Между «предумышленным» и «убийством по неосторожности» есть разница. Лет эдак в семь. Или, говорю, может быть, увидел труп капитана Пилюгина и впал в состояние аффекта. Так нет. Уперся. Я, говорит, все сделал сознательно и без всяких угроз со стороны Газеева. Спрашиваю, мол, ты хоть понимаешь, какой срок можешь получить с такими показаниями? Понимаю, отвечает, но это дело не мое и не ваше, а суда. Пусть суд и решает. А меня, говорит, совесть не заест. Нет, ты понял, Аркадий? Совесть его не заест.
      – Понял, понял, – ответил Волин.
      – Короче, время у вас есть, до восьми утра. В восемь мне придется передать дело по инстанции. А это все, Аркадий. Там уже ничего не изменишь. Потом была беседа с врачом и медсестрой. Волин рассказал им о газеевских «подвигах», о Маринке Рибанэ, – вы же видели, какой ее привезли сюда, – об убитом охраннике в службе «777». В конце концов, они «припомнили», что успокаивали больных. Врач вошел в палату к одному особенно возмущенному шумом старичку, сестра ему помогала, поэтому непосредственно в момент выстрела их вообще не было в коридоре. А затем состоялся неприятный разговор с Сашей. Оперативник сидел и смотрел в окно с таким видом, словно разговор его вовсе не касался. Волин долго убеждал Смирнитского в том, что нужно – просто необходимо, – изменить показания. Все понимают природу его, Саши, поступка, и все согласны, что Газеев получил по заслугам. Но зачем же самому класть голову на плаху? Глупо! Разговор закончился тем, что Саша посмотрел на Волина со странным сожалением и равнодушно сообщил, что срок его не пугает. Плевать ему на срок. Он сделал то, что должен был сделать, и, если суд решит, что Саша заслужил максимально строгое наказание, значит, так тому и быть. Он ни о чем не жалеет и, более того, если бы время сейчас отмотали назад и предложили ему выбирать, поступил бы точно так же. И не надо его ни в чем убеждать. Показания он, Саша, подписал и менять их не собирается.
      – Ты слышишь меня? – громко спросил «Главный».
      – Что? – Волин вдруг понял, что задумался.
      – Я спрашиваю, что с этой Рибанэ? Она жива-здорова?
      – Да. С Рибанэ все нормально.
      – Ну и отлично. – «Главный» перевел дух, протер платочком лоб. – Значит, свяжись со смежниками, пусть закрывают дело и сдают в архив. С глаз долой – из сердца вон, как говорится.
      – Хорошо. «Сейчас, – подумал Волин, – он скажет, что мы с такой работой сведем его в могилу и что до пенсии он не доживет».
      – Вы меня с такой работой в могилу сведете, – проворчал «Главный». – До пенсии спокойно дожить не дадут. Один, понимаешь, самоуправством занимается, второй – машины корежит и обвиняемых отстреливает. Как с цепи сорвались, ей-Богу, – он посмотрел на стоящего перед столом Волина. – Вам еще повезло, что в квартире у этого Газеева нашли вещи: куртку там, джинсы, кепку. Походный термос для льда… А не то бы я сам тебя под статью отправил. Ну что смотришь? Иди, работай. Стоишь, как привидение. Волин вышел в коридор и направился к своему кабинету. Настроение у него, откровенно говоря, было паршивое. Все шло наперекосяк. И он почему-то не испытывал торжества от того, что им удалось поймать маньяка-убийцу. Наоборот, плавал в душе ил недовольства. Как-то все было не так. Наперекосяк как-то было все. Он подошел к своей двери, достал из кармана ключ, отомкнул замок.
      – Аркадий Николаевич? Волин обернулся. Перед ним стоял невысокий, худощавый, совсем молодой парень с бледным лицом. На парне была кепка-бейсболка, кожаная куртка, джинсы и кроссовки. «Тот самый наряд, – подумал Волин механически. – Наряд убийцы-маньяка».
      – Аркадий Николаевич Волин? – переспросил парень.
      – Да, – кивнул Волин. – Вы по делу?
      – Мне нужно с вами поговорить.
