграть в другой пьесе, а актриса и вправду находилась в отпуске по беременности. И большинство страниц сегодняшнего текста призваны были связать концы с концами.

В первой сцене (она называлась «Пролог А») были заняты Карен Мадригал, герцогиня, и ее горничная, Трина Нельсон. Алек слегка подался вперед, с интересом прислушиваясь. Его интересовала Карен — ему предстояло очень много играть с нею в паре.

Из просмотренного материала он понял, что Карен — первоклассная актриса. Но ему хотелось побольше узнать о ее манере игры. Любит ли она бесконечные репетиции? Или целый день ползает сонной мухой и взрывается энергией лишь под объективом телекамеры? Или она…

Как же хорошо снова работать! Озвучивание, которым он пробавлялся, — голая техника, эмоции отсутствовали начисто. До сегодняшнего дня Алек боялся себе признаться, насколько соскучился по работе! Он ощутил дрожь в ногах. Во всем теле была легкость, его захлестывало ликование, кипучая энергия… Он едва смог дождаться своего выхода.

Карен и Трина закончили репетировать сцену. Зашуршали листки с текстами. И тут открылась дверь репетиционного зала.

Обычно Алек не замечал таких мелочей, как скрип открываемой двери. Кто-то вечно сновал туда-сюда — ассистенты с записками к главному режиссеру, актеры второго состава, жаждущие еще чашечки кофе. Актеры со временем привыкали не реагировать на подобные вещи.

Но, несмотря на свою натренированность, Алек почему-то обратил внимание на этот звук и поднял глаза. В дверях стояла Дженни.

Уже начали читать текст «Пролога Б». Алек наблюдал за Дженни. Она уселась на стул не как все нормальные люди, а наклонилась вперед, зажав руки между коленями. Белая рубашечка слегка распахнулась на груди.

«Пролог Б» кончился. Щелкнул таймер ассистента режиссера. Пока Гил отмечал в блокноте, сколько времени шла сцена, Трина написала что-то огромными буквами на обороте своего листка с текстом. Потом подняла его, показывая Дженни. Алек подался вперед, чтобы прочесть. Написано было одно слово: «ПОЯС!!!»

Испуганная Дженни взглянула на свою талию и заметила пустые петельки для ремня. Потом вставила в них большие пальцы и улыбнулась Трине, ни в малейшей степени не смутившись.

— У меня проблемы с эпизодом 2В… — послышался голос Брайана с другого конца стола.

Алек обернулся. Вопрос адресовался Гилу. Но при чем здесь 2В? Они же закончили только с «Прологом А»!

— Я не врубаюсь в тот момент, когда Гастингс получает сведения от Джаспера.

— Что значит «получает»? — запротестовал исполнитель роли Джаспера, молодой актер. Алек еще не слишком хорошо представлял себе значение этого персонажа.

— По-моему, это вымогательство. И это мерзко, — парень явно пытался вызвать в себе ярость, — я просто убит!

— Так оно и есть, — согласился Брайан. Он не собирался заводиться.

— И ты всерьез считаешь, что дворецкий герцога может так себя повести? Разве это для него не вопрос чести?

Ха! Алек уселся поудобнее. Что, собственно, происходит?

Брайан мудрствовал лукаво по ничтожному поводу, занимался элементарной «ловлей блох», всех отвлекая. Подобные вещи могли превратить работу над мыльной оперой в сущий ад. Уж как ни плохи были дела с «Аспидом», но Алек никогда не позволял себе прервать репетицию. Он беседовал один на один с Полом, с продюсерами, с телевизионщиками. Но когда все потеряло смысл и Алек понял, что проиграл, он просто заткнулся и стал заниматься своими делами.

Он оглядел сидящих за столом. Какова будет их реакция? Если здесь это в порядке вещей, то они автоматически перестанут обращать внимание. По принципу «разбудите меня, когда все кончится». Кто-то нальет себе кофе, кто-то придвинется ближе к соседу и заведет разговор о погоде…

Но было очевидно, что поведение Брайана — нечто из ряда вон выходящее. Все насторожились, переглядываясь. Люди казались смущенными, взгляды были полны недоумения — никто не понимал, в чем дело.

Сколь важна была эта сцена? Алек пока не решался судить — ведь он здесь всего двадцать пять минут. Но вряд ли стоит тратить время на такую ерунду. Гил, режиссер — вот кто должен, держа ситуацию под контролем, оборвать пустые разглагольствования и восстановить прерванный режим работы.

Но, в общем-то, дело приобретало забавный оборот. Ведь недоволен не просто актер, а близкий друг автора. И выражает свое недовольство в ее присутствии.

Гил все выслушал, глядя на говорящих поверх узких стекол очков. И обратился к Дженни:

— А ты как думаешь? Он правильно понял?

— Конечно! Ведь хозяева всегда учиняют слугам допросы после званых вечеров. А это… раньше это называлось «чаевые», а попросту взятка.

— Но это же был не званый вечер, а обычный обед! — протестовал Брайан. Он передвинул стул, чтобы хорошо видеть Дженни.

Какая-то бессмыслица. Алек был стреляный воробей, и в его душе снова зашевелились подозрения. Брайан мусолил свой текст неделю, живя вместе с Дженни. Вполне мог бы все обсудить с ней один на один! Видимо, ему приспичило публично предъявить на нее свои права.

— Я знаю, — Дженни абсолютно не огорчилась. Пусть Брайан бросает вызов — она не собирается поднимать перчатку. — Именно поэтому Джаспер изумлен.

Может, она и вела себя глупо. Момент был достаточно напряженный — актер спекулировал близкими отношениями с автором, компрометируя ее и одновременно подрывая авторитет режиссера. А Дженни ничего не предпринимала. Она была такой же беззаботной, словно не понимая, что происходит. Проще всего считать ее дурочкой.

О нет, она далеко не глупа и прекрасно все понимает. Дурочка вряд ли стала бы главным сценаристом. На крошечных эпизодах строятся все мыльные оперы. Дженни не могла бы работать в этом жанре, не чувствуя себя среди тончайших нюансов как рыба в воде. Она должна хорошо отдавать себе отчет в происходящем. И наверняка разбиралась в этом куда больше Алека.

— Ну хорошо. Почему так реагирует Джаспер, понятно, — сказал Брайан. — А Гастингс? Не могу представить, что он на такое способен.

— Да, это не очень ему свойственно, — признала Дженни.

«Не очень ему свойственно». Что за чушь? Это же мыльная опера, черт возьми! Редкая неделя проходит без того, чтобы какой-нибудь персонаж не отколол чего-нибудь «не вполне в его характере». Не можешь с этим сжиться — меняй профессию.

— Если тебя это смущает, есть выход, — голос Дженни звучал так же дружелюбно и беспечно. — Джаспер на следующей неделе собирается в гости к леди Варлей, в сцене будет участвовать ее лакей. Мы поручим этот текст ему — уверена, парочка дополнительных страниц для него не составит труда.

Она спрыгнула со своей жердочки и нормально уселась на стул.

— Дай-ка сделаю себе заметку на память. Иначе забуду.

Алек старался не обнаруживать эмоций, но весьма порадовался. Пусть Дженни изображает девочку-полудурка сколько влезет, но сейчас она сделала единственно верный шаг. И это не случайность. «Не хочешь произносить такой текст — не произноси. Не хочешь играть — не играй. Мы поручим другому». Ведь любой актер не хочет терять ни минуты отпущенного ему экранного времени. Здорово она срезала своего дружка!