— Не болтай, человек.
      Каллад Страж Бури освободил Разящий Шип и взял его на изготовку. Но не успел он сделать и двух шагов к дверям храма, молодой служитель схватил его за плечо.
      — Нет! — Дварф обернулся. — Ради Сигмара, никакого оружия в доме нашего бога!
      — При всем моем уважении, вы сражаетесь молитвами, а я — Разящим Шипом. Сэмми, уходи отсюда.
      Мальчик затряс головой:
      — Мы друзья.
      Этим все было сказано.
      Каллад кивнул. Что тут возразить?
      Паренек ответил дварфу его же собственными словами.
      — Да, мы друзья, парень, но я не хочу в битве беспокоиться о тебе. Делай, что тебе велено.
      Сэмми Крауз стиснул кулаки, разминая костяшки, готовый драться и упрямо отказываясь двигаться.
      — Я тоже могу биться.
      Но времени спорить не было. Крики больше не раздавались, но это не означало, что сейчас в соборе кто-то не умирает. Опыт Каллада говорил, что смерть чаще всего безмолвна.
      — Идем, жрец, — поторопил Каллад. Тяжесть Разящего Шипа в мозолистых руках придавала ему уверенности. — Это твой дом, так давай выясним, в чем там дело.
      Как и Манн, служитель был не просто потрясен криками: в глазах его метался нарастающий ужас. Эти двое знали что-то, о чем не ведал дварф, и то, что они знали, безмерно тревожило их.
      Служитель медлил, не желая входить в собор.
      Каллад, не слишком церемонясь, пихнул юнца внутрь и сам последовал за ним.
      Сперва запах напомнил Калладу о глубоких шахтах под Карак Садрой; в застоявшемся воздухе остро чувствовался железистый привкус, но у жрецов всегда курится ладан и в изобилии водятся всякие порошки, изгоняющие вонь немытых тел. Железом пахнет кровь. То, что они почувствовали, ступив в собор, было кровью. Запах свежепролитой крови вытеснил мускусные ароматы жрецов.
      Плохое предзнаменование, ох, плохое.
      Каллад поцеловал знак Гримны на лезвии Разящего Шипа и шагнул туда, где, как он боялся, могла оказаться мертвецкая. Бойня.
      Никто больше не кричал.
      Ярость подступала к горлу дварфа, идущего по узкому коридору. Было тихо, слишком тихо.
      — Здесь что-то не так. Это место пахнет смертью. Что тебе известно, жрец? Что ты скрываешь от меня?
      Молодой служитель вздрогнул от рыка Каллада и начертил в воздухе перед собой знак Сигмара. Нервный тюфяк.
      Каллад оттолкнул его и зашагал вперед. Коридор разделялся на три прохода, один короткий, ведущий к двум массивным дубовым дверям, и два подлиннее, сворачивающие влево и вправо. Каллад принюхался. Запах крови пьянил, трудно было даже сказать, где его концентрация сильнее всего. Дварф вслушался, но из огромного здания не доносилось ни звука. Ни малейшего признака жизни. А ведь в этих стенах должны находиться сотни жрецов и множество кающихся. Тишине не место среди стольких душ. Холод пробрал дварфа до костей.
      — Зубы Таала, не нравится мне это, — прошептал позади Феликс Манн. — Слишком тихо. Где все? — Вор явно обладал даром высказывать очевидное. — Он сбежал, да?
      Каллад обернулся и увидел, что Манн притиснул алтарника к стене, давя ему на горло своей культей.
      — Вы дали ему сбежать. Дураки. Проклятые дураки! — Вор был близок к истерике.
      Обвиняющее эхо заметалось по коридору, снова и снова повторяя слово «дураки».
      Каллад бросил топор, схватил Манна за плечо и растащил парочку. Теперь прижатым к стене оказался вор. Дыхание вырывалось из груди Манна короткими стонами. Взгляд диких, расширенных от ужаса глаз метался по сторонам. Каллад понятия не имел, что видит вор во мраке, но это явно пугало человека.