      – Знаете что, – Волин подумал. – Заходите завтра. Вы можете завтра? Сегодня у меня очень много дел…
      – Я не могу завтра, – пресек парень дальнейший ход беседы.
      – Дело касается покойного Вадима Завадского.
      – Кто это? – нахмурился Волин. – Знакомая фамилия, но…
      – Вадим Завадский был телохранителем Марины Рибанэ. Но дело не только в нем. Дело еще и в Михаиле Газееве. «О господи, – подумал Волин. – Даже после смерти он не дает мне покоя».
      – Михаил Газеев погиб этой ночью, – сказал Волин устало. – Дело закрыто. А я третьи сутки на ногах. Может быть, ваша информация все-таки подождет до завтра?
      – Нет, – покачал головой парень. – Если Михаил Газеев погиб, она тем более не может ждать.
      – Аркадий Николаевич, – позвал дежурный.
      – Да? – тот обернулся.
      – Только что звонили криминалисты. Вас не было, так я записал… насчет анализа слюны на окурках, найденных в подъезде…
      – Да, – кивнул Волин. – И что?
      – Они провели анализ… – дежурный с сомнением посмотрел на парня. – Э-э-э…
      – Что? – повторил Волин.
      – На окурках слюна не Газеева, – едва не радостно сообщил дежурный.
      – Как не Газеева? – Волину показалось, что он налетел на электровоз. – А чья же?
      – Они не сказали. Сказали только, что не Газеева.
      – Наверное, брата, Бориса, – сам себе объяснил Волин.
      – И не Бориса, – подал голос парень.
      – И насчет кроссовки, – продолжал дежурный. – В смысле, того следа, который обнаружился под лужей крови в беседке, возле трупа Пашиной. Криминалисты «проявили» отпечаток и сделали слепок. Убийца носит кроссовки сорокового размера.
      – А у Михаила Газеева какой размер? – спросил Волин, холодея. Он не мог вспомнить размер туфель Михаила, но в одном был уверен абсолютно точно: не меньше сорок третьего.
      – Сорок четвертый, – вновь ответил за дежурного странный парень. – А у Бориса Газеева – сорок третий.
      – Наверное, напутали что-нибудь эксперты, – пробормотал Волин, с отчаянием понимая: ерунду говорит. Ничего эксперты не напутали. Как не напутали и в прошлый раз, со временем смерти. Просто психопату снова удалось их обмануть.
      – Ничего ваши эксперты не напутали, – словно прочитав его мысли, сказал парень. – Все точно. Волин толкнул дверь кабинета:
      – Входите. – Парень вошел, прошагал к стулу, присел. Волин устроился за столом, закурил, чтобы отогнать сонливость. – Рассказывайте, что у вас.
      – Позапрошлой ночью Вадим вызвал меня телефонным звонком. Сказал, что у него ко мне срочное дело.
      – Минуточку, минуточку. Для начала давайте уточним. Кто вы такой?
      – Я работал вместе с Вадимом. Сначала в милиции, потом в охранном агентстве. В основном мы действовали в паре. Вадим доверял мне.
      – Ну, допустим.
      – Позавчера ночью он позвонил мне и попросил срочно приехать к дому Михаила Газеева.
      – В котором часу?
      – В начале первого.
      – Угу. И что же?
      – Так вот. Когда я приехал, Вадим попросил меня навести справки о Марине Рибанэ.
      – Почему?
      – Не знаю. Он не объяснял мне причин. Думаю, все дело в интуиции. У Вадима была просто потрясающая интуиция. И еще он сказал, что, если с ним что-то случится – внезапная смерть в результате несчастного случая или убийство, – я должен буду передать полученную информацию в милицию. А утром Вадим перезвонил мне и назвал вашу фамилию. «Это уже после того, как мы беседовали с этим Завадским, – сообразил Волин. – Значит, я его отпустил, и Вадим позвонил этому парню». Он затягивался раз за разом, выпуская дым и разгоняя его рукой. Парень же смотрел на Волина так, словно тот должен был сейчас вскочить и удариться в пляс. По меньшей мере.
      – Ну и что? – наконец прервал молчание Волин.
      – Михаил Газеев – не тот, кого вы ищете, – вдруг сухо сказал парень. – Он – не убийца. Вадим предупреждал меня, что Михаила могут убить.
