Фон Карстен - Доминион

      — Да-да-да, Конрад желал, да. Конраду нужны твои мозги. Эти двое притворяются преданными, но они отказали Конраду.
      — Так заставь их. Это просто. Отбери у них что-нибудь и пригрози уничтожить. Что они любят больше всего на свете?
      — Ничего, — рассердился Конрад.
      — Неверно, твое безумие, они любят свои книги. Они любят безделушки и сокровища, которые ты им дал. Они любят свою силу. Отбери это у них. Отбери все, если они не сделают то, что ты приказываешь.
      — Ты не можешь! — воскликнула Фей.
      Кантор отвесил женщине тяжелую пощечину. Она взвилась и свирепо оскалилась. Скеллан хрипло рассмеялся.
      — Видишь, Конрад. Пригрози отнять у них игрушки, и они быстро перегрызутся друг с дружкой. Для этого я тебе не нужен.
      — Конрад услышит правду, а ты его правдосказ, Джон Скеллан, так что говори. Когда ты смотришь на поле, что ты видишь?
      — Что я должен сказать? Кровопролитие, опустошение, страдания? Я вижу мир боли.
      — Но разве этого достаточно? Разве это удовлетворяет тебя? Разве открывает путь в царство мертвых? А?
      — Ты желаешь правды? — спросил Скеллан и неловко отступил в сторону, чтобы откинуть полог шатра.
      Холодный тяжелый воздух, насквозь пропитанный запахами крови и мочи, хлынул в палатку. За ним ворвались звуки битвы, звуки смерти и умирания, глухое мычание зомби, скрип и оханье скелетов, верещание духов, вой волков, контрастирующий с мучительными криками живых, звон стали, стук костей, влажный шорох рвущейся плоти.
      — Да, Конрад услышит правду.
      Скеллан смотрел на него, и в его единственном глазу пылала ненависть.
      — Думаю, с тобой покончено, Конрад. Думаю, твои баловни повернули против тебя, и ты ни черта не можешь сделать, чтобы помешать этому. Едва ли ты видишь это, ты ведь слеп. И Кантор, и Фей мечтают о владычестве. Они видят мир, вылепленный тобой, и думают про себя: это сделали мы, а не он. И они правы, потому что без них ты ничто, и здесь, на этом выжженном болоте, ты будешь уничтожен, мало-помалу. — Он глотал слова, потому что, сердясь, не мог справиться с изуродованными губами. — Они не пишут славную историю твоей жизни и не поддаются чепухе, которую корябает в твою честь Константин. Тебя запомнят таким, каков ты есть, — жалким невменяемым идиотом. Вот тебе моя правда.
      — Ты хочешь разгневать Конрада? Хочешь, чтобы он впал в бешенство? Конрад понимает твою боль, понимает, что ты уже не тот, что раньше, и бранишь его величие, чтобы облегчить свои страдания. Конрад понимает, но Конрад не прощает. О нет, Конрад не прощает неуважения.
      Скеллан улыбнулся, насколько позволили ему остатки рта.
      — Зачем мне прощение Конрада? Конрад ничего не значит для меня. — Он покачал головой, словно раздраженный тем, что привычка Кровавого Графа говорить о себе в третьем липе перекинулась и на него. — Кто контролирует твоих гамайя, твое безумие? Кстати, вопрос риторический. Я. Нам с тобой это прекрасно известно. Каждый во втором поколении избран мной. Так кому они преданы? Ну же, ответь, догадайся.
      — Тебе! — рявкнул Конрад, и зверь под его кожей тоже взревел. Лоб его раскололи морщины, нос утолщился, рот растянулся в свирепом оскале.
      — Мне, — подтвердил Скеллан. Он не выпускал своего зверя.
      — Кто верен Конраду? Кто?! — ярился Кровавый Граф, мечась по палатке. Он схватил Иммолай Фей за горло, рванул ее к себе, увидел в глазах женщины страх, насладился им и рявкнул ей в лицо: — Ты верна Конраду, сука?!
      Несмотря на всю свою магию, она не нашла ответа. Она боялась графа.
      Молчание стало приговором. Кому еще бояться, если не предателю?
      Граф отшвырнул женщину и повернулся к Кантору. Подонок вскинул руки и выплюнул проклятие, ударившее Конрада в живот, перевернувшее его внутренности. Сначала он не понял, что чувствует, не осознал серьезности происходящего, а некромант продолжал плести свои злобные чары. Пожар охватил черное сердце графа, и левую руку, и левый бок. Он не стал ждать, чтобы посмотреть, что же с ним такое творится, он перебросил некроманта через стол, и тот врезался в холщовую стену шатра. Озверевший вампир навис над Невином Кантором, готовясь осуществить свое правосудие.