      — Вы дали ему сбежать, — повторил Манн тихо и подавленно. Его трясло.
      — Что?! — рявкнул Каллад. — Позволили сбежать — кому?
      — Твари из подвала.
      — Нет, — всхлипнул служитель. — Нет. Они не могли… он не мог сбежать.
      И тут все услышали приближающийся топот. На миг Каллад поверил, что звуки издают призраки храма, мертвецы, пойманные в бесконечный круг полета и смерти. Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от неуютного беспокойства, объявшего его в ту секунду, когда он ступил в собор.
      Дварф сильнее прижал Манна к стене.
      — Позволили сбежать — кому?
      Но он не нуждался в ответе вора. Он отдавал себе отчет в том, что это знание рождало тошноту. После осады сигмариты захватили в плен одного из отпрысков фон Карштайна — вот единственное объяснение их страха. Теперь бестия освободилась, и остановить ее нечем. Святейшие идиоты верили, что их бог защитит их от всего. А такая слепая вера опасна.
      — Не говори… не говори мне, что вы пытались засадить в клетку вампира. Неужто вы, люди, ничему не учитесь? Посмотри, что эти создания сделали с вашим городом…
      Тут Каллада чуть не сбил с ног перепуганный жрец, вылетевший из коридора со стороны кухонь. Церемониальная мантия жреца была задрана выше коленей, ноги в сандалиях шлепали по холодному каменному полу. Выглядел человек так, словно только что столкнулся лицом к лицу со всеми демонами, существование которых когда-либо допускала его вера. На миг Калладу стало жаль болвана, но потом он вспомнил, что жрецы сами сотворили это с собой.
      — Тварь свободна! Бегите! Спасайтесь!
      Каллад нагнулся и подобрал свой топор. Разящий Шип был не просто оружием, а воплощением души дварфа. С ним в руках Каллад Страж Бури чувствовал себя непобедимым. Гнев бурлил в его венах. Дурачье попыталось стреножить демона. Дварф не уставал поражаться заносчивости человеческой породы.
      Он повернулся спиной к вору и жрецу и с громким военным кличем кинулся туда, откуда прибежал перепуганный жрец. Каллада не заботило, последуют ли за ним остальные. Вампир на свободе, в соборе. Одно из тех вонючих чудовищ, погубивших его семью, совсем рядом, доплюнуть можно. Мысли дварфа затянула пелена ненависти. Он найдет тварь, голыми руками вырвет у нее сердце и затолкает его в прожорливую вампирскую глотку.
      Каллад несся по холодному коридору, вслушиваясь, но ловя лишь эхо собственных шагов. Вход в подземелье, рассудил он, должен быть в стороне от главного придела, если предположить, что подземелье — часть склепа и до него можно добраться через мавзолей. Другой логичный вариант — кухни, поскольку там наверняка имеется доступ в ледник или винный погреб. И то и другое может быть связано с подвалом. Гарантии, конечно, нет. В этих старых зданиях подвалы зачастую оказываются давно забытыми темницами с отдельными потайными лестницами. На углу дварф остановился, почуяв крепкий аромат сидра и роз, но и этот запах перебивал очевидный кровавый дух. Послушавшись носа, Каллад нашел кухню. Разбросанные ножи не успели нарезать сочную ветчину. На огне кипела в горшках овощная похлебка. В доме этого бога не голодали. Но, что гораздо важнее, дварф обнаружил лестницу, ведущую вниз, в холодные каменные недра собора — в подземелье.
      Он спустился по узкому пролету и наткнулся на развилку. Одна лестница тянулась к склепам и импровизированной тюрьме, другая поднималась к обители Сигмара. На уходящих вниз ступенях лежал толстый слой явно редко тревожимой пыли. Каллад зашагал в темноту.
      По мере того, как он спускался, становилось холоднее, мурашки покрыли кожу дварфа. Здешняя атмосфера была какой-то особенной, ничем не напоминая глубокие безжизненные шахты с разряженным вялым воздухом.
