Сердце дьявола

      – Думаешь?
      – А тебе часто встречаются идиоты, протирающие очки под карнизом, с которого течет, как из душа? Только тут Боря сообразил, что стоит точнехонько под козырьком крыши, а с этого самого козырька, и правда, льет будь здоров. Сочные капли звонко разбивались о его голову и плечи.
      – Надевай очки и пошли, – продолжал напряженно Володя. Боря послушно подхватил сумку, нацепил очки на нос, и они зашагали к подъезду. Милиционер наблюдал за ними. Боря с облегчением отметил, что в заинтересованности лейтенанта не проглядывает профессиональная настороженность. Только насмешливое любопытство. Наверняка он невольно сравнивал себя, подтянутого, плечистого, атлетично-красивого, с расплывчато-нефигуристым чудаковатым очкариком.
      – Будешь проходить мимо, – почти не разжимая губ, произнес Володя, – улыбнись и скажи: «Приветствую вас».
      – Приветствую вас, – улыбаясь «интеллигентно», проще говоря, ущербно-идиотски, послушно повторил Боря, слегка кланяясь лейтенанту.
      – Здравия желаю, – откликнулся тот привычно. Рука его автоматически пошла к шапке, но изменила направление. Лейтенант поправил воротник форменной куртки и сказал: – Здравствуйте. Конечно. Грешно издеваться над убогими. Боря потянул дверь подъезда, и одновременно с этим кто-то толкнул ее изнутри. На лицо лейтенанта словно набросили вуаль идиотской восторженности. Из гулкой темноты подъезда выпорхнула белобрысая стройненькая девчоночка. Боря знал ее. Она жила на втором этаже. А лейтенантик уже сиял, как начищенный пятак. Девчоночка бормотнула Боре «Здрась» и юрко ухватила своего мускулистого кавалера под локоть. Они пошли по двору быстро и в ногу.
      – А? – спросил Боря, глядя вслед удаляющейся парочке. – Как тебе? Хороша?
      – Симпатичная, – отозвался Володя задумчиво и глухо. Он мгновенно изменился. В нем не осталось и капли той силы, которая присутствовала две секунды назад.
      – Может, заняться ею, когда все кончится? А? Как думаешь? Боря улыбнулся и покосился на собеседника.
      – Оставь меня в покое, – вдруг резко ответил тот, но тут же снова сбился на плаксивость. – Это не смешно.
      – Да? – Боря зло усмехнулся. – Ну, если это не смешно, то тогда, наверное, смешно бросать меня на произвол судьбы перед каким-то зачуханным ментом, да? Это, по-твоему, смешно?
      – Если ты еще раз повысишь тон или скажешь «наверное», – истерично, зажмурившись, выпалил Володя, – я уйду и никогда больше не вернусь.
      – Ты не уйдешь, – огрызнулся Боря, нажимая кнопку вызова лифта. – Мы оба это знаем. Кстати, насчет тона, ты сам виноват. Меня вполне могли поймать.
      – А разве ты не на это рассчитывал?
      – Но не сейчас, – ответил Боря жестко. Как раз открылись двери лифта, и они вошли в кабину. – Еще рано.
      – Рано, – обреченно согласился Володя.
      – Между прочим, порадуйся. Ты сегодня спас жизнь человеку. Володя встрепенулся, посмотрел на Борю. Лицо его осветилось надеждой.
      – Ты не убил ее? Боря захохотал, громко и счастливо:
      – Не-ет. Ее-то я как раз убил. Ее я убил, да так ловко, что она даже пискнуть не успела. В глазах Володи погас огонек ожидания. Он снова помрачнел и уставился на Борю из-под тонких бровей.
      – О ком ты тогда говоришь?
      – Об этом придурке. – Боря пошлепал ладонью по плечам и показал два оттопыренных пальца. – Как, по-твоему, что мне пришлось бы сделать с ним и его подругой, если бы этот урод полез ко мне со своей идиотской «ксивой», а?
      – Н-не знаю.
      – Посмотрите-ка на него, – язвительность в голосе Бори стала резкой, как бритва. – Он не знает. Не знает! Ты меня удивляешь. – Володя потупился. – Теперь даже дети знают такие вещи. А уж тебе с твоим умищем и подавно надо бы знать. Попытайся отгадать с трех раз. Даю наводящий вопрос: что у меня в сумке?