      — Ты присягнешь в верности Конраду, духу возродившегося Вашанеша. Клянись — или умрешь немедля.
      — Сперва я поставлю твою армию на колени, — выдохнул Кантор. — Ты, тупица, убей меня — и твоя власть над мертвецами исчезнет. Неужели ты зашел так далеко, что не сознаешь этого? Твое войско существует лишь благодаря мне. Повелитель здесь не ты, Конрад, а я — и она, — он мотнул головой в сторону Иммолай Фей, — она, моя черная королева. Ты создал империю на прахе, Конрад, вот она и рассыпалась. Таков ход вещей.
      — Нет. — Конрад не верил своим ушам. — Нет, нет, нет, нет.
      Кантор поднялся, презрительно ухмыляясь.
      — Ты слышишь, Конрад?
      — Конрад ничего не слышит.
      — Точно, и тишина эта зловеща, не правда ли, с учетом того, что мы на поле боя? Где крики умирающих? Где лязг мечей?
      — Что ты наделал?
      — Только то, что обещал, — отозвал своих мертвецов. Они больше не сражаются за тебя. Они ждут моего приказа, они чувствуют, что мой гнев направлен внутрь — на тебя, Конрад. Слышишь, как они идут? Слышишь скрежет костей, шарканье ног? Они идут за тобой.
      Конрад оттолкнул Скеллана и вылетел из палатки на жестокий дневной свет. Солнце обожгло кожу. Он взглянул на небо, на золотой шар, висящий над головой, и закричал:
      — Где тьма? Конрад велит — да будет ночь!
      Из шатра спокойно вышел некромант. За ним шагнул Скеллан. В его правой руке что-то поблескивало.
      — Да ты и вправду дурак, а, фон Карштайн? — выплюнул Кантор. — Ты грозишь небесам и даже не смотришь на землю. Оглянись — твоя гибель близка.
      — Измена, — прошептал Конрад, увидев, как мертвецы дерутся друг с другом, как вампиры барахтаются в безбрежном море зомби Кантора и Фей. Мертвецы шли за ним: мертвецы, его мертвецы. — Бейтесь! — взвыл Конрад. — Крушите живых!
      Бесполезно.
      — Твое время истекло, Кровавый Граф, — самодовольно бросил Кантор.
      Эти слова стали его последними словами, Скеллан вонзил тонкий кинжал в спину некроманта, между третьим и четвертым ребрами, погрузив нож глубоко в сердце чародея. Губы колдуна шевелились, но он не мог выдавить ни звука. Белый туман выполз изо рта Кантора и сгустился, обретая форму гнусной твари. Конрад знал, что видит, как знал и то, что не может видеть этого. Сущность Кантора, его душу. Взвыл ветер, молния расколола чистое голубое небо, грянул гром — и туман рассеялся. Покой и безмятежность воцарились над Черным Торфяником.
      Только тогда тело рухнуло.
      И тут же порабощенные Кантором мертвецы попадали все, как один. Черная нить Шайша, привязывающая их к нежизни, оборвалась.
      Вороны кружили над полем, садились на крыши палаток, на трупы, на камни и насмешливо, почти по-человечески харкали: он идет… он идет…
      Конрад кинулся в гущу окруживших его птиц, разгоняя их.
      Они нехотя поднялись, каркая, каркая, каркая безостановочно: он идет…
      Иммолай Фей пыталась управлять своими зомби, пыталась шипящими заклинаниями поднять из грязи мертвецов Кантора, но вампиры уже набросились на них.
      Мертвецы уничтожали друг друга. Живым оставалось лишь наблюдать.
      — Убейте их! Убейте их всех! — ревел Конрад, как одержимый носясь по полю боя кругами, вспугивая черных птиц.
      Скеллан удовлетворенно улыбнулся.
      Силы живых воспряли, крах врага придал им новую мощь.
      Они потрясали мечами и копьями, их сапоги разбрызгивали слякоть, они спотыкались и падали, и вставали, и продолжали наступать, оглашая воздух жуткими криками.
      В тот день к мертвым пришла истинная смерть.
      Конрад застыл, прекратив воевать с воронами.
      Из залитого кровью, разоренного Черного Торфяника навстречу ему поднялось лицо из прошлого, лицо призрака.
      — Конрад убил тебя, — сказал он, не замечая, что раздавил и мнет в руках тело пойманной птицы.