      Повсюду висел тяжелый запах крови, ощущаемый куда сильнее, чем где-либо в соборе.
      Воняло бойней.
      Факелы на стенах были мертвы, они давно догорели. У подножия лестницы Каллад остановился и прислушался. В глубине, во мраке, кто-то стонал. Дварф пошел на звук по лабиринту коридоров и, наконец, увидел открытую дверь.
      В камере возле мертвых тел переминались двое жрецов. Каллад не разобрал, что они бормочут — возможно, какую-то заупокойную молитву, провожая погибших в последний путь.
      — Где он?! — рявкнул Каллад, убеждаясь в том, что святые отцы заметили Разящий Шип и ясно поняли смысл вопроса.
      Следом за дварфом в темницу вошел Сэмми Крауз. Ни Манн, ни сигмарит не показывались. Сэмми выглядел напуганным, но решительным. У паренька крепкие нервы. Каллад лишь надеялся, что к исходу суток они останутся таковыми.
      — Сейчас день, — продолжил он. — Это существо не могло далеко уйти. Говорите, проклятие!
      Дварф взглянул на два тела на полу и на почти церемониально лежащие между ними серебряные кандалы. Солдат и жрец. Непонятно, как монстр мог выскользнуть из оков, но это и не имело значения. Чудовище на свободе. И, по крайней мере, двое людей поплатились жизнями за свою глупость.
      Мантия мертвого жреца отличалась от тех, что носили другие, значит, он не из рядовых клириков. Голова его на сломанной шее неестественно откинута назад, на шее виднеются точки ран — из прокусов тварь высосала всю кровь до последней капли. Вокруг ранок запеклась бурая корочка. Солдата постигла столь же скверная участь: та же сломанная шея, такие же кровавые отметины.
      Смерть есть смерть, страшная и грязная, и не важно, кого она нагнала. Благочестивые и набожные не получают никаких преимуществ. Они истекают кровью и валяются в грязи точно так же, как воры, шлюхи и нищие. Смерть — величайший уравниватель. Когда она приходит, то, кем человек был при жизни, уже не имеет значения.
      Вид погибших подтвердил худшие опасения Каллада, но зрелище, вместо того чтобы напугать дварфа, лишь придало ему сил.
      Старший из двух жрецов, держащий покойника за руку, оборвал отпевание.
      — Зверь на свободе.
      Голос его был так же мертв, как и человек, раскинувшийся у его ног.
      — Расскажи, — не отступал Каллад.
      — Мне нечего рассказать тебе, дварф. Настоятель верил, что может удержать демона. Он ошибся. И заплатил за ошибку жизнью. Теперь бестия свободна, и остальных, да спасет Сигмар их души, ждет та же участь.
      То, как жрец произнес последнюю фразу, то ли жалуясь, то ли молясь, убедило Каллада в том, что вера этого человека пошатнулась. От жестокости слабые порой теряют веру, а сильные — обретают ее.
      — Что ты тут делаешь? — с вызовом бросил второй жрец, взглянув, наконец, на дварфа красными от слез глазами. Его молодое лицо уродовали шрамы от оспы или какой-то другой перенесенной в юности болезни.
      — Спасаю вашу жизнь. Лучше помогите мне, чем задавать глупые вопросы.
      У двери раздалось тяжелое, как после долгого бега дыхание, и все оглянулись. В камеру ввалился Феликс Манн.
      — Он убил еще дюжину, там, наверху, дварф. Тела повсюду.
      — Он все еще здесь?
      — Откуда, дьявол побери, мне знать? Я искал тебя, потому что у тебя есть топор. Полагаю, рядом с тобой у меня больше шансов выбраться отсюда живым, так что, учти, я от тебя не отстану.
      — Показывай, — вздохнул Каллад.
      Дварф последовал за вором прочь из подземелья, наверх, и вскоре они оказались возле главного входа в собор. Никто не промолвил ни слова.