      – Предупреждал, предупреждал… – повторил Волин. – Ну прямо прорицатель какой-то этот Завадский. Нострадамус.
      – Я навел справки о Рибанэ, – пропуская сарказм мимо ушей, продолжал парень. Он достал из кармана сложенный лист, начал бесстрастно-механически читать: – Так… «Родилась в тысяча девятьсот семьдесят первом году…» Это неважно. Вот. «Отец – Рибанэ Алексей Михайлович. Рецидивист. Три срока. Хулиганство, нанесение тяжких телесных. Изнасилование малолетней». – Волин потихоньку просыпался. – «Мать – Рибанэ Валерия Дмитриевна. Скончалась при родах. Трое детей: старшая – Марина, средний – Володя, младший – Боря. Борис Алексеевич Рибанэ скончался в возрасте четырех месяцев от двусторонней пневмонии. С восемьдесят седьмого года Марина Алексеевна Рибанэ проживает в Волгограде, у бабушки по материнской линии. Изредка навещает родственников. Спустя три года, в девяносто втором, ее брат, Владимир Алексеевич, приезжает в Москву и подает заявление в клинику пластической хирургии о перемене пола. В просьбе ему отказали. Выписали направление для консультации у врача-психиатра по месту постоянной прописки».
      – Это сколько же ему лет было? – поинтересовался Волин.
      – Девятнадцать.
      – Чем дальше, тем интереснее.
      – «В девяносто четвертом году Марина Алексеевна подала заявление об утере паспорта. Через месяц ей был выписан дубликат паспорта по месту прописки. То есть в Волгограде. В девяносто пятом, после смерти бабушки, Марина Алексеевна вернулась к отцу. А в девяносто шестом… – парень посмотрел на Волина, – она снова подает заявление в милицию о похищении сумочки, в которой помимо денег находились также все документы. Ей вновь был выдан дубликат паспорта. Через три месяца после этого события Алексей Михайлович Рибанэ погиб в результате несчастного случая».
      – А конкретнее? – спросил Волин заинтересованно.
      – Замерз, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения. Уголовное дело было прекращено за отсутствием состава преступления. А теперь… – парень протянул Волину бумагу. – Прочтите. Волин взял лист, развернул, начал читать: «На ваш запрос от такого-то числа такого-то месяца сего года сообщаем, что Марина Алексеевна Рибанэ в настоящий момент проживает по месту постоянной прописки. (Город, улица, номер дома.) Личность засвидетельствована соседями (Фамилии. Инициалы), а также участковым. (Звание. Фамилия, имя, отчество)». Волин отложил бумагу. Потер лоб. Черт побери.
      – Сегодня утром я ездил в банк, – спокойно сказал парень, поднимаясь. – Там очень жалеют о смерти Михаила. Говорят, он был хорошим директором. Кстати, компаньоны Михаила никогда не обращали внимания на его маленькую слабость. У Михаила Петровича была несколько отличная от общепринятой сексуальная ориентация. Он не мог хотеть убить женщину, с которой жил, хотя бы по той простой причине, что он вообще не жил с женщинами. В комнату заглянул дежурный:
      – Аркадий Николаевич, в «Склифосовского» обнаружен труп одной из медсестер. Ей отрезали голову.
      – Твою мать. – Волин покачал головой, выдохнул, словно говоря: «Ну и дураки же мы все». Сказал, обращаясь к дежурному:
      – Позвони на Петровку. Пусть поднимают группу захвата. И еще нам понадобятся люди из службы наружного наблюдения. Чем больше, тем лучше. Свяжись с начальством УВД «Пролетарский», пусть соберут весь личный состав. Теперь, чтобы поймать маньяка, потребуется очень много людей.
 

***

 
      – Больные встревожились, – сетовал бледный, как первый снег, врач. – Вообще-то у нас иногда бывает, сестры отлучаются, чаю попить или перекусить. Двенадцать часов на ногах. Но Света никогда не бросала пост, и… это сыграло свою отрицательную роль. К ее отсутствию отнеслись со снисхождением. Вроде разок можно. Не каждый же день. Так что серьезно спохватились только часа через полтора. Просто в голове не укладывается.
