Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Вновь, или Спальня моей госпожи

ModernLib.Net / Современная проза / Сейдел Кэтлин Жиль / Вновь, или Спальня моей госпожи - Чтение (стр. 4)
Автор: Сейдел Кэтлин Жиль
Жанр: Современная проза

 

 


В течение всех этих лет они очень редко касались друг друга, не в пример другим подросткам, постоянно тискавшимся. Если даже вдруг что-то возникало, Брайан первый давал задний ход: «Не стоит начинать, если мы не знаем, чем закончим. А кончить, как мои родители, не хочу». Его родителям в свое время пришлось пожениться — деваться было уже некуда.

… Из романов Дженни знала, что обычно все бывает не так. Это она должна противиться, а ему полагается быть охваченным безрассудной страстью. Необузданные порывы, животная похоть — вот что он должен был ощущать, как явствовало из книг. Ну, а он ничего такого не чувствовал.

И Дженни решила, что это ее вина. Она недостаточно хорошенькая, не слишком ласковая, и к тому же мало смыслит в «девичьих штучках». Когда они впервые очутились в постели, то, что там произошло, не имело ничего общего с тем, о чем написано в книгах. Все было быстро и очень больно. Брайан громко и тяжело дышал, его тело содрогалось в сильных спазмах. Он был сам на себя не похож.

Они находились в ее спальне. Урчал кондиционер в окошке, заглушая все прочие звуки. Как Дженни хотела, чтобы окно было открыто! С улицы доносились бы голоса играющих в крикет, хлопанье дверей автомобилей, скрежет тормозов, глухой шум людских голосов на автостоянке… Она выросла среди этих звуков — сейчас бы они ее успокоили.

«Ничего удивительного. С какой стати все это должно сильно отличаться от балетных экзерсисов?» Она почувствовала, что лежащий рядом Брайан пошевелился и приподнялся на локте. Что он скажет? Наверняка он разочарован.

— Мы едем в Нью-Йорк, — он сел в постели. — Мы уберемся из этого городишки. Сейчас я впервые до конца в это поверил.

Значит, он не разочаровался в ней? Дженни затопила волна облегчения. Ну конечно, он ни чуточки не расстроен. Ведь он же отлично знает, что она не как все. Именно это ему в ней нравится.

Ну и пусть она никуда не годится в постели! Что это меняет? Просто у них будет еще один секрет, который свяжет их еще крепче.


На следующее утро Том Коттон был грустен. Он закрывал, наконец, свою бильярдную. И хотя он уже вновь грезил бесконечными дорогами, ему было жаль, что детство Дженни кончилось.

— С чего это ты вдруг взяла и выросла? — он крепко обнял ее.

— Но разве не именно это входило в твои планы, пап? Ну, чтоб я поскорее выросла?

— Дурацкие это были планы, Дженни. Глупее некуда…

А на другом берегу реки в квартирке над магазином тканей миссис О'Нил пребывала в глубочайшем шоке. Ей нечего было больше ждать, не на что надеяться. Брайан был ее жизнью. До всего остального ей дела не было. И вот он уезжает. Она была в ярости: «Вылитый отец! Вот кто во всем виноват! Проклятый пьяница, и еще эта мерзкая Дженни Коттон».

…Первый год в Нью-Йорке был трудным. Но все было чертовски забавно. Брайан и Дженни пробавлялись случайными заработками, ютились в крохотных каморках. Даже потратив последний доллар, они не опечалились. Подвернулся захудалый бильярдный зальчик, Дженни умела играть на бильярде, хотя по ней нельзя было этого сказать. Такая девчонка всегда могла подзаработать на квартиру.

Потом кое-что изменилось. Брайан получил крошечную роль в мыльной опере. Дженни постоянно слонялась с ним по студиям, и ее жизнерадостность помогла ей получить работу. Она стала ассистентом режиссера. Работа над сериалом шла нервно, неудачливые звезды все время настаивали, чтобы им переписали реплики. Чутье Дженни к тексту было собачьим, и очень скоро она попала в группу сценаристов. Ей было девятнадцать, она не училась в колледже. Ну и что с того? Есть только один способ научиться писать для телевидения — сесть и начать писать.