      Перед ним стоял Йерек фон Карштайн.
      Рядом с ним хмурились пара дварфов и мальчишка Хелмар, стискивающий в потных ладонях Рунный Клык, меч своего отца.
      А вокруг бушевала битва, живые истребляли мертвых.
      Скеллан хотел остановить дварфа Каллада, но мрачный Груфбад тряхнул бородатой башкой:
      — Прочь с дороги, урод, это касается только меня и того, кто убил моего отца.
      — Убей его! — взвыл Конрад, но Скеллан, к ужасу графа, покачал головой.
      — Ты должен сам отвечать за свои поступки, Конрад, — сказал Скеллан, ухмыляясь. — Сдается мне, мир пришел рассчитаться с тобой.
      — Ты сказал «нет»? Конрад убьет тебя, если понадобится, и ты тоже умрешь, коротышка. — Кровавый Граф потянулся к мечу, мечу со змейкой на эфесе, мечу, всегда висевшему у него на боку, но его там не было. Оружие осталось в шатре — под столом. Он сам сбросил его, когда гневался. — Конраду не нужна сталь!
      Он кинулся на первого дварфа, и тот встретил атаку головой, боднув Конрада в лицо. Ярость задушила все иные чувства вампира. Конрад вцепился в бороду дварфа, но тот даже не поморщился.
      Вдруг грудь Конрада точно огнем опалило, он опустил взгляд и увидел вонзившееся в его тело лезвие огромного топора.
      Когда дварф выдернул оружие, граф закричал, и крик его был ужасен.
      Но когда топор дварфа вновь опустился, второй вопль вампира показался всем еще страшней первого.
      И все же он не падал. Конрад поймал топор и оттолкнул его от себя, а Каллада ударил в висок и заревел, раздираемый животной яростью, но тут его обхватили чьи-то руки. Вампир не мог разорвать железных объятий, он корчился, дергался, визжал — тщетно.
      Каллад шагнул ближе, вскинул топор, чтобы отрубить твари голову, но Хелмар остановил его:
      — Он убил и моего отца, дварф. Я должен закончить дело. Это нужно мне, это нужно моим людям.
      Каллад взглянул на юного воина, и что-то в лице молодого претендента сказало ему, что мальчику это нужно больше, чем Калладу. Нужно, чтобы обрести покой.
      — Да, парень, правосудие уже свершилось, кто бы ни нанес последний удар. Давай.
      И дварф отступил.
      Хелмар встал над Конрадом, Груфбад держал вампира.
      Юноша поднял Рунный Клык…
      В глазах Конрада мутилось. Он видел Скеллана. Видел призрак Йерека. Видел тело Иммолай Фей и ее сердце, зажатое в кулаке Волка. Он видел дварфа.
      Ноги его подкосились.
      Издевательски каркали вороны. Он видел их повсюду, тьму черных птиц, и в их глазах граф разглядел истинный источник измены и в свой последний миг понял, что расправился с ним один из своих.
      — Конрада предали, — выдохнул Конрад.
      Темнота смыкалась вокруг него. Граф потянулся к Волку, своему правдосказу.
      Он так и не почувствовал удара, лишившего его головы.

Эпилог
Черный Торфяник

      Каллад Страж Бури стоял над трупом Кровавого Графа.
      Он отомстил. Отомстил за своего отца. Отомстил за свой народ. И все же… и все же он ничего не чувствовал.
      Смерть врага не принесла ему удовлетворения. Он был пуст.
      — Пора уходить отсюда, — сказал Джон Скеллан и словно развернул свое искалеченное тело, как разворачивают скомканную бумагу. Он вытянулся в полный рост, управляя мускулами и заставляя ноги повиноваться. Охнув, он вправил плечо. Рука по-прежнему висела плетью, на лице не изгладились отметины побоев Йерека, но осанка вампира вновь стала гордой, точно он сорвал маскарадный костюм беспомощности. — Я не из тех, кто проигрывает, а, Волк? Я выполнил свою часть сделки, а теперь и ты выполнил свою. — Он повернулся, но вдруг остановился. — Ты здорово действовал, дварф, по-настоящему здорово. Не думал, что в тебе это есть. Возвращайся в свою нору в земле. Величайший из них идет. Ни к чему тебе видеть его возвращение.
      Пара воронов опустилась на плечи Скеллана, один на левое, другой на правое, и хотя свирепый ветер мгновенно унес их насмешливое карканье, все стоявшие здесь могли бы поклясться, что услышали имя:
       Маннфред.