– Ну и хорошо. Поезжайте. Оба фельдшера забрались в красно-белый «РАФ». Микроавтобус фыркнул и укатил, а Пилюгин направился к ближайшей телефонной будке. Миша оставил ему номер своего «специального» телефона, на который следовало звонить только в самом экстренном случае. Капитан зашел в будку, вставил карточку, набрал номер.
      – Да? Слушаю. Голос у Миши был очень бодрым. Он явно не спал. Ждал звонка от братца?
      – Миша, у нас проблемы.
      – Что случилось?
      – Только что в твоей квартире обнаружены трупы Бори и опера, который сегодня приезжал в «777». Курчавый такой…
      – Какого Бори?
      – Твоего брата! Черт побери, Миша, думаешь, я стал бы звонить тебе из-за каких-то посторонних людей? Миша несколько секунд ошалело молчал. Впрочем, Пилюгин не сомневался относительно искренности братских чувств.
      – Что с ним?
      – Две пули из «макарова» в грудь. Уложили наповал. Оперу перерезали горло. У тебя в квартире, как на бойне. Слушай, ты должен срочно уехать. Не важно куда, но лучше бы подальше. Никто не поверит, что это не твоя работа. Полагаю, Сан Саныч теперь не станет даже разговаривать с тобой.
      – Борька… – пробормотал Миша. – Как же так, а? Ну как же так-то? Черт, Борька…
      – Слушай, Миша, прекрати истерику! С Борей я все улажу. Насчет похорон там, и все такое. А ты собирай чемоданы и уезжай! Прямо сейчас! Сию секунду. О Марине я позабочусь.
      – Что с ней? – Голос у Миши стал каменным.
      – Ничего страшного. Порезали слегка. Врачи говорят: жить будет. Произнося это, Пилюгин улыбался. Он сыграл как по нотам. И Миша попался. Уже попался.
      – Где она?
      – Увезли в «Склиф». Я подъеду туда часика через два, когда закончу здесь с формальностями.
      – Я тоже должен туда подъехать, – решительно сказал Миша.
      – Убедиться, что все в порядке. Может быть, надо заплатить врачам.
      – Ты уже подъезжал сегодня на переговорный пункт, – рявкнул Пилюгин, запуская руку под пиджак и механически поглаживая кончиками пальцев ребристую рукоять «макарова». – Забыл, чем это кончилось? Уезжай немедленно. Через час за тобой станет охотиться вся милиция Москвы. Через два ориентировка на тебя будет у каждого вокзального мента. О твоей подруге я позабочусь, обещаю.
      – Приезжай в «Склиф». Немедленно. Я буду там через… сорок минут. Привезу деньги. Для тебя и для врачей. Пилюгин понимал, самое главное сейчас – не перегнуть палку. Не спугнуть его.
      – Миш, ей-Богу, не стоит этого делать, – сказал он. – Деньги ведь можно передать и через кого-нибудь.
      – Будь там через сорок минут! – отрубил Миша и повесил трубку. Пилюгин вышел из будки, вдохнул полной грудью, посмотрел, улыбаясь, в небо. Все сошлось. Все просто отлично. Мало того, что ему удастся прикрыть зад, так еще и денег на этом заработает. О таком только мечтать. Капитан вернулся к подъезду, поднялся на третий этаж, предупредил коллег из группы о том, что ему нужно срочно уехать. Сказал сержанту-пэпээсовцу:
      – Поехали, отвезешь меня.
      – Куда? – поинтересовался тот, без особого энтузиазма поглядывая на заносчивого опера с Петровки.
      – В «Склиф». – И добавил увесисто: – Оцепление здесь сейчас на хрен не нужно. Ночь. Все спят. Поехали.
      – Что случилось? – спросил кто-то из оперативников.
      – Есть информация, что убийца попытается избавиться от последнего свидетеля.
      – От девчонки?
      – Правильно, – Пилюгин кивнул.
      – А сведения надежные? – усомнился собеседник. – Часа же еще не прошло после убийства-то.
      – Агентов надо расторопных иметь, – назидательно ответил Пилюгин.
      – Может, вызвать парней из группы захвата?