Она была прирожденным сценаристом. Достаточно дать ей «разбивку» — краткое содержание сцен, и объяснить смысл каждой в отдельности — и она с легкостью сочиняла диалоги. Позже она сама стала писать «разбивки», помогая главному сценаристу. А в другом шоу она уже была консультантом — ответственной за «короткие истории», которые продолжались не долее пары месяцев. К тому времени она делала уже все, кроме работы главного сценариста.

Брайан подбадривал ее. Его планы были куда грандиознее. А как насчет собственного сериала? Почему бы не создать свой мир, свои сюжеты, своих героев? Ведь воображение у нее, мягко говоря, не хуже, чем у других!

Это было смешно. Немыслимо. Как часто на телевидении запускают в производство новый мыльный сериал? Раз в несколько лет? Это было даже труднее, чем протолкнуть сценарий. Дженни и не особенно дергалась: у нее были Брайан и мечта, с которой она не расставалась. Ее герои все время были с ней, а мысли витали где-то далеко, в Англии эпохи Регентства. Она начала даже писать роман. Но это было не по ней. У любого романа обязательно есть финал, а ее истории казались бесконечными. К тому же в романе всегда есть центральная пара — герой и героиня, а Дженни хотелось, чтобы все персонажи были героями и героинями, у них у всех должна быть захватывающая жизнь. Дженни словно родилась на свет для того, чтобы сочинять мыльные оперы. Это был ее стиль. Такова была ее миссия на этой земле.

И она начала писать «библию» своего будущего сериала — характеристики героев, подробные описания мест действия, наброски развития сюжета на два года вперед, сразу пять пробных сценариев… Это был огромный объем работы. Поначалу она пыталась заниматься этим одновременно с составлением «разбивок» для сериала «Любовь никогда не кончается», но вскоре запуталась в героях и сюжетах. А у Брайана все было тип-топ: удачный контракт и одна из главных ролей в сериале «Обрести и удержать». И он убедил Дженни оставить «Любовь никогда не кончается» и как следует засесть за работу над «Спальней моей госпожи». Теперь он мог обеспечить их обоих.

Это был один из лучших периодов ее жизни. Дженни забросила все, кроме работы. Она носа не высовывала из их комнатушки, своими размерами напоминавшей чулан, нигде не бывала и ни с кем не виделась. Ее герои были для нее более реальны, чем окружающий мир.

Брайан переживал за судьбу будущего сериала не меньше самой Дженни. Она даже предоставила ему все права, чтобы пристроить «Спальню» на телевидение. «Мыльная опера с историческим сюжетом» — это была не просто свежая идея. Сериал должен был стоить такую уйму денег, что никто не хотел читать даже «библию». Но Брайан не сдавался. Отказы его не обескураживали. И наконец усилия увенчались успехом. До чего же прекрасно! Они с Дженни сумели-таки заставить их невозможную мечту стать реальностью!

К тому времени они прожили в Нью-Йорке уже десять лет. И не были женаты. Но Дженни это не волновало. Она верила Брайану всем сердцем. Понимала, что для него важно сохранять видимость свободы, не подписывать долгосрочных контрактов, не связывать себя узами брака… И это было замечательно, потому что и у нее были развязаны руки. Она не обязана была готовить, прибираться в доме, даже хорошо одеваться. И изощряться в постели. Да, они с Брайаном положительно созданы друг для друга.

…Конечно, если бы у нее не случился выкидыш и она родила, все переменилось бы. Брайан больше не смог бы считать себя свободным.

К его чести, он никогда не козырял своим стремлением к независимости. Не скулил, не раздражался, не злился. А во время отрывочных разговоров по поводу беременности Дженни вел себя разумно: «Ты знаешь, что я одобрю любое твое решение».