      Все было правдой. Церковные скамьи усеивали изломанные тела со свернутыми шеями и распоротыми глотками. В зияющих ранах запеклась кровь. Каллад насчитал двадцать трупов, раскиданных в боковых нефах величественного здания. Безжалостность учинившего эту бойню потрясала до глубины души, а то, что такое произошло в обители Сигмара, удваивало шок.
      В других помещениях собора обнаружилось еще пятнадцать тел, оставленных там, где люди упали. Кожа трупов подернулась синевой — из них выкачали всю кровь, до капли.
      — Как могло одно существо сотворить такое? — спросил Манн, глядя на еще одно изуродованное тело.
      В смерти все братья-сигмариты выглядели удивительно похожими, окоченение лишило их черты всякой индивидуальности.
      Каллад не мог ответить, но его, как и вора, чем-то смущали масштабы бойни. Он не понимал, как одному созданию удалось беспрепятственно учинить подобное опустошение Наверняка кто-то должен был поднять тревогу. Все прошло слишком… чисто.
      Ледяной камень уверенности упал на сердце Каллада.
      Тварь была не одна.
      Вампир не воспользовался случайной возможностью для бегства. Кто-то — или что-то — освободил бестию.
      А значит, существует вероятность, что в соборе находился предатель.
      Кому можно доверять? Можно ли доверять хоть кому-то?
      Ответ: нет. Доверять нельзя никому.
      Чуть погодя Каллад нашел библиотеку. Когда он смотрел на хаос, бывший недавно книгохранилищем, его внутреннее чутье подсказало ему, что побег вампира был не случаен. Он поднял один из пострадавших томов, пытаясь разобрать слова на корешке.
      В библиотеке их отыскал перепуганный алтарник, встретивший гостей у ворот. Здесь царил полный кавардак, словно в помещении проходил обыск, — книги изорваны, обложки валяются отдельно, страницы разбросаны по столу. За столом, под немыслимым углом свесив голову на сломанной шее, сидел библиотекарь. Немыслимым для живых, но не для мертвецов. Убийца нашел время поиздеваться, вложив в руки покойника книгу. А чтобы завершить «юмористическую» картину, тварь вырвала у старого библиотекаря глаза.
      Молодой служитель шлепнулся на стул напротив покойника и уронил голову на руки.
      — Они были моими друзьями, — просто сказал он.
      — Они были дураками, если думали, что способны заточить вампира и заставить его плясать под свою дудку.
      — Это не так.
      — Нет?
      — Нет. Настоятель считал, что если мы сумеем изучить бестию, то узнаем ее слабости. Нельзя победить врага, которого не знаешь, так он говорил.
      — Значит, и он был идиотом. Поверь мне, можно победить что угодно и что угодно может победить тебя, но лишь полный тупица приведет в свой дом кровососа, не ожидая от него убийств.
      — Но он…
      — Никаких «но». Сколько эта тварь находилась здесь?
      — Со времен осады.
      — Но ведь прошли уже годы.
      Служитель кивнул.
      — Вам же пришлось кормить его… кровью.
      Юноша кивнул снова.
      — Гримна тебя побери! Ты что, ничего не понимаешь? Просто находясь тут, он превращал вас всех в монстров. Вы кормили тварь кровью?
      — Нашей собственной. Пускали себе кровь и кормили.
      — Вы приучили его к своей крови? Своей собственной?! И держали зверя всего в пятнадцати футах под собой, молясь своему драгоценному богу? Послушай, даже Сэмми не столь наивен, чтобы полагать, что это хорошая идея. Теперь вы расплачиваетесь за свою дурость. Ну и что, оно того стоило? Когда тварь сломает тебе шею, чтобы добраться до большой артерии, пульсирующей на твоем горле, спроси себя — стоило?
      Между ними повисло молчание, тяжелое от правдивости брошенных дварфом слов. Зверя нельзя держать в клетке вечно. В какой-то момент он вырвется на волю.
      Молодой служитель встал и обошел мертвого библиотекаря, топча листы древних рукописей. Каллад смотрел на серьезного юношу. Из высокого витражного окна на дальней стене библиотеки лился свет, бросая на лицо молодого человека пятна желтого, красного, зеленого и других болезненно ярких цветов.
      Когда юноша заговорил, в его глазах стояли слезы.
      — Убей его, — ровно произнес он. — Найди монстра и убей его. У нас есть деньги. Мы заплатим. Найди и убей его, пока он не принес в мир новые смерти.
      — Да, я убью его, но не из-за ваших монет. Они мне ни к чему. Мне нужны четыре добрых меча и надежные люди, не из тех, кто в решающий момент теряет голову от паники, и какой-нибудь маг или колдун, а еще — четверо служителей Сигмара. Мы выступим на рассвете, и у нас будет целый день на поимку тварей. Они не уйдут далеко.
      — Колдун? Мы не можем. Магия… она вне закона. Мы не имеем права разрешить столь вопиющий грех. Есть ведь и другие способы, да?
      — Ты хочешь поймать бестию, человек? Нам нужна магия, и мне плевать на вашу щепетильность. Без чародея мы станем метаться, как навозные мухи, по огромному миру, где полно всяких укрытий, но любой мертвец оставляет за собой вонь гниения. Это неестественно, мир вопиет против этого, и хороший колдун почует на ветру дух вампира. С чародеем мы выследим тварей по запаху, а святые отцы дерутся с мертвецами лучше любых бойцов. У них есть и вера, и оружие.
      Алтарник горестно и затравленно кивнул. Рука его застыла в дюйме от плеча библиотекаря, не в силах дотронуться до трупа. Было до боли очевидно, что юноша вспоминал бесчисленные часы, которые провел со стариком, беседуя, учась и размышляя о лучшем мире. События последних минут вытравили часть его души. Он уже никогда не будет таким, как прежде. Каллад прекрасно понимал, что происходит со жрецом. Его перековали в кузнице жизни, закалили злом света. Теперь он либо сломается, либо выйдет из огня окрепшим, способным встретиться с самым худшим, что швырнет ему судьба.
      — Невин Кантор, — произнес, наконец, юноша, отвернувшись от остальных. — Храм арестовал его за осквернение души магией. Кажется, его должны были охранять гвардейцы Гримма. Возможно, я сумею обменять его свободу на его службу тебе. Ничего не обещаю, дварф. К рассвету будь готов. Я сделаю, что смогу.
      Когда он ушел, Манн подтащил к себе стул и плюхнулся на него.
      — Вампир был не один.
      — Да, не один, — согласился Каллад. — Кто-то помог твари сбежать.
      — Кто способен на такое?
      — Или что?
      Нечеловеческая жестокость — вот что тревожило дварфа больше всего.
      — Думаешь, это сделал один из них?
      — Скажи мне, вор, смог бы ты предать кого-нибудь, кого ненавидишь, такой смерти? Я имею в виду — действительно ненавидишь, а не просто недолюбливаешь. Исследуй самые черные уголки своей души и скажи — смог бы?
      Манн на секунду задумался и покачал головой:
      — Нет. В этом нет ничего человеческого.
      — Точно. Люди умеют убивать, этого отрицать нельзя. Они изобретательны в вопросах уничтожения своих ближних. Иногда они обставляют смерть как дело благородное, со всякими ритуалами и дуэлями, а иногда это мщение — и вот вам нож в спину, направленный злобой. Но это — не знаю, как для тебя — для меня не укладывается ни в какие рамки. Я даже стал верить, что кое-что из твоей истории — правда.
      С лица вора медленно сбежали все краски. Он бросил сердитый взгляд на ослепленный труп библиотекаря и оперся о стол обрубками рук.
      — Думаешь, это он, да?
      Каллад Страж Бури кивнул:
      — Да, думаю, он.
      — Он пришел прикончить меня, потому что я знаю о кольце. Милостивый Сигмар!
      — Не оглядывайся на своего бога. Это твой шанс исправить жизнь. Встань и дерись — или свернись калачиком и притворись мертвым, таков выбор, и лишь ты можешь его сделать. Сейчас ты жив, хотя все остальные погибли. Значит, дело не в тебе. Не сейчас. А теперь — прошу только один раз. Идем с нами утром. Прикончи тварь, верни свою жизнь.
      Манн уставился на дварфа, и еще до того, как он открыл рот, Каллад будто услышал все его возможные оправдания.
      — Но что я могу? Я калека, я не герой. Я даже не могу вытереть собственную… Как мне прикончить вампира? Скажи, как?
      — Как хочешь. Как хочешь. Подумай.
      Оставив приглашение висеть в воздухе, Каллад покинул библиотеку.
      Жрецы обыскали собор, обшарили все покои, все кладовки, все мавзолеи и склепы, даже чердаки и подвалы. Тварь исчезла.
      Начался долгий процесс сбора мертвых. Вызвали гвардейцев Гримма, и весть о бойне разлетелась по городу. Поднялась суматоха, отдающая паникой. Потребуется много времени, чтобы люди оправились от этой лютой бойни. Одно дело — спокойно встретить смерть, в конце концов, Морр неизбежно придет за каждым, но совсем другое — столкнуться с такой вот резней. Закаленные солдаты не ожидали увидеть вместо собора покойницкую; кошмарное зрелище останется с ними до конца жизни. Эти простые люди тоже никогда уже не будут прежними. Они не только потеряли своих собратьев, они потеряли часть себя, свою чистоту.
      Эта ночь вполне могла быть одной из ночей темных времен осады. Тень вампиров снова нависла над городом, мрачная тень, вытягивающая на поверхность самые страшные и болезненные воспоминания о тех отчаянных днях. Не миновали тяжкие чувства и Каллада. Он сидел один, в стороне от солдат, пытающихся навести порядок среди паникующих священнослужителей, думая о Грюнберге.
      — Неужели я никогда не освобожусь от демонов? — вполголоса спросил он себя, глядя на пляшущие языки костра. Солдаты жгли одежду мертвецов.
      — Никому из нас не освободиться, дварф, — сказал вор, становясь рядом с Калладом. — Наши сны уже никогда не опустеют. Мы никогда не познаем любви добрых женщин или общения с надежными друзьями. Теперь месть — наша любовь, а товарищи наши — тесак, топор и меч.
      — Ты не такой легкомысленный, как считают другие, да, вор?
      — Видимо, нет. Но я не отправлюсь с тобой, дварф. На рассвете наши пути разойдутся. Это не значит, что я решил отказаться от жизни. Мне еще нужно кое-что сделать. Кто знает, может, наши дороги пересекутся где-нибудь далеко отсюда.
      — Что же, жаль, человек. Жаль терять понимающего спутника. И все же надеюсь, в конце пути ты найдешь то, что ищешь.
      — А я надеюсь никогда не отыскать конец пути. Вот в чем разница между нами, дварф. Я не ищу конец. То есть я думал, что ищу. Я думал, что ищу конец жизни, потому что мне не хотелось жить. А следовало искать поворотный пункт, развилку, которая покажет мне начало новой жизни. Ведь идти можно куда угодно, и не стоит спешить, чтобы добраться куда-то. Иногда полезно вспомнить, что само путешествие не менее важно, чем достигнутое, в конце концов, место назначения.
      — Ты готов вновь отправиться в поход?
      — Я готов.
      — И ты не просто бежишь прочь от пугающих тебя демонов?
      — Ну конечно, дварф. — Феликс Манн улыбнулся. — Я убираюсь отсюда ко всем чертям, бегу куда подальше, как поступил бы любой, даже полоумный. Если повезет, я найду местечко, где смогу начать жизнь заново, не вспоминая каждую секунду каждого проклятого дня о твари. Я хочу умереть старым и счастливым, дварф. С железными руками или нет, но, если я пойду с тобой, мои мечты не сбудутся. Думай об этом как о самосохранении.
      Каллад кивнул, в глазах его отразился костер. Солдат бросил в огонь еще одну запятнанную кровью мантию.
      — Иногда все, что нам нужно, — это забыть. Можно спались все прошлые воспоминания, но так и не справиться с ними. Некоторые старые призраки не желают покоиться с миром. Делай, что должен. Все равно это лучше, чем гнить тут. Да пребудет с тобой твой бог, человек.
      — И твой с тобой.
      — Да, мне понадобится любая помощь.
      Жрецы оставили Каллада в одиночестве. Они уже знали, что утром он отправляется охотиться на вампира, разрушившего безмятежность их собора, но от этого дварф не стал героем в глазах служителей Сигмара. Его никто не хлопал по спине, не подносил бесконечные фляги с элем, чтобы залить страх, не желал доброго пути. Во взглядах жрецов ясно читались их мысли о дварфе. Для них он был убийцей, совсем как тот зверь, которого он собрался выследить: существенных отличий клирики не видели. Дварф — второй носитель смерти, прошедший сегодня по коридорам их дома. Это не столько обескураживало, сколько печалило Каллада.
      Да, дварф был убийцей и, зная это, за свою жизнь ему приходилось много раз убивать, но он убивал монстров, защищая тех, кто не в силах защитить себя, — людей вроде жрецов Сигмара. Он мстил за павших — людей вроде жрецов Сигмара. Он не нес случайную смерть, и только молодой служитель понял разницу, увидел, что Каллад не чудовище.
      — Пока еще нет, — пробормотал Каллад себе под нос.
      Да, всегда существует вероятность того, что убийца, подобный Калладу, переступит черту, даже не осознавая этого, став судьей, присяжным и исповедником проклятых. Черта эта, с которой нельзя сходить, тонка и нечетка, по обе стороны от нее плещется безумие. Дварф знал это. Он знал, что Разящий Шип несет смерть, и отчаянно старался, чтобы она доставалась лишь тем, кто того заслуживает. Как-никак, он заработал себе имя Страж Бури — а его народ не так-то легко награждает прозвищами.
      Калладу не хотелось быть среди жрецов и солдат, сжигающих своих мертвецов, так что он удалился в собор в поисках пустой кельи. Несколько часов сна пойдут ему на пользу.
      В храме царил холод, какого не ощущалось днем, словно сама душа этого места заледенела с закатом. Дварф нашел комнату с простым тюфяком и одеялом и улегся вздремнуть немного.
      Вор был в чем-то прав: шансы на то, что Каллад успеет состариться, были в лучшем случае невелики. Впрочем, это его никогда не волновало. Он поклялся отомстить за свой народ — и сделает это или погибнет. С того момента, как он шагнул в туннели, ведущие под горы возле Грюнберга, он отказался от самого себя, став орудием судьбы. По ночам дварф чувствовал тяжесть подобной доли, но эта ноша выпала ему, и он не смеет бросать ее.
      Вымотавшийся за день Каллад упал на тюфяк не раздеваясь, натянул одеяло и закрыл глаза. Несмотря на усталость, сон не спешил к дварфу, а когда дрема все же явилась, она была судорожной и тревожной. Мечущиеся сны переполняли воспоминания о Грюнберге, о женщине Гретхен и ее ребенке. Они часто снились ему, выбрасываемые на поверхность сознания виной. Даже сейчас дварф не мог смириться с тем, что убил младенца, — хотя дитя уже умерло и превратилось в зомби, в паразита, терзавшего бы материнскую грудь. И не важно, что у Каллада не было выбора. Не важно, что ребенок стал чудовищем. Во сне дварф видел лишь младенца, невинное дитя, лежащее мертвым у его ног. И окровавленный топор, сжатый в стиснутых кулаках. Каллад заворочался и резко сел, крики Гретхен вырвали его из дремы. Только это были не крики Гретхен. Где-то в лабиринтах собора рыдал жрец, другой жрец вопил, третий причитал по покойным, а остальные пели, и их погребальная песнь расстраивала больше, чем любые слезы. Слившись вместе, эти звуки стали криками из сна дварфа. Он вслушался в излияния горя. Да, эти люди никогда уже не будут прежними.