      – Пришли к «Склифу» человек пять. И пусть не светятся – встанут где-нибудь в сторонке.
      – Хорошо, – кивнул тот.
 

***

 
      Волин позвонил дежурному уже из «Волги». Хорошая машина, начальственная. В простых-то телефонов не было. Только в «РАФах», часто использовавшихся в качестве «передвижных кабинетов». Тут уж, хочешь не хочешь, а телефон положен, но обычные легковые автомобили ими не оснащались. Эту «Волгу» группа Волина получила только потому, что «РАФ», разбитый Сашей, ждал ремонта в прокуратурском гараже. Иначе пользоваться бы группе микроавтобусом. Волин связался с прокуратурой. Дежурный, бодро схвативший трубку, узнав, кто звонит, мгновенно скис.
      – Что случилось? – спросил Волин, предчувствуя самое худшее.
      – Только что сообщили. Зоненфельд погиб в схватке с бандитом.
      – Как погиб? Саша резко повернулся к Волину. Спросил одними губами:
      – Левка? Лицо Волина окаменело. Он кивнул автоматически.
      – Сообщили, вроде Борис Газеев попытался проникнуть в квартиру Газеева-старшего, очевидно, с целью убить эту девушку… Рибанэ, – четко рапортовал дежурный. Он, в общем, не видел большой разницы между Левой и любым другим сотрудником прокуратуры. И, наверное, был прав. Когда погибает человек, это всегда плохо. – Зоненфельд застрелил его, но и сам погиб. Подробности пока не сообщали. Следственная группа еще работает.
      – Что с Рибанэ?
      – Ранена. Отправили в институт Склифосовского.
      – Понятно. Еще сообщения были?
      – Звонили с Петровки, насчет материалов дела. Волин посмотрел на часы: начало первого. Все, его время вышло. Саша не вникал во все эти процессуальные хитрости. Он просто достал из кобуры пистолет, передернул затвор. Волин повернулся к шоферу:
      – На Сухаревку, к институту Склифосовского. Саша спокойно сунул оружие в карман пальто, поинтересовался без всякого выражения:
      – Рибанэ увезли в «Склиф»?
      – Да, – кивнул Волин.
      – Он нарочно не стал убивать ее в квартире, – продолжал рассуждать вслух оперативник. – Рассчитал, что среди ночи пострадавшего с ножевыми ранениями повезут именно в «Склиф». Таким образом, Рибанэ оказывается в нужной ему точке.
      – Видимо, да.
      – Этот ублюдок – окончательный психопат, раз решил пожертвовать братом ради своего б…ского плана.
      – Да, – согласился Волин.
      – Если его арестовать, он рано или поздно выйдет на свободу и вновь примется за свое.
      – Наверное. Мы не можем знать этого точно.
      – Мне и не нужно знать этого точно. Я не собираюсь проверять. Просто пущу ему пулю в башку. Волин вздохнул, посмотрел на шофера, сказал:
      – Ты ничего этого не слышал. Тот кивнул, спросил, неприятно усмехнувшись:
      – Чего слышать-то, если вы всю дорогу молчите?
      – Ты все правильно понял, старик, – ровно сказал оперативник. – И поднажми, пожалуйста. Как бы нам не опоздать.
 

***

 
      Девушка открыла глаза, когда медицинская сестра начала срезать пропитавшуюся кровью водолазку и наложенные бригадой первой помощи бинты. Дернулась, попыталась сесть.
      – Тихо, тихо, тихо, – успокаивающе зашептала сестра. – Лежите, лежите. Раненая посмотрела по сторонам. На лице ее отразился испуг.
      – Где я? – спросила она шепотом.
      – Все в порядке. Вы в больнице. Здесь вас никто не обидит. Девушка, морщась, подняла руку, с изумлением взглянула на плотно перевязанные запястья. Грудь ее тоже оказалась стянута кольцом бинтов.
      – Что со мной? Я порезалась?
      – Вы ничего не помните?
      – Нет. Девушка тряхнула головой, из ее груди вырвался сдавленный стон. Она подняла руку и коснулась пальцами головы. Волосы были обрезаны. Очевидно, это сделали ножом, не особенно заботясь о сохранности кожи.