      – Вещи. Володя отвел взгляд, а Боря снова загоготал. Ему нравилось происходящее. Он ненавидел своего сожителя. Ненавидел, потому что зависел от него. И эту свою ненависть ему приходилось выплескивать, чтобы не сойти с ума. А еще Боря чувствовал, что, если позволит этому дохляку Володе выпрямиться, перестанет подавлять его как личность, тот, пожалуй, сам раздавит его, Борю. Выпрямится и раздавит. Не в прямом, конечно, смысле. Но найдет способ загнать Борю в ловушку.
      – Вещи, – повторил Володя, отстраняясь.
      – Какие именно вещи?
      – Плащ, перчатки…
      – Плащ, перчатки и нож, – закончил Боря за него.
      – Да. И нож, – обреченно подтвердил тот. Кабина лифта дрогнула, остановившись. Боря спокойно вышел, роясь на ходу в карманах, отыскивая ключи. Володя покорно шагал за ним.
      – И ты говоришь, будто не знаешь, что делают в таких случаях? – вещал, не оборачиваясь, Боря. – Разве ответ не напрашивается сам собой? – Он вставил ключ в замочную скважину, повернул четыре раза. Щелкнул, открываясь, замок. Боря посторонился, пропуская вперед своего «забитого» спутника. Сам неторопливо вошел следом. – Иногда на тебя бывает жалко смотреть. Давай.
      – Что? Боря стянул куртку. Забросил в ванную сумку с окровавленными вещами, заткнул слив и пустил воду.
      – Садись, устраивайся поудобнее, – гаркнул, перекрывая шум воды, бьющей в фаянсовую стенку ванны. Ритуал уже стал привычным. Боря усаживал Володю в кресло и подробно, в деталях, рассказывал ему о том, как расправился с очередной жертвой. Володю это мучило. В такие минуты он выглядел, как ипохондрик Родион, вспоминающий умерщвленную посредством топора бабульку. Впрочем, Боре не было дела до душевных мучений приятеля. Сам он получал от этих рассказов непередаваемое удовольствие. Вытянув из сумки плащ, Боря взял кусок мыла и принялся старательно намыливать ткань. Он знал, что сейчас Володя, с обреченностью приговоренного, поднимающегося на эшафот, прошаркал в комнату и рухнул в могучее, обитое плюшем кресло. Боря набрал в грудь побольше воздуха и… начал рассказывать.
 

***

 
      Без пяти двенадцать Маринка уже входила в свой крошечный кабинетик. Сменщица – закаленная в телефонно-любовных «баталиях» бой-баба, малярша, рельсоукладчица, с дивным, похожим на лепесток орхидеи, голосом, – заканчивала «обслуживать» очередного клиента, томящегося бессонницей и неразделенной любовью. Между томными стонами и сдавленным, на выдохе: «Да, еще-еще», она подмигнула Маринке. Та улыбнулась в ответ. Забавно наблюдать со стороны за работой телефонной «барышни». А что настроение у нее препаршивое, так это надо за дверью оставлять. Они ведь как актеры: вышел на сцену – о болячках забудь. На пике «страстной любви» сменщица потянулась за сигаретой и состроила гримаску – «достало». Маринка сняла пальто, присела на диванчик, вопросительно двинула бровями: «Скоро?» Сменщица закатила глаза и прошептала одними губами, беззвучно, зато вполне отчетливо: «Х… его знает». Не стеснялась она в выражениях. Маринка невольно засмеялась. Охи-вздохи продолжались еще минут пять. Наконец сменщица положила трубку, повернулась и громко, с непередаваемым выражением, заявила:
      – Заводной, б… Четверть часа мурыжил, представляешь? Лучше бы бабу себе нормальную нашел.
      – Тогда бы мы с тобой остались без работы, – ответила Маринка. – Сергей Сергеевич здесь?
      – Умчался, наверное, благодетель. – Сменщица налила из термоса кофе, отхлебнула, закурила с наслаждением, поинтересовалась: – А что такое?
      – Он мне такси обещал оплатить.