      Задолго до того, как минула ночь, Каллад отказался от попыток уснуть и вышел посидеть в уединенный дворик к могиле верховного теогониста.
      Здесь, наконец, он нашел покой.
      Амулет, вдавленный им в почву, отражал двойное сияние Моррслиб и Маннслиб.
      — Да прибудет с вами мир, братья, — сказал он призракам мертвых, зная, что их души вскоре начнут долгое путешествие в преисподнюю к Морру.
      Когда забрезжил рассвет, алтарник нашел дварфа сидящим под плакучей ивой с закрытыми глазами и лежащим на коленях Разящим Шипом. Молодой служитель пришел не один. Его сопровождали два нервничающих сигмарита.
      — После ночных молений я поговорил с моими братьями, убеждая их помочь тебе. Кажется, мои просьбы падали в глухие — или не слышащие от страха — уши. Я не добыл тебе бойцов. Однако мы пойдем с тобой, господин дварф. Это мои братья, Иоахим Акман и Корин Рет. — Двое людей кивнули дварфу. — А я — Раймер Шмидт. Трое гвардейцев капитана Гримма встретят нас у боковых ворот. По крайней мере, в этом я не подвел тебя. Гвардия жаждет отомстить за своего командира. Это хорошие люди, храбрые, стойкие, ветераны осады. В преследовании они лучше многих.
      — А что с магом? — спросил Каллад, не открывая глаз.
      — Его согласились отпустить на поруки, но при одном условии.
      — Что-то начало мне уже не нравится.
      — Я и не ждал, что тебе понравится. Колдовство под запретом, но охотник за ведьмами Хельмут ван Хал разрешил, чтобы этот одержимый чудак послужил твоему поиску, при условии, что потом, когда необходимость в нем отпадет, он будет… нейтрализован.
      — Я не хладнокровный убийца. Это отличает меня от монстров, на которых я охочусь.
      — Тогда Кантор останется здесь и будет казнен, как положено душе, затронутой Хаосом.
      — Хорошо тебе, жрец, живущий в мире абсолюта, — пробормотал Феликс Манн, подходя к жрецам сзади. За плечом его болтался небольшой собранный в дорогу мешок. — Мне лично плевать, что случится с чародеем. Чертовски уверен, не без его участия я вляпался в это дерьмо, так что не стану утверждать, что сильно расстроюсь, если какой-нибудь трагический несчастный случай вдруг унесет его из нашего мира.
      — Ты идешь с нами, вор? — спросил Раймер Шмидт.
      Каллад усмехнулся, заметив напряженность клирика. Путешествие с убийцами и ворами — видимо, для принципов юнца это слишком.
      — Отнюдь. Только дурак потопает следом за дварфом туда, куда он идет, а я в какой-то момент прошлой ночью перестал быть дураком. Ну, что сказать? Лучше быть живым калекой, чем мертвым героем.
      — Ты отвратителен, вор.
      — А я горжусь им, — произнес Каллад. — Давайте, добрые люди, пожелаем герру Манну удачи в пути, куда бы ни привела его дорога, а потом пойдем за колдуном.
      — Значит, ты согласен на условия его освобождения.
      — Я этого не говорил. Путь нам предстоит долгий, случиться может что угодно, так что не будем пока ничего обсуждать.
      — Тогда ван Хал не отдаст его тебе.
      — Мы перейдем этот мост, когда доберемся до него, ладно? Я и Разящий Шип при необходимости умеем быть весьма убедительны.

Глава 5
Проклятье Белого Волка