      – Больно? – участливо спросила медсестра.
      – Очень, – прошептала девушка. – Что случилось? Меня затянуло в бетономешалку? Медсестра с удивлением посмотрела на нее. Она ожидала чего угодно – плача, стонов, истерики, но только не юмора, пусть даже и «черного».
      – Сейчас вам лучше поспать.
      – У вас есть зеркало?
      – Нет.
      – Даже маленького?
      – Даже маленького. Маленькое зеркальце у медсестры было, но она не стала давать его девушке, чтобы та не увидела собственного, сплошь покрытого небольшими порезами лица.
      – Лицо сильно болит. Скажите, только честно…
      – Да?
      – Я ужасно выгляжу?
      – Нет. Большая часть пострадавших, которых доставляют сюда посреди ночи, выглядит гораздо хуже, чем вы.
      – Ноги у меня в порядке? – встревожилась девушка.
      – Ноги в порядке. Но вот водолазку придется разрезать. Тут ничего не поделаешь.
      – Режьте, – прошептала девушка. – Только джинсы не трогайте. Это мои любимые. Я все-таки попытаюсь их снять.
      – Хорошо. Конечно. Медсестра едва заметно улыбнулась. Женская психология. Даже в такие моменты думать о вещах и собственной красоте. Она быстро и ловко разрезала водолазку и бинты, осторожно сняла клочья одежды, лифчик, обнажив плечи, грудь и шею девушки, сплошь покрытые небольшими ранками. Обработала порезы раствором, вновь наложила повязки. Теперь раненая выглядела, как мумия. Не без помощи медсестры ей удалось сесть. Негнущимися пальцами она расстегнула ремень на джинсах, попыталась их снять, сморщилась.
      – Я помогу, – предложила сестра. Девушка опустилась на банкетку, перевела дыхание, попросила:
      – Не могли бы вы оставить меня на минуту одну?
      – Давайте лучше я поставлю ширму. Вдруг вам станет плохо.
      – Поставьте. Медсестра развернула ширму так, чтобы банкетка оказалась отгорожена от остальной части кабинета. Девушка с трудом стянула джинсы, надела пижамные штаны. Они оказались велики размеров на пять, но других все равно не было. Присела на банкетку, прошептала:
      – Никогда не думала, что процесс разоблачения может оказаться настолько болезненным.
      – Бывает и хуже, – заметила медсестра, откатывая ширму в сторону.
      – У меня не было.
      – Полежите пока. Сейчас врач заполнит карту, а потом я отвезу вас в палату.
      – Хорошо, – девушка послушно вытянулась на банкетке.
 

***

 
      Пилюгин выбрался из «Жигулей» и посмотрел на часы. Им удалось добраться до «Склифосовского» за десять минут с небольшим. Времени еще – вагон и маленькая тележка. Справа от входа припарковалась темная «Волга». Капитан подошел ближе, постучал в окно. Дверцы открылись, и из салона выбрались пятеро парней. Каждый одет в свободную куртку, под которой виднелись легкие черные бронежилеты. Свободные же штаны. На плечах укороченные «клины».
      – Капитан Пилюгин, – представился Пилюгин.
      – Капитан Фролов, – негромко произнес один из спецназовцев.
      – Такое дело, капитан, – Пилюгин оглянулся на темное здание больницы. – Только что сюда доставили раненую девушку. Она – главная свидетельница по делу о маньяке-убийце. Слышали уже, наверное? – Спецназовец кивнул утвердительно. – Так вот, у нас имеются серьезные опасения, что этот маньяк может прийти сюда, чтобы убить ее. Ваша задача: надежно закупорить все входы-выходы. Я поднимусь в палату. Обо всех подъезжающих машинах докладывать по рации. Ваш позывной – Патруль, мой – Верхний. Если он придет, я вам сообщу. Трое поднимаются наверх, двое остаются внизу. Попытается выйти – ввиду особой опасности маньяка начальство дало разрешение открывать огонь на поражение.
      – Может, кто-нибудь из ребят поднимется вместе с вами? – предложил спецназовец. – Так оно будет надежнее. Вдвоем его скрутить – не проблема.