      – Мне тоже. Я с него стребую, – заявила она уверенно, и Маринка ни на секунду не усомнилась, что действительно стребует. В отличие от нее. Сменщица откинулась на диван, выдохнула шумно: – Фу-у-у. И после такого, – «выстрел глазками» в телефон, – да к мужу! А он как полено, повернется ж…й и сопит в две дырки. Как быть, а, подруга? Выход один – е…я приличного искать. Чтобы уж не ходить, как сикуха тринадцатилетняя. На фиг мне такой мужик нужен? Ни денег от него, ни траханья. Верно? Маринка пожала плечами. Сменщица была женщиной странноватой. К жизни относилась философски. В смысле, пинала ее, жизнь, под зад. Не унывала и прибегала к ненормативной лексике, а проще говоря, к мату, при любом всплеске эмоций, независимо от причин.
      – Ладно, поплыву я, – заключила она. – Еще такси ловить. В наше-то Митино сейчас не каждый повезет. Серега, скотина. Дорого ему мое дежурство обойдется. На панели телефона в очередной раз вспыхнула лампочка, замигала призывно. Сменщица, натягивая кожаное пальто, усмехнулась и, сообщив: «Твоя очередь, подруга. Становись в позу, иметь будут», – засмеялась, безумно довольная собственной, вполне соответствующей ситуации, хотя и солдафонской шутке. Местный юмор был довольно однобоким, что называется, «с уклоном в…». В основном «цепляли» сексуальную несостоятельность сильного пола да обсуждали забавные случаи «из практики». Маринка заняла «рабочее место» и, уже потянувшись за трубкой, кивнула на прощание уходящей сменщице.
      – Давай, давай, – засмеялась та, открывая дверь, – клиент простынет.
      – Я ждала тебя, – стандартно начала Маринка. Фраза годилась как для «новичков», так и для «повторюшек».
      – Серьезно? Это был вчерашний «странный» клиент. Телефонный убийца. Пепел сгоревшей бумаги. Столько голосов, но этот запомнился особо. То ли перерыв был слишком маленьким, то ли голос слишком необычным.
      – Значит, ты меня ждала. Почему?
      – Ты мне понравился, – Маринка усмехнулась. Хорошо, что она слегка приняла на вечеринке. Иначе говорить было бы противно. А так вроде бы и ничего.
      – Чем?
      – Ты не похож на других.
      – Я не похож на других, – медленно повторил он и после паузы поинтересовался ровно: – Как ты называешь себя сегодня? Ладно, подумала Маринка. Хочешь менять правила на ходу, будем менять. Этот человек звонит сюда не ради «телефонной любви». Отнюдь. Ему нужно что-то другое. ЧТО, она не понимала да и не горела желанием, но, раз он позвонил, пусть разговаривает. Занимались они любовью или нет, дирекцию фирмы не волнует. Важно, что человек позвонил. Счетчик включен. «Тайм из мани», как говорят англичане. Не самые глупые, кстати, ребята. В их фирме, да еще, пожалуй, в МГТС, сия пословица обретает буквальный смысл.
      – Вчера звали Аллой, – ответила Маринка. – Хотя, если мне не изменяет память, вчера я умерла.
      – Алла умерла, – подтвердил незнакомец. – Но при чем здесь ты?
      – Насколько я помню, речь шла обо мне.
      – Не-ет, – он усмехнулся. – Ты жива-здорова, сидишь у телефона, а Алла лежит в морге.
      – Действительно? Маринка невольно напряглась. Незнакомец говорил иначе, чем прошлой ночью. Сегодня он не пытался ассоциировать ее с другой женщиной. Напротив, подчеркивал, что именно она, Маринка, включена в какие-то его игры. И как понимать последнюю фразу? Что это? Грубая угроза? Или, может быть, разговор – своеобразная патологическая «прелюдия» к телефонной любви?
      – Разумеется. Так как ты называешь себя сегодня?
      – Какая разница? Тебя ведь интересует не мое имя?
      – Конечно, нет, – он засмеялся. – Я и так его знаю. Я знаю о тебе даже больше тебя самой. Точнее, я знаю о тебе все.
      – И как же меня зовут? Он не мог знать ее имени. Согласно договору, заключенному с фирмой, дирекция не имела права раскрывать данные своих работниц кому бы то ни было без их на то письменного разрешения. Маринка же такого разрешения не давала.
      – Что ты молчишь? В ее голосе послышалось торжество. Не знает и тянет время. Пытается то ли отгадать, то ли сделать одному ему понятные умозаключения.
      – Думаю, – ответил незнакомец. – Как же тебя зовут? Наташа? Галина? Люба? А может быть, Марина? Марина… допустим… Рибанэ. А что? По-моему, вполне подходящее сочетание. Марина Рибанэ. Звучит. Он снова засмеялся, и от этого смеха по Маринкиной спине пробежали мурашки. Это уже не было похоже на шутку. Более того, это были даже не телефонные угрозы, что случается, и не психически неполноценный «клиент». Дело обстояло куда серьезней. Незнакомец действительно знал ее. Фамилия. Он назвал фамилию. Рибанэ – гораздо менее распространенная фамилия, чем, скажем, Иванова, Петрова или Сидорова. Вероятность простого угадывания равна нулю целых и нулю десятых.
      – Кто вы такой? – спросила Маринка, чувствуя, как в груди поднимается мутная волна то ли страха, то ли паники. – Что вам нужно?
      – Тебе трудно это понять? – В голосе незнакомца вновь начал разгораться огонь. – Я считал, что ты умнее тех, остальных.
      – Каких «остальных»?
      – Других. Тех, которые были, и тех, которые будут.
      – В каком смысле?
      – В прямом. Было шесть, осталось пять. – Огонь в его голосе набрал силу и теперь полыхал пожаром. В нем сплавились торжество и ненависть. Вместе с тем тон незнакомца оставался на удивление ровным. – Ты в самом низу. У тебя есть еще неделя. Постарайся потратить ее с толком. Короткие гудки. Маринка почувствовала, как капля пота стекла от виска по щеке. Она положила трубку на рычаг. Ей стало страшно. Как назло напарница ушла. Посидела бы еще пять минут, попила кофе, можно было бы обсудить с ней этот странный звонок, но… Маринка не знала, что ей делать. Верить или нет сообщению о смерти неведомых ей женщин. Возможно, это – блеф. Просто какой-нибудь ненормальный получает удовольствие, пугая других. Встречается ли такая форма психических расстройств? Господи, какая чушь. Маринка едва не засмеялась. Конечно, никого звонивший не убил и убить не мог.
      – Психопат чертов, – пробормотала она с облегчением. Это всего лишь дурацкая шутка. Ну зачем бы убийце – настоящему убийце – звонить ей? Ведь, если она сообщит о странном незнакомце в милицию, не составит труда установить его адрес. По номеру телефона. Номер-то фиксируется! Что с того, что она не запомнила время звонка? Наверняка его не сразу соединили. Значит, ему пришлось бы звонить несколько раз, слушать голос, а затем вешать трубку. Нужно только проверить, с какого номера звонили несколько раз подряд. Кстати, хорошо бы пойти к Сергею Сергеевичу и поинтересоваться, откуда этот ненормальный «шутник» узнал ее имя и фамилию. Впрочем, ей-то понятно откуда. От драгоценного Сережи. Сергея Сергеевича Каляева. Больше неоткуда. Странно, Маринка не ощущала ни злости, ни раздражения. Только облегчение. Если хорошенько подумать, любому, даже самому невероятному происшествию можно найти рациональное объяснение. Ничего страшного не произошло. Маринка потянулась за сигаретами. В этот момент замигал световой индикатор на телефонном аппарате. Очередной клиент или же… Помешкав секунду, она сняла трубку.
 

***

 
      Труп лежал посреди беседки. Обнаженное тело восково, мертвенно-серо белело в лучах переносных софитов, провода от которых тянулись к двухэтажному зданию детского сада. Руки мертвой девушки разбросаны крестом, ноги вытянуты. Явно искусственная поза. На дощатом полу большая лужа темной, загустевшей крови. Отрезанная голова лежит сантиметрах в пяти от тела. Вокруг столпились люди – местные ребята из патрульно-постовой службы, судебно-медицинский эксперт, криминалист, седоголовый мужчина в штатском, очевидно, следователь из районной прокуратуры, оператор с видеокамерой, понятые. Отдельно, чуть в стороне, участковый снимал показания с троих подростков, подсвечивая себе электрическим фонариком. По обеим сторонам от мальчишек «несли караул» двое бдительных патрульных с резиновыми дубинками в руках. Заметив приближающегося Волина, угрюмый сержант-пэпээсовец торопливо зашагал навстречу.
      – Так, – негромко и веско начал он, – гражданин, попрошу покинуть место происшествия.
      – Все нормально, сержант, – Волин предъявил удостоверение.
      – Что у нас тут?
      – Убийство, – коротко ответил тот. – Похоже, с изнасилованием. Они вместе вошли под крышу беседки.
      – Это кто? Штатский недовольно повернулся к Волину. Тот понимал следователя. Неприятно, когда посторонние лезут в твое дело. А Волин был здесь, как ни крути, посторонним. В чужом-то районе. Хотя… Теперь дело передадут в Следственное управление МВД, подумал он. Обычно серийными убийствами занимается Петровка. Слишком уж велик разброс мест происшествия. Скорее всего здесь все закончится тем же. Волин представился. Штатский посмотрел на него без приязни и потребовал предъявить удостоверение. Убедившись, что перед ним действительно коллега, вздохнул, поглядел на обезглавленный труп и сообщил:
      – Нам только этого не хватало.
      – Девушка не изнасилована, – негромко сообщил медик, осматривая труп.
      – Вы уверены? – быстро спросил Волин.
      – Молодой человек, – эксперт даже не повернулся, продолжал заниматься делом. – С абсолютной уверенностью я смогу сказать это только после вскрытия, но, как правило, при изнасиловании остаются следы в виде царапин, рваных ран и кровоподтеков. В конце концов, остается сперма убийцы. В нашем случае никаких следов физического насилия нет. Когда эту девушку убивали, она даже не сопротивлялась. По крайней мере, под ногтями нет фрагментов крови или кожи. На губах и в ротовой полости кровь присутствует, но она той же группы, что и кровь убитой. Очевидно, это результат внутренних кровотечений.
      – Вам что-то известно? – насупился седоголовый, поворачиваясь к Волину. – Если да, я хочу знать, что именно.
      – Три дня назад на нашем участке произошло похожее убийство, – ответил тот.
      – Ну и что? – Седоголовый несколько секунд смотрел на него в упор, а затем невесело усмехнулся. – Думаешь, эти пацаны кочевали по разным районам и убивали девчонок?
      – При чем здесь пацаны?
      – При том, что это, – он двинул подбородком в сторону трупа, – их рук дело.
      – Ты серьезно так считаешь?
      – Куда уж серьезнее. У них в карманах обнаружены деньги и ценности убитой девушки. Часики там, сережки, трали-вали. На вещах кровь. – Седоголовый хмыкнул и скривился, не скрывая отвращения. – Хочешь еще поспорить?
      – Хочу, – ответил Волин, не понимая враждебности коллеги.
      – Ну, валяй, спорь, – безразлично пожал плечами седоголовый.
      – Как, по-твоему, им удалось убить девушку и при этом не извозиться до самых ушей в крови?
      – Все просто. Судмедэксперт сказал, что, помимо колото-резаных ран и отчлененной головы, других телесных повреждений не обнаружено. О чем это говорит? О том, что убитая знала убийцу, пошла с ним – или, что вероятнее, с ними – в этот садик и даже не сопротивлялась. А пацаны эти, между прочим, с убитой хорошо знакомы и даже не скрывают этого. Что же касается крови, то наверняка у них на руках были перчатки. – Седоголовый снова кивнул на стоящих в стороне подростков: – По прибытии наряда ППС пытались скрыться. В смысле, перелезали через забор. Мотив, как говорится, «на лице». Выпили ребятишки, захотели поразвлечься, пригласили девушку. Потерпевшую то есть. Она отказалась с ними «перепихнуться». Тогда они ее убили и решили расчленить труп, чтобы спрятать части тела в разных местах и таким образом запутать следствие. Но тут, к счастью, как раз появился наряд. Парни, ясное дело, сдрейфили и попытались удрать, да не тут-то было. Взяли всех троих, как миленьких.
      – Именно троих?
      – Ну, может, кто-нибудь и ушел, не знаю. – Седоголовый покосился на подростков и добавил: – Пока не знаю. Но выясню в ближайшее время. Волин тоже повернулся к подросткам. Обыкновенные мальчишки, лет семнадцати. Хотя, наверное, на деле им несколько меньше. Они сейчас все такие… акселерированные. Но бледные, поняли уже, во что влипли.