      – А мы даже охрану не выставили у палаты, – сказал капитан-спецназовец, глядя на обнаженный труп медсестры.
      – Так ведь вроде и незачем было, – мрачно заметил Волин и, повернувшись к врачу, поинтересовался: – У Светы какой голос был? Контральто?
      – Совершенно верно, – подтвердил врач. – А вам откуда это известно? Вы что, были знакомы с ней?
      – Нет, но… просто знаю. Обезглавленное тело было накрыто одеялом до самого затылка. Убийца – Волин даже не знал, как его теперь называть, – отрезал медсестре голову и положил ее на подушку, предварительно замотав собственными бинтами затылок. Под подушку он спрятал самодельные ножны, на которых болтались обрывки «скотча».
      – Она примотала ножны к бедру и таким образом пронесла в больницу, – заметил капитан-спецназовец. – Хитрая бестия. Но как здорово бабу изображает. Я ни разу не понял, что она – это он. Точнее, что… короче, ты понял.
      – Понял. Волин сейчас думал о другом. «Боря» обладал не просто острым умом, у него была еще и железная выдержка. Так себя изрезать только ради того, чтобы попасть на место очередного убийства? Для этого нужна огромная сила воли. Стоп, мысленно сказал он себе. Но, если убийца – Марина… или как теперь ее называть… то кто же звонил ей домой, когда они сидели вместе с Левой? Допустим, в остальных случаях ей вообще никто не звонил. Она вполне могла соврать насчет предыдущих звонков. Но в этот-то раз кто-то набрал номер, поставил в будке диктофон? Допустим, Михаил Газеев любил «Марину» и, когда она… то есть он… записал разговор Аллы Ладожской на диктофон, согласился поехать к знакомым и «подчистить» запись. Возможно. Она могла наплести ему что-нибудь вроде «розыгрыш», и тэ дэ и тэ пэ. Допустим, и фразу Михаил «разложил» тоже для нее. А провода, о которых рассказывал Пилюгин? Кто прицепил провода к распределительному щитку? Не могла же «Марина» заранее знать, с какого номера ей позвонят? Номер-то был взят с АТС, «без дураков». Посторонняя квартира. Ладно, подумал Волин. Эти вопросы мы проясним позже, когда поймаем «Борю-Марину». Он повернулся к капитану-спецназовцу:
      – Твои парни готовы?
      – Ты только скажи, что делать. Поставь им задачу. А уж они сработают в лучшем виде.
      – Тогда поехали.
      – Куда?
      – Есть еще одно место, где она появится непременно.
 

***

 
      Сложность заключалась в том, что ни Волин, ни кто другой не мог сказать точно, в каком именно месте появится «Марина». Честно говоря, Волин немного боялся. Убийца уже доказал, что он умен и с фантазией у него все в порядке. Ему уже не раз и не два удалось обвести всех вокруг пальца. Наверняка и сейчас он тоже задумал какую-то каверзу. Знать бы, какую… Хотя бы примерно. Сидя в прокуратурской «Волге», психиатр Чигаев, капитан-спецназовец, Волин и местный участковый изучали подробную карту района.
      – У нас пять снайперских точек. Вот тут, тут, – он тыкал пальцем в карту, – вот здесь, на крышах, и вот здесь еще. Восемь групп быстрого реагирования. Ждут в машинах. Плюс двенадцать передвижных патрулей. По нашему сигналу они немедленно прибудут к нужной точке.
      – А что с наблюдением? – спросил Волин.
      – Мои парни просматривают все соседние улицы. Ребята из «наружки» держат второе «кольцо» наблюдения. Местные парни – третье «кольцо». Плюс наши люди дежурят у всех выходов ближайших станций метро. На «Крестьянской заставе» и на «Пролетарке». Связь постоянная. Мышь не проскользнет, муха не пролетит. Как только она появится, мы ее заметим. С такой-то внешностью. – Капитан-спецназовец хмыкнул, покачал головой не без некоторого уважения. – Это же додуматься надо, морду себе изрезать. Сильна баба. Характерец там – будь здоров.