      – Капитан, – губы Пилюгина вытянулись в жесткую узкую линию. – Вы хотите довести раненую до инфаркта? Девушка в шоке после случившегося. Представьте на секунду, что она почувствует, если к ней в палату ввалится один из ваших парней с автоматом наперевес. Ладно, если она все еще без сознания, а если придет в себя и поднимет крик на всю больницу? Да в тот момент, когда убийца будет входить в палату? Неизвестно, как он отреагирует. Вдруг захватит заложников из числа обслуги или, того хуже, больных? Короче, занимайте позиции и следите за тем, чтобы никто не покинул здание. Если он появится, я вызову вас по рации. Пилюгин направился к дверям приемного покоя. Капитан-спецназовец повернулся к своим парням, скомандовал:
      – По местам, ребята. Один из ребят, мрачно глядя в спину удаляющемуся Пилюгину, сплюнул на асфальт и буркнул себе под нос:
      – Козел. Остальные молча согласились. И правда, козел, чего там.
 

***

 
      Палата располагалась на двенадцатом этаже. Сестра помогла раненой перебраться с кресла на постель. Погасила свет, спросила напоследок:
      – У вас есть родственники, которым нужно сообщить о том, что вы здесь? – Девушка молча покачала головой. – Может быть, друзья или знакомые? – И снова отрицательное покачивание головой. – Совсем никого?
      – Нет.
      – Так не бывает.
      – Бывает, – вздохнув, прошептала раненая.
      – Знаете что? Поспите-ка, – предложила медсестра после короткой паузы. – Поспите, поспите. Сон пойдет вам на пользу. Вот увидите, к утру кого-нибудь вспомните. Раненая кивнула, соглашаясь, улыбнулась едва заметно – чуть-чуть, самыми краешками губ, и все равно поморщилась, – закрыла глаза, а уже через секунду задышала ровно. Сказывался пережитый шок. Не каждый день ее режут ножом. Да так, что больно смотреть. Медсестра вышла. Как только за ней закрылась дверь, девушка открыла глаза. Она не сделала попытки встать. Просто лежала, глядя в потолок. Несмотря на введенный анальгетик, тело болело. Раны саднили. Голова раскалывалась. Крадущиеся шаги в коридоре. Кто-то подошел к двери, остановился, прислушиваясь к происходящему в палате. Девушка даже не попыталась что-то предпринять. Она просто повернула голову и смотрела в сторону двери. Створка приоткрылась, и в светлом прямоугольнике проема появился черный мужской силуэт. Человек оглянулся и вошел в палату, на цыпочках приблизился к кровати, еще раз оглянулся на дверь, наклонился, чтобы увидеть ее лицо. Девушка спокойно закрыла глаза. Мужчина запустил руку за отворот пальто и достал из недр одежды большой кухонный нож. Стараясь двигаться как можно тише, незнакомец наклонился и положил нож у кровати. Когда он выпрямился, девушка уже смотрела на него, без всякого выражения, как смотрят на ничего не значащего жучка или букашку.
      – А-а-а, – мужчина от неожиданности отступил, но тут же засмеялся нервно. – Как вы меня напугали.
      – Что вы здесь делаете? – шепотом спросила девушка.
      – Я… пришел помочь вам, – Пилюгин оглянулся на дверь в третий раз.
      – Помочь в чем?
      – Человек, который пытался вас убить, Михаил Газеев, на свободе. Мы были вынуждены отпустить его под давлением сверху. Но мне стало известно, что он хочет расправиться с вами. Я пришел, чтобы защитить вас. Девушка продолжала смотреть на незнакомца. Ни один мускул не дрогнул на ее лице.
      – Откуда я знаю, что вы тот, за кого себя выдаете? Вдруг именно вы пришли сюда, чтобы убить меня, а потом свалить вину на Михаила? – спросила она шепотом.
      – Как вы могли такое подумать? – тем же сдавленным шепотом воскликнул Пилюгин, старательно изображая возмущение.
      – Меня столько раз пытались убить за последнюю неделю, что я могу позволить себе думать все, что угодно и о ком угодно.
      – А почему мы шепчемся?
      – У меня повреждено горло, – ответила девушка. – Я не могу говорить громко. А почему шепчетесь вы, мне неизвестно.