Дженни была разочарована. Она предпочла бы, чтобы он прыгал от счастья, хотя с ее стороны это было не совсем честно — ведь она сама окончательно так ничего и не решила. Но ей хотелось, чтобы у него от радости голова шла кругом, чтобы он пришел в восторг, в экстаз… Он должен беречь ее как бесценное сокровище, защищать…

«Ты знаешь, что я одобрю любое твое решение»…

Но разве не об этом мечтает каждая современная женщина? Конечно, очень романтично, когда в «Унесенных ветром» Рэтт обещает Скарлетт приковать ее к столбику кровати, чтобы с их будущим ребенком ничего не случилось. Но Дженни вовсе не улыбалось быть к чему-то прикованной. Она была рада, что рядом мужчина, который так доверяет ей…

4

Брайан все еще сидел в палате, когда пришел врач и объявил, что Дженни выписывают.

— Вам нужен покой до конца недели, — сказал он. — Вы можете поработать дома? — ему была известна профессия Дженни.

Она утвердительно кивнула. Ей хотелось лежать в постели, чтобы к ней относились как к тяжело больной, хотя бы пару дней…

— Но ее же выдвинули на «Эмми»! — запротестовал Брайан. — Церемония вручения завтра вечером. Она должна пойти!

Врач помолчал. Он явно был против. Но «Эмми» — высшая награда за заслуги в области телешоубизнеса. Он повернулся к Брайану:

— Не позволяйте ей, по крайней мере, излишеств— резких движений, ну и…

— Ни за что! — пообещал Брайан. — Я изо всех сил буду о ней заботиться.

Дженни это понравилось. Наконец-то он решил заботиться о ней.


Уже много лет Брайан с Дженни жили в малюсенькой квартирке в Манхэттене — они прозвали ее «чуланчиком». Недостаток места их не смущал. Когда Дженни писала, ей было решительно все равно, где этим заниматься. Ну, а Брайан обожал бродить по Манхэттену. Театры, рестораны, магазины… Все свободное время он проводил вне дома.

Но когда «Спальня моей госпожи» была, наконец, закуплена телесетью и началась подготовка к съемкам, «чуланчик» уже не мог вместить всего необходимого для работы: справочную литературу, материалы кинопроб, заметки для будущих сюжетов… Нужен был офис. И так как телевидение подыскало студию в Бруклине, чтобы уменьшить расходы, Дженни решила снять квартиру неподалеку — какой-нибудь полуподвальчик в Горвенте, всего в двух остановках метро от студии.

Вместо этого она нашла целый дом — огромный, четырехэтажный, из красного кирпича, с обширным двором. Имело смысл его купить. Она уже получила на телевидении кучу денег за сценарий, и они мертвым капиталом лежали на ее банковском счете. Ни она, ни Брайан ничего не понимали в том, как разумно разместить средства…

Дом ей очень понравился, и она считала дело уже решенным, как вдруг поняла, что Брайан вовсе не планировал делать такую покупку. Да-да, говорил он, дом замечательный, и это дает массу возможностей, но он свяжет их по рукам и ногам. А вдруг им понадобится махнуть в Калифорнию? Вдруг его пригласят сниматься в кино или супершоу? Когда у них будет свой дом, они станут тяжелы на подъем. Это стеснит их…

Дженни была шокирована. Почему же он раньше молчал? Почему не объяснил всего с самого начала? Она знала, что Брайан терпеть не может ссориться. И очень не любит, когда они не сходятся во мнениях. Он всегда делал хорошую мину при плохой игре и даже, начиная действовать, избегал говорить на волнующую тему. Дженни знала, что такое поведение характерно для детей алкоголиков. Она понимала его. И прощала. Но ее уже увлекла идея стать владелицей просторного дома. Так близко от студии! И такой прелестный дворик… Очень обидно.

Недоволен был и агент по торговле недвижимостью. «Это же ваши деньги!» — убеждал он.

Фактически это было так. Деньги лежали на личном счете Дженни. Но лишь для того, чтобы уменьшить сумму налога. Ей никогда не казалось, что она имеет на них больше прав, чем Брайан и поэтому не могла принять решение одна. «Простите», — твердила она торговому агенту.

Дженни не скрывала от Брайана своих чувств. Уже не пытаясь ничего изменить, она все же считала, что ему следует знать, от скольких страданий избавило бы ее одно его слово.

— Ну, раз тебе так этого хочется… — Брайан не собирался признавать себя скотом, — тогда валяй…

И она рискнула.

Они решили не расставаться с «чуланчиком» насовсем и продолжали исправно вносить плату. Тогда они смогут всю неделю проводить в Бруклине, а уик-энд — в Нью-Йорке.

Идея вроде была неплоха, но на поверку оказалась никуда не годной — по крайней мере, для Дженни. Если она ухитрялась удерживать в памяти малейшие детали, касавшиеся сериала — любимые напитки всех персонажей, их дни рождения, — то понятия не имела, где в данный момент находится ее черный свитер — в Бруклине или в Нью-Йорке. Наконец он сдалась и перевезла все свои вещи в новый дом. Она работала так напряженно, что ни на что другое не оставалось времени, даже в выходные.

А Брайан успевал побывать и в новом доме, и в «чуланчике». Если у него была тяжелая съемочная неделя, он оставался в Бруклине. Это было проще, приятнее, да и дом был просторнее. Но если у него выдавалось несколько свободных дней подряд или были назначены кинопробы, он использовал «чуланчик».

Такие условия были для него идеальными. К тому же Брайан никогда не забывал, где лежит какая-то его вещь. Он был крайне педантичен в мелочах. Дженни даже частенько думала, что он гораздо лучше разбирается в «дамских штучках», чем она сама.

И, конечно, он с гораздо большим жаром, чем Дженни, занимался переустройством и внутренней отделкой дома. Дженни, дай ей волю, просто выкрасила бы все стены белой краской и заказала по каталогу какие-нибудь занавесочки. Но Брайан обладал особым «визуальным чутьем». И теперь они занимались кухней. Именно Брайан подбирал покрытие для пола и кухонный гарнитур.

Но в четверг, в день церемонии вручения «Эмми», он позвонил ей из студии.

— Прости, только сейчас вспомнил… Мой смокинг остался в «чуланчике». Я должен за ним зайти, как только освобожусь. Заехать потом за тобой?

Это не имело смысла. Церемония будет проходить в центре.

— Нет, лучше я сама по дороге прихвачу тебя.

— Мне, правда, очень жаль, — повторял он. — На меня это не похоже.

— Ладно, все о'кей, — Дженни всю неделю была сама не своя. Она радовалась, что все, происшедшее с нею, расстроило его… если, конечно, его оплошность объясняется именно этим. — К тому же Трина заскочит помочь мне одеться.

Трина Нельсон была докой по части «дамских штучек». За два месяца работы в студии она взяла Дженни в оборот, заставила сменить прическу, и теперь вместо прежней дремучей путаницы на ее голове красовалось нечто «веселенькое и живое». Она ходила с Дженни по магазинам, когда той нужен был костюм для пресс-конференции. Советовала, как правильно подобрать туфли и шарфик. И на сей раз Трина сама решила, в чем Дженни пойдет на церемонию.

— Это именно то, что надо. Так и пойдешь. И лучше, если тебе понравится, — за все уже заплачено.

Перед ней лежало темно-зеленое платье. «Необычный цвет для вечернего туалета», — подумала Дженни. Но Трина утверждала, что Дженни ничего не смыслит в этих делах. Платье было длинное, до пола, очень простенькое и, мягко говоря, без рукавов. От воротника до подмышки платье было срезано по диагонали, открывая не только руки, но и плечи. Единственным украшением были стразы на высоком стоячем воротничке.

Когда Дженни поворачивала голову, острые кристаллы слегка врезались в шею. Нечего и говорить, что, как только она это обнаружила, то не переставала опускать подбородок, чтобы проверить, насколько сильно они ей мешают.

— Ну-ка, прекрати! — Трина слегка стукнула Дженни по подбородку. — Можно подумать, у тебя нервный тик.

— Но они царапаются…

— Ради всего святого, Дженни! Половина тамошних баб не смогут позволить себе глубоко вздохнуть — иначе их сиськи вывалятся из платьев и во всей красе предстанут перед телезрителями страны. А ты переживаешь из-за такой мелочи! Вот если натрет до крови — тогда поговорим. Но не раньше!

— Я чувствую себя по-идиотски…

— Но будь уверена, ты так не выглядишь. У тебя классные руки.

Трина всегда утверждала, что руки — лучшее украшение Дженни.

— А по-моему, довольно жалкое зрелище, — вздыхала Дженни, — ведь я всю жизнь играла на бильярде. Не очень-то сексуальный вид…

— Ну, мужики-то бывают разные!

Дженни повернулась к зеркалу, пропустив последнее замечание мимо ушей. Да, наверное, она выглядит недурно. Ведь женщины маленького роста должны носить однотонные платья. Где же она это вычитала? Но, если даже и так, все равно Дженни терпеть не могла подобные сборища. Она не выносила, когда ее рассматривали. Сегодняшним вечером речь, разумеется, пойдет о профессиональных успехах и о тех, кто отличился на ниве телешоу… Но на самом деле в центре внимания будут туалеты. Предположим, сейчас у нее вполне пристойный вид, но ведь рано или поздно что-нибудь обязательно сползет, порвется или вылезет наружу. Что еще там бывает с платьями…

Хорошо бы здесь был Брайан. Ему она нравится и в обычном наряде. Его совсем не волнует, что она выглядит дурнушкой.

— Деньги, спрэй, помада… — Трина тем временем делала ревизию в сумочке Дженни — крошечной плетеной сумочке с бахромой. Брайан как-то купил ее в антикварном магазине. Тина одобряла его вкус. — И достаточно. Расческа тебе не понадобится. Дотронешься до волос — убью!

Волосы Дженни были высоко взбиты и уложены при помощи мусса. Если быть точнее, на голове красовалось сложнейшее сооружение. Дженни всегда считала, что преимущество короткой стрижки в том, что с волосами не нужно особенно мудрить, когда предстоит «выход». Как она ошибалась!

Трина вдела в уши Дженни какие-то кристаллы. Дженни помотала головой. Сережки были тяжелыми, но не свалились. А воротник все равно врезался в шею…

Трина отступила на шаг.

— Кажется, все в порядке. А теперь обещай мне не трогать лицо, не прикасаться к прическе и… да перестань, наконец, втыкать воротник в шею!

Сама Трина на церемонию не собиралась. Билеты были дороги, а телевидение платило только за лауреатов. А Дженни был предоставлен еще и лимузин. Она собиралась сперва подвезти Трину, а потом прихватить по пути Брайана.

Брайан уже ждал ее перед домом, где находился их «чуланчик».

— Я, право, сожалею, что такой неорганизованный, — он провел пальцами около ее щеки, не касаясь кожи. Жест означал, что он поцеловал бы ее, но опасался испортить косметику. — Потрясающее платье! Просто замечательное. Не знаешь, где Трина разыскала такое?

Дженни помотала головой.

— Но воротник врезается в шею.

— Думаю, что сегодня вечером это не самое главное, Дженни.

— Пожалуй, ты прав…

Он прекрасно выглядел — элегантный, уверенный в себе. Худое лицо казалось чуть синеватым после бритья, особенно на фоне снежно-белой парадной рубашки с мелкими складочками на груди. Дженни захотелось прижаться к нему, чтобы он ее обнял, прильнуть щекой к шелковому лацкану смокинга. Но ведь так она испортит прическу…

Он оправил манжеты:

— Ненавижу весь этот официоз.

— Ненавидишь появляться перед публикой ты? — Дженни попыталась пошутить, но получилось, кажется, грубовато.

— Ну, — защищался Брайан, — немного странно торчать там, не будучи лауреатом. — Он, кажется, понял, что допустил неловкость, и немедленно сменил тон. — По-моему, я не отношусь к актерам, которые вправе пенять автору за то, что он получил награду.

— Разумеется. — Последнее замечание было уже неприкрытой грубостью.

Брайану следовало винить только себя. Уже год-полтора Дженни носилась с идеей отличной сюжетной линии специально для него. В Лондон приезжает виконт. Внешне он очень похож на Гастингса, героя Брайана. Выясняется, что они братья — Гастингс оказывается незаконнорожденным сыном высокопоставленного отца приезжего виконта. Брайан должен был играть обе роли. Такие «роли-близнецы» обычно привлекали телезрителей, это было смело и просто-напросто выгодно.

Но телевидение отказывало — для этой роли необходимо, чтобы Брайан подписал контракт минимум на два года. И он воспротивился. Максимум полгода — на больший срок он не хотел себя закабалять. Ведь он жаждал свободы…

И вообще Брайан хотел бросить мыльные оперы. Он никогда об этом не говорил, но Дженни все равно знала. Некоторым актерам, постоянно снимающимся в сериалах, было трудно сохранить самоуважение — слишком многие считали их бездарными скотами, не способными на большее. Дженни сравнивала их положение с участью домашней хозяйки на заре феминизма. Все вокруг тогда кричали о том, что ее занятия примитивны, отупляющи и бессмысленны. Чтобы выстоять, требовались неимоверные силы.

Многие женщины выстояли, как и многие актеры мыльных опер. И Брайан должен был в конце концов одолеть свои сомнения. Очень уж хорош был на телеэкране… Его Гастингс преисполнен твердой и спокойной властности, верен, надежен, и все, что он делал, далеко выходило за рамки реплик типа «Кушать подано». Брайан должен гордиться своей миссией и плевать на мнение тех, кто ничего не смыслил в его работе. Но это ему пока что не удавалось.

Карьера вначале не очень-то его беспокоила — слишком напряженной была работа.

Но за последние полгода он уже дважды сменил агентов, а вожделенное признание не приходило.

Неудивительно, что в последнее время у них ничего не ладилось, возникла напряженность… Они больше не были членами одной команды. Брайана теперь заботила только его карьера — и это портило всю его жизнь, включая и отношения с Дженни. Но Дженни ни секунды не сомневалась в том, что они преодолеют очередную черную полосу. Ведь такова их работа, что одна удачная кинопроба может перевернуть жизнь!

Ну, а если у него дела пойдут на лад, тогда и у нее все изменится к лучшему.


Когда Дженни в первый раз попала на церемонию вручения «Эмми», она была ошеломлена, как деревенский ребенок, впервые приехавший в большой город. Много лет подряд она смотрела по телевизору на широкую красную ковровую дорожку, расстилающуюся до самых дверей отеля, желтую цепь полицейских, сдерживающую толпу фанатов, которые выкрикивают имена любимых актеров, щелкают затворами фотокамер и размахивают блокнотами для автографов. И вот теперь она — одна из тех, кто выходит из лимузинов. Чувство реальности было притуплено, будто все происходило не с ней. Словно это была еще одна ее чудесная фантазия…

Такими были ее ощущения прежде. В этот раз она не испытывала и тени удовлетворения. Ей хотелось домой, в постель.

Брайан вышел из лимузина и поднял руку, приветствуя толпу. Рев людской массы чуть ослаб — он был звездой далеко не первой величины. Вот если бы он тогда согласился на роль брата-виконта… К тому времени как Дженни, поблагодарив шофера, вышла из машины, Брайан уже был около линии оцепления и раздавал автографы. Подъехал еще один лимузин, высаживались вновь прибывшие. Дженни пришлось посторониться.

— Простите! Простите! — зазвенел совсем молодой голос со стороны оцепления. — А вы тоже знаменитость?

Дженни покачала головой.

Брайан не мешкал. Здесь все было очень тонко — актер должен казаться снисходительным и любезным, но Боже упаси показать, что он заинтересован во внимании толпы. Он коснулся руки Дженни, благо там косметики не было, и они вошли в отель. Первые пять этажей занимали магазины и офисы. У подножья эскалаторов охрана проверяла билеты. Скользя вверх по эскалатору, Дженни не отрывала глаз от входа. Поток людей не слабел. Платья женщин поражали роскошью, сверкали украшения и блестки, шуршали нижние юбки…

В огромном полукруглом фойе перед залом церемоний были установлены переносные стойки бара. Люди выпивали, приветствовали друг друга, обменивались новостями. Фойе было переполнено. Из-за несмолкающего гула приходилось либо очень громко говорить, либо чересчур близко наклоняться к собеседнику.

Здесь Дженни не должна была играть роль знаменитости. Она просто была знаменитой, и все об этом знали. В ее руках была власть. А в ее власти было сделать из актера звезду. Каждый, с кем она когда-либо сталкивалась по работе, горел желанием поболтать с ней. И она очень быстро потеряла Брайана в толпе.

Дженни не смущалась, ей нравилось быть в гуще событий, но такой способ общения она не жаловала. Это был какой-то всеобщий прилюдный подхалимаж. Дженни считала, что если кто-то хочет получить роль, то пусть лучше подойдет и напрямую скажет об этом или же свяжется с ней через агента. Но рассыпаться в комплиментах по поводу ее внешности незачем. Это не имеет ничего общего с подбором актеров. К тому же у нее заболели ноги.

«У меня только что был выкидыш. Зачем я здесь? Все должны интересоваться моим здоровьем, ласково гладить мне руки, класть холодные компрессы на лоб. За мной должны ухаживать…»

И делать это должен Брайан. Именно он. Как обещал доктору.

Двери зала церемоний распахнулись. С полузабытым чувством, будто она удирает со школьных уроков, Дженни скользнула внутрь. В роскошном сводчатом, белом с золотом зале было прохладно и тихо. Столы застланы белоснежными льняными скатертями и украшены высокими цветочными композициями. Он разыскала столы, на которых красовались таблички «Спальня моей госпожи». Они были еще пусты. Дженни села на первое попавшееся место. И тотчас же, под прикрытием длинной свисающей скатерти, скинула туфли. Потом сунула палец за воротничок. Интересно, остались ли на шее красные отметины и будет ли их видно на телеэкране? Ведь если произнесут имя в номинации «лучшая сценарная работа», то все камеры тотчас же устремятся на нее. Вся Америка увидит ее реакцию! Интересно, когда у нее будет более дурацкий вид — в случае победы или поражения? Актеры, услышав свои имена, обычно очень здорово изображали перед камерами восторг. Она же совершенно этого не умела…

— Дженни!

Кто это? Она подняла голову. И тут же проклятые кристаллы вонзились ей в шею сзади.

Алек Камерон… Вот так неожиданность! Его имени не было в списках соискателей. И у него не было права на бесплатный проход.

— Я видел, как ты входила, — голос звучал тихо, почти ласково. — Как ты себя чувствуешь?

Его вопрос — вовсе не пустая формальность. Он знал о том, что с ней произошло. Он беспокоился и, конечно же, будет внимательным и заботливым. Дженни очень хотелось ласки и заботы. Но ни за что на свете она не примет их от Алека. Это так непривычно. Ей стало неловко.

— Все о'кей. Только ноги болят, и это дурацкое платье… Но во всех других отношениях я в полном порядке.

Он засмеялся.

— Ну, ноги болят — это понятно, а с платьем-то что?

— В нем я — не совсем я, правда? — она слегка приподняла двумя пальцами темно-зеленый креп.

— Не согласен, — не замедлил возразить Алек. — Я видел, как ты входила. Ты прекрасно выглядишь и сама себе нравишься.

Не часто, мягко говоря, ей приходилось слышать эти два выражения одновременно: «прекрасно выглядишь» и «сама себе нравишься».

— Платье выбирала Трина, — пробормотала она, смутившись.

— Но не она в нем сюда пришла.

Дженни пожала плечами, не зная, что ответить. И вдруг заметила, что его взгляд устремлен на ее обнаженные руки, которые, возможно, казались ему сексуальными.

Внезапно ей стало легче. Она больше не чувствовала себя девчонкой на первом в жизни танцевальном вечере. Она была главным сценаристом телешоу, и этому мужчине нравились ее руки. Она указала ему на стул. Невозможно разговаривать с задранной головой, тем более, что ее воротничок — вовсе не приспособление для иглоукалывания…

— Почему ты здесь? Чтобы подбодрить приятелей из «Аспида»?

«Аспид» вообще не получил никаких наград — ни за работу осветителей, ни за сценарий, ни за костюмы, ни за музыку. Это было источником глубочайшего удовлетворения для всего состава «Спальни моей госпожи».

— Я пришел с бывшей женой. Ей недостаточно, чтобы ее сопровождал только новый муж. Необходимы сразу оба.

— О, да… А твоя бывшая жена тоже претендует на «Эмми»?

Бывшая жена Алека могла затмить всех бывших жен на свете. До работы в «Аспиде» он был женат на Хлое Спенсер, актрисе, любимице всех телезрителей Америки.

Они вместе сыграли в «Страстях»: он — Дерека, она — Джинджер. Популярность их героев была легендарной. Дерек — замученный работой, вечно усталый помощник адвоката в одной конторе. Джинджер — вполне созревшая, но все еще ужасно наивная дочка одного из могущественных боссов фирмы. Для Дерека она была запретным плодом. А ей, напротив, было с ним спокойно, она могла вдоволь испытывать на нем свою сексуальную притягательность. Ее заигрывания были предельно откровенны, став почти символом власти ее отца, она бросала вызов. Потом — Дженни знала, что Алек настаивал на том, чтобы эпизод выкинули — Дерек насилует Джинджер. Это должно было стать доказательством искренности его любви. Позднее они поженились, и свадьба была потрясающей. Но ведь счастливая супружеская пара не нужна для мыльного сериала. Уже тогда брак Алека и Хлои распадался, к тому же его пригласили сниматься в «Аспиде». И пришлось бедняге Дереку разбиться на самолете…

— Хлоя хотела бы с тобой познакомиться, — сказал Алек. — Ты не возражаешь, если пойду и приведу ее?

— Что? Хлою Спенсер? — Дженни нащупывала под столом туфли. — И ты запросто собираешься вести Хлою Спенсер через весь зал?

— По крайней мере, сделаю все от меня зависящее, — Алек ухмыльнулся, осознавая степень трудности задачи. Хлоя Спенсер была святыней, звездой большой величины, рейтинг ее был выше крыши. Даже в этой толпе профи все мечтали хотя бы словом с ней перемолвиться, просто поглядеть на нее…

Алек отодвинул стул Дженни, и через минуту они были в заполненном народом фойе. Алек примерно представлял себе, где находится Хлоя со свитой. Он пробрался сквозь толпу, нырнул под деревья в кадках и подошел к одной из колонн.

Хлоя стояла к ним спиной, и ее спина, вне всяких сомнений, была зрелищем для бессмертных богов. Совершенно обнаженная, обрамленная лишь тончайшей полоской шифона цвета морской волны. Кожа была идеально гладкой и почти прозрачной, плечи дивно очерчены, позвоночник — тонкий и ровный. Светлые, почти серебристые волосы были зачесаны вверх, и даже линия волос на затылке была прелестна — два симметричных крыла, ниспадающих на плечи.

Алек окликнул ее, и она немедленно обернулась. У нее была нежнейшая кожа, широко расставленные глаза и самый изысканный овал лица на всем телевидении.

— О, Алек, — ее лицо озарила улыбка. — Посмотри на моего Ноя.

Она протянула ему фотографию. С нее улыбался ребенок азиатской наружности — круглолицый парнишка с узкими раскосыми глазками и копной легких, прямых и черных, волос.

Дженни взглянула на левую руку Хлои. На этой прекрасной руке красовался широченный золотой браслет и перстень с огромным бриллиантом. Дженни смутно припоминала, что в журнале для телезрителей когда-то писали о том, что актриса вторично вышла замуж и они с новым мужем взяли на воспитание младенца.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17