      – Я тоже об этом подумал, – вздохнул Волин. На панели «Волги» нет-нет да и вспыхивал огонек передатчика. Сквозь несмолкающий треск помех волнами накатывали голоса:
      – Я Семнадцать-ноль три. Вижу женщину. Сворачивает с Качалинской на Стройковскую. Ноль четыре, движется в твою сторону.
      – Семнадцать-ноль четыре. Принял. Вижу женщину. Лицо отчетливо. Порезов нет. Отбой.
      – Два-шесть девять – «Базе», заканчиваю объезд территории. Объект не замечен. Как поняли? Прием. Волин брал микрофон и бубнил:
      – «База» – Двойке-шесть девять. Понял тебя. Отбой.
      – Цапля-пять, вижу молодую девушку. Сворачивает с Талалихина на Малую Калитниковскую. Движется в направлении «Дома». Входит во двор. Цапля-пять, объект потерян.
      – Цапля-шесть, объект принял. Вижу отчетливо. «Дом» – код его, Волина, дома. «Цапля» – позывные снайперских команд. Даже как-то странно об этом думать. Ловить маньяка-убийцу у своего собственного дома. Поначалу, получая сообщения об активности в районе «Дома», Волин начинал заметно нервничать. По истечении трех часов ожидания ощущение это притупилось. Он почти перестал волноваться. Разве что самую малость. Сейчас Волин потянулся к рации:
      – «База» вызывает Цаплю-шесть, опишите объект.
      – Цапля-шесть, вас понял. Девушка. Рост около ста семидесяти пяти. Длинные светлые волосы. Короткая коричневая куртка. Джинсы. На плече ярко-красная спортивная сумка. Чуть подпрыгивающая походка. Катька. Она так ходит. Как журавль. Даже на аэробику записалась. И помогло ведь. Сейчас уже походку не узнать. Позанимается еще с полгодика – и будет полный ажур. Волин почувствовал, как неприятные мурашки бегут от лопаток к пояснице. Он вдруг подумал о том, что и у его дочери тоже контральто. Ломкое, правда, но вряд ли данное соображение остановило бы «Марину-Борю». Как хорошо, что она успела вернуться домой прежде, чем на улице началась страшная охота взрослых.
      – «База» – Цапле-шесть. Ведите объект, – сказал он. Капитан-спецназовец бросил на Волина удивленный взгляд.
      – Ты что, ее знаешь?
      – Это же Катя. Дочка Аркадия Николаевича, – пояснил участковый.
      – Да ну? – капитан присвистнул. – Вон оно чего.
      – Цапля-шесть. Объект следует к третьему подъезду. Входит в дом. Объект потерян.
      – «База» – Цапле-шесть. Отбой. Волин положил микрофон на панель, откинулся на сиденье. Спросил, повернувшись к психиатру:
      – Как по-вашему, Наум Яковлевич, этот Володя, он притворялся? Чигаев взглянул на него:
      – Притворялся в чем?
      – Когда выдавал себя за Марину?
      – Не думаю. Скорее всего мы имеем дело с необычным случаем деперсонализации личности. Проще говоря, с шизофренией. Марина – одна из мнимых личностей Володи. Как, впрочем, и Боря.
      – Вы полагаете, Марина ничего не знала о Боре и Володе?
      – Возможно. Случаи, в которых каждая личность знает обо всех других, невероятно редки. Это так называемые идеальные случаи, – психиатр покачал головой. – Если бы мы с самого начала знали, что Володя Рибанэ подавал заявление на операцию по изменению пола, версия с шизофренией стала бы превалирующей. Но… – Чигаев развел руками.
      – А зачем Боря пугал Марину? Ведь в реальности он не смог бы ее убить, не погубив себя.
      – Разумеется. Поэтому и пугал. Очевидно, Боря хотел стать личностью-доминантом. Понимаете, при деперсонализации контроль над разумом может взять только одна из личностей. Володи Боря не боялся. Субъективные личности, как правило, гораздо сильнее личности объективной. Ведь кто такой Боря? Это вторая сторона Володиного «я», вобравшая в себя все самое худшее, что было в объективной личности.
      – То есть в Володе?
      – Именно. Боря возник под влиянием стрессовой ситуации. Володя пережил сильное психическое потрясение, и его разум, защищаясь, создал личность-отстойник. Борю. И эта «субъективная» личность приняла на себя все зло, обрушившееся на Володю в жизни. Но именно поэтому Боря сильнее Володи. Психологически. Он не боится Володи. А вот Марина – другое дело. Она – результат сильного Володиного желания стать женщиной.
      – Но ведь ему отказали в клинике? – спросил капитан-спецназовец. – Я думал, в таких ситуациях пациентов оперируют.
      – Конечно. Если бы заявление подала МАРИНА, так бы и произошло. Но весь фокус в том, что Марина ничего не знала о Володиной поездке. Она-то считает себя НОРМАЛЬНОЙ женщиной. Ну, разве что с небольшими физиологическими отклонениями.
      – Кстати, – капитан кашлянул. – А как насчет груди? У нее же настоящая женская грудь, я сам видел.
      – Видите ли, – Чигаев усмехнулся, – если вы сегодня же начнете принимать женские гормоны и будете делать это ежедневно в течение… ну, скажем, года, то у вас тоже сформируются вторичные половые признаки женщины. Перестанет расти волосяной покров на лице, обозначится грудь. Судя по всему, Марина или Володя поступили именно так. Не сомневаюсь, что для Михаила Газеева достать подобные препараты и получить подробнейшую консультацию по их применению не составляло труда. Ему нравилось иметь подобного сексуального партнера. Между прочим, на Западе такие «полутрансвеститы» ценятся на порядок выше проституток с четко выраженной половой принадлежностью.
      – Скажите, – Волин тряхнул головой, – а если поместить Володю в клинику, его можно избавить от этих «мнимых» личностей?
      – В психиатрии это называется «субъективными» личностями, – пояснил Чигаев. – Трудно сказать наверняка. Пятьдесят на пятьдесят. Слишком уж необычен случай.
      – И как этот Боря убил бы Марину подобным образом? – поинтересовался Волин. – В смысле, он мог бы ее запугать так, чтобы она перестала существовать?
      – Совсем – вряд ли. Полностью подавить личность подобным образом нельзя. Но вот загнать ее в подсознание… заставить уснуть, что ли… вполне можно. Тогда Боря стал бы единоличным «распорядителем Володиного разума».
      – М-да, – разочарованно протянул капитан-спецназовец. Волин же просто кивнул и отвернулся к окну, пробормотав:
      – Отлично. Этот психопат с паспортом своей сестры кочует по стране и убивает девушек. Просто отлично.
      – Кстати, – встряхнулся капитан. – Вот тут я не понял. Она сама отдала ему один паспорт или он у нее документы стырил?
      – Кто его знает, – дернул плечом Волин. – Да и какая разница? Дико хотелось спать. Глаза закрывались сами собой. Казалось, под веки натолкали горячего песка пополам с бутылочными осколками. Волин часто курил, стараясь стряхнуть сонливость, примерно раз в полчаса вылезал на улицу, усиленно приседал и размахивал руками. Процедура эта вливала в него крохотные порции бодрости, которые, к сожалению, иссякали слишком быстро. Когда подошел к концу девятый час ожидания, капитан-спецназовец поинтересовался:
      – А ты уверен, что она придет? Этот, бородатый, он не мог ничего напутать с графиком?
      – Нет, – Волин покачал головой и, наверное, уже в сотый раз, закурил. – Там все сходилось. Она придет. Рано или поздно, придет.
      – Может быть, эта «Марина» просто решила… решил нас вымотать? Ждет, пока мы устанем, пока глаз «замылится». Надеется проскочить в сумерках, под шумок. Вот через полчаса народ с работы повалит, она и попробует просочиться через оцепление. Или ждет, пока заваруха утихнет. А придет, допустим, завтра. Или вообще через неделю.
      – Существует и такая вероятность. – Волин поджал губы и качнул головой, словно говоря: «Не знаю, ребята».
      – Но только не под шумок, – вступил в разговор Чигаев. – Для Бори это слишком тривиально. Вы заметили, как он действует? Фол. Риск на грани сумасшествия.
      – А он кто? – усмехнулся капитан. – Он и есть этот… крейзи. Психопат хренов.
      – Стоп! – Волин внезапно замер. – Какой сегодня день?
      – Понедельник, – хором произнесли капитан и участковый.
      – А время сейчас?
      – Тридцать восемь минут пятого, – ответил капитан. – Я же говорил. Через полчасика народ пойдет.
      – Что-то не так, – пробормотал Волин. – Ребята, мне срочно нужно позвонить.
      – А что случилось-то? – встревожился капитан.
      – Катька по понедельникам на аэробику ходит. К пяти. Из дому выходит в двадцать минут пятого.
      – Ну и что? Может, просто опаздывает. Да не волнуйся ты так. Если бы эта сволочь к твоему подъезду ближе чем на сто метров подошла, мы бы ее заметили.
      – Я позвоню, проверю. На всякий случай. Жетоны есть у кого-нибудь? Жетонов не оказалось. Волин выскочил из машины и помчался к ближайшему ларьку за жетоном. Таксофон был занят. Дородная толстуха щебетала с какой-то «Халочкой» о том, что «Ленушкин Семик уже полхода сидит без работы, сараса, а жрать, хаденыш, привык за четверых. Так они там усе холодными ходят, кроме Семика, ясное дело, потому шо Семик, даром шо такой хаденыш, а своего не упустит. И ты знаешь шо, Халочка, он же, хаденыш, вехетарианскую пищу тоже не хочет кушать, а хочет он кушать мяса, потому шо кричит, шо он не корова, шобы траву жрать. Сараса такая. Представь себе, Халочка». Волин прождал пять минут, побарабанил жетоном в стекло. Толстуха стрельнула в него уничтожающим взглядом и сказала «Халочке, шо позвонит еще позже, а то тут ее сейчас прямо убьют, шо она разховаривает, и вообще». После чего возмущенно швырнула трубку на рычаг. Волин занял ее место, набрал домашний номер. Трубку сняла Люся.
      – Волин? – удивилась она. – Ты откуда звонишь?
      – Да я тут в одном месте, недалеко, – туманно отговорился он.
      – Ты домой собрался, да, Волин?
      – Может быть. Не знаю. Слушай, Катька дома?
      – Дома. Волин, что случилось? – в голосе Люськи тревога вспыхнула степным пожаром.
      – Да ничего не случилось. Все нормально. А что… Катька на аэробику свою не пошла?
      – Нет. У них занятие отменили. К ней подруга пришла из секции. Заперлись у Катьки в комнате, музыку слушают. Волин, ты когда придешь?
      – Постой. Подожди, Люсь. Какая подруга? В подъезд же никто не входил. Часа два уже.
      – А тебе откуда известно про подъезд, Волин? Ты что, следишь за нами?
      – Да погоди ты!!! – заорал Волин. – Когда она пришла, эта подруга? После того, как Катька вернулась из школы, в подъезд никто не входил! Мы же все время наблюдали!
      – Волин, ты сошел с ума, – сказала Люся, изображая голосом айсберг. – Почему ты кричишь на меня? Я, кажется, ничего тебе…
      – Люся, – перебил ее Волин, стараясь говорить спокойно. – Я тебя умоляю, скажи мне, когда пришла эта подруга?
      – Часа два с половиной назад. Около трех.
      – Значит, сразу после того, как Катька вернулась из школы, так?
      – Сегодня в школе не было занятий.
      – Как не было? Волин почувствовал, как земля уплывает у него из-под ног.
      – В милицию позвонил какой-то мужчина и сказал, что в школе заложена бомба. Учеников распустили по домам. Еще утром.
      – Люся, – в горле запершило. Волин сглотнул, закашлялся, с трудом перевел дыхание. Он был на грани обморока. – Скажи мне, как она выглядит?
      – Ты о ком говоришь, Волин?
      – О подруге, Люся. О подруге.
      – Лет двадцать пять – двадцать семь. Спортивная. Блондинка. Ростом примерно как Катька. Может, чуть повыше. А что такое, Волин?
      – У нее есть царапины на лице? На лбу? Небольшие такие порезы?
      – Да, есть. Она сказала, что попала в аварию. Но их почти не видно из-за косметики. А что случилось, Волин? Ты ее знаешь? У него все поплыло перед глазами. Волин сглотнул и, опершись рукой о стенку будки, чтобы не упасть, сказал:
      – Люся, ни в коем случае не заходи в комнату к Катьке. Ты поняла? Ни в коем случае! – Он уже пожалел, что не взял с собой капитана-спецназовца. Тот, наверное, дал бы более полезный совет. – Сейчас спокойно, без суеты, оденься и уходи из квартиры. Ты поняла? Спокойно, без суеты. И спускайся вниз. У подъезда тебя встретят.
      – Волин, что произошло? – Люся едва сдерживалась, чтобы не сорваться на крик. – Объясни мне. Я никуда не пойду, пока ты мне все не объяснишь!
      – Люсенька, послушай меня, пожалуйста. Делай то, что я тебе говорю, и не задавай лишних вопросов. Ладно? Немедленно уходи из квартиры. Люся! – Тишина. – Люся, ты меня слышишь?
      – Я тебя слышу, – послышался в трубке мужской голос. – Хочешь новость? Было две, осталась одна. А в Москве так много красных спортивных сумок, коричневых курток и светлых париков. И тотчас же запищали короткие гудки.
      – Черт, – Волин повесил трубку, закрыл глаза и, ткнувшись лбом в холодное стекло, забормотал: – Все, все, все, все. С ними ничего не случится. С ними ничего не может случиться. Все будет нормально. По стеклу постучали. Волин резко открыл глаза и выпрямился. Давешняя толстуха смотрела на него, едва не прижавшись к стеклу лицом.
      – Так вы будете звонить или нет? – спросила она.
      – Нет. Извините. Он вышел из будки и нетвердо зашагал к припаркованной во дворах «Волге».
      – Может, вам врач нужен? А то шо-то вы бледненький, – прокричала ему вслед толстуха. Волин не слушал. Он вернулся к машине, остановился, оперевшись о капот, согнулся пополам, и его стошнило. Капитан-спецназовец выбрался из салона.
      – Что? – Волин выпрямился, повернулся к нему. – Эта проб…ь там? – Он кивнул. – У тебя дома? – Он кивнул еще раз. – Прошляпили, – капитан оскалился страшно. – Прошляпили, твари.
      – Нет. Он пришел вместо Катьки.
      – В смысле, оделся так же, да? Волин кивнул.
      – Марина снимала квартиру в нашем доме и занималась аэробикой вместе с Катькой. Походку-то заметила бы. А заметила она – заметил и Боря. На походку он меня и «купил». Ну и на одежду, конечно.
      – Так, – капитан подумал, спросил быстро: – Сколько народу в квартире?
      – Двое. Жена и дочь.
      – Так. Дверь стальная?
      – Стальная.
      – Это плохо. Плохо, плохо, плохо. Капитан помял пальцами кончик носа.
      – А если петли автогеном срезать? – предложил участковый.
      – На десять минут всей работы.
      – Нельзя. Во-первых, он может в глазок посмотреть. Увидит наших – убьет заложниц. Во-вторых, рама раскалится, начнет обивка тлеть. Запах по всей квартире пойдет. Ладно. Ничего. Главное, заложниц от двери отвести. Рванем аммонитовой шашкой, а парни спустятся на тросах с верхнего этажа и ворвутся через окна. Ухандокаем этого орла на раз, делать нечего. Он хрюкнуть не успеет – уже на том свете окажется.
      – А как заряды крепить? – озаботился участковый. – Шум ведь.
      – А лифт там зачем? Лифт будем гонять.
      – Любые силовые действия только после того, как Люся и Катька окажутся вне опасности, – сказал Волин.
      – Само собой, – серьезно кивнул капитан. – Само собой. – Он полез в салон, схватил микрофон передатчика: – «База» – всем. Снимайте оцепление, подтягивайтесь к «Дому». «Объект» уже внутри. С ним двое заложниц. – Высунулся из машины, спросил Волина: – Какой у тебя этаж?
      – Четвертый.
      – Окна куда выходят? На нашу сторону или на противоположную?
      – На нашу. Три окна. По порядку: кухня, гостиная, Катькина комната.
      – Справа от лестницы? Слева?
      – Справа.
      – Ага. Цапля-шесть, вызывает «База». Четвертый этаж, три окна. Справа от лестницы.