      – За компанию, – усмехнулся Пилюгин. – Я, кстати, работаю на Петровке. У меня есть документы. Показать?
      – Не надо, – девушка едва заметно сморщилась. За все время разговора она ни разу не шелохнулась. – Где работаете – там работаете.
      – Патруль – Верхнему. Вижу темный «Форд». Останавливается у приемного покоя. В салоне только водитель, – ожила вдруг в кармане пилюгинского пальто рация. – Выходит. Высокий мужчина. Темный костюм, темное пальто. В руке «дипломат». Идет к приемному покою. Какие указания, Верхний? Пилюгин поднес передатчик к губам:
      – Пропустите его и будьте начеку. Как понял?
      – Понял тебя, Верхний. Пилюгин повернулся к девушке, приложил палец к губам, показывая: «Ни звука». Достал из кобуры пистолет, передернул затвор.
      – Это он, – прошептал Пилюгин.
      – Почему вы не вызвали подмогу? – спросила девушка. Черт, подумал капитан. Надо же было этой б… очнуться. Не могла она в шоке еще пару часиков поваляться? Что теперь делать? Ведь трепанет, что он убил Газеева в отсутствие непосредственной угрозы для жизни. А может быть, ее тоже? Того. Психопат убил очередную жертву, но был застрелен сотрудником МУРа в момент совершения преступления. Наверное, так и придется поступить, если не произойдет какой-нибудь приятной случайности. А если он не пойдет сюда, а решит переждать у лифтов? Ребята засветятся, он скроется. Кто знает, что ему стукнет в голову после всего этого и где его придется тогда искать. Пилюгин прислушался, понизил голос до сдавленного шепота:
      – Похоже, это он. Сделайте вид, что спите. Девушка повернула голову и прикрыла глаза.
 

***

 
      В общем, пройти через охрану оказалось гораздо проще, чем Миша ожидал. Сто «баксов» и компанейское:
      – Командир, ну ты войди в мое положение-то. Невесту только что сюда привезли. Какая-то сволочь ножом порезала, а я даже толком не знаю, как она, что с ней. Может быть, нужно чего. Лекарства, из продуктов что-то. Да я наверх даже не пойду, ты мне с врачом дай поговорить. В результате всех этих уговоров, подкрепленных зелеными хрустящими купюрами, Миша добрался до двенадцатого этажа. Молодой парень, врач, сопровождавший его, указал на торцевую дверь в дальнем конце коридора.
      – Вашу невесту определили в отдельную палату. Можете заглянуть, но не думаю, что лишние волнения пойдут девушке на пользу. К тому же она вряд ли способна разговаривать.
      – Да мне бы хоть одним глазком. Я же через три часа улетаю. Вернусь только через две недели. И, главное, отменить-то поездку теперь уже нельзя. Врач покачал головой. Он, видимо, не принимал подобных отговорок. Нельзя? Все можно, когда необходимо. А вот необходимо или нет, каждый уже решает сам. В силу совести и глубины чувства. Присутствие близкого человека иногда помогает получше любых лекарств.
      – Зайдите. Только ненадолго.
      – Хорошо. Миша направился к палате. Он надеялся, что Виктор уже приехал. Конечно, Пилюгин не станет таскаться по всей больнице в ожидании его, Миши, приезда. Наверняка будет ждать в палате. Он подошел к нужной двери, нажал на стальную, отполированную до блеска чужими ладонями ручку и шагнул в палату. Комнатка освещалась только уличным фонарем. Свет бил в потолок, рассеивался, почти не разгоняя вязкий полумрак. После ярко освещенного коридора Миша почти ничего не видел. Оглянулся с порога. Врач ни разу не посмотрел в сторону палаты. Стоял у поста медсестры, навалившись на стойку локтем, в позе вальяжного повесы, говорил что-то негромко, посмеивался обольстительно. Миша прикрыл за собой дверь. В полумраке он разглядел лежащую на больничной койке девушку. Услышал ее ровное, спокойное дыхание. Миша сунул руку за пазуху, сделал еще шаг к кровати и в этот момент услышал справа громкое:
      – Патруль – Верхнему. Подъехала черная «Волга». В салоне водитель и двое пассажиров. Выбираются из салона. Бегут к приемному покою. Какие указания, Верхний?..
 

***

 
      – Патруль, задержи обоих. Здесь я справлюсь. Ситуация под контролем.
      – Понял тебя, Верхний, – сказал в микрофон капитан-спецназовец и жестом показал своим: «Пошли». Волин и Саша бежали к приемному покою, когда из-за гранитного пандуса, поднимавшегося справа от входа, появились две фигуры с автоматами в руках. Еще двое вынырнули откуда-то слева. Ни Саша, ни Волин так и не поняли, где они прятались. Место было открытым. В спину им уставился еще один ствол. Капитан-спецназовец поднялся из-за багажника «Волги». Волин и Саша оказались на открытом, простреливаемом с трех сторон месте.
      – Стоять! – крикнул один из спецназовцев. – Руки за голову! Двое побежали вперед, пока их товарищи держали пару на мушке. Саша первым понял, что произошло, и остановился. Следом за ним остановился и Волин. Оба подняли руки.
      – Руки на затылок! – приказал все тот же голос. Двое подбежали к задержанным, толкнули их к стене.
      – Руки на стену, ноги на ширину плеч!
      – Не стреляйте! Мы – представители прокуратуры. Удостоверение во внутреннем кармане пиджака! В Сашином крике не было испуга, только здравый смысл. Кто может сказать с уверенностью, что именно не понравится этим парням в следующий момент? Что вызовет у них подозрения? Нажмут на курок и нашпигуют свинцом так, что в морге примут за погремушку.
      – Разберемся, – буркнули у него за спиной, ощупывая одежду, вынимая из кобуры оружие, а из внутренних карманов – удостоверения. Пока их держали под прицелом, подошел капитан. Дюжий спецназовец протянул ему удостоверения задержанных. Тот внимательно изучил их, повернувшись к фонарю. Сказал негромко:
      – Можете опустить руки. – Когда Волин и Саша повернулись, отдал им «корочки» и оружие, козырнул: – Извините, товарищи. Произошло недоразумение. Вас приняли не за тех.
      – Да за тех, за тех, – проворчал Саша. – Кто вас сюда поставил, парни?
      – Капитан Пилюгин. Оперативный отдел МУРа.
      – Он наверху?
      – Так точно.
      – А парень на «Форде» давно приехал?
      – Минут пять-семь.
      – Пошли за нами, ребята, – скомандовал Саша.
      – У нас прямой приказ: блокировать выходы из больницы.
      – Кто отдал этот приказ? – громко и властно спросил Волин.
      – Пилюгин? Ваш Пилюгин сегодня, после двойного убийства, отпустил этого маньяка на все четыре стороны под подписку о невыезде! Благодаря чему этот психопат убил еще одного человека, нашего коллегу, оперативника из отделения милиции. Почему Пилюгин не взял никого из вас наверх? – Спецназовцы молчали. – Пошли с нами! Ответственность за дальнейшие действия группы я беру на себя как руководитель следственной группы.
      – С двенадцати часов ночи дело находится под контролем Петровки и горпрокуратуры, – возразил капитан. – Вы уже не руководите следственной группой. Волин демонстративно перевел стрелки наручных часов на час назад.
      – Без десяти двенадцать. У кого есть часы?
      – Я свои дома забыл, – хмуро отреагировал капитан-спецназовец и кивнул своим парням. – Вперед, парни! Группа ворвалась в приемный покой, побежала по гулкому коридору к лифтам. Охранники шарахались в стороны. Медбратья и врачи жались к стенам.
      – Где лифт? – гаркнул один из спецназовцев на ходу.
      – Там, – медбрат указал направление. Группа затопотала к лифтовой площадке. Шаги гулко разбивались о стены коридора. Через пять минут все семеро ввалились в просторную лифтовую кабину.
      – Этаж? – спросил, задыхаясь, Волин. Не в том он уже все-таки возрасте, да и кабинетная подготовка давала о себе знать. Отягощала. – Какой этаж?
      – Двенадцатый, – ответил ровно капитан-спецназовец. Саша нажал нужную кнопку, и кабина быстро пошла вверх.
      – У этого типа «огнестрельное» имеется?
      – Нет, – покачал головой Саша, не сводя взгляда со светящегося табло, на котором, отмеряя этажи, полз тусклый желтый огонек. – Он пользуется только ножом.
      – Тогда возьмем без шума и пыли, – улыбнулся тускло капитан. – Но на всякий случай держитесь за нами, мужики. Не лезьте вперед. Лады?
      – Лады, – ответил Саша и, когда капитан отвернулся, переложил пистолет из кобуры в карман пальто. Кабина остановилась, створки раскатились в стороны. Спецназовцы выбежали из лифта первыми. Стараясь не шуметь, они выскочили с лифтовой площадки к медицинскому посту. Врач и медсестра встревоженно обернулись. Капитан приложил палец к губам, спросил медсестру:
      – Девушка с ножевыми порезами?
      – В тридцать четвертом боксе. Прямо по коридору, в конце.
      – Мужчина с «дипломатом»?
      – Только что прошел. Спецназовцы побежали по коридору, держа оружие на изготовку. В мягких кроссовках они двигались почти бесшумно. Саша и Волин бежали на метр позади. На всякий случай Волин тоже достал оружие. Группа покрыла две трети расстояния, когда дверь палаты распахнулась. На пороге стоял Пилюгин. В одной руке он держал пистолет, другой зажимал разрез на горле. По пальцам у него текла кровь, рубашка, пиджак и пальто тоже были залиты бурым. Несколько секунд Пилюгин слепо смотрел на приближающихся спецназовцев, затем пошатнулся и рухнул лицом вперед, плашмя, звучно ударившись головой об пол. В палате что-то загрохотало, опрокинулось. Протяжно и страшно закричала женщина.
      – Михаил Газеев!!! – закричал во всю силу легких Волин. – Выходите с поднятыми руками. Считаем до трех!!! Потом открываем огонь на поражение!!! Раз!!! Спецназовцы продолжали продвигаться вперед, короткими перебежками, выцеливая пустой, темный проем.
      – Два!!! В палате что-то снова опрокинулось. Зазвенели какие-то железки, затарахтели по полу ножки кровати. Следом раздался истошный крик:
      – Не стреляйте, я выхожу! Михаил показался в дверях. Лицо его было мертвенно-бледным, но без следа страха или паники. Его костюм, пальто, руки, вся фигура перепачкана в крови.
      – Брось нож, – внушительно крикнул Саша.
      – У меня нет оружия, – так же громко сказал Михаил и поднял руки высоко над головой. – Я сдаюсь! Двое спецназовцев подбежали к нему, прижали всем телом к стене, быстро и ловко обшарили одежду.
      – Он чист, – крикнул один. Саша проверил карманы Мишиного пальто.
      – Смотрите-ка, Аркадий Николаевич, – позвал он, демонстрируя пачку «Примы» и недобро глядя Михаилу в глаза. – Моршанские.
      – Наденьте на него наручники. А сигареты отправим на анализ. Михаилу завернули руки за спину, защелкнули на запястьях хромированные «браслеты». Капитан опустился на колено рядом с Пилюгиным, перевернул его на спину, взглянул на рану.
      – Кончился, – констатировал он без особого сожаления. Поднялся, заглянул в палату. – Эй, дамочка, вы в порядке? Эй? – Он вошел в темную комнатку. Здесь царил настоящий погром. Тумбочка перевернута, стул валяется у окна, лампа сорвана со стены, кровать стоит наискосок, перегораживая половину палаты. Одеяло и подушка в черных пятнах. На полу смазанные брызги крови. Посреди комнаты валяется раскрытый «дипломат». Тут и там перетянутые банковскими ленточками пачки стодолларовых банкнот. – Где вы? – Капитан обошел кровать и увидел девушку. Она сидела в углу, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Бинты вымокли, пижамные штаны и босые ступни тоже в крови. Видимо, девушка пыталась уползти от убийцы. Ее била крупная дрожь. Капитан обернулся, крикнул во всю силу легких: – Доктора!
      – Доктора! – повторили в коридоре. Капитан коснулся руки девушки пальцами. Она вздрогнула и уставилась на него диким взглядом. Глаза ее стали почти белыми от страха, зубы выстукивали «танец с саблями». Половина бинтов сползла и висела грязными тряпками. По лицу словно прошлись ластиком. Черты смазанные, перекошенные. В данный момент девушка производила впечатление юродивой.
      – Все нормально, – капитан улыбнулся натянуто. – Все уже нормально. В эту секунду в коридоре звонко хлопнул пистолетный выстрел. Девушка вздрогнула. Тело ее напряглось. Казалось, еще секунда – и она закричит.
      – Тихо, тихо, – успокаивающе зашептал капитан. – Тихо. Все спокойно. Все спокойно. Он подался назад, чтобы увидеть происходящее в коридоре. Его парни, Волин, медсестра с круглыми глазами и круглым же ртом, бледный врач, застывший в какой-то странной, неестественной позе – стойка вполоборота, руки согнуты в локтях и подняты перед собой открытыми ладонями вперед, – все они смотрели на лежащий у стены труп Михаила, вокруг головы которого быстро натекала кровавая лужа. А еще они смотрели на спокойно улыбающегося Сашу, стоящего над телом с пистолетом в руке. Из ствола его «макарова» лениво сочился ехидный дымок да катился по полу маленький латунный цилиндрик стреляной гильзы. И в наступившей тишине капитан услышал, как Волин тихо, но внятно сказал:
      – Что же ты наделал, Сашук. Что ты наделал…
 

***

 
      – А что, по-твоему, ему за это может быть? – орал «Главный» и лупил ладонью по столу. – Ему! Ты лучше спросил бы, что мне за это будет! Что тебе за это будет! Ему!!! Пуп земли, б…! Больше заботиться не о ком? Какого дьявола вас вообще понесло в эту больницу?
      – До двенадцати, юридически, операция оставалась под моим руководством, – спокойно ответил Волин.
      – До двенадцати! А вы вломились туда в час! В час!!!
      – У меня часы отставали.
      – Хрен у тебя отставал!!! – заорал «Главный» так, что Волину показалось: сейчас здание прокуратуры рассыплется на отдельные панели. – Вот что у тебя отставало!!! Хрен, а не часы!!! – Волин молчал. – И что за показания вы дали? «Не видел», «не заметил», «отвлекся», «отвернулся». Прямо команда слепых, а не спецназ!!! Ты тоже отвлекся?
      – Я тоже.
      – А знаешь, что написал твой Саша?
      – Знаю, – ответил Волин. Он действительно знал. После того, как Марину Рибанэ перевезли в другую палату, вколов предварительно лошадиную дозу транквилизатора, криминалист и судмедэксперт закончили свою работу, а все показания были сняты, следователь отозвал его, Волина, в сторонку и, словно бы стесняясь того, что говорит, пробормотал:
      – Короче, так, Аркадий… Считай, что твоему парню крупно повезло. По счастливому стечению обстоятельств эти ребята-спецназовцы, все, как один, именно в момент выстрела «отвернулись», «отвлеклись», «смотрели в другую сторону», ну и так далее. Короче, обстоятельства происшествия неясны. Может быть, Газеев застрелился, вырвав пистолет у Смирнитского. Или попытался на него напасть… В общем, прямых свидетелей убийства нет. Кроме врача и медсестры. Но, может быть, к утру они изменят свои показания. С учетом того, какого «хорошего парня» застрелил твой Смирнитский. Намек ясен?
      – Вполне, – кивнул Волин.
      – В конце концов, факт убийства капитана милиции Пилюгина Виктора Павловича и попытки убийства этой девочки, Рибанэ, Михаилом Газеевым налицо. Но…
      – Что?
      – Объясни своему Смирнитскому, какой срок ему обломится, если он не прекратит разыгрывать из себя графа Монте-Кристо.
      – А что такое?
      – Да завел, как попка, одну и ту же песню: мол, я его застрелил, но виновным себя не признаю. Пусть, мол, суд разбирается. Я уж и так ему намекал, и эдак. Может, говорю, Газеев пытался на тебя напасть или, допустим, сделал какое-то подозрительное движение в твою сторону или в сторону кого-нибудь из этих спецназовцев.