      – Орудие убийства нашли? Перчатки? – спросил он. – Хоть что-нибудь, кроме ценностей? Седоголовый поморщился:
      – Нет, но это ничего не значит. Они вполне могли выбросить и нож, и перчатки. Мои парни прочесывают территорию по ту сторону забора.
      – Одежду убитой девушки обнаружили?
      – Конечно. Вещи они бросили вон там, – седоголовый указал на темный закут между забором и беседкой.
      – Отпечатки сняли? Седоголовый усмехнулся неприязненно, ответил, не скрывая сарказма:
      – Слушай, кто здесь старший? Может, ты? Так бери дело в свои руки. Подожди только, пока я уволюсь, а ты получишь официальный перевод. Волин смотрел на него в упор. Штатский не собирался делиться с ним информацией, это ясно. Но вовсе не из жадности, а потому, что никакой информации у него не было. Не было отпечатков пальцев, не было орудия убийства, не было окровавленных перчаток.
      – Кто вызвал наряд?
      – Ночной сторож. Он дежурит в помещении детского сада. Заметил, что кто-то разгуливает по территории, вот и вызвал.
      – Показания со сторожа уже сняли?
      – Слушай, у меня, между прочим, народу не дивизия здесь. Снимем, когда время придет.
      – Понятно.
      – Что понятно-то?
      – Все. В общем-то, Волин действительно понял стратегию поведения седоголового. Понял, почему тот не слишком обрадовался присутствию постороннего и тем более известию о похожем убийстве. Рушилась стройная версия. Пропадала большая жирная галочка в отчете, причем в графе «раскрытые убийства». Неудивительно, что тот испытывал чувство досады. Волин подошел к подросткам, скомандовал стоящему рядом сержанту:
      – Дай фонарь. Сержант вопросительно посмотрел на седоголового и, поскольку тот не отреагировал, протянул фонарь. Волин щелкнул кнопкой. Яркий луч ударил под ноги подросткам. Белое пятно быстро проползло по кроссовкам, по джинсам, по курткам…
      – Подняли ноги и показали мне подошвы, живо. – Подростки послушно поднимали ноги, демонстрируя обувь. – Теперь вытянуть руки перед собой. – Те вытянули руки. Волин сосредоточенно осмотрел дрожащие пальцы, ногти, лацканы и обшлага курток. Выключил фонарь, спросил, глядя в белые пятна лиц: – Кто из вас его видел? Все трое? Или кто-то один?
      – Все вместе, – пробормотал плечистый рыжий парень.
      – Что вы-то здесь делали?
      – Это… выпить зашли. Чтобы, значит, это… никто не мешал.
      – Когда заметили убийцу?
      – Ну, когда они пришли, сразу, – взял слово второй парнишка, – худенький, щуплый интеллигент. – Мы вон там сидели, – он повернулся и указал на темную беседку.
      – Девушка сама шла? – продолжал допытываться Волин. – Убийца не тащил ее?
      – Нет, – твердо ответил интеллигент. – Она сама.
      – Эти двое сразу прошли в беседку?
      – Сразу, – паренек шмыгнул носом. – Они так шли, ну… как будто гуляли. Мы подумали, что… просто… ну…
      – Думали, он ее трахать собирается, – проворчал третий. – Хотели поржать.
      – Зачем забрали кошелек, часы, ценности? – жестко поинтересовался Волин.
      – Так это… – рыжий смутился. – Подошли посмотреть, а она уже того… готовая, короче. А портмоне, часы и сережки… это… лежат вместе с ее одеждой. На этом… на перилах, в общем. Ну и… мы подумали, ей уже не понадобится. Взяли, одним словом. А тут это… машина как раз. Мы шугнулись, полезли через забор. Да ваши догнали. Седоголовый хмыкнул, неопределенно шевельнул бровями, прокомментировал громко:
      – А ты думал, они тебе что-нибудь другое расскажут? Им только дай – столько лапши на уши понавешают, год снимать будешь. Волин выключил фонарик, протянул сержанту, пробормотал:
      – Значит, так, сержант, позовите сторожа, – затем повернулся к участковому: – Теперь вы, лейтенант. Сейчас займитесь составлением словесного портрета убийцы. Понятно?
      – Так точно, – ответил тот. Волин подошел к седоголовому:
      – Это не они. Хочется тебе или нет, а мальчишек придется отпустить.
      – Почему это?
      – Потому что на их одежде нет следов крови. И на обуви нет. И на руках.
      – И что с того?
      – Ничего. Тебя их адвокат живьем сожрет и не подавится. Посмотри на лужу. Она слишком большая. Кровь натекла равномерно, по обе стороны от трупа. Это означает, что тело положили на спину и больше не трогали. Убийца не смог бы раздеть девушку и отрезать ей голову, не наступив в кровь.
      – Серьезно? – седоголовый указал на большую лужу крови, чистую, без единого отпечатка. – Как видишь, ИМ это удалось. Девушка раздета, голова отрезана, но следов, однако, нет. Пацаны эти говорят, что убийца якобы прошел к воротам вокруг детского сада. Но и на асфальтовой дорожке тоже нет отпечатков обуви. Так что… – он многозначительно ухмыльнулся. – Никакого убийцы не было, если, конечно, этот парень не Карлсон с пропеллером в заднице.
      – На луже следы есть, – ответил Волин. – Только их уже залило. Экспертиза подтвердит, увидишь. И на дорожке они должны быть. Просто твои люди невнимательно смотрели.
      – Мои люди всю дорожку носом перерыли, – оскорбился тот. – Можно новый асфальт класть. Следов там нет.
      – Должны быть. Нужно осмотреть еще раз. Седоголовый огляделся по сторонам, затем тяжело уставился на Волина, спросил тихо, сквозь зубы:
      – Чего ты хочешь, а? Чего тебе нужно? Твое-то какое дело, возьмем мы этих заср…ев или отпустим? Своих забот мало? Вот поезжай и займись работой в своем районе, а в наши дела не лезь. Волин тоже понизил голос, ответил в тон, зло и сдавленно:
      – Слушай меня внимательно, коллега. Ты можешь, конечно, сейчас взять этих ребят под стражу, отвезти в отделение и «получить» от них «чистосердечное», затем «найти» нож и окровавленные перчатки. На их одежде и обуви могут вдруг «обнаружиться» пятна крови убитой девушки. Убийство с отягчающими – это верная «пятнашка» всем троим. А то и под «вышку» покатятся. Но девчонку убили не они, и тебе это известно не хуже, чем мне. А потом мы поймаем настоящего убийцу. Не знаю, будет ли стыдно тебе, но мне не нравится, когда кто-то говорит: «Менты, суки, гребут всех, кто под руку попадает». Понимаешь?
      – Ну и что? – седоголовый с вызовом уставился на него, однако голоса не повышал, и это было хорошо. Значит, не знало его «окружение» о планах «главного», не решил еще следователь, что ему делать. И слава богу.
      – Давай не станем совершать опрометчивых шагов, коллега, – предложил ему Волин и… подмигнул. Седоголовый несколько секунд смотрел на него, затем засмеялся:
      – Ну черт с тобой. Раз у вас похожее убийство, значит, дело скинут в Городскую прокуратуру или, на крайняк, в Следственное управление. Создадут сводную группу. В общем-то, мне плевать, главное, что у нас его заберут. «Висяк» с возу, как говорится. Не пойму только, зачем тебе это нужно?
      – Да так, знаешь. Интересно.
      – Ну раз интересно… – седоголовый развел руками. – Только есть одно условие.
      – Давай.
      – Значит, так, – седоголовый кивнул на троих подростков, заговорил тихо, деловито и быстро: – Эти пацаны мои, мол. Не знаю уж, помогут они тебе или нет, но если помогут, то ты в отчете укажешь, что, мол, удалось выйти на след убийцы благодаря проявленной бдительности товарища такого-то из такой-то районной прокуратуры. Ну и заодно отметишь всестороннюю помощь и поддержку. Идет?
      – Лады, – согласился Волин.
      – Внеочередное за это, конечно, не дадут, но благодарность и премию – обязательно, – продолжал улыбаться седоголовый.
      – Нет вопросов, старик. Если поймаем – обязательно укажу.
      – Ну и хорошо. Тогда работай, сыщик. Командуй. Он деликатно отошел в сторонку. Благо что подбежал сержант. Посмотрел вопросительно на седоголового. Тот кивком указал на Волина:
      – Докладывай, сержант.
      – Значит, так. В помещении тихо. Огней нет. На стук никто не отзывается. Похоже, внутри никого. Волин повернулся к седоголовому:
      – Можно вызвать заведующего детским садом?
      – Только не заведующего, а заведующую. Женщина у нас тут работает. А в принципе запросто, – ответил тот. – Сержант, бери патрульную машину и пулей за заведующей. Адрес выясни у участкового. И чтобы через десять минут были здесь.
      – Так точно. Сержант потрусил вдоль здания к железным воротам, а Волин повернулся ко второму патрульному:
      – Необходимо еще раз тщательно осмотреть дорожку и клумбу. Патрульный кивнул:
      – Хорошо. Волин отметил: не «так точно», а «хорошо». Не признавал его патрульный. Да и согласился неохотно. Неприятная работа, от которой нельзя отказаться. Что-то вроде субботника. Плевать. Главное, чтобы сделал. Волин поднялся по деревянным ступеням веранды, подошел к телу. Остановился у границы кровавого пятна, спросил криминалиста:
      – Что скажете?
      – В принципе все более-менее ясно. Сначала он, стоя за спиной жертвы, перерезал ей горло. Брызги крови долетели до перил, а ведь здесь никак не меньше трех метров. Потом, очевидно, для верности, несколько раз ударил ножом в грудь и шею, после чего отчленил голову от тела. Несомненно, убийца обладает необходимыми навыками обращения с ножом. Думаю, он совершал что-либо подобное и раньше.
      – Мясника исключаете? – предположил седоголовый. Криминалист обернулся, посмотрел на него немного рассеянно, кивнул:
      – Нет. – Подумал и добавил: – Хотя это маловероятно, конечно. У человека и коровы сложение все-таки разное. Да и пользуются мясники в основном топорами. С другой стороны, кто может помешать мяснику оставить топор и научиться «работать» ножом?
      – Это он, – пробормотал Волин. – Это снова он. – Поинтересовался: – Отпечатки пальцев удалось получить?
      – Н-нет, – криминалист грустно покачал головой. – К сожалению, ни одного четкого отпечатка. Этот тип носит резиновые перчатки. И вы, пожалуй, правы. Убийца должен был наступить в кровь. Придется поработать, но, надеюсь, нам удастся «проявить» отпечаток. Волин посмотрел на седоголового:
      – Я рассчитываю на вашу помощь, коллега.
      – О чем речь, – ответил тот. – Как только, так сразу. Заурчал у ворот «УАЗ». Из темноты во двор ударили лучи фар. Они скользнули по темному зданию детского сада. Проползли по голым стволам диких груш и яблонь, по сырым кустам сирени.
      – Ну, наконец, – пробормотал седоголовый. Двигатель смолк. Громко и отчетливо хлопнули дверцы. На дорожке, под одиноким, невероятно ярким фонарем проплыли два темных силуэта: подтянутый – сержанта и размытый, бесформенный – заведующей.
      – Резкая бабенка, – предупредил Волина седоголовый. – Ты учти. С ней надо аккуратно, не то раздавит. Броненосец «Потемкин», а не женщина. Энергии и напора – на троих. Сержант и заведующая приблизились. Дама оказалась не просто большой – гигантской. От нее веяло танковой мощью, гастрономным хамством и упрямством стенобитной машины.
      – Так. Что здесь происходит? – с пяти метров дала она первый «залп». – В чем дело? Волин смотрел на нее из-под бровей. Знал он эту породу. Приходилось сталкиваться.
      – Аркадий Николаевич Волин, следователь районной прокуратуры, – представился он, не уточняя, какого именно района. – Как вас зовут? Валентина Дмитриевна? Отлично. Валентина Дмитриевна, пройдите, пожалуйста, на веранду. Вот сюда. Позвольте, я вам помогу. – Волин впился пальцами в округлый монолитный локоть, потянул заведующую за собой. – Сюда, пожалуйста. Заведующая поднялась по ступенькам и тут же увидела труп. Охнула странно, с задыхающимся хрюком, замерла, оглянулась, спросила не то у Волина, не то у окружающих